Текст книги "Преступная связь"

5: 2 июня – 9 июня

Владелец ресторана «Буона Сера», семидесятитрехлетний Карло Джанетти, иммигрировал в Штаты из Пульи около пятидесяти лет назад, но по-прежнему говорил по-английски с заметным итальянским акцентом. Репортерам он сказал, что понятия не имеет о личности убитого. Узнав, что это известный гангстер по имени Эндрю Фавиола, он пожал плечами и заявил, что знать ничего не знает, но надеется, что кто-нибудь возместит его заведению причиненный ущерб.

Убитую женщину он тоже не знал и даже не представлял, вместе они пришли или нет. На предположение одного из репортеров, что дама, возможно, собиралась пообедать с убитым, Джанетти ответил, что он действительно подумал: «А не обедать ли они пришли, хотя пять пятнадцать и рановато для обеда». Обычно у него на кухне все бывает готово к шести. В любом случае ему очень неприятно, что все это произошло в его ресторане.

Кассирша сказала, что мужчина явился первым и ждал женщину. Она приехала на черном лимузине, но кассирша не запомнила номера. Ей кажется, что она их уже видела раньше, вроде бы они приходили сюда несколько месяцев назад, точно она не помнит, и сидели тогда за тем же самым столиком.

Прибывшие на место происшествия детективы обнаружили в сумочке убитой водительскую лицензию на имя Сары Уэллес. Судя по ламинированной идентификационной карточке с фотографией, Сара Фитц Уэллес работала преподавателем в Грир-Акэдеми в Манхэттене.

Только под вечер того же дня они выяснили, что она – жена заместителя окружного прокурора.

* * *

«Нью-Йорк пост» озаглавил заметку: УБИЙСТВЕННАЯ ИРОНИЯ.

Ее автор задал множество вопросов, но в окружной прокуратуре ответили далеко не на все. «Пока следствие ничего не может добавить», – процитировала газета слова начальника Отдела по борьбе с организованной преступностью Чарльза Сканлона. Бесспорно одно: Сара Фитц Уэллес являлась женой заместителя окружного прокурора, некоего Майкла Уэллеса, в свое время отправившего за решетку банду Ломбарди, некогда могущественную ветвь мафиозного семейства Фавиола, каковое и возглавлял убитый молодчик. Судя по всему, мистер и миссис Уэллес договорились встретиться в ресторане. Она приехала раньше мужа и, проходя мимо столика Фавиолы, случайно попала под смертоносный огонь киллеров.

Журналист из «Пост» не понимал, почему в ресторанной книге заказов нет фамилий мистера и миссис Уэллес. Он не понимал, почему один из официантов определенно утверждал, что за минуту до появления убийц их будущие жертвы сидели за одним столом, держась за руки и оживленно беседуя. Он не понимал, почему, по утверждению свидетелей, Фавиола пытался вытолкнуть женщину из-под огня. Еще он не понимал, почему в прокуратуре существует практика развозить жен сотрудников на лимузинах.

Два дня спустя, в репортаже с похорон Сары, «Таймс» опубликовала фотографию Лоретты Барнс. Девочка выходила из часовни, горько рыдая. Подпись под фотографией гласила: УЧЕНИЦА СКОРБИТ ПО УЧИТЕЛЬНИЦЕ.

Там, где жила Лоретта, «Таймс» никто не читал.

* * *

На следующий понедельник после роскошных похорон Эндрю Фавиолы Бобби Триани созвал собрание. Оно состоялось в месте, про которое было известно, что оно абсолютно точно не прослушивается. Называлось это место – клуб «Сорренто» на Элизабет-стрит, и «жучками» он кишел, как старый матрас блохами.

Два сидевших в наушниках детектива руководствовались судебным решением, продлившим срок действия предыдущего ордера еще на тридцать дней. Они пока не научились узнавать всех собравшихся там бандитов по голосам и потому жадно ловили всякое обращение по имени.

Впрочем, голос Бобби Триани они знали.

– В нашей семье произошла ужасная трагедия, – начал он. – Мы потеряли выдающегося человека, и наша потеря особенно остро чувствуется сейчас, в период возросшей активности и благосостояния.

– Прямо банкир какой-то, – заметил один из детективов.

– Тш-ш-ш, – зашипел другой.

– Сегодня я торжественно обещаю всем вам, присутствующим здесь, – продолжал Триани, – что мы не успокоимся, пока не выясним, кто в ответе за это преступление, и пока не свершится правосудие. Не только в знак того, что подобное никогда не повторится, покуда я жив, но и как дань уважения к погибшему.

– Да будет земля ему пухом, – вставил кто-то.

– И как только мы узнаем... – произнес Триани; раздался свистящий звук.

Детективы без труда догадались, что он провел рукой около горла, красноречиво демонстрируя, какая судьба ждет убийц, как только их имена станут известны. Жаль, что такие жесты не рассматриваются в суде в качестве доказательства.

– Как вы знаете, – резко поменял он тему, – товар прибыл из Италии на прошлой неделе...

Он так и не сказал, какой именно товар, даже несмотря на то что в плане прослушивания Клуб был безопасен, как Ватикан.

– И наши люди начали его распространять по городу. Короче говоря, план Энтони Фавиолы начинает действовать. Товар здесь, и со дня на день он заполнит улицы. Мы собираемся пустить его в розничную торговлю по доллару за порцию и тем самым создать новую клиентуру. Очень скоро благодаря Энтони, а также благодаря Эндрю, который подвел под план отца практическую базу, мы все не будем знать, куда девать деньги. А следовательно, потребуется новое мышление, новые идеи. Я надеюсь, новое руководство сможет предложить планы, приемлемые для всех. Я, мой первый заместитель Пети Бардо, а также Сэл Бонифацио. Думаю, вы все знаете...

Его речь прервали аплодисменты.

– Спасибо, – раздался новый голос.

– Grazie mille, – присоединился к нему еще один.

– Спасибо, спасибо, – продолжал Триани. – Думаю, вы все знаете, каким богатым опытом обладают эти люди и какие они замечательные парни. Я хочу сообщить вам...

– Да знаем, что они ублюдки и дерьмо, – заметил один детектив.

– ...прежде всего...

– Тшш-шш.

– ...мы найдем тех двух подонков, которые совершили убийство. Я клянусь, мы не будем знать покоя, пока честь нашей семьи...

– Трепло, – бросил детектив.

– Неужели ты не можешь оказать людям уважение? – ухмыльнулся другой.

* * *

Молли никак не могла взять в толк, как в прошлую среду оказались в одном ресторане ее мать и тот человек, что спас ее в декабре. Исчез куда-то на целых шесть месяцев и вдруг объявляется как раз на месте будущей трагедии. Очень странное стечение обстоятельств. Она обязательно расспросила бы маму, будь та жива.

У нее в голове не укладывалось то, что писали газеты об Эндрю. И фамилия у него, оказывается, не Фарелл, а Фавиола. И вообще, как мог человек, с которым они обедали сразу после Рождества, оказаться лидером могущественной преступной группировки, которого в прессе иначе как «Боссом» не называют, словно он Брюс Спрингстен. Итак, Босс решил пообедать в маленьком итальянском ресторанчике, где совершенно – прошу вас учесть – случайно папа с мамой тоже назначили встречу. Неудивительно, что газетчики умирали от любопытства: что на самом деле делала там красивая молодая белокурая жена заместителя окружного прокурора?

Но ни одна газета не знала, что Сара Фитц Уэллес – они постоянно писали ее девичью фамилию, словно она, по меньшей мере, Хиллари Родхэм Клинтон – уже встречалась с Эндрю Фавиолой шесть месяцев назад. Одна только Молли знала. Ну, ее отец тоже, но немного по-другому; они рассказали ему об Эндрю Фарелле, очаровательном молодом человеке, который спас жизнь его дочери. Ну так что все-таки мама делала с ним в ресторане в прошлую среду?

Но почему именно с ним?

Папа говорит, что он как раз ехал к ней. Значит, остается предположить, что работники ресторана ошиблись, когда утверждали, что она сидела с гангстером за одним столиком, держалась с гангстером за руки, увлеченно разговаривала...

Но неужели Эндрю действительно был гангстером?

Все газеты опубликовали именно его фотографии, тут сомнений никаких нет.

Босс.

Который, по официальной полицейской версии, в одиночестве сидел за столом, и по роковой случайности мама, проходя мимо, попала в «смертельный поток свинца», как написала «Дейли ньюс». Но неужели мама не узнала бы Эндрю? Неужели она бы не закричала: «Эндрю! Какая встреча! Помните, как вы спасли жизнь Молли, моей дорогой дочери?» Как она могла не узнать его? Я узнала бы его сразу же.

«Мама, – думала она, – мамочка, ну что ты делала в том ресторане в прошлую среду?»

Ей хотелось спросить отца, правда ли то, что он ехал на встречу с мамой в тот день, когда ее убили. Но вместо этого спросила: верно ли газеты пишут об Эндрю Фавиоле?

Отец ответил:

– Да, Молли, все верно.

И тогда она не стала говорить ему, что Эндрю Фавиола – это тот самый Эндрю Фарелл, который когда-то спас ей жизнь. Давным-давно, когда она была еще ребенком.

* * *

Майкл нашел эти страницы, разбирая вещи Сары. Они лежали в конверте, в ее портфеле, среди прочих школьных бумаг.

На хорошей бумаге, напечатанные на машинке через два интервала.

Написала их какая-то Лоретта Барнс. Майкл припомнил, что Сара время от времени упоминала ее имя. Кажется, одна из ее лучших учениц.

На первой странице – заголовок

КАК Я ПРОВЕДУ ЛЕТО.

* * *

Он сидел на кушетке в гостиной, где впервые дал прослушать Саре уличающие ее записи. В коридоре громко тикали дедушкины часы. Сперва Майкл подумал, что Сара задала детям такое сочинение. Но он слишком хорошо ее знал...

Он раньше думал, что хорошо ее знает...

Когда-то, давным-давно, он считал, что знает Сару лучше, чем какую-либо другую женщину...

И, однако, зная ее...

...Она никогда не задавала такие примитивные задания, даже в самых младших классах. Наверное, ученица, та самая Лоретта Барнс, сама придумала заголовок, в качестве пародии на бесчисленные сочинения на тему КАК Я ПРОВЕЛА ЛЕТО, которые ей приходилось писать, начиная с детского сада.

Когда Майкл начал читать, ему все стало ясно:

Как я проведу лето...

Когда закроется школа...

Что я буду делать...

Наверное, я буду смотреть, как наркоманы и торговцы наркотиками танцуют свой танец смерти в том аду, где я живу, и буду надеяться, что мне удастся выжить.

Как я проведу лето...

Наверное, я буду уворачиваться от пуль, веером летящих из красивых и быстрых машин, и стараться не наступить в лужи крови на пути в церковь, где я по воскресеньям буду молиться, что мне удастся выжить.

Как я проведу лето...

Наверное, я буду смотреть на младенцев, забытых в манежах, и проклинать про себя их обкуренных мамаш и тех скотов, что продают им смерть, но я все же рассчитываю, что мне удастся выжить.

Как я проведу лето...

Я буду и дальше убегать от негодяя, который хочет меня изнасиловать в том аду, где я живу, и каждый день буду молиться, чтобы он сдох от передозировки раньше, чем ему удастся задуманное, потому что я не знаю, хватит ли мне сил выжить, хотя я и надеюсь.

Выжить хотя бы до осени.

Потому что осенью...

Осенью, я переберусь отсюда в другой мир, где живет прекрасная женщина, какой и я мечтала бы когда-нибудь стать.

Осенью я вернусь к ней и оживу снова.

По крайней мере, до следующего лета.

А как я проведу следующее лето? Наверное, начну считать месяцы, дни и недели, оставшиеся до начала осени.

И тогда... если я еще раз выживу в аду...

Я вернусь в школу, к моей учительнице.

Майкл вдруг поймал себя на том, что он плачет.

Он сидел один на кушетке и долго рыдал, а потом, не выпуская напечатанных на машинке страниц, пошел искать в пустой квартире свою дочь.

* * *

Лоретта все время гадала, нашла ли миссис Уэллес время прочитать ее признание. Возможно, не успела. Возможно, она отложила его на потом, когда вернется домой после обеда с мужем в ресторане, где ее ожидало нечто худшее, чем случайная перестрелка на улице.

Там, где жила Лоретта, уличные перестрелки были обычным явлением. К ним привыкаешь, как привыкаешь жить в одной квартире с наркоманом, который постоянно преследует тебя. В следующий раз она его убьет. Она поклялась в церкви, что убьет его, если он еще раз на нее набросится. Миссис Уэллес говорила, что самый жестокий месяц – апрель, но она ошибалась. Хуже июня нет. В июне жизнь поворачивается к тебе самой страшной стороной, девочка.

Мы пойдем с тобой, рука в руке.

Вечер догорает вдалеке...

Вечер догорал вдалеке, а Лоретта шла по своему кварталу и понимающими глазами смотрела вокруг. Толкачи наркотиков на каждом углу. Проститутки, едва ли старше, чем она сама, на высоких каблуках и в шелковых платьях, за двадцатку делающие минет. Ее привычные уши воспринимали самые грязные ругательства как обычный шумовой фон. Ее внимание не привлекали ни вой полицейских сирен, ни рев пожарных машин, ни грохот выстрелов, ни царящая вокруг ненависть. Пылающая ненависть, которая холодным пеплом оседала у нее в душе. Ей хотелось стать девушкой-лилией из стихотворения Элиота, с тяжелыми от воды волосами, безмолвной, неподвижной, не живой и не мертвой, равнодушной ко всему. Он писал о странных образах, возникающих в преломлении солнечных лучей. Он писал о воплях ужаса, раздающихся в царстве песков. Лоретта шла одна и полной грудью вдыхала вечерний воздух, особенно сладкий в начале лета. Ей хотелось бы, чтобы Сара Фитц Уэллес объяснила ей, какая трава может вырасти, какие деревья могут зазеленеть на этой каменной помойке.

* * *

Девятого июня, за день до того, как ганноверская и прочие частные школы Нью-Йорка распустят детей на летние каникулы, Вайнона Вейнгартен села в автобус, доехала от своего дома на Семьдесят пятой улице до Морнингсайдского парка и пошла по аллее пешком в направлении старого каменного здания школы, спрятавшегося за собором.

Стояла замечательная погода. Такие дни нередко выпадают в Нью-Йорке в начале лета – пронзительно голубое небо, чистый и прохладный воздух. Вайнона была в школьной форме – короткая плиссированная юбка, белая блузка и синий пиджак с эмблемой школы, вышитой на кармане.

– Эй, детка, – раздался голос.

Она обернулась.

На скамейке парка сидел чернокожий мужчина.

– Хочешь попробовать кое-что новенькое? – спросил он. – Улетишь выше луны.

– Нет, спасибо, – ответила Вайнона.

– Всего один доллар, – дружелюбно улыбнулся незнакомец.

Вайнона покачала головой и прибавила шагу.

Но сердечко у нее в груди забилось сильнее.

«Интересно, придет ли он сюда завтра?»