Текст книги "Пятеро детей и Нечто"

Глава восьмая. Больше мальчишки булочника

– Слушайте, я тут подумал… – начал Сирил.

– И как, головушка сильно заболела? – участливо спросил Роберт.

– Не будь идиотом! Я серьезно.

– Заткнись, Боб, – попросила Антея.

– Все молчим, слушаем речь Сирила, – сказал Роберт.

Сирил, балансируя на краю бочки с водой на заднем дворе, заговорил:

– Друзья, римляне, соотечественники… И соотечественницы – мы нашли псаммиада. Мы загадывали ему желания. Мы летали на крыльях, мы стали прекрасными, как ясное солнышко, тьфу! И все это было довольно забавно – и богатство, и замок, и даже та паршивая история с Ягненком и цыганами. Но в результате мы ничего не получили. Ничего стоящего из наших желаний не вышло.

– Зато были приключения, – сказал Роберт, – а это всегда здорово.

– Но маловато, если в конце все идет наперекосяк, – твердо заявил Сирил. – И я подумал…

– Да неужто? – вполголоса спросил Роберт.

– Да, я размышлял в безмолвии – или как там говорится? – в безмолвии ночи. Если тебя внезапно просят сказать что-нибудь из истории – дату нормандского завоевания или еще что-нибудь – у тебя тут же вылетает из головы даже то, что ты прекрасно знаешь. Дамы и господа, вам отлично известно: мы тут валяем дурака, громоздя друг на друга пустые желания, хотя по-настоящему стоящая идея осеняет нежданно-негаданно…

– Верно! Верно! – сказал Роберт.

– Осеняет любого, как бы он ни был туп, – продолжал Сирил. – Ведь даже Роберту могло бы прийти в голову действительно полезное желание, если бы он не утомлял свои бедные маленькие мозги, усердно пытаясь думать. Заткнись, Боб, сейчас говорю я! Ты испортишь мне все выступление!

Драться на краю бочки с водой увлекательно, но мокро. Когда драка закончилась и мальчики слегка обсохли, Антея сказала:

– Ты первый начал задираться, Боб. Теперь дело чести улажено, поэтому позволь Сирилу продолжить. Мы впустую тратим утро.

– Что ж, – сказал Сирил, продолжая выжимать воду из полы своей куртки, – я согласен на мир, если и Боб на него согласится.

– Ладно, мир, – угрюмо сказал Роберт. – Только у меня над глазом шишка с крикетный мяч.

Антея терпеливо протянула ему носовой платок цвета пыли, и Роберт молча промокнул свои раны.

– Говори, Сирил, – попросила Антея.

– Ну, в общем… Давайте просто поиграем в разбойников, или в штурм крепости, или в солдат, или в любую из прежних игр. Будьте уверены – обязательно придумается какое-нибудь полезное желание, если мы постараемся не придумывать его специально. Ты всегда бывает.

Остальные согласились и тут же решили поиграть в разбойников.

– Эта игра не хуже остальных, – мрачно сказала Джейн.

Надо сказать, поначалу Роберт играл без энтузиазма, но Антея стащила у Марты косынку (белую в красный горошек, в которой лесничий утром принес грибы) и повязала голову Роберта, чтобы тот мог изображать раненого героя, накануне спасшего жизнь главарю разбойников. После этого Роберт повеселел. Вскоре все вооружились кто чем мог. Луки и стрелы очень хорошо смотрятся, если повесить их за спину, а зонтики и крикетные клюшки за поясом сразу дают понять – ты вооружен до зубов. Белые шляпы, какие носят крестьяне, выглядят по-разбойничьи, если воткнуть в них несколько перьев индейки. Коляску Ягненка накрыли скатертью в красно-синюю клетку, и она превратилась в отличную карету. Спящий в этой коляске Ягненок нисколько не мешал игре. Экипировавшись подобным образом, разбойники отправились по дороге к песчаной яме.

– Лучше, чтобы псаммиад был поблизости, – сказал Сирил, – на случай, если нам вдруг что-нибудь придет в голову.

Очень хорошо играть в разбойников, или в шахматы, или в пинг-понг, или в любую другую увлекательную игру, но нелегко делать это от всей души, когда замечательные желания, думай о них или нет, как будто поджидают вас за каждым поворотом. Игра немного затянулась, и некоторые из разбойников начали сердиться на других и заявлять об этом вслух, как вдруг на дороге появился мальчик, подручный булочника: он нес в корзинке свежую выпечку. Такую возможность грех было упустить.

– Стой, руки вверх! – крикнул Сирил.

– Кошелек или жизнь! – сказал Роберт.

И они с двух сторон приблизились к мальчику. К сожалению, этот высокий мальчишка совсем не проникся духом происходящего.

– А ну, отвалите, слышите! – неуважительно сказал он и оттолкнул разбойников.

Тогда Роберт попытался заарканить его скакалкой Джейн, но вместо того, чтобы обвиться вокруг плеч мальчишки, скакалка обвилась вокруг его ног и повалила. Корзина опрокинулась, красивые новые булочки раскатились по пыльной меловой дороге. Девочки подбежали, чтобы их поднять. Через мгновение Роберт и мальчик уже сцепились, как мужчина с мужчиной, а Сирил следил за тем, чтобы драка была честной. Скакалка обвивалась вокруг ног дерущихся, как любопытная змея, пытающаяся изображать миротворца. Миротворца из нее не вышло: деревянные ручки били драчунов по голеням и лодыжкам, что ничуть не помогало примирению.

Знаю, это вторая драка за главу, но что я могу поделать? Такой уж выдался день. Сами знаете, бывают дни, когда нет конца ссорам, даже если вы вовсе не собирались ссориться. Будь я автором приключенческих рассказов вроде тех, какие в моем детстве печатали в журнале «Мальчики Англии», конечно, я могла бы подробно описать битву, но у меня не получится. Я никогда не смотрю, что происходит во время драки, даже если дерутся всего лишь псы. Кроме того, если бы мой рассказ писался для «Мальчиков Англии», Роберт вышел бы победителем. Но я вроде Джорджа Вашингтона – не могу солгать даже о вишневом дереве[3]3
  Хрестоматийная история о Джордже Вашингтоне гласит, что в детстве Вашингтон срубил вишневое деревце и, когда отец спросил, кто это сделал, признался в своем проступке, добавив, что не может лгать.


[Закрыть], не говоря уж о драке. Поэтому не стану скрывать, что Роберту второй раз за день досталось на орехи. Мальчик пекаря подбил ему второй глаз и, не зная правил честной игры и джентльменского поведения, дернул за волосы и пнул по колену. Роберт после говорил, что смог бы одолеть врага, если бы не девчонки. Не знаю, не знаю. Уверена только в том, что поражение больно ранило обоих уважающих себя братьев.

Сирил как раз срывал с себя куртку, чтобы, как положено, вступиться за брата, но Джейн обхватила его ноги и с плачем стала просить не вмешиваться, не то его тоже побьют. Как вы понимаете, Роберту было очень неприятно услышать «тоже», но это было ничто в сравнении с тем, что он почувствовал, когда Антея бросилась между ним и подручным булочника и обняла за талию этого нечестного и подлого бойца, умоляя прекратить драку.

– О, не бейте больше моего брата! – заливаясь слезами, сказала она. – Он не хотел ничего плохого, мы всего лишь играли. И я уверена, он очень сожалеет о случившемся!

Как видите, все сложилось очень несправедливо по отношению к Роберту. Кстати, если бы у мальчика булочника имелись понятия о рыцарской чести и он, поддавшись на просьбы Антеи, принял ее презренные извинения, Роберт не смог бы впоследствии ему навалять, не уронив собственной части. К счастью, Роберт напрасно этого опасался. Рыцарство оказалось чуждо сердцу мальчика из булочной. Он очень грубо оттолкнул Антею и погнался за противником, пиная его и бранясь. Они добежали до песчаной ямы, и там, еще одним пинком, мальчишка опрокинул побежденного в кучу песка.

– Я тебе еще покажу, поганцу! – сказал он напоследок и пошел собирать свои булочки.

Сирил, на котором повисла Джейн, не смог вмешаться.

Мальчик из булочной, красный и потный, обозвал братьев и сестер бандой идиотов и исчез за поворотом. Только тогда Джейн ослабила хватку. Сирил с молчаливым достоинством отвернулся и последовал за Робертом, а девочки пошли за ними, плача навзрыд.

Удрученная компания села на песок рядом с плачущим Робертом. Потому что Роберт тоже плакал – в основном от ярости. Хотя я знаю, что у настоящих героев глаза после драки сухие. Но ведь герой всегда побеждает, а про Роберта такого не скажешь.

Сирил злился на Джейн, Роберт злился на Антею, девочки чувствовали себя несчастными, и вся четверка затаила недобрые чувства к мальчику из булочной. Воцарилась, как говорят французские писатели, «тишина, полная эмоций».

Потом Роберт зарылся руками и ногами в песок и яростно заерзал.

– Посмотрим еще, что он скажет, когда я вырасту. Трусливое животное! Зверюга! Ненавижу его! Но я ему отплачу! Просто он больше меня.

– Ты первый начал, – неосторожно сказала Джейн.

– Знаю, дурочка… Но я же просто шутил… А он меня пнул… Вот, смотри!

Роберт спустил чулок и показал фиолетово-багровый синяк.

– Хотел бы я быть больше его, вот и все.

Он снова зарылся пальцами в песок и тут же вскочил, потому что его рука коснулась чего-то пушистого. Конечно, это был псаммиад. Как сказал потом Сирил: «Притаился, чтобы, как обычно, оставить нас в дураках». И, конечно, желание Роберта тут же исполнилось – он стал больше мальчика из булочной. Не просто больше, а гораздо больше! Он сделался даже больше того здоровенного полицейского, который много лет назад дежурил на перекрестке у Манн-Хаус и любезно помогал старушкам переходить дорогу; я никогда не видела человека больше и добрее его.

В карманах детей не нашлось рулетки, поэтому Роберта нечем было измерить, но если бы ваш отец встал на голову вашей мамы (чего он никогда не стал бы делать), он все равно смотрел бы на Роберта снизу вверх. Должно быть, в Роберте теперь было метра четыре, и в ширину он увеличился соответственно. К счастью, увеличилась и его одежда, и он стоял, спустив огромный чулок и показывая огромный синяк на огромной ноге. Огромные слезы ярости все еще высыхали на его раскрасневшемся гигантском лице.

А потом у Роберта сделался такой удивленный вид и выглядел он настолько нелепо в детских штанишках, что остальные не удержались от смеха.

– Псаммиад снова нас уделал, – сказал Сирил.

– Не вас, а меня, – ответил Роберт. – И если бы вы были порядочными людьми, вы бы попросили увеличить и вас тоже. Вы понятия не имеете, как глупо я себя чувствую.

– А я не хочу увеличиваться. С меня хватает того, что я вижу, какой у тебя идиотский вид, – начал Сирил, но Антея сказала:

– Ой, не надо! Не знаю, что с вами сегодня такое, мальчики. Послушай, Сирил, давай играть по-честному. Представляю, как отвратительно себя чувствует старина Боб в полном одиночестве там, наверху. Давайте попросим псаммиада выполнить еще одно желание, и, если эльф согласится, пусть сделает большими нас всех.

Остальные кивнули, хоть и нехотя; но когда они откопали псаммиада, тот наотрез отказался исполнять новые желания.

– Вот еще, – потирая нос, ворчливо сказал он. – Он грубиян, скверный мальчишка, и поделом ему, что он теперь слегка не того размера. Зачем он выкапывал меня мерзкими мокрыми руками? Он чуть до меня не дотронулся! Дикарь дикарем. Даже первобытные мальчики так себя не вели.

Руки Роберта действительно были мокрыми – от слез.

– Проваливайте, оставьте меня в покое, – продолжал псаммиад. – Не понимаю, почему вы не загадываете разумных желаний – еды, питья, хороших манер или хорошего настроения. Уходите отсюда!

Он это почти прорычал. Усики эльфа затряслись, и он угрюмо повернулся к детям коричневой спиной. Самые большие оптимисты поняли, что дальнейшие переговоры напрасны, и вернулись к колоссальному Роберту.

– Ну, что будем делать? – спросили они в один голос.

– Для начала, – мрачно ответил Роберт, – я собираюсь рассчитаться с мальчишкой из булочной. Я догоню его в конце дороги.

– Нельзя бить того, кто меньше тебя, старина, – сказал Сирил.

– Похоже, что я собираюсь его бить? – презрительно отозвался Роберт. – Да я бы убил его одним ударом. Но я оставлю ему кое-что на память. Подождите, я подтяну чулок.

Он подтянул чулок длиной с диванный чехол и пошел из карьера, делая двухметровые шаги. Вскоре Роберт оказался у подножия холма, чтобы перехватить там мальчика, когда тот будет возвращаться к повозке своего хозяина, развозившего хлеб в придорожные коттеджи.

Роберт присел на корточки за стогом сена у поворота дороги и, услышав, что мальчик идет, насвистывая, по дороге, выскочил и схватил своего обидчика за шиворот.

– А теперь, – сказал Роберт голосом, ставшим во столько же раз громче его обычного голоса, во сколько раз увеличился он сам, – теперь я покажу тебе, как пинать мальчиков меньше ростом!

Он поднял подручного булочника и посадил на верхушку стога сена, футах в шестнадцати от земли. Потом уселся на крышу сарая и высказал мальчику все, что о нем думает. Да только вряд ли мальчик это слышал, потому что от ужаса впал в ступор. Когда Роберт высказал все, что смог (а кое-что повторил дважды) он встряхнул мальчишку и сказал:

– Как хочешь, так отсюда и слезай, – и ушел.

Уж не знаю, как бедняга слез, знаю только, что он разминулся с повозкой, а когда вернулся в булочную, получил хорошую головомойку. Мне его жаль, но, в конце концов, поделом ему, пусть знает, что мальчики должны драться на кулаках, а не пинаться. Конечно, когда он попытался рассказать хозяину о мальчишке, с которым подрался, и о великане высотой с церковь, ему влетело еще раз – ну кто бы поверил в такую историю? На следующий день в нее поверили многие, но для мальчика булочника было уже слишком поздно.

Вернувшись домой, Роберт нашел остальных в саду. Антея предусмотрительно попросила у Марты разрешения пообедать на улице, потому что Роберту было бы тесно в небольшой столовой. Ягненок, который мирно проспал все бурное утро, проснулся с насморком, Марта сказала, что он простудился и что лучше ему остаться дома.

– Так и вправду будет лучше, – сказал Сирил, – ведь если он хоть разок на тебя взглянет, Роберт, и увидит, какого ты теперь роста, он будет вопить целую вечность!

Роберт и вправду стал тем, кого детские портные называют «переростками». Он выяснил, что может перешагнуть прямо через железные ворота в палисаднике.

Марта принесла ужин – холодную телятину с печеным картофелем, пудинг из саго и тушеные сливы. Она, конечно, не заметила, как Роберт вырос, и положила ему обычную порцию мяса и картошки. Вы не представляете, насколько мала обычная порция для того, кто во много раз больше своего нормального размера. Роберт застонал и попросил еще хлеба. Но Марта не собиралась сновать туда-сюда за добавкой. Она торопилась, потому что лесничий собирался заехать к ней по дороге на ярмарку в Бененхерсте, и она хотела принарядиться к его появлению.

– Эх, вот бы и нам отправиться на ярмарку, – сказал Роберт.

– Пока ты такой огромный, ты не можешь никуда пойти, – ответил Сирил.

– Почему не могу? – спросил Роберт. – На ярмарках показывают великанов намного больше меня.

– Какое там… – начал Сирил, но тут Джейн вскричала: «О!» так громко и неожиданно, что все стали хлопать ее по спине и спрашивать, не подавилась ли она сливовой косточкой.

– Нет, – сказала она, задыхаясь после крепких дружеских хлопков, – косточка… косточка тут ни при чем. Мне просто пришла в голову одна мысль. Давайте отвезем Роберта на ярмарку и попросим денег за то, что будем его показывать! Тогда мы наконец получим что-то настоящее от старины псаммиада!

– «Отвезем»? – возмущенно воскликнул Роберт. – Скорее я вас отвезу!

В конце концов идея захватила всех, кроме Роберта, но и он сдался, когда Антея предложила отдать ему двойную долю из заработанных денег.

В каретном сарае стояла маленькая старая повозка, в какие запрягают пони – такие повозки называют еще «бричкой гувернантки». Всем хотелось как можно быстрее попасть на ярмарку, поэтому Роберт, который теперь мог делать огромные шаги, согласился подвезти остальных. Для него это стало так же легко и просто, как утром везти Ягненка в коляске. Впрочем, простуженный Ягненок не смог поучаствовать в веселье.

Странное ощущение – сидеть в бричке, которую тащит великан. Все наслаждались этим путешествием, кроме Роберта и нескольких человек, повстречавшихся компании по дороге. Эти люди застывали на обочине – «в припадке остолбенения», как выразилась Антея. Сразу за Бененхерстом Роберт спрятался в сарае, а остальные отправились на ярмарку.

Там было несколько качелей, карусель, кружившая под звуки рожков, тир и игра «попади мячом в цель». Подавив желание попасть и выиграть кокосовый орех (или, по крайней мере, попытаться выиграть), Сирил подошел к женщине, которая заряжала пистолеты перед рядом висящих на веревочках бутылок.

– А, маленький джентльмен! – сказала женщина. – Выстрел стоит пенни.

– Нет, спасибо, – отозвался Сирил, – мы пришли по делу, а не ради развлечений. Кто здесь хозяин?

– Что?

– Хозяин… главный… кто заправляет этим шоу?

– Он там. – Женщина показала на толстяка в грязной холщовой куртке, который спал на солнышке. – Но не советую его будить. У него вспыльчивый нрав, особенно в жару. Лучше постреляйте в ожидании, пока он проснется.

– У нас важное дело, – заявил Сирил. – И очень для него выгодное. Думаю, ваш хозяин пожалеет, если такое пропустит.

– Что ж, если речь идет о деньгах, может и пожалеть, – сказала женщина. – Вы не шутите? Что там у вас за дело?

– Великан.

– Ты серьезно?

– Пойдемте и сами увидите, – сказала Антея.

Женщина с сомнением посмотрела на детей, затем подозвала маленькую оборванную девочку в полосатых чулках и грязной белой нижней юбке, торчащей из-под коричневого платья, и, оставив ее отвечать за «тир», повернулась к Антее.

– Ладно, пошли, да побыстрей. Но если вы шутите, лучше признайтесь сразу. Я сама мягкая, как масло, но мой Билл – сущий дьявол.

Антея повела женщину к сараю, объясняя по дороге:

– Там самый настоящий великан. Огромный мальчик в костюме, как у моего брата. Мы не привели его на ярмарку потому, что люди пялятся на него во все глаза, и у них, кажется, начинаются при виде него припадки остолбенения. Мы подумали: может, вы захотите показывать его за деньги? И тогда заплатите нам… Только платить придется много, ведь мы обещали ему двойную долю, когда поделим заработанное.

Женщина что-то неразборчиво пробормотала (дети расслышали только «разрази вас» и «чокнутая», но не очень поняли, к чему это сказано), а потом крепко взяла Антею за руку. Антея невольно задалась вопросом, что будет, если Роберт куда-то отлучился или снова сделался нормального роста. Но, с другой стороны, она знала, что подарки псаммиада не исчезают до заката, сколько бы ни причиняли проблем, и сомневалась, что Роберт захочет прогуляться один, пока он такого роста.

Когда они добрались до сарая, Сирил позвал:

– Роберт!

За копной сена послышалась возня, и Роберт начал выходить. Сперва появились его рука, затем ступня, а после – нога целиком.

При виде руки женщина сказала:

– Мать честная!

Увидев ногу, воскликнула:

– Разрази меня гром!

Когда же, медленно и неуклюже, показалось все огромное тело Роберта, женщина сделала глубокий вдох, а потом выпалила множество слов, по сравнению с которыми «чокнутая» и «разрази» были самыми обычными. Наконец она перешла на понятный английский.

– Сколько вы за него хотите? – взволнованно спросила она. – Все, что угодно, в разумных пределах. Мы заведем для него специальный фургон – по крайней мере, я знаю, где достать подержанный, вполне красивый… В нем возили у слоненка, но слоненок умер. Сколько вы хотите? Он же тупой, правда? Эти великаны почти всегда…. Но такого я никогда не видела… Нет, никогда! Сколько вы хотите? Выложу наличными. Мы будем обращаться с ним, как с королем: первоклассные харчи, кровать, как у чертова герцога. Он, должно быть, чокнутый, иначе ему не нужно было бы, чтобы вы, дети, возили его в бричке. Сколько вы за него возьмете?

– Они ничего не возьмут, – сердито сказал Роберт. – Я не тупее вас… А если бы оказалось, что вы тупая, я бы не удивился. Я буду выступать сегодня, если вы заплатите…

Тут он заколебался, потому что решил запросить слишком высокую цену, но все же договорил:

– Если вы заплатите пятнадцать шиллингов.

– По рукам, – сказала женщина так быстро, что Роберт почувствовал: он себя недооценил, и пожалел, что не попросил тридцать. – Пойдем, познакомишься с моим Биллом. И потолкуем о цене на весь сезон. Ручаюсь, ты сможешь получать до двух фунтов в неделю. Пошли… Только съежься, насколько сумеешь, ради всего святого!

Роберту не удалось сильно съежиться. Быстро собралась толпа, и Роберт оказался во главе восторженной процессии. Все прошли по лугу с вытоптанной желтой пыльной травой, на котором была разбита ярмарка, и приблизились ко входу в самую большую палатку. Роберт заполз в палатку, а женщина пошла звать своего Билла.

Спящему толстяку, видимо, не понравилось, что его разбудили. Сирил, выглянув в щель входа в палатку, увидел, как мужчина нахмурился, потряс кулаком и замотал головой. Женщина что-то тараторила. Услышав «клянусь богом» и «такого куша ты еще не отхватывал», Сирил, как и Роберт, подумал, что пятнадцать шиллингов слишком мало.

Билл, ссутулившись, потопал к палатке и вошел внутрь.

При виде великолепного Роберта он чуть не лишился дара речи. После дети смогли припомнить только, как Билл вскричал:

– Да чтоб мне сдохнуть!

Зато он сразу вынул из кармана пятнадцать шиллингов, в основном шестипенсовиками и медяками, и вручил Роберту.

– После сегодняшнего представления договоримся, что ты будешь исполнять, – проникновенно прохрипел он. – Господи помилуй мою душу! Ты будешь так счастлив с нами, что не захочешь уходить. Можешь спеть мне песню или сплясать?

– Не сейчас, – ответил Роберт, отбросив мысль о том, чтобы попытаться спеть «Однажды в мае» – любимую мамину песню и единственную, какую он смог с ходу припомнить.

– Позови Леви и убери отсюда проклятущие фотографии, – велел Билл своей жене. – Освободи палатку и повесь поперек нее занавеску. Боже, как жаль, что у нас нет трико его размера! Но мы раздобудем трико еще до конца недели. Юноша, считай себя богачом. Хорошо, что ты пришел ко мне, а не к кое-кому другому. Я знавал хозяев, которые били своих великанов и морили голодом; скажу прямо, сегодня тебе повезло, как никогда в жизни. Потому что я просто мирная овечка… Честное слово, не вру.

– Я и не боюсь, что меня кто-нибудь побьет, – сказал Роберт, глядя на «овечку» сверху вниз.

Мальчик стоял на коленях, потому что в палатке не мог выпрямиться, но даже теперь мог сверху вниз смотреть почти на всех людей.

– Но я ужасно хочу есть, – сказал Роберт, – и мне бы хотелось, чтобы меня покормили.

– Эй, Бекка! – окликнул хриплый Билл. – Принеси ему еды – да не какой попало, а самой лучшей, слышишь?

Они пошептались. Дети услышали только: «Завтра пусть первым делом подпишет бумаги». Потом женщина пошла за едой. Она принесла всего лишь хлеба и сыра, но и это показалось большому и голодному Роберту восхитительным угощением. Тем временем Билл отправился расставлять вокруг палатки охранников, чтобы они подняли тревогу, если Роберт попытается сбежать со своими пятнадцатью шиллингами.

– Как будто мы какие-то жулики, – возмутилась Антея, когда до нее дошло, зачем эти люди стоят вокруг палатки.

Так начался странный и удивительный день.

Билл твердо знал свое дело. Очень скоро из палатки убрали фотографии с пейзажами и специальные бинокли, через которые надо смотреть, чтобы пейзажи выглядели объемными. Поперек натянули занавес (вернее, заменивший его старый красно-черный ковер). Роберт спрятался за ковром, а Билл, забравшись на подмостки у входа в палатку, произнес яркую речь. Он начал с того, что гигант, которого он имеет честь представить сегодня публике – старший сын правителя островов Фиджи, вынужденный из-за несчастной любви к герцогине Фиджи покинуть свою страну и найти убежище в Англии, где каждый, какого бы ни был роста, имеет право на свободу. Билл закончил речь объявлением, что двадцать счастливчиков, пришедшие к палатке первыми, увидят великана всего за три пенса с носа.

– Потом цена будет увеличена, – сказал Билл, – и пока не могу сказать, насколько. Так что не упустите свой шанс.

Первым вперед вышел молодой человек, который привел на ярмарку свою девушку, поэтому вел себя по-королевски и сорил деньгами направо и налево. Какая разница, сколько стоит увидеть великана? Дама хочет его увидеть – значит, увидит, хоть за это и запросили три пенса, тогда как все остальные развлечения стоили пенни.

Полог палатки откинули, и пара вошла. В следующий миг собравшиеся услышали дикий вопль девушки.

Билл хлопнул себя по ляжке и прошептал жене:

– Ага, проняло!

Это и вправду была великолепная реклама потрясающего вида Роберта.

Когда девушка вышла, она была бледна и вся дрожала, а вокруг палатки собралась целая толпа.

– На что он похож? – спросил какой-то работник с фермы.

– Просто ужасный! Вы не поверите, – ответила девушка. – Он огромный, как сарай, и такой свирепый! У меня аж кровь застыла в жилах. Такое зрелище я не пропустила бы ни за что на свете.

Роберт скорчил свирепое лицо только потому, что очень старался не засмеяться. Но вскоре смеяться ему расхотелось, а к заходу солнца хотелось скорее плакать и спать. Посетители входили в палатку весь день, по одному, по двое и по трое, и Роберту приходилось пожимать руки всем желающим, и позволять себя тыкать, похлопывать и щипать, чтобы люди могли убедиться, что он настоящий.

Остальные дети сидели на скамейке в ожидании, когда все закончится, и очень скучали. Им казалось, что невозможно придумать более трудный способ заработка. И приходилось терпеть все это за какие-то пятнадцать шиллингов! Билл уже получил в четыре раза больше, потому что весть о великане разлетелась по всей округе, и торговцы в повозках и знатные люди в экипажах съезжались издалека, чтобы на него взглянуть. Один джентльмен в очках, с большой желтой розой в петлице, любезным шепотом предложил Роберту десять фунтов в неделю за выступление в Хрустальном дворце[4]4
  В Хрустальный дворец в Гайд-парке Лондона был построен к Всемирной выставке 1851 года, а позже перенесен в другой лондонский район; там устраивались фестивали, выставки и спортивные соревнования.


[Закрыть]. Роберту пришлось с сожалением отказаться.

– Не получится, – сказал он. – Что толку обещать то, чего я не смогу сделать.

– Ах, бедняга! Наверное, тебя уговорили подписать контракт на несколько лет! Что ж, вот моя визитка; когда срок контракта истечет, приходи ко мне.

– Приду… Если останусь такого же роста, – честно ответил Роберт.

– Если немного подрастешь, тем лучше, – сказал джентльмен.

Он ушел, а Роберт позвал Сирила и попросил:

– Скажи им, что мне надо отдохнуть и выпить чаю.

Был подан чай, и к палатке прикололи объявление: «ЗАКРЫТО НА ПОЛЧАСА НА ЧАЕПИТИЕ ВЕЛИКАНА».

В палатке дети торопливо держали совет.

– Как же мне отсюда уйти? – спросил Роберт, устало прикрыв глаза. – Я весь день ломал над этим голову.

– Просто выйди, когда солнце сядет и ты станешь обычного роста. Они ничего не смогут нам сделать.

Роберт открыл глаза.

– Да нас просто убьют, когда увидят, каким я стал! Нет, надо придумать что-то другое. К закату мы должны остаться в палатке одни.

– Придумал! – выпалил Сирил.

Он направился к выходу, у которого Билл курил глиняную трубку и тихо разговаривал с Беккой. Сирил слышал, как хозяин сказал: «Вот повезло, уже заработал целое состояние».

– Послушайте, он почти допил чай, – сказал Сирил, – и через минуту можно будет снова запускать людей. Но когда сядет солнце, великана придется оставить одного. На закате он делается таким странным и возбужденным, что я не отвечаю за последствия.

– Почему? Что с ним такое происходит? – спросил Билл.

– Не знаю. Он… Он вроде как становится совсем другим, – честно ответил Сирил. – Совсем на себя не похожим, просто неузнаваемым. Такие у него странности. Если его не оставить одного на закате, кто-нибудь может пострадать.

Это тоже была правда.

– Но ведь после он успокоится?

– О да, через полчаса после захода солнца он снова станет самим собой.

– Лучше его ублажить, – сказала женщина.

И вот, когда, по мнению Сирила, до заката осталось примерно полчаса, палатку снова закрыли – «НА УЖИН ВЕЛИКАНА».

Толпа, не желавшая уходить от палатки, громко потешалась над этими частыми трапезами.

– Ну может же он заморить червячка, – уговаривал людей Билл. – Вы же понимаете, что его приходится часто кормить, он ведь такой большой.

Внутри палатки четверо детей, едва дыша, составляли план отступления.

– Вы идите первыми, – сказал Сирил девочкам, – и как можно быстрей возвращайтесь домой. Забудьте про повозку, мы заберем ее завтра. Мы с Робертом одеты одинаково и сделаем так, как сделал Сидней Картон[5]5
  Сидней Картон – персонаж книги Диккенса «Повесть о двух городах»; он помог бежать из тюрьмы похожему на него человеку, обменявшись с ним одеждой.


[Закрыть]. Только вы, девочки, должны к тому времени уйти, иначе ничего не получится. Мы умеем быстро бегать, а вы нет, так что не спорьте. Нет, Джейн, если Роберт выскочит и посбивает людей с ног, ничего хорошего не выйдет. Полиция будет преследовать его, пока он не станет маленьким, а потом мигом арестует. Вы должны уйти, а если откажетесь, я больше никогда не буду с вами разговаривать. Это ведь вы втянули нас в заварушку утром, путаясь под ногами. Идите, говорят вам!

Джейн с Антеей вышли из палатки.

– Мы отправляемся домой, – сообщили они Биллу. – Великана оставляем с вами. Обращайтесь с ним хорошо.

Как сказала после Антея, они поступили плохо и соврали, но что еще им оставалось делать?

После ухода девочек Сирил сказал Биллу:

– Послушайте, ему захотелось кукурузных початков – на соседнем поле есть кукуруза, и я за ней сбегаю. Да, и он просит немного приподнять заднюю стенку палатки, говорит, что ему не хватает воздуха. Я прослежу, чтобы никто к нему не заглядывал. Укрою его, и он сможет вздремнуть, пока я хожу за кукурузой. Вынь да положь ему кукурузу, а когда он в таком состоянии, лучше ему не перечить.

Великан устроился поудобней, укрывшись кучей мешков и старым брезентом. Заднюю часть палатки приподняли. Оставшись вдвоем, братья шепотом обсуждали свой план, а снаружи карусель играла веселые мелодии, время от времени трубя, чтобы привлечь внимание публики.

Через полминуты после захода солнца из палатки вышел мальчик и прошмыгнул мимо Билла.

– Я за кукурузой, – сказал он и быстро смешался с толпой.

В то же мгновение мимо Бекки, сторожившей у задней части палатки, тоже прошел мальчик со словами:

– Я за кукурузой, – и точно так же затерялся в толпе.

Первого мальчика звали Сирил, второго – Роберт: с заходом солнца он стал прежнего роста.

Братья быстро пошли по дороге через поле, и вскоре Роберт догнал Сирила. Тогда они пустились бегом и вернулись домой сразу после девочек, потому что большую часть длинного пути бежали. Насколько путь длинный, они ясно поняли на следующее утро, когда им пришлось тащить повозку домой без помощи огромного Роберта. А ведь еще вчера он катил бричку так, будто она была детской коляской с младенцами.

* * *

Понятия не имею, что сказали Билл и Бекка, когда обнаружили, что великан исчез. Чего не знаю, того не знаю.