Текст книги "«Искатели сокровищ» и другие истории семейства Бэстейбл"

Глава 3
Теперь детективы

А потом с нами произошло кое-что очень интересное, и это было совсем не игрой и случилось не понарошку, а по-настоящему, как с теми двумя монетками в полкроны. И рассказать об этом я постараюсь по-настоящему, как в настоящих книгах. Мы ведь читали про мистера Шерлока Холмса, а ещё – книжки в жёлтых обложках со слепыми картинками, которые распродают по четыре с половиной пенса за штуку, после того как люди в ожидании поезда берут их с круглого стеллажа-этажерки, листают, смотрят, чем история кончилась, и, не купив, возвращают обратно. В результате книжки засаливаются, уголки страниц загибаются. Ужасная несправедливость, я считаю, по отношению к мальчику-продавцу. Книги эти написаны джентльменом из Франции по фамилии Габорио[7]7
  Эмиль Габорио (1832–1873) – один из основателей детективного жанра.


[Закрыть]. Дядя соседского Альберта говорит, что перевели их у нас наихудшим образом, хуже просто некуда, что английский язык там ужасен. Ну да, конечно, до Киплинга им далеко, но истории всё-таки хорошие. Другое дело – книга Дика Диддлингтона, которую мы недавно прочли. Вообще-то, автора зовут по-другому, но как – не скажу. Я ведь знаю об ответственности за клевету, а он может запросто меня в ней обвинить, если до него дойдёт моё мнение, что вот он-то пишет и впрямь ужасно.

Тем не менее именно эта книга и навела нас на мысль сделать то, о чём вы сейчас узнаете.

Наступил сентябрь. На море, однако, нас не везли, потому что нам теперь был не по карману даже Ширнесс с его грязным пляжем, где валяются пустые жестянки из-под консервов и старые башмаки, а песка вообще никакого нет. Остальные на море ехали, даже наши соседи – не те, у которых Альберт, а с другой стороны. Их служанка сказала Элизе, что они собираются в Скарборо. И действительно, на другой день мы увидели, что все окна у них забраны жалюзи, а ставни закрыты. И молока им больше не привозили. Между их садом и нашим растёт высокий конский каштан. Очень полезное дерево. Плоды у него замечательные. Из них можно даже делать мазь против цыпок на руках. Но в тот день дерево нам мешало, не давая разглядеть, опущены ли жалюзи у этих соседей на окнах с задней стороны дома. Пришлось Дикки вскарабкаться на верхушку. Оттуда он наконец разглядел, что задние окна тоже основательно закрыты.

Погода стояла очень жаркая. Дома была ужасная духота, и мы большей частью играли в саду. Принесли из кухни сушилку для белья, сняли со своих кроватей простыни и соорудили палатку. В ней оказалось не менее жарко, чем дома, но это была другая жара. Дядя соседского Альберта сказал, что наша палатка совсем как турецкая баня. Жаль, конечно, что мы не попали к морю, но всё равно нам грех жаловаться. Несчастным детишкам, которые ходят босые, в жалких лохмотьях, а живут в тесном проулке, куда даже в летний полдень с трудом пробивается солнечный свет, вот им действительно тяжело. Впрочем, я лично не обращаю особенного внимания на дырки в одежде. А походить босиком в такое-то пекло, по-моему, даже приятно. Да мы иногда так и ходим, особенно если игра к этому располагает. Что и случилось, кстати, в тот день, о котором я вам рассказываю. Мы играли в потерпевших кораблекрушение и все сидели в палатке. Только что утолили голод провизией, которую с риском для жизни спасли со стремительно тонущего корабля. Весьма вкусной провизией. Кокосовыми леденцами, приобретёнными в Гринвиче на два пенни (четыре унции[8]8
  Унция – мера веса, равная 28, 3 г.


[Закрыть] их стоят пенни). Макаронами – такими прямыми, с дырками, через которые удобно что-нибудь пить. Небольшим количеством сырого риса и большим куском пудинга, который Элис свистнула из кладовой, когда ходила туда за рисом и макаронами.

Когда мы всё доели, кто-то сказал:

– Хотел бы я быть детективом.

Увы, не могу уточнить, кому именно принадлежали эти слова. Освальд считает, что ему, Дора уверена, что Дикки, ну а Освальд слишком уж джентльмен, чтобы ссориться с ней из-за такой ерунды.

– Хотел бы я быть детективом, – сказал, возможно, Дикки, но мне всё же кажется, что не он. – И раскрывать разные странные и хитроумные преступления, – добавил тот самый, кто это сказал.

– Тогда тебе стоит набраться побольше ума, – заметил Г. О.

– Не преувеличивай, – заспорила Элис. – Ведь если ты прочитал нужные книги, то быстро примечаешь, что к чему. Ну там рыжий волос на рукоятке ножа или гранулы белого порошка на бархатном воротнике пальто у преступника. Полагаю, у нас получится.

– Но мне совсем не хотелось бы иметь дело с убийствами. Как-то это небезопасно, – покачала головой Дора.

– И всегда кончается тем, что бедных убийц вешают, – проговорила с сочувствием Элис.

Мы ей объяснили, зачем убийц нужно вешать.

– А мне всё равно, – ответила нам она. – Зачем их вешать, когда, я уверена, никто и без всякой виселицы второй раз убивать не захочет. Только представьте себе эту кровь и другие ужасы. Как потом спать по ночам? Нет, я не прочь стать детективом, но только таким, который сидит и следит из засады за бандой фальшивомонетчиков, а потом захватывает их врасплох и берёт под арест либо совсем один, либо вместе с верной собакой-ищейкой. – И она почесала за ухом нашего Пинчера, но он даже не проснулся. Зачем? Пудинг с почками-то уже доели. Очень разумный пёс.

– Ты вечно подходишь ко всем задачам не с той стороны, – упрекнул её Освальд. – Нельзя выбирать преступления, которые будешь расследовать. Начинается-то с чего? Сначала подмечают некие настораживающие обстоятельства. Дальше ищут улики. Затем приступают к слежке. А находишь ли в результате убийцу или фальшивое завещание, тут уж как повезёт.

– Это один способ, – вмешался Дикки. – А можно и по-другому. Попадается нам в газете среди объявлений или новостей сообщение, что исчезла некая молодая леди. Дальше описана одежда, в которой она пропала, золотой медальон, цвет её волос и всё такое прочее. Ну вот. А потом мы читаем: «Найден золотой медальон». И понеслось.

Мы тут же послали Г. О. за газетой, но вдохновляющих совпадений она нам не принесла. Нашлись там, правда, две заметки. В первой рассказывалось про парочку грабителей из Холлоуэя[9]9
  Холлоуэй – район в центре Лондона.


[Закрыть], которые ворвались на фабрику, где делали консервированные языки и прочие деликатесы для больных, и бо`льшую часть продукции унесли. А во второй, на другой странице, нас привлёк заголовок «Таинственные смерти в Холлоуэе».

Освальду показалось, что тут есть над чем поразмыслить, и дядя соседского Альберта, когда мы его спросили, предположил то же самое, но остальные не согласились, и Освальд решил отказаться от этого варианта. Да и Холлоуэй от нас далековато.

Пока мы обсуждали газетную хронику происшествий, Элис, похоже, обдумывала что-то своё. И действительно, стоило нам замолчать, как она сказала:

– Мы, конечно, можем стать детективами, вот только мне не хотелось бы, чтобы кто-то попал из-за нас в беду.

– Даже убийца или грабитель? – уточнил Дикки.

– Нет, не убийца или грабитель, – ответила она. – Понимаете, я на самом деле подметила одну странность, но это меня немного пугает. Давайте сперва посоветуемся с дядей Альберта.

Элис чересчур любит советоваться по любому поводу со взрослыми. Но мы ей сказали, что это чушь собачья и она просто должна выложить всё нам без утайки.

– Ну, если дадите честное слово ничего не делать без меня, – тут же выдвинула она условие.

Мы дали.

Тогда она сказала:

– Это серьёзный секрет. И если кто-то из вас считает, что ему лучше не ввязываться в раскрытие преступлений, то пусть прямо сейчас и скажет, пока не поздно.

Доре немедленно, по её словам, надоело сидеть в палатке, зато очень захотелось прогуляться по магазинам. Г. О. увязался за ней, решил потратить свои два пенса. Оба они, по-видимому, сочли тайну Элис невзаправдашней, а вот Освальду сразу же стало ясно, что дело и впрямь серьёзное. Он такое почти всегда чувствует. По глазам человека способен понять, правдивы его слова или нет, однако своей прозорливостью не кичится. Потому что неправильно задирать нос, если ты от рождения гораздо умнее других.

Г. О. с Дорой ушли, а остальные сгрудились потесней:

– Теперь выкладывай!

– Ну, – начала Элис, – я про тот соседний дом, где хозяева отбыли в Скарборо. Он сейчас заперт, внутри никого. И всё-таки я вчера ночью видела в тамошних окнах свет!

Мы спросили, как ей удалось. Ведь окна её спальни выходят в садик перед нашим домом, и соседний из них не виден.

– Думаю, что могу довериться вам, мальчики, если дадите честное слово больше ни разу не ходить без меня на рыбалку.

Пришлось пообещать.

И тогда она приступила к рассказу:

– Это произошло прошлой ночью. Я вдруг проснулась, неожиданно вспомнила, что забыла покормить своих кроликов, и мне стало страшно. Ведь они могли умереть от голода, как у Освальда.

– Голод тут ни при чём, – возразил ей Освальд. – Я их кормил регулярно и по всем правилам. С ними случилось что-то другое.

Элис, отмахнувшись (она не о том), продолжила:

– Спустилась я в сад и вот оттуда-то и увидела: окна дома освещены, а за ними двигаются какие-то тёмные фигуры. Мне показалось, что это воры, но отец ещё не вернулся, а Элиза уже легла спать. В общем, я ничего не могла поделать. Просто решила, что утром, наверное, всем расскажу.

– Почему же не рассказала? – упрекнул Ноэль.

А Элис ответила, что ей, видите ли, не хотелось никому доставлять неприятности. Даже жуликам.

– Но мы можем сегодня ночь понаблюдать, – предложила она. – Вдруг опять увидим там свет?

– Не удивлюсь, если это и впрямь были жулики, – сказал Ноэль, досасывая остаток своей макаронины. – Соседи-то эти наши, знаете ли… На нас смотрят как на пустое место. Ездят в отличном собственном экипаже. Для визитов у них отведён специальный день, когда к ним съезжаются гости в кебах. Полагаю, у них полно посуды, драгоценностей, дорогих тканей, ценных мехов и всего такого прочего. Давайте-ка мы и вправду сегодня ночью покараулим.

– Обыкновенные жулики по второму разу не сунутся, – заявил Дикки. – Если это, конечно, были обыкновенные жулики. Но ведь в домах, где никто не живёт, свет иногда зажигают совсем другие личности. – И он глубокомысленно воззрился на нас.

– Это ты про фальшивомонетчиков? – сообразил Освальд, который почти всегда ловит мысль на лету. – А вот интересно, хорошая ли полагается награда тем, кто навёл полицию на след такой банды?

Дикки сказал, что награда уж точно должна быть солидной. Фальшивомонетчики – публика отчаянная. И приспособления для отливки фальшивых монет увесистые, врежут такой штуковиной по башке детективу – на ногах не удержится.

Между тем подошло время пить чай. Дора с Г. О., объединив свои капиталы, наскребли на дыню – довольно большую, хотя и слегка подмякшую с одного бока, но очень вкусную. Мы её быстренько уплели, а семечки собрали и промыли. Потому что из них, если взять булавки и вату, получаются разные интересные штуки, которые мы и принялись мастерить. И никто больше ни словом не заикнулся про слежку за соседним домом.

Только уже перед самым сном Дикки, сняв куртку и жилет, но не добравшись ещё до штанов с подтяжками, поинтересовался:

– А что насчёт фальшивомонетчиков?

Освальд, успевший освободиться от галстука и пристежного воротничка рубашки, проговорил (поскольку на языке у него вертелся тот же вопрос):

– Конечно же, я собирался понаблюдать. А воротничок отстегнул, потому что он мне туговат.

Возможно, дело это опасное, рассудил Дикки, а потому девчонок втягивать в него не стоит, но Освальд мигом напомнил ему про честное слово, которое мы дали Элис, добавив, что честное слово свято – даже в тех случаях, когда кажется самым удобным о нём забыть.

Но заводить разговор с Элис в присутствии Доры было никак нельзя. Поэтому Освальд, войдя в спальню девочек, объявил, что принёс показать им гусеницу. Дора, которая их на дух не переносит, с визгом бросилась вон. Тут Освальд и предупредил Элис. Она ответила, что пойдёт, как только сможет улизнуть, а улизнуть она сможет не раньше, чем заснёт Дора. Вот и пришлось нам ждать. А потом красться тихонько на цыпочках, чтобы пол где-нибудь случайно не скрипнул и не разбудил Дору. Девочки-то ведь, опасаясь жуликов, спали с открытой дверью. В итоге выйти нам удалось куда позже, чем мы смогли бы без Элис. Хорошо ещё, ей не пришлось канителиться с одеванием. Сообразила по секрету от Доры напялить ночную рубашку прямо поверх всего.

Мы прокрались мимо кабинета отца, выбрались через стеклянные двери веранды наружу, спустились по железным ступенькам в сад, очень тихо прошли к каштану и вскарабкались на него. Сперва я было подумал, что мы просто играем в свою любимую карточную игру, как говорит дядя соседского Альберта, когда нам случается в очередной раз свалять дурака. Окна дома-то были темнее некуда. Но потом мы услышали звук. Он доносился со стороны калитки в дальнем конце сада.

Такие калитки есть в каждом из наших садов, и выходят они в проулок за садами. Ну, знаете, что-то вроде чёрного хода. Очень удобная штука, когда не хочется никому говорить, куда идёшь. Калитка в конце соседнего сада стукнула. Дикки ткнул Элис в бок с такой силой, что, если бы Освальд не проявил редкостное присутствие духа, она бы уж точно свалилась с дерева. Но он успел вовремя крепко схватить её за руку. И мы стали смотреть. Спутники мои немного перепугались. Ожидали-то мы только света в окнах, да и его не наверняка, и вдруг такое!

На соседнем участке по дорожке к дому быстро перемещался смутный человеческий силуэт, и мы заметили, что под тёмной накидкой, которая плотно его укутывала, скрывается таинственная ноша. Прочее одеяние придавало ему сходство с женщиной в матросской шапочке.

Мы даже дышать перестали, когда она проходила под нашим сторожевым каштаном. Достигнув задней двери дома, фигура тихонечко постучалась, её впустили. В окнах комнаты на первом этаже, где хозяева всегда завтракали, возник свет. Он пробивался через зазоры между закрытыми ставнями.

Дикки сказал:

– Ого! Вот все остальные от зависти задохнутся, когда узнают, что` прошляпили.

Но Элис происходящее не понравилось. Как-никак она девочка. Поэтому я не виню её. Если честно, я ведь и сам сначала подумал, что лучше бы нам сейчас потихоньку смыться, а вернуться попозже с подкреплением. Желательно вооружёнными до зубов.

– Точно не жулики, – прошептала Элис. – Эта таинственная личность не вынесла вещи из дома, а, наоборот, принесла. Вероятно, и впрямь фальшивомонетчики. И… Ой, Освальд, давай не будем. Эти их штуковины для отливки фальшивых монет бьют очень больно. Пошли лучше спать.

Ну уж нет, упёрся Дикки, если за выслеживание таких тёмных дел существует награда, он лично намерен её получить, а потому поведёт наблюдение дальше.

– Заднюю дверь заперли, – прошептал он. – Замок щёлкнул. Я слышал. Ничего, могу запросто заглянуть в щель между ставнями. А после метнусь через стену назад, прежде чем они дверь успеют открыть. Даже если они это сразу сделают.

Сквозь зазор между ставнями по-прежнему струился свет. И прорезанные в ставнях сердечки светились тоже.

Если Дикки пойдёт, объявил Освальд, то и он тоже. В конце концов, он старше.

А Элис сказала:

– Если кто-то и должен идти, то я. Ведь именно мне пришло в голову следить за домом.

– Ну и вперёд! – скомандовал тогда Освальд.

Но Элис ответила:

– Ни за что. – И принялась умолять, чтобы мы не ходили.

Так, сидя на дереве, мы и обсуждали, идти или не ходить, пока окончательно не осипли от шёпота.

В итоге нам удалось составить план операции. Элис остаётся на дереве и в случае чего должна заорать: «Убивают!» Мы же с Дикки пробираемся в соседний сад и по очереди заглядываем в окно.

Мы изо всех сил старались спускаться вниз как можно тише, но оказалось, ночью дерево издаёт куда больше звуков, чем днём. Мы даже несколько раз замирали от страха, что обнаружены, но ничего, обошлось.

Под окном сгрудилось множество красных цветочных горшков. И ещё один, очень крупный, стоял на наружном подоконнике. Похоже, он был поставлен туда рукою самой Судьбы. Герань в нём полностью высохла, он словно был специально создан, чтобы на него вставали. Вот Освальд и встал первым, по праву старшего. Дикки был не согласен (ведь это он, а не Освальд затеял вылазку) и попытался остановить брата, но не вышло. Разговаривать-то было нельзя.

Освальд, встав на цветочный горшок, заглянул в прорезь сердечком. Застать фальшивомонетчиков за их гнусным занятием он, вообще-то, не ожидал, хотя и вовсю притворялся, будто ожидает, пока мы сидели на дереве. Но даже зрелище того, как расплавленным металлом заполняют формы для полукроновых монеток, поразило бы его куда меньше, чем то, что открылось взгляду в действительности.

Сперва он увидел самую малость. Сердечко располагалось высоковато, и глаз детектива сумел ухватить только «Блудного сына» в блестящей раме, на стене напротив прорези. Но, крепко вцепившись в ставень и встав на цыпочки, Освальд увидел гораздо больше.

Не было за окном ни пылающего очага, ни раскалённого металла, ни бородатых мужчин в кожаных фартуках, вооружённых щипцами или чем-нибудь таким. Вместо этого в комнате обнаружился накрытый к ужину стол. Освальд приметил банку с лососем, листья зелёного салата и пиво в бутылках, а на одном из стульев – накидку и матросскую шапочку таинственной незнакомки. За столом устроились двое. И никакие не фальшивомонетчики, а взрослые младшие дочери соседской леди.

– Так вот, этот лосось обошёлся мне на три с половиной пенса дешевле, – сказала одна из них. – А салата, ты только представь себе, я купила в «Бродвее» за пенни целых шесть пучков! Мы должны постараться как можно сильней экономить на домашних расходах, если хотим будущим летом поехать в какое-нибудь приличное место.

А другая ответила:

– Ах, как бы мне хотелось, чтобы мы все могли уезжать на отдых каждый год. Или же… Я, вообще-то, на самом деле мечтаю…

Так вот, значит, Освальд смотрел и слушал, а Дикки снизу всё это время дёргал его за курточку, торопя слезть и позволить ему самому взглянуть хоть одним глазком, что там происходит. И в тот самый момент, когда девушка за столом произнесла: «Я, вообще-то, на самом деле мечтаю…», Дикки дёрнул чересчур сильно. Нога Освальда на краю большого, но неустойчивого горшка закачалась. Он приложил прямо-таки героические усилия, чтобы восстановить эквили… или, проще говоря, равновесие, но, увы, его эквили… уже был безвозвратно утрачен.

– На сей раз тебе удалось! – только и успел он воскликнуть, прежде чем рухнуть на груду цветочных горшков.

Последнее, что ему довелось услышать, был грохот падающих и разбивающихся посудин. А затем он ударился головой о железный столб, из тех, что подпирали карниз террасы, и больше ничего не видел.

Вы, может быть, ожидали, что Элис тут же закричала: «Убивают»? Если так, девичий склад ума для вас совершенно тёмен. Едва мы оставили Элис на каштане одну, как она кинулась к дяде Альберта и всё ему рассказала, чтобы он шёл нас спасать, если банда фальшивомонетчиков окажется чересчур уж свирепой. Так что ровно в момент моего падения дядя Альберта перелезал через стену. И Элис, конечно же, ничего не кричала. Зато Дикки показалось, что он расслышал, как дядя Альберта произнёс:

– Чёрт бы побрал этих детей!

На мой взгляд, с его стороны это было бы не по-доброму и невежливо. До сих пор хочу верить, что Дикки послышалось.

Дочери соседской леди из дома на шум не вышли. И дядя Альберта не стал дожидаться, пока они выйдут. Быстренько подняв Освальда, он отнёс бесчувственное тело благородного юного сыщика к стене, взвалил на неё, перелез сам и доставил свою безжизненную ношу в наш дом, бережно там опустив её на диван в кабинете отца.

Отца дома не было. Зря мы старались красться бесшумно мимо его двери, когда выходили в сад! Освальд вскорости был приведён в сознание, голову ему перевязали, после чего отправили в постель, и наутро он обнаружил на своём юном челе шишку размером с куриное яйцо, чему совсем не обрадовался.

Днём пришёл дядя Альберта и побеседовал с каждым из нас по отдельности. Освальду он сказал множество неприятного о том, как это не по-джентльменски – следить за леди и вообще совать нос в чужие дела. Я хотел было рассказать про подслушанный разговор, но он велел мне заткнуться. В итоге беседа с ним доставила мне больше мучений, чем шишка.

Когда настал новый вечер и сумерки пали на землю, Освальд, ускользнув от остальных и нацарапав на клочке бумаги: «Хочу с вами поговорить», устремился к соседнему дому, где доверил своё послание прорези в форме сердечка.

Самая младшая молодая леди сперва выглянула наружу через отверстие в форме сердечка, а затем отворила ставень и очень сердито осведомилась:

– Ну и?..

И тогда Освальд сказал:

– Мне очень жаль, и я умоляю вас о прощении. Мы хотели быть детективами, и нам показалось, что в вашем доме орудуют фальшивомонетчики. Поэтому мы подсматривали за вами в окно прошлой ночью. Я видел салат и слышал про лосося, который обошёлся вам на три пенса дешевле. Конечно же, мне понятно: совать нос в чужие дела не по-джентльменски, особенно в дела леди. Никогда больше не поступлю так. Но на сей раз простите меня!

Леди сперва нахмурилась, потом рассмеялась.

– Вот, – говорит, – значит, кто свалился в горшки прошлой ночью. Мы-то подумали, это грабители, и ужасно перепугались. Ничего себе шишку ты заработал на бедной своей голове.

Мы ещё чуть-чуть с ней поболтали о прошлой ночи, а потом она мне объяснила про себя и сестру. Оказалось, они хотели скрыть ото всех, что остались дома, потому как… Тут она внезапно умолкла и залилась краской. И тогда я сказал:

– Мы думали, вы все в Скарборо. Это наша служанка Элиза узнала от вашей служанки. Почему же вам захотелось скрыть ото всех, что остались дома?

Молодая леди ещё сильней покраснела, а затем, засмеявшись, проговорила:

– Ах, да какая разница почему! Надеюсь, голова у тебя не очень болит. И спасибо за милую мужественную речь. Тебе-то уж точно стыдиться нечего.

И она поцеловала меня без малейшего возражения с моей стороны, а потом сказала:

– Давай, дорогуша, беги домой. Мне надо прямо сейчас открыть ставни и жалюзи. Хочу это сделать, пока не стало совсем темно. Пусть все увидят, что мы не в Скарборо, а дома.