Текст книги "Сод"

– Угу. Любовь нужна только для деторождения. Для чадородия, – добавила она. – Все прочее приравнивается к извращениям и давно уже под запретом. Когда они узнают, что у кого-то нет детей… да и быть не может, как у меня… они словно с цепи срываются. Орут, бесятся, пишут, что пора устраивать очищающий ночной огонь, чтобы убрать с земли «ненормальных» и освободить место для «правильных», к которым они причисляют себя.

– То есть правильность, как я понимаю, это наличие здоровой матки и придатков, и возможность иметь потомство? – Ит хмыкнул. – Знакомая тема. Не они первые, не они последние. Достаточно распространенное явление. Но, конечно, до такого абсурда, как у вас, доходит редко.

– Если бы везде было, как у нас, то вся вселенная, наверное, превратилась бы в непрерывно плодящийся детский сад, – усмехнулась Эри. – Тупой, безмозглый, злобный, плодящийся детский сад. В биомассу, которой всё больше и больше, с каждым днем.

– Ужасная картина, – покачал головой Ит. – Но не волнуйся, такого не будет. То, о чем ты говоришь, чаще всего происходит, когда система идет вразнос, находясь в тупике. Или когда этой системой кто-то управляет, и увеличение количества населения, прямо пропорциональное снижению общего уровня этого населения, кратное уменьшению продолжительности жизни, кому-то выгодно. Для чего-то.

– Но для чего и кому? – удивилась Эри. – Знаешь, мне всегда почему-то казалось, что мир был бы лучше, если бы дети появлялись у тех, кому они действительно нужны и интересны. Причем не только в младенчестве, как живая кукла. Я же помню себя и маленькой, и подростком… если бы я была по-настоящему нужна маме, всё, наверное, вышло бы иначе. Нет, то есть я ей была нужна, но она, чтобы прокормить нас обеих, всё время работала, день и ночь, а денег всё равно не хватало. Ей просто было не до меня. Вот я и выросла такая – глупая, бестолковая, на всех обиженная.

– Не неси ерунду, – поморщился Скрипач. – Итские родители вон тоже не особо с ним возились…

– Ой, не скажи, – Ит задумался. – Возились, и еще как.

– Подожди, – попросила Эри. – То есть у тебя, – она повернулась к Иту, – была семья? А у тебя, – кивок Скрипачу, – ее не было?

– Приемная семья, – уточнил Ит. – До тридцати трех лет я понятия не имел, что она приемная. Меня воспитывали очень строго, как я сейчас понимаю, но при этом достойно и справедливо. И обделенным я себя не ощущал. Два раза в год мы обязательно куда-то ездили, раз в месяц куда-то выходили все вместе; читать я имел право всё, что находилось в доме, ходить мог тоже куда угодно, единственное, что было нельзя – это трогать папину собаку, но это потому, что собака была страшно дорогим удовольствием, да и признавала она только отца, и никого больше. Даже мама, и та ее никогда не трогала. И даже не кормила. Только отец. А на счет строгости… понимаешь, отец выстроил всё наше с братьями воспитание так, что мы с самых ранних лет сами себя прекрасно ограничивали. Потому что понимали, что можно, а что нельзя…

– Ага-ага, – поддел Скрипач. – И знаешь, как это по факту выглядело? Зашуганное, забитое, гипер-интеллигентное чмо, которое от своей тени отшатывалось, и при удобном и неудобном случае блеяло «простите-извините». Преподаватель, священник, волосы в два цвета покрашены, глазки в пол, и постоянная боязнь наступить кому-то на ногу.

– Молчи уже, городской сумасшедший. Знаешь, где мы его нашли в свое время? – спросил Ит Эри. – Не поверишь. На городской свалке, с поехавшей крышей, и в женском платье. А еще он постоянно хотел жрать, и жрал он преимущественно жареную картошку. Потому что быстро научился ее выклянчивать у той техники, которой мы были вынуждены тогда пользоваться[6]6
  Про то, как познакомились Ри, Ит, и Скрипач можно прочесть в тетралогии «Время черных звезд».


[Закрыть]. В общем, сплошные плоды просвещения. В детстве его, правда, пытались определять в детские дома, но он через неделю снова оказывался на свалке, потому что ему не нравилось, когда его воспитывают.

– Настало время очешутительных историй, – проворчал Скрипач. – Эри, забей на это всё. Старые мы, иногда хочется потрепаться про то, что было.

– Подождите, – вдруг попросила Эри, которая, кажется, уже забыла, с чего начался этот разговор. – Та считка, которую мы смотрели… и вы смотрели, и я. Там, где они старые, и говорят про…

– Твоя считка, да? Вот это: «Пробы отправили дальше, по месту хранения, с большим скандалом. Рыжий, разумеется, дуется на меня по сей день, а еще он зачем-то искалечил свой материал. Какие же мы стали старые – я даже не поинтересовался у него, что именно он сделал, а он, само собой, отказался мне про это говорить», – процитировал Ит. Эри закивала, мол, верно. – Оно?

– Ну да. Значит, он что-то испортил в материале, который они кому-то отдали, и ты в результате стал сумасшедшим? – Эри повернулась к Скрипачу.

– Примерно так, – согласился тот.

– А как ты выздоровел?

– Через Сеть. Долгая история, – отмахнулся Скрипач. – Но ты права.

– В чем права? – не поняла Эри.

– В том, что дети должны быть желанными и нужными своим родителям, иначе толку не выйдет. И счастливым такому ребенку стать очень сложно. Мы это тоже в свое время поняли, и своим детям постарались дать то, что нужно было дать… кажется, у нас получилось. И Маден, и Дарья, и Вера – выросли достойными разумными, как нам кажется.

– Достойными, достойными, – согласился Ит. – Не сомневайся. А уж Маден так и вообще мудрее нас с тобой, вместе взятых, раз в десять. А если вспомнить, каким получился Фэйт… это внук рыжего по линии Маден, если что… то вопросы нужности и воспитания отпадают сами собой. Только так и должно быть.

– Ну вот видите, – обрадовалась Эри. – Значит, не так уж я и не права?

– Ты права, но что в этом толку, – Ит тяжело вздохнул. – Надо будет почитать, что у вас тут делается. Про секс ты Карину и впрямь ляпнула совершенно зря, но сама по себе тема показательна. Это маркер. Сигнал о том, что в мире идут какие-то процессы, и далеко не самые хорошие.

* * *

– Охренеть. Ит, слушай, они действительно трахаются на скорость, – Скрипач пролистывал какую-то очередную болталку. – А еще они как доказательство выкладывают видео. Пиндык. Просто пиндык.

– А что религия про это думает? – поинтересовался Ит. – В лице ее ожиревших представителей?

– Одобряет, – Скрипач с отвращением закрыл одну болталку, и открыл следующую. – Зачесть откровения представителя?

– Зачти, – кивнул Ит. – Охреневать, так вместе.

– Итак, зачитываю. «Чадолюбие и многоплодие есть главная добродетель женщины. Плотских же утех следует избегать, и для плодения выбирать способы самые быстрые и надежные. Садовник, насаждая посадки, не возится с семенем, он кидает его в гряду быстро и точно, в назначенный срок, и дальше занимается садом, а семя в это время дает росток. Так и вам следует избирать правильный срок, кидать семя, и ждать благих всходов, а не развратничать, получая наслаждение от процесса зачатия. Кроме того, следует помнить, что женщина при плодении удовольствие получить неспособна, радость ей может доставить лишь дитя, лежащее у ее груди, но никак не процесс привнесения семени в ее лоно».

– Блядь, он мне мозг сломал, – Ит зажмурился. – Это серьезно?

– Это серьезно, – подтвердил Скрипач, поворачивая планшет к Иту. Тот поморщился. – Это пишет благостный ожиревший представитель, у которого куча последователей.

– Не завидую я местным мужикам, – пробормотал Ит. – Жалко мне их что-то.

– А мне не жалко, – отозвался Скрипач. – Дуню Кулакову никто не отменял, да и мужики, надо сказать, этого представителя более чем поддерживают. Значит, их ситуация устраивает.

– Но это же маразм, – возразил Ит. – Нет, рыжий, я всё понимаю, мы с тобой и хуже видели, но…

– Но не в Сонме, – уточнил Скрипач. Ит кивнул. – И не в таких объемах.

Сейчас они сидели на кухне, и ждали, когда вернется Эри. Скрипач сообразил ужин «на скорую руку», который доходил до готовности в двух объемистых кастрюлях, а Ит в это время решил привести в порядок их вещи – снова они, торопливо собираясь утром, всё раскидали, а ему бардак не нравился категорически. Уборка плавно переместилась из комнаты в коридор. Ит домывал пол, а Скрипач зачитывал ему то, что успел нарыть в местной сети, выбирая самое, по его словам, «вкусненькое». Вкусненького оказалось в переизбытке.

– Про любовь никакой речи не идет, – сообщил Скрипач следующую истину, почерпнутую из сети. – Любовь может быть только к маленьким детям и к богу. Мужа и родителей положено почитать, причем родителей в последнюю очередь, они уже своё отжили, им на покой пора. С маленьким дитём можно сюсюкаться, это одобряется. Вся женская доля – это кормежка семьи, стирка, уборка, и роды без отхода от плиты. Да, конечно, развлекаться тоже можно, и даже нужно – телевизор тут в избытке, и всякие места, где можно поразвлечься, тоже. Но только для семейных, с детьми. А точнее, для тупых. Для тех, кто по уровню развития от этих бесчисленных детей далеко не ушел. Аттракционы, кино…

– Теперь я начинаю понимать Эри, – заключил Ит, выходя из ванной и вытирая мокрые руки полотенцем. – Видеть это каждый день и терпеть давление постоянно… любой бы сорвался рано или поздно, наверно. Мало того, что никто не понимает, так еще и это всё. Безысходный тупик какой-то.

– Мягко сказано. Кстати, что интересно, – Скрипач оживился. – Вся эта детная публика очень агрессивна. Если ты не согласен с рядом догм, которые они исповедуют, в тебя тут же прилетает много всего этакого.

– Ты уже успел набросить говна на вентилятор? – упрекнул Ит. Скрипач ухмыльнулся. – Понятно. А чем так вкусно пахнет?

– Фрикадельками, – похвастался рыжий. – И рисом со сливочным маслом. Ну и облепиховым чаем, соответственно.

– А водкой у нас не пахнет? – осторожно спросил Ит.

– Бери деньги, и сходи, купи. Только не водку. Давай что-то повкуснее, что ли. У нас замечательный повод, Эри сегодня впервые в жизни в пространстве побывала. Надо отметить.

– У нас каждый день повод, – пожал плечами Ит. – Рыжий, мы нервничаем. И по старой памяти полезли в бутылку. И, да. Да, да, да, я сейчас сам начал. Вижу и признаю. Последний раз, ага? Мне не хочется говорить сегодня на серьезные темы, мне не хочется думать про то, что потом… всё равно ведь придется, так давай хоть не сегодня, что ли.

– Давай, – печально кивнул Скрипач. – Завтра. Или послезавтра.

– Завтра. Послезавтра не получится, счет уже пошел на дни – во всех смыслах и по всем направлениям. А еще… на счет Эри… – Ит осекся. – Знаешь, мне кажется, я понял, почему она сказала Карину про нас… вот такое.

– И почему же? – прищурился Скрипач.

– Потому что ей нравится так думать. Хочется так думать. Кем бы она ни была, она женщина, рыжий, и экипаж она любила. А любовь, как ты понимаешь, подразумевает…

– Заткнись уже, аналитик хренов. Будто я без тебя этого не понял, – Скрипач отвернулся. – Но я не решусь, наверное. А ты?

– Нет, – покачал головой Ит. – Хотя бы потому, что ждала она вовсе не нас с тобой, рыжий. Это было бы просто нечестно. И по отношению к нашим, и по отношению к ней.

Рыжий не ответил. Он смотрел в вечернюю мглу за окном, не произнося не звука, словно забыв, что они с Итом только что говорили.

Ит принялся молча натягивать куртку, избегая даже поворачиваться в сторону кухни.

Так – они еще никогда в жизни не лгали друг другу. Оба лгали, оба знали об этом, и оба молчали. Потому что сказать то, что следовало сказать, было просто физически невозможно.

* * *

– Ну и как тебе поездка, в общем и целом? – полюбопытствовал Скрипач, зачерпывая половником увесистую порцию фрикаделек в соусе, и отправляя эти фрикадельки на тарелку Эри.

– Здорово. Ой, зачем так много, я же не съем столько, – запротестовала она.

– Еще как съешь, – заверил Ит. – Тебе сейчас надо есть побольше и получше.

– Зачем? – нахмурилась Эри.

Ит не ответил. Молча пододвинул тарелку Эри – ешь, мол, хватит болтать.

– Фрикадельки вкусные получились, – спокойно объяснил Скрипач. – Попробуй. А что до еды – то что ж плохого в том, чтобы наесться от души?

– Да ничего, наверное, – Эри подцепила на вилку первую фрикадельку. – Мама похоже делала… только она делала с рисом, потому что мясо уже тогда было дорогим удовольствием.

– А, это знакомый прием, – согласился рыжий. – Я тоже так делал. И с картошкой делал, и с кабачками, и с морковкой, и с рисом, и даже с пшенкой.

– И это всё мы были вынуждены есть, потому что другой еды в наличии не имелось, – поддел его Ит. – Хотя, следует признать, голодными мы даже в самые плохие времена не ходили. Его заботами. Значит, в пространстве тебе понравилось?

– Не то слово, как понравилось. Я не думала, что небо там такое красивое. Оно словно… не пустота, а что-то такое… – Эри задумалась. – Как бархат. Как черный бархат. А звезды… как жалко, что еще раз там побывать не получится.

– Ну почему – не получится? – удивился Скрипач. – Да хоть завтра! Хочешь?

– Завтра не выйдет, нам на точку, – с сожалением напомнил Ит. – Послезавтра если только. Или через пару дней. Уж кататься, так кататься, почему бы и нет?

– А этот ваш Карин ничего не скажет? – Эри откусила от фрикадельки половину.

– Что он может сказать? – пожал плечами Скрипач. И довольно ухмыльнулся – под разговор Эри уже съела больше половины положенных ей фрикаделек. – Корабль наш собственный, мы ничего не нарушаем. Скажем, что решили тебе еще немножко полечить, и покатаемся. Слушай, а эти, черный и рыжий, они тебе прокатиться не предлагали?

Эри отрицательно покачала головой.

– Нет, не предлагали. Я сначала хотела им сказать про это, но потом поняла, что они не согласятся.

– Почему? – спросил Ит. У него в тарелке фрикадельки уже кончились, и теперь он размышлял, как бы напроситься на добавку.

– А зачем я им там? Вдруг откажусь выходить обратно, например, или еще что-то такое же придумаю. Они, наверное, решили не рисковать. Да и вообще, мы про это даже не говорили, – призналась она. – Про другое.

– Про самоубийства и про то, что они тебя не могу взять с собой, – подсказал Скрипач. – И про мороженое. Вообще, с их стороны это было непорядочно, как мне кажется. Они нехорошо поступили с тобой, Эри.

– Хорошо, – возразила она. – Правильно поступили. Большего я и не заслуживаю.

– Сеанс психотерапии для поднятия твоей самооценки предлагаю продолжить под ликер, – предложил Ит. – Я тут купил кое-чего, выбирайте, что первое откроем.

На стол он последовательно выставил: две бутылки вина, две бутылки ягодного ликера, бутылку какого-то местного коньяку, и объемный пузатый глиняный кувшин с какой-то настойкой. После этого место на столе кончилось.

– Обалдеть, – потрясено произнесла Эри. – У нас сегодня Новый год, что ли?

– Не, он через две недели, но это неважно, мы еще купим, – успокоил Ит. – Так, ты в этом должна лучше разбираться. Что тут что, просвещай.

– Я в таком вообще не разбираюсь, это всё дорогое очень, я никогда такого не пила, – смущенно призналась Эри. – Может, это на праздник оставить, а сейчас лучше чаю?

– Нет, у тебя сегодня тоже праздник. Первый раз небо увидела, – улыбнулся Скрипач. – Так что давай, выбирай.

– Ну, давайте с ягодами тогда, наверное, – Эри показала на самую неприметную бутылку. – А остальные спрячем.

– Вот еще, – возмутился Ит. – И не подумаем даже. Спрячем, сказала тоже. Давай сюда эти ягоды, а ты, рыжий, тащи рюмки.

– Откуда я их должен тащить? – удивился Скрипач.

– А из серванта во второй комнате. Там что-то стояло, я точно помню. Не из стаканов же пить этот ликер…

* * *

Маленькие рюмки со сложной огранкой пришлись весьма кстати – ликер, который выбрала Эри, оказался сладким и тягучим, пить его большими порциями действительно было бы невозможно. Ликер отлично пошел под кисловатый облепиховый чай, закуской к нему Скрипач определил печенье, которое он пару дней назад прихватил в магазине, и печенье отлично к ликеру подошло. Ит подумал, что, имея деньги, можно очень неплохо существовать даже на нынешнем Соде, но потом осадил себя – нет, уже невозможно, потому что даже те, у кого эти деньги есть, всё равно не смогут вот так, вольготно, не думая ни о чем, пить этот самый ликер, запивая его чаем, вприкуску со сдобным печеньем… Почему? Да потому что в головах у них уже нет ничего ни про покой, ни про ликер, ни про чай. Готовы их заняты чем-то совершенно другим. Совсем другим.

– …слежка, понимаешь? – объяснял Скрипач. Эри кивала, соглашаясь. – Учти, что следят за нами постоянно.

– Даже сейчас?

– Скорее всего, даже сейчас. То, что мы не нашли следящие системы, не означает, что следящих систем нет. Мы неплохо подготовлены, но у нас давно не было полевой практики, и, боюсь, класс мы подрастеряли. Эри, при всем желании мы не можем сказать, что будет дальше, и во что выльется эта ситуация.

– Они вас поймают? – со страхом спросила Эри.

Ит присмотрелся – в ее глазах стоял сейчас неподдельный испуг. Выражение… так пугаются маленькие дети и доверчивые животные. Совершенно особенный испуг. И абсолютно невообразимые глаза…

– А что нас ловить? – пожал плечами Скрипач. – Мы и так тут. Как на ладони.

– Но меня-то они поймать не смогут… наверное, – неуверенно ответила она. – Может, я умру раньше?

– А ты точно хочешь умирать? – прищурился Ит. – Ты уверена в том, что хочешь этого? До сих пор?

– Но у меня ведь нет другого выхода, правда? – Эри поставила чашку с чаем обратно на блюдечко, и положила рядом с ней недоеденное печенье. – Даже если я скажу, что нет, не хочу, это ведь ничего не изменит.

– А если я тебе в ответ скажу, что мы с рыжим можем попробовать подумать о том, как тебя спасти, что ты на это ответишь?

Эри вдохнула.

– Уже поздно что-то решать, наверное. И думать. Вы и так для меня столько сделали… не передать, как я вам благодарна за это… и потом… я правда не знаю… – она встала из-за стола, подошла к окну. На подоконнике лежали сигареты, Эри прикурила, и осталась стоять у окна, глядя куда-то в зимнюю подступающую ночь. – Сумею ли я вообще что-то решить… Вся моя жизнь, она прошла здесь, и мне порой кажется, что я настолько сильно вросла в это место, насколько это было возможно. Я как дерево, старое-старое дерево. Такие деревья не пересаживают, потому что они никогда не сумеют на новом месте прижиться. Если бы тогда, когда мне было восемнадцать… но сейчас? Ит, правда, я не могу ответить – так, как ты хочешь, чтобы я ответила. Вы рассказывали про Терру-ноль, про место, где всегда тепло – думаете, я не хотела бы там побывать? Я ведь так люблю тепло. Когда деревья зеленые, когда листочки, когда дождь идет. Когда не надо, чтобы выйти на улицу, надевать на себя сто одежек. Когда нет этого проклятого холода. И море… я всего дважды в жизни была на море, и, конечно, я бы очень хотела попасть туда еще раз. Но я опоздала везде, и уже нельзя ничего изменить. Когда-то, когда я была еще относительно молодой дурой, я написала стихотворение. Сейчас вспомню… видимо то, что я говорю, я поняла уже тогда, но почувствовала правильно только сейчас.

 
Знаешь, мне кажется,
Что если сильно-сильно зажмуриться
Я смогу увидеть тебя
На сверкающей летней тропинке.
Солнце.
Деревья.
Две рельсы.
Осинки.
Поезд.
Усталость.
Вода из бутылки.
Мокрые спички.
Две электрички.
Скачут по веткам
птички-синички…
Нет, не сумею.
Слишком устала.
Всё упустила.
Везде опоздала.
 

Ит молчал. Скрипач тоже. Эри постояла еще с полминуты, потом подошла к столу, взяла свою рюмку, и залпом допила остававшийся на донышке ликер.

– Вот так, – сказала она. – Была молодая дура, а стала старая.

– Ты – не дура, – твердо ответил Ит. – И не старая. Хватит наговаривать на себя всякую чушь. Тебе самой не надоело?

– Не знаю. Черт, какой-то этот ликер пьяный, – Эри невесело усмехнулась. – Так что теперь я еще и пьяная старая дура.

Ит тоже встал, подошел к Эри и взял ее за плечи.

– Вот что я тебе скажу, – начал он. – Относительно нас ты еще более чем молодая дура, это раз. Два – мы задали тебе вопрос, и нормального ответа так и не услышали. Три – сейчас вместо ликера ты пьешь кофе… в ближайшие полчаса, а там посмотрим. Четыре – с мазохизмом в виде стихов мы пока что заканчиваем.

– Хорошие стихи, – вмешался Скрипач. – Вот только уж очень грустные.

– Может, всё-таки ответишь? – Ит всё еще держал Эри за плечи. Она подняла голову. В детских глазах стояла печаль и немой вопрос, но Ит, вопреки собственным ожиданиям, сумел выдержать ее взгляд.

– Наверное, хочу, – неуверенно произнесла она. – Но мне надо знать, для чего это нужно вам. Почему вы это делаете? Из-за того, что у меня есть архив, да?

– Нет, – ответил Ит. – Не только поэтому.

– Только поэтому, – покачала она головой. – У вас есть всё. Жена, дети, старшие – ведь так? Мне в вашей жизни делать нечего, и я не настолько глупа, чтобы этого не понимать…

– Ну, пошло-поехало, – пробормотал Скрипач.

– Всё, что у меня есть – это невесть как ко мне попавшие чужие воспоминания, которые вам интересны, и ничего больше. И поэтому…

– Можно, я откушу ей нос? – в пространство спросил Ит. – Или лучше будет принести ремень и надавать им по попе? Слушай, в твою глупую голову никогда не приходило, что если кто-то что-то тебе предлагает, он, этот кто-то, может предлагать не потому, что ему от тебя что-то надо, не потому, что у тебя что-то есть, а по совсем другой причине? Может быть, ты этому кому-то просто нравишься? Может, этот кто-то тебе сочувствует, жалеет тебя? Может, он тебя понял, и не хочет проходить мимо твоей беды, и хочет попробовать вместе с тобой найти из нее выход? А еще у этого кого-то могут оказаться общие с тобой беды и мысли… не дошло еще? Мне продолжать?

– Правда? – шепотом спросила Эри. – Из-за этого?

– И из-за этого тоже, – кивнул Ит. – Рыжий, давай по кофе. Действительно, ужасно пьяный ликер. Зря мы его столько выпили.