Текст книги "Трофей Степного Хана"

глава 3

От неожиданности, от непонимания всего, что вокруг происходит, Аля замерла и так и стояла столбом и пялилась на него. А он был в одних черных штанах, босой, темные волосы, влажные от пота, мелкие пряди прилипли ко лбу…

Посмотрел на нее, словно на пустое место, повернулся спиной и приложил окровавленную тряпку к боку. Аля почувствовала себя идиоткой. Потом наконец разглядела, что у него распорот бок и длинная рваная рана тянется чуть ниже ребер за спину, и ахнула от испуга, зажимая ладонями рот.

Парень мгновенно обернулся, сурово взглянул на нее, и она почувствовала себя еще большей идиоткой. Потом очнулась – ему же нужна помощь. Такую рану надо шить! Но прежде обработать, мало ли какая могла попасть инфекция. Обязательно нужен антисептик. И анальгетик, и антибиотики.

Она, правда, только в кино видела, как обрабатывают раны, но если нужно… Аля невольно заозиралась по сторонам и только открыла рот, чтобы предложить свою помощь, как полог шатра резко взлетел, а она инстинктивно шарахнулась в сторону.

***

Тэмиру сейчас было не до нее. Если честно, он вообще не знал, что с ней делать. Но девушку уже привели в его шатер, и, наверное, так было лучше. Во всяком случае, здесь Дер-Чи до нее не доберется.

Вблизи она была даже еще красивее, чем казалась издали. Тэмир думал – размалевали для тоя, но нет, это были ее природные краски. Белая кожа, яркие, как кровь, губы и большие влажные серые глаза. Такие же глаза были у его матери.

Девушка испуганно косилась по сторонам. Тэмир отвернулся, чтобы не пугать ее еще больше, и занялся раной. Только стал обтирать кровь, в шатер влетел Дава, один из четырех его близких друзей.

Влетел и замер на пороге, кося глазом на девушку.

– О, тебе уже привели твой трофей?! Не знал, прости.

– Заткнись лучше и помоги, я сзади не вижу.

– О, ну конечно, у тебя же нет глаз на затылке! Хотя я иногда забываю об этом.

– Хватить трепать языком. Помогаешь – помоги, если нет, я справлюсь сам, – проговорил Тэмир, глядя на Дава.

Тот дернул шеей, неловко покосившись на девушку, и пошел к нему, ступая вразвалочку и косолапя. Подошел, стал осматривать рану и пробубнил:

– Промыть надо. И заштопать. И я бы ханского шамана позвал, заговорить рану, мало ли чем острие копья могло быть смазано.

– Обойдемся без шамана, – сказал Тэмир и показал на широкую чарку, в которую он заранее налил немного арака.

Дава чертыхнулся.

– Сляжешь же, ненормальный. Вот Дер-Чи обрадуется!

– Не слягу, – сквозь зубы процедил Тэмир, пока Дава заливал огненной водой рану на боку.

А тот промыл рану, тщательно осмотрел. Потом сказал:

– Лучше, чем я думал. Ты везучий. Но зашить надо.

– Не надо, будет мешать.

– Ну хоть перевязать!

– Не надо, так быстрее затянется.

– Ну ты… Черт с тобой, сейчас принесу снадобье моей бабки. Намажешь.

– Неси, давай.

Дава обтер руки и вышел из шатра, украдкой косясь на застывшую в углу испуганную девушку. Тэмир сам старался меньше на нее смотреть, чтобы лишний раз не смущать. Все-таки она слишком красивая.

Через несколько минут Дава вернулся.

– Вот, принес, – сказал, морща нос. – Я не знаю, что моя бабка сюда мешает, то ли волчий жир и помет тушканчиков, то ли мочу волка и… Воняет страшно, но от этого снадобья на мне все сразу как на собаке заживает.

Зачерпнул пальцами и тут же протянул, отворачиваясь:

– Фуууу!

А потом искоса взглянул на девушку и добавил, подкашливая:

– Как ты теперь э… Твой трофей тебя не выгонит из шатра?

– Мажь, давай, – вяло огрызнулся Тэмир.

Он уже устал от всего этого и хотел есть. И надо было накормить девушку.

***

Тот воин, вошедший в шатер, был невысокий и коренастый. Настоящий степняк. Лицо круглое, улыбчивый, у него еще росли такие усики, молодой, наверное. Он говорил что-то и стал осматривать рану.

Все эти кровавые тряпки, запах спиртного, запах крови.

Потом этот круглолицый вышел и вернулся с какой-то плошкой. И опять занялся раной. Аля забилась в самую дальнюю часть шатра и оттуда с ужасом смотрела, что они творят в антисанитарных условиях, и ей становилось дурно. Самой хотелось кричать. Казалось, это должно быть очень больно, но тот парень молча терпел, даже в лице не изменился. Только один раз она встретилась с ним взглядом.

У него были большие серые с желтизной глаза. И взгляд такой, что…

Она не выдержала, опустила голову. А потом вообще стала осматриваться, не решаясь больше на него смотреть. Глаза уже давно привыкли к полумраку, царившему в шатре, и теперь она видела гораздо лучше. В стороне от входа лежало его оружие и небрежно брошенный сверху доспех, похожий на античный панцирь.

Зачем он снял его перед боем? Зачем было так рисковать? Вспомнила сейчас, как тот другой летел на него с копьем, и невольно передернулась. Но Аля уже поняла, что это необычный человек.

А еще она понемногу стала догадываться, зачем ее привели сюда. Ведь если сопоставить все, получалось, что она приз, за который он дрался и победил. И теперь она его собственность? Все внутри восставало против!

Там, на ристалище, кричали: «Цом! Цом!». Аля не знала, что это значит. Но сейчас, когда державший ее в тисках страх немного прошел, она поневоле стала задумываться – а что же с ней дальше будет?

Наконец круглолицый вышел, сказав что-то на прощание. Дернулось полотнище полога и опустилось, отрезав их от внешнего мира. Она осталась в шатре наедине с победителем.

Сразу повисло напряжение. Чего ждать?

Парень встал со своего места, а она невольно дернулась. Потом замерла, глядя перед собой. Но он даже не взглянул в ее сторону, подобрал кровавые тряпки с земли и как был, в одних штанах и босой, вышел наружу. А ей вдруг стало страшно одной.

Как в первый миг своего попадания. Мгновенно сгустился сумрак, шорохи поползли отовсюду, звуки, шаги снаружи, ржание, лай… Хохот. Страшно!

Но вот полотнище полога снова дернулось. На пороге возник он. У него в руках было две миски. Одну он положил на низенький плетеный столик, с другой ушел в дальний конец шатра и начал есть. До этого момента Аля не чувствовала голода, а тут прямо живот подвело. Но это же надо было встать с места, а она не хотела привлекать к себе лишнее внимание.

И тут он вдруг перестал есть и вскинул на нее тяжелый взгляд.

Аля так и застыла, боясь дохнуть. А он встал, взял  со столика вторую миску. Подошел, присел на корточки и протянул ей:

– Йе!

Она вздрогнула. Опустила глаза – в миске была жидкая каша, в которой плавали кусочки баранины. Большая порция.

– Йе.

– Спасибо, – пробормотала Аля, забирая у него миску.

Он не ответил, молча отошел и снова принялся за еду.

***

Они так и ели молча, каждый в своем углу. Аля временами поднимала взгляд от миски и смотрела на него. Она про себя окрестила его «парень», но нет, это был мужчина. Совсем молодой. Вблизи она разглядела, что у него гладкая кожа, загорелая, но не грубая, как можно было бы предположить, а шелковистая. Черты лица были правильные, а глаза большие, серые, взгляд суровый, пристальный.

И, конечно, рана на боку. Аля не могла на его развороченный бок смотреть.

Она еще подумала, что он по возрасту ровесник ее однокурсников. Но те по  сравнению с ним воспринимались такими детьми. Инфантильные, рыхлые, ничего не видевшие в жизни, кроме компьютерных игр.

Боже, каким все казалось далеким. Еще сегодня утром она бежала на лекции, суетилась. А теперь? Уставилась в миску с кашей, сжала покрепче в руке грубую деревянную ложку. Пахло бараньим жиром. Она сцепила зубы и стала доедать, пока совсем не остыло.

Так странно было осознавать себя в этом шатре, в этой красной одежде, в украшениях. И отголоски переживаний от всего увиденного. Она невольно вздрогнула и задышала часто и глубоко. Ведь если бы победил не он, а тот, другой, который был в богатой одежде… Ей вспомнился его взгляд, горячий и алчный. Как будто он хотел живьем ее сожрать. Не так уж она была инфантильна, чтобы не понять, что он стал бы с ней делать.

Подумала так и снова передернулась. Надо было как-то выразить этому парню благодарность, но она не знала ни слова на их языке, не знала даже его имени. Да и, если честно, моментами, поглядывая на него, задавалась мыслью – а нужна ли она ему вообще со своей благодарностью?

Потому что он как принес ей еды, так с тех пор вообще перестал замечать ее.

Сам быстро доел, отставив миску куда-то в сторону, потом подошел к пологу и выглянул. Аля уж думала, опять уйдет, но нет. После этого к нему в шатер вошли еще четыре молодых воина. Одного, того, круглолицего, она узнала, других видела впервые. Все они, проходя внутрь, косились на нее.

Однако тот парень что-то сказал и сразу увел их вглубь шатра. Там они уселись кружком и довольно долго говорили о чем-то. О ней как будто забыли, и, наверное, это было хорошо. Аля поставила пустую миску на плетеный столик и затаилась, стараясь казаться меньше и незаметнее.

Но вот совещание окончилось, молодые воины стали расходиться. Один направился к ней, она вся сжалась, а тот взял со столика ее пустую миску и вышел.

А ее… хозяин? или как еще его звать? Подхватил с пола свою миску и тоже вышел.

Она осталась одна в шатре.

Тем временем совсем стемнело и наступила ночь. А ночью вообще все иначе. Аля очень плохо представляла себе, что теперь будет. И надо же где-то спать… Не успела додумать, полог шатра снова колыхнулся, вошел тот круглолицый. Отводя взгляд, бочком приблизился и положил недалеко от нее наземь большой глиняный горшок. И тут же вышел.

Аля сначала не могла понять. А когда поняла, готова была сгореть от стыда. Это же ей… э… для естественных надобностей? Ужас какой… Она не могла к тому горшку прикоснуться, да что прикоснуться! Она не могла пошевелиться.

Некоторое время в шатер никто не заходил. Потом вернулся этот… хозяин ее. Глянул искоса в сторону горшка. Аля чуть сквозь землю не провалилась. А он прошел вглубь шатра, туда, где прямо на земле были набросаны шкуры и куски войлока. Взял одной рукой кусок темной ткани и стал стелить, а потом улегся спиной к ней на здоровый бок.

И… все? Уснул?

Аля не могла поверить. Некоторое время еще сидела, нервно прислушиваясь. Наконец усталость взяла свое, она свернулась комочком у стенки шатра и задремала.

Разбудил стон.

Тихий, но такой явственный.

– Ммммм… Ммммм!

Подскочила с колотящимся сердцем. В первый момент не могла понять, где находится, что происходит, потом дошло – шатер. А это он во сне стонет, наверное, воспалилась рана. И как тут быть? Надо же кого-то на помощь звать, а она ни слова не знает на их языке.

Мужчина снова застонал и стал метаться во сне.

Что делать? Аля зажала ладонями рот, стала оглядываться. Потом все-таки пересилила себя. Встала и тихонько подошла, хотела посмотреть. Но только она приблизилась, как он мгновенно перевернулся и схватил ее за руку.

Она так и застыла, глядя в его глаза.

А у него взгляд был дикий и сосредоточенный, как у потревоженного хищника. И такой глубокий, что Аля просто увязла. Он тоже замер, глядя на нее, брови сошлись на переносице. Сжал ее руку сильнее и потянул на себя.

И тут она наконец очнулась, заговорила, сбиваясь от волнения, потому что стало страшно – вдруг он решит, что она пыталась убить его или еще что-то замышляла.

– Ты стонал во сне! Тебе было плохо! Ты… У тебя рана! Она же воспалилась.

Потом осеклась под его взглядом и прошептала:

– Я хотела помочь. Правда. Я…

Ну вот. Сказала.

Только он все смотрел на нее и хмурился. Ну да, конечно, он же ни слова из того, что она говорит, не понимает. Стало жаль себя и захотелось плакать. А парень неожиданно перехватил ее руку выше и приподнял рукав. Взглянул на татуировку на запястье, потом ей в глаза.

Аля беззвучно ахнула. За всем, что с ней случилось сегодня, она и забыла про ту татуировку! Когда только он успел ее заметить, ведь в шатре было темно. И вид у него бы такой, что ей стало не по себе опять.

Попыталась отнять руку, но он не выпустил. Наоборот. Сильнее потянул на себя, показал на место рядом и проговорил:

– Ят.*

– Что? – испугалась Аля. – Не надо, пожалуйста.

И уж совсем не зная, что сказать, выпалила:

– Тебе нельзя! У тебя откроется рана!

– Ят! – повелительно повторил он.

Усадил на свою постель, а сам встал и вышел из шатра.

***

Тэмир был потрясен. У этой девушки на руке знак – голова дракона.

Ему предсказывал один слепой старик, что в его жизнь придет женщина-дракон. Тэмир ему в лицо рассмеялся. Разве бывает женщина-дракон?! А оно вот как.

Он сам не помнил, как вылетел из шатра.

– Куда? – спросил Гырдо, один из четырех его близких друзей, дежуривший снаружи.

– Надо, – ответил Тэмир.

И подошел сначала к своему коню, постоял немного, прижавшись к боку, а потом пошел прямиком в шатер к Дава.

– Э? – вытаращился тот, подскакивая со сна. – Хе-хе! Я все-таки был прав, и твой трофей выставил тебя из шатра?

– Не болтай, – буркнул Тэмир. – Лучше давай сюда снадобье твоей бабки.

– Воспалилась? Я же сказал!

Дава сразу же сделался серьезным. Мазал ему бок и ворчал. Когда он закончил, Тэмир сказал:

– Я сегодня лягу у тебя.

– Да уж конечно! Ложись давай. А я так и быть, посторожу там твое богатство.

***

Честно? Аля была в шоке и не знала, что думать. Сидела там и тряслась, каждую минуту ожидая, что он вернется, и тогда… Но время шло, а он не возвращался. И тогда до нее дошло, что он просто уступил ей свою постель.

Снаружи было тихо, только иногда доносился отдаленный лай и тихий звон упряжи. И спать уже хотелось адски, после всего глаза просто закрывались. Она улеглась с краешку, и плевать, что тут антисанитария и спать придется почти на полу. Свернулась калачиком и заснула сразу.

Последняя мысль была, что она теперь знает два слова «йе» и «ят».

Примечание:

*  Йе – ешь, ят – ложись.

глава 4

С ханского пира, если хан не отпустит, можно уйти только вперед ногами. А сыну своему Дер-Чи Угэ-хан не позволил уйти. Пришлось господину после поражения, которое видели все, отряхнуться и возвращаться за стол, где сидели его младшие братья от разных ханских жен и ближайшие соратники Угэ.

И хоть в лицо ему никто не посмел смеяться и язвить, смешков за своей спиной Дер-Чи услышал много. Он запомнил всех. Один только старый Забу-Дэ не изменился в лице и преспокойно продолжал есть, помогая себе узким острым ножом и обсасывая пальцы.

Угэ, хоть временами и посматривал на старшего сына с издевкой, эту тему в разговоре не поднимал, но Дер-Чи уже понял, что в ближайшее время ему не светит ярлык на самостоятельное княжение. Конечно, не оправдал надежды отца, упустил свой шанс. Оставалось только глушить боль в голове араком.

И чем больше Дер-Чи пил, тем яснее понимал, что Угэ сделал это специально. Не отдал ему рабыню, хотя и мог. Что ему стоило, сам уже стар, давно не топчет баб. Но нет, он все подстроил, чтобы его унизить!

Не могло быть такого, чтобы голый змееныш Тэмир победил его.

Теперь уже Дер-Чи в алкогольных парах виделся заговор.

А рабыня… Сайхан боол, сайхан! Он сжимал кулаки, заливаясь черной злостью. А перед глазами пелена. И сквозь эту пелену Дер-Чи видел, как этот сын гадюки касается своими погаными руками ее длинных светлых волос, как он снимает с нее затканный узорами красный халат.

Это он должен был касаться ее волос и снимать с нее красный халат! Она должна была ждать ночи в ЕГО шатре!

– Йеыхххх! – зарычал Дер-Чи, грохнул кулаками по столу и смахнул пиал.

– Наполните пиал господина, – велел хан. – И поставьте рядом, а то его что-то зрение стало подводить.

Дер-Чи скрипнул зубами. В тот момент он хотел удавить отца, но привычно сдержал себя. Выпил пиал, потом еще и еще. Все, что перед ним по приказу хана поставили. Пил, а в голове зрел план. Пойти к змеенышу и забрать у него рабыню. А будет противиться – перерезать ему глотку. Но праздник все продолжался, и Дер-Чи приходилось сидеть за столом, пока хан не наестся его унижением.

А тот гаденыш тем временем…

– Ыаааааа! – рычал он снова и сметал со стола дорогую посуду.

Но перед ним ее выставляли снова, клали лучшие куски. Отец собственноручно соизволил послать ему бараний глаз. Дер-Чи едва сдержался, чтобы не сплюнуть. Сжал руки на груди и проговорил:

– Благодарю, мой хан.

Но наконец пир закончился, хан наелся и напился. Дер-Чи первым после отца поднялся из-за стола и хотел уйти, однако Угэ обернулся и приказал:

– Проводите господина, он сегодня устал.

Еще одно унижение!

Но он только поклонился. Пришлось вытерпеть, пока верные прихвостни отца доведут его до шатра. Он вошел внутрь, развернулся и рыкнул:

– Что, и исподнее снимать мне поможете?

Все-таки он был старшим сыном хана. Воины поклонились и ушли. Все! Теперь его ничто не удержит. Он возьмет себе светловолосую рабыню.

В шатре вертелся мальчишка-прислужник, его ждал, чтобы помочь разоблачиться. Дер-Чи рявкнул, чтобы тот убирался. А потом быстро пристегнул к поясу меч, взял топор и уже собирался выйти, как полог его шатра распахнулся.

Вошел Угэ-хан и с ним его правая рука, старый Забу-Дэ. Дер-Чи беззвучно выругался сквозь зубы, но сцепил руки на груди и склонился перед ханом:

– Отец.

А тот оглядел его с ног до головы и хмыкнул.

– Далеко собрался, сын?

Он не стал отвечать, выпрямился и застыл. Угэ скрипуче рассмеялся:

– Не спится? Живот болит?

Не насытился его унижением?!

Сейчас в нем говорил арак, но Дер-Чи не выдержал, рявкнул:

– Ты должен был отдать ее мне!

– Поучи меня, что я должен, – голос хана опасно похолодел.

Когда Угэ бывал в таком настроении, легко можно было недосчитаться головы. Дер-Чи опомнился:

– Прости, отец.

Но он был обижен. А хан смерил его взглядом, прошел вглубь шатра и  проговорил:

– Никуда не пойдешь.

– Почему? Если я убью его сейчас и заберу рабыню – это будет справедливо! – выплюнул Дер-Чи.

Голос подал старый Забу-Дэ. Он равнодушно проговорил:

– А зачем? Тэмир ранен. Ты неплохо достал его копьем. Ему сейчас не до рабыни, он, может, до утра сам сдохнет. Вот тогда пойдешь и возьмешь.

***

Угэ следил за своим старшим сыном за столом и знал, что Дер-Чи не смирится с поражением. Захочет взять рабыню себе. Более того, он хотел бы, чтобы Дер-Чи убил змееныша. Но.

Ялал той.

Трофей, добытый в честном бою, нельзя отнять. Войско никогда не поддержит.

Войско как зверь. Если хочешь, чтобы этот зверь служил тебе, надо знать, когда ударить нагайкой, а когда почесать за ушком и бросить ему кость. Сейчас был тот самый случай, когда надо поддержать иллюзию, что хан справедлив и щедр к своим воинам. И все они для него как дети. Хе-хе.

Но Дер-Чи все-таки его старший сын, и ему нужна будет поддержка войска.

О том, что опять почему-то не решается убить проклятого мальчишку, Угэ не хотел думать. Это было что-то сверхъестественное и суеверное, чего он предпочитал не касаться.

***

О том, что ее могло ждать, Аля даже не предполагала. Она спокойно проспала всю ночь, а утром проснулась в шатре одна. Солнце просвечивало сквозь щели. Она села на постели, растирая шею. Отлежала с непривычки. Но это была не самая большая неприятность.

Самая большая заключалась в том, что уже чересчур настойчиво заявляли о себе естественные надобности. Она долго не решалась, потом, обмирая от неловкости и от страха, что кто-нибудь войдет в самый неподходящий момент, воспользовалась-таки горшком.

Ухххх… Полдела было сделано.

Но теперь же это надо было как-то вынести. Она стала оглядываться, как бы сподручнее с этим пробраться к выходу. И тут полог шатра колыхнулся и отлетел в сторону.

А она чуть не обмерла.

Думала – все, сейчас он зайдет, и она прямо сейчас умрет на месте от неловкости. Но в шатер вошел отнюдь не ее хозяин, а девушка. Такая круглолицая, узкоглазая, улыбчивая, зашла и замерла на пороге.

Они уставились друг на друга, и неизвестно, кто был растерян больше. Но девушка первой опомнилась и шагнула вперед.

– Тору*, – кивнула, приложив руку к груди, косички из-под странной шапочки качнулись вперед.

– Здрасьте, – пробормотала Аля, поворачиваясь бочком, чтобы не было видно, что она в руках держит.

Девушка значительно отличалась от тех бездушных теток, что держали и переодевали ее тогда, в самый первый раз. Одежда на ней была попроще, гораздо меньше висюлек на шее и в волосах. А главное, она смотрела без того презрительного превосходства. Это было хорошо, но теперь Аля ждала, когда она уйдет, чтобы…

И тут та шагнула к ней, протянула руку и выдала:

– Ег*!

– Что? – вытаращилась на нее Аля.

– Мин* ег, – повторила та, показывая на то, что Аля держала в руках. – Ег!

И придвинулась ближе. А Аля наконец поняла… Ей чуть дурно не стало, замотала головой. Хотела сказать, что только через ее труп. Девушка прыснула в кулачок, пробормотала что-то, потом ткнула себя щепотью в грудь и повторила:

– Мин авах*.  Ег.

Подошла и попросту потянула это у Али из рук. Боже, так стыдно ей еще никогда не было. Но девушка фыркнула, эмоционально, но без злости, а потом решительно забрала горшок и вышла.

Аля чуть не села на месте. Ну вот – все. Все. Это был просто финиш. Обезличивание полное. Теперь она даже права не имеет горшки за собой выносить. Хотела снова забиться к стенке шатра, но девушка уже вернулась. В руках у нее была целая стопка каких-то тряпок. Сверху одежда, и было еще что-то.

– Та хувцас*, – сказала она.

Протянула ей из этой стопки халат, штаны и длинную рубаху и еще покрутила кистью – мол, бери. Конечно, Аля чувствовала себя глупо, но переодеться, наверное, стоило. В этом красном она была слишком заметна, и вообще, это навевало ей малоприятные воспоминания. Она взяла у девушки одежду и стала озираться, где бы найти укромный уголок, но такового в шатре воина не было.

И тут девушка оживилась и что-то быстро затараторила. Аля ничего не поняла, но та положила стопку на плетеный столик, а сама вытянула откуда-то из-за войлочной завесы моток веревки и стала натягивать ее между стойками каркаса. И сверху потом перекинула большой кусок ткани. Получилась ширма, которая отгораживала часть шатра. Укромный уголок.

Закончила и улыбнулась, показывая жестом – мол, иди. И повторила:

– Та хувцас.

– Спасибо, – проговорила Аля, прижимая к груди одежду, и для верности еще поклонилась.

Девушка поклонилась в ответ и показала на себя:

– Цецег.

– Что?

Та снова показала на себя и повторила:

– Цэцэг, – а в нее ткнула щепотью. – Нэр?

О, а это Аля поняла! И проговорила, показывая на себя:

– Аля.

– Алия?

Аля кивнула, а в сознании пронеслось шелестом ветра: «Отдыхай, Алия». Она тряхнула головой, сейчас об этом думать не надо. Сказала:

– Спасибо, – и ушла за занавеску переодеваться.

А пока одевалась, мыслей вертелось много, все думала. Так странно. В родном мире людей отгораживают друг от друга бетонные стены и многокилометровые расстояния, и все равно они не чувствуют себя в неприкосновенности. А тут – занавеска и тонкие стены шатра – границы чисто условные. Но ты полностью изолирован от всего внешнего.

Одежда вроде бы села нормально. Зеркала у нее, конечно, не было, но она повертелась так и сяк, оглядывая себя с боков. Потом заплела волосы в косу и вышла наконец из своего укрытия.

И чуть не шарахнулась назад от неожиданности.

***

Тэмир проснулся уже давно, и даже поесть успел с ребятами.

Они подсмеивались, на все лады повторяли, что выставил его из шатра его трофей. Но ему было плевать на то, у него шкура толстая. Давала себя знать рана на боку. Она за ночь от снадобья, которым его щедро намазал Дава, подсохла и затянулась струпом. И все же каждое неудачное движение отдавалось болью. Но Тэмир к этому привык и никогда бы не показал, что чувствует боль.

Гораздо больше его беспокоила оставленная в шатре девушка. Она была какая-то странная, беспомощная, как будто не от мира сего, но бесстрашная. И слишком красивая. Если долго смотреть, можно ослепнуть. Неудивительно, что парни засматривались на нее.

С ней надо было что-то делать, это он уже понял. Поэтому с утра же сказал Гырдо, чтобы тот попросил сестру помочь. А потом не выдержал, заглянул в шатер. Она спала, свернувшись на  его постели клубочком. Странное чувство. Тэмир немедленно опустил полог и отошел.

И устроился снаружи перед шатром. Мало ли дел может быть у воина?

Тем временем солнце поднялось уже высоко, вокруг него собрались все четверо его друзей, как будто делать нечего. Наконец появилась Цэцэг, сестра Гырдо, и зашла в шатер, а они все аж затихли. Но вот она вышла, неся в руках…  И шикнула на них:

– Эй?! Что уставились? Шеи свернете!

Отвернулись. Глупо вышло.

Потом Цэцэг еще сбегала в родительский шатер и принесла одежду.

Тэмир вошел не сразу, выждал снаружи, чтобы дать ей время, и только после этого подошел к пологу, закрывавшему вход в шатер. Замер на секунду, медленно отдернул и вошел.

Один взгляд. Уже понятно, что в его шатре за одно утро изменилось многое. Теперь там был натянут занавес, отделявший часть пространства для нее. Девушки не было видно, но Тэмир знал, что она там, и это почему-то безумно волновало.

Как раз в этот момент она вышла из-за занавеса и застыла на месте, как испуганная серна. А он невольно застыл, глядя на нее.

В красном расшитом узорами ханском халате она казалась яркой, как размалеванная кукла. Сейчас в этой простой одежде перед ним была живая девушка. И да. Так она была еще красивее.

***

– Тору, – сказал он и прошел внутрь, не глядя на нее.

Черт… Аля смотрела на его мощную спину и думала, что нельзя так обмирать от неожиданности. И вовсе не потому это, что у него слишком необычные глаза. И сам он… необычный тоже.

А он взял что-то с пола рядом с постелью, и пошел к выходу из шатра. Проходя, скользнул взглядом по занавеске, но ничего не сказал. Без него в шатре стало как-то пусто и тревожно.

Но вот полог снова отдернулся, вошел он. В руке две миски какой-то еды. Есть хотелось, да… Аля думала, он, как вчера, ей отдаст миску в руки, но нет. Вместо этого он выдвинул вперед плетеный столик. Устроился на войлочном ковре и поднял на нее тяжелый взгляд серых глаз.

– Йе.

Это что же, ей придется подойти к нему самой?

Примечание:

*  Тору – здравствуй;

 ег – дай; мин ег – дай мне;

 авах – возьму, взять;

 хувцас – одежда; та – ты, тебе.