Текст книги "Суеверия викторианской Англии"

Самые «жизнеутверждающие» приметы приходились на долю пресмыкающихся и земноводных. Естественно, что мало кто проникался к ним особой симпатией или жалостью. Поэтому по большей части их участью было служить компонентами магических средств. Желающие недорого сделать эпиляцию могли прибегнуть к услугам пятнистой саламандры: она покрыта слизью, которая, попадая на волосы, сразу же приводит к облысению. А уж если саламандра заползет на дерево, на нем сгниют все плоды.

Желтые пятна на теле саламандры издавна связывались с ее происхождением от огненной стихии. Поэтому верили, что огонь, который беспрерывно горит на протяжении семи лет, порождает саламандру. Вырвавшись из горнила, огненный дух будет уничтожать все, к чему приблизится, сам же останется невредимым. В Шотландии каждые семь лет принято было гасить любой постоянно горящий огонь, например в печах на металлургических заводах. Брать на себя ответственность за рождение чудовища никому не хотелось.

Древняя магическая сила, безусловно, сопутствовала жабам. Из-за своей неприглядной внешности, бугристой кожи и россыпи бородавок жабы прослыли зловещими тварями. В народном воображении они крепко-накрепко были связаны с ведьмами, которые использовали их в своих ритуалах. Наравне с зайцами и черными кошками жабы считались потенциальными «фамилиарами» ведьм, т. е. животными, которых дьявол вручает ведьмам в награду за верную службу. Негативное отношение к жабам и их связь с нечистой силой отразились в литературе. Помимо волчьего зуба, драконьей чешуи, пальца удушенного младенца и прочих экзотических ингредиентов ведьмы в «Макбете» кладут в котел и жабу:

 
Жаба, в трещине камней
Пухнувшая тридцать дней,
Из отрав и нечистот
Первою в котел пойдет.
 

(Пер. Б. Пастернака)

Упоминание об отраве неслучайно: как в елизаветинские времена, так и в XIX веке жаб считали ядовитыми. В качестве рекламы своих снадобий шарлатаны на ярмарках глотали жаб и в конвульсиях падали наземь, но исцелялись благодаря дозе фирменного эликсира. Такие представления пользовались успехом, ведь зрители не сомневались, что жабой можно отравиться. В этом суеверии есть доля истины – некоторые виды жаб действительно выделяют токсины. Впрочем, земноводные, описанные в скучных учебниках по биологии, и в подметки не годятся фольклорным жабам, которые при случае плюются огнем, а если загнать их в угол, прыгают обидчику прямо в лицо. Если они укусят корову, та заболеет. Если запрыгнут на крыльцо, над домом уже нависла беда. Если проникнут в дом, особенно в мае, то принесут с собой болезни. Так что жаб истребляли всеми доступными способами: например, среди даремской ребятни популярной забавой было положить жабу на один конец доски, а затем с размаху ударить по другому чтобы бедняжка превратилась в желеобразную массу как только шлепнется на землю.

Взрослые оказывались не менее жестоки: или бросали жаб в огонь, или применяли в народной медицине, или же использовали для колдовских ритуалов. К примеру, в Линкольншире записан следующий способ вернуть возлюбленного: засунуть жабу в банку, плотно закрыть верх банки бумагой и обвязать ниткой, как для хранения варенья. Втыкать в бумагу иголки, приговаривая: «Не эту жабу хочу пронзить, а сердце любимого поразить». Перевернуть банку так, чтобы жаба упала на иголки, и оставить ее умирать. Чтобы заклинание подействовало, повторить ритуал девять раз.

Убивали жаб и для того, чтобы добыть важные защитные амулеты. Жабьи лапки носили в мешочке на шее для профилактики различных заболеваний. Жабье сердце, припрятанное в кармане, помогало беспрепятственно воровать. Но самыми желанными частями тела были «волшебная косточка» и «жабий камень».

Упоминание о последнем можно найти в пьесе Шекспира «Как вам это понравится»:

 
Есть сладостная польза и в несчастье:
Оно подобно ядовитой жабе,
Что ценный камень в голове таит.
 

(Пер. Т. Щепкиной-Куперник)

Волшебный камень, которому приписывались такие чудесные свойства, как обнаружение ядов, исцеление ран и благотворное влияние на беременных женщин, извлекали из жабьей головы. Жабий камень носили на шее или же касались им раны. Вблизи ядов он менял цвет. Пик популярности подобных легенд пришелся на период с XV по XVII век, к началу XIX века вера в них ослабела. Тем не менее упоминания о них можно встретить в фольклорном сборнике Вальтера Скотта «Менестрели шотландских окраин» (1802). Вера в жабью косточку, наделяющую своего владельца магическими способностями, продержалась гораздо дольше, вплоть до конца викторианской эпохи.

Для извлечения жабьей косточки и жабьего камня применяли один и тот же способ: дохлую жабу клали на муравейник и некоторое время спустя возвращались за косточками, очищенными от мяса. Жабий камень определяли по внешнему виду. Впрочем, согласно заключениям экспертов, за него обычно выдавали окаменевшие акульи зубы. Отличить волшебную косточку от обычных было сложнее. Собрав кости с муравейника, их бросали в воду. Искомая косточка плыла против течения – уж такое в ней волшебство! Главное, схватить ее прежде, чем до нее доберется дьявол, и сунуть в карман, не страшась ни грома, ни других страшных звуков, которые могут при этом раздаваться. Дело, что и говорить, рисковое, но результат того стоил. Косточка помогала в делах сердечных, но главным ее достоинством была власть над лошадьми. Искусных конюхов называли toadmen – «жабьи люди», «жабцы», объясняя их умение управляться с лошадьми тем, что когда-то они добыли жабью косточку. Ходили слухи, что каждый кандидат на вступление в «Слово всадника» («Horseman's Word») – шотландское тайное общество конюхов – должен был сначала обзавестись волшебной костью.

Самыми ненавистными пресмыкающимися во все времена оставались змеи. Чтобы отпугнуть их, в дорогу захватывали сырой лук или палку из ясеня. Раз уж змеи внушали такой страх, под тем или иным предлогом их убивали. Шотландцы считали, что оставить встреченную змею в живых – к беде. Голову змее требовалось размозжить и отбросить подальше от тела, иначе змея вновь оживет.

Особое место среди змей занимали гадюки. Ходило занятное поверье, что во время опасности они живьем заглатывают своих змеенышей и вновь извергают их, когда беда миновала. Гадюка у порога предвещала смерть, а сон о ней означал козни недоброжелателей. Как и ежи, гадюки любили доить коров, тем самым приводя фермеров в исступление. Вороватую змею можно без долгих проволочек забить палкой, но существовали и более оригинальные методы: например, обезвредить змею, помахав шелковым платком у нее перед мордой. Как только змея кинется на платок, зубы увязнут в шелке и уже тогда можно смело браться за палку.

Ни один здравомыслящий человек не решился бы попросту выбросить труп змеи. Гадюк не только опасались, но и ценили за целебный жир, применявшийся для изготовления лекарств и в колдовских ритуалах. Убитую змею подвешивали возле камина, а под нее ставили плошку, в которую капал жир. В Сассексе гадючьим жиром лечили глухоту, отталкиваясь от распространенного поверья, что все гадюки глухи. Он же считался лучшим средством от змеиного укуса.

За неимением змеиного жира укушенного заворачивали в шкуру только что освежеванной овцы или же прикладывали к ранке живых голубей. В Шотландии укусы обрабатывали водой, в которую была опущена высушенная голова другой змеи. В Уэльсе советовали сразу после укуса змеи перепрыгнуть через любой водоем, пусть даже обычную лужу, – это нейтрализует яд.

Несколько интересных примет касалось насекомых. Сверчки приносят удачу, но если жестоко с ними обращаться, они обидятся и со зла прогрызут дырки в шерстяных носках. Впрочем, благосклонно к сверчкам относились не всегда. По данным Стива Роуда, в английских суевериях XVII века сверчки предстают довольно неприятными созданиями, их стрекотание предвещает смерть. С другой стороны, а что ее не предвещает? Довольно жестоко фольклор относился к бабочкам. Так, в Корнуолле считалось хорошей приметой раздавить первую бабочку в году. Шотландские дети делили бабочек на хороших и плохих. В первую категорию попадали все бабочки, за исключением темно-коричневых или пятнистых. Хороших бабочек подкармливали сахаром, плохих сторонились, но убивать боялись. Недоверчивое отношение к бабочкам распространялось на моль. Этих насекомых называли «призраки», но не убивали, чтобы ненароком не навредить духу родственника, возможно, избравшего именно такую форму для дружественного визита. Моли, очевидно, пользовались этим суеверием, чтобы спихнуть ответственность за съеденную шерсть на безобидных сверчков.

Несмотря на отвращение, которое многим внушают пауки, связанные с ними приметы были исключительно благожелательными. Согласно легенде, когда Дева Мария с младенцем Иисусом пряталась в пещере от солдат Ирода, паук соткал паутину у входа. Воины решили, что там давно уже никто не бывал, и прошли мимо. Англичане утверждали, что если положить паука в карман, вскоре заведутся деньги. Если он пробежит по платью женщины – это к обновке. Девушки с острова Джерси после помолвки пренебрегали уборкой, ведь каждая паутина, увиденная поутру, сулила поцелуй любимого! Близкие соседи пауков, тараканы, влияли на погоду. Убить таракана или жука – к дождю.

До введения современных стандартов гигиены блохи считались неизбежным злом. Поэты посвящали им стихи, а живописцы изображали прекрасных дев, занятых ловлей блох. Ситуация изменилась в XIX веке, когда люди наконец-то возлюбили чистоту. Не только врачи, но и суеверные старушки давали советы по избавлению от паразитов. В День святого Давида (1 марта) крестьянки опасались открывать окна и двери, ведь именно тогда дьявол оставляет на каждом пороге по мешку блох.

Божья коровка

В детском фольклоре почетное место занимали божьи коровки, их именовали «птичками Богородицы». Если в России дети просили коровку вернуться и принести им хлебца, то в Англии, наоборот, беспокоились, что у небесного создания, пока оно летает на земле, на небе могут случиться неприятности:

 
Божья птичка, божья птичка – поспеши домой.
Дом горит и твои детки носятся гурьбой.
Крошка Нэн одна в кроватке из детей сидит,
Золотых тончайших кружев наплести спешит.
 

Иногда с помощью божьей коровки гадали, где искать жениха:

 
Божья коровка, с руки улети,
Скажи мне, коровка, где любовь найти?
На песке у моря? В поле, у реки?
Божья коровка, улети с руки!
 

Конечно, это была только детская песенка и никто серьезно не приглядывался, куда именно летела коровка. Но как знать?

Особые «корпоративные» приметы водились у пасечников. Уход за пчелами был столь важен, что ответственный пчеловод скорее опоздал бы на свою свадьбу, чем упустил рой. Именно это происходит в романе Томаса Гарди «Под деревом зеленым», где Дик Дьюи заставляет свою невесту Фэнси изрядно поволноваться:

«– И надо же, чтобы мои пчелы вздумали роиться как раз сегодня! – продолжал Дик, охватывая своих слушателей выразительным взглядом, словно сетью. – Да и рой какой хороший: самый лучший рой за последние десять лет.

– Отличная примета, – изрекла умудренная годами миссис Пенни, – отличная примета. <…>

– Да, с пчелами мешкать нельзя, – заметил дед Джеймс, – жениться можно когда хочешь, а пчелы по заказу не роятся».

Пчелы считались чувствительными созданиями, не терпели ругани и сквернословия, обращаться к ним следовало исключительно ласковым тоном. Раздражало их также присутствие распутниц или женщин во время менструации. Напротив, девственница могла без опаски пройти сквозь пчелиный рой. Пчелы были выше коммерческих интересов, так что запрещалось продавать их, а дозволялось только обменивать на что-либо. Но если продажи было не избежать, покупателю приходилось расплачиваться золотыми монетами, а не презренной медью или еще более презренными ассигнациями.

Если пчелы ни с того ни с сего начинали умирать, то и семье пасечника грозила беда. Если пчелиный рой опускался на высохшую ветвь, это предвещало смерть не только семье пасечника, но и тому, кто их увидит. С пчелами были связаны и менее зловещие приметы. Рыбаки с острова Мэн ловили первую увиденную в апреле пчелу чтобы она принесла им удачу и хороший улов. Пчела, залетевшая в дом, предвещала приход гостя. Кроме того, во сне человеческая душа могла покинуть тело, приняв облик пчелы. Чтобы умилостивить кормильцев, корнуолльцы натирали ульи цветами бузины. Мед предпочитали собирать 24 августа, в День святого Варфоломея, покровителя пчел.

Английский фольклор подчеркивает любознательность пчел, которых следовало извещать о всех значительных событиях как мирового, так и местного масштаба. Пчел поздравляли с праздниками, особенно с Рождеством. В Хартфордшире возле ульев распевали рождественские песенки, к примеру такого содержания:

 
Пчелы, пчелы, жители рая,
Божью работу живут выполняя.
Не выполнят люди работу такую,
Собирают пчелы долю святую.
Бог создал пчел,
Пчелы создали мед,
Бог создал человека —
Он мед продает.
Бог создал деревья,
Чтобы на них росли ветки,
Бог создал парней,
Чтобы их любили девки!
 

Возникновение этой песни связано с тем, что из пчелиного воска изготавливали церковные свечи, включая и пасхальную свечу, символизирующую Воскресение Христа.

Когда умирал пасечник, вдова шла к ульям, трижды стучалась и сообщала пчелам о смерти мужа. Как правило, при этом употреблялась стандартная формула: «Пчелы, пчелы, ваш хозяин мертв, отныне вы должны работать на (имя нового пасечника)». В Уэльсе обходились без формальностей и говорили просто: «Его больше нет!» Если в ответ доносился гул, пчелы соглашались остаться на пасеке. Если они отвечали вдове молчанием, значит, замышляли в ближайшее время покинуть улей. Чтобы пчелы тоже носили траур по умершему, ульи обвязывали траурными лентами. С пчелами делились поминальным угощением – пирожками, сахаром, вином. Похоронные церемонии не обходились без курьезов. 13 сентября 1790 года в девонской газете «Аргус» появилась заметка об обычае поворачивать ульи в тот момент, когда гроб выносят из дома. Во время похорон зажиточного фермера у дома собралась толпа, и в самый ответственный момент кто-то выкрикнул: «Поверните ульи!» Слуга бросился выполнять поручение, но поскольку с местными обычаями он был незнаком, то все перепутал – не повернул, а перевернул улей. Наружу вырвались разозленные пчелы, которые принялись жалить собравшихся направо и налево.

Если пчелиный рой вылетал из улья с явным намерением покинуть пасеку, пасечник мог напомнить о своих правах, позвонив в колокол или, как в Уорикшире, постучав ключом по лопате. Растяпа, забывший про этот обычай, утрачивал право на рой. Зато фермер, проявивший смекалку, имел право следовать за своим роем даже по чужим землям.

Ряд суеверий был связан с растениями. Иногда их воздействие приписывалось месту, где они были сорваны. Например, строжайше запрещалось собирать цветы на кладбище и приносить домой, иначе в течение года кто-то из родных умрет. Дети опасались подбирать цветы, оброненные кем-то на улице. «Как подберешь цветы, так подберешь болезнь, как подберешь болезнь, так свалишься замертво» – грозила поговорка из Бэкингэмшира.

Нередко опасность таилась не в самом растении, а в том, как регулярно оно цвело. Любое цветение вне сезона считали дурной приметой. Опасно было и одновременное появление цветов и плодов. Это означало, что в семье владельца сада кто-то вскоре умрет. Кроме того, если трава проклюнется в январе, то будет плохо расти в течение целого года.

Особенную осторожность следовало проявлять садоводам. Что только не подстерегало их при встрече с такими милыми на первый взгляд цветами! Нарцисс, например, лучше было срезать при безветренной погоде. Ведь если нарцисс наклонится при вашем появление, вас ждет безвременная кончина. Если посадить в саду наперстянку (foxgloves), это привлечет фейри, а от них людям одни неприятности. Народная этимология трактовала название этого цветка как folks’ gloves, т. е. «перчатки эльфов».

По мнению доморощенных ботаников, подснежник напоминал труп в саване, а вот лилии в саду, наоборот, отпугивали призраков.

В светском этикете разнообразные цветы служили знатокам условностей: по форме или составу букета могли судить о чувствах человека или его статусе.

Неожиданно мрачные суеверия окружали обычную петрушку. Считалось, что она всходит только после девятого посева, потому что все предыдущие разы урожай собирает сам дьявол. Тем не менее приходилось возиться с семенами, потому что пересаживать петрушку с корнем было еще опаснее. Неосторожному огороднику грозила скорая смерть.

Помимо цветов и трав внимательно поглядывали и на кустарники. Про цветы боярышника говорили, что у них запах смерти. Крестьяне с богатым воображением сравнивали их запах с вонью лондонской чумы, и это в XIX веке! Цветы боярышника, как и другие майские цветы, нельзя заносить в дом. Согласно поговорке: «Май войдет – гроб выйдет». В Уорикшире добавляли: «Цветы боярышника и бузины к дому приманят зло Сатаны». Помимо боярышника в комнатах нельзя держать жимолость, но по другой причине. В Кембриджшире верили, что ее запах навевает девицам эротические сны. Если оставить жимолость в спальне, девушки запросятся под венец. Напротив, веточка мирта под подушкой – залог приятных и спокойных сновидений. В Вустершире бытовало поверье, что если куст крыжовника или смородины внезапно зачахнет в саду семье хозяев грозит скорая утрата. На острове Уайт обитало уникальное чудовище – гигантская волосатая гусеница, стерегущая крыжовник от вороватых ребятишек. Самых наглых она съедала живьем.

Хорошие поводы для того, чтобы подарить букет цветов. Иллюстрация из журнала «Панч»

Если у дерева, каким-то образом связанного с семьей, внезапно отсыхала ветвь, это предвещало скорую смерть домочадца. Подобные поверья касались в основном аристократов, чей предок собственноручно посадил какой-нибудь дуб, ставший семейным талисманом. В Гринхилл Корт (Херефордшир) рос вещий вяз, от ветвей которого зависела продолжительность жизни в семье Экли. То же самое говорили о кедре, посаженном в Брэтби (Дербишир) представителем рода Карнарвон. В XX веке ветви трухлявого кедра приходилось поддерживать с помощью цепей и опор. Дербирширцы связывали заботу о кедре с его пророческими способностями. Возможно, по той же причине о дереве так пеклись сами хозяева. А когда в 1923 году скончался Джордж Карнарвон, известный египтолог, обнаруживший гробницу Тутанхамона, к кедру потянулись толпы зевак. Всем было любопытно поглядеть, не отвалилась ли ветка.

Дуб, дерево друидов, почитался по всей Англии и особенно в Уэльсе. В некоторых деревнях бытовало поверье, что летом или ранней осенью листья дубов нашептывают древние пророчества.

Рябина не позволяла нечистой силе подобраться к жилищу, а кисть ее красных ягод, привязанная к поясу, защищала от сглаза.

Из березы в Уэльсе изготавливали майские шесты. Кроме того, с помощью березы юные валлийки сообщали возлюбленным о своих чувствах: если девушка принимала предложение, то отсылала жениху венок из березовых листьев, если отвергала – то из лещины. Этот трогательный обычай почти полностью исчез в XIX веке, но и тогда для березы находилось применение: из ее ветвей делали розги для нерадивых учеников.

На территории Британских островов было распространено лозоходство. Воду искали с помощью рогатины, срезанной с ивы или с лесного ореха. Знахарь брался за оба конца, иногда предварительно смочив руки, и медленно шел вперед, наблюдая за концом палки. Чем ближе к воде, тем сильнее дрожала и наклонялась палка. В шахтерских поселках Уэльса так искали залежи угля.

Целый сонм разнообразных суеверий окружал бузину. Согласно одной версии, на этом дереве повесился Иуда, вследствие чего оно обзавелось дурной репутацией. Приверженцы этой теории верили, что младенец, чья колыбель сделана из бузины, не сможет спокойно уснуть. По другому, не менее распространенному мнению, на кресте из бузины распяли Христа, поэтому жечь ее сродни святотатству. Опять же из-за ассоциаций с крестом считалось, что в бузину никогда не бьет молния. Стало быть, под ее ветвями хорошо прятаться во время грозы. Английская нечисть испытывала противоречивые чувства по отношению к бузине. В некоторых поверьях бузина выполняет ту же функцию, что и рябина, а именно отпугивает ведьм. С другой стороны, жители острова Мэн сажали бузину возле дома, чтобы фейри было где порезвиться. По сей день одиноко растущая бузина указывает на то, что когда-то на этом месте стояло человеческое жилище. Хотя его обитатели уже исчезли с лица земли, вера в чудо сохранилась.

Народная медицина находила применение любой части бузины, будь то листья, цветы, ягоды, кора или древесина. Бузину высушивали и толкли в ступе, добавляли в чай или смешивали с вином, часто употребляли в натуральном виде. Перечень недугов, от которых якобы помогала бузина, весьма внушителен: желтуха, зубная боль, кашель, простуда, ожоги, прыщи, бородавки и т. д. Щепка бузины в кармане защищала от сглаза и, как ни странно, от ссадин, натертых седлом. Поскольку в XIX веке на лошадях путешествовали часто и подолгу, это средство приходилось как нельзя кстати.

Помимо бузины с фейри связывали такие растения, как терновник, ясень, дуб, ива. Если терновник, дуб и ясень растут близко друг к другу, значит, здесь обитают фейри. Для того чтобы защититься от проделок «маленького народца», необходимо разыскать четырехлистный клевер, высушить и носить при себе. Кроме того, четырехлистный клевер приносит своему владельцу удачу и долголетие.

Из лесных растений особыми свойствами наделяли папоротник. С его помощью можно было вызвать дождь, для этого растение требовалось сжечь. В Норфолке на папоротнике гадали, разрезая стебель и пристально разглядывая срез, где должны были проступить инициалы будущего жениха. В Шотландии считали, что единственной буквой, которую можно разглядеть на срезе стебля папоротника, будет С, от Christ – Христос. Именно поэтому папоротник ненавидят ведьмы.

Зверобой, собранный накануне летнего солнцестояния, сушили и клали на подоконник для защиты от молний, бурь, пожаров и нечисти. Истолченный зверобой носили на шее в шелковом мешочке. Он обеспечивал успех в любовных делах, прояснял разум, исцелял психические заболевания.

У орехов исстари была эротическая подоплека, учитывая, что слово «орехи» (nuts) обозначало мошонку Когда по осени девушки шли за лесными орехами, подмигиваний и сальных шуточек избежать не удавалось. Орехи собирали для еды или для продажи, но уединение в лесу предоставляло прекрасную возможность завести интрижку. В лес за девушками следовали парни, а у тех, кто собирал орехи по церковным праздникам, появлялись и более зловещие спутники. Фольклорные сборники пестрят рассказами о насмерть перепуганных девицах, столкнувшихся в лесу с самим Сатаной.