Текст книги "История рыцарства. Самые знаменитые битвы"

Оборона Пскова
«…С подвластными им свирепыми мертвотрупоглодающими псами…»

… Поляки уже стояли под стенами города. Дабы устрашить псковичей, был затеян парад войск. Принимали его сам король Стефан Баторий и главнокомандующий, коронный гетман Ян Замойский. Венгерцы, немцы, шотландцы, ливонские волонтеры – отборные отряды, далеко опередившие русских в военном искусстве, прошли торжественным маршем там, где река Великая сливается с Черехой… Более всех блистали гусары. Их большие крылья из орлиных, журавлиных или страусиных перьев, раскрашенных красным, синим или зеленым, зловеще шелестели в предвечерней тишине. Ни дать ни взять стая заморских птиц, что умеют возрождаться из пепла! Говорили, что равного этому воинству нет в целом свете. Ни легкая русская или татарская конница, ни европейские рейтары и кирасиры, закованные в латы, не выдерживали неудержимого натиска крылатых гусар. Разделившись на эскадроны по 150–200 всадников в каждом, они атаковали тесным галопом, выставив вперед длинные копья. От ярких флагов, привязанных к концам копий, рябило в глазах.

«…Мушкетеры и пикинеры были, несмотря ни на что, уязвимы для конницы, атакующей с длинным копьем и саблей наголо. Дистанция эффективного мушкетного огня была слишком мала, чтобы мушкетеры могли сделать один или два залпа прежде, чем кавалерия, атакующая галопом, врубалась в пехоту, – напишет в своем исследовании Роберт Фрост. – Польско-литовская конница атаковала волнами, и, даже если первый залп мушкетеров оказывался эффективным, останавливая атаку первой волны, последующие линии успевали нанести удар прежде, чем пехота успевала перестроиться для производства нового залпа. Контрмарш как средство поддержания непрерывной пальбы, когда отстрелявшаяся шеренга пехоты уходила в тыл для перезарядки ружей, был эффективен против малоподвижной пехоты… но не обеспечивал защиты против гусар…»

^{Поляки под Псковом}

Да и как защититься от летучего натиска? В ближнем бою всадники выхватывали свои изогнутые сабли – знаменитые «карабелы». Дубовую рукоять осеняло на вершие, похожее на голову орла в короне, – но страшен был почти метровый клинок, разивший без промаха. «Без Бога – ни до порога, без карабели – ни с постели», – говорили поляки. А немецкий офицер Вениамин Краузе, увидев поле боя после их столкновения с запорожцами, написал: «На земле остались будто палачом разрубленные тела. Можно было увидеть отрубленные шеи, руки вместе с плечами. Один мертвец имел страшный вид – был разрублен от лица к затылку…»

Прежде так ловко орудовали своими кривыми саблями лишь турки. И крылья так же примащивали у себя за спиной всадники отборных турецких отрядов, которые назывались «дели». Правда, поляки пошли дальше: их перья вставлялись в ряд в специальные отверстия, просверленные в досках, которые раскрашивали или обтягивали малиновым вельветом и украшали латунью. С помощью специальных металлических стержней крылья крепились к седлу или к спинной пластине панциря. Для чего предназначались крылья – до сих пор остается загадкой. Коекто считает, что их шум пугает вражеских лошадей – но вряд ли тихий шелест мог быть слышен в какофонии боя. Есть и такое мнение: крылья предохраняли их владельца от татарских арканов, выдергивавших шляхтичей из седла. Но, скорее всего, эффект был психологическим – с ними конь и всадник казались огромными и потому еще более устрашающими. А сам рыцарь – с крыльями, закованный в доспехи, со шкурой леопарда, тигра, медведя или волка на плечах, казался непобедимым, сверхчеловеческим…

…В 1569 году Польша и Литва объединились. В Восточной Европе родилось новое мощное государство – Речь Посполитая. Возглавил его трансильванский воевода Стефан Баторий. Десять лет спустя с благословения папы римского Григория XIII Баторий двинулся на Россию.

Единым махом перечеркнул он все, чего достигла русская рать в многолетней войне с Ливонским орденом. После героического сопротивления был захвачен Полоцк, вскоре та же участь постигла и Великие Луки. Но польский король рвался к Пскову. Стоит взять его – и дорога на Новгород, а затем на Москву открыта…

«В лето 1581 замыслил высокогордый, лютый и надменный король литовский Стефан по прозвищу Баторий пойти на богоспасаемый град Псков. И стал войска собирать по всей земле своей; в иные же страны послал грамоты, а в тех грамотах писано: „…Известно вам, сколько бед причинил я царю русскому за последние два года, сколько городов у него отнял, в скольких сражениях его одолел и какую славу завоевал могущественному своему королевству! Если хотите, соединимся и вместе пойдем, каждый со своим сильным войском, и устремимся на Русь, а прежде всего на славный и великий град, именуемый Псковом. Об этом граде Пскове слышал я, что четырьмя каменными стенами окружен, прославлен в земле той и весьма многолюден. Богатства того города, говорят, неисчислимы. Город возьмем и обогатимся несказанно, так что на каждого хватит. Пленников же поделим по справедливости, а непокорных предадим мечу. И тем прославлены будем во всей вселенной!“ Так гласит древняя „Повесть о прихождении на богоспасаемый град Псков Стефана Батория, короля польского“. А еще будто бы сказал Стефан: „Вы же, любимые мои и храбрые воины, блестящие, закаленные храбростью, ярые царские отроки и непобедимые витязи превысокого моего Польского королевства и Великого княжества Литовского со всеми подвластными мне землями, поезжайте в свои отчины и владения, тела свои и твердые мускулы укрепляйте, могучим своим коням дайте отдохнуть, ратные свои доспехи проверяйте и приводите в исправность и готовьтесь со мною в поход на славный град Псков. Те же, кто имеет жен и хочет с ними в Пскове панствовать, пусть готовятся в путь со своими супругами и детьми“. В таких льстивых словах, отдав приказ знатным своим гетманам и ротмистрам и всему войску своему, он распустил их по своим владениям, добавив, что о времени выступления в поход он известит их специальными грамотами. Знатные его гетманы, эти волки, всегда готовые к кровопролитию, с подвластными им свирепыми воинами, мертвотрупоглодающими псами, обещали своему королю, неутолимому аспиду, совершить все по его повелению и разъехались по своим землям…»

Иван Грозный, как мог, пытался усовестить короля. Негоже бывшему вассалу турецкого султана замахиваться на землю Русскую!

«…Что подъему просишь, и то вставлено из бессерменского обычая: такие запросы просят татаровя, а в хрестиянских государствах так не ведется…». Баторий прислал ему резкий ответ: «…Яко нам смееш припоминать так часто безсурмянство, ты, который еси кровь свою с нами помешал, которого продкове (предки) кобылье молоко, что укануло на гривы татарских шкал (кобыл) лизали…»

Что греха таить, Грозный и помыслить не мог о том, чтобы дать Баторию битву под Псковом. Ну никак не устоять «нестройному» московскому воинству в открытом поле против вооруженного до зубов врага! Польские шляхтичи обучены – не чета русским ратникам! Стефан Баторий до учения жаден. Известно, что во время псковского похода один из немецких наемников преподнес ему в подарок несколько военных книг, среди которых был труд «De re militari» – редкие книги, которыми король остался чрезвычайно доволен… Все лучшее, что видел король в Европе (да и не только в ней), тут же внедрял в свои войска.

«Баторий установил новый образец для гусарской кавалерии, сделав её намного более мобильной и дисциплинированной. Он навсегда уничтожил наследие тяжелых шлемов, деревянных щитов и больших средневековых седел, а взамен представил легкие шишаки или специальные железные шляпы, легкие полудоспехи, надеваемые на кольчугу или только усиленные металлическими рукавами. Практичные гусарские седла и стремена были во многом восточного стиля со шпорами с выступающими шейками. Копья были укорочены, сабли остались обычным видом вооружения, но появилась дополнительная тяжелая сабля – палаш, который крепился на седле. Кобуры перед седлом хранили два колесцовых пистолета или короткий колесцовый карабин. Чеканы и буздыганы были любимым оружием офицеров. Длинные флажки на копьях, развивающиеся во время атаки, создавали яркую и ужасную картину в глазах противника», – пишет польский исследователь Здислав Жигульский.

^{В. М. Васнецов. «Иван Грозный»}

Не забыты были и пехота с артиллерией. Если в первой половине XVI века пехота, как правило, редко выходила в поле, то теперь ее место было впереди, между конными хоругвями.

«Умело совместив лучшие элементы европейской и восточной традиций, гетманы Речи Посполитой сформулировали своего рода рецепт непобедимости. Пехота и артиллерия своим огнем „размягчала“, подготавливала сокрушительную атаку блестящей гусарии, устоять против таранного удара которой не могли ни татарские и московские всадники, ни шведские или имперские рейтары и пехотинцы. Опрокинутый гусарами неприятель добивался легкими казацкими, татарскими и пятигорскими хоругвями», – читаем в одном из исследований.

…Если открытый бой невозможен – надо готовиться к обороне. Отовсюду в Псков свозили оружие, фураж, боеприпасы. Лучшие воеводы ломали головы над тем, как отразить атаку врага, во много раз превосходившего силой русское воинство. Командование обороной Грозный поручил Ивану Петровичу Шуйскому, с которым сам победно ходил на Полоцк. «…Государь наш, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси узнал о готовящемся наступлении на его, государя, отчину, на славный град Псков. Когда близилось время злых бед, а по нашим христианским законам подходил святой Великий пост, благоверный царь-государь в преславный град Псков послал за боярином своим и воеводой князем Иваном Петровичем Шуйским. Когда же тот приехал к государю в Москву, то стал расспрашивать его царь-государь об оборонительных возможностях великого града Пскова: как были укреплены ими крепостные стены города, какие орудия и в каких местах стоят, кто в каком месте будет оборону держать и хватит ли людской силы, чтобы выдержать долгую осаду.

Боярин же и воевода князь Иван Петрович Шуйский рассказал царю-государю подробно и по порядку о всяких укреплениях, сделанных ими с надеждой на Бога, присоединив к рассказу слово упования на Божью милость: „Надеемся, государь, в светлой надежде твердо на Бога и на истинную Богородицу нашу, необоримую крепкую стену, и покров, и христианскую заступницу, и на всех святых, и на твое государево царское высокое имя, что град Псков, всячески укрепленный, может выстоять против литовского короля“. Что и было по благодати Христовой.

Благоверный царь-государь выслушал речи боярина своего и воеводы, князя Ивана Петровича Шуйского, о многих сделанных в городе укреплениях, о твердом и неослабевающем стремлении бояр, воевод и всех подчиненных им воинов выстоять осаду, о непреклонной вере всех жителей богохранимого того града Пскова, со всей ревностью готовых за Бога, и за своего государя, и за его, государевых, детей, и за православную христианскую веру, и за свои дома, жен и детей лучше всем от руки литовского короля умереть, но живыми не отдать град Псков литовскому королю. После этого, внимательно выслушав рассудительную речь боярина своего о надежде на Бога в защите града Пскова от литовского короля, царь-государь, омочив лицо свое слезами, сказал: „Богу и Богородице и святым великим чудотворцам град сей Псков предаю в руки, более всего сроднику своему, благоверному князю Гавриилу-Всеволоду, который сам пожелал, чтобы мощи его были положены в том богоспасаемом граде Пскове в соборной церкви Живоначальной Троицы. Своею милостию может избавить он город от наступающих на него врагов, и потому ему в руки город предаю. И вам, боярам своим и воеводам, всем воинам и псковичам, как истинным слугам, град Псков в руки отдаю, чтобы сделали все, как обещали Богу и мне, и наставляемые в замыслах господом Богом, вы укрепляли бы град Псков, кого как Бог вразумит“».

Летом 1581 года стотысячная армия двинулась на Псков. Вскоре пали крепости Воронич и Остров. 26 августа войска подошли с юга к Пскову. Личный секретарь Батория ксендз Пиотровский записал в дневнике: «Любуемся Псковом. Господи, какой большой город! Точно Париж! Помоги нам, Боже, с ним справиться».

«С южной стороны богохранимого града Пскова поднялся дым темный – то литовская сила черная пошла на псковские белые каменные стены, но и вся Литовская земля не смогла бы их окружить. Этот дым, литовские воины, приблизился к Пскову на пять поприщ. В том месте, на реке Черехе, были в засаде государевы дети боярские, чтобы известить о приходе литовских людей. Увидев их на реке Черехе, они прибежали в Псков и возвестили государевым боярам и воеводам, что первые литовские отряды уже пришли на Череху. Государевы же бояре и воеводы повелели звонить в осадный колокол, поджечь посады за рекою Великою, чтобы не было врагам жилья…»

Поляки долго не могли выбрать место для лагеря – псковская артиллерия не давала разбить шатры. «Говорили, что королевский шатер должен стоять около Любятова, на Московской дороге, у церкви Николы Чудотворца.

Государевы же бояре и воеводы не велели стрелять по шатрам днем, но все орудия для этого велели днем приготовить. Когда же были поставлены многие шатры, и наступила ночь, приблизительно часу в третьем, повелели ударить по ним из больших орудий. Наутро же не увидели ни одного шатра, и, как рассказывали языки, многие знатные паны были тут убиты». Тогда начали строить лагерь у монастыря Святого Пантелеймона в Промежицах.

Лагерь заполнялся непрерывно входившими в него войсками четырнадцать часов – вот какая непомерная рать была собрана!

«…Начали копать глубокие рвы по направлению к городу и выкопали за три дня пять больших рвов да семь поперечных рвов. А в тех рвах выкопали землянки – как бы настоящие дома, даже с печками, – и после насчитали псковичи 132 больших дома и 904 поменьше. В больших домах расположились ротмистры и сотники, а в меньших устроили себе жилище гайдуки. И так, окопавшись, приблизились к городу – между ними и городскими стенами остался лишь городской ров. Из выкопанной же земли насыпали со стороны города высокие валы, так что нельзя было за теми валами увидеть их с городских стен; в валах же проделали множество окошек, из которых стреляли по городу. Затем, ночью, прикатили туры и установили их напротив Свиных ворот и Покровской башни; на турыже поставили орудия и приготовились к штурму».

^{Стефан Баторий}

От своих разведчиков Баторий знал, что у псковичей 3500 княжеских стрельцов, 4000 конных, а из пятидесяти тысяч беженцев и горожан, способных держать оружие, чуть более десяти. В городе работа велась днем и ночью. Псковичи выжгли весь посад за пределами городских стен, лишив поляков жилья и строительных материалов. Да и местность так просматривалась куда лучше! Не надеясь на старую стену, выкопали за ней глубокий ров и возвели деревянную. Поляки тоже готовились к штурму. На одном из военных советов было решено ударить на участке крепостной стены между Свинузской и Покровской башнями (там и сейчас зияет так называемый Баториев пролом).

Ну а 26 августа произошло чудо. Благочестивый старец Дорофей в своей келье скорбел о бедствии города. Вдруг он увидел над Псково-Печерской обителью необыкновенный свет, который подобно столпу возвышался до небес. Свет шел от обители к Пскову через реку Великую. В этом свете узрел старец Пресвятую Богородицу, шедшую по воздуху и сопутствуемую по левую руку преподобным Антонием – начальником Киевских пещер, а по правую – Корнилием, игуменом Успенской Псково-Печерской обители. Богоматерь, пройдя по воздуху через городскую стену, вошла вместе с преподобными в Покровскую церковь. Выйдя из церкви и став вместе с преподобными на стене, она, взирая на город с видом скорби, сказала: «О люди беззаконные! Вы прогневали Сына Моего Господа и Бога и осодомили град сей скверными делами. И вот теперь пришла на вас беда великая». После этого благоверные князья припали к ногам Ее и со слезами молили Ее о защите города. Тогда Богоматерь воззвала к Себе старца Дорофея, и он в то же мгновение увидел себя стоящим у ног Богоматери, которая сказала ему: «Старец, иди немедленно к боголюбивым воеводам, и к Печерскому игумену, и в собор Пресвятой Троицы и возвести им, чтобы прилежно и непрестанно молили Господа Бога, и принесли бы старый Печерский образ и хоругвь на стену города, где стою Я, и чтобы поставили здесь одну пушку, а другую внизу, для стреляния из них по королевским шатрам и влево за королевские шатры». Указывая рукой на означенные места, Пречистая Богоматерь повелела старцу объявить людям, чтобы они плакали о грехах своих, и что сама она будет молиться о прощении… Тут же была написана новая икона – Псково-Покровская, символизирующая Покров Божией Матери над Псковом. С ней горожане, ожидая штурма, совершали крестные ходы. А уже после славной победы специально для нее псковичи решат поставить рядом с Покровским монастырским храмом церковь Рождества Богородицы. В этом слиянном храме Рождества и Покрова в Углу и хранилась икона, пока в 1944 году не увезут ее из Пскова немецкие оккупанты… Но победу еще предстоит одержать. А пока три батареи вражьих – двадцать тяжелых осадных пушек – с утра обстреливали крепостную стену. Почти сто саженей было уничтожено до основания. У Свинузской башни разбили захаб – ловушку для неприятеля, сооруженную в толще стены; повредили верхушку самой башни.

«…Проломы же были столь велики, что можно было въехать на городские стены даже на лошадях. И когда донесли об этом королю Стефану, то он очень обрадовался. И в тот же день пригласил король на обед всех своих первых советников, и гетманов, и ротмистров, и многих из ратных людей. И повелел им после обеда готовиться ко взятию Пскова. Те же, хвастаясь, так отвечали ему: „Государь король! Ныне у тебя обедаем, а вечером просим тебя к нам на ужин, в град Псков!“ 8 сентября, еще до зари, поляки ринулись превосходящими силами и потеснили отчаянно сопротивлявшийся гарнизон. После всего этого в тот же день, в шестом часу, словно великий поток зашумел и сильный гром загремел – то все бесчисленное войско, закричав, устремилось скоро и спешно к проломам в городской стене, щитами же и оружием своим, и ручницами, и бесчисленными копьями, как кровлею, закрываясь.

Государевы же бояре и воеводы со всем великим войском, Бога на помощь призвав, бросили христианский клич, призывно вскричали и так же стойко сражались с врагом на стене. А литовская бесчисленная сила, как поток водный, лилась на стены городские; христианское же войско, как звезды небесные, крепко стояло, не давая врагу взойти на стену. И был гром великий, и шум сильный, и крик несказанный от множества обоих войск, и пушечных взрывов, и стрельбы из ручниц, и крика тех и других воинов. Псковские воины не давали литовским войскам взойти на городскую стену, а они, нечестивое литовское воинство, все же упорно и дерзко лезли на стену. Пролом, пробитый литовскими снарядами, был велик и удобен для прохода, даже на конях можно было въезжать на городскую стену. После литовского обстрела не осталось в местах пролома, у Покровских и Свиных ворот, никакой защиты и укрытия, за которыми можно было бы стоять. В то время у проломов внутри города деревянная стена со множеством бойниц для защиты от литовцев во время приступа к городу еще не была закончена из-за бесчисленной и беспрестанной пальбы литовских орудий, только основание ее было заложено. Поэтому многие литовские воины вскочили на стену града Пскова, а многие ротмистры и гайдуки со своими знаменами заняли Покровскую и Свиную башни и из-за щитков своих и из бойниц в город по христианскому войску беспрестанно стреляли. Все эти проверенные лютые литовские градоемцы, первыми вскочившие на стену, были крепко в железо и броню закованы и хорошо вооружены. Государевы же бояре и воеводы со всем христианским воинством твердо стояли против них, непреклонно и безотступно, сражаясь доблестно и мужественно, неослабным сопротивлением не давая врагу войти в город».

Скоро на Покровской и Свинузской башнях развевались королевские знамена… К этому времени Шуйский был уже ранен. Но сердце молодого воеводы не могло вынести такого позора. На поле брани появилась чудотворная икона – и вот уже враг отброшен к пролому! По приказу Шуйского псковичи развернули в сторону Свинузской башни громадную пушку «Барс» – и единым выстрелом снесли половину башни, загубив множество врагов. А после этого подкатили бочки с порохом, подожгли их и взорвали башню вместе с теми, кто в ней засел… Воодушевленный Шуйский, сметая все на своем пути, отбил Покровскую башню и захватил несколько пушек и знамен. На место убитых псковичей вставали женщины и дети.

«…Тогда все бывшие в Пскове женщины, по домам сидевшие, хоть немного радости в печали узнали, получив благую весть, и забыв о слабости женской, и мужской силы исполнившись, все быстро взяли оружие, какое было в доме и какое им было по силам. Молодые и средних лет женщины, крепкие телом, несли оружие, чтобы добить оставшихся после приступа литовцев; старые же женщины, немощные телом, несли в своих руках короткие веревки, собираясь ими, как передают, литовские орудия в город ввезти. И все бежали к пролому, и каждая женщина стремилась опередить другую. Множество женщин сбежалось к проломному месту, и там великую помощь и облегчение принесли они христианским воинам. Одни из них, как уже сказал, сильные женщины, мужской храбрости исполнившись, с литвою бились и одолевали литву; другие приносили воинам камни, и те камнями били литовцев на стене города и за нею; третьи уставшим воинам, изнемогшим от жажды, приносили воду и горячие их сердца утоляли водою…»

Враг бежал из города, оставив лежать на поле брани пять тысяч своих. Защитники в тот день потеряли 863 человека убитыми и 1626 ранеными. 24 сентября псковичи взорвали девять вражеских подкопов. Баторий приказал сжечь город. День напролет батарея обстреливала его раскаленными ядрами – псковичи все как один взялись тушить пожары. Ночью большой отряд захватчиков подошел к стене и стал подрубать ее, чтобы она рухнула в реку.

«…Государевы же бояре и воеводы со всем христианским псковским воинством так же крепко против них стояли и не давали сойти в град Псков. Когда же, как говорил уже, пошли к проломному месту со святыми иконами, то в тот же час, будто по воле святых икон, вестники примчались на конях, не обычные воины, но Христовы воины против невидимых врагов, черных ликом и делами. Один из них – Арсений, именуемый Хвостовым, келарь Печерского монастыря, где и была чудотворная икона Пречистой Богородицы; с ним же второй – казначей Снетогорского монастыря Рождества Пречистой Богородицы Иона Наумов; третий же с ними был Мартирий-игумен, и этот был известен в Пскове всем. Эти упомянутые выше монахи, по плотскому рождению – дети боярские, когда жили в миру, то были искусными воинами. Потому, умудренные Богом благодаря вере и честным своим молитвам, они, прибежав к проломному месту, где совершалось для обеих сторон кровопролитное торжество, громкими голосами государевым боярам и воеводам и всему христианскому воинству будто от имени святых икон (как я уже прежде сказал) милость возвестили: „Не бойтесь, станем крепко и устремимся все вместе на литовскую силу!

Богородица с милостью и защитой идет к нам на помощь со всеми святыми!“ И псковичи опять отогнали неприятеля…»

Грянули ранние холода. В стане Батория царили уныние и разброд. Захватчики не рассчитывали на зимнюю кампанию – не хватало боеприпасов, нечего было есть. Хорошо хоть в конце октября подошло подкрепление из Риги. Король стал готовиться к новому штурму. Пять дней артподготовки – и на рассвете все, кто мог держать оружие, пошли на приступ. Но, едва ступив на лед реки Великой, атакующие были буквально разметаны псковской артиллерией. 5 ноября был отдан приказ – отойти в лагерь.

Началась блокада. Иван Грозный посылал в Псков отряд за отрядом, но пробиться смог только один… 1 декабря Стефан Баторий уехал в Литву, поручив Яну Замойскому сжать кольцо – и вынудить псковичей сдаться. Но сами они об этом и не помышляли. В начале января Шуйский произвел весьма удачную вылазку – убил много вельмож, захватил пленных и трофеи. За одну ночь горожане возвели деревянное ограждение – к утру перед изумленными врагами на месте брешей высилась неприступная стена. После этого в дневнике Пиотровского появилась запись: «Господи, помоги нам. Мне кажется, что мы с мотыгой спускаемся на солнце. Не так бы нам следовало идти против Пскова…»

Еще несколько штурмов – и опять неудачи.

«Бояре же и воеводы псковские никоим образом не давали литовцам взойти на городскую стену. Напротив проломного места они повелели соорудить деревянную стену с многочисленными бойницами и во многих местах установить орудия. Между каменной и деревянной стенами выкопали ров и утыкали его острым дубовым частоколом, также расположили частокол по всему пролому и в башнях. И все люди усердно готовились к отражению приступа: одни заготавливали смолу, чтобы бросать ее зажженной в неприятеля, другие варили в котлах кипяток с нечистотами, третьи готовили кувшины с порохом или сухую сеяную известь, которой можно было засыпать литовцам их бесстыжие глаза. Каждый день, а иногда и по два и по три раза в день, литовцы приступали к стенам, но всякий раз, с Божьей помощью, псковичи отбивались от них».

Тогда коварный враг замыслил взять город при помощи «лести». На стреле была пущена в город королевская грамота со сладкими обещаниями – а вдруг кто из командования или бояр купится на них и перейдет на его сторону? Псковичи с негодованием отвергли «лесть».

«Знай же, гордый литовский король Степане, что даже пятилетний ребенок во Пскове посмеется над тобой.

Как можно возлюбить тьму паче света, или бесчестье паче чести, или горькое рабство паче свободы?! Готовься биться – а кто кого одолеет, то Бог покажет!» Пытались взорвать крепостные стены при помощи минных галерей, делали подкопы.

«И один из камней угодил в чудотворную икону святого великомученика Димитрия Солунского и пробил доспех до самой доски. И не осталось безнаказанным столь дерзостное надругательство над чудотворным образом святого мученика Христова: в этот самый день из литовского войска прибежал во Псков перебежчик – некий Игнаш, родом русский, бывший прежде стрельцом в городе Полоцке; он и указал воеводам те места, к которым вели подкопы…»

Шли месяцы, а Псков стоял как неприступная скала.

Тогда пошли на последнюю хитрость. Отпущенный русский пленник принес Шуйскому красивый ларец. К шкатулке была приложена записка, подписанная немцем Моллером. Якобы он, состояв прежде на царской службе, хочет тайно перебежать к русским и наперед посылает ларец со своими сбережениями и ценной информацией о расположении войск…

Осторожный Шуйский заподозрил неладное. Вызвав мастера-умельца, эдакого псковского «левшу», велел ему отнести подарок в безлюдное место и там «с бережением» открыть. Когда крышка была снята, обнаружились обращенные во все стороны заряженные пистолеты, которые должны были одновременно выстрелить, а особый механизм вслед за тем высек бы искру. Тут-то и взорвался бы спрятанный в особом дне порох. Неминуемая смерть! Возмущенный подлостью Шуйский написал Замойскому гневное письмо – мол, настоящие рыцари убивают недругов только в открытом бою. Он вызвал гетмана на дуэль, но тот отказался от поединка…

«…И повелел король непрестанно бить по городу из орудий из-за реки Великой, и били литовцы из орудий в течение пяти дней и разбили городскую стену. После этого, 2 ноября, пошли на великий приступ к городу Пскову по льду. Гетманы и ротмистры их ехали на лошадях, а гайдуков саблями секли, понуждая идти к городу… И тогда псковичи взяли прочные шесты и привязали к ним длинные крепкие кнуты, а на их концы привязали железные палки с острыми крюками. И теми кнутами, спустив их с городской стены, стали стегать литовцев, и цеплять их за одежду и за туловища, и так вытаскивать из-под стены наружу – подобно тому, как ястреб вытаскивает своим острым клювом утят из-под кустов на заводи… И всех побили – словно мост по льду выложили. И бежали литовские гайдуки, и градоборцы, и каменосечцы к королю Стефану, и стали с плачем умолять его: „Лучше нам, государь король, от твоего меча умереть, нежели всем, до единого, погибнуть под стенами Пскова. Не можем мы справиться с ними. Вели возвращаться обратно!“»

А потом ударили морозы. Побывавший под Псковом английский рыцарь Манди напишет:

«Конские носы и бороды солдат были покрыты сосульками».

И еще:

«Показались сани, на которых были свалены замерзшие. Трупы продолжали сжимать в руках обрывки вожжей. Их тела сохраняли позу, словно они продолжали сидеть в седле. Другие настолько окоченели, что их ноги продолжали плотно охватыватъ конские бока, и снять с седла их не представлялось возможным. Солдат, стоявший в карауле, так и замерз, сжимая в руках мушкет. Он окоченел и напоминал ледяную статую. Такая смерть была обычным делом…»

О заключении мира в Пскове узнали 17 января 1582 года. Радостную весть принес боярский сын Александр Хрущов. Но лишь 4 февраля польско-литовская армия снялась – и ушла, так и не сумев взять город. За полгода осады псковичи отразили 31 приступ и сами произвели 46 вылазок. Проводив последние посрамленные отряды захватчиков, они, наконец, открыли городские ворота…

Беспримерная защита Пскова развеяла миф о непобедимости Батория. И – позволила России заключить довольно сносный мир. Россия отдавала Речи Посполитой Ливонию, а получала захваченные русские земли. За Швецией оставалось побережье Балтийского моря.

Имя Шуйского прогремело на всю страну. Грозный даже назначил его в опекуны своему наследнику Федору, который при воцарении пожалует Ивану Петровичу все доходы спасенного им Пскова…

…На иконе Богородицы Псково-Покровской, написанной свидетелем тех событий игуменом Василием, изображены Богородица и святые князья. Есть на ней и сам старец Дорофей. Уникальность иконы еще и в том, что она содержит самое раннее изображение Пскова… Во время Великой Отечественной ее вывезли в Германию немцы. И вот, 8 сентября 2000 года, чудотворная икона вернулась из плена. Именно в этот день – если судить по новому стилю – произошло видение Богородицы старцу Дорофею. А 8 сентября по старому стилю Псков был подвергнут самой кровавой атаке…

Ну а польские вооруженные силы, сражаясь на стороне союзников во Второй мировой войне, носили в виде значка символическое крыло. Почти вертикальное, чуть изогнутое сверху – маленькая копия больших крыльев из дерева и перьев, которыми так гордились польские гусары, последние рыцари уходящей эпохи…