Текст книги "Призраки дома на Горького"

– А я бы все-таки подождал! – снова ляпнул Принц, словно этим невыносимым занудством мог хоть как-то повлиять на то, будет свадьба или нет. Лидка уже закипала:

– Помолчи! Это в твоих интересах! Хоть извилин, в принципе, и не видно, но когда их нет – это очень заметно, – покачала она головой. – Что ж ты никак не угомонишься? Заняться, видно, совсем нечем… Нашел бы себе, что ли, какую-нибудь хорошую женщину в подъезде, соседку, сходил бы с ней в театр или в кино, развеялся бы…

Принц Анатолий удивленно на нее посмотрел:

– Нет, Лидка, только ты! Хотя еще совсем недавно, когда буйная плоть рвалась наружу и телеса требовали утех, я бы с всенепременным удовольствием… И все так легко давалось… Предложишь даме водочки, минут через десять водочка доходит до ее сердца – и все, и она уже не хозяйка своего тела, – Принц мечтательно зачмокал. – А сейчас и женщины какие-то не те стали, твоего, Лидка, уровня точно нет, где ловить-то… Квелый таз, усталый глаз, ни вашим ни нашим. Тут искать – не сыщешь. Был недавно у нас в театре, фортепиано им правил, расстроенное, как я по утрам, – так совсем не узнал окрестностей! За кулисами тишина, темень, мышей – и тех не слышно. А в наше золотое время да в каждой гримерке радостно еб…сь. – Принц заулыбался во все свои оставшиеся зубы, а Лидка тотчас его остановила:

– За помелом-то своим следи! У меня дети, между прочим! Ты как клоп вонючий в малине – не видно его, уже давно уполз, а ягоду хорошую испортил!

– Не сравнивай и несравниваемой будешь! Ну уж, извини, из песни слов не выкинешь! И потом, мы, музыканты, мы должны быть слегка невыносимы. – Принц посмотрел на Лидку с любовью, он почти никогда на нее не обижался. – У всех свои воспоминания… Как тут по-другому скажешь? Так вот, было в этом что-то восторженно-драматическое. Торжество жизни, можно сказать! А сейчас просто не узнаю людей, вот совсем не узнаю… Ну да ладно… И должен, к своему огромному сожалению, признать, что женщина не доставляет мне уже такой радости, как еда. – Принц по-жеребиному заржал. – Ты же готовишь так, как никому не снилось! Твое кисло-сладкое мясо нельзя есть… – Тут он сделал долгую театральную паузу. – На него можно только молиться!

Комплимент Лидка приняла снисходительно, хоть и благосклонно. Что и говорить, любая женщина в ее возрасте на комплименты отзывалась с благодарностью, тем более такая чувствительная, как Лидка. Но спуску бывшему давать нельзя: заболтает, замучает советами, сядет на шею и свесит ножки, знаем, проходили, и потом на место водрузить будет очень сложно. И Лидка, слегка улыбаясь, но при этом говоряще вздыбив брови, размышляла о том, как же Анатолий смог все-таки до такой степени растерять стороннее восприятие себя, как же он не понимает это свое глупое и раздражающее занудство. Смотрела на него и ловила себя на мысли, что давно перестала бы его приглашать, если бы не Алена с Катюлей, прикипевшие с детства к этому странному, нелепому человеку, так и не ставшему ей родным. Но что делать, надо донашивать, куда ж его теперь девать… Хотя хотелось бы, конечно, удержать его в своей памяти в совершенно ином, не опошленном солдафонским напором образе. Простить его было можно, но обнять уже не получилось бы. А вслух не сдержалась и сказала:

– Выпей ты еще одну рюмку и успокойся, или я сама тебя приструню, ты меня знаешь!

Но Принц в ответ лишь хохотнул, вспомнив, видимо, каковы были те молодые «приструнки», и, снова не ожидая тоста, ливанул себе теперь уже портвейна и залпом выпил. На этом и закончили. Девочки вокруг взбодрились, засуетились, зазвенели бокалами, вздохнув наконец, что перебрех между Лидкой и Маразмом закончился вполне бескровно.

– Правильно дечи челают, – набив рот пирожным, невнятно прошамкала Тяпа. – Если до двадцати лет не женишься, то потом уже вшегда рано.

– Ты проглоти сначала, а то у тебя полный рот дикции, – съязвил Принц, снова не удержавшись.

Тяпочка зыркнула на него произвольно подведенными глазами, но промолчала, не ответила, главное она сказала. Секунду продержала паузу, но вдруг вспомнила важное:

– Кстати, совсем забыла рассказать, встретила тут недавно на променаде в Колонном зале жену директора Елисеевского магазина, не помню, как ее зовут, имя такое редкое, не выговоришь, так у нее в каждом ухе по «Волге», если не по «Чайке»! Вот зачем так супруга подставлять? У нее не то что камни – булыжники висят! Прям музейные бриллианты! Если б у кого другого увидела – точно решила б, что бижутерия.

Веточка, как всегда, закатила глазки, представляя, какого размера должны были быть камни, чтобы так Тяпочку удивить. Но тут Лидка поднесла на стол только что бережно и тонко нарезанный сыр, голландский, дефицитный, из писательского заказа, и девочки сразу же опустошили тарелку, Лидка даже не успела присесть. В кухне было накурено, душно, но Веточка попросила окно не открывать, сквозняков она боялась больше всего на свете. А Надька Новенькая все равно продолжала пыхать приклеенной к губе беломориной, разве что начала с каждым пыхом махать костлявой рукой, чтобы равномерно, как ей казалось, распределить едкий дым по комнате.

– Ох, девки, – Лидка подняла рюмку крещенки, – за вас! Это такое счастье, когда есть кого пригласить и к кому прийти! Вы себе не представляете! Люблю вас! – И залпом махнула неизвестно какую по счету рюмку. Но кто ж считал?

Девочки закивали.

– А я бы все равно… – хотел продолжить Анатолий, но Лидка не дала:

– Толя, неужели ты не понимаешь?! Никому уже звезды не перетасовать. Сколько можно говорить одно и то же? Ты просто открываешь рот и произносишь слова, не думая? Тебе именно это доставляет удовольствие? Звук? Это же какая-то вечная звенящая чепуха! Ну хорошо, тогда пойди скажи Кате, что свадьбу мы переносим лет на пять, иди скажи! Давай, тебе станет наконец легче? Ты начинаешь впадать в какой-то водевильный идиотизм! – И Лидка приняла решение заткнуть Принца единственно понятным ему доводом: – Ты ж у нас товарищ бережливый и понимаешь, что даже если мы сейчас по твоему высочайшему повелению и отменим свадьбу, то пропадут все деньги на банкет! А это… – Лидка подошла к нему и что-то шепнула на ухо.

Анатолий с ходу изменился в лице и даже присвистнул:

– Да я за такие деньги наждак зубами остановлю! – произнес он, взъерошив лысину с тремя волосинами и от негодования отчаянно щелкнув коленками. – Пусть женятся деточки, пусть женятся, ты меня убедила. – Потом звонко хлопнул себя по лбу и крикнул елейным голоском: – Катю-ю-юня, девочка моя, иди за очередным подарочком! – И активно стал рыться во внутреннем кармане пиджака.

Катя подошла к Принцу, уже догадываясь, что сейчас будет.

– Опля! – по-цирковому зычно вскрикнул Принц, торжественно достал из кармана билетик мгновенной лотереи «Спринт» и вручил Кате. Он считал, что это лучший подарок – сразу проверять свою судьбу. Хотя и «Спортлото» он тоже обожал, но там процесс был долгим и муторным – пока придумаешь цифры, пока пошлешь по почте, пока дождешься результатов – полжизни пройдет! А тут – раз, вскрыл билет – и все сразу ясно. Говорили, что один такой рублевый билетик прятал волшебный выигрыш – автомобиль «Волгу»! На это, конечно, расчетов особых не было, но пятерку или даже четвертной вполне реально было выиграть. Кате он приносил эти спринтовские лотерейные билетики всякий раз, когда появлялся в квартире на Горького – а это случалось довольно часто, – вместо конфеток: по цене почти одно и то же, а все ж полезней, был уверен Принц.

– Ну давай, давай, открывай! – подгонял, как всегда в этот ответственный момент, Принц Катю. – Ну, что там?

– Билет без выигрыша… – с разочарованием прочитала она.

– Ну и ничего, значит, в следующем будет сюрприз! – обещающе улыбнулся Принц. Он был все-таки неувядаемым оптимистом. Особенно когда речь шла о деньгах.

Погуляв и пошумев на кухне – Лидка всегда сначала всех кормила, – нарядные и румяные от водки «девочки» заставили Катю надеть обескураживающе прекрасное свадебное платье и поставили ее в самой большой комнате перед самым большим зеркалом, обступив со всех сторон. Надька нервно и чаще, чем надо, пыхала сигареткой, восторженная сдобная Тяпочка блаженно улыбалась, сжимая на груди пухлые ладошки, Веточка, которая Иветта, тонкой, обтянутой перчаткой кистью тайком подтирала слезу, а Олька качала головой, как пожилой и потрескавшийся от времени китайский болванчик. У Анатолия, конечно же, царапало сердце, когда он смотрел на эту хрупкую девочку в невесомой белой фате. Волнение свое он старался теперь уже не показывать, но выдавал себя тем, что темпераментно разглаживал жидкие волосья, словно старался раз и навсегда намертво приклеить их к блестящей, можно сказать, ослепительной лысине. И щерился, словно собирался рассказать очередной сальный анекдот. Но внутри был безумно горд, будто не только сам лично родил и взрастил Катерину, что и было отчасти правдой, но и сшил ей это роскошное свадебное платье. Типа, я все и так знаю, а вы себе думайте, что хотите.

– Да-а-а-а-а, девочка моя, не успели оглянуться, как ты уже невеста! А помнишь, как мы с тобой на Калининском цветочки для букетиков делали и ты провод из стенки ножницами резанула? Такой был перепуг! – Оля театрально схватилась за сердце и закинула взгляд на потолок.

– Еще бы, я до сих пор электричества боюсь, – зачем-то улыбнулась Катя.

– Да ладно вам, – вмешалась толстушка Тяпочка, время от времени встряхивая буклированной головой, – при чем тут электричество? Вы мне мешаете впечатляться! Лучше посмотрите на нашу девочку! Такая красивая, глаза болят смотреть! А эти огромные цветки! – Она провела по ним рукой, а потом пощекотала опушку пончо. – А какой пух! Словно знали, что это для нашего дорогого цыпленочка! – Тут Тяпочка всхлипнула. – Я бы на свой вкус еще битых елочных игрушек по низу понаклеила, серебряных только. Представляете, она идет павой, а внизу поблескивает…

– Господи, Тяпка, ну ты в своем уме? Французское платье елочными игрушками украшать! Может, вместо фаты еще пятиконечную звезду водрузить и гирляндами украсить? – Лидка вывалила на нее глаза. – Да это платье – эталон вкуса! Даже не начинай!

Катя улыбнулась, представив себя в образе рождественской елки, и крутанулась вокруг своей оси, чтобы показать платье во всей красе и взбодрить опушку, которую Тяпочка предложила утяжелить сверкающими битыми игрушками. И пока шло горячее обсуждение увиденного, Лидка решила отлучиться на кухню, чтобы быстренько накрыть чай.

– Что бы вы там ни говорили, но я против таких ранних браков, и, если б меня спросили, я б не позволил, – Анатолий решил теперь уже Кате вставить свое веское слово. – Жизни совсем не знаете, напортачите еще чего-нибудь. Зачем так спешить? Спешить надо медленно и вдумчиво.

– Да нет, Катюня, не слушай Принца, ты все правильно делаешь, – подняла худую длань Веточка. – Любовь, она затмевает все, когда любишь – становишься таким богатым… Поэтому не отказывай себе в любви. Соединись, попробуй, не получится – накопишь опыт. Я тебе просто эскизно говорю. Я, например, в свое время мужа на вырост взяла, и что ты думаешь, лет через двадцать он стал мне впору!

– А потом тебя перерос и ушел к твоей маме! Ты вот это здесь рассказываешь на полном серьезе? Ничем не рискуя? Нет, ты мне начинаешь все больше и больше нравиться, хотя больше уже некуда. Нашла, какой пример ребенку приводить, стыдобища, постеснялась бы! – Надька всегда это зачем-то припоминала Ветке, с радостью идя на конфликт, хотя лично ее, Ветку, очень даже любила. Но эта их сверхстранная семейная ситуация «а-ля труа» не давала ей покоя и каждый раз выводила из себя, несмотря на то что времени с тех пор прошло порядочно. Ее лично это очень обижало. Она зачем-то переводила эту ситуацию лично на себя, представляя в красках, как ее родной муж, с нерусским именем Эльтон, переезжает из их просторной комнаты с балконом в маленькую спальню ее собственной мамы Раисы Марковны (по коридору налево, около кухни), туда, где настойчиво пахнет валерианой. Там он аккуратно, чтоб не расплескать, отодвигает ногой ночной горшок, пробирается к кровати, залезает к маме под бочок и долго роется в ее длинной фланелевой ночной рубашке в цветочек и с рюшами, так, собственно, ничего и не найдя. Мысли эти не давали ей покоя, и слава богу, что ни муж, ни совсем древняя мама об этих неловких эротических фантазиях даже не подозревали. Надька громко фыркнула и зачем-то объявила во всеуслышание:

– Пойду лучше челочку начешу, с тобой просто невозможно!

В комнату, как королева-мать, вернее, королева-бабушка, чинно и торжественно вернулась Лидка. Все разговоры о Веточкиной семье были сразу прерваны: Лидка Веточку защищала и не допускала обсуждения ее сложной личной жизни. Так уж у нее получилось, что поделаешь. Веточка безмерно и одинаково крепко любила и мужа, и маму и препятствовать их счастью не хотела, всегда повторяя как заклинание: «Главное, чтоб они были счастливы». Пусть даже ценой своего собственного счастья.

– Все, повосхищались – и хватит, чай на столе! И не только чай! Ну, девки, как вам моя козочка?

Козочка все красовалась перед зеркалом, она никак не могла привыкнуть к такому совершенно новому своему отражению, к длинному белому платью, фате, которая покрывала ее с головы до пят, хотя на самом деле тряпочка эта очень была похожа на тюлевые занавески из кухни. Если их, конечно, хорошенько отстирать, отбелить и накрахмалить. А платье ни на что не было похоже. Сказка, просто сказка. В общем, настоящая невеста, восемнадцать лет, а уже невеста…

– А вы заметили, что платье село как влитое! Ничего и прибирать не надо, ни длину, ни в талии, блеск! Хорошее улучшать – только портить! Словно на тебя шили! – Лидка тоже в который раз любовалась внучкой, и на ее глаза снова и снова наворачивались слезы… За что ж так хорошо, думала она. И почему тогда плачется, если хорошо? Что такое в душе от радости происходит, что она начинает подтекать? Какие такие механизмы включаются?..

– Худенькая только невестушка наша, надо бы хоть пару килограммчиков поднабрать, чтоб детишек рожать легче было. – Оля, разметав фату и приподняв пончо, добралась до Катиной талии и почти сомкнула на ней пальцы. – Вон, совсем тростинка! Ты ж детишек хочешь?

– Ну, Оль, ну перестань! – Со взрослыми Кате неловко было обсуждать эти темы, с Иркой – сколько угодно, а вот со взрослыми… Катя даже разрумянилась больше обычного.

– И помни, мышка моя, жена в семье главная! А если муж думает, что он все решает, значит, она еще и умная. Проверено на себе!

– Так, хватит! – прикрикнула на подруг Лидка. – Вы совсем мне девочку взбутусили! Иди, козочка, переодевайся – и за стол!

Катя развернулась и начала свой долгий путь из комнаты, уже и скрылась из виду, но фата все тащилась и тащилась, подбирая по полу чернявую собачью шерсть.

Свадьба

Так дети и поженились. На свадьбу решили пригласить гостей приблизительно по тому же списку, что и на день рождения Роберта, ну и, конечно же, десяток Катиных подруг. Еще почти столько, около ста гостей, со стороны жениха, и в результате получилось двести с маленьким хвостиком. Но чем ближе дело шло к свадьбе, тем быстрее рос список гостей, увеличивался прямо на глазах, как дрожжевое тесто, уже и места на листке не хватало, приходилось вписывать новые фамилии на полях, вбок, вкривь и вкось – ой, забыли врача, ах, надо позвать родственников, которые специально приехали из Саратова, ну и что, что без приглашения, ух ты, мы совсем забыли про соседей с Калининского… и с Кутузовского… и с Поварской… Так и набралось двести пятьдесят человек, которые еле влезли в ужатый после долгих баталий список.

Принц Анатолий гордился этим списком, словно медалью, и каждый раз, приходя, читал его на все лады с выражением и пафосом, словно объявлял важные фамилии со сцены Колонного зала Дома Союзов, а цифру 2 озвучивал как «на две персоны»:

Давид Коб – 2,

Мамед Муслимов – 2,

Арно Бабаджан – 2,

Майя Кристаллическая – 2,

Оскар Фельдман – 2,

Марк Фридкин – 2,

Александра Хомутова – 2,

Леонид Ларошель – 2,

Эдита Пиеха – 2.

– Н-да-а-а-а, ну это просто самые что ни на есть сливки всей мосмешпухи, каждое имя – подарок! – говорил он мечтательно, мысленно приобщаясь к каждому обладателю прочитанных фамилий. – А от Пиехи я просто млею, такая красивая, что глаза болят на нее смотреть…

Принц свыкся наконец с неизбежностью свадьбы, уже потом, когда выбрали ресторан и Лидка выдала ему секретные сведения, во что это торжество обойдется – пять! тысяч! рублей! «Пять тысяч! Да на эти деньги можно целый “Москвич” купить! А их практически в унитаз сольют», – все равно негодовал Принц, ну хоть уже мысленно, про себя, не на публику.

Место для свадьбы выбирали действительно долго. Дома точно отпадало – такую тучу приглашенных ни одна квартира не выдержала бы, на даче тоже никак нельзя, потому что ноябрь и непогода, а столько гостей вместила бы только лужайка перед домом и только летом. Подумывали, конечно, о ресторане ЦДЛ, там было бы очень просто все устроить, но Алена решила, что все-таки нет, там набежит куча нетрезвых классиков с криками «Горько!», им лишь бы выпить, а повод всегда найдется. Ресторан Союза композиторов тоже не годился – катастрофически мал. Во всех других местах необходим был блат, в первую очередь для того, чтобы хотя бы немного сэкономить и принести, если, конечно, разрешат, часть своего алкоголя. И вот наконец родители жениха и невесты приняли решение, уже не подлежащие изменению, и даже для верности внесли пополам задаток, чтобы снять под свадьбу «Зимний сад» – большой и красивый зал в ресторане «Прага» – со сценой и с фонтаном посередине самого сада. Удобно, солидно, в самом центре, да еще и вкусно. Там, несмотря на такое чешское название, была хорошая старая русская кухня с небольшими чешскими вкраплениями.

В общем, определились.

В «Праге», на двести пятьдесят человек.

Свадебное меню решили сделать пафосным, праздничным, богатым, как в таких случаях и положено, ничего не пожалеть: заказали целых пять полутораметровых вареных осетров, три-четыре таза, даже корыта, салата – оливье, сырный, из свежих овощей, что-то еще, много разной нарезки – буженина, сервелаты, ветчины, помимо осетров, еще и рыбные ассорти. Много солений, икра такая и сякая, тарталетки с сыром и чесноком и знаменитые пражские завитки, те самые, Лидкины любимые, – рулетики из ветчины с сыром в желе, которые были только в «Праге». На горячую закуску жюльен из шампиньонов и основное блюдо на выбор – бифштекс, котлета по-киевски или судак орли. Вино взяли только грузинское. Водку «Столичную» и «Московскую», экспортную, купили в магазине «Березка» – договорились, чтобы была своя, блат все-таки.

Казалось бы, обычный список на день рождения Роберта. Список-то, может, и обычный, но люди… Валентин Катаев, Борис Полевой, Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Тихон Хренников, Андрей Дементьев, Лев Лещенко, Людмила Зыкина, Владимир Шаинский… Культурный слой, так сказать

Сам торжественный день прошел довольно сумбурно и утомительно. Накануне Дементий, сам почти еще ребенок, решил попрощаться со своим детством: собрал свои любимые игрушки – конструктор лего и пистолетик – и отнес их к детям родительских друзей, решив, что вступать в супружескую жизнь с пистолетиком и лего как-то уж совсем неловко. Хотя над этим решением думал долго.

Ну а день свадьбы закрутился с раннего утра. Парикмахерша подопоздала, заставила всех понервничать, наврала про сломавшийся автобус, а на самом деле просто проспала. Потом долго ковырялась, выдумывая какие-то особые свадебные локоны, а в конце концов плюнула и просто сварганила кудрявый пионерский хвост, который превратил Катю совсем уже в девочку. Невестушка особого значения этому не придала, а Лидка не на шутку расстроилась, и пока мастер завивала ее, она все выговаривала, не могла остановиться: как так можно, с такой, мол, прической я ее всегда в школу провожала, с хвостом-то, ты бы еще бантики нацепила – и под венец! В общем, бухтела, бухтела, но парикмахерша безразлично смотрела на нее снулыми глазами и спокойно проглатывала ее словесный поток.

Оказалось, что регистрация брака – это довольно смешно, и отнеслась Катя к этому совсем по-детски. С другой стороны, 19 лет – возраст на грани, уже не совсем девочка, но еще не совсем женщина

Потом, уже ближе к обеду, когда вся женская половина была наконец основательно причесана, напомажена и приодета, поехали в Грибоедовский ЗАГС, причем все, и жених с невестой, и родители с той и с другой стороны, оказались абсолютно не в курсе, что за этот важный государственный акт полагается заплатить целых три рубля. Ну ни у кого и копейки не нашлось, честно. Все нарядились в новое и красивое, денег с собой никто не взял. У Дементия даже карманы на праздничном костюме не успели распороть, а уж деньги туда положить никто бы и не додумался.

Самым зажиточным оказался шафер – Давид Коб. У Дементия свидетелем стал его лучший друг, Арам, а вопрос с шафером для Кати долго оставался открытым. Катя никак не могла определиться. Она, конечно, хотела Ирку, но та опять куда-то уехала, запропастилась, растворилась в какой-то очередной экспедиции, к телефону, естественно, не подходила, и рассчитывать на нее как на свидетеля на свадьбе было бы опасно. Вот и решили предложить эту почетную роль шафера Давиду Кобу, который из близкого друга давно уже превратился в родственника. Кто как не он? И таки да, как в результате выяснилось, если бы не он и не его трешник, свадьба, может, и не состоялась бы по причине некредитоспособности.

Расписались достаточно быстро, процедура была четко отлажена по времени и ритуалу. Под вялые и местами нестройные звуки пенсионного квартетика, повторяющего с утра до вечера один и тот же марш старика Мендельсона, Катя с Дементием вошли в роскошный барский зал, видимо, бывший бальный – сквозной, можно сказать, навылет, с высоченными резными потолками и окнами до самого пола. Его надо было пройти насквозь, от входа до стола, у которого, плотоядно улыбаясь красными губами, стояла тетка с высоченной согласно важности момента, пышной халой на голове. Через всю тетку, наискосок, шла, как государственная граница, широкая красная лента, которая отделяла ее нижнюю, устойчивую часть от верхней, колышущейся. Издалека эта мощная регистраторша напоминала красногубого кентавра или, скорее, кентавриху. Ног ее видно не было, их загораживал стол, ножки которого были длинны и стройны, как у заправского скакуна. Может, эта ассоциация не пришла бы в голову, если бы не кустик традесканции в горшке, который стоял с другой от тети стороны стола и отчаянно напоминал лошадиный хвост! Катя залюбовалась, заулыбалась, ей показалось, что тетя с лентой вот-вот победно заржет и сделает круг по залу! Выглядело это очень наглядно и убедительно. Кате всегда нравились несуразные ситуации, а несуразнее этого мало чего можно было придумать. Но, увы, женщина-кентавр с лентой на необъятной груди не поскакала, а осталась непоколебимо стоять, поджидая, пока молодые подойдут поближе. И вот, довольно кивнув и подняв со стола тяжеленную книгу записей, она принялась заученно и нудно рассказывать о новой ячейке общества, о светлом пути, на который робко вступают в данный момент ее члены. Но, пообещала она, поддернув ленту на груди, потом он, путь этот, превратится в широкую дорогу, которая семимильными шагами, под неустанным руководством партии Ленина приведет молодую семью к коммунизму, и для убедительности подняла палец вверх, показывая, видимо, где он, коммунизм этот, находится географически. Кровавая улыбка полыхала на ее лице, занимая добрую его половину, казалось, она по-настоящему верила в то, что говорила.

– В добрый час, – защурилась она и почти заворковала, – вы подали друг другу руки и теперь под мирным небом родины идете вместе в грядущее. – Тут слегка запнулась, перевела дыхание, интонация ее поменялась, и она довольно грозно заметила, чуть подняв голос (что, видимо, требовалось по сценарию): – Вы, дети нашего народа, его надежда и будущее, сегодня вступаете в брачный союз! – На слове «брачный» она сделала ударение и зыркнула на Дементия. – В прошлом остаются годы юности, – нагло врала она восемнадцатилетним детям, – а впереди – ответственная пора семейной жизни. – Тут женщина-кентавр приосанилась, и загарцевала, как химичка в страшном сне: – Исполняя высокий общественный долг, как представитель Советского государства прошу ответить, готовы ли вы, Екатерина, всю жизнь быть верным другом Дементия?

Катя внутренне смеяться не переставала, но вопрос про верного друга Дементия выплеснул ее смех наружу, она громко хохотнула, взглянув на жениха, который тоже уже плоховато сдерживался. Они оба в голос засмеялись, но важная государственная дама решила им на это не пенять – что с них, детей, взять, – а для проформы задала тот же вопрос жениху. Верный друг Екатерины Дементий сдавленно произнес «да». Дети подошли еще ближе к кентавру и расписались в книге, лежащей на его торсе.

Фамилию Катя не поменяла. Как была Екатериной Крещенской, так и осталась.

Так сквозь смех и стали официально мужем и женой.

После Грибоедовского решено было ехать к церкви на Никитской, где венчался Пушкин с Натали. Совершенно спонтанно, без особых раздумий. День был промозглый, ветреный, длинное французское платье Кати и так уже намокло от ноябрьского колючего снега, веночек из флердоранжа тепло совершенно не сохранял, а узкие лаковые туфли жениха отчаянно скользили – через всю Манежную площадь до могилы Неизвестного солдата в полуодетом и абсолютно не предназначенном для такой погоды виде просто бы не дошли. Тем не менее ритуал надо как-никак было соблюсти, куда-то цветы возложить, вот и отправились к месту венчания великого поэта, туда хоть можно было удобно подъехать. Но делать у Пушкинского храма было совершенно нечего, тем более что на дверях его висел огромный амбарный замок. Катя с Дементием, уж коли приехали, все-таки вышли из машины, постояли для вида на сильном ветру, поежились от холода, пофотографировались чуток, посмотрели на купола и бегом обратно в теплый салон – спрятаться от холода и уехать в ресторан, хоть и было еще достаточно рано.

Как только вошли в ресторан, их скрыли от людских глаз в огромном кабинете директора. Директор держался довольно нейтрально, важно и делово, но оказался вполне понятливым. Посадил замерзших детей около огромного аквариума с рыбками, попросил принести какие-нибудь бутерброды, с осетриной и копченой колбасой, и, главное, горячий чай с лимоном, чтоб отогрелись. И правильно сделал, надо было угостить, прямо как знал, что глядеть на аквариумную воду жениху с невестой предстоит еще часа три, если не больше, в ожидании, пока все гости соберутся. Дементий, поев, покрасовался у огромного зеркала, все время поправляя новую, подаренную Давидом Кобом бархатную темно-синюю бабочку со спрятанными стразами на перешеечке. Спрятанными, потому что эстрадные стразы эти Лидка сразу закамуфлировала кусочком бархата – молод еще был жених для такого великолепия. В общем, подустав от ожидания, Дементий залег прямо в свадебном костюме на директорский диван и закемарил, а Катя, аккуратно расправив платье, завороженно уставилась на мелькающих золотых рыбок, бессмысленно снующих туда-сюда. Рыбок, мокрых, холодных, скользких и тупых, она не любила, но сейчас они ее успокаивали. Тоже бы не заснуть, подумала она.

Наконец настала счастливая минута, когда жениха с невестой освободили, можно сказать, выпустили из заточения. Всех собравшихся гостей, а их пришло немало, выстроили по бокам длинной лестницы, ведущей от кабинета директора вниз, в зал, и жениху с невестой – или они уже считались мужем и женой? – пришлось идти как сквозь строй. Катя почти бежала, наступая на лепестки роз, господи, как она мечтала, чтобы все это поскорее закончилось. Внизу лестницы молодые разбили по бокалу – на счастье – и потом весь вечер громко цокали осколками, которые впивались в подошвы. Пока торжественно шли к свадебному столу, к Дементию, новоиспеченному мужу, подошел в стельку пьяный метрдотель – как это директор такое допустил! – и сказал, что если его не угостить бутылкой водки в качестве, так сказать, подношения, как божеству, то жизнь у молодых может не сложиться, он неоднократно этот феномен проверял. «Я бы сам взял, – невнятно, но честно признался он, – но это ж не мое, вы сами должны подарить». Дементий кивнул, проблем в семье с самого начала ему не хотелось, и он со знанием дела показал на стол, где стояли бутылки. Метрдотель воссиял, азартно схватил одну и сунул ее в карман почему-то горлышком вниз. Поблагодарил, присев в смешном книксене, и нетвердо пошел вон, оставляя за собой неровный след водки, которая сочилась из открытого горлышка через весь его организм. Ведь, чтобы водку не своровали, знающие люди порекомендовали Крещенским свинтить все крышечки от бутылок.

На свадьбе у детей, 1976 год

Свадьба гулялась долго и по всем законам – среди приглашенных был один бравый боевой генерал и беременная – к плодородию и карьере. Беременной, кстати, была Неля, жена певца Давида Коба, ребенок должен был родиться вот-вот. Драки, правда, как на правильной свадьбе положено, не случилось, ее заменили буйные танцы, в результате которых один из гостей со стороны жениха упал в фонтанчик и некоторое время молча и невозмутимо лежал там, глядя на всех вполне довольными кафельно-голубыми глазками. Видно было, что ему там нравится. Когда вытаскивали, начал сопротивляться.

Шикарный концерт, спонтанно устроенный самими гостями, – а как иначе, если шафер сам Давид Коб и все остальные рангом не ниже, – длился до самой полуночи, когда молодые уже покинули свадебное пиршество. Лучшим тостом на свадьбе стал тост жениха. «Спасибо, – сказал мальчик, – маме и папе за то, что они наконец разрешили мне жениться». Алла с Робертом долго смеялись, а мама и папа Дементия трогательно прослезились.

Через пару дней, разобрав горы странных подарков (самым необычным стал «сервиз для семейных драм», который подарил врач с необычной специальностью – психолог, но в основном почему-то надарили стаканов всех мастей и разноцветных колючих клетчатых пледов), молодые отправились в неудачное свадебное путешествие. Неудачное. Не доехали даже до аэропорта. По дороге начался сильнейший снегопад, почти ураган, машины встали, застряв в сугробах, и даже когда небо прояснилось и погода стала летной, столько снега было насыпано на дороге, что до аэропорта так и не добрались. Поездку отменили. Решили отложить путешествие в Таллин «на пропотом».