Текст книги "Искусство любви"

Глава 12

Антон размахнулся, но ударить не успел – нога его провалилась в пустоту, Антону вдруг стало трудно дышать, как будто удав кольцами затягивал ему горло, пол вдруг вылетел у него из-под ног, и, когда перестала кружиться голова, и Антон снова получил возможность дышать, он ощутил себя на грязном асфальте.

Перед глазами звездное небо и багровая рожа с выпяченной нижней челюстью. Белые пузырьки слюны на вывернутых губах. И какой-то топот вокруг.

– Говорили же тебе, – сказал один из охранников, склонившись над лежащим на асфальте Антоном, – нельзя к людям приставать. Почему не послушал?

– Ничего мне не говорили, – осторожно сказал Антон, медленно приподнимаясь.

Сзади слышались звонкие хлопки пощечин и тоненький голосок:

– Отпусти меня! Степан Леони… Степочка!!!

Снова звуки ударов.

Антон рванулся вверх, но его тут же тычком уложили снова на пол.

– Я не говорил тебе – поднимайся, – сказали вывороченные губы. Почему не послушался? Ты – непослушный, а непослушных… Ай!

Антон, резко вскочив с пола, схватил за плечи нависшего над ним охранника и рванул его на себя, мгновенно уперся коленом ему в промежность и, перекатившись на спину, швырнул тяжелую тушу назад.

Потом Антон быстро настолько – насколько смог – поднялся на ноги.

Первый охранник угодил прямо под ноги второму, тот рухнул на асфальт. Антон развернулся, сжимая кулаки – на расстоянии всего нескольких шагов маячили еще трое. Светы нигде не было видно.

– Света!!! – крикнул Антон, – гнида, куда ты ее подевал?!

На три слога последнего слова пришлось как раз три удара – один из охранников успел подняться на ноги и, незамедлительно получив три раза в морду, со стоном опустился на колени.

Антон, не теряя драгоценного времени, уложил его на пол ударом ноги в висок.

Второй охранник – с вывороченными слюнявыми губами и нижней челюстью джек-лондонских капитанов – почему-то подниматься передумал. Неподвижно лежал на асфальте у джипа, как полудохлая лягушка. Растерянно моргал глазами.

– Ты… это… – неуверенно сказал он Антону, – ответишь…

– За что, – произнес Антон без вопросительной интонации, опуская каблук своего ботинка ему на голову.

Охранник глухо стукнулся затылком о холодный асфальт и ничего не ответил. Он вообще глаза закрыл.

– Света! – снова закричал Антон.

Какая-то тень мелькнула с противоположной стороны джипа, Антон двинулся было за ним, но вдруг что-то тяжелое опустилось ему на плечи. От неожиданности Антон подался назад, внезапный и сильный удар по затылку швырнул его далеко вперед.

Он упал на колени. Откуда-то бесшумно появились какие-то люди.

«Охранники, – стукнула Антона мысль, – те, трое… Как я их пропустил…»

Антон попытался подняться на ноги, но подскочивший парень в черных брюках и дорогом кашемировом пальто схватил его за волосы и дернул назад. Ноги вывернулись из-под Антона и он упал на спину.

– Пусти… – захрипел Антон, но тут же получил сильный удар ногой в живот и задохнулся.

Следующие несколько ударов в голову и по лицу, он ощущал уже не со всей отчетливостью – голова Антона будто наполнилась жарким ватным туманом.

Откуда-то из-за завесы тумана раздавались истошные крики Светы: – Степочка, родной, прости меня! Я ни в чем не виновата! Меня заставили… Отпусти руку, я тебе сейчас все объясню…

Антон снова попытался подняться на ноги. Его опять свалили точным ударом. Туман в голове мешал смотреть – Антон почему-то видел перед собой только ледяной асфальт, покрытый почему-то мельчайшими осколками кирпича и примерзший к земле земле обрывок от этикетки жевательной резинки.

Когда туман немного рассеялся. Антон в очередной раз попытался встать. Его схватили за плечи, куда-то потащили, швырнули…

Он пошарил руками вокруг себя – оказалось, он сидит у колеса автомобиля. Разбитое лицо саднило, немного подташнивало, как бывает от сильных ударов по голове. Антон повернул голову на раздавшийся слева от себя шорох, но увидеть ничего не успел – вынырнувший невесть откуда кулак с необычайной силой обрушился на его висок.

* * *

«Не смог я Свете помочь… – тяжело думал Антон, дыша пропитанным одуряющим запахом бензина спертым воздухом, – Не успел… Но кто этот старый мудак был? И что она ему кричала… Называла Степочкой… Черт возьми, о чем я думаю… Что с ней? Господи, хоть бы она жива осталась!..»

Антон хотел поднять голову, но у него ничего не получилось.

– Где… я? – спросил он сам у себя и сам же ответил, когда глаза его привыкли к темноте:

– В багажнике машины… движущейся машины…

Антон попытался нащупать руками замок крышки багажника, но обнаружил, что у него скованы руки.

– Вот суки… – сквозь зубы, прохрипел Антон, – наручники… Мало того, что избили до полусмерти, запихали в багажник, так еще и сковали руки… Интересно, куда меня везут?

Тут Антон смолк, потому что руки его, скованные сзади нащупали на грязном дне багажника тонкий гвоздь.

«В самый раз», – подумал Антон.

Автомобиль куда-то свернул, на несколько секунд притормозил, потом проехал еще несколько метров и остановился. Антон поспешно спрятал свою находку в рукав.

* * *

До места назначения мы – Даша, Васик, облаченный в рясу священнослужителя, безумный отец Никодим и я – доехали без приключений. Если, конечно, не считать того прискорбного факта, что на одном из перекрестков нас остановили сотрудники ГИБДД. Один из милиционеров – черноусый старший лейтенант – бодро козырнув, представился и сунул через опущенное окошко в салон автомобиля лоснящуюся от хронического перекорма и мороза физиономию.

Вдохнув ужасающего перегара, которым Васик и отец Никодим щедро насытили атмосферу салона, черноусый широко улыбнулся.

– Выпивали? – осведомился он у Даши и сам же ответил на собственный вопрос:

– Конечно, выпивали.

– Никак нет, – оскорбленно выговорила Даша, – я не пила. Я вообще не пью.

– Ничего себе – не пью, – отозвался, ухмыляясь, черноусый, – меня от вашего запаха самого накрыло, как будто я стопочку маханул.

– Это потому что вы с мороза в тепло попали, – предположил Васик и глупо захохотал.

Черноусый нахмурился и оглянулся в сторону стоявшей неподалеку патрульной машины, откуда уже бросали на нас плотоядные взгляды еще трое сотрудников государственной инспекции безопасности дорожного движения.

– Видите ли в чем дело, – вступила в переговоры я, – нас поручено отконвоировать в больницу одного типа, – я кивнула на заднее сиденье, где находились Васик в рясе и отец Никодим, на котором из одежды были только семейные трусы, – это священник, у него белая горячка.

Черноусый удивленно посмотрел на Васика. Васик хохотал уже без остановки, очевидно, догадавшись о том, что за священника приняли его.

– Святой отец сошел с ума, – торопилась я объяснить, пока степень изумления, в которую впал милиционер, не успела перейти в болезненную, – сами понимаете, эти священники… вынуждены пить, чтобы не страдать так сильно от несовершенства окружающего мира.

Физиономия черноусого вытянулась. Ничего, судя по всему, не понимая, он переводил взгляд с Васика на отца Никодима и обратно – с отца Никодима на Васика. Васик между тем хохотал, а безумный священник вращал глазами так, что мне, когда я увидела его, поглядев в зеркало заднего обзора, стало положительно не по себе.

– Горячительные напитки приводят к белой горячке, – объясняла я, путаясь и злясь от того, что мы теряем драгоценное время.

– А это кто? – обалдело спросил черноусый милиционер, указывая своим полосатым жезлом на отца Никодима. – Почему он в трусах?

– Это тоже священник, – сказала я, решив не докладывать милиции о ситуации с переодеваниями, – и у него тоже белая горячка.

– Убери этот знак Сатаны! – рявкнул вдруг отец Никодим и подскочил на месте, стараясь дотянуться до полосатого жезла. – Ибо не ведаешь ты, что творишь! Не ведаешь, что мешаешь нам изловить черта, вышедшего из глубин преисподней, чтобы погубить твою грешную жизнь!

Васик хрюкнул и закатился от хохота.

Черноусый милиционер отпрянул в сторону от машины и некоторое время стоял в раздумье.

«Вот и все, – пронеслось у меня в голове, – теперь он возьмет, да и задержит нас. Отец Никодим все испортил. Эх ты, надо было не объяснять и дожидаться, пока эти два алкоголика что-нибудь выкинут, а сразу воздействовать на сознание старшего сержанта… Чтобы он моментально отпустил нас. Конечно, не в моих правилах сопротивляться закону, но ведь у нас есть более важное дело, чем стоять тут на обочине и заливать про священников, белую горячку и несовершенство окружающего мира…»

Черноусый старший лейтенант думал, примерно, две минуты, после чего сказал:

– Ладно… То, что белая горячка у него, я и сам вижу. У меня сосед есть, так тот тоже – как нажрется – чертей ловит… А второй ваш священник ржет, как сумасшедший…

– Он и есть сумасшедший, – поддакнула Даша.

– Проезжайте, – разрешил черноусый.

Мы поехали дальше.

Через два квартала мы, подчиняясь безумным завываниями отца Никодима, свернули налево, потом отец Никодим приказал нам свернуть направо – когда мы проехали еще несколько кварталов, а потом велел остановить машину, вышел на улицу и – как был в одним семейных трусах – опустился на колени посреди заснеженной улицы и стал принюхиваться.

Через минуту до нас стали долетать изумленные восклицания. Увидев, что на тротуаре собирается толпа зевак, Даша заметно занервничала, но отец Никодим, по всей видимости, уже заканчивал свои странные манипуляции.

– Я нашел! – завопил он, вскакивая на ноги. – Я нашел след дьявола! Он там! Он там! Он там!!!

Безумный священник, обжигая розовые пятки о грязный снег, подпрыгивал на одном месте и указывал скрюченным пальцем на высящийся неподалеку дом.

– Поехали! – скомандовала Даша.

Он открыла дверцу, отец Никодим прыгнул в машину и мы рванули с места, провожаемые воплями собравшейся толпы зевак. Через минуту мы уже въезжали во двор дома.

– Здесь? – спросила я, поворачиваясь к отцу Никодиму.

– Здесь, здесь, – закивал он патлатой головой, – здесь исчадие ада устроило временное пристанище! Сюда ведут следы, горящие пламенем преисподней.

– Проще говоря, мы у цели, – резюмировала Даша, – постойте-ка… – нахмурилась она вдруг, – отчего-то мне кажется, что в этом доме я когда-то была… Когда-то очень давно. Странно… Почему-то это воспоминание у меня ассоциируется с детством.

– Лирика после, – отрезала я и снова повернулась к отцу Никодиму. – Квартиру сможешь определить?

– Следы черта горят пламенем преисподней, – глухо ответил тот, – я не могу ошибаться. Я приведу тебя к эмиссару повелителя тьмы.

– Пойдем, – сказала я, выходя из машины.

– А я? – спросил Васик, намереваясь выбраться наружу вслед за отцом Никодимом.

– А вы с Дашей останетесь в машине, – твердо выговорила я, – и подождете нас тут.

Отец Никодим уже стоял возле машины, приплясывая на снегу от мороза.

– Почему ты нас не берешь с собой? – не глядя на меня, спросила Даша.

– Потому что это опасно, – ответила я, – вполне вероятно, что нас ждут там. То есть – меня ждут там. Отец Никодим говорит, что следы исчадия ада… Светы – ему отчетливо видны. Я теперь уверена, что и я смогла бы отыскать ее следы через астральное измерение, но… времени у нас не так уж много и под рукой есть отец Никодим, которого можно использовать, пока из мозгов у него не выветрился алкоголь и пробудившийся здравый смысл не вытеснил из подсознания мою установку на поиск Светы.

– Хорошо, – сказала Даша, – идите, а то ему на снегу босиком, я думаю, не очень жарко… И все-таки, почему я помню этот дом? И этот двор? Когда я была здесь.

Мы с отцом Никодимом направились к подъезду, но пройдя всего несколько шагов я остановилась и повернулась к Даше.

– Сидите в машине, – снова сказала я, – и ни при каких условиях не ходите за мной. Ясно?

– Ясно, – ответил за себя и за Дашу Васик, – яснее ясного. Чего тут непонятного?

* * *

Какая-то случайная старушка, встреченная нами на лестничной клетке, увидев полуголого отца Никодима, испуганно икнула и перекрестилась.

– Так, дочь моя, так, – чинно прогудел священник, останавливаясь перед попятившейся старушкой, – крестное знамение великую силу имеет. Постой-ка… Я тебя знаю. Ты каждый день в мою церковь ходишь. А вот в прошлое воскресение тебя не было… Пошто светлые праздники пропускаешь?

– Батюшка! – прозрела старушка. – И я тебя признала… Болела я тогда, вот и не была… А ты… Почему ты в таком виде и с такой…

Старушка неприязненно покосилась на меня.

– Во грех ударился, батюшка? – осведомилась старушка. – Голый бегаешь по городу со срамными девицами?

– Почему это я срамная? – обиделась я, несмотря на то, что мне не до того совсем было.

Не почтив меня ответом, старушка, сокрушенно помотала закутанной в пуховый платочек головой.

– Дело важное у нас, болезная, – пояснил священник, немного сконфузившись, – ловим беса, православных смущающего. А мое одеяние я страждущему отдал.

Старушка принюхалась к густым алкогольным парам, исходившим из широкой пасти отца Никодима и подозрительно прищурилась.

– Стыдно, батюшка, – сказала она, – я вот отцу настоятелю про тебя расскажу. Не подобает священникам в таком виде находится…

– Я тебе вот стукну отцу настоятелю! – грозно взревел пьяный священнослужитель и бог знает, что еще он наговорил бы несчастной старушке, если бы его взгляд случайно не пал бы на приоткрытую дверь.

– Следы бесовские ведут сюда! – заорал отец Никодим, разом забыв про вредную старушонку. – За мной, дочь моя!

Он снова страшно завращал глазами и, схватив меня за руку, поволок к двери. Распахнул ее и, втолкнув меня в темную прихожую, ввалился туда сам.

Несколько секунд мы стояли в полной темноте. Ничего не было видно, ничего слышно не было, кроме наполняющего все помещением алкогольными миазмами тяжелого дыхания отца Никодима.

Потом я нащупала на стене выключатель и включила свет.

Яркие электрические лучи залили бедно обставленную прихожую и первое, что я увидела, была статуэтка зеленого человечка, стоявшая на полочке, над которым располагалось зеркало.

Какое-то темное облако висело над статуэткой. Мне показалось или… было это на самом деле – но зеленый человечек на полочке пошевелился и, пошевелившись, повернулся к зеркалу, в котором, как я с ужасом заметила только что – отражалась я, отражался голый отец Никодим, но не отражалось никакого зеленого человечка.

– Бесовское наваждение, – прохрипел отец Никодим.

* * *

И тут же пол провалился у нас под ногами. Яркий электрический свет пропал после мгновенной вспышки, во время которой я инстинктивно закрыла глаза.

А когда открыла, то увидела, что я нахожусь в какой-то странной местности, по всей видимости, болотной топи – стены квартиры растворились в вонючем зеленоватом воздухе, в котором не было видно ничего не расстоянии двух шагов – такой он был тягучий и плотный. Коренья и сухие ветви неведомых растений стлались у меня подо мной, а когда я опустила взгляд на мои ноги, то увидела, что они почти уже до колена увязли в смрадной черно-зеленой жиже.

– Бесовское наваждение! – снова услышала я позади себя.

И оглянулась.

Отец Никодим барахтался в черно-зеленой луже – он увяз в топкой поверхности уже по пояс – испуганно и беспомощно бал руками по вонючей воде вокруг себя – вода разлеталась грязными брызгами, а болото неудержимо и страшно тянуло отца Никодима на дно.

* * *

– Помоги! – захрипел отец Никодим, очевидно, сразу протрезвев от внезапно наступившего ужаса. – Помоги, меня засасывает!

Я рванулась у нему, но не тут-то было – болото крепко держало меня за ноги.

Мне показалось, будто я услышала где-то совсем неподалеку чей-то тоненький издевательский смешок. Я рванулась еще раз, мне удалось высвободить одну ногу, но, упав, я вынуждена была опереться на левую руку и эта рука тут же – по локоть – погрузилась в правую топь.

«Это ловушка! – мелькнуло у меня в голове. – Как же, черт возьми, я сразу не догадалась – как только увидела этого странного человечка-статуэтку и черное облако сгустившейся нечистой энергии, висящее над ним! Вернее, догадалась, что нас ждет здесь ловушка и никакой Светы тут нет, но было уже поздно… Черт, это все потому, что слишком положилась на отца Никодима. Моя интуиция и обостренное экстрасенсорными способностями подсознание – находились в нерабочем состоянии… Конечно, я сберегла свои силы, но в итоге попала в эту ужасную ловушку, из которой теперь не знаю, как и выбираться…»

Опять кто-то мерзко захихикал. В смертельной тоске я огляделась по сторонам, но никакого не увидела.

Зато заметила толстую палку, валяющуюся неподалеку.

Отлично! С помощью этой палки я постараюсь выбраться на более или менее сухое место, а потом как-нибудь помочь отцу Никодиму.

Отец Никодим!

Я посмотрела на него – болото затянуло его мощное и тяжелое тело уже практически полностью – на поверхности торчала только патлатая голова с вытаращенными сумасшедшими глазами.

Видимо, отец Никодим боролся изо всех сил. Лужа вокруг него кипела миллионами брызг и пузырей, лопающихся с отвратительным чмоканьем. Голова несчастного священника то выскакивала так высоко, что была видна крепкая шея, вся измазанная болотной слизью, то погружалась до самых глаз.

– Помоги! – булькал отец Никодим. – Дочь моя, не дай погибнуть… отцу твоему во Христе… Про… буль… протяни руку спасения…

Схватив палку, я положила ее перед собой. Теперь, получив точку опоры, мне удалось вытащить левую руку из болотной топи. Я на секунду перевела дыхание, потом оперлась на палку, не дающая моим рукам увязнуть, упала плашмя в грязь и стала поджимать под себя ноги, понемногу освобождая их из плена чавкающей топи.

Только с огромным трудом мне удалось выбраться на поверхность болота целиком. Изможденная и обессиленная, словно распотрошенная лягушка, я вытянулась посреди грязной лужи.

Но отдыхать было некогда – отец Никодим булькал уже совсем что-то нечленораздельное.

Собравшись с силами, я в два рывка подползла к нему и протянула спасительную палку.

* * *

И очень вовремя – потому что на поверхности грязной болотной водицы оставалось только торчащая кверху рука отца Никодима. В эту-то руку я и сунула палку.

Он схватился за нее.

То, что было дальше невозможно описать словами. Я тащила невероятно тяжелое тело священника из болотной пучины, ни за что не желающей отпускать свою добычу. Упираясь локтями в скользкую грязь, то и дело проваливающуюся подо мной, я тянула на себя палку и накрепко прицепившегося к ней священника.

Вот на поверхности показалось его вымазанное грязью лицо, безумные глаза, стремящиеся, казалось бы, выскочить из орбит, перекошенный рот, хватающий гнилой болотный воздух, могучие плечи, дрожащие от чудовищного напряжения, голая грудь, к бледной коже которой сплошь присосались огромные пиявки…

А откуда-то все летел ко мне мерзкий хохоток, отвратительное такое хихиканье, просто сводящее меня с ума. У меня не было ни сил, ни времени оглянуться, но я почему-то была уверена, что – даже если бы я смогла оглядеться по сторонам – все равно не увидела бы этого сукина сына весельчака…

* * *

Не знаю, сколько времени продолжался весь этот кошмар, но когда все закончилось, мы с отцом Никодимом – с ног до головы перемазанные гнилой слизью и облепленные настырными пиявками, лежали в черно-зеленой луже и жадно глотали гнилой воздух грязными ртами.

Кровь оглушительно билась о стенки моего черепа и сознание – и способность разумно мыслить – толчками возвращались ко мне.

«Несомненно, это магия, – думала я, – обычная ловушка. Мгновенный перенос жертв… то есть меня со священником… в тот мир, в котором мы должны погибнуть, не справившись с проявлениями неизменно враждебной окружающей действительности. Рычаг переноса – тем, чем открывались двери из одного мира в другой – была, конечно, зеленая статуэтка. Да никакая они не статуэтка… Это представитель того мира, в котором мы оказались – я хорошо подобные штуки знаю, не раз уже сталкивалась. Естественно, в нашем мире он не может существовать в таком виде, в котором он существует в своем мире – и поэтому вся его сущность – и физическая, и духовная – заключены в статуэтке. Но откуда эта статуэтка у Светы? Такие вещи практически невозможно достать. Они слишком опасны. Если не знать, как их хранить, то можешь погибнуть сам, прежде чем будет возможность их использовать по назначению. Я знаю только одного человека, способного управлять такого рода вещами… Его имя… Черт возьми, не хочу я называть имени своего заклятого врага. Даже в уме проговаривать не хочу. Чтоб он сдох! Но как Света и… он могли?..»

Снова мерзкое хихиканье прозвучало в глухом сыром воздухе. Мои мысли сразу приняли другое – более практическое – направление.

«Атмосфера здешнего мира насыщена паранормальной энергией, – размышляла я, чувствуя, как силы понемногу возвращаются ко мне, – то есть – для здешнего мира и всей здешней публики, такого рода энергия – вполне нормальная… Но ведь я обладаю способностью управлять такой энергией… Вернее сказать, не управлять, а направлять в то русло, в которое хочу. Главное – приспособить сгустившуюся в этом месте энергию к полярности своей. Но это не так уж трудно. Сейчас, когда у меня есть минутная передышка…»

Я собиралась с силами еще несколько минут. Потом сконцентрировала энергию в кончиках пальцах и с силой встряхнула руками.

* * *

Получилось так, как я и хотела. Топкая жижа под моим телом превратилась в покрытую множественными трещинами твердь. Я поднялась на ноги и толкнула ногой успевшего прикорнуть отца Никодима.

– Благодарение богу, – отозвался священник, вставая, – это ты сделала, дочь моя?

– Я, – ответила я.

Отец Никодим покрутил головой, но ничего не сказал. Очевидно, после ужасного поединка с болотной топью он надолго потерял способность чему-либо удивляться.

Я огляделась – ничего вокруг не видно – зеленый туман сгустился так, что теперь я не могла рассмотреть и своих пальцев, если бы вытянула руки на всю длину.

– Не знаю, как мы оказались в этом богопротивном месте, – проговорил вдруг отец Никодим, – но мне очень не хочется здесь оставаться… Выпить надо. А то от всего этого голова кругом идет. И болит… голова. А что, дочь моя, сможешь ли ты вытащить нас отсюда? Все это дела наместника Сатаны на нашей земле, это точно… А вот ты, дочь моя… в тебе есть откровение божье и я чувствую в тебе силу великую. Сможешь ли ты перенести нас на ту землю, где мы родились благодаря господу нашему. На ту землю, где похоронены отцы наши и матери. На ту землю, где есть магазины, в которых продается водка, портвейн… или пиво на худой конец…

– Попробую, – сказала я, но попробовать мне не удалось.

Наверное, подчиняясь законам этого мира сработало противодействие на мою попытку сделать здешние окрестности чуточку удобнее – уничтожить топь. Потому что та самая палка, с помощью которой мне удалось спастись от болотных глубин и вытащить оттуда же отца Никодима вдруг подпрыгнула над землей и, превратившись в огромную толстую змею, бросилась на меня.

Я, конечно, не успела бы среагировать на это – я ведь не слишком подготовлена в плане физической обороны, но отец Никодим двигался и соображал быстрее меня. Он обернулся и перехватил змею в полете.

Гнусная тварь тут же оплела его тело плотными кольцами и начала ритмично сокращаться. Я видела, как мышцы буграми заходили у нее под тонкой изумрудной шкурой, я слышала, как хрипит священнослужитель и трещат его кости.

– Сейчас! – закричала я. – Сейчас помогу!

– Не надо… – захрипел в ответ отец Никодим, – я сам справлюсь с этим гадом ползучим… А ты… А ты… дочь моя, вытаскивай нас из этого адского пространства и поскорее… Поскорее!!!

Он обхватил могучими руками змеиное кольцо, сжимавшееся на его шее и замолчал, покраснев от натуги.

Действительно, мне нужно приложить все силы, чтобы попытаться вырваться отсюда.

Снова тоненькое хихиканье достигло моих ушей. Я оглянулась – из зеленого тумана соткался маленький остроухий зеленый человечек. Я легко его узнала – да, это была ожившая статуэтка!