Текст книги "Ищите женщину"

Глава 12

Первым дело Нонна Павловна убрала с парчовой скатерти карты, книгу и светильник в форме свечи, потом сдернула и саму скатерть. Я помогла медиуму освободить поверхность столика от четырехугольной доски, а Нонна Павловна водрузила на вновь ставший круглым стол скатерть и поставил светильник.

Затем на столе появился листок бумаги, накрытый четырехугольным куском стекла, склянка какого-то довольно приятно пахнущего масла, блюдце и карандаш. На листке были нанесены слова «да» и «нет», десять арабских цифр и все тридцать три буквы русского алфавита.

Поднявшись над столиком Нонна Павловна, ставшая вдруг предельно серьезной и собранной, натерла маслом стекло, затем нанесла карандашом черточку на обратной стороне блюдца и проговорила:

– Прошу вас, коллега.

Я придвинула кресло поближе к столу, села поудобнее и закрыла глаза. Через несколько минут, когда у меня между зрачками и внутренними сторонами век закружились радужные пятна, свидетельствующие о том, что я уже вошла в состояние транса, я вытянула руки вперед и принялась концентрировать энергию в кончиках пальцев.

Когда мне это удалось я несколько раз очень медленно сжала и разжала кулаки – и вся комната начала наполняться невидимыми никому, кроме меня, слоистыми волнами экстрасенсорный энергии.

Опустила я руки, как только концентрация энергии в комнате, которую Нонна Павловна предварительно заперла на ключ, достигла максимальной точки и воздух стал опасно потрескивать, едва выдерживая заряд.

Я открыла глаза и тут же лампочка в светильнике-свече, довольно громко треснув, погасла – то ли лампочка перегорела, то ли что-то случилось с пробками, то ли это был фокус, нарочно предусмотренный для данного этапа ритуала, но, когда на столе затрещали и задымились невесть откуда взявшиеся свечи, мне действительно стало немного не по себе. На стенах и потолке зашевелились огромные тени, а седые букли в сложно уложенной прическе Нонны Павловны зашевелились сами собой, словно колеблемые ветром перья причудливой птицы.

Я хотела спросить, что мне делать теперь, но Нонна Павловна опередила мой вопрос.

– Молчите, – шепотом сказала она, – сейчас – только молчите. Я буду вызывать свою мать…

Я послушно сомкнула губы.

Нонна Павловна вытянула руки над блюдце и произнесла, медленно и четко выговаривая слова:

– Вызывается дух Светланы Александровны Эркюль… Вызывается дух Светланы Александровны Эркюль…

Когда Нонна Павловна замолчала, блюдце несколько минут не шевелилось, но вот оно дернулось. В этом движении было что-то живое, во всяком случае – органическое.

Получилось!

– Здесь ли ты? – тихо спросила Нонна Павловна. – Дай мне знать…

Блюдце дернулось в одну сторону, потом в другую, потом сделало полный круг и остановилось. Я увидела, что блюдце указало на слово «да».

Нонна Павловна помедлила минуту и задала вопрос:

– Что происходит в нашей квартире?

Блюдце на этот раз начало двигаться сразу после того, как вопрос отзвучал в наполненном паранормальной энергией воздухе.

«И»…

«Щ»…

Снова – «И»…

«Т»…

Я схватила карандаш и стала записывать на листке бумаги буквы, на которые указывало блюдце. Когда блюдце остановилось, можно было прочитать фразу – «Ищите женщину»…

Нонна Павловна опустила руки. Свечи тотчас погасли и вспыхнула ярким электрическим светом лампочка в светильнике. Комната наполнилась живым светом и я сразу поняла, что контакт прекратился.

Нонна Павловна бессильно опустилась в кресло.

Я тоже расслабилась и тут же почувствовала, как напряжение экстрасенсорной энергии в комнате стало уменьшаться. Нонна Павловна несколько раз шумно выдохнула, потом улыбнулась.

– Получилось, – сказала она, – у нас получилось! Правда, время сеанса было ограничено и сил понадобилось больше, чем обычно, но все-таки…

– Но все-таки, – подхватила я, – что значит это выражение – «ищите женщину»?

Нонна Павловна пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она, – ищите женщину… шерше ля фам… Довольно распространенное идиоматическое выражение. И смысл его известен всем – никакое происшествие не обходится без женского пола.

– И чтобы найти первопричину случившегося, нужно найти женщину, с которой все и началось, – задумчиво проговорила я.

– Яснее ясного, – высказалась Нонна Павловна.

– И тем не менее, довольно туманно, – добавила я, – слишком уж неопределенно…

Я замолчала, обдумывая то, что сказал нам призрак. Нонна Павловна тоже молчала – откинувшись на спинку стула – то ли размышляла, то ли просто отдыхала после спиритического сеанса, потребовавшего от нее недюжинного напряжения экстрасенсорных сил.

«Ищите женщину, – думала я, – что бы это могло значить? Черт возьми, все, что угодно может стоять за этим высказыванием. И все-таки… Ищите женщину… Где искать женщину, если в квартире номер пятьдесят живут одни мужчины – трое? Нет там женщин… Или наоборот – нужна женщина, чтобы прекратилось царящее в нехорошей квартире безобразие? Какая женщина? Квартире требует вернуться свою хозяйку, Нонну Павловну, то есть? Или, может быть, квартире нужна другая женщина… Я? Другими словами, я в силах справиться с поселившимся в квартире злом? Но я попробовала раз и мне удалось только выиграть битву, но никак не всю войну. Я ничего не изменила в сложившейся ситуации, вмешавшись. Тогда как же?.. Столько вопросов и ни одного ответа. Хоть бы один ответ…»

– Нонна Павловна, – тихонько позвала я.

– А? – отвлекшись от своих дум, проговорила Нонна Павловна.

– А что вы думаете по поводу сказанного духом?

– Не знаю, – вздохнула Нонна Павловна, – странный ответ, очень странный. Более того, я почувствовала ясную тревогу, которая исходит из того мира. Как будто вокруг меня происходит нечто очень серьезное… И… мне кажется, что я не в силах что-либо изменить.

– У меня пока никакого четкого ощущения нет, – поделилась я, – кроме того, что дело нисколько почти не разъяснилось после спиритического сеанса…

Последние слова я выговорила почти не задумываясь над тем, как они прозвучат. Просто я не отвлеклась еще от своих размышлений и говорила как бы сама с собой – думала вслух, так сказать.

– Вам так кажется?.. – неопределенно произнесла Нонна Павловна и мне показалось, что она обиделась.

– Нет, – быстро ответила я, – то есть, да… То есть – я просто думала, что… – не зная, что мне говорить еще, я замолчала.

– Напрасно вы думаете, Ольга Антоновна, что спиритический сеанс не может пролить свет на дела, творящиеся в мире живых, – наставительно проговорила Нонна Павловна, – не всякое пророчество поймешь с первого раза. Суть каждого высказывания духа состоит в том, чтобы выразить решение проблемы в одной короткой фразе, а нередко эта фраза бывает не совсем понятной для обычного человека.

Определение «обычный человек» теперь задело меня, но я не подала виду. Как говорится, баш на баш.

– Хорошо, – примирительно произнесла я, – если с первого раза мы в потусторонних высказываниях не нашли указания в действиях, но что же нам предпринять теперь? Идти путем логических размышлений, или?..

– Или, – подтвердила Нонна Павловна, – нужно поехать на квартиру и выяснить, что к чему.

– Я согласна, – сказала я.

* * *

В гостиничном номере было холодно. Девушка, села на кровати, поджав ноги, чтобы они не касались ледяного пола, и начала одеваться, торопясь и комкая одежду.

Одевшись, она закурила и, чтобы унять дрожь, принялась ходить по комнате.

Щелкнул замок, открылась дверь ванной комнаты. Оттуда вышел высокий, обильно черноволосый мужчина, единственная одежда которого состояла из махрового полотенца, намотанного вокруг бедер.

Увидев мужчину, девушка потушила сигарету и снова присела на кровать.

Мужчина подошел стулу, на котором висела его одежда, достал из кармана брюк бумажник и спросил, отсчитывая купюры:

– Сколько тебе?

– Как договаривались, – пожав плечами, ответила девушка, – ну и еще… сколько от щедрот душевных накинешь, – усмехнулась она одними побелевшими от холода губами.

Мужчина бросил на кровать несколько купюр, подумал и бросил еще одну.

– Хватит?

– Хватит…

Девушка положила деньги в карман и снова достала сигарету.

– Не кури здесь, – поморщился мужчина.

Она молча сунула сигарету обратно в пачку.

– Задерни шторы, – приказал еще мужчина.

– Зачем это? – удивилась девушка.

Мужчина и сам не знал зачем. Он просто чувствовал, как неприятен ему солнечный свет. Просто до рези и мучительной боли в глазах неприятен. И вообще – последние несколько часов мужчина мало что соображал и вряд ли отдавал полный отчет в своих действиях.

Он помнил, например, что его зовут Мазей, что он родом из Рязани… и крутилась в голове абсолютно неуместная и бессмысленная приговорка «В городе Рязани пироги с глазами – их едят, а они глядят»… Но о том, что два с половиной часа назад Мазей убил собственного родного брата, он не помнил – как в тумане для него были те минуты – хищный прыжок, оглушительный удар в лицо – Вован упал – а потом, опьяненный видом крови на его лице, Мазей, торопясь и дрожа от вожделения, рвал острыми клыками, наличие которых обнаружилось минуту назад, податливую плоть, левой рукой сжимал горло лежащего под ним человека, а правой наносил и наносил удары. А после этого было несколько мгновений райской эйфории и совсем не было никаких мыслей об убитом брате – боль пронзила Мазея только тогда, когда волна кровавого опьянения схлынула, уступив место кратковременному отрезвлению. Мазей выл и метался над обескровленным телом, вопрошая безмолвные стены о причине страшного помешательства, но стены молчали. Ответ пришел в голову Мазея неожиданно – это та самая тварь, которая опоила его с братом водкой и сотворила над ними – бесчувственными – невесть что – это та самая тварь виновата.

– Найти ее, – рычал Мазей, глаза которого вновь залила волна безрассудного бешенства, – найти и убить. Только пусть она сперва вылечит меня… И вернет мне брата. А потом… Я смутно помню ее лицо, но почему-то уверен, что узнаю ее, когда увижу. Она проститутка? Что ж, поеду на то место, где мы ее с Вованом сняли и поищу ее там.

Так он и сделал. Машину нашлась у ворот соседнего особняка – хозяин даже не запер автомобиль, а завести двигатель без ключей – было для бывалого Мазея – проще простого. Он двинул в город, но тут начались сложности. Первая девушка с недвусмысленным видом стоявшая на обочине дороги, напомнила Мазею ту самую… Но уже через несколько секунд он засомневался, а спустя минуту решил поближе познакомиться с девушкой, чтобы выяснить все наверняка…

* * *

Мазей бросил полотенце на кровать рядом с девушкой, снял со стула свою одежду и стал одеваться. Одевался он молча, обстоятельно, обращая внимания на каждую пуговицу. Выправил воротничок рубашки, одернул, чтобы лучше сидел, пиджак.

– Как тебя зовут-то? – спросил он вдруг.

– Зачем это?.. Ну, Ирина.

– Понравилась ты мне, Ирина, – пояснил мужчина, – давай еще как-нибудь встретимся. Не в этом гадюшнике, а в более приемлемой обстановке.

– Где, например?

– Например, у меня дома.

– Когда? – спросила девушка, ощупывая в кармане только что полученные деньги.

– Да хоть сегодня… – мужчина подошел к зеркалу, поправил галстук, – так повстречаемся, повстречаемся, потом и глядишь – поженимся, – добавил он.

Последнюю фразу девушка приняла, как резкий удар по лицу.

– Много вас тут, – прошипела она, – поженимся… бесплатно, что ли, захотел?

– Я тебе мало дал?

Она помолчала немного. Сумма денег, которую она получила от мужчины за одну ночь на порядок превышала ее обычную таксу – сто баксов и несколько рублевых сотен.

– Нормально, – сказала она.

– Ну, так что ж ты жалуешься?

Девушка не ответила.

– Ладно, – Мазей бросил на кровать рядом с девушкой ее пальто. Надел свою дубленку, – поехали отсюда. Меня уже от этой гостиничной обстановки тошнит…

– Куда поехали?

– Ну… ко мне.

– Нет, – неожиданно резко ответило девушка, – не поеду. Сегодня – не поеду. Я лучше домой пойду.

– Чего так? – усмехнулся Мазей.

– Так…

– Как хочешь, – пожал он плечами, – давай я тебя тогда домой отвезу.

– Я сама дойду.

Мужчина некоторое время стоял у зеркала, осторожно водя ладонями по удивительно бледному лицу – размышляя, видимо, нужно ему сегодня бриться или нет.

– Ты где живешь-то? – спросил он.

– В микрорайоне.

– Мне как раз через микрорайон ехать, – сообщил он, – подброшу.

– Я сама…

– Если не хочешь, чтобы я узнал, твой адрес, не надо, – сказал Мазей, изучая свое отражение в зеркале, – я до микрорайона тебя довезу, дальше сама.

Девушка молчала.

«Шифруется, – спокойно подумал Мазей, – значит, она и есть, Хоть и не похожа. Но я мог что-то спьяну перепутать, а она… Она меня явно узнала, только виду не подает… Но если она меня узнала, почему тогда поехала со мной? Хитрая, – определил Мазей, хотя сам не понимал до конца, где заключается хитрость девушки Ирины, – и именем другим она назвалась, – вспомнил он, – ее зовут-то по-настоящему – Ольга-бабочка…»

– Ну как? – прервав свои размышления, спросил Мазей.

– Ладно…

Они вышли из гостиницы. Мазей подошел к черному «Ситроену», отключил сигнализацию, с которой уже научился обращаться за то короткое время, пока машина принадлежала ему, открыл дверцу на заднее сиденье:

– Прошу!

Девушка села.

Мазей захлопнул дверцу, обошел машину, сел за руль, завел двигатель, и они выехали из гостиничного двора.

По дороге в микрорайон молчали. Мазей несколько раз пытался заговорить, усмехаясь резким односложным ответам девушки, потом и сам замолчал – надоело.

Были ранние сумерки – морозное и синее от спускавшегося с неба тумана. Путь в микрорайон лежал через заваленные снегом лесопосадки. Машина на трассе не было совсем – микрорайон считался местом жительства отнюдь не престижным, и люди, там обитающие, предпочитали ездить в город на рейсовых автобусах.

Черный «Ситроен» вдруг съехал с трассу и, взрыхлив сугробы снега, пошел по едва заметной тропинке.

– Куда ты? – испуганно спросила девушка.

– Так быстрее, – коротко ответил Мазей, и, включив дворники, добавил, – снег пошел. Это хорошо…

– Почему – хорошо? – не своим – грудным сырым голосом спросила девушка.

– Люблю, – так же коротко ответил Мазей, и девушка вдруг почувствовала, что ей невыразимо странно слышать от него такое слово, – люблю, – повторил мужчина, – когда снег идет.

Проехать по тропинке становилось все труднее и труднее – снегом позавалило. «Ситроен» шел все тише, в каком-то месте забуксовал, дал задний ход и встал совсем.

– Черт, – без всякого выражения произнес Мазей, – не проехать. А я хотел, как быстрее. Придется теперь на трассу возвращаться.

Он отстегнул ремень безопасности, открыл дверцу и вышел из автомобиля, сразу почти по колено увязнув в глубоком сугробе.

– Эх ты, – сказал он, – какой снегопад начинается… Как бы ветер еще не подул…

– Куда ты? – спросила девушка.

– Свечи посмотреть, – ответил он.

Мазей направился к багажнику, открыл его, громыхнул там чем-то и позвал:

– Эй, как тебя… Ирина!

– Что? – тихо отозвалась девушка.

– Иди-ка сюда, помоги мне… Подержи вот…

Девушка вышла из машины, спотыкаясь и увязая в снегу, подошла к багажнику.

– Где тут?.. – начала она, но Мазей, вместо того, чтобы указать ей, где ей подержать, повел себя очень странно – оскалив зубы, он с размаху ударил ее по лицу.

Девушка, коротко вскрикнув, упала навзничь. Мазей несколько раз сильно пнул ее ногой по ребрам.

Потом, зачем-то сняв и бросив в открытую пасть багажника свою дубленку, остановился неподвижно над девушкой. Смотрел.

Примерно через минуту, девушка пришла в себя, – зашевелилась в снегу, приподнялась, выплюнув в сугроб кровавый сгусток изо рта. Закашлялась.

– Зачем? – мучительно кашляя, спросила она, – что я тебе?.. Зачем?

Мазей шагнул к ней, молча наклонился и подхватил ее под руки и легко вздернул вверх. Девушка, слабо рванулась, он ударил ее в переносицу. Глаза девушки наполнились болью.

Мазей закрыл багажник и усадил на багажник уже не сопротивляющуюся девушку. Сдернул с нее пальто, сорвал кофточку и юбку.

– Зачем?.. – с брызгами крови вырвалось у девушки, – зачем, зачем?..

Мазей, страшно сопя, в одну минуту содрал с нее колготки и нижнее белье. Расстегнул ремень на своих брюках, брюки упали в снег.

– Зачем? – прошипел он. – А когда ты меня калечила, ты спрашивала себя – зачем? А когда я Вовану горло перегрыз собственными зубами? Ты – ведьма проклятая – ты! Из-за тебя погиб Вован! Говоришь, тебя Ирина зовут? Тебя на Ирина зовут вовсе…

– Ирина! – плакала девушка. – Ирина! Ири… на!

– Ольга! – заревел обезумевший от вида крови Мазей и клыки его выглянули из-за нижней губы. – Тебя зовут Ольга! Ольга-бабочка!

– Нет!

Он еще раз ударил, и еще…

– Бабочка… – хрипел он, опрокидывая ее назад…

Когда он закончил, девушка уже даже не шевелилась, только тихонько всхлипывала. Мазей натянул брюки, застегнул ремень и, шагнув в сторону, пропал из поля зрения девушки.

Появился снова он уже тогда, когда падавшие с неба крупные хлопья снега превратили девушку в белый манекен.

Она коротко закричала, увидев тонкий, смертельно острый нож у него в руках. Мазей несколько раз поднял и опустил нож – и приник губами к забившей из тонкой шеи девушки струйке крови.

Когда все было кончено, Мазей, сыто урча, умылся снегом и снова посмотрел на мертвое тело, лежащее на багажнике.

– Нет, – прошептал он, – это не Ольга… Другая какая-то, но не она… Ну и что? Я найду эту Ольгу-бабочку, даже если мне придется перерезать всю Москву. Перерезать, – глухо повторил он, – кровь… кровь…

Последние слова Мазей проговорил, когда ЖАЖДА уже окончательно заняла его сознание, ничуть, надо сказать, не сопротивляющееся страшному чужеродному вмешательству.

Он оглянулся по сторонам – неподалеку был глубокий овраг, на дне которого тонкой струйкой журчала канализационная вода. Мазей взвалил себе на плечо тело девушки и направился в сторону оврага.

Снег пошел гуще. Мазей вдруг заметил, что начало темнеть.

«Вот дела, – подумал он, – как быстро день пролетел. Уже и вечер…»

Глава 13

У Ольги-бабочки был старенький автомобиль – сиреневый четыреста двенадцатый «Москвич» с ручным управлением – доставшийся ей от умершего несколько лет назад дедушки, инвалида детства. Всегда мечтавшая водить машину Ольга, как только ей исполнилось восемнадцать лет, сдала на права и принялась осваивать доставшуюся ей по завещанию развалюшку.

Как того и следовало ожидать от способной юной девушки, особенности способа ручного управления дались ей легко – гораздо легче, нежели премудрости стандартного автомобилевождения, преподанные в школе водителей – и очень скоро Ольга-бабочка получила автомобиль в свое собственное распоряжение.

Правда, выезжала она на нем не так часто – на бензин ведь нужны деньги, которых никогда не бывает у студентов; да и боялась Ольга-бабочка лишний раз эксплуатировать своего сиреневого старикана.

Но сегодня был особый случай.

* * *

Сиреневый старенький Москвич летел по пригородной дороге, подпрыгивая, громыхая и жалобно позвякивая на каждой колдобине. Мерзлый асфальт сухо скрежетал под порядком истершейся резине шин, а начавшаяся совсем недавно метель хлестала острыми осколками льда и снежной крупой в помутневшее от времени лобовое стекло.

Ольга-бабочка выжимала, что могла из своей колымаги. Она спешила туда, где была не единожды, но каждый раз направляясь в это место – на автобусе или на попутке – не спешила – настолько не торопилось, что могло было показаться, что Ольга ехать вовсе не хочет.

Ольга-бабочка смотрела прямо перед собой и глаза ее были полны слезами – будто надежно прикрыты застывшими кусочками стекла. На переднем сиденье – ничем не прикрытая – лежала толстенная пачка долларов, а на коврике заднего сиденья подпрыгивала при каждой наиболее ощутимой кочке горстка мужских золотых украшений, среди который выделялась массивная золотая серьга, украшенная крупным драгоценным камнем.

Обычно, люди склонны к тому, чтобы прятать или хотя бы класть в мало-мальски незаметное место материальные ценности, но Ольга-бабочка будто нарочно выставила деньги и драгоценности, диковато смотрящиеся в старой раздолбанной машине – словно напоказ и будто в надежде, что первый же остановивший ее машину гаишник, глянув в салон, откроет рот и непременно осведомиться – откуда это все?

И неизвестно, что ответила бы Ольга-бабочка на этот вопрос – и ответила бы ли вообще. Должно быть, она сообщила бы милиционеру правду – о том, что и деньги, и драгоценности похищены ею у господ, имена и фамилии которых она не помнить… Впрочем, одна фамилия у этих господ была, как осталось в памяти Ольги, братья они были родные – Вован и… какое-то странное имя… Мазей, да… Но при таком обороте дела ее незамедлительно задержали бы и отправили в районный отдел милиции, а оттуда – сразу на психиатрическую экспертизу, ибо случаи подобной безрассудной искренности среди основной массы граждан часто расцениваются, как некая ненормальность. И правда – зачем воровать, чтобы тут же признаваться в этом?

А после психиатрической экспертизы…

Нет, Ольге даже и думать не хотелось о том, каким мытарствам они еще может подвергнуться, сдавшись в милицию вместе с украденными вещами, но еще больше ей не хотелось думать о том, что ждет ее в конце пути, если она все-таки доедет на своем стареньком «Москвиченке» до пункта назначения.

«Что же делать? – смотря вперед сквозь кусочки застывшего стекла, думала Ольга-бабочка. – Может быть, на самом деле сдаться властям? Лучше жить в тюрьме или психушке, чем так вот… Я совершила уголовно наказуемое деяние и меня теперь обязаны арестовать. А куда сунуть меня дальше – на зону или в тюремную больничку – пусть разбираются сами. Лишь бы быть подальше от того страшного дома, куда я еду… Но… Но, может быть, попробовать? Может быть, меня и Юру и… тех двух несчастных братьев можно еще спасти? Вылечить как-то… Я… я попробую откупиться…»

И она бросила мимолетный взгляд на пачку денег, лежащую на соседнем сиденье.

«Он говорил, – думала она, – что Братства всегда нуждается в средствах… Вернее, не так… Ничего Братство не нуждается – денег у него хватает, только нужно еще больше для расширения сферы влияния. Он любит повторять, что человечество… низшее человечество, как он называет тех, кто не принадлежит к Братству, признает деньги единым божеством и пока будет так, Братство сильно… Не могу до конца понять, что он хотел этим сказать, но из этого явно следует то, что деньги имеют и над ним какую-то силу… И вот теперь у меня есть деньги. Я попробую откупиться от Братства – может быть у меня это получиться. Может быть, еще не слишком поздно… Хотя… я уже пустила отравленную слюну в кровь Юру, укусила тех двоих парней – исключительно ради того, чтобы раздобыть деньги… Я не хочу убивать и калечить людей, без их согласия причисляя их к Братству вампиров, но не могу – потому что меня мучит ЖАЖДА. ЖАЖДА, которая сильнее меня и сильнее всего, о чем я могу подумать. Если я не утолю ее… я не умру, нет – это было бы слишком легко. Небо расколется у меня над головой и земля вспучится от невыносимой муки бескровного существования. Кровь – вот настоящая жизнь. Так говорит он и я чувствуя, что он прав. Без чужой крови мне не выжить. Никак…»

Ольга-бабочка заметила большую черную машину, несущуюся прямо на нее.

– Джип, – определила она.

Машина приближалась с почти невероятной скоростью – так, что становилось странно – как это водитель может быть настолько безрассуден, чтобы гнать дорогой иностранный автомобиль по этой плохой дороге, покрытой частично облетевшим асфальтом и обледенелой зимней коркой.

– Странно, – вслух проговорила Ольга-бабочка, – кто бы это мог быть? По этому шоссе не ездит никто, кроме пригородных жителей на своих тарантасах, да автобусов – два раза каждый день – вечером и утром. Ведь здесь – мертвый отрезок дороги – трасса из-за плохой почвы не ремонтируется никогда и все, кому нужно проехать через этот участок, уже давно привыкли, объезжать по другой трассе. За много километров отсюда есть какой-то наполовину заброшенный поселок – настолько первобытный, что даже удивительно, как это он сохранится в своей дряхлой нетронутости, находясь на сравнительно небольшой расстоянии от Москвы, почти что единственным сообщением с которой является одинокий автобусный рейс, неизвестный никому из городских диспетчеров.

Джип приближался. Уже можно было услышать рев двигателя и Ольга-бабочка думала о том, как ей избежать столкновения, если на обледенелой трассе какую-нибудь из машин занесет при попытке уступить дорогу – но тут джип стал сбрасывать скорость и, когда расстояние до него сократилось всего до нескольких десятков метров, засигналил фарами – чтобы Ольга остановилась.

– Что за чудеса? – пробормотала Ольга. – Кто это может быть? Почему он хочет, чтобы я притормозила?

Он задумалась на мгновение, потом тихо ахнула.

– Как же это я не догадалась! – вскрикнула она. – Кто еще может ездить по этой трассе на такой машине! Конечно, это посланник от него! Он что-то хочет мне сказать, о чем-то предупредить… Что-то случилось?

И Ольга-бабочка притормозила, съезжая к краю трассы, а потом и остановилась вовсе. Джип, взвизгнув тормозами, затих – только прошуршал шинами еще несколько метров по ледяной корке – и замер тоже.

Ольга-бабочка заметила, что передний бампер у иномарки смят и одна из фар разбита вдребезги.

– Это уже интересно, – пробормотала она, чувствуя, как поднимается тревога в душе ее.

Из джипа выскочил молодой человек – высокий, длинноволосый и нелепо костлявый – это было заметно, несмотря на то, что человек был одет в джинсы, толстый свитер и длинную кожаную куртку. Бледное лицо парня, перекошенное гримасой дикого ужаса, было незнакомо Ольге – толстые лошадиные губы шлепали, словно парень пытался выговорить что-то но не мог.

Она осталась сидеть в машине.

Молодой человек развернулся к Ольге-бабочке, даже не попытавшись захлопнуть за собой дверцу своего автомобиля, подскользнулся на льду и упал, не удержавшись на ногах – тут же вскочил снова, будто испугавшись, что пока он лежит, на него кто-нибудь сможет напасть – и побежал к Ольге, постоянно оскальзываясь и оглядываясь назад – на совершенно пустынную дорогу.

– В чем дело? – думала Ольга-бабочка, вцепившись обеими руками в баранку руля. – Он явно какой-то ненормальный. Что ему от меня надо?

Молодой человек тем временем добежал до сиреневого «Москвича», схватился за дверцу переднего сиденья, точно вокруг была не земная твердь, а неоглядные морские просторы и молодой человек боялся утонуть.

– Па-па-па… – забормотал он, – не-не-не…

– Что? – изумленно спросила Ольга-бабочка.

– Не надо туда ездить! – выдохнул молодой человек и дернул уголком широкого рта… – те-те-те… телефон я потерял… У вас нет? Надо па-па-па-па… позвонить надо! В ми-ми-ми… милицию!

– Что случилось? – проговорила Ольга-бабочка, неожиданно для самой себя успокоившись.

* * *

Васику никогда не забыть того момента, когда он на пустынной обледенелой трассе случайно оторвал свой взгляд от панели управления и поднял глаза на лобовое стекло.

Прямо на него – словно бы Васик один стоял на дороге и не было вокруг него защищающего металла машины – бежал абсолютно голый человек – до того дико выглядевший на пустынном ледяном просторе, что Васик задохнулся от ужаса и закричал.

Кричал Васик еще и потому, что хищное лицо голого было до странности неподвижно и удивительно не сочеталось с той змеиной скоростью, с которой голый двигался – только сверкали красные, как у альбиноса, глаза и выглядывали из-за нижней губы длинные желтые клыки.

Васику удалось отчаянными рывками завести двигатель – и когда голый был уже в нескольких шагах от автомобиля, Васик резко дал задний ход и задом наперед покатил прочь от бежавшего к нему.

Хотя джип катился все быстрее и быстрее, голый никак не отставал от Васика, двигаясь, кажется с той же скоростью, что и тогда, когда Васик в первый раз заметил его.

Только через несколько минут, когда воздуха в груди Васика уже не хватало не то что на крик – но и на сиплый шепот и окостеневшая от ужаса грудь отказывалась перегонять кислород в крови – к бешено стучащему сердцу, когда панорама действительности уже основательно плыла перед глазами Васика, ему показалось, что голый стал отставать.

А через несколько секунд расстояние между ними увеличилось явно. У Васика наконец-то получилось вдохнуть воздуха, а лицо голого вдруг пришло в движение – белесые брови сошлись на переносице, нос наморщился и задрался вверх, верхняя губа обнажила бледные десна, а желтые клыки, с которых летели на обледенелый асфальт тягучие струи слюны, сверкали так же ярко, как и огненные глаза.

Васик крутанул руль и, резко развернувшись, надавил на педаль газа. И стремительно увеличивая скорость, покатил вперед, стараясь не смотреть в зеркало заднего вида.

И на мгновение зажмурил глаза, когда до него донесся оглушительный рев, полный отчаянной ненависти и злобного разочарования.

* * *

Васик, не оглядываясь, ехал дальше. Дороге – то прямой, как окаменевшая конечность, то извилистой, как выпотрошенная кишка – но неизменно скверной, скользкой и изрытой – не было, казалось, конца.

Дрожа и поджимаясь от страха, Васик больше всего на свете хотел увидеть сейчас живого человека – не то чудовище, мало похожее на обычного хомо сапиенс – а нормального обычного человека – москвича, гостя столицы или даже на худой конец смуглолицего пришельца с южных краев необъятного континента, знающего на русском языке только названия продаваемых им товаров и некоторые ненормативные выражения.

Руки Васика тряслись так, что он едва удерживал руль.

«Будет не удивительно, – думал он, – если выяснится, что я поседею после таких переживаний. А, может быть, я уже поседел – бывали же такие случаи…»

Он хотел было поглядеть в зеркало, чтобы удостовериться в правоте своей догадки, но в голове его всплыл страшный образ клыкастого монстра, бегущего прямо на него, и Васик опустил глаза, тяжело дыша, как человек, который только что случайно едва не сделавший большую глупость, цена за которую могла бы быть слишком высока.

Вот тогда-то Васик и увидел едущий навстречу автомобиль. У Васика даже получилось улыбнуться.

– Лю-у-уди… – протянул он, предвкушая, как сейчас он под каким-нибудь предлогом остановит машину и подойдет к настоящему живому человеку настолько близко, насколько захочет.

«А если тот не остановится? – подумал вдруг Васик и вздрогнул. – Я ведь тогда… Да что я! – поразила его внезапная догадка. – Ведь, если этот водитель не остановится, то он попадет в ту же ловушку, в которую едва не попал я! И тогда его ждет тот же ужас, что и меня… И кто знает – сможет ли он спастись… Это мне так повезло, а два раза, как известно, крупно повезти не может… Если машина моя тогда не завелась…»