Текст книги "Сжечь правду"

Глава 35

Быстрые трассы и медленный город.

Дорога была длинной и напряженной. Было много машин, нервно и опасно перестраивающихся с одной полосы на другую, и я полностью отдался этой хаотичной гонке. Мысли мои на самом деле были далеки от этой автострады, и я периодически ловил себя на том, что должен внимательно следить за дорогой, а не раздумывать о несправедливостях моего существования. Но я почти не обращал внимания на призывы разума, рассеянно слушая музыку, доносящуюся из магнитолы, и машинально двигаясь вперед, навстречу «апулийскому воздуху, козам и коровам, фруктовым и оливковым садам, красоте пейзажей». Я совершенно не разделял энтузиазма Стефано и принял это предложение лишь, чтобы отдохнуть физически. Может, за полтора года мои силы действительно пришли в упадок, и мне стоит немного побыть одному. Хотя я боялся этого одиночества, как огня. Мне казалось, что когда я буду сидеть под оливковым деревом, задумчиво глядя на коз, пасущихся на лоне апулийских полей, раздумывая о том, что где-то здесь, совсем недалеко живет Кьяра со своим мужем и их ребенком, я вряд ли почувствую прилив жажды жизни…

Между мной и впереди едущей машиной неожиданно вклинилась еще одна машина, и я в одну секунду вынырнул из своих невеселых мыслей, чтобы нажать на тормоз. Покрышки взвизгнули, а стрелка спидометра резко упала вниз.

– Ma che cazzo stai facendo, coglione!5252
  Ma che cazzo stai facendo, coglione (it.) – какого х** ты делаешь, м***к.


[Закрыть]– яростно выругался я, а еще мгновением позже почувствовал пульсацию в пальцах, до предела сжавших руль.

Я глубоко вздохнул и снова нажал на газ, вернув стрелку спидометра на цифру 130.

Похожих встрясок у меня было на этой дороге еще штук пять. Может, я был не очень внимателен, но их произошло в этот раз больше, чем когда-либо ранее, поэтому, когда часа в три я остановил свой мерседес на парковке в порту Трани, то даже облегченно выдохнул накопившееся напряжение. Семь часов такой дороги изрядно вымотали меня. Я останавливался только раз: заправиться, перехватить сэндвич и позвонить родителям, чтобы узнать, как Клио с котом.

Теперь, оказавшись в этом медленном городе5353
  Город сам себя называет «Trani città slow» (медленный город Трани), о чем свидетельствуют таблички, разбросанные по всему городу. Ритм жизни там действительно кажется очень размеренным.


[Закрыть], я почувствовал, что готов съесть быка, потому направился в остерию, расположенную почти у самых бирюзово-зеленых вод залива. Я приехал вовремя: рестораны как раз открывались после сиесты. Я уселся за свободным столиком, сделал заказ и позвонил родителям.

– Мама, привет. Как Клио?

– Сейчас спит.

– Она не плакала больше?

– Нет, – как-то не особо убедительно сказала мама. – Флавио, сынок, я страшно беспокоюсь! Такая длинная дорога, а ты водишь, как сумасшедший! – затараторила мама.

– Мама, я в Трани, все отлично. Мне осталось ехать всего час. Не переживай.

– Не езди по ночным дорогам, Флавио, я прошу тебя!

– E daaaaaai, mamma! Какие ночные дороги?! Сейчас только три часа дня! Я заехал лишь пообедать сюда.

– Хорошо. Ты позвонишь, когда доберешься до фермы?

– Ну, если это не какая-нибудь глушь, где не ловит спутник, разумеется, я позвоню! – усмехнулся я. Еще бы я не позвонил! Я уже соскучился по своей малышке и хотел услышать ее, когда она проснется. И потом, не позвонить моей маме равносильно тому, чтобы вызвать полицию на ферму этих людей. Мама так и сделает, если я не позвоню, я уверен. – Как кот?

– Нервный какой-то…

Я вздохнул. Porca miseria… Мама еще больше усилила мое чувство тревоги!

– Мама, прошу тебя, береги Клио… Чао! – сказал я, прощаясь.

Я посмотрел на залив и ощутил, как меня буквально обволок аромат моря. Я втянул носом соленый воздух, прикрыв глаза от удовольствия. Морской бриз взъерошил мне волосы, обдавая своим приятным запахом. Mamma mia, я уже два года не видел моря…

Cazzo! Зачем я поддался уговорам Стефа и Паоло?! Я ведь мог бы поехать на эти две недели с Клио на море. Она его никогда не видела, и я был уверен, что она бы по достоинству оценила эту притягательную стихию. Я представил, как она бегала бы у самого берега среди белых барашков набегающих волн и заливисто смеялась, как мы бы строили с ней из песка замки… Вот я осел! Отдых на море с моей дочерью был бы куда более исцеляющим, чем какая-то неизвестная мне ферма, где я даже никого не знаю! Testa di cazzo…5454
  Testa di cazzo (it.) – дебил, е***ый.


[Закрыть]

Официант поставил передо мной bruschette al pomodoro: поджаренные ломтики хлеба, политые ароматным оливковым маслом с кружочками томатов сверху. Я был настолько голоден, что съел всю тарелку минут за пять.

Я перевел взгляд на порт. Когда-то Трани был значимым портовым городом, но те времена давно канули в лета. Теперь здесь царит умиротворение. В бирюзовых водах безмятежно покачиваются парусники со спущенными парусами и бесконечное количество организованно пришвартованных моторок. Недалеко от того места, где я сидел, с небольшого обшарпанного рыболовного судна разгружали свой улов рыбаки. Повсюду сновали дети-попрошайки, причем совсем не африканской наружности, а нашей, итальянской. Я вздохнул, грустно усмехнувшись. Все-таки как сильно отличается Юг от Севера. Юг выглядел разительно беднее. Я в своей маленькой Флоренции ни разу не видел такого количества детей-итальянцев, выпрашивающих монетки. А ведь Италия не такая большая страна, чтобы разница была такой явной. Я не особо вникал в дела политики, но сейчас почему-то задумался над причиной этого явления. Очередной мальчишка подошел ко мне попросить денег, но официант, зазывающий посетителей, шикнул на него, а тот что-то ответил ему на местном диалекте, и они рассмеялись. Я дал мальчишке несколько монет, и он убежал восвояси.

Мой взор скользнул дальше, выцепив среди старинных построек кампанилу базилики, и я вдруг вспомнил, почему остановился именно в Трани. Стефано ведь рекомендовал мне сходить в Дуомо. Я тогда не верил, что способен замечать красоту. Я и сейчас не особо верил в это, но во мне проснулось любопытство.

Перед моим мечтательным взором возникла дымящаяся паста5555
  Pasta (it.) – тесто. Пастой итальянцы называют все, так называемые, «макаронные изделия» (название «макаронные изделия» – совершенно неправильное, потому что maccheroni – это отдельный самостоятельный вид пасты, как, например, spaghetti, fusilli, fettuccine и тд), а также наполняемые блюда, типа пельменей или типа лазаньи.


[Закрыть] под названием «strozzapreti con gamberi e pomodori cherry» с огромными креветками, и я ощутил, как свело желудок от нового прилива чувства голода. Сглотнув слюну, я даже подумал, что надо заказать еще чего-нибудь, потому что вряд ли я наемся этим. Тарелка, стоящая передо мной, на самом деле была внушительных размеров, но мне она показалась скромной. Я набросился на это ароматное блюдо с нарезанными маленькими помидорками и базиликом и, отправив в рот пару вилок пасты, принялся за креветки. Это было просто восхитительное блюдо, хотя, возможно, при таком голоде любое блюдо покажется восхитительным.

Расправившись со своей огромной тарелкой пасты и запив ее стаканом сока, я все-таки понял, что наелся и не буду заказывать еще одно блюдо. К тому же надо поторапливаться. Часовая стрелка уже перепрыгнула цифру 4, а я все-таки вознамерился заглянуть в Дуомо. Но мне надо поспешить, потому что я обещал приехать на ферму к ужину, то есть не позднее 7 часов. Расплатившись, я покинул остерию с желудком, очень удовлетворенным обедом, и зашагал вдоль берега. От порта вглубь города расходились узкие улочки с невысокими домами. Моя Флоренция была насквозь старинным городом, но здесь, в Трани, мне показалось, что я попал в другую эпоху. Архитектура оказалась притягательной и аккуратной, хотя местами дома были обшарпанными, видавшими виды. Окна были увиты яркими цветами, а под ними сушилось выстиранное белье. Все жители города, казалось, знают друг друга. Все друг с другом здоровались, улыбались, куда-то неспешно шли, что-то обсуждали.

Прямо посреди дороги остановились поговорить водители двух полицейских машин. В смысле, они остановились на своих машинах, ехавших встречными курсами, опустили окна и начали обмениваться новостями, жестикулируя и посмеиваясь. В обе стороны образовалась небольшая пробка, но посигналить никто не решался. Все-таки правоохранительные органы нельзя торопить. Я улыбнулся. Город полностью оправдывал свое прозвище: он никуда не спешил, затерявшись где-то в другом измерении…

И вот я вышел к светлому и воздушному собору, стоящему на фоне бирюзового моря. Он и правда стоит на самом берегу. Я остановился, залюбовавшись этой живописной картиной. Собор не был шикарен. Он был простым и строгим, в стиле апулийского романтизма. Но его величественность зажигала внутри невольное восхищение. Я немного почитал о нем, пока ждал пасту в остерии. Базилика построена в честь покровителя города Сан Николо Пеллегрино еще в 1099 году и считается королевой всех апулийских базилик. Ее беловато-розовый мрамор местного происхождения отражает солнечные лучи, заставляя ее сверкать, словно жемчужину в объятиях синей морской глади.

Через огромную бронзовую дверь – потрясающая ювелирная работа Баризано да Трани – я вошел внутрь. Базилика совершенно не была похожа на соборы моей Флоренции, шикарные внутренние росписи, лепнины, скульптуры и картины которых заставляли почувствовать себя в музее искусства. Эта базилика внутри была такой же простой и строгой, как снаружи, лишь потолок был расписан и оформлен позолотой. Но я сразу почувствовал себя в ней хорошо. Я поднял голову и посмотрел на просторные галереи наверху – эмпоры – и медленно, неслышными шагами направился к лестнице, ведущей на них. Там я оказался, словно между полом и потолком – или, может, лучше сказать: между небом и землей, и это было какое-то сверхъестественное ощущение. Проникающий сквозь арочные окна солнечный свет и высоченные потолки делали базилику светлой и воздушной, легкой и радостной, а я, казалось, парил в ней, словно чайка, застывшая между небом и морем.

Я грустно улыбнулся. Как бы я хотел, чтобы здесь сейчас со мной стояли Кьяра и Клио… Я устремил взгляд в окно, закрытое решеткой. Линия горизонта делила окно пополам. Вверху оно было окрашено в светло-голубой цвет неба, а внизу – в ярко-синий цвет моря. Вдали виднелся белый свободный парус… А я смотрел на него сквозь эту бездушную решетку, понимая, что никогда мое сердце больше не станет таким же легким и свободным…

Тряхнув головой, чтобы прогнать меланхолию, я направился к лестнице в кампаниле. Преодолев немалое количество ступенек, я оказался на самом верху башни, а внизу передо мной у кромки моря лежал город. Его светлые постройки, казавшиеся почти белыми в лучах солнца, контрастировали с ярко-синим морем. У меня перехватило дух от этой панорамы, и я на несколько бесконечно длинных минут забыл обо всех перипетиях моей невразумительной жизни. Я долго созерцал эту картину, пока взор мой не упал на часы на башенке, видневшейся где-то внизу, и я понял, что мне нельзя забывать о том, как быстро может бежать время, пока я наслаждаюсь прекрасным. Начав спускаться, я, перегнувшись через перила, посмотрел вниз, куда убегали бесчисленные деревянные ступеньки башни. Я никогда не страдал акрофобией, но почему-то у меня закружилась голова. Я смотрел, как пугающе далеко находятся нижние ступеньки, и не мог отвести взгляд, а вокруг все вертелось в стремительном темпе. В голове мелькнула какая-то дьявольская мрачная мысль…

Нет… Меня ждет Клио… И кот…

На ватных ногах я стал спускаться вниз, с трудом передвигая конечностями, а в моей голове, словно кадры в ускоренном кино, мелькали образы Клио и кота. Я упрямо шел вниз.

Ступив на самую нижнюю ступеньку, я обессиленно опустился и сел на нее. В голове у меня что-то пульсировало, как это бывает при очень резком перепаде высоты.

– Синьор, с Вами все в порядке?

Я поднял голову и увидел стоящую передо мной служительницу церкви.

– Да-да… Все отлично, – слабо улыбнулся я. – Мне говорили, тут есть крипта. Она еще открыта? Могу я посмотреть? – решил я поскорее поменять ход дискуссии и развеять ее беспокойство.

– Да, конечно. Пойдемте. Внизу две крипты: крипта Сан Николо Пеллегрино, где хранятся его мощи, и крипта Богоматери, оставшаяся от прежней церкви, на руинах которой построен этот храм. Там Вы увидите сохранившиеся фрагменты романской росписи.

– Спасибо, синьора, – тепло улыбнулся я, следуя за ней в таинственное подземное помещение.

Полутьма и прохлада подземелья благотворно подействовали на меня, остудив мой мозг, и я с любопытством взглянул на стройные колонны из греческого мрамора с изящными капителями. Я бродил среди этих колонн в прохладе и благоговейной тишине крипты, уносясь на сотни лет назад, снова забыв о времени…

Было уже около шести вечера, когда я, наконец, покинул базилику и почти бегом бросился к своей машине. У меня оставалось всего полтора часа, чтобы успеть к ужину.

Вырвавшись из власти этого медленного города, где напрочь теряется чувство времени, я помчал свой мерседес через апулийские пейзажи. Золотистые в лучах вечернего солнца поля быстро мелькали по бокам моей машины, сменяясь зелеными лесами, а потом снова колосящимися полями.

Спустя некоторое время я увидел указатель, говорящий о том, что через 1000 м меня ожидает поворот на провинциальную дорогу, а там метров через 500 уже будет подъездная аллея к ферме. Я сбавил скорость и теперь ехал медленно, высматривая нужную мне подъездную аллею. Дорога в обе стороны была пустой, а вдали, чуть в стороне, показалась ферма. Подъезжая все ближе, я увидел, как по дорожке, спускавшейся от ворот фермы к шоссе, двигается пожилая синьора, держа за руку ребенка. Малыш пинал перед собой мячик и старался вырвать ручку из руки синьоры, но она не отпускала его. На вид малышу было около года, хотя с такого расстояния я не мог сказать этого наверняка. Но я был согласен с этой дамой, что не следует выпускать руку ребенка. Уж я-то знал, на что способны годовалые дети.

Видимо, они вышли встречать меня, если только мой навигатор ничего не напутал. Синьора пристально смотрела в мою сторону, и я моргнул ей фарами. Тогда она подняла руку и помахала мне. Я даже улыбнулся такому радушию. Стеф говорил мне, что на ферме действительно живет пожилая синьора, ей уже за 80. Это бабушка его друга. А еще там много детей, и я даже спросил, почему бы мне тогда не взять Клио? Но Стеф настоял, чтобы я поехал один. Да и родители мои хотели побыть с внучкой.

Я уже подъехал к самому повороту и мог достаточно ясно разглядеть встречающих. Я снизил скорость почти до минимума, когда вдруг увидел, что у старушки что-то выпало из рук, и она нагнулась поднять оброненное, выпустив на мгновение руку малыша. Ребенок сразу же воспользовался ситуацией, с силой пнул мяч и неуклюже побежал за ним. Мяч выкатился на дорогу и остановился метрах в 50 перед моей машиной. В этот же момент из ворот выбежала девушка и со скоростью хорошего спринтера помчалась в нашу сторону.

Все это я видел боковым зрением. Потому что я неотрывно смотрел на ребенка, который уже почти достиг обочины, а девушка, видимо, его мать, была еще очень далеко. Старушка же стояла не двигаясь. Я резко остановил машину и схватился за ручку дверцы, чтобы выйти и перехватить ребенка. Но прежде, чем открыть дверцу, я, как обычно, бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида.

Сердце мое остановилось. На большой скорости из-за поворота сзади выехала белая спортивного вида машина. Она была уже непреодолимо близко. Включился правый поворотник, и она перестроилась на встречную полосу, чтобы объехать меня. Ребенка водитель, очевидно, не видел.

Спинным мозгом я понял, что не успею выскочить и схватить малыша. Девушка тоже не успеет до него добежать. Единственным выходом было остановить неумолимо приближающуюся белую машину. Я понял, что это, скорее всего, будет последним маневром в моей жизни. Но мне 31 год, а этому ребенку нет, видимо, и года… Несправедливо, если он погибнет…

Я резко переключил сцепление, до упора выкрутил руль влево, одновременно вдавив в пол педаль газа и постаравшись развернуть машину так, чтобы по инерции мы оба улетели в кювет на противоположной от ребенка стороне. Моя машина с визгом развернулась градусов на 120, а секундой позже раздался оглушительный скрежет.

Глава 36

На грани реальности

Круговорот воды с бешеной скоростью кружил меня то в одну, то в другую сторону. Волны были настолько громадными, что я даже не видел их вершину. Потом они обрушивались на меня всей своей массой, и я любовался игрой солнечного света в толще воды. Волны были яркого изумрудного цвета с золотистыми яркими бликами, которые до боли ослепляли глаза. Каждый раз, когда я видел, как водная громада падает на меня, я думал, что это моя последняя волна, но вопреки всем законам физики я постоянно оставался на поверхности. Вода лишь ослепляла и оглушала меня, но не убивала до конца. Я все время видел ясно-синее небо над головой.

Вокруг меня были километры этих бушующих и поразительно красивых волн. Но как из них выбраться, я не имел ни малейшего представления. Шансов на спасение у меня не было, и я даже не надеялся однажды увидеть землю. Я не был морским тюленем, не был дельфином, у меня не было жабр и плавников. Я не обладал умением добывать себе еду в водной стихии и не мог утолить жажду соленой водой. Я был совершенно не приспособлен к жизни в воде. И хотя пока что мне совсем не хотелось ни есть, ни пить, я понимал, что долго так не протяну. Поэтому я лег на волны и подумал, что раз уж минуты мои рано или поздно истекут, почему бы не насладиться красотой этой лучезарной стихии? Она была невыразимо прекрасна, складывая из своих капель завораживающие узоры, словно диковинная мозаика.

От рева волн я уже ничего не слышал, и в ушах моих стоял перманентный шум, а от постоянного кручения воды перед глазами все хаотично вращалось в неистовом ритме красок и света. Я полностью потерял чувство восприятия пространства, времени и даже своего собственного существования.

Но через некоторое время наступили райское спокойствие и тишина. Я лежал на чем-то мягком, согретый теплом. Прекратились шум и кручение. Я открыл глаза. Моему взору предстало спокойное море в лучах ласкового солнца, а сам я лежал на теплом белом песке, словно на мягкой перине. Ко мне подошла удивительной красоты девушка. Может, в действительности она не была красавицей, но мне она показалось самой прекрасной в мире. У нее были нежные черты лица, а глаза светились любовью, когда она смотрела на меня. Она протянула руку и коснулась моей щеки, а потом провела ладонью по моим волосам, нежно улыбаясь мне.

Я почувствовал, что влюбляюсь в нее. Стремительно и бесповоротно. Так же стремительно, как еще недавно крутило меня море. Она молча протянула мне какой-то фрукт. Я откусил кусочек. Он был сочным и неимоверно вкусным, я такой никогда не ел.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Кьяра, – ответила девушка.

– Тебе идет это имя. Ты действительно светлая.

Она улыбнулась и поднялась в намерении уйти.

– Куда ты? – испуганно спросил я. Я не хотел, чтобы она уходила.

– Мне надо найти Джиджи, – ответила она.

– Кто это?

– Маленький мальчик. Я очень люблю его.

Я облегченно вздохнул. По крайней мере, это не мужчина.

Она пошла вдоль берега, зовя Джиджи. Она уходила все дальше и дальше, теряясь в призрачной дымке. Я почти уже не видел ее, лишь слышал, как она зовет своего Джиджи.

А потом она исчезла совсем. Я вскочил на ноги и стал напряженно вглядываться вдаль.

– Кьяра! Кьяра, где ты? – кричал я.

Я бегал по берегу, пытаясь найти ее, но лишь слышал то там, то здесь ее голос, зовущий Джиджи. Я не видел ее. Я бегал, как сумасшедший, за ее голосом.

На берег стремительно опускались сумерки, а потом и вовсе наступила ночь. Взошла луна и начала наигрывать на поверхности моря свою световую мелодию. Я уже ничего не мог разглядеть в этой темноте, а лишь продолжал бегать и звать прекрасную незнакомку.

У меня сбилось дыхание, сердце колотилось так сильно, что перед глазами в диком танце закружились разноцветные мушки. Я упал на песок, который теперь был почти ледяным, и посмотрел вверх. Надо мной раскинулось иссиня-черное небо, а по нему были разбросаны миллиарды разноцветных звезд, которые в бешеном ритме кружились вокруг холодной неподвижной луны.

Тишину нарушало непонятное пронзительное пиканье. Я попытался ухватиться за какую-нибудь мысль, но она в стремительной спешке вырвалась из рук и унеслась прочь. Другие мысли пролетали так быстро, что я даже не успевал их схватить. Я открыл глаза. Взгляд мой уперся в белый потолок.

Какой отвратительный звук! Он совершенно не дает мне сосредоточиться! Я сильно зажмурился в надежде, что это поможет мне избавиться от этого пронзительного пиканья. Но, увы, уши не подчиняются зрению.

Легкое прикосновение к моей руке заставило меня снова открыть глаза.

Передо мной стояла девушка. На ее нежные черты лица была наброшена накидка, сотканная из тревоги и страха, а щеки блестели от чего-то, будто от слез. И еще что-то похожее на любовь было в ее глазах. Но это мне, видимо, показалось. Я не знал, кто эта девушка. А я едва ли был каким-нибудь Буффоном, чтобы передо мной стояла некая фанатка, тайно влюбленная в меня.

Но я продолжал смотреть на нее и не мог оторвать глаз. Она не была красавицей, возможно, но я чувствовал, что меня с головой накрывает какое-то подозрительное ощущение. Мне почему-то представилась эта девушка в подвенечном платье в церкви на коленях перед святым отцом. Между прочим, я тоже был в этой церкви. Рядом с ней на коленях перед святым отцом.

Бред.

Я закрыл глаза, чтобы избавиться от этого наваждения.

– Флавио, как ты себя чувствуешь? – услышал я ее мелодичный голос, в котором смешались страх, облегчение, отчаяние и дрожь.

Я резко открыл глаза. По крайней мере, она говорит на моем языке. Кстати, где я вообще нахожусь? Последний раз я был на каком-то морском берегу. Я обвел взглядом пространство вокруг себя. Оно даже отдаленно не напоминало морской берег. Скорее больничную палату.

– Где я? – спросил я, едва расслышав свой голос за этим дурацким пиканьем.

– В больнице… В Альберобелло, – ответила она, всхлипнув.

– Где это?

– В Апулье.

В Апулье?! Интересно, что я забыл в Апулье? А, наверно, тот берег – это апулийское побережье. Далековато от Флоренции, однако. Но, во всяком случае, я в Италии.

– Почему я в больнице?

Она молча смотрела на меня, а глаза ее блестели от слез, видимо. Не знаю, я до конца так и не смог сфокусировать свое зрение. Мое сердце наполнилось жалостью к этой милой девушке. Мне захотелось обнять ее, погладить по голове и сказать, что все будет хорошо. Я напряг силы, чтобы получше рассмотреть ее. С трудом мне это все-таки удалось, и я понял, что она лет на пять старше меня.

Стоп! Она ведь знает, как меня зовут, а я почему-то вижу ее впервые. Я даже забыл о своем вопросе, пораженный таким открытием.

– Кто ты? Как тебя зовут? – спросил я.

И тут на моих глазах выражение ее лица стало быстро меняться. Сначала на нем появилось недоумение, а потом оно смешалось со странной болью, и по щекам заструились слезы.

– Я Кьяра. Ты не помнишь меня?

– Кьяра… Красивое имя… Тебе идет… Ах да! – вдруг осенило меня. – Мы недавно познакомились, на берегу моря… но ты потом куда-то ушла… Я искал тебя… долго… но не находил… – я усиленно пытался вспомнить тот вечер, когда увидел ее на побережье.

– На берегу моря?! – изумилась она.

Ничего себе, какая у нее подвижная мимика!

– Да, прошлым вечером. Я бегал и искал тебя по всему берегу… Теперь я вспоминаю… У меня закружилась голова, и я упал. Поэтому я здесь?

Она неуверенно кивнула, продолжая смотреть на меня, как на помешанного.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, наконец.

– Пока я себя вообще не чувствую, – попытался я улыбнуться. Я действительно не ощущал своего тела. – Слушай, откуда этот звук? Невыносимо… Я с трудом тебя слышу… Выключи его…

– Это аппараты, к которым ты подключен.

– Зачем? – не понял я. – Где я?

– В реанимации, – дрогнувшим голосом сказала она.

– В реанимации?! Нынче упавших в обморок отправляют в реанимацию?

Она не успела мне ответить, потому что в палату кто-то вошел.

– Чао, Флавио! – взволновано сказал он.

– Чао… Мы знакомы? – непонимающе посмотрел я на него, теперь пытаясь сфокусировать зрение на нем. Это был небритый мужчина с открытым добрым взглядом голубых глаз.

– Я Стефано, твой коллега. Ты… не узнаешь меня? – запинаясь, спросил он.

– Коллега? – переспросил я, силясь вспомнить какого-нибудь коллегу по имени Стефано.

Так, стоп. Где я работаю? И с чего он вообще взял, что я работаю?

– Мне кажется, ты ошибся, – медленно произнес я. Мадонна! Хоть бы они выключили этот ужасный звук! Он меня с ума сведет! – Я еще нигде не работаю.

Стефано с Кьярой переглянулись с таким видом, словно я был вдруг заговорившим котом.

Котом… Какую-то наглую усатую морду с зелеными глазами нарисовало мне воображение…

– Флавио, – сказал Стефано, – ты руководитель отдела маркетинга в MobiliLab.

– Где-где? – изумился я. – Да нет! Это ошибка… Я еще только студент Флорентийского университета.

Кьяра со Стефано снова переглянулись, и я в полной степени почувствовал себя говорящим котом. Porca miseria! Где я видел эту наглую усатую морду?!

– Флавио… – сбитый с толку произнес Стефано.

Но пока он собирался с мыслями, в палату почти вбежал еще один бородатый мужчина лет 50 в зеленом халате, и я сразу понял, что это медик. Кьяра и Стефано начали ему что-то говорить, эмоционально жестикулируя. К сожалению, я не мог ничего расслышать за этим диким пищащим звуком! Потом Кьяра и Стефано ушли, а врач подошел ко мне. Откуда-то взялись еще две медсестры. Врач начал задавать мне вереницу каких-то нескончаемых дурацких вопросов, которые вскоре утомили меня до такой степени, что я уснул.