Текст книги "Сжечь правду"

Глава 37

Странные люди

Последующие дни я провел в самом странном состоянии из всех, в которых я себя помню. Во-первых, я почти все время спал. Но даже когда я бодрствовал, у меня было стойкое ощущение, что я сплю и лишь со стороны наблюдаю за процессом жизни.

Во-вторых, я не мог собраться с мыслями и подумать о чем-то вразумительном. Я пытался сосредоточиться на какой-нибудь мысли, но едва я хватал одну из них, она исчезала, оставив в моих руках свой бесполезный хвост, словно ящерица. У меня уже была целая коллекция этих ненужных хвостов.

В-третьих, меня навещала череда каких-то незнакомых мне людей. Они интересовались моим самочувствием, говорили, что с нетерпением ждут моего возвращения в их дом, и смотрели на меня таким взглядом, словно я был повелителем их судьбы. Уходя, они благодарили меня, и я уже начал опасаться, что либо я попал в сумасшедший дом, либо они – пациенты оттуда. Причем по поводу первого у меня имелись большие сомнения, потому что врачи относились ко мне вполне нормально, да и я ощущал себя достаточно адекватным. С моим физическим состоянием было явно что-то не в порядке, хотя я ходил и ел самостоятельно, но с головой я состоял во вполне дружеских отношениях, в отличие от всех этих людей, которые смотрели на меня, как на Бога. Только Стефано относился ко мне прилично, но он через пару дней куда-то исчез, и я его больше не видел.

Что меня удивляло еще больше, так это то, что среди всех этих людей я не видел ни родителей, ни моего лучшего друга Мирко или каких-то других друзей из нашей компании. Ну ладно, допустим, Мирко мог и не поехать ради меня в Апулью, он никогда не отличался самоотверженностью. Но мама с папой! Особенно мама. Эта беспокойная женщина, которая просила меня звонить ей по 20 раз в день, чтобы знать, что я не влип в какую-нибудь историю (хотя я не так часто в них влипал или даже совсем не влипал. Я скорее всегда вытаскивал из историй Мирко), – и ни разу не пришла навестить своего сына, который лежит в реанимации. Как странно!

Единственным светлым, хоть и не менее загадочным пятном была Кьяра. Она очень часто приходила ко мне и сидела около моей кровати. Я не всегда был способен поддержать с ней беседу, но я ощущал, что она рядом, пусть даже и молча. Правда, она, как и все остальные, взирала на меня с каким-то восхищением что ли и безмерной благодарностью. А еще в глазах ее отражалась некая бездонная печаль, но она не отвечала мне, когда я спрашивал ее о причине грусти. Хотя, возможно, я не спрашивал, а только думал, что надо бы спросить… Меня явно чем-то одурманивали в этой больнице. Единственное, что я понимал, – это что когда не обнаруживал Кьяру около своей кровати, на меня накатывало разочарование и тоска. Я бы хотел видеть ее всегда рядом. Меня неимоверно притягивало к этой девушке. Где-то на подсознании я понимал, что неумолимо влюбляюсь, но мой мозг был настолько затуманен, что все эти мысли оказывались слишком невнятными.

Наконец, спустя сколько-то дней – я, признаться честно, давно сбился со счета – бородатый мужчина лет 40 по имени Леонардо, который часто навещал меня в больнице и который был братом Кьяры, сказал, что приехал забрать меня домой. Людское помешательство продолжалось.

Я возвел глаза к небу. Меня так и подмывало спросить, кем я ему прихожусь, что он так любезно приглашает меня пожить у него дома, но совесть мне не позволила. Он был так добр ко мне, пока я пребывал в больнице, что я боялся обидеть его. У меня стало складываться ощущение, что я чего-то не понимаю, только я пока не понимал, чего именно. Ну, по крайней мере, там будет его сестра, а ради встречи с ней я готов был поехать жить к кому угодно.

По дороге Леонардо оставался молчалив, а я сидел сзади и пытался собраться с мыслями. Я был даже рад, что он такой немногословный и не болтает без умолку, как большинство представителей нашей с ним нации. Похоже, я даже задремал, убаюканный движением. Очнулся я от того, что ощутил, как он потряс меня за плечо.

– Флавио, мы приехали. Как ты себя чувствуешь?

Я открыл глаза и увидел, как он стоит, склонившись надо мной сквозь открытую дверь машины. Я улыбнулся и кивнул ему в знак того, что со мной все нормально, и с некоторым трудом вылез из машины. Яркий солнечный свет ударил мне в глаза, и я зажмурился, вдыхая полной грудью свежий воздух. Наконец-то свобода. Я почувствовал, как мои легкие наполняются живительным воздухом и чувством свободы, а туман в голове стремительно рассеивается.

Я снова открыл глаза.

Передо мной в молчании стояли все те, кто приходил меня навещать в больнице, только еще трое детей добавилось и три-четыре человека. А вот Кьяры среди них не было, что наполнило меня чувством разочарования.

Если честно, я испугался. Они стояли так, словно как только будет дан какой-то сигнал, они начнут осыпать меня лепестками роз и конфетти, будто я был римским воином-победителем, вернувшимся из триумфального похода. Хуже всего, что это почти произошло. Роз и конфетти не было, но они начали приветствовать меня, пожимать руку, заключать в крепкие объятия, говорить, что их дом – мой дом, и – благодарить! Я решительно не понимал, за что! Но они говорили, что теперь все они в пожизненном долгу передо мной.

Я едва не сошел с ума. Я был неописуемо смущен и ничего не понимал, а они даже не давали мне возможности спросить у них, что все это значит. Меня начали терзать смутные сомнения. Что дом, в который меня привезли, на самом деле является психиатрической лечебницей.

Вдруг дверь дома отворилась, а на пороге появилась Кьяра… Сердце мое замерло от радости, а сам я облегченно вздохнул. Она казалась достаточно вменяемой среди всех этих милых, но помешанных людей. Но тут я заметил, что на руках она держит ребенка. Интересно, кем он ей приходится? Когда она подошла ко мне, ребенок обернулся и посмотрел на меня.

В этот момент в моем мозгу что-то щелкнуло, и на миг меня ослепила какая-то вспышка света. Я на несколько секунд абсолютно лишился зрения и зажмурился. Потом свет начал рассеиваться.

Я был за рулем. Передо мной была пустая дорога. На дороге лежал мячик. К нему двигался ребенок. Я посмотрел в зеркало заднего вида. В нем – приближающаяся на большой скорости белая спортивная машина, которая пошла на обгон.

Я открыл глаза и взглянул на ребенка.

Это был тот самый малыш.

Глава 38

Любовь существует.

В моем мозгу все стремительно возвращалось на свои места. Пустые ячейки памяти быстро заполнялись, сознание прояснялось, вопросы, толпившиеся в моей голове, получали ответы, а все необъяснимые явления становились понятными. Я не знал, что именно произошло после того, как я подставил свой мерседес под белую спортивную машину, но я понял, что мне удалось спасти этого ребенка.

– Чао, Джиджи, – сказал я и протянул ему руку для рукопожатия.

– Откуда ты знаешь, как его зовут?! – изумленно воскликнула Кьяра.

И тут я вздрогнул. Во-первых, я этого не знал. Во-вторых, передо мной стояла женщина, которую я безумно любил. В-третьих, я, видимо, спас ее ребенка. В-четвертых, женщина, которую я любил, замужем, и у них есть ребенок. Тот самый, которого я спас.

Я молчал, и все вокруг молчали.

– Мне показалось, что ты его так называла, – тихо произнес я, опуская глаза.

В этот самый момент за воротами раздался сигнал автомобильного клаксона. Пожилой синьор пошел открывать ворота, и на территорию фермы въехал черный Фиат, а из него вылез Стефано.

– Стеф! – воскликнул я и сделал шаг в его направлении. И вдруг мое сердце похолодело. – Где Клио?!

– Флавио! К тебе вернулась память?! – радостно сказал он.

– Память?! – недоуменно посмотрел я на него. – Стеф, где Клио?

– Во Флоренции, с твоими родителями. Не переживай, все отлично! – заверил он, и у меня вырвался вздох облегчения. – Я каждый день общался с твоей мамой и знаю все, что у них там происходит. Я даже пару раз заезжал к ним, а потому могу тебе подробно рассказать о том, как у них там дела.

– А кот?! Что с котом?

– Кот там же, присматривает за Клио, как обычно, – усмехнулся Стеф.

Я напряженно смотрел на Стефа. В моей памяти был какой-то провал. Что-то не сходилось в мозгу. Получается, прошло уже много времени с тех пор, как я уехал в отпуск. И где я был все это время, интересно мне знать?

Я оглянулся. Сзади стояла толпа незнакомых мне людей. Хотя нет… Я их уже где-то видел. Да! Точно! Они навещали меня в больнице. Значит, я был в больнице все это время? Так это же семья Кьяры! Я посмотрел на Кьяру и на малыша у нее на руках. Сердце мое мучительно сжалось. Кто-то из этих мужчин, наверняка, ее муж. Cazzo… Почему я не умер?!

– Объясните мне, что произошло? – устало спросил я, обращаясь ко всем присутствующим.

Все в нерешительности переглянулись.

– Ты спас жизнь моему ребенку. Ты развернул свою машину… – Кьяра на мгновение замолчала, справляясь с ужасом, мелькнувшим в ее глазах, – … и подставил себя под ту другую машину, чтобы она не сбила Джиджи.

Я на миг закрыл глаза, еще раз перемотав кадры в своей голове. Потом я снова взглянул на Кьяру. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, не в силах отвести взор.

– Я счастлив… – тихо произнес я. Я действительно был счастлив, что спас ребенка. Ее ребенка. Но в то же время я был глубоко несчастлив, потому что она и малыш, увы, не принадлежали мне.

– Удар был очень сильным, машина деформирована непоправимо, – сказал бородатый мужчина, и я вдруг вспомнил, что это брат Кьяры, Леонардо. – Но она у тебя была хорошей, защитила тебя… Сам ты почти не пострадал, а вот голова… Два дня ты был в коме, а когда пришел в себя, выяснилось, что ты потерял память. Ты не помнил последние 10 лет твоей жизни.

– Но Бог услышал нас! – всхлипнув, сказала пожилая синьора. Это была мать Кьяры. – Ты выжил.

– Первые сутки врачи не особо надеялись на то, что удастся тебя спасти. Они полагали, что удар вызвал в мозгу необратимые процессы, – пояснил Леонардо. – Но они сделали невозможное. Они буквально выцарапали тебя из лап смерти. И еще, наверное, материнская благодарность помогла им. Моя сестра почти не отходила от тебя, мечтая сказать тебе спасибо.

Я перевел взгляд на Кьяру. По щекам ее бежали слезы.

– По крайней мере, теперь я понимаю, почему вы смотрели на меня так, словно я совершил нечто героическое, – без тени улыбки сказал я.

– Так и есть, – пожал плечами Леонардо. – Ты героически спас ребенка моей сестры, рискнув своей жизнью. Теперь мы в неоплатном долгу перед тобой…

– О чем ты, Леонардо?! – воскликнул я, прервав его. – Никаких долгов за вами я не признаю. И потом, мы квиты. Я спас жизнь вашему малышу, а вы выцарапали меня из лап смерти, – улыбнулся я натянутой улыбкой, чувствуя во рту ее горький вкус.

– Нет, Флавио, постой. Спасли тебя не мы, а врачи. Мы их только вызвали, а за жизнь твою боролась целая бригада медиков… Мы ничего не сделали, а потому хотели бы отблагодарить тебя… Деньгами или…

– Леонардо! Пожалуйста, не говори эти глупости! Я ничего не возьму, никаких денег, – твердо сказал я. Мне вообще было непонятно, как можно брать оплату за спасение?! – Бутылку вашего апулийского вина можешь дать мне с собой на память во Флоренцию, – улыбнулся я, чтобы разрядить повисшее молчание.

– Ты… возвращаешься во Флоренцию? – осторожно спросил Леонардо.

– Если Стеф заберет меня, – выразительно посмотрел я на Стефано.

– Флавио, – воскликнула мать Кьяры, – это невозможно! Ты только что из больницы! Тебе надо прийти в себя, и для этого ты останешься у нас на ферме! – сказала она непререкаемым тоном. Она чем-то напоминала мою маму.

– Спасибо, синьора. Но мне надо возвращаться домой. Там меня ждет дочь, – ответил я жестко. Это было правдой. И потом, я не смогу находиться здесь и видеть Кьяру, ее мужа и их ребенка, это за пределами моих возможностей.

Вдруг Кьяра бросилась ко мне, обняв одной рукой за шею, и разрыдалась. Я крепко прижал ее и Джиджи к себе, почувствовав, как мир закружился вокруг нас. Все исчезло. Была только она и Джиджи в моих объятиях. Мы были одни на целом свете. Я совершенно не соображал, что делаю.

– Кьяра, – прошептал я, целуя ее в голову.

– Флавио, останься… – шепотом сказала она.

– Я не могу… – также шепотом ответил я.

– Почему? Стефано сказал, что ты развелся, – глядя на меня каким-то странно безумным взором, тихо проговорила она.

– Зато ты замужем, Кьяра… – сказал я едва слышно, отстраняясь от нее. Джиджи на ее руках смотрел на меня большими любопытными глазами.

– И что? – с вызовом посмотрела она на меня.

Честно говоря, я опешил. У меня даже мелькнула в голове мысль, что она сошла с ума.

– Ничего особенного, кроме того, что у тебя есть семья…

– Ты забыл меня и больше не любишь, да? – послышалась безнадежная горечь в ее голосе. – Поэтому ты не стал меня искать, когда развелся?

Я возвел глаза к небу, чтобы найти там правильный ответ. Не тот, что являлся единственной истиной, а тот, который мне следовало дать ей. Я разрывался между чувствами и разумом. Ведь теперь она была в той ситуации, в которой полтора года назад был я…

– Скажи мне: ты не любишь меня больше? – настойчиво спросила она, видя, что я молчу. Слезы застыли в ее глазах в ожидании моего ответа. – Ответь мне! Только правду ответь! Лжи мне не надо! – повысила она голос, глядя на меня упрямыми сверкающими глазами.

– Я люблю тебя… – произнес я тихо. – Все это время я любил тебя и однажды я купил билет до Бари, чтобы найти тебя… – я испытующе посмотрел на нее. Ведь у нее есть семья, мне не следовало поддаваться чувствам и ее настойчивому желанию услышать правду! – Я знаю, что теперь слишком поздно. Я совершил ошибку, позволив тебе уйти… И лучше бы мне было умереть в этой аварии… Невыносимо знать, что я навсегда потерял тебя… – с горечью усмехнулся я, опустив голову. – Но ты не отходила от меня, чтобы я выжил, и чтобы у тебя появилась возможность сказать мне спасибо. На самом деле я выжил, чтобы сказать тебе, что я люблю тебя. Прости, что уже слишком поздно…

– Флавио! – испуганно посмотрела она на меня. – Почему поздно?!

– Кьяра… Ты ведь замужем, у вас есть малыш. Я не хочу разрушать твою семью… – Я уже начал раскаиваться, что сказал ей все это. Я, конечно, не должен был этого делать. Опять ошибка, увы… – Ты тоже не должна разрушать свою семью. Ради Джиджи… – я криво усмехнулся, глядя в ее широко раскрытые глаза. – Спасибо, что назвала его так, как мечтал назвать своего сына я… Забудь меня, Кьяра… Наша любовь по-прежнему не имеет права на существование, – прошептал я в отчаянии, размыкая объятия и делая шаг назад. – Я обещаю, что не появлюсь больше в твоей жизни… Прости.

– Ты спятил, Флавио?! – крикнула она, хватая меня за запястье и до боли сжимая его. – Моя жизнь без тебя бессмысленна! Я люблю тебя! И я не замужем! А Джиджи – это твой сын!

Глава 39

В этом мире есть место счастью.

Несколько минут я не мог двигать языком. Я только совершал слабые попытки привести в движение свои извилины, чтобы они прояснили мне ситуацию. Потом я подумал, что у меня после всего произошедшего начался бред, и закрыл лицо руками, чтобы хоть немного прийти в себя.

– Флавио, – услышал я в отдалении голос Кьяры. – После той ночи… с тобой… я обнаружила, что беременна. Джиджи – твой ребенок.

Мои извилины сильно напряглись и предоставили мне объяснение ситуации. Вот теперь я был близок к помешательству. Я в полной мере осознал, что значит «сходить с ума от счастья».

Сначала я смотрел на нее, боясь пошевелиться, чтобы случайно не проснуться от этого волшебного сна. Но это, похоже, не было сном. Я сделал порывистый шаг вперед и прижал к себе эти два существа, которые были самыми близкими мне во всем целом свете. К ним как нельзя лучше подходило определение «любимые и родные». Я целовал то Кьяру, то Джиджи, а он вдруг нерешительно положил мне на небритую щеку свою ладошку и рассмеялся. Слезы катились по щекам Кьяры, и я начал высушивать их своими поцелуями. Хотя, признаться честно, мне самому не помешал бы платочек, ибо в глазах моих почему-то тоже не удерживалась влага. И хотя я еще ни разу в своей взрослой жизни не давал воли слезам, сейчас я их даже не замечал.

– Сестричка… – нерешительно ворвался в наше эйфорическое помешательство голос ее брата, – извини, что прерываю… Я не понимаю… Флавио – отец Джиджи?

Я резко и испуганно обернулся, и улыбка сползла с моего лица. Ведь вся эта толпа могла изменить свое отношение ко мне лично, закидать меня камнями и выкинуть отсюда, если они знали, как отвратительно я поступил с Кьярой. А я был категорически против того, чтобы снова расставаться с ней и с моим Джиджи.

– Подожди, Леонардо, – поспешно сказал я, поднимая вверх ладонь. – Я вел себя, как последний идиот, это несомненно! Но я признаю, что ошибся, отпустив Кьяру. К тому же, я даже не догадывался, что она носит моего ребенка. Я люблю ее и Джиджи и я готов заботиться о них до конца моих дней, – говорил я, словно стоя на коленях перед святым отцом.

– Позвольте дать свидетельские показания, – вдруг вмешался Стефано, о присутствии которого я уже успел забыть. – Мы с Флавио работаем вместе уже почти 4 года, но последние два года наши судьбы переплелись так тесно, что я могу позволить себе судить об искренности его чувств. Когда они расстались с Кьярой, Флавио впал в мрачную депрессию. Он никогда не говорил этого и даже, наверное, не осознавал, но это была самая настоящая депрессия. Полагаю, что он не измерил глубину Арно только потому, что у него на руках была новорожденная дочь, у которой, по сути, был только он. Флавио почти не улыбался и жил в полной апатии ко всему кроме Клио. Потом произошло событие, о котором он расскажет сам, если захочет, но которое вдруг дало ему надежду, что он сможет вернуть Кьяру. Он был в твоей редакции, – обратился Стеф к Кьяре, – но ему сказали, что ты больше не работаешь там. Потом он решил поехать в Апулью на выходные и поискать тебя. Но в дверь постучал один небезызвестный тебе персонаж и нанес Флавио смертельный удар. Он сказал ему, что ты замужем, и что у вас есть ребенок. После этого депрессия Флавио стала настолько очевидной, что даже он признал, что жизнь его кончена. И я уже почти потерял надежду, что мне удастся уговорить моего безнадежно влюбленного упрямого коллегу отправиться к вам на ферму отдохнуть…

– Я не понимаю… – медленно произнес я, прерывая его монолог, – … Леонардо что, твой друг?

– Именно! Очень хороший друг, – сказал Стефано, словно это было очевидным, как смена дня и ночи. – Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте между нами, мы очень давно знакомы, и нас связывает весьма тесная дружба… – он одарил теплой улыбкой Леонардо, и тот ответил ему, весело подмигнув. – Помнишь, ты однажды показал мне фотографии твоего отпуска в горах? – обратился Стеф ко мне. – На них я и узнал Кьяру, сестру моего друга. Я, разумеется, не имел ни малейшего представления, захочет ли она видеть тебя, и вообще роль сводника меня не сильно прельщала. Но мне казалось несправедливым, что вы так глупо расстались, учитывая, как ты ее любишь. И потом, когда Леонардо сказал, что она родила ребенка, я поинтересовался, замужем ли она. Он ответил, что да, она замужем. Он говорил так всем, чтобы не давать повода к размышлениям, откуда у нее ребенок. Но я друг семьи, и мне он признался однажды, что никакого мужа у нее нет, что она забеременела случайно от какого-то парня. Тогда у меня закрались сомнения, не может ли он быть твоим ребенком? С Кьярой у меня не было тесных отношений, потому спрашивать ее, чей Джиджи ребенок, я не мог. А Леонардо сказал, что не знает. Я не хотел быть между вами посредником, тем более я не знал наверняка, твой ли это ребенок. Потому я хотел, чтобы вы встретились и поговорили. Но ведь ты как осел упрямый не соглашался на отпуск. И если бы не тот твой разговор с начальником, я думал уже открыть тебе свои карты. Потому что видеть твой потухший взор и написанные на лице мысли о суициде меня вообще не воодушевляло. Получилось, конечно, немного трагично, но верь мне, что эту аварию не я подстроил.

– То есть… – внимательно посмотрел на меня Леонардо, – сам того не зная, ты… спас своего сына..? Вот это игры судьбы… – шокировано покачал он головой.

У меня на секунду вдруг потемнело в глазах. С этими словами Леонардо до меня дошло, что я в самом деле спас жизнь своему собственному сыну! Меня буквально передернуло от мысли, что произошло бы, если что-то не сложилось, если бы я не успел остановить ту машину… Эта мысль на мгновение покрыла мое сердце тонкой коркой льда. Я, не в силах вымолвить ни слова, протянул дрожащую руку к Джиджи и провел ладонью по его шелковистым волосам, будто хотел убедиться, что у меня нет никакого миража перед глазами, и это мой сын, живой и невредимый.

Я чувствовал себя, как актер на сцене. Точнее нет. Я чувствовал себя как человек, которого вытащили из зрительного зала, а я так натурально сыграл, что заставил зрителей поверить, что я был настоящим актером, способным вызвать своей игрой очень сильные эмоции. Женская часть толпы взирала на меня влажными глазами, а мужская – глазами, полными неподдельного изумления.

Только это не было сценой в театре. Это была моя жизнь, на которую смотрели десятки глаз.

Вдруг, словно в зале кто-то не выдержал эмоционального напряжения, раздался возглас:

– Дети мои! – воскликнула мама Кьяры. Слезы теперь бежали и по ее щекам. – Это нечто невероятное! Судьба уберегла вас… – она рыдала, не в силах справиться с эмоциями. – Я так рада…, что в итоге вы нашлись… Надеюсь, вы сможете понять и простить друг друга и быть вместе счастливы…

– Минуточку! – несколько сурово прервал ее отец Кьяры. – Кьяра, но ты ведь говорила, что он женат.

Десяток взглядов испытующе вонзились в меня.

– Я не женат, – покачал я головой и посмотрел на Кьяру. – Мирко тогда сразу же все рассказал моей бывшей жене. Она на следующий день написала мне прощальное письмо и подала на развод. У нее есть адвокат, ее хорошая подруга, которая за год добилась развода. Тем более нам особо нечего было делить.

– А Клио..? – спросила Кьяра.

– Клио она великодушно оставила мне, – усмехнулся я.

– Мать?! – ахнула жена Леонардо.

– Да. Через две недели она уехала в командировку, из которой решила не возвращаться. Сначала она обещала забрать Клио, когда обживется в Париже, но месяцы шли, а она все никак не могла обжиться, видимо. А потом я решил, что не отдам ей ребенка. Потому что, во-первых, она ей не нужна. Во-вторых, Клио помогла мне дожить до встречи с Кьярой.

– Значит, ты один воспитываешь дочь? – недоверчиво сузив глаза, спросил меня отец Кьяры.

– Ну… – смутился я, – нет. Мне помогает няня. Она приходит каждый день, чтобы я смог пойти на работу. Иногда я на пару часов оставляю Клио с моими родителями, чтобы сделать неотложные дела…

– Флавио, не скромничай! – возмутился Стеф. – Кроме шуток, синьор: он один воспитывает дочь! Да, на 5 часов в будний день приходит няня, чтобы он мог заработать денег. А остальное время, включая все выходные за очень-очень редким исключением, он занимается ребенком.

– Кьяре и Джиджи повезло, – усмехнулся отец Кьяры, а мать ее, мне показалось, сейчас бросится меня целовать.

– Кто тебе сказал, что я замужем? – спросила Кьяра, спасая меня от смущения.

– Мирко, кто же еще?

– Вы помирились с ним? – прозвучали нотки подозрительности и какого-то разочарования в ее голосе. Словно она никак не ожидала такого неумного поступка от меня.

– Ты не слишком лестного мнения обо мне, – усмехнулся я. – Ты действительно думаешь, что я смог бы помириться с человеком, который бросал мне в лицо обвинения, что я сплю с его девушкой, притворившись несчастным влюбленным, в то время, как он спал с моей бывшей женой до беременности, во время и после?

– Что?! – глаза Кьяры распахнулись так широко, что я едва сдержал улыбку. Она была презабавная, как ребенок, с этим выражением лица.

– Да, я узнал об этом от врача, к которому мы ходили с Клио. Он поведал мне, что Клио родилась не преждевременно, а на 40-й неделе, – сказал я, изучая пространство перед своим носом.

– То есть… Клио не твоя дочь? – спросила Кьяра, глядя на меня по-прежнему широко распахнутыми глазами.

Я вздрогнул так сильно, словно рядом со мной вдруг приземлился метеорит.

– Клио моя дочь, – сказал я каменным тоном.

Но в следующее мгновение мое сердце едва не остановилось. Точнее оно вполне остановилось. Ведь Кьяра жила с Мирко, а со мной она провела всего одну ночь… А что, если Джиджи тоже его ребенок..? Эта мысль была такой мучительной, словно мне по душе провели кустом шиповника.

– Кьяра… – в ужасе прошептал я. – Но ты уверена, что Джиджи… – я замолчал, задохнувшись от этой мысли.

– Естественно, – сказала Кьяра.

– Откуда? – едва слышно спросил я.

Она вдруг рассмеялась и взъерошила мне волосы.

– После того, как я встретила тебя в горах, я ни разу не занималась с Мирко сексом. У меня была всегда причина для этого – моя сломанная нога. Ему это страшно не нравилось, и, наверное, поэтому наши с ним отношения развалились. Но я не могла быть с ним. Ни с кем. Кроме тебя…

После ее слов я взглянул на Джиджи и понял, что мог бы и не спрашивать. Он был удивительно похож на того малыша, что был запечатлен на фотографии, стоящей на комоде в доме моих родителей, – фото меня в годовалом возрасте. И Джиджи был словно ребенком, сошедшим с той фотографии.

Мой разум продолжал мутнеть от счастья.

– Сестра, давай я отвезу вас с Джиджи к врачу, а то мне еще надо съездить вечером кое-куда, – ворвался в мой затуманенный счастьем мозг голос Леонардо.

– К врачу?! – упало мое сердце. – Что случилось?

– Ничего, не волнуйся. Плановый осмотр у детского педиатра, – с улыбкой пояснила Кьяра

– Я поеду с тобой!

– Флавио, тебе стоит отдохнуть…

– Нет, я поеду с тобой!

– Ты не хочешь оставаться с нами? – обеспокоенно спросила мать Кьяры.

– Нет-нет, синьора! Я просто не хочу расставаться с моей Кьярой и Джиджи. Я буду изнемогать здесь без них.

– Но мы ведь достаточно быстро… – возразил Леонардо.

– Я прошу тебя, Кьяра! – умоляюще сложил я руки. – Позволь мне поехать с вами.

– Конечно… Я просто подумала, что ты еще слаб…

Я отрицательно и эмоционально покачал головой.

– Нет. Заодно потренируюсь перед поездкой во Флоренцию, – усмехнулся я.

По лицу Кьяры пробежал испуг.

– Все-таки ты… возвращаешься во Флоренцию?

– А ты разве нет? – приподнял я бровь, чувствуя, как ко мне возвращается желание подшучивать над ней. – Разве твоя любовь к Сантиссиме забыта?

– Нет, конечно, нет! – с чувством сказала Кьяра.

– Так что же? Ты не хочешь последовать за мной в твой любимый город?

– За тобой я последовала бы даже в нелюбимый город, – рассмеялась она. – Важно, чтобы ты захотел меня увезти с собой.

– Неужели у тебя есть сомнения?! – изумился я. А потом сердце мое вдруг снова замерло. Что если она не захочет, чтобы Клио жила с нами? – Кьяра… Но Клио… Она будет жить с нами… Она очень важна для меня… Я люблю ее, она моя дочь, которая очень нуждается во мне… Ты сможешь принять ее?

– Неужели у тебя есть сомнения? – дословно повторила она мое изумление. – Это ведь твоя малышка, частичка тебя. Конечно, я смогу принять твою дочь и любить ее как свою собственную.

Cazzo. Она не была моей частичкой. Не была моей дочерью. Стоит ли мне говорить об этом Кьяре? Если она узнает правду, сможет ли она любить ее, как свою собственную дочь? Ведь она не растила ее полтора года. Я прошел через это, я смог сохранить свою любовь к ней. Но только потому, что я любил ее 8 месяцев перед тем, как узнал, что она не мой ребенок. И я не знаю, смог ли я полюбить эту кроху, если бы мне кто-то вручил ее, сказав, что это дочь Мирко и что кроме меня больше некому о ней заботиться. А Кьяра сможет? И стоит ли омрачать ей этим знанием любовь к Клио?

– И потом, с сестрой Джиджи будет куда веселее жить и не так грустно без его двоюродных братьев и сестер, – добавила Кьяра.

Все-таки она святая женщина. Исключительная. Я снова обнял ее и моего сына.

– Мы тоже хотим познакомиться с нашей внучкой. Флавио, наш дом – это и ваш с Клио дом, – прервала мое молчаливое восхищение, очевидно, моя будущая теща. Только тут я понял, что вся та толпа, которая с самого начала взирала на меня, так и продолжает на меня взирать, включая троих детей, младшей из которых было года три. Но в тот момент я в полной мере почувствовал себя частью этой семьи.

– Спасибо, – смутился я. – Мы обязательно скоро вернемся сюда все вчетвером, – пообещал я, а потом взглянул на Леонардо. – А сейчас нам надо с Джиджи к врачу.

– А куда ехать нужно? – спросил Стеф. – Может, я отвезу вас, а Лео отпустим по делам?

– Это недалеко от Альберобелло, и если ты мог бы сгонять туда, я был бы тебе благодарен, – с готовностью ответил Леонардо.

– Без проблем.

– Стеф, мне бы позвонить родителям… Дай мне, пожалуйста, твой телефон, – сказал я.

– Не сегодня, Флавио. Позже я тебе объясню.

– Но что случилось? Там все нормально? – встревожился я.

– Да, все отлично.

– Но вам же надо пообедать! – запротестовала мама Кьяры.

– Не волнуйтесь, мы пообедаем в Альберобелло, а сюда вернемся поужинать, – сказал я со счастливой улыбкой на губах, обнимая Кьяру и забирая у нее из рук Джиджи.

Джиджи удобно уселся у меня на руках, улыбаясь. Мой сын. Маленькая частичка меня. Мой Джиджи. Мое сердце вдруг учащенно забилось, уже в который раз за сегодняшний день. Я вообще удивлялся, что оно до сих пор исправно функционирует после всего, что ему пришлось пережить. Но теперь оно билось в самом радостном ритме из всех, которые ему довелось отплясывать.

Почему-то именно в тот момент я почувствовал себя отцом. Словно именно сейчас мне вложили в руки моего только что родившегося ребенка. Он не был уже новорожденным, по сути. Но он был новорожденным для меня, потому что только сегодня я узнал о его существовании. Только сейчас ко мне пришло в полной мере осознание того, что я стал отцом.