Текст книги "Сжечь правду"

Глава 10

Причуды беременности

После такого эмоционально перегруженного вечера дома меня ждал скандал. Он неожиданно созрел, когда мы решили отправиться домой, вкусно наевшись. Хотя лично я в ресторане большую часть времени без аппетита ковырял вилкой в тарелке. Зато Лоретта ела за себя, за меня и еще за нашего малыша.

Но выйдя на улицу перед уходом из ресторана, я понял тайный смысл слов Мирко. На крыльце стояли некоторые представительницы прекрасного пола нашей компании и курили. С ними стояла моя Лоретта. Уже одно это вывело меня из равновесия. Но потом я увидел в ее руках сигарету…

Я смерил ее гневным взглядом, но решил отложить свою проповедь до дома. Я молчал всю дорогу, потому что нервы за рулем – не самое лучшее сопровождение, когда рядом сидит беременная жена, а ты едешь по итальянским улицам, освещенным ночными фонарями.

Но едва мы вошли в гостиную, я обрушил на нее свое возмущение.

– Ты с головой поссорилась?! Ты вообще в курсе, что ты беременна?!

– К сожалению, в курсе! – со злостью бросила она, собираясь прошмыгнуть мимо меня в кабинет.

Да, в нашем доме рабочий кабинет имел не муж, как это бывает обычно, а жена. Она была помешана на своем Доме моделей и продолжала работать дома вечерами и в выходные. Я же считал, что немало работаю в офисе, потому имею законное право дома отдохнуть.

– К сожалению?! – открыл я рот от изумления.

– Да, к сожалению! Я, по-твоему, от всего должна отказаться из-за этой беременности?! Тебе хорошо: ты поучаствовал только в зачатии, приятно для себя провел время! А я теперь должна ничего не есть, не пить, не курить, никуда не ходить, да?!

– Не преувеличивай! Ты ешь и пьешь почти все, даже бокал вина иногда себе позволяешь, – начал я спокойным тоном, тщательно подбирая слова. Моя жена с беременностью стала взрывоопасная, и мой сарказм постоянно теперь вступал в борьбу с необходимостью пощадить чувства будущей матери моего ребенка. Если бы я перечислил, сколько всего она съела за этот вечер, она занесла бы меня в список своих врагов, а я не горел желанием там оказаться. – В командировки на месяц ездишь. Нельзя лишь курить! Это так сложно сделать ради ребенка?! – снова начал я выходить из себя.

– Нельзя лишь курить?! Да ты хоть знаешь, что этот огромный живот уже сводит меня с ума! Я не могу нормально спать, не могу надевать сапоги, на каблуках не могу ходить! Даже за рулем и за столом не могу сидеть нормально! Спина уже скоро сломается! И вообще, я похожа на жирного пингвина!

– О чем ты говоришь, Лоретта?! – ужаснулся я. – Ты не жирная, ты беременная! Беременность красит женщину!

– Только среди таких сентиментальных вроде тебя!

Мадонна! Я уже и сентиментальным стал!

– У меня куча встреч, – яростно продолжила она, – куча дел, мне вообще-то через два месяца надо ехать в очень важную командировку!

– Через два месяца тебе надо рожать! О каких командировках ты говоришь?!

– Вот именно! Эта беременность рушит все планы!

Она определенно спятила! Она, конечно, изначально без особого энтузиазма восприняла беременность и первые месяцы вообще с трудом принимала ограничения, которые установил ей врач, но я был уверен, что когда она почувствует, как ребенок шевелится в животе, у нее проснется радость от предстоящего материнства.

– Ой, – вскрикнула она, хватаясь за живот.

– Что с тобой? – испуганно подскочил я к ней.

– Ничего. Что-то кольнуло.

– Присядь, пожалуйста, – тревожно сказал я, беря ее за руку.

– Да не будь таким глупым! – раздраженно ответила она, вырывая свою руку.

Приехали. Я глупый, потому что забочусь о ней и переживаю за нее.

– Какая у тебя сейчас неделя? – спросил я, зажимая в кулак свои чувства.

– 31-я или 32-я. Что-то около этого, – буркнула она.

Действительно, о чем это я? Моя жена слишком занята, чтобы найти время на такую ерунду, как считать недели беременности. Я бы уже не удивился, если бы она вдруг перепутала пару месяцев и начала рожать прямо сейчас. Я вздохнул. Отныне мне стоит принять во внимание, что роды у моей жены могут начаться в любой момент. И молиться, чтобы она вовремя заметила это, и мне не пришлось их принимать. Хотя, пожалуй, на всякий случай стоит спросить у Google, что делать в этой ситуации…

– Что говорит врач? У тебя все нормально? – поинтересовался я.

– Не знаю. Я давно не была у него, – бросила она, направляясь в кабинет.

– Что?! Ты что, не в своем уме?! А если что-то идет не так? Наверное, не идиоты придумали, что во время беременности надо регулярно посещать врача!

– У меня нет времени каждую неделю ходить по врачам, – гневно сверкая глазами, произнесла она ледяным тоном. – Ты хоть понимаешь, что моим клиентам нет никакого дела до того, что тебе вдруг приспичило стать отцом?

Мадонна, дай мне силы стерпеть все ее несправедливые упреки! Да, я знаю, что во время беременности характер может измениться не в лучшую сторону. О небо, дай мне силы!

Кстати, мне не приспичило стать отцом. Мне, в общем-то, и так неплохо жилось. Это произошло случайно, хотя мы всегда предохранялись. Но когда врач сообщил, что Лоретта беременна, я искренне обрадовался. И отговорил ее делать аборт.

– Завтра утром я отвезу тебя к врачу, – спокойно сказал я.

– Нет! – воскликнула она так категорично, что я даже вздрогнул. – Завтра утром у меня художественный совет.

– Хорошо, вечером.

– Нет! Я съезжу сама, когда смогу!

Я вздохнул. Помимо всего прочего, меня очень огорчало, что она не брала меня с собой к врачу. Все мои друзья, которые уже имели детей, знакомились с ними еще на первом УЗИ. Моя же Лоретта заявила, что ее «тошнит от этих трепещущих мужей, влажными глазами взирающих на своих пузатых жен перед дверью кабинета УЗИ». Теперь я понял, почему она меня туда не брала. Она туда просто не ходила.

– Спокойной ночи! – бросила она мне, удаляясь в кабинет. – И покорми кота.

Ну, хоть кто-то благосклонно принимает мою заботу.

Я повернулся в сторону кухни и только тогда заметил, что кот сидит на пороге и укоризненно смотрит мне в глаза, словно я с завидной регулярностью забываю его кормить. Но что бы он ни говорил, это не было правдой! Потому что я никогда не допускал, чтобы его миска была пустой. Другой вопрос, что он никогда не считал ее полной. Причем полной деликатесами. Если почитать описание его корма, то питается он лучше, чем в самом шикарном ресторане мира. Я, по крайней мере, «аппетитное рагу с кроликом и индейкой в густом соусе» еще ни разу не ел. Плюс к этому я каждый день готовил ему разнообразные рыбные блюда на ужин, сам перебиваясь бутербродами. Потому что мой кот не стал бы есть какие-то там бутерброды. Ему нужна была вкусно приготовленная рыба, а бутербродами с его шерстью вместо приправы я могу питаться сам, сколько моей душе угодно.

Я подошел к холодильнику, достал рыбу и начал разделывать ее. Кот взгромоздился на стол и принялся зорко следить за моими действиями. При этом вся его поза говорила о совершенно беспричинном недоверии. Я вообще давно заметил, что когда я делаю что-нибудь по дому, например, мою посуду, развешиваю белье, готовлю еду, кот смотрит за моими действиями с плохо скрываемым и обидным для меня лично осуждением. Себя он, очевидно, считал безупречным.

– Ты можешь приготовить себе ужин сам, если считаешь, что делаешь это лучше, – нервно сказал я коту, ставя перед ним миску с ароматным блюдом.

Кот снисходительно посмотрел на меня и с аппетитом начал поглощать рыбку. Я наблюдал за ним, а потом развернулся и рассеянно двинулся в гостиную. Там я также рассеянно опустился на диван и погрузился в пристальное изучение абсолютно белого потолка нашей гостиной. Разум мой пребывал в весьма плачевном состоянии. Только думал я отнюдь не о Лоретте, хотя, видимо, должен был думать именно о ней.

Но я размышлял о Кьяре. Мне совсем не нравилось, как мой друг относится к ней. Сегодня я ясно увидел, что с этим stronzo она совершенно несчастна и одинока, что он не заботится о ней, а использует ее в качестве развлечения. Хуже того: она нужна была ему для развлечений в постели. Он не относился к ней, как к любимой женщине или хотя бы как к женщине уважаемой. И меня это категорически выбешивало! А еще тот факт, что он лжет ей! Я не мог найти никакого разумного объяснения, зачем он рассказал ей про несуществующую бывшую жену с ребенком. Чтобы заранее иметь возможность уезжать куда-то и проводить время с другими женщинами? То есть он ей изменяет?

На что вообще рассчитывал это идиот? Он не подумал, что Кьяра может спросить у кого-то из друзей про несуществующую жену? Хотя нет, о чем это я. Кьяра – новый человек в нашей компании, и она не так воспитана, чтобы задавать неудобные вопросы незнакомым людям. К тому же этот лицемер мог рассказать ей какую-нибудь историю с самым искренним видом – я уже не сомневался в его фантазии и артистичных способностях – и попросить никогда не поднимать эту тему в присутствии друзей. А она, как наивная дурочка, поверит ему. А друзья сами эту тему никогда не затронут, потому что ведь никто не знает, что у Мирко, оказывается, есть бывшая жена да еще ребенок.

Мадонна, как она может называть его любимым и жить с ним под одной крышей?! Что ее держит с ним? Я не понимал этого совершенно!

Но что меня убивало больше всего, так это мое воображение, которое под впечатлением его пошлой шутки теперь связало воедино все истории моего друга о том, чем он занимается с женщинами в постели. Мирко нередко мне рассказывал об этом чуть ли не во всех подробностях. Он считал себя непревзойденным любовником, гордясь тем, что с ним женщинам представляется чуть ли не уникальная возможность испытать невероятнейшее наслаждение, что они бьются в его руках в сладостных конвульсиях и мешают спать его соседям своим блаженным стоном. По нескольку раз за ночь.

Теперь я представлял с ним Кьяру, и мне казалось, что это я начну биться в конвульсиях великомученика головой об стену и мешать соседям спать своим стоном умирающего в страшных мучениях человека. Мое внутреннее состояние было невыносимым, ей-богу, мне хотелось умереть!

Кто-то потерся своей головой о мою щетину, усевшись на мое плечо. Кот уже немного подрос с тех пор, как мы встретились с ним впервые, он отъелся на рагу с кроликом и ежедневных рыбных ужинах, поэтому я уже вполне ощущал его вес на своем плече. Но когда он вот так терся о мой подбородок, я прощал ему все. Случайно скинутый на пол только что приготовленный мой бутерброд, расплескавшуюся на полу воду, потому что он немного не рассчитал прыжок и рухнул в миску с водой, все его презрительные взгляды в мой адрес, когда я готовлю ему ужин… Я прощал ему все хотя бы потому, что в этом доме он был единственным, кто способен меня хоть чуть-чуть пожалеть. Сам себя я никогда не жалел, потому что жалеть себя – весьма бесперспективное занятие, но мне иногда хотелось простого человеческого понимания того факта, что и мне может быть плохо и требоваться хоть немного тепла и ласки. И именно кот дарил мне это понимание. Единственный в этом доме.

Глава 11

Принципы семейной жизни

Всю неделю Лоретта разговаривала со мной сквозь зубы. Не знаю, в какой момент я сказал что-то непозволительное, но она, очевидно, все-таки занесла меня в список своих врагов.

На самом деле, мы редко ссорились. Я бы даже сказал, что раньше мы почти вообще не ссорились. Первые два года мы являли картину идеальной влюбленной пары. А потом она стала правой рукой руководителя Дома моделей, и ее характер стал портиться. Высокомерие начало проявляться неожиданно, как плесень на свежем хлебе. Правда, меня это редко касалось. Зато те редкие разы я хорошо помнил. Потому что в те моменты она умудрялась сказать мне нечто такое, что задевало меня за живое. Но с беременностью ее характер стал невыносимым. Она с каждым днем становилась все более недовольной, все более раздражительной. Ее не устраивало почти все, включая меня. Создавалось ощущение, что ее недовольство жизнью растет пропорционально животу. Но живот у нее и так был большим, а расти ему еще два месяца. Я боялся представить, как это отразится на ее настроении.

Я понимал, что ей нелегко. Немалая прибавка в весе не может быть легкой для организма. Я даже как-то попробовал поднять тяжелую коробку и походить, держа ее в области живота. Это, правда, не самое легкое занятие… Но я, честно, не знал, как облегчить ей эту нагрузку! Я пытался предложить ей помассировать спину перед сном. Она смотрела на меня, как на идиота, говоря, что мой массаж ничем ей не поможет, что я не способен понять, как портит ей жизнь эта беременность.

Я вообще не понимал, как можно оперировать понятием «портит жизнь» в контексте беременности? Хуже всего, что я начал осознавать уникальность своей жены. В том смысле, что я не встречал других таких женщин, которые считали бы, что беременность портит им жизнь.

Итак, она почти не разговаривала со мной всю неделю, и я боялся у нее спросить, ходила ли она к врачу и нормально ли протекает беременность. Мне казалось, что как только я заикнусь об этом, она достанет револьвер и вынесет мне мозг свинцовой пулей. А мне хотелось увидеть своего ребенка. Потому я счел благоразумным подождать прояснений в ее настроении. Правда, их ничто не предвещало, увы…

Спустя несколько дней, пятничным вечером, я увидел на дисплее высветившийся номер Мирко. Откровенно говоря, я хотел бы послать его к дьяволу.

– Pronto?

– Привет, мой друг! – услышал я в трубке его веселый голос. – Как дела?

– Нормально. У тебя? – попытался я сказать таким тоном, чтобы он не догадался, что мне на это плевать с кампанилы Джотто.

– Отлично! Слушай, какие планы на завтра?

– Никаких особо, – сказал я, тут же пожалев об этом. Такой вопрос мог означать только то, что он хочет предложить провести завтрашний день вместе.

– Сводишь на экскурсию по Флоренции мою Кьяру?

Я аж дар речи потерял. Я раскрыл рот, потом закрыл его, так и не издав не звука.

– Флавио, ты здесь? – спросил Мирко, слыша в ответ лишь тишину.

– Да, – выдавил я из себя.

– Так что?

– Завтра суббота, – мрачно ответил я.

– И что? Ты ведь сказал, что у тебя нет никаких планов на завтра.

– Да, но это выходной, а выходные я обычно провожу с женой, знаешь ли… – нервно пояснил я.

– Да ладно тебе! Твоя Лоретта – мировая женщина. Думаю, она не будет особо против ради полезного дела.

Моему другу были невдомек принципы семейной жизни. По крайней мере, те, которых придерживался я. И, несмотря на то, что я всем своим существом жаждал пойти с Кьярой гулять по Флоренции, я не мог принять это приглашение.

– Слушай, я не могу в выходные!

– Флавио, che palle2020
  Che palle (it.) – какая скучища, не будь занудой.


[Закрыть]! Хочешь, я поговорю с Лореттой? Уверен, она не будет против! – настаивал он.

– Нет, не хочу. Я сам умею разговаривать, – раздраженно ответил я, неистово борясь со своим истинным желанием. Я ведь готов был полжизни отдать за одну такую прогулку с Кьярой. А вторую половину – за то, чтобы она была счастливой.

– Ну, пожалуйста, Флавио! Выручи меня!

– Выручить?!

– Да, – засмеялся мой друг. – Мне завтра надо встретиться с одной… мммм… очаровательной особой.

– Вот ты stronzo! – вспылил я.

Мирко не видел меня и, очевидно, решил, что я шучу и говорю это любя. Он ошибался. Я его почти ненавидел в тот момент.

– Я знаю, – захохотал он. – Только ты ведь не выдашь меня? Так что договорились?

– Зачем ты ее обманываешь? – угрюмо спросил я. Как бы я хотел открыть глаза на это Кьяре! Но ведь это подло! Даже по отношению к этому stronzo, который все еще считается моим лучшим другом, подло так поступать… Да и потом, как я скажу это Кьяре? Без веских доказательств особенно. Типа «Привет, Кьяра, как дела? А ты знаешь, Мирко тебе изменяет…» Пфффф… Звучит по-идиотски.

– Я никого не обманываю. Потому что я никому ничего не обещаю и не даю никаких надежд.

– Ну и оставил бы ее, раз она тебе не нужна!

– Non rompermi i coglioni pure te, Flavio!2121
  Non rompermi i coglioni pure te, Flavio! (it.) — в мягком литературном переводе: «Не насилуй мне мозг и ты тоже, Флавио!» (дословно: не разбивай мне яйца).


[Закрыть] Почему сразу не нужна? Не преувеличивай! Она отличная девушка, мне с ней хорошо. Она поддерживает чистоту и порядок в доме, у меня всегда есть чистые носки и выглаженные рубашки, и я всегда знаю, где взять футболку, чтобы пойти поиграть в calcetto2222
  Calcetto (it.) – минифутбол. Но итальянцы часто под видом «пошел поиграть в минифутбол» ходят к любовнице.


[Закрыть], – захохотал он. – Она очень вкусно готовит, и после работы меня всегда ждет обалденный ужин. У меня к ней нет никаких претензий. Почти. С чего бы мне ее оставлять?

– Oh cazzo! – выругался я. – И как только женщины терпят такого stronzo, как ты?! – зло сказал я.

Лучше бы я не задавал этого вопроса, на который он мне уже тысячи раз отвечал. Только раньше я смеялся над его ответом, а теперь мне хотелось перетереть его в порошок.

– Ты же знаешь: ради секса, который я им дарю, – опять засмеялся Мирко.

Я едва не лишил жизни свой телефон в намерении бросить его об стену.

– И именно поэтому мне надо встретиться с одной очаровательной особой. У Кьяры то гипс, то нога болит, то настроения нет, – послышались в его голосе возмущенные нотки. – Она с тех пор, как приехала с гор, еще ни разу не занималась со мной сексом! Сама виновата, что я ищу его на стороне… Флавио, поговори с Лореттой и перезвони мне с положительным ответом, – резко закончил разговор Мирко и повесил трубку.

– А не пойти ли тебе к дьяволу?! – зло сказал я замолкшему телефону.

– Кто это звонил? – услышал я за спиной голос своей жены и резко обернулся.

– Мирко, – бросил я хмуро.

– Что-то случилось? – поинтересовалась она. – У тебя такой вид… Вы что, поссорились?

– Просил показать его девушке Флоренцию и помочь написать статью, – рассеянно ответил я.

– Ты, надеюсь, согласился?

– Разумеется, нет! Завтра суббота.

– И что? – с искренним недоумением посмотрела она на меня.

– Выходные я хочу провести с тобой. Я и так тебя почти не вижу.

– Ты чрезмерно романтично настроен, – скривила она рот в скептической усмешке. – Но я должна тебя разочаровать: мне завтра надо в офис, возможно, на весь день, – сказала она так, словно это было чем-то самим собой разумеющимся – поехать в офис на весь субботний день.

Я ошеломленно воззрился на нее.

– Спасибо, что сообщила мне об этом не в субботу вечером, – иронично заметил я.

– Не драматизируй. Наоборот, можешь со спокойной душой пойти с ними погулять и помочь его девушке написать статью, – засмеялась Лоретта. Неужели она не поняла, что речь идет о прогулке вдвоем с его девушкой, без Мирко?

– Мирко не пойдет с нами, – решил я вести честную игру.

– А… И что? – пожала она плечами.

Ничего. В общем-то, я по разным причинам встречался несколько раз наедине с женами моих друзей. Видимо, в этом действительно не было ничего подозрительного. И только я знал, как опасна прогулка с Кьярой наедине…

Я мрачно смотрел на жену. Но если Лоретте не нужна моя компания в выходные, действительно, зачем лишать себя того, чего на самом деле я хочу больше всего на свете? Нечестно по отношению к жене? А честно, что она выходные со мной меняет на работу? А еще пару лет назад все было бы совсем не так…

Единственное, что в тот момент заставляло радостно отплясывать сердце в моей груди, – это то, что Кьяра еще не занималась любовью с этим deficiente с тех пор, как приехала с гор. Кстати, я тоже с тех пор не занимался любовью со своей женой…

Глава 12

Трудно быть гидом

Я находился в самом сердце колыбели эпохи Возрождения. Именно здесь, в моей маленькой Флоренции, родились гениальные шедевры искусства, которые потом вдохновляли и восхищали всю Европу. Именно на этой земле творили такие гении, как Боттичелли, Микеланджело, Да Винчи, Брунеллески, Донателло, Рафаэль, Гирландайо, Верроккьо, Мазаччо… Это только те, кого я могу назвать за один вздох. А я могу сделать очень много таких вздохов. Именно их произведения стали эталонами красоты и гармонии.

Я стоял напротив инкрустированного мраморного фасада собора Санта Мария Новелла под ярким флорентийским солнцем. Правда, одет я был весьма тепло, потому что Тоскана утопала в февральских ветрах, и прозрачный воздух освежал своей прохладой.

Но мне было жарко. Изнутри меня поджаривал адский огонь. Он был горьким и сладостным, ласковым и жестоким. Он согревал, обжигая. Сердце у меня было объято пламенем, а мозг пылал. Всю ночь я размышлял над тем, как я собираюсь весь день изображать из себя равнодушного гида. Ведь мне нельзя было ни в коем случае выдать свои чувства. Я заснул лишь под утро, проснувшись часа через три от какого-то блаженного кошмара. Я не помню, что мне снилось, но я был во власти некоего радостного страха.

И вот я стою на Пьяцца Санта-Мария-Новелла. Толпа, снующая мимо меня, даже не догадывалась, что я стою здесь, напротив этой прекрасной церкви, жду женщину своей мечты и знаю, что я никогда не смогу ей об этом сказать. Я поднял глаза к кресту, который устремлялся в ярко-голубое зимнее небо. О небо, дай мне силы выдержать это…

– Чао, Флавио… – тихо сказала она, коснувшись моего плеча.

Я вздрогнул, словно вспугнутая птица, и утонул в ее темно-зеленых глазах. Я много раз видел, как в фильмах влюбленные герои стоят и смотрят друг на друга, как на пришельцев с иных планет. Меня забавляли всегда такие сцены. Теперь я был точно таким же героем, который, как полный дурак, стоит и не может произнести ни слова. Но мир вокруг нас в самом деле куда-то исчез, а я себя ощущал в каком-то вакууме, где невозможно дышать, говорить, двигаться…

– Чао… – выдохнул я, когда вспомнил, что необходимо дышать. Потом я отвел глаза и еще раз посмотрел на крест на фоне ярко-синего неба. Дай мне силы… – Что… должно войти в статью? – перешел я сразу к делу, поскольку не знал, что еще сказать, кроме того, что я страшно соскучился по ней и не могу без нее жить.

Кьяра почему-то тяжело вздохнула и перевела взгляд на собор. Тоже на крест. Глаза ее заблестели… От ветра, наверно…

– Можем начать с этого собора, – сказала она, голос ее дрогнул, и она решительно направилась к входу в храм, не оборачиваясь, чтобы узнать, иду ли я вообще за ней.

Несколько мгновений я смотрел ей вслед, а потом бросился догонять ее.

– Ты в порядке? – спросил я, касаясь ее плеча.

– Да, вполне.

– Как твоя нога?

– Почему ты согласился пойти на эту прогулку, если не хотел меня видеть? – вдруг резко спросила Кьяра.

– Ты… – я даже задохнулся от изумления и возмущения. – Что ты такое говоришь?!

Она отвернулась и быстро вошла в собор. Я мгновение медлил. Мадонна, что за мысли в ее голове?! Я вошел внутрь. Кьяра стояла, застыв, словно прекрасная статуя, и устремив взгляд в сторону алтаря. В глазах ее блестели слезы. Мое сердце билось, как обезумевшее. Я подошел к ней и просунул руку ей под локоть. Она вздрогнула, даже подпрыгнула слегка и посмотрела на меня.

– Что случилось? – спросил я.

Мне казалось, что она сейчас расплачется, потому что я уже видел раньше, в горах, это ее выражение лица, слегка дрожащий подбородок и затуманенный взор.

– Ты расскажешь мне что-нибудь интересное об этом соборе? – спросила она, беря себя в руки.

Только я никак не мог взять себя в руки. Она страдала. А значит, мои мучения удвоились. А я даже не знаю причину ее страданий. А вдруг Мирко с ней плохо обращается?! Эта мысль пронзила меня словно неожиданный выстрел в спину.

– Если я не ошибаюсь, именно здесь находятся фрески великого Гирландайо? – вплыл в мой объятый огнем мозг вопрос Кьяры. Мысли мои путались, и я никак не мог привести их в порядок.

– Что? – тряхнул я головой, пытаясь вернуть свою расшатанную нервную систему в равновесие. – Да… Да, Гирландайо там, в главной капелле Торнабуони. Пойдем, я расскажу тебе немного… – и за те несколько секунд, за которые мы преодолеем это расстояние, я должен собраться с мыслями и вспомнить хоть что-то о Гирландайо. Может, позже я спрошу, что с ней происходит. А сейчас я гид. – Ты знаешь, кем, помимо всего прочего, был Гирландайо?

Наконец-то она улыбнулась! Пусть грустно, но улыбнулась.

– Сначала нужно понять, помимо чего прочего? – спросила она.

– Помимо того, что он был потрясающим художником.

– Он был учителем очень молодого Микеланджело, – ответила Кьяра, – этого несравненного скульптурного гения… А ведь начинал, как художник…

– Да, но это не прошло даром. Сикстинская капелла – яркий тому пример.

– Не поверишь, Флавио, я еще ни разу не была в Сикстинской капелле, – покачала Кьяра головой. – В Риме была два раза, но в капеллу не попала… – Она замолчала, рассеянно глядя на фрески, а я молча смотрел на нее: съездить бы с ней в Рим… – Мамма мия, это просто какая-то картинная галерея!

Я непонимающе посмотрел на нее. Я уже забыл, где мы, улетев на крыльях мечты в Рим, в Сикстинскую капеллу.

– Да, ты права… Но здесь не только Гирландайо, а немало его современников. И если фрески Гирландайо отличаются гармонией и спокойствием, то соседняя капелла, расписанная Филиппо Липпи, – более жесткая, напряженная, совсем в другом стиле. Кажется, будто попал в другую церковь.

Я все еще никак не мог сосредоточиться и начать рассказывать, как истинный гид. Память куда-то отлучилась, а слова не приходили в голову.

– А это знаменитая «Троица» Мазаччо, – сказал я, показывая на чудом сохранившуюся фреску. – Это одна из первых фресок, в которой явно присутствовала перспектива.

– Так вот какая она! – воскликнула Кьяра. – Нам рассказывали на курсе по искусству Возрождения, что у этой фрески очень необычное цветовое решение. Интересно…

– Подумай, что Вазари – тот, который купол Дуомо расписал, – ее едва не заштукатурил в свое время. Он считал свой вкус безупречным, а фреска ему не сильно понравилась…

Мы еще немало времени провели, задрав головы вверх на умопомрачительные фрески собора, и лишь через полчаса вышли под февральское флорентийское солнце. Оно обдало нас своим теплом, в котором явно играли весенние нотки.

– Теперь пойдем в базилику Санта Кроче, а потом… – она замолчала, озорно улыбаясь мне.

– Санта Мария дель Фьоре… – закончил я за нее. Наконец-то, она улыбалась радостно. Я был счастлив.

Через несколько минут мы стояли на самой большой площади Флоренции, перед базиликой Санта Кроче.

– Ты была на Флорентийском Кальчо? – поинтересовался я.

– Нет. Мне очень хотелось пойти, но не сложилось. Надеюсь, в следующем июне… Расскажи мне о нем? Это ведь не футбол2323
  Calcio (it.) – футбол. То есть обычный классический футбол называется именно «кальчо». Но «флорентийское кальчо» – это совершенно другая игра.


[Закрыть] в чистом виде?

– Разумеется, нет, – усмехнулся я. – Футбол в чистом виде – это итальянский чемпионат, где играет Ювентус…

– И Фиорентина, – рассмеялась Кьяра.

– Если Ювентус дает ей играть, – прокомментировал я, и мы оба расхохотались. – Флорентийский кальчо – это типичная историческая игра, родившаяся во Флоренции в XVI веке. Скажем так, что это некая впечатляющая смесь футбола, регби и реслинга. В него играют в исторических костюмах, относящихся к эпохе зарождения этой игры. Собственно, этот вид спорта берет начало из игры с мячом, которую придумали еще в Древней Греции. К Средневековью увлечение ей достигло в Италии такой популярности, что в мяч играли все и везде, даже на замерзшей реке Арно. Но самая важная игра произошла 17 февраля 1530 года, когда император Карл V осаждал Флоренцию, чтобы вернуть ее семье Медичи. Флорентийцы, голодные и вовлеченные в войну, слезли со стены, организовали кортеж и начали играть в футбол на глазах у врагов прямо на этой площади. Именно с тех пор родилась эта игра. В 1580 году были написаны официальные правила, которые не особо похожи на классический футбол, хотя бы потому, что можно играть не только ногами, но и руками.

– Хм, интересно… А мяч какой?

– Мяч кожаный, набитый козьей шерстью, по размерам скорее близок к баскетбольному.

– Ну а команды?

– Команд четыре, которые представляют четыре района Флоренции: Санта-Кроче (синие), Санта-Мария-Новелла (красные), Санто-Спирито (белые) и Сан-Джованни (зеленые). Все команды играют друг с другом, а по результатам играются два полуфинала и один финал. В каждой команде 27 игроков, из которых 15 – нападающие. Соответственно, нужно забить противнику как можно больше голов в площадку, нарисованную внутри периметра поля. Поле, кстати, засыпается песком. При этом можно мешать противнику, атакуя даже тех игроков, которые в данный момент не владеют мячом, и в их отношении можно использовать приемы борьбы. Команду судят один главный арбитр и шесть линейных, а каждая игра длится 50 минут. Ну а после победы все идут смотреть салют на Пьяццале Микеланджело.

– Твоей любимой… – задумчиво произнесла Кьяра. Мадонна, она даже эту деталь запомнила! Моя жена, например, этого, наверно, и не знает, хотя, оказавшись там, я всегда говорил, что это моя самая любимая площадь. – Как интересно это! – вывела меня из удивленной задумчивости Кьяра. – Послушай, а ты каждый раз ходишь на кальчо?

– Если бываю в этот период во Флоренции…

– Возьми меня с собой в следующий…! – порывисто воскликнула она, но резко замолчала. – Нет, ничего. Извини. Войдем в собор?

– Когда я пойду на кальчо, я возьму тебя с собой, – произнес я. Не знаю, как я буду выполнять это обещание, но я хочу его выполнить… – Войдем в собор. Чем он, кстати, известен?

– Тут тоже находятся знаменитые фрески. Джотто, если память мне не изменяет…

– Да, Джотто к ней приложил руку и приложил, надо сказать, шедеврально, изобразив сцены из жизни Сан Франческо и Сан Джованни Евангелиста. А еще здесь находится рельеф «Благовещенье» синьора Донателло… Но началось все с Сан Франческо Ассизского. Согласно легенде, он заложил на этом месте церковь, и в крипте есть ее фрагменты. А тот храм, что ты видишь сейчас, – крупнейший францисканский храм Италии, спроектированный уже Арнольфо ди Камбио. Его строгий готический стиль, возможно, не заставляет ахнуть от удивления, зато остается в памяти, и ты по всей Тоскане увидишь еще немало таких храмов и вспомнишь базилику Санта Кроче… Но не только всем этим она знаменита…

– Чем еще? – с живым любопытством распахнула Кьяра глаза.

– Базилика эта – Храм итальянского величия. Ведь здесь похоронены Россини, Макиавелли, Галилео Галилей, Данте, а также… – сделал я театральную паузу, вопросительно глядя на Кьяру.

– Мммм… Микеланджело? – робко спросила она.

– Конечно. Где еще может быть похоронен наш величайший гений? – усмехнулся я.

– Да, но ведь одним из его последних проектов был купол Сан Пьетро в Ватикане…

– Он и умер там, но Микеланджело – наш скульптор, художник, архитектор, поэт…

– Поэт?!

– Да, он написал, между прочим, около 300 стихотворений…

– Вот этого я не знала! – воскликнула Кьяра. – А родился он именно во Флоренции?

– Нет, в Ареццо. Но во флорентийской семье, которая уехала в Ареццо лишь по долгу службы отца. Очень быстро его талант рассмотрел наш Лоренцо Медичи Великолепный, который сделал из этого мальчика гения эпохи Возрождения. Он – символ нашей Флоренции, поэтому он не мог быть похоронен в Риме, несмотря на Сикстинскую Капеллу, Сан Пьетро и много чего другого.