Текст книги "Сжечь правду"

Глава 40

Немного о трулли.

Сначала мы заехали к врачу, который в течение почти 11 месяцев наблюдал за здоровьем и развитием моего Джиджи. Мы с Кьярой и нашим сыном вошли в прихожую крошечной частной клиники и остановились перед кабинетом. Джиджи вертелся у меня на руках, непрестанно трогая мой небритый подбородок, и хихикал. Я был счастлив видеть его смеющиеся глаза и улыбку. Я даже полностью забыл, где и зачем нахожусь. А потом я поймал на нас влюбленный взгляд Кьяры, и еще больше забыл, где и зачем я нахожусь. Я сделал шаг к ней, чтобы поцеловать, но вдруг дверь кабинета открылась, и пожилая медсестра пригласила нас войти.

– Buongiorno, синьор Пачелли, – поздоровалась Кьяра.

– Чао, cara, – ответил врач отеческим тоном. Ему было лет 60, он носил очки, за которыми прятались смеющиеся глаза, и седую эспаньолку. – Чао, Джиджи! – протянул он руку, словно взрослому, моему сыну, вертящемуся у меня на руках. Вот нравятся мне такие люди, которые с детьми разговаривают по-взрослому. Потом он вопросительно посмотрел на меня: – Buongiorno, синьор…?

– Флавио Канески, – протянул я свободную руку.

– Канески? – распахнулись удивленно его глаза. – Вы отец этого мальчика?

Я недоуменно уставился на него. У меня было такое ощущение, что он уже слышал ранее мою фамилию.

– Как Вы догадались? – изумленно спросил я.

– Он похож на Вас, – рассмеялся врач. – И фамилия одна и та же. Что еще я могу подумать?

– Фамилия та же?!

– Флавио… – смущенно прошептала Кьяра. – Поговорим об этом после.

Я, не мигая, смотрел на нее. Значит, она даже фамилию мою дала нашему ребенку..?

– Так с кем имею честь? – спросил врач, и за стеклами его очков, в глубине темных глаз искрился смех. – Вы признаете себя отцом Джанлуиджи Канески, нет?

– Да, это мой сын, – поспешно ответил я, чувствуя, как нарастает в моей душе волнение.

Врач начал рассказывать мне о здоровье моего Джиджи, но я никак не мог сосредоточиться на его словах. Единственное, что я понял, – это что у меня вполне здоровый и развитый ребенок.

– Синьор Пачелли, – вдруг сказала Кьяра, – скоро мы все уедем во Флоренцию. Совсем скоро. Могу я забрать карту Джиджи с собой?

– Конечно, – почему-то испытующе посмотрел врач на меня. – Надеюсь, во Флоренции Вы не будете отсутствовать в их жизни так долго.

– Я вообще не собираюсь отсутствовать в их жизни, – медленно произнес я, не отводя взгляда.

Он передал мне медицинскую карту, а сам начал давать Кьяре напутствия перед отъездом, словно это был его внук, уезжающий куда-то далеко. Поскольку Джиджи пребывал уже на руках у Кьяры, я раскрыл его медицинскую карту и с замиранием сердца начал изучать первую страницу. Фамилия, однако, была написана Кьяры. А также там были написаны данные при рождении.

…3750 кг… 62 см… мальчик… 39-я неделя… от первой беременности…

Врач все говорил, а я достал свой телефон и открыл на нем календарь. Я начал отсчитывать 39 недель. Не потому, что я ей не верил. А потому, что я никак не мог поверить, что счастье наконец-то обратило на меня свой взор. Сходство было стопроцентным. Зачатие произошло именно в ту неделю, которую мы провели с ней вместе. Я вскочил со стула и порывисто притянул ее к себе, напрочь забыв о том, где нахожусь.

– Я люблю тебя, – тихо сказал я ей, глядя на нее блестящими глазами.

Врач наверняка подумал, что отец Джиджи не вполне нормальный, но это было не так важно.

Когда мы вышли из клиники, прежде, чем подойти к ожидающему нас Стефано, Кьяра остановила меня.

– Флавио, может, я не имела права этого делать… – смущенно сказала Кьяра.

– Я счастлив, что ты сделала именно так… – перебил я ее.

Она засмеялась. Она была женщина, созданная для меня, раз мы могли понять друг друга, даже не придав фразе законченную оболочку.

– Где пообедаем? – спросил Стеф.

– Не уверена, что у нас так уж много времени, – извиняющимся тоном сказала Кьяра. – Джиджи скоро должен спать… А для этого мне минут 30 придется катать его в коляске…

– Может, тогда прогуляемся по Альберобелло и перекусим что-нибудь на ходу? – предложил Стеф.

– Если вы не против… – смутилась Кьяра.

Мы двинулись к центру. Я толкал перед собой коляску, в которой полулежал Джиджи, будучи на грани погружения в сладостный сон. Я почти не сводил с него глаз, пытаясь разглядеть каждую черточку его маленького личика. Сердце мое было таким легким и счастливым, каким я его никогда еще не ощущал. Кьяра со Стефано шли сзади и тихо переговаривались.

Минут через десять мы оказались среди самых необычных построек, которые мне когда-либо довелось видеть. Я, разумеется, не раз встречал фотографии Альберобелло, но в реальности все воспринималось по-другому. Мы были окружены диковинными домами под названием «трулли». Казалось, что мы попали в некий фантазийный мир, а из этих домов сейчас выйдут гномы, феи и прочие любопытные создания.

Я замедлил шаг, чтобы поравняться с Кьярой и Стефом.

– Кто живет в этих постройках? – поинтересовался я.

Кьяра непонимающе уставилась на меня, словно ответ был очевидным и не требовал такого глупого вопроса.

– Орки с троллями, – серьезно ответил Стефано.

– И эльфы на единорогах, поди? – также серьезно уточнил я.

– Несомненно, – кивнул Стефано.

– А люди обыкновенные живут? – спросил я.

– Ну да, – пожала плечами Кьяра. – В них до сих пор живут обычные семьи, во многих домиках организованы рестораны, гостиничные номера, магазины, сувенирные лавки. Это вполне обычные дома.

– Я бы не назвал их «вполне обычными»… – пробормотал я. – Тем более, если память мне не изменяет, их строили как-то по-особенному, нет?

– Да, методом сухой кладки, – вмешался Стеф. – Ты вообще знаешь хоть что-то о трулли?

– Почти ничего, – отрицательно мотнул я головой.

– Так вот рассказываю. Трулли ты мог бы найти во многих уголках нашей земли, потому что этот тип постройки относится еще к доисторическому периоду. Но первые трулли Альберобелло появились в 1400 годах, и они серьезно отличаются от трулли других стран. Уникальность их в первую очередь связана с неисчерпаемыми залежами известняка, которые характерны для данной местности.

– А почему именно такая конструкция, а не нормальная?

– Интересно, что ты подразумеваешь под нормальной конструкцией? Чем тебе эта не кажется «нормальной»? – усмехнулся Стеф.

– Ну… Они круглые, что уже само по себе необычно для домов. Плюс они выглядят какими-то легкими и непрочными. Если приглядеться к крыше, то кажется, что через камни, из которых она выложена, внутрь заливаются дожди и задувают ветра.

– Угу. И раздувают в печи огонь, чтобы освещать вечерами жилище и еду готовить, – скептически улыбнулся Стеф.

– Если внутри вообще поместится печь, – иронично улыбнулся я ему в ответ.

– Ты недооцениваешь эти постройки, – усмехнулась Кьяра. – В этих краях не так часто требуется топить печь, а толстые стены и недостаток окон отлично держат температурный баланс: зимой в них достаточно тепло, а летом – прохладно.

– А вода меж камней в крыше не просачивается, потому что стекает по специальным желобам. Но я тебе открою главный секрет, почему именно такая конструкция. В далеком XV веке граф Конверсано помог неаполитанскому королю отвоевать у турок земли, за что король подарил ему владения, покрытые непроходимыми лесами…

– Так вот почему город так называется5656
  Alberobello – с итальянского дословно переводится, как «красивое дерево»: albero – дерево, bello – красивый.


[Закрыть]… – сказал я.

– Ну, изначально ему дали весьма длинное название на латинском – «silva aut nemus arboris belli». Но потом оно сократилось до «arboris belli», что на классическом итальянском стало звучать как Alberobello… Так вот. Для Графа эти леса были пустым местом, а он, разумеется, хотел иметь доход. Тогда он решил привлечь крестьян к облагораживанию этих земель. Но ему не повезло, ибо король выпустил указ «Pragmatica de baronibus», запрещающий строить новые дома и предписывающий с уже построенных взимать очень высокий налог, который всю эту прибыль съедал. Граф не растерялся и приказал жителям города при строительстве домов применять метод сухой кладки и не использовать связующего раствора. Когда в Альберобелло ожидался приезд правительственной инспекции, жители вытаскивали из купола замковый камень, и вся постройка рассыпалась в мгновение ока на кирпичики. Инспекция приезжала, а строений не обнаруживала, потому налог брать было не с чего, и она ни с чем уезжала дальше. А жители быстренько, за несколько часов, собирали свои жилища обратно.

– Да он гений… – прошептал я, ошеломленно глядя на Стефа. – Нам бы такое во Флоренции вместо того, чтобы платить налог на тень5757
  Tassa sull’ombra, или налог на тень платят некоторые владельцы баров, ресторанов или магазинов, у кого козырьки над входом или витринами бросают тень на общественную территорию, в частности, на тротуар. Этот абсурдный декрет вышел еще в 1993 году, и предприниматели постоянно протестуют против него. В каких-то городах добились его отмены, а в каких-то до сих пор платят 8,40 евро за квадратный метр тени (расчет производится на основе размеров поверхности тента).


[Закрыть].

– Ты что, налог на тень платишь? – расхохотался Стеф. – У тебя же вроде зонтики не отбрасывают тень на общественные территории.

– Я лично, может, и не плачу, зато других налогов, связанных с домом, плачу уйму.

– Нет, дорогой коллега, чтобы избавиться от налогового бремени, трулли во Флоренции, под носом у правительства, тебе не помогут. Тут надо о материалах-невидимках или мгновенной телепортации задуматься.

– Слушай, – сказал я, в раздумьях глядя на один из трулли, мимо которого мы проходили, – но теперь он не сильно похож на разбираемый.

– Ну, теперь при наличии спутников, фотоаппаратов и прочей умной техники вряд ли можно скрыть их существование, – заметил Стеф. – Потому их уже давно никто не разбирает, да и все-таки стены стали укреплять строительным раствором с 1797, когда, наконец, неаполитанский король признал Альберобелло городом.

Мы шли по одной из, видимо, центральных улочек, потому что во всех трулли без исключения были сувенирные лавки, магазинчики и рестораны. Это немного возвращало в реальность, и появление орков и гномов уже не ожидалось, но городская сцена все равно являла собой необычную картину. Белые постройки были увиты плющом и лоскутами из ярких цветов. Около некоторых домиков росли, изящно прислонившись к стене, стройные деревья.

– А это сиамские близнецы, – вдруг сказала Кьяра, указав на две постройки, словно прилепленные друг к другу.

– Заметно, – усмехнулся я, быстро взглянув в коляску, чтобы убедиться, что Джиджи не проснулся от крика пробежавших мимо шумных мальчишек. – От рождения такие или жизнь довела?

– Согласно легенде, раньше это был один трулло, где жили два брата. Потом они влюбились в одну и ту же девушку, которая обещала выйти замуж за старшего, но в день свадьбы сбежала с младшим. Вопреки обычной реакции, старший брат их не убил, а просто выгнал из дома. Но младший не захотел расставаться со своей частью дома, потому они решили разделить дом на два, сделали два обособленных входа, выходящих на разные улицы, чтобы не видеть жизни друг друга.

– Мудрое решение по сравнению с убийством, – заметил я.

Мы остановились напротив одного из трулли, который был переделан в кафе.

– Возьмем пиццу и поедим в парке? – предложил Стефано. – Мы уже почти дошли.

– Давай, – кивнул я, и Кьяра поддержала инициативу.

Я положил ей руку на плечи и поцеловал в висок, закрывая глаза. Если бы она только знала, как я был счастлив. Кьяра в ответ обняла меня и доверчиво прильнула ко мне.

Я открыл глаза, и взгляд мой, устремленный вверх, уперся в крышу трулло, на которой белой краской явно от руки было нарисовано сердце, пронзенное стрелой. Я посмотрел на другие крыши. На одной было изображено нечто, похожее на паука. На других крышах красовались вообще непонятные мне изображения.

– Слушай, а что это за мистические знаки на крышах? – спросил я Кьяру.

– Это знаки, нарисованные известью, которая является символом чистоты. Они имеют самое разное значение. Где-то это знак древней семьи, где-то это религиозные знаки, защищающие от сглаза, где-то это символы очищения… Но предназначение всех этих изображений – оберегать жилище и то дорогое, что в нем царит.

– Три пиццы хватит? – спросил Стеф, подходя к нам с тремя коробками, из которых доносился умопомрачительный райский аромат. Я вдруг понял, что страшно голоден.

– Если что, я потом сбегаю еще, – ответил я.

– Оооо, да ты, в самом деле, возвращаешься к жизни, fratello5858
  Fratello (it.) – брат.


[Закрыть], – с удовлетворением в голосе заметил Стеф, впервые назвав меня так. Я испытующе воззрился на него, но он, как ни в чем не бывало, пошел вперед.

– Porca miseria! – изумился я. – Даже двухэтажный трулло существует?!

– Единственный в своем роде, – рассмеялась Кьяра. – А построен он еще в XVI веке все тем же методом сухой кладки…

– …что еще раз демонстрирует мастерство и высокую технику искусства трулли, – поучительно заметил Стефано.

– Слушайте, вы так слажено рассказываете, что я задаюсь вопросом: вы тут раньше экскурсоводами работали? – полюбопытствовал я.

Кьяра рассмеялась, а Стеф пожал плечами:

– Почему раньше? Как видишь, мы и сейчас в неплохой форме.

– Кстати, уважаемые экскурсоводы, а что означает слово «трулло»?

– Я тебя, может, удивлю, – сказал Стеф, – но местные жители называют свои жилища «casedda», а ни разу не «трулло».

– Неужели?! – удивился я. – «Казедда» – это типа «дом» на местном диалекте?

– Ты догадлив, – усмехнулся Стефано.

– А «трулло»?

– А «трулло» – это название, которым стали официально называть эти постройки с 1930. Это латинское смешанное слово, которое можно интерпретировать, как «башня с куполом», – пояснила Кьяра.

Взгляд мой выцепил в конце улицы крест церкви.

– Oh, mamma mia! – восхитился я. – Даже церковь-трулло!

– Одна из последних построек этого типа, датируемая 1927 годом. Церковь Санто Антонио. Не шедевр Ренессанса, конечно, – сказал Кьяра, внимательно посмотрев на меня и заставив мое сердце порывисто подпрыгнуть, – но тоже интересное место.

Я притянул ее к себе. Сколько теперь шедевров Ренессанса я смогу ей показать! Я ведь отныне хоть каждый день смогу ей открывать мою Флоренцию!

Мы свернули в парк, расположенный напротив церкви, и уселись на лавочку, поставив коляску со спящим Джиджи под густую тень дерева. Стефано раздал каждому коробку с пиццей, и мы с ним набросились на свою еду, как орлы на долгожданную добычу. Кьяра с улыбкой посмотрела на нас, потом спокойно взяла кусочек из своей коробки.

– Неужели в этом сезоне ты не был на матче Фиорентина-Ювентус? – с легкой насмешкой спросила Кьяра.

– Был, – ответил я с набитым ртом.

– Ах, конечно. Пропустить такой матч не может заставить даже новорожденная дочь, – с долей сарказма заметила она.

– На самом деле, ей почти удалось это. Она как раз дня за три до этого заболела. Но потом обошлось, и мои родители с ней посидели… На следующий матч мы пойдем все вместе, имей это в виду! Включая его, – показал я на Стефано, который быстрыми темпами поглощал свою пиццу.

– Ты что, обратил его в свою веру? – притворно испуганно округлила Кьяра глаза.

– А ты думала? У меня не было возможности смотреть матчи в баре с друзьями. Нет, один раз я заглянул туда с Клио, когда шел дневной матч. Но больше я решил этого не делать, потому что фанаты в баре при забитом голе по производимому шуму напоминают взлет ракеты. Причем неожиданный. Я подумал, что не стоит портить нервную систему ребенку. А вызывать своих родителей почти каждым поздним воскресным вечером, чтобы они посидели с Клио, я не мог. А поскольку этот мужчина частенько приходил ко мне помусорить пиццей на кухне, мы смотрели вместе матчи по телевизору. Так Стеф приобщился к прекрасному.

Кьяра расхохоталась, а Стефано согласно кивал в такт моим словам.

– Не забывай, – сказала Кьяра, – что тебе еще предстоит обратить в твою веру меня.

– Не волнуйся, у меня хороший опыт, – усмехнулся я. Я был счастлив, глядя на свою любимую женщину.

Глава 41

Мужская дружба существует.

После ужина мы, уложив Джиджи спать в коляску, поставили ее под дерево и направились к сидящим в беседке Стефано и Леонардо. Был теплый летний вечер. Ласковый ветерок сдувал всех насекомых, потому нам никто не докучал. Жена Леонардо укладывала свою троицу в доме, родители Кьяры убирались после ужина.

Я удивлялся, что еще способен держаться на ногах, но у меня словно открылось второе дыхание. Кьяра хотела отправить меня спать вместе с Джиджи, считая, что человек, только сегодня утром покинувший стены больницы, где он менее двух недель назад лежал в реанимации, еще очень слаб. Но я воспротивился и уговорил ее на вечернюю прогулку по территории фермы с Джиджи в коляске. На самом деле, было у этого вечера какое-то необыкновенное очарование. Это был совершенно особенный день, полный для меня лично невероятных приобретений. Завтра это ощущение пройдет. День не станет менее счастливым, но эмоции будут чуть менее острыми, я это знал.

Я, правда, собирался продолжить этот вечер исключительно в компании Кьяры и спящего Джиджи. Но увидев в беседке Стефа, я вдруг замер посреди тропинки. Oddio! Сколько всего он сделал для меня! Я считал его лишь своим хорошим и надежным коллегой. Я так наивно считал больше полутора лет. Но ведь он, именно он был моим самым настоящим другом!

– Стеф… – нерешительно произнес я, останавливаясь напротив него.

Он замолчал и поднял на меня глаза. Впрочем, как и Леонардо. Впрочем, как и Кьяра. Все они уставились на меня.

– Извини, Флавио, – сказал Стеф после некоторой паузы, – но у тебя такой вид, что если бы я был женщиной, я бы подумал, что ты хочешь признаться мне в любви.

Кьяра и ее брат прыснули со смеху. Однако мне было не смешно.

– Именно это я и хочу сделать, – ответил я серьезно, оборвав их смех. Они посмотрели на меня так, словно испугались за мой рассудок. – Вы просто не понимаете, сколько сделал для меня этот небритый мужчина! – эмоционально воскликнул я, а Стефано смущенно улыбнулся, сделав какой-то неопределенный жест и издав еще менее определенный звук. – Он был всегда рядом, когда мне было плохо, хотя я никогда не просил его об этом. Он просто появлялся в моем доме как раз в тот момент, когда мое желание измерить глубину Арно становилось нестерпимым. Он помогал мне с Клио. Он даже менял ей памперсы и развлекал ее, пока я готовил ей еду. Он не давал мне умереть с голоду, когда я забывал поужинать, заявляясь помусорить пиццей или круассанами в моей гостиной. А на обеды иногда он баловал меня потрясающей пастой, когда я уже начинал забывать, что такое домашняя еда… Его даже мой кот одобрил!

– Да, кстати, о коте! – ухватился Стеф за спасительную соломинку в море смущения, в которое я заставил его окунуться. Никогда еще я не видел его таким смущенным! – Это такой потрясающий кот! Никто не может подойти к Клио, не получив его одобрения. Сначала он сканирует твой мозг своими инспекторскими зелеными глазами, а потом выносит вердикт. И я, видимо, был одним из немногих, кто удостоился его позволения.

– Ты был единственным из моих друзей, кто получил его одобрение, поверь мне, – усмехнулся я.

– Хм… – удивленно хмыкнул Стеф, будучи, однако, польщенным. – Но даже если кот дал согласие, это не значит, что ты можешь чувствовать себя свободным. Он следит за каждым твоим движением, и ты, пребывая в сильнейшем напряжении под его взглядом, делаешь все четко и точно, словно часовой механизм. Потому что ты совсем не жаждешь узнать, что произойдет, если вдруг ошибешься. Его испытующий взор зеленых глаз не позволяет надеяться на пощаду в случае ошибки.

Мы смеялись до слез, пока Стеф с самым серьезным видом выдавал эту тираду. Портрет моего кота был обрисован слишком живо и точно. Но когда мы прекратили смеяться, я вновь взялся за испытание сентиментальности Стефа.

– Кроме шуток, Стеф… Ты, по сути, спас мне жизнь…

– E daaaai!

– Подумай, ты спасал меня от усталости и голода, от отчаяния и депрессии! Сколько раз ты остановил меня… Ты исправлял мои ошибки на работе, чтобы не лишить нас с Клио средств к существованию. Ты мне вернул любимую женщину да еще с моим ребенком!

– Твой ребенок – это ни разу не моя заслуга! – возразил совершенно смущенный Стеф.

Кьяра с Леонардо рассмеялись, а я лишь усмехнулся.

– Наверное, у меня слишком медленно стал работать мозг… Но я только сейчас понял, что именно ты мой самый настоящий друг…

– Как говорится: лучше поздно, чем никогда, – краснея, сказал Стефано. – Но я должен разочаровать тебя. Крылья за моей спиной – плод твоего воображения. И я не хочу, чтобы ты преувеличивал мою добродетель.

– В каком смысле? – не понял я.

– Изначально, Флавио, я хотел просто стать на работе твоей правой рукой. Однажды, еще до рождения Клио, я случайно услышал разговор Паоло с кем-то, кого я не знаю. Они обсуждали планы на будущее. Я слышал очень мало, но мне этого было достаточно. Паоло предполагал, что через несколько лет ты станешь его заместителем по линии продвижения продукции. То есть главный над отделом маркетинга, отделом по работе с клиентами и прочими. Я хотел, чтобы ты меня научил всему, что знаешь сам, и тогда я смог бы занять твою должность. И я крайне благодарен тебе за мой рост и мое развитие, за то время, которое ты посвящал мне, обучая премудростям нашей профессии. Если бы ты ушел из компании в эти годы, меня бы не поставили на твое место. Опыта у меня пока мало для этого… – усмехнулся он. – Так вот, если бы взяли кого-то другого, я мог бы попрощаться с этой мечтой, потому что этот другой мог бы задержаться тут надолго. Поэтому изначально мои побуждения были корыстными.

– Изначально? – спросил я с надеждой, потому что какое-то едва заметное разочарование подало признаки жизни где-то в глубинах моей души.

– Да, изначально. До рождения Клио. А вот идея прийти к тебе помусорить круассанми в гостиной была продиктована уже беспокойством, порожденным твоим ответом по телефону… Потом я увидел тебя – измученного, с впалыми щеками и потухшим взором, и мной стало руководить сострадание к тебе. Быстрыми темпами оно переросло в восхищение. То, как ты сражался за твою Клио, как ты растил ее почти один, пока она была грудным ребенком, поразило меня до глубины души. Я таких отцов не встречал. Поэтому да: я подчищал за тобой ошибки на работе в погоне за своими целями – чтобы тебя не уволили и не поставили кого-то нового вместо тебя, – но это корыстное чувство было насквозь перемешано с чувством привязанности. В какой-то момент я вдруг отчетливо осознал, что неимоверно привязался к вам с Клио. Вы для меня стали чем-то вроде старшего брата и племянницы, – краснея, рассмеялся Стефано. – Когда Леонардо позвонил и рассказал, что случилось, я едва не выбросился сам в Арно, рядом с которой я в тот момент стоял, в ужасе от того, что потерял тебя… Потерял, как друга… Ибо о работе я тогда не думал совсем.

– Ti voglio bene, amico…5959
  Ti voglio bene, amico (it.) – я люблю тебя, друг… «Ti voglio bene» дословно переводится, как «я хочу тебе добра», но по смыслу это именно «я люблю тебя», которое итальянцы говорят друзьям, детям, родителям и прочим родственникам в порыве прилива чувств. А вот любимому человеку говорят «Ti amo». Это переводится, как «я люблю тебя», но носит уже страстную окраску романтической любви.


[Закрыть] — тихо сказал я, не сводя с него глаз.

– E daaaaai, Флавио! – ничего более вразумительного он не смог мне возразить. Видно было, что он не выдерживал проверку на сентиментальность.

Я протянул ему руку для пожатия, но он вдруг поднялся с лавки и обнял меня. И было у меня ощущение, что за моей спиной он коснулся рукой своего лица. Но я не уверен. Уверен лишь в том, что глаза его блестели, когда потом он посмотрел на меня быстрым взглядом.

Повисла неловкая пауза. Я видел, как Стефано растроган до самых кончиков своей бороды.

– Как мои родители восприняли то, что со мной случилось? – решил я прийти ему на помощь, качая головой. Внутри меня трепетало счастье. Я даже не подозревал, что дружба может подарить такие ощущения.

– Они не особо в курсе.

– То есть как?! – воскликнул я.

– А что ты хочешь, Флавио?! Твою маму хватил бы удар, если бы я сказал ей, что ты сначала два дня был в коме, и врачи не особо надеялись на то, что удастся спасти тебя, а потом я добил бы ее тем, что ты потерял память. И твоему отцу я не решался это сказать. Полагаю, ему было бы тяжело знать это и скрывать. А ведь на них сейчас Клио…

– Но как тебе удалось обмануть их бдительность и объяснить мое двухнедельное молчание?! – изумился я еще больше. Обмануть мою маму в этом плане было практически невозможно. Она скорее поверила бы в существование орков и троллей, но вряд ли она поверила бы хоть какому-нибудь объяснению моего молчания в течение двух недель.

– С трудом, на самом деле, – ответил Стефано. – Я сказал, что ты на апулийском необитаемом острове, где отсутствует всякая мобильная связь.

– И мои родители тебе поверили? – недоверчиво спросил я.

– Почти нет.

– Я так и думал, – усмехнулся я. – Так чем дело кончилось?

– Извини, Флавио, но я реально сказал им, что у тебя какие-то проблемы с мобильной связью. Не то телефон сломался, не то карточка испортилась. Понятное дело, что твоя мама сразу спросила, откуда я это знаю. Также она, очевидно, понимала, что ты мог бы звонить с фермы. Короче, мне пришлось наплести ей весьма туманную сказку, содержание которой я не сильно помню, но суть ее в том, что у тебя есть тут интернет-пойнт, и я пообещал, что ты будешь писать ей по электронной почте по мере возможности.

– И? – у меня даже не находилось других слов.

– И я выяснил ее электронный адрес и писал ей с твоей рабочей почты. Короткие, не очень содержательные сообщения, но, по крайней мере, твои родители были без особых претензий.

Я смотрел на него так, словно это он только что спроектировал купол Санта Мария дель Фьоре.

– Ты гениален… – восхитился я.

– На самом деле, они знают, что в эти выходные я поехал сюда. Про прошлую мою поездку в начале твоего отпуска они ничего не знали. Я обещал, что если у меня будет работать тут телефон, ты позвонишь им сразу же. Если нет, то приедешь в воскресенье. Если бы память к тебе так и не вернулась, мне пришлось бы в воскресенье привезти тебя к ним беспамятного и все рассказать… Но, по крайней мере, я привез бы тебя живого… Я рекомендую тебе не звонить им, а все так же с рабочей почты написать, что мы приедем в воскресенье. Потому что такие новости по телефону твоей маме лучше не сообщать…

Я еще несколько минут молчал, переваривая услышанное, и никак не мог придумать ему прилагательное. Гениальный… Потрясающий… Исключительный… Невероятный…

– А на работе? – наконец пришел я в себя.

– На работе все нормально. Там я сразу сказал правду. Все передавали тебе горячие приветы. Мы ждем тебя, как только ты будешь готов вернуться.

Я шокировано смотрел на своего друга.

Фантастичный – вот оно слово, наиболее ему подходящее.

Осознание дружбы было еще одним моим приобретением этого вечера.