Текст книги "Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)"

– «Просто трудный возраст, смятая постель», – пискляво напел Берднев и засмеялся. – Теперь у меня эта песня будет ассоциироваться с Марком.

Внезапно дверь актового зала распахнулась, и на пороге стояла Ангелина. Она, боязливо заглядывая внутрь, обратилась к вальсировавшей паре Влада и Евы. В отличие от большинства учеников девятого класса, Геля и ее компания, как правило, не участвовали в школьной общественной жизни, только по личной просьбе учителя. Бойкот никак не относился к школьным мероприятиям, поэтому Ангелина хотела донести до одноклассников последнюю новость, которая до этого была всего лишь слухом, распространившимся в ограниченном кругу людей:

– Ева, – несколько напугано начала Долгова, осмотрев с ног до головы Романову, – почему ты здесь?

– Эмм… Прости?

– Ты разве ничего не слышала, что Егор планирует проверить Марка на борзость? – пролепетала девушка и захлопала своими большими серо-голубыми глазами.

– Серьезно? – внутри Евы все похолодело. Она неуверенно улыбнулась, чтобы не выдать своего волнения за приятеля.

– Более чем. Поэтому Егор свалил после второго урока – он собирал ребят для нападения. Честно, я не знаю, вышло ли что в итоге…Но я только что я их видела, и Егор был пипец каким довольным.

– Ладно, мне пора, – решительно произнесла Ева, прекращая танец.

Не то чтобы она была уверена в том, что произойдет нечто нехорошее, но это школа Зверя, здесь нужно быть готовым к чему угодно. Вдоволь насмотревшись на всякие убийства, Ева морально была готова к самому страшному – что и местные ребята из района слетели с катушек и крушили все на своем пути. Прежде такого не было, что специально собирали народ для того, чтобы кого-нибудь забить. Может, это всего лишь слухи? Даже для Егора это было бы слишком, но она прекрасно понимала, что Марк способен довести кого угодно до крайности.

Вскоре Ева пробежала через раздевалку, на ходу нацепив куртку и позабыв про сменную обувь – девушка так и осталась в тоненьких балетках, в которых ей на улице стало невероятно холодно, зима все-таки. Только холод ее вовсе не волновал. Романова отдавала себе отчет в том, что, вероятно, Марк нуждался в ее помощи. Таким образом, прекратилась бы эта бесполезная ссора, и все вернулось бы на круги своя.

Около ворот Ева остановилась и вслушивалась в тишину улиц. Смеркалось. Сделав несколько глубоки вдохов, Романова пошла дальше. Она не знала, куда ей идти. Она даже позабыла об оставленной в школьном зале сумке. Хорошо, что хоть телефон взяла… Точно, телефон!

«Абонент временно недоступен».

Тогда-то девушка не на шутку испугалась. Что, если действительно что-то случилось? Крепче сжав в кулак телефон, Ева ринулась к гаражам, затем к развилке. Она могла пойти двумя путями: первый был тот, каким обычно ходил Марк – более длинный и неудобный, он был ближе к школе на руинах; второй – тот, которым в школу ходила Романова – мимо поликлиники и трансформаторной будки. Рядом с ней стоял гараж, за которым прятались курившие семиклассники, не желавшие быть замеченными взрослыми. Готовая разорваться надвое, Ева металась между двумя путями.

Интуиция, на самом деле, незаменима. Но ей нельзя слепо доверять, особенно когда время идет на минуты. Девушка внушила себе, мол, она должна найти Марка до темноты, если же ей не удастся это сделать, то произойдет нечто плохое. Разумеется, в тот момент из-за паники она не догадалась позвонить на домашний, но что, если никто не возьмет трубку? Плюнув на всевозможные вероятности, Ева направилась к трансформаторной будке. Недалеко от нее слышались громкие голоса, и ей показалось это подозрительным. Она скользила балетками по льду, когда спускалась с небольшой горки, упала, но вновь поднялась.

Когда голоса затихли, Ева побежала к гаражу, теплее кутаясь в зимнюю куртку. Нервно оглядываясь, она искала взглядом то ли обидчиков, то ли Марка. На глазах выступали слезы от ощущения собственной беспомощности. Она обняла себя, готовая упасть и разрыдаться на месте, как маленькая девочка, чтобы кто-нибудь из родителей ее вновь поднял на ноги и успокоил.

– Марк! – хрипло крикнула девушка, чуть ли не кружась на месте. – Марк! – снова протянула она, в надежде, что кто-нибудь да отзовется на ее зов. Но тишина.

На автомате Романова потянулась к телефону и повторила набор номера Зильберштейна. Вместо противного механического голоса раздались гудки. Она затаила дыхание, вслушиваясь в зимнее безмолвие. На улице по-прежнему никого не было.

И только где-то поблизости заиграла «Prot g Moi», Ева побледнела, узнав эту песню. Чем ближе она была к злополучному гаражу, тем громче становилась мелодия. Затем на конце линии послышался слабый голос:

– Ева?… – точно в тот момент девушка на что-то наступила. Испугавшись, она посмотрела под ноги и заметила, что наступила на сломанные очки.

Заглянув за гараж, Ева увидела Марка, избитого, прислонившегося спиной к стене трансформаторной будки. Из носа и нижней губы текла кровь, а вокруг левого глаза наливался огромный синяк. Трясшейся рукой прижимал к уху телефон. Наклонившись, Ева подобрала с земли очки и поторопилась к Марку, который даже не подозревал, что Романова была совсем рядом. В ее глазах блестели слезы – она не скрывала своей радости и нахлынувшей злости к тем, кто мог такое сделать.

– Это Егор?! – возмущенно спросила девушка, выйдя из своего «укрытия». Марк ее даже заметить не успел, как она приземлилась рядом с ним на колени. – Прошу, Марк, не молчи! Мне это очень важно узнать! Расскажи! Я клянусь, он за это поплатится! – несмотря на то, что Ева знала точный ответ, она хотела услышать его от Зильберштейна.

Но он лишь покачал головой.

– Пустые звучные слова – обширный храм без божества… Они всего лишь разбили очки, – криво ухмыльнувшись, произнес парень. – Честно, я не видел, кто это сделал, – он виновато опустил взгляд. – Вполне возможно, что Егор. Я не ручаюсь за свои слова.

– Ты даже не знаешь, как я переживала! – беспокоилась Ева и прикоснулась рукой к щеке Марка. От удивления он сам дотронулся кисти девушки, будто не хотел, чтобы она вновь отдалилась. Романова, сама того не заметив, приблизилась к однокласснику, но вовремя остановилась и отдернула руку со словами: – Ты сможешь идти?

– Думаю, да, – сомневающимся тоном отозвался Марк.

Он поднялся на ноги, держась за стену, поспешил сделать шаг, но резкая боль в ступне вынудила его вновь опуститься. Подруга его вовремя подхватила и помогла вернуться в вертикальное положение.

– Прошу, подожди, – взволнованно попросила девушка, в срочном порядке выискивая в списке контактов абонента, который мог бы им сейчас помочь. В конечном счете, она не была уверена в своем выборе, но, тем не менее, рассчитывать ей было больше не на кого.

Вскоре подоспел Влад. С непонимающим лицом он сначала посмотрел на Марка, потом на Еву. Тем временем Романова помогла подняться немцу на ноги и, обняв его за пояс, закинула его правую руку себе на плечи.

– Помоги довести его до дома, – тихим голоском прошептала девушка. Зильберштейн попытался вырваться, повторяя нечто вроде «Lass mich los»[50]50
  Lass mich los – отпустите (нем.)


[Закрыть] с очень недовольной интонацией. Тем не менее, ни Берднев, ни Романова не слушали его и вели к дому. Немногочисленные прохожие, что были на улице, искоса смотрели на ребят, но никому из них не было дела до случившегося.

Равнодушие – паралич души, преждевременная смерть. Во всяком случае, именно так говорил Антон Павлович Чехов, ну, или кто-то другой, не суть.

Впервые оказавшись у Марка дома, Ева несколько удивилась, насколько в комнатах было… блекло. Да, именно так. Будто она оказалась в квартире советского типа или переместилась в прошлое благодаря машине времени. Влад и Ева помогли устроиться немцу на кухне. Влад вызвал докторов из поликлиники, а девушка осталась вместе с приятелем.

Зафиксировав побои у доктора, Ева повела писать Марка заявление в милиции, куда друг отчаянно не хотел идти. Поскольку в Еве внезапно проснулся отчаянный борец за справедливость, она чуть ли не за руку поволокла Зильберштейна в ближайшее отделение, которое, будь его воля, парень обходил бы за километр. Как оказалось, там работал отец девушки – Владимир Николаевич – который по просьбе дочери взялся за это дело. Вот и первое знакомство с одним из родителей девушки.

Когда немцу объясняли, как именно нужно оформлять заявление, тот усердно строил из себя дурака, пока Ева не залепила ему душевный подзатыльник, чтобы он, что называется, «включил мозги». Владимир Николаевич покинул кабинет, и подростки остались наедине.

– Да что с тобой такое?

– Все нормально, – невозмутимо сказал Марк. Синяк под глазом еще был виден, поэтому он был в круглых солнцезащитных очках а-ля Леннон. Из-за ушиба ноги и трещины в руке он пока не посещал школу. Поговаривали, что его из-за этого могли отстранить от танцев, но он усердно настаивал, что, несмотря ни на что, выступит. Также, кроме Марка, школу не посещал Егор – в последний раз его видели навещавшим в больнице Таню, а сейчас, вероятно, он ушел в запой. Все знали, что это он организовал нападение на Зильберштейна, но никто не мог предвидеть реакции немца на это. Он мог спокойно написать заявление, и Егора, несмотря на то, что его отец работал в прокуратуре, поставили бы на учет. – Просто я не вижу смысла в том, чтобы писать заявление. Мне нужно больше беспокоиться о том, чтобы все зажило к Новому Году. Осталось около недели, время поджимает…

– Где же твоя жажда справедливости? То горой стоишь за правду, то прячешься в кустах, зализывая раны, – в ее словах было столько язвительности, что Марк мигом отвернулся.

– Я фаталист. Что предначертано судьбой, того не избежать, – сухо произнес он. – Рано или поздно, Егор получит по заслугам. Не факт, что «палачом» должен быть я, но было бы very[51]51
  Very – очень (англ.)


[Закрыть] годно, если бы он попал под руку такого, как The Поэт. И он непременно это сделает, как это случилось с Таней.

– Не говори глупостей, – фыркнула Ева. – Ты на эмоциях.

– Если ты не заметила, то я спокоен, – поджал губы Зильберштейн. – Я просто разочарован.

– Егор не мог очаровать тебя, чтобы ты в нем разочаровался, – пожала плечами Ева. – Пиши заявление, потом сходим в аптеку.

– Ладно… Слушай, а можешь принести мне водички? Я в предбаннике видел кулер, – взяв в руки шариковую ручку, принесенную из дома, вежливо попросил Марк. – Будь добра.

– Хорошо, – улыбнувшись, согласилась Ева. Когда она покинула кабинет, навстречу ей попался Владимир Николаевич. – Сейчас он все напишет, – проходя мимо него, сказала она. Налив в кулере холодной воды, девушка направилась обратно. Папа, к ее удивлению, застыл в дверях и озирался по сторонам. Когда Романова подошла поближе, то поняла, в чем проблема – окно было настежь открыто, Марка в кабинете не было.

– Твой друг точно нормальный? – осведомился Владимир Николаевич.

– Не уверена.

«Внезапно обвалившийся потолок преградил Марку дорогу к актовому залу. Обломок одной из потолочных плит придавил ему ногу, и он не мог выбраться из-под нее своими силами. Фонарь в руках лихорадочно замигал, и Зильберштейн инстинктивно затаил дыхание, несмотря на то, что сдержаться от какого-нибудь крепкого словца ему было сложно – все-таки не пушинка его придавила.

– Думаю, нам лучше разделиться! – с лестницы на второй этаж послышался голос какого-то парня. Марк заметно напрягся – он ему показался чрезвычайно знакомым, да так, что аж тошно стало.

– Каждый раз, когда мы разделяемся, происходит так, что монстр гонится за мной, – пожаловался второй голос, явно принадлежавший какой-то девчонке.

– Брось. Когда ты была в Городе на Костях, я остался здесь и разбирался с призраком мастера интимных стрижек, – недовольно буркнул парень.

– Он тебе случайно не подстриг чего? – засмеялась его напарница.

– Мастер интимных стрижек у животных, который донимал местный зоопарк, – закончил тот и посветил в сторону Марка. – Эй, смотри, там кто-то есть!

– Кто-нибудь живой? – сделав из рук зонтик, крикнула девушка, внешне напоминавшая Киру. – А если и неживой, то не ссы, не обидим!

– Что за черт? – сощурив глаза, просипел Зильберштейн. – Кто вы такие? Что вы здесь делаете?

– Я – Влад Бреднев, моя напарница – Red Head, но для простых смертных она Кира Саванова, – указав на красноволосую, сказал Влад. – Мы – команда „Корпорация Тайна“.

– Потрясающе, – надменно ухмыльнулся немец. – Чего вы забыли в школе Зверя?

– Мы ищем нашу подругу, ее захватил коварный демон, – сообщила Red Head. – Сегодня полнолуние, если мы не успеем, то он принесет ее в жертву, и врата ада будут открыты. Влад, – она кинула напарнику какую-то фляжку, – проверь его!

Тот беспрекословно облил немца, судя по всему, святой водой. Марк, стиснув зубы, раздраженно вздохнул, подув на мокрую прядь волос, упавшую на лицо.

– Если бы я был вампиром, я бы уже давно выбрался, не?

– Ит кэн би э трап, – невозмутимо пожал плечами Влад, убирая фляжку в карман. – Сейчас мы поможем тебе выбраться, только представься и скажи, что здесь делаешь ты.

– Я Марк Ламарк, – почему Зильберштейн назвался подобным именем, он сам не понимал, наверное, даже ему его фамилия показалась в тот момент слишком длинной. Или на него повлиял урок биологии. – И я не знаю, что я здесь делаю. Очнулся в кабинете физики, никого нет. Грусть– тоска вселенская.

– Значит, ты ученик этой школы? – догадалась Кира. – Превосходно, – она зловеще улыбнулась и поиграла кончиками пальцев.

– Ничего хорошего от нее не жди, – шепнул Бреднев и продолжил во всеуслышание: – Вероятно, демон использовал иллюзию, потому что школа, когда мы проникли сюда, была в нормальном состоянии, а сейчас выглядит как после взрыва. Но, самое забавное, что из-за „взрыва“ все выходы завалило, поэтому выбраться сейчас мы не сможем. Марк, – он повернулся к немцу, – можешь подождать нас здесь. Мы сделаем круг из соли, только не выходи за его пределы. И дадим ружье с соляными зарядами, если близ тебя будет какое-нибудь призрачное чмо ошиваться… Так, святая вода есть… Ты знаком с содержанием Библии?

– Мне проще пойти с вами, – буркнул Зильберштейн. – Давайте. Меньше болтологии, больше действия! Между прочим, я по-прежнему нахожусь в западне. Может, мне кто-нибудь поможет?!

Так или иначе, вскоре ему помогли выбраться из-под обломков. Нога зверски болела, Марк опасался перелома. На все уговоры охотников остаться в „безопасности“ парень отвечал отрицательно, поэтому, соорудив из какой-то упавшей с потолка деревяшки что-то типа трости, он медленно похромал за ними.

Ту девушку в бальном платье Марк больше не видел, но, тем не менее, ее присутствие он четко ощущал. Она была где-то недалеко и словно направляла, куда ему надо идти. Охотников также как будто кто-то вел – они шли точно туда, откуда веяло мертвым холодом и затхлым запахом. Путь привел их к актовому залу, двери которого были торжественно распахнуты и украшены разноцветными новогодними шариками. Первым решил заглянуть Влад, за ним пошла Кира, помогавшая ковылять Марку. Пока ничего подозрительного не было. Лишь декорации по случаю зимнего праздника.

– Будет очень обидно, если здесь ничего нет, – произнес Влад, и комната заполнилась эхом. В зале было темно; сюда не мог проникнуть даже свет полной луны.

Слова Бреднева стали чем-то вроде магического заклинания, и елка, стоявшая около фортепиано, зажглась многочисленными огнями, наполняя помещение теплым домашним светом. Гирлянда зазмеилась по новогоднему дереву, стягивая пушистые ветви. Заиграла какая-то детская песенка, слова которой были неразборчивы и больше напоминали бормотание шизофреника.

– Что происходит? – испугался Марк.

В сцене был потайной люк, которым в последний раз пользовались, наверное, где-нибудь в пятидесятых годах, еще на пионерских выступлениях. Никто точно не помнил, где и как он открывался – то ли на кухне, то ли вообще в подвале. Некоторые части школы Зверя являлись закрытыми, так как помещения признаны непригодными для пребывания там людей. Никто из ныне учившихся там не бывал; маловероятно, что кто-то из школьного коллектива решался пройти на закрытую территорию, но то, что она есть – априори так. Люк, скрытый в деревянном полу сцены, внезапно открылся, и stage[52]52
  Stage – сцена (англ.)


[Закрыть] заполнилась мистическим зеленым туманом. Из пустоты в полу выдвинулось колесо, напоминавшее рулетку, к которой был кто-то привязан. Судя по женственным очертаниям фигуры, это была девушка.

– Ева? – кинулась к сцене Саванова, сжимая в руках откуда-то возникший джедаевский меч.

Приглядевшись, Марк узнал в пленнице ту самую Еву, его Еву, с которой он был запечатлен на том мифическом снимке. И она была здесь, в одном с ним зале. Его больше не волновали ни мечи, ни потайные люки и ни то, что он был весь мокрый из-за святой воды. Даже нога его не так сильно беспокоила.

– Добро пожаловать на дьявольскую рулетку! – дикторским голосом заговорил вышедший из темноты человек. Кажется, он был их ровесником – около шестнадцати лет, не более, но его речь была поставлена безупречно, а ее тональность низкой и бархатной. – Леди и джентльмены! Рады вас поприветствовать на открытии Врат Ада! – он указал в сторону колеса, и его осветил прожектор. Рядом с ним стояла рыжеволосая девушка, очень похожая на Ангелину, в красном эротичном костюме кролика. Марк шокировано протер глаза и опять посмотрел на нее. Нет, ему не показалось. Затем второй прожектор осветил того, кто говорил – это был Егор в официальном костюме, хотя, несмотря на это, смотрелся он совсем несерьезно. Его глаза были абсолютно черными, заметив это, Кира встрепенулась:

– Демон! – она достала из кармана фляжку со святой водой, но тут же замерла. – Постойте. Но не желтоглазый. Азазель опять подстроил ловушку!

Но Марк не слушал их диалога – его внимание больше привлекло разрисованное кровавой краской тело Романовой. На ней было лишь нежно-розовое нижнее белье. На лбу красовался круг, в центре которого стояла точка. У глаз были сымитированы подтеки в виде слез. Это было похоже на боевой раскрас какого-нибудь индейского племени. Линии на ее теле повторяли расположение костей.

– Да, но он где-то поблизости, – прошептал Бреднев, оглядывая зал с прищуром. – Зачем ему понадобилась именно Ева?

Егор рассмеялся. Марк не видел принципиальной разницы между желтоглазым и черноглазым демоном, все одно – нечисть. Впрочем, пока о его существовании временно все позабыли, Зильберштейн решительно направился в тень, стремясь скрыться от света рамп. Поскольку он не принимал участие в болтологии о демонах, он мог попробовать освободить Еву. К сожалению, ничего подходившего для разрезания веревок не было. Поспешно оглянувшись, Марк увидел Ангелину, за поясом которой торчала острая металлическая пилочка для ногтей. Сама же девушка могла стать для него препятствием по освобождению Романовой. Под шум бурного диалога, парень, заткнув рыжеволосой рот, затащил ту за рулетку. Оказавшись в тени, Ангелина рассыпалась в песок, пахнувший ароматизатором тонального крема. На макушке пригорка поблескивала долгожданная пилочка.

– Где же тогда Азазель? Опять прячется этот поганый трус? – коварным прищуром обведя помещение, произнесла Кира.

– Повелитель здесь, – радостно улыбнулся демон. – Он настолько близко, что вы даже не представляете… – более зловеще добавил он.

– Здесь, кроме нас, никого нет, – оторопела Red Head, – Марка мы проверили, ты не он, – про Ангелину больше так никто и не вспомнил, – я тем более не могу им быть, ибо в прошлом году я сделала татуировку со знаком защиты от вселений демонов. Показать ее не смогу – вам еще нет восемнадцати, – она повернула голову в сторону напарника. – Влад?

Радужная оболочка его глаз пожелтела. Влад зловеще улыбался, смотря то на своего подчиненного, то на Саванову. Девушка, не в силах поверить своим глазам, выронила меч и отступила назад, неуклюже запнувшись за него и упав на пятую точку.

Освободив бессознанное тело, Марк поймал Еву на руки и прижал к себе, на его одежде отпечатались следы рисунков с ее тела.

– Иви, проснись, – прошептал он ей на ушко, отнеся к роялю, покрытому слоем пыли. Он положил подругу на крышку инструмента и, сняв с себя толстовку, укрыл ею девушку. Он повернулся к ней спиной и начал враждебно озираться по сторонам. Между Владом и Кирой кипел высокоморальный диалог, во время которого Егор решил проверить жертву. Не обнаружив ту на месте, демон откинул с невероятной силой конструкцию вертикальной рулетки, казавшуюся прочной, к концу сцены.

– Дерзкий, значит, да?! – оскалился Егор и принял боевую позицию. На левой руке у него был кастет с острыми шипами. В виске запульсировала боль, напоминавшая дребезжание противной мухи; Марк сморщился и осторожно потер его.

– Не твое дело, мразота! Оставь меня в покое! – гаркнул Марк, загородив собой подругу. – Каждый делает то, что считает нужным.

– Даже если ты защищаешь того, кто не считает тебя нужным? – противник злорадствовал. Марк, неуверенно сглотнув, кивнул, хотя это не касалось Егора. Демон надвигался на Зильберштейна. – Могу поспорить, ты за себя опять не сможешь постоять.

„It’s a dream… Just a dream. I must be brave“[53]53
  It’s a dream… Just a dream. I must be brave – Это сон… всего лишь сон. Я должен быть смелым (англ.)


[Закрыть], – сделав глубокий вдох, немец прикрыл глаза.

Сложно объяснить, что он увидел: пальмовую рощу, дубовый бор или просторное русское поле – он сумел себя успокоить. Но внезапно то место, которое он представил, загорелось пламенем лондонских пожаров.

– Ты знаешь, почему тебя избили? – будто бы из вежливости поинтересовался демон.

– Человек был слишком слаб, чтобы быть лучше и ответить на удар не ударом, а словом. Человек не пытается быть лучше другого. Он уподобился низшим и продолжает тянуться вниз. Я же стремлюсь вверх. Но я не считаю свой поступок ошибкой. Каждый получает то, чего заслуживает. Это карма, дружок. Я ни за что не позволю Еве остаться на одном уровне с вами.

– Моралофаг, – пренебрежительно фыркнул Егор. Какими бы не были сладкозвучными слова Марка, он бы на них никак не отреагировал: если можно так выразиться, он был выше этого. – Любитель потрепать длинным языком способен причинить вред любому, кто не согласится с его мнением.

– Это о чем ты? – Марк полез в задний карман, где у него был перочинный ножик, привезенный ему дядей из Швейцарии.

– Ты знаешь, за что тебя избили, – Егор сменился в лице – вместо наглой ухмылки возникла непроницаемая маска пренебрежения. Отвратительно это слово „пренебрежение“. – Ты понимаешь, что мои догадки обоснованы, и, думаю, Еве не очень понравится, если я с ней ними поделюсь, – на последней фразе он понизил голос, – а я поделюсь.

За спиной Зильберштейн открыл нож и, ловко перевернув его, вцепился в рукоять. Стоило Егору сделать еще шаг навстречу, как Марк в мановении ока юркнул за противника и, сделав захват, приставил лезвие к шее.

– Мой отец всегда учил меня, что рано или поздно мне придется защитить свое имя, постоять за близкого человека, – легким движением он перерезал горло. Слева направо, наклоняя голову вправо.

Внезапно в ухе что-то закололо. Марк выпустил тело из рук.»

– Проснись, – сладкоголосо пропела Ева, тихонько подув Марку в уху. – Маркушенька-душенька.

– Чертовы сны, – недовольно пробубнил он. Спину ломило от неудобного положения за партой. Да, он снова заснул на физике. Нет, ему не стыдно.

«Слишком много Евы», – мельком подумал Зильберштейн, взглянув на одноклассницу. Тем не менее, кроме нее, все остальные, кто участвовал в бойкоте, так и продолжили это. Лишь позиция Влада претерпела изменения – он Марка недолюбливал не потому, что поддерживал общество, а потому, что ему он все равно не нравился.

– Я хочу спать. Я настолько устал, что нет сил даже коверкать слова про генеральскую ретепетицию.

– Спать не срать – можно подождать. Ты и так продремал первые два урока, – рассудила Романова, и, точно по часам, с которыми, обычно, бывали проблемы, прозвенел звонок, настолько резкий и неприятный, что Марк поежился, после сонно зевнув. Затем надел очки, лежавшие на закрытом учебнике физики.

Саванова на пару с Гришей явились к началу третьего урока. Пришли они, державшись за руки. Ева посмотрела на это с некой завистью, но потупила взгляд, когда навстречу ей показался Берднев.

– Почему Бреднев всегда в полосатом?

– Наверное, потому же, почему ты не носишь линзы, хотя они лежали у тебя в холодильнике, – смутно припоминала девушка. – Да, мне пришлось заглянуть в твой холодильник, чтобы сделать примочку.

– Полосатое – его фишка? Интересная точка зрения. И линзы не мои, а мамины. Очки она ненавидит, да и считает, что на свиданиях удобней в линзах. Мне же окулист из принципа не прописывает линзы, а сам подобрать не решаюсь.

– Привет, Влад! – с энтузиазмом она поздоровалась с другом, пропустив реплику Марка.

– И вам не хворать, – не смотря в глаза, а куда-то мимо, бросил Берднев. – Кто-нибудь видел Ангелину?

– Вообще нет, – мотнул головой немец, стоявший немного поодаль.

– Я так понимаю, моей партнершей тебе не быть, – отчасти обескураженно улыбнулся Влад, остановившись в нескольких сантиметрах от Евы.

– Ммм… – она мельком посмотрела на немца, упорно делавшего вид, что вокруг ничего не происходит. – Нет. Все-таки разок-другой повальсирую с Марком.

– О, смотри, а вот и Ангелина пришла, – довольно заметил Берднев и, пройдя мимо подруги, легонько задев ту локтем, направился к выходу.

В глазах Марка мелькнула едва ли уловимая эмоция, которую можно было сравнить с радостью, как показалось Еве. На мгновение его глаза будто потемнели (насколько мне известно, в какой-нибудь там биологии существует такое, что при определенных ощущениях или чувствах цвет глаз может меняться; например, у моей подруги после слез глаза становились иссиня-голубыми, а если ее разозлили, то грозными серыми).

«Как жаль, что мы никогда не станем друзьями». Ева поманила Марка за собой, и они пошли к актовому залу, где их поджидал очаровательный сюрприз. Пара ЛаЛаури и Айерченко переживала очередной конфликт, и, судя по всему, ее участие теперь ставилось под сомнение, а они были ведущей парой.

– Да пошел ты на хер, Юра! – кричала ЛаЛаури.

– Как некрасиво, милая, – вступилась Татьяна Матвеевна.

– Миль пардон, – француженка сделала реверанс, ее щеки все еще горели от злости. – Но я все равно с ним не буду танцевать! Ну, уж нет!

– Но вы же главная пара. Юрчик? – учительница с надеждой посмотрела на юношу.

– Я умываю руки, не хочу общаться со шлюхами, – отмахнулся Айерченко и, спрыгнув со сцены, пошел к выходу. ЛаЛаури заплакала – ее сразу же начала успокаивать одна из подруг. Татьяна Матвеевна задумчиво посмотрела сначала на брошенную девушку, затем на остальных участников бала.

– Но как без главной пары? – поинтересовался Гриша, приобнимая Киру за плечи.

– Несмотря ни на что, шоу должно продолжаться! – торжественно объявил Зильберштейн. – Не зря же я притащил костюм и чемодан с косметикой для Евы?

Но Ева знала об истинных причинах того, почему Марк так не хотел отступать и настаивал на новогоднем бале.

– Деточка, если тебе несложно, можешь с этим странным мальчиком выступить в качестве главной пары? – в поисках альтернативного варианта, женщина обратилась к своей бывшей ученице.

– Мы согласны! – резко загорелся Зильберштейн, совершенно случайно, на эмоциях, взяв подругу за руку.

Подготовка к выступлению шла полным ходом. Чуть ли не всю гримерную оккупировал Марк, по-царски разложив какие-то костюмы, чемодан с косметикой и средства для укладки волос. Пока Юра наглядно показывал Еве, как правильно делать торжественный выход, Марк успел переодеться в свой наряд. С первого взгляда могло показаться, что он перепутал Хэллоуин с Новым Годом – на рубашку с пышным воротом он надел фрак, надорванный в нескольких местах. Но даже в порядке исключения Марк не расстался с гриндерсами и облегающими скинни. Выдавив на руку душевное количество геля, парень зализал волосы назад и поставил воротник.

– Откинуть волосы назад, поднять воротник, переодеться в черное, ведь так намного круче, – оценивая свое отражение, самодовольно ухмыльнулся Марк.

Когда пришло время заниматься макияжем для Евы, началась самая нудная часть подготовки, в которой Марк не изъявил ни малейшего желания участвовать – проверка работы техники, декораций и прочего.

Вместо всего этого парень прыгал вокруг партнерши как собачка, работая с ее лицом. Все-то его не устраивало. Романовой же нравилось все, что делал ее персональный стилист – особенно если учесть, что во время работы он практически не разговаривал.

Марк вновь встал перед Евой, пытаясь накрасить ее как можно лучше. То возился с тенями; то с подводкой, которая девушке напоминала кисточку художника; то с пудрой; то с румянами; то с помадой; то с накладными ресницами, клеем для них и тушью. Между делом, когда создание нового образа подходило к завершению, приятель начал что-то рассказывать, но Ева зацепилась только за одну фразу:

– На самом деле мне стыдно, что я умею красить, – признался парень, рассматривая ассортимент румян. – Мне приходилось часто красить сестру, когда у нее была сломана левая рука, разумеется, она же левша, а правой рукой она управлялась совсем неловко…

– А что сейчас с твоей сестрой? – Романова повернулась к однокласснику, но тот вежливо попросил ее сесть ровно и закрыть глаза. Подумав немного, он ответил:

– Сейчас? Сейчас ее больше нет. Несчастный случай, – вполголоса сказал Марк.

– Прости, – прошептала девушка.

– Ничего страшного. Я не привык этого афишировать, поэтому о ней толком никому неизвестно, и я искренне удивляюсь, когда кто-то о ней вспоминает. Это бывает редко, несмотря на то, что она тоже училась в школе Зверя. Помню, она как-то попросила меня сделать ей макияж на новогоднее выступление. Она была в одиннадцатом классе, мама сшила ей невероятно красивое платье, – мечтательно-грустным голосом рассказывал Зильберштейн. – Не знаю, почему, но она никогда не доверяла своим подругам, хотя их у нее было много. Больше всего она любила проводить время дома, в кругу семьи, читать какую-нибудь книжку, Оруэлла, например. Для нее новогодние праздники значили очень многое.

– То есть, ты ради нее хотел записаться на эти танцы? – вполголоса поинтересовалась девушка. Парень обошел ее и встал за спиной, затем наклонился и положил ей руку на плечо, после прошептав:

– Открой глаза.

Романова послушно открыла глаза и посмотрела в зеркало. Ту, кого она увидела в отражении, она никак не могла ассоциировать с собой. Светлая мраморная кожа, идеально нарисованные стрелки и smoky eyes[54]54
  Smoky eyes – дымный взгляд (англ.), способ нанесения теней для век.


[Закрыть], скулы, подчеркнутые румянами. И накладные ресницы, несмотря на то, что у нее от природы свои были длинными.