Текст книги "Гормон счастья и прочие глупости"

– А вы знаете… – начала я.

– А как же брудершафт? – напомнил он.

– Хорошо. Ты знаешь, где этот пресловутый шук Кармель?

– Знаю! Очень завлекательное место, кстати.

Ну хоть не придется спрашивать дорогу.

У витрины ювелирного магазина на улице Алленби я было притормозила, но тут же одернула себя.

– Не обращай на меня внимания, лупись сколько влезет! – великодушно разрешил Андрей.

– Да нет, я просто…

Бедняга, как же ему хреново! Такой потрясающий мужик буквально пропадает из-за любви к не слишком достойной его бабе…

– Мороженого хочешь? – спросил он вдруг.

– Венька не разрешает.

– И ты слушаешься?

– А вдруг я охрипну?

– Ну как угодно.

На асфальте у какой-то лавчонки сидел молодой парень без ноги. Просил милостыню. Ятут же полезла в кошелек. Андрей тоже сунул руку в карман. Одновременно мы ссыпали в картонку сколько-то шекелей.

– Ларка никогда не подает, – заметил он.

Я это уже знала. На Дизенгофф около магазина пожилая женщина играла на виолончели. У меня сжалось сердце, и я подала ей монетку в пять шекелей, за что Лариса меня отругала.

– А я не могу, – ответила я.

– Я тоже, но, наверное, у нас было другое детство, – словно оправдываясь за Ларису, произнес Андрей.

– У нее было трудное детство?

– Да. Отец их с матерью бросил, они очень нуждались…

Но в таком случае она должна была бы сочувствовать людям, попавшим в беду, подумала я, но ничего говорить не стала. В Москве я тоже не всем подряд подаю, уж слишком много развелось профессионалов.

– А вот и шук Кармель! – объявил Андрей. – А вон там то, что нам надо. С ума сойти, теперь тут тоже охрана…

Действительно, улица была перегорожена, и, чтобы на нее попасть, надо открыть сумочку. А Андрея охранник даже прозвонил аппаратиком, как в аэропорту. На столиках был выложен товар. В основном сувениры и украшения. Глаза сразу разбежались.

– Мы ищем что-то определенное? – деловито осведомился Андрей.

Я объяснила ему, что мне нужно.

– Тогда ты смотри направо, а я налево.

Мысль была вполне рациональная, тем более что солнце сегодня палило нещадно.

– Броня, вот, по-моему, то, что надо! – окликнул меня Андрей.

«Штучки» и впрямь были красивые. Выбор, правда, невеликий, но все-таки. Продавщица говорила по-русски.

– Обратите внимание, дамочка, это можно носить как поясок и как бусы, а можно несколько раз свернуть – и получится оригинальный браслет. А вот это просто на голову…

– Красиво, – заметил Андрей.

Я предпочла многофункциональную «штучку». А Андрей купил ту, что на голову.

– Ларисе? – спросила я.

– Думаешь, ей понравится? По-моему, очень изящно.

– Бесспорно. – Мой ответ касался только изящества. Вряд ли Ларисе понравится такая штучка. А впрочем, кто ее знает… Мне почему-то было неприятно, что Андрей это купил.

– Есть еще какие-то задачи? – поинтересовался он.

– Посмотреть хочу.

Я купила еще две очаровательные пепельницы с птичками, но, уже купив, испугалась, что не довезу, уж очень хрупкими они выглядели. Солнце шпарило вовсю.

– Слушай, – не выдержал Андрей, – ты броди сколько хочешь, а я посижу тут в кафе. Надоест, присоединяйся.

Он купил русскую газету и уселся в кафе под тентом.

Я почувствовала облегчение, но через пять минут мне вдруг все надоело. И я повернула обратно.

Андрей сидел ко мне спиной. На бежевой рубашке между лопатками проступил пот, что неудивительно в здешнем климате. Но меня как будто ударили под дых. Даже больно стало и дыхание перехватило. Мне неудержимо захотелось подойти тихонько, обнять его сзади, прижаться к нему, поцеловать в шею, ощутить его запах…

Но я справилась с собой. Венька был прав – он не для меня. Это здесь он таскается за мной, а в Москве я могу никогда больше с ним не встретиться. И он таскается со мной не из-за меня, а из-за Ларочки, которая наставляет ему рога почти в открытую. Их пару вполне можно назвать «Дуэт «Рожки да ножки». Эта мысль меня позабавила и успокоила. Надо будет вечером поделиться с Венькой этой остротой, очень недурной по-моему.

– Привет!

– Ненадолго тебя хватило! – улыбнулся он. – Ну хочешь чего-нибудь?

Перед ним стояли чашка кофе, вода со льдом и пепельница полная окурков.

– Я бы соку выпила.

Мне подали свежевыжатый апельсиновый сок.

– Ты с таким удовольствием пьешь, смотреть приятно, – почему-то с грустью сказал он. – Я раньше тоже любил…

– А теперь что?

– Понимаешь, мы с Ларкой в прошлом году вырвались на недельку на Тенерифе и после обеда в симпатичном ресторанчике решили выпить сок.

– И что?

– Нам подали два громадных бокала – в каждом никак не меньше литра. Сок был потрясающий. Я свой выдул, а Ларка не смогла. И я сдуру еще допил ее сок. Мне потом так плохо было… Понос, рвота… С тех пор на дух не переношу.

– Жадность фраера сгубила?

– Именно! Слушай, у меня тут мелькнула одна мысль…

– Внимаю!

– Что, если нам взять напрокат машину?

Один раз он это уже предлагал.

– Зачем?

– Покататься по окрестностям. Кое-что посмотреть, интересно же все-таки. В Иерусалим, к примеру, смотаться, а? Как ты на это смотришь?

– Ну я не знаю… а кого еще пригласим?

– Только вдвоем!

Я струсила.

– Нет, Андрей. Если бы мы с самого утра, тогда другое дело, а так… А вдруг мы попадем в пробку, опоздаем, да и вообще…

– Ну как угодно! – холодно ответил он.

Мы еще посидели и пошли обратно, но уже по набережной. С моря дул ветерок, и идти было приятно.

– Ты купалась сегодня?

– Нет еще. Сейчас в гостинице переоденусь и побегу.

– Только не вздумай загорать, сейчас самое пекло.

– Спасибо за заботу.

В холле гостиницы было упоительно прохладно. Какая-то женщина стояла у стойки и говорила с портье. Когда я остановилась у кресла, чтобы достать из сумки магнитную карточку, служащую ключом от номера, женщина вдруг подошла ко мне. Она была пожилая, за семьдесят, с приятным лицом и огромными карими глазами.

– Извините, пожалуйста, – сказала она по-русски, – вы Полина Брон?

– Я.

Неужто поклонница?

– Вы знаете, мне нужно с вами поговорить!

– Слушаю вас!

– Это непростой разговор, может быть долгий…

– Я бы пригласила вас в номер, но там так тесно…

– Нет-нет, не нужно. Я договорилась с портье, что нас пустят в ресторан, там сейчас, днем, никого нет, и нам никто не помешает.

Это было по меньшей мере странно. Андрей вопросительно взглянул на меня: мол, не нужна ли помощь?

Я в ответ отрицательно покачала головой.

Он пошел к лифту.

– Бенчик, счастье мое! – позвала женщина, и откуда-то из-за кресел выбежал мальчик лет трех или четырех такой невероятной красоты и прелести, что я только рот открыла. Темно-рыжие кудри, огромные синие глаза, веснушчатая мордаха, до невозможности хулиганская. Загляденье, а не малыш.

– Боже, какое чудо! Это ваш внук?

– Нет, правнук! – с невероятной гордостью произнесла женщина, – только не надо мне говорить, что не может этого быть и я так молодо выгляжу.

Молодо она выглядела только сзади. У нее сохранилась прекрасная, прямо-таки девичья фигура. Но что ее привело ко мне?

Я так мечтала поскорее окунуться в море, смыть с себя пот и абсолютно ненужное влечение к Андрею.

– Знаете, Бронислава, меня зовут Рахиль.

Откуда ей известно, что я Бронислава, а не Полина?

– Простите, а отчество?

– Здесь отчества не приняты.

– Но, простите, я не могу…

– Хорошо, Рахиль Степановна.

Я даже поперхнулась.

– Не удивляйтесь, отец у меня был русский. Но я тут уже двадцать один год, отвыкла от отчества. Так идемте в ресторан, я же договорилась. Счастье, пошли!

Счастье вприпрыжку ринулось в ресторан. Мы за ним. Я терялась в догадках. Рахиль Степановна сунула правнуку шоколадку.

– Вы, наверное, думаете: и чего эта старая перечница ко мне приперлась? Только не говорите нет. Я все понимаю, вы пришли с красивым мужчиной, вам небось охота принять душ, а тут какая-то старуха… но когда я вам скажу, в чем-таки дело, вы проникнетесь…

Так, мне значит, предстоит чем-то проникнуться. Я терпеливо молчала, следя глазами за правнуком. Он степенно разгуливал по залу с шоколадкой в руке. Но было понятно, что в любой момент может учинить какую-нибудь шкоду.

– Вы знаете, Броня, у меня на вас вся надежда! Вы только меня не перебивайте! Я долго думала, перед тем как к вам прийти, разве ж это легко? Дочка и внучка меня убьют, если узнают… но помочь можете только вы!

– В чем помочь, Рахиль Степановна?

– Вэйз мир, я же просила: не перебивайте меня!

– Простите, – пролепетала я, и у меня закралось подозрение, что она просто сумасшедшая.

– Вы знаете, у меня есть внучка, мама этого сокровища. Ой, сокровище, поди сюда! Ты ведь сейчас что-то натворишь, я ж тебя знаю! Ты шоколадку скушал? Нет? Так она же растает, к чертовой матери. Сию минуту кушай! Потом руки вытрешь вот этой вот салфеточкой, ты понял, горе мое? Ах да, слушайте, Броня, так о чем это я?

– О внучке, – решилась напомнить я.

– Да, внучка! Она у меня хорошая умная, красивая, большой талант – девочка учится на архитектора, еще студентка, но один проект получил первый приз на каком-то там конкурсе, я в этом не разбираюсь. И все у нее хорошо, одно плохо – она полная дура!

Час от часу не легче! То умная, то полная дура. Хотя вообще так бывает.

– Вы небось думаете: старуха спятила, то внучка умница, то дура. Знаете такую старую шутку: не тот дурак, кто дурак, а тот дурак, кто не дурак, да дурак!

Я попробовала понять, и, как ни странно, у меня получилось. Но при чем тут я? Однако задавать вопросы я боялась.

– Ну вот, моя внучка – тот самый случай! И в результате такое счастье, как мой Бенчик, растет без отца! Мама у него, видите ли, гордая! Вот я и решила прийти к вам!

Мне казалось, что у меня едет крыша.

– Вы, конечно, удивляетесь… Но вы знаете, у сокровища есть папа. Дети, как правило, рождаются от папы, это правило подтверждает одно исключение, ну вы же помните, исключение только подтверждает правило! Непорочное зачатие случилось только однажды, и, между нами говоря, я в него тоже не больно-то верю! Ну так Бенчик наш родился в результате вполне порочного зачатия, даже вдвойне порочного, так как папа с мамой не были в браке. Вот такое незаконнорожденное сокровище. Бенчик, ты руки вытер, а лицо не надо? Ну иди сюда, бабушка вытрет.

Я взглянула на замурзанную мордаху, и кое-что стало проясняться. Как же я сразу не заметила, что сокровище жутко похоже на детские фотографии моего драгоценного кузена! Я была ошарашена, но все-таки промолчала. А вдруг мне померещилось?

– Вы только посмотрите на него! Красавец! Ума палата! И растет без отца! А главное – я даже не могу сказать, что отец у него сволочь и мерзавец! Я просто не знаю! Дело в том, что отец и понятия не имеет, что у него растет такое сокровище! Он, конечно, негодяй, в наше время надо в любом случае, извиняюсь, надевать презерватив, но… Моя идиотка не пожелала поставить его в известность о последствиях этой неосторожности… Как там говорит Жванецкий? Одно неосторожное движение – и ты отец!

Я поняла, что надо уже поставить вопрос ребром, иначе она заговорит меня до смерти, прежде чем перейдет к главному. Хотя, судя по тому, что Венька носит презервативы даже в пляжных шортах, он достаточно осторожен. И все-таки…

– Простите, Рахиль Степановна, если я правильно поняла, отец – это мой кузен, Вениамин Романовский?

– Ой, вы так хорошо знаете вашего кузена? Это у него не первый случай?

– Насколько мне известно, первый, – вступилась я за брата.

– Знаете, они встретились на Кипре, у них был роман, короткий, но бурный. По крайней мере, мне так сказала внучка, она со мной делится, а с матерью – нет. Мать у нее таких вещей не понимает! А я очень понимаю, сама в молодости влюблялась как полоумная… Помню, мне было лет двадцать пять, я была уже замужем и дочку имела, но появился один прохвост…

Этому не будет конца!

– Рахиль Степановна, извините меня, ради бога, но что конкретно вы от меня хотите?

– Я просто хочу, пусть ваш брат знает, что у него есть сын. И больше ничего. Совсем ничего. Нам не надо его денег, у нас, слава богу, всего хватает. Моя дочка и ее муж уважаемые люди, известные врачи, хорошо зарабатывают, у меня пенсия, внучка имеет пособие как мать-одиночка… Но мальчику нужен отец, вам так не кажется?

– Ну я не знаю… Это смотря какой отец…

– А ваш брат, извиняюсь, имеет семью? Жену, деток?

– Нет, он закоренелый холостяк, – на всякий случай сказала я.

– Он вообще нормальный?

– В каком смысле?

– Нормальный мужчина всегда хочет иметь сыночка, а уж такого… Счастье, поди сюда! Расскажи тете стихи.

– А ей надо? – первый раз подал голос мальчик.

– Надо, Бенчик!

– А почему она сама не просит?

Я едва сдержала смех. Он так мне нравился, что я уже готова была бежать за Венькой.

– Я прошу. Пожалуйста, Бенчик, прочитай стишок!

– Это не стишок, а стихи! – важно поправил он меня. Отошел немного, возвел глаза к небу и вдруг начал:

 
– В пустыне чахлой и скупой
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит – один во всей вселенной.
 

Я обалдела. А он спокойно, совершенно по-взрослому, как будто даже осмысленно, читал Пушкина.

Но когда он произнес:

 
…И тот послушно в путь потЕк
И к утру возвратился с ядом, —
 

я заметила в дверях Гордиенко, который слушал с совершенно блаженным лицом. Наконец малыш произнес:

 
А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы. —
 

и добавил: – Этот князь был сволочь!

Тут уж мы все покатились со смеху.

– Броня, что это за чудо? – спросил Гордиенко. – Парень, как тебя звать?

– Бенчик!

– Это что же, Бенцион?

– Да!

– Ты хочешь стать артистом?

– Нет! Я хочу стать бетахонщиком!

– Что это? – в один голос воскликнули мы с Гордиенко.

– Это охранник, – улыбнулась Рахиль Степановна.

– Это ваш внук, мадам?

– Это мой правнук! Ну, Броня, вы все поняли?

– Да.

– И что вы скажете?

Что я могла сказать при Гордиенко, да и вообще?

– Я постараюсь… – пролепетала я.

– Простите великодушно, я помешал вашей беседе, но мне еще не доводилось слышать столь впечатляющего исполнения «Анчара». Я удаляюсь!

– Я сегодня же поговорю с братом. Не знаю, смогу ли я увидеться с ним до спектакля… Тогда после. Но мы же завтра уезжаем!

– Ничего, Израиль – маленькая страна. Я вам оставлю свой телефон. Если он заинтересуется собственным сыном, пусть позвонит, а на нет и суда нет. Ему же хуже!

– Вы ему угрожаете?

– Ни боже мой, нет, зачем? Просто, имея такое сокровище… лучше знать про это, вы не согласны? Им же можно гордиться, правда?

И вдруг в глазах этой старой женщины я увидела такую грусть, что чуть не разревелась сама.

– Бенчик, попрощайся с тетей! – Она сунула мне в руки фотографию правнука.

– Пока, – помахал мне Бенчик.

Она взяла его за руку и ушла.

Да, с моим братцем не соскучишься! Интересно, почему все-таки она пришла ко мне, а не к нему? Из деликатности? Хочет, чтобы я подготовила его? Пожалуй, это единственно верное объяснение.

На спектакле со мной сыграли злую шутку. Когда я прихожу в квартиру продюсера, я снимаю ботинки и влезаю в большие мужские шлепанцы, что само по себе достаточно комично и нелепо. Я в них путаюсь, они мне мешают, но так придумал Юрий Митрофанович. Это то, что помогает мне, неумехе, играть. И вправду помогает. Но в этот вечер, когда я сунула ноги в шлепанцы, оказалось, что они намертво приклеены или прибиты к полу.

– Ой, у вас тапки приклеились! – помимо воли вырвалось у меня.

– Очередная выходка внука, – как ни чем не бывало ответил Гордиенко. – Не стоит снимать обувь, барышня. – А мне шепнул: – Ничего страшного, ты справишься!

Но легко говорить ему, мастеру, с опытом и стажем, равным всей моей жизни. А у меня от ужаса помутилось в голове. И я застыла.

– Ну что же вы стоите, не в дверях же мне с вами разговаривать? – опять пришел на помощь Гордиенко. – Ох уж эта провинциальная застенчивость! – И он незаметно для зрителей, но очень больно ущипнул меня. Это помогло. Я очнулась и с грехом пополам доиграла свою роль. Но как только закрылся занавес, у меня помимо воли потекли слезы.

– Ну что ты ревешь? – напустился на меня Юрий Митрофанович, – все нормально, считай, это было боевое крещение! Можно сказать, – посвящение в актрисы! Но сделал это, безусловно, негодяй! Ты же неопытная… кто-то хотел тебе напакостить… Или мне? Да, скорее всего, мне хотели напакостить.

Я посмотрела на него сквозь слезы. Кому может прийти в голову напакостить ему? Да нет, он просто успокаивает меня! Чтобы я со страху не отказалась выйти на сцену в следующий раз.

– А где Вениамин? – спросил он вдруг.

– Не знаю! Я его сегодня видела только мельком, перед спектаклем.

– Он обязан разобраться, кто это так развлекается у нас.

В целях экономии и по каким-то еще соображениям все подсобные обязанности выполняли местные мастера. Гримерша, костюмерша, двое рабочих сцены, осветитель и тэ дэ. Всех их нанял Оскар. Но я даже вообразить не могла, что кто-то из них подложит мне такую свинью. Хотя, конечно, бывает всякое.

– Бронечка, теперь шлепанцы будешь держать у себя и сама приносить на сцену. Береженого Бог бережет.

– Но могут придумать что-то другое… – всхлипнула я.

– Ну вот что, хватит тут лить слезы. Приглашаю тебя поужинать.

– Спасибо, Юрий Митрофанович, но совсем нет настроения…

– Дуреха ты! Кому-то захотелось, чтобы ты плакала, а ты и рада реветь? В конце концов, ничего страшного не произошло. Поверь, бывают истории куда хуже. Пошли-пошли.

Венька стоял у микроавтобуса. Когда все собрались, он объявил:

– Господа, завтра у нас свободный день, сами понимаете, пятница, шабад.

– И значит, следующий спектакль у нас только в воскресенье? – спросил Демин.

– Нет, Сергей Николаевич, шабад заканчивается в субботу вечером. И у нас спектакль в субботу. В Бат-Яме. Это совсем близко.

В этот момент раздались громкие вопли:

– Юра! Юрочка!

И к Гордиенко кинулись четыре человека – трое мужчин и одна невероятно толстая женщина. Он так обрадовался, что буквально ринулся им навстречу. Они начали обниматься, целоваться и что-то восторженно выкрикивать. Наконец Юрий Митрофанович что-то сказал им и решительно подошел ко мне:

– Бронечка, дорогая, прости, это мои школьные друзья. Я не ожидал их увидеть всех вместе… Перенесем наш ужин на завтра, согласна?

– Ну конечно, Юрий Митрофанович, о чем речь.

Он улыбнулся и поцеловал мне руку:

– Выше носик!

По дороге Венька вдруг обнял меня и шепнул:

– Ты большая молодчина, я тобой горжусь!

– Ты о чем?

– О шлепанцах!

– Венька!

– Только не вздумай разреветься! Я предлагаю пойти вдвоем поужинать. Ты как?

– Согласна.

Я заметила, что Андрей сегодня мрачнее тучи… С чего бы? Лариса при нем, играл он сегодня прекрасно, я посмотрела… И вдруг меня как будто что-то стукнуло – а ведь шлепанцы приклеила Лариса! Больше просто некому! Хотя зачем? Я ведь ей не конкурентка. Неужто приревновала Андрея ко мне? Ну если так, то я могу собой гордиться!

Когда мы с Венькой сделали заказ, он тихо сказал:

– Я тебя предупреждал: держись подальше от Андрюхи. Вот и дождалась.

– Ты думаешь, это Лариса?

– Уверен! Больше вроде некому, народ солидный, и потом, к тебе все прекрасно относятся. Мне даже Вовик сказал, что ты ему очень понравилась. И Барышева тебя хвалила. А Оскар от тебя просто в восторге и все намекает на какого-то таинственного поклонника.

– Мне тоже намекал.

– Ты не очень на меня злишься за то, что я тебя втравил во все это, Буська?

– Нет, не очень.

– Но ты же и вправду талантливая баба. У тебя такой чудный голос, и поешь ты здорово. Может, еще не поздно пойти по этой дорожке? Записать для начала диск…

– А дальше что?

– Я попробую что-то с этим сделать. Но я горжусь не только и не столько тобой, сколько собой.

– Ну еще бы!

– Нет, правда, я на свой страх и риск взял на гастроли совершенно неопытную и никому не известную особу – и попал в десятку! Ты не только не портишь обедню, ты даже в некотором роде придаешь свежести и Гордиенко, и вообще всей труппе. А что касается пения, то Лариска, если хочешь знать, тебе в подметки не годится. Да, у нее есть определенная выучка, школа, так сказать, но нет и сотой доли твоего обаяния. Вот она и бесится.

– А я думала, она не из-за этого…

– Не из-за этого тоже… Хотя я, честно говоря, не понимаю, почему они не расходятся. Она же лажает его на каждом шагу, не знаю, как еще у него башка не отвалилась от тяжести рогов.

– Дуэт «Рожки да ножки»! – произнесла я вслух свою давешнюю придумку.

Венька посмотрел на меня и чуть не упал со стула:

– Буська! Блеск! Сама придумала?

– А то кто же?

– Я тебя обожаю!

Мне показалось, что сейчас самый подходящий момент, и я вытащила из сумки фотографию Бенчика:

– Посмотри!

– Что это за чудо?

– Нравится?

– Красота! Кто такой?

– Это… Бенчик!

– Его мама хочет, чтобы его снимали в кино?

– Не думаю? А ты знаешь, чей он сын?

– Понятия не имею. Господи помилуй, неужто Андрюхин?

– При чем тут Андрюха? Это мой двоюродный племянник.

– Какой еще двоюродный племянник?

– Ну а кем же мне приходится твой сын?

– Мой сын? У меня нет никакого сына, – испуганно пробормотал Венька.

– Есть, как видишь. И он жутко похож на твои детские фотографии.

– Что ты несешь? Откуда? Это такой дурацкий розыгрыш?

– Нет, – покачала я головой. – Ты отдыхал на Кипре?

– Отдыхал… Давно… И что?

– А то, что ты там… сделал одно неосторожное движение.

– Какое движение, что ты лепишь?

– Неосторожное. По Жванецкому.

– Постой, постой… Ты хочешь сказать… Но каким боком ты…

– Венька, выслушай меня спокойно.

– Это вранье… Парень, конечно, красавчик, но я тут ни при чем!

– Послушай, ко мне пришла бабушка той девицы…

– Она уже тогда не была девицей. И вообще… Если хочешь знать, она меня почти изнасиловала… Я от нее бегал…

– Но не убежал?

– Нет. Я ее пожалел.

– И вот результат.

Он выглядел совершенно несчастным.

– А ведь малый и вправду на меня похож… Так чего хотела бабка? Черт, я даже не помню, как ту… как ее звали. Хоть убей!

– Соня.

– Да-да, действительно… Кстати, ненавижу имя Соня. А парня как звать?

– Бенчик.

– Вениамин?

– Бенцион.

– Черт знает что, Бенцион! Беня Крик, а я, выходит, уже Мендель Крик? – И вдруг он как-то странно хмыкнул.

– Ты чего?

– Понимаешь, у меня в Москве сейчас девушка… Ее Марусей звать. Точь в точь Мендель Крик.

– Только без Нехамы и Левки. Хотя теперь я не поручусь, что где-то не подрастает еще и Левка.

– Кошмар! Но это все хохмочки. Бабель, конечно, гениальный писатель, но что я теперь должен делать? И почему бабка этой окаянной Сони явилась к тебе? Что за дела? И чего от меня хотят?

– Ну, насколько я поняла, Соня даже не подозревает, что бабка пошла ко мне.

– Так я и поверил!

– А я поверила!

– Ну-ну, излагай дальше.

Я изложила. Братец был мрачнее тучи.

– Да, влип… Хотя если от меня ничего не требуют, то пусть все идет как идет.

– То есть ты просто как не знал, так и дальше знать не хочешь?

– А что ты предлагаешь? Жениться на совершенно чужой, ненужной, нелюбимой женщине, да еще и с обширным семейством, – так, что ли? Видит Бог, я ее не домогался! Ты же сама всегда утверждаешь, что я пассивный бабник. Говорю тебе, даже клянусь, чем хочешь могу поклясться, что я долго от нее бегал. Провел с ней всего две ночи. И то вторую уже из чистой вежливости. Да и я ей, по-видимому, давно не нужен. Она же не пыталась даже меня найти, поставить в известность… Это блажь ее бабки, и только. Я эту бабку понимаю даже, обожаемая внучка родила без мужа, и выросло такое вот чудное дитя. А тут биологический папаша прибыл в страну. Надо бы его проинформировать! Пусть знает! Зачем ему спокойно жить, козлу вонючему! Бабка же не в курсе, как ее внученька за мной по всему Кипру гонялась!

Меня раздирали противоречия. С одной стороны, женская солидарность и все такое, а с другой стороны, сколько раз я сама была свидетельницей женских посягательств на Веньку. И не раз помогала ему скрываться от преследований. Я верила ему. Ведь если эта Соня унаследовала от бабушки ее напор и вязкость, то Веньку можно только пожалеть. Но ведь существует этот чудный ребенок, Бенчик. И что теперь?

– Буська, что мне делать? Как ты считаешь?

– О, я даже не знаю, что сказать! Это только твое дело.

– Но ты же ввязалась в эту историю, вот и изволь тоже думать.

– Хорошо. Я могу предложить такой вариант: ты встречаешься с Соней, рассказываешь, как узнал о ребенке, и выражаешь готовность усыновить его. Будешь помогать по мере возможности и дашь свое имя. Познакомишься с мальчиком и, если захочешь, будешь видеться с ним раза два в год. Не исключено, что после этого она пошлет тебя куда подальше, и твоя совесть будет чиста.

– Эх, если б можно было забрать мальчишку…

– Как – забрать? – ахнула я.

– Вот так… взять его в Москву, Никаноровна будет счастлива, а там, глядишь, и мать с отцом обрадуются.

– Не надейся, никто тебе его не отдаст.

– Я и не надеюсь. Но парень хорош! Бандит, наверное, еще тот! Значит, думаешь, надо повидаться с этой… Соней? А вдруг она опять воспылает ко мне страстью?

– Или ты к ней!

– С ума сошла! Это исключено. Ох, вот не было печали…

– Вень, но тебя ведь никто не неволит, в конце-то концов. Плюнь, разотри и забудь.

– Эх, Буська, видела бы ты, сколько у тебя на морде презрения отразилось.

– Не выдумывай! Я знаю, как бабы за тобой гоняются.

– Но детей мне пока еще не предъявляли.

– Лиха беда начало!

– Тьфу! Типун тебе на язык! Слушай, а может, мне с этой бабкой встретиться?

– Зачем? Чтобы объяснить ей, что Соня тебя силком в койку затянула? Она просто не поверит.

– Так что, затаиться? Нет, я пожалуй, все-таки встречусь с Сонькой… Или нет, лучше ты! Ты встреться с ней!

– С ума сошел?

– Нет. Нисколько. Ввязалась в историю, так изволь расхлебывать.

– Да, очень по-мужски.

– Буська, ты столько раз мне помогала, помоги еще разочек! – взмолился он.

– Ну, предположим, я встречусь с ней, и что я ей скажу? Нет, Венька, давай лучше ты подумай, взвесь все свои мысли и чувства, а уж потом…

Он обрадовался отсрочке как школьник, у которого директор вызвал родителей, а сам внезапно заболел.

– Ты правда думаешь, что я могу не спешить?

– Правда! И давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Давай! Знаешь, ты эту карточку забери. А то она будет на меня давить.

Я молча спрятала фотографию.

– Буська, скажи, ты очень расстроилась из-за Жени своего?

– Вздохнула с облегчением.

– Значит, ты его ничуточки не любила?

– Мне казалось, что это вполне приемлемый вариант… И Полька была от него в восторге… Но все равно, считай, что жизнь ты мне поломал. Так что придется тебе жениться на Никаноровне.

– Лучше уж на Никаноровне, чем на Соне.

– Да, сурово.

– Знаешь, Буська, я хочу дать тебе один совет… Профессиональный, можно сказать. Ты не должна ни с кем из наших обсуждать эту историю со шлепанцами. Как ее и не было. Никакой реакции. Иначе попытки будут повторяться. А так ей станет неинтересно.

– Значит, ты уверен, что это Лариса?

– На все сто! Я тебе больше скажу, ты на нее не дуйся, делай вид, что не подозреваешь ее. Как будто ничего не было.

– Легко сказать!

Утром первая мысль, пришедшая мне в голову, была: я хочу видеть Андрея. Я так испугалась этой мысли, что даже перекрестилась, словно он был черт. Но видимо, нет, потому что крестное знамение не помогло. Я хотела его видеть! Посмотрела на часы: семь! Я совсем мало спала. За окном было еще серо. Пойду-ка искупаюсь до завтрака. Вода с утра еще прохладная, может, это приведет меня в чувство? Сушить купальник в гостинице было негде, и я на ночь вешала его на открытое окно. В ванной он и за сутки плохо высыхал. Оделась, выскочила из номера и у лифта увидела Андрея.

– Привет! Куда в такую рань? – улыбнулся он.

– Купаться! А ты?

– И я.

Мы вошли в маленький зеркальный лифт. Мне вдруг стало там душно.

И он это заметил. У него глаза опасно потемнели. Но тут лифт остановился. Внизу в задумчивости стоял Златопольский.

– Вы куда это в таком составе?

– На пляж!

– Да? И я с вами, можно?

– Конечно! – несказанно обрадовалась я. Мне было страшновато.

По дороге Андрей с Вовиком оживленно обсуждали какое-то футбольное событие, и слава богу. Чтобы попасть на пляж, надо перейти узкую проезжую часть на набережной. У перехода собралась небольшая толпа.

– Бомба! – как-то буднично сообщил Андрей.

– Что? – ахнула я.

– Видишь машину? Из нее сейчас выйдет робот!

И вправду из машины спустилось какое-то устройство, которое самостоятельно направилось к валявшемуся у самого спуска на пляж пластиковому пакету.

– Ой, а если рванет? – спросила я, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. Я такое видела впервые.

Стоящая рядом женщина успокоила меня:

– Скорее всего, ложная тревога! Но береженого Бог бережет.

Тревога и впрямь оказалась ложной, но зато начисто сбила меня то ли с лирического, то ли с эротического настроя. И мне сразу стало легко! А тут еще и Вовик, который мне все равно нравился, несмотря на его ориентацию. Он был милый и талантливый.

Андрей сразу далеко уплыл, а я в воде болтала с Вовиком, который считал своим долгом не оставлять меня одну.

– Вова, ты плыви, я не боюсь одна!

– Но тебе же будет скучно! Вот Андрей вернется, тогда я поплыву!

Общества Андрея я боялась куда больше, чем одиночества. Наконец он подплыл к нам.

– Андрюша, я тут сторожил Бронечку, теперь твоя очередь!

Когда Вовик отплыл подальше, Андрей вдруг шепнул:

– Вот не думал, что ты такая трусиха!

– Я не трусиха, просто зачем мне лишняя головная боль! – Я призвала на помощь весь свой крохотный актерский опыт.

– Ну-ну! – произнес он насмешливо, а у меня душа опять ушла в пятки. Я, кажется, все-таки в него влюбилась. Более неподходящего объекта и не придумаешь! Ничего, я буду бороться с собой!

– Бро´ня это все-таки не броня´, – словно услышал мои мысли он.

Меня как будто крапивой стегнули. Однажды в детстве Венька со мной такое проделал. И ему это дорого обошлось. Я так разозлилась, что расцарапала ему всю физиономию. Больше он со мной так не шутил.

Царапать Андрея я не стала, но и сдерживать себя не собиралась:

– Ну вот что, ты, секс-символ и кто ты там еще, запомни раз и навсегда: – я для утирки носа твоей блядовитой жене не гожусь! Ищи кого-нибудь другого! Думаю, это не проблема!

Он совершенно опешил.

– Послушай, я…

– Разбирайся с ней сам! Мне и своих проблем хватает!

Я выскочила из воды, схватила сарафан и полотенце и побежала прочь.

А он крикнул мне вслед:

– Броня крепка, и танки наши быстры!

Едва войдя в ресторан, я сразу увидела нарезанный ярко-красный арбуз. В мае! И действительно без косточек. Я сразу забыла все на свете. Из наших в зале был только Гордиенко.

– Броня, иди сюда! – махнул он мне. – Видишь, я ем твои бутерброды!

– Я польщена!

– Ты не выспалась?

– А что, заметно?

– Да. Но это не страшно. В твоем возрасте это даже придает женщине известный шарм… – Он внимательно посмотрел на меня. – Уууу!

– Что такое? – встревожилась я.