Текст книги "Гормон счастья и прочие глупости"

– В каком смысле?

– Ну я с твоих слов понял, что у Соньки есть папа и мама, хорошо устроенные врачи, так?

– А что, их на самом деле нет?

– Есть, но что-то там все равно не так. И они с дочкой не общаются.

– Немудрено, с такой тварью…

– Короче, старуха плачет и обещает все рассказать при встрече. Знаешь, у меня появилась надежда… Вдруг удастся забрать парня, а?

– Ты действительно этого хочешь? Он ведь не игрушка. А ты даже не женат.

– А я женюсь.

– На первой попавшейся шлюхе?

– Ничего подобного. У меня в Москве есть Маруся, она хорошая… И очень хочет замуж.

– Замуж – одно, а чужой ребенок – совсем другое.

– Ну если она меня любит…

– А ты-то ее любишь?

– Не-а. Но ничего, ради Бенчика…

– Замолчи, дурак, уши вянут.

В последние дни как-то так все складывалось, что я почти не видела Андрея. Лариса все время была рядом с ним. Но он выглядел довольно мрачно. Я только раз видела его веселым, когда мы всей гурьбой явились на пляж на Мертвом море и стали мазаться черной грязью. Кто-то фотографировал, как мы сидели и лежали на воде, которая выталкивала нас. Мне все это не понравилось. От воды нестерпимо воняло, она была липкой и тяжелой, а ночью море в свете луны отливало жестяным блеском. Нет, я предпочитаю живое море. Я поняла, что уехать раньше не смогу: нельзя бросить Веньку в такой сложной ситуации. Хотя я уже безумно скучала по Польке.

Как-то днем ко мне вдруг подошла Лариса. Интересно, что еще она мне расскажет про Андрея? Что он серийный убийца или вампир?

– Слушай, Бронь, это правда, что ты встречалась с Ципельзоном?

– Правда, а что?

– Что он тебе предлагал?

– Петь в его ресторане в Нью-Йорке.

– Супер! Ты согласилась?

– Нет.

– С ума сошла? Или он мало предлагал?

– Да нет, не мало. Но я просто не хочу!

– Почему не хочешь?

– Не хочу, и все.

– Дурочка ты, – сказала она даже с жалостью ко мне, убогой. – Я бы согласилась.

– А как же Андрей?

– А что – Андрей? Все равно мы редко бываем вместе. У него вечно съемки, гастроли, антрепризы, у меня тоже… и потом, ты же знаешь, что он… болен. Обойдется. Но мне никто не предлагал такого. Ты, между прочим, могла бы ему сказать про меня.

Ну и наглая же она!

– А я и сказала.

– Врешь!

– Нет, я в тот момент еще считала, что ты… Одним словом, я предложила ему обратить внимание на тебя, а он сказал, что ты для него слишком высокая.

Она оторопело на меня взглянула, а потом зашлась от хохота.

– Значит, он тебе предлагал гонорар с нагрузкой? Понятно, почему ты не захотела! И понятно, почему он на тебе остановился. С тобой он не чувствует себя недомерком. Все они ублюдки! И Андрей тоже ублюдок, имей в виду.

Я молча пожала плечами.

Последний спектакль мы играли в Иерусалиме. Я очень рассчитывала, что успею хоть немного посмотреть город, но по дороге у нас сломался автобус, мы потеряли уйму времени, и ни о каких экскурсиях речь уже не шла. А сразу после спектакля мы уезжали в Натанию, именно там на следующий вечер предстоял фуршет в честь окончания гастролей.

В момент, когда я по ходу пьесы на минутку выбегаю за кулисы, я наткнулась на Андрея, который стоял и смотрел.

– Уйди, пожалуйста! – пробормотала я.

– Я тебе мешаю?

– Да!

– Хорошо, – очень серьезно сказал он и ушел.

И вот все кончилось! Я это выдержала, смогла, не опозорилась, но больше я не хочу! Ко мне подошел Венька с Бенчиком.

– Спасибо, Буська! Ты самая лучшая в мире сестра, и не важно, что двоюродная. Бенчик, эта тетя твоя родственница.

– Какая?

– Что – какая? Родственница? А черт ее знает. Двоюродная тетка, скорее всего, я в этом плохо разбираюсь. Но она хорошая, даже очень.

У мальчонки уже слипались глаза, и Венька взял его на руки. Мы разгримировались и стали собираться у автобуса. К нам подбегали люди, просили автографы, что-то спрашивали. Артисты часто говорят в интервью, что поклонники им докучают, что надоели… Не верьте! Я видела, что суперзнаменитые актеры нуждаются в этом как в допинге. И Венька, который на гастролях не выходил на сцену, был просто счастлив от внимания зрителей, окруживших его. И какое счастье, что я не подсела на этот наркотик! Зато подсела на другой. Я уже не могла обходиться без взглядов Андрея… И когда в автобусе я увидела, как Лариса положила голову ему на плечо, у меня помутилось в голове. И тошнота подступила к горлу. Мне стало дурно, и я начала сползать с кресла.

– Буська, ты что? – как сквозь вату донесся до меня вопль Веньки. – Остановите автобус, ей плохо!

Потом я отключилась, но, видимо, ненадолго, потому что, когда я очнулась, вокруг меня были все те же лица. Я лежала на обочине на каком-то брезенте.

– Думаю, ничего страшного, – услышала я голос Гордиенко. – Веня, влейте ей в рот немножко коньяку. Это реакция, вы только представьте себе, в каком напряжении жила все это время наша Бронечка. – Ага, вот видите, она открыла глаза. – Он наклонился надо мной: – Тебе лучше, деточка?

– Да, – прошептала я.

– Буська, как ты нас напугала… Сейчас вызовем «скорую»…

– Не надо. Мне лучше. Я немножко еще полежу, ладно?

Через десять минут я с помощью Веньки поднялась в автобус. Все прошло, осталась только слабость. Наверное, Гордиенко прав, это реакция организма. И как хорошо, что можно будет недельку отдохнуть, Венька все правильно спланировал. А Лариса и Андрей тут вовсе ни при чем. Я вскоре заснула, прижавшись к Веньке, и смутно помнила, что он на руках отнес меня в мой номер. Наверное, я могла бы и сама дойти, но было приятно… Ведь это он меня втравил в эту историю. Вот пусть и носит теперь на руках.

Утром я проснулась и сразу обрадовалась. Светило солнце. Номер был просторный, светлый, с балконом, выходившим на море. Балкон совсем маленький, но все же. Я чувствовала себя почти нормально, только слегка кружилась голова. И очень хотелось есть. Но, взглянув на часы, я поняла, что уже проспала завтрак. Он тут до десяти, кажется, а сейчас уже начало двенадцатого, но можно же заказать завтрак в номер. Я стала искать буклет с номером ресторана, и в этот момент в дверь постучали. Наверняка Венька! Вот хорошо, он сейчас что-нибудь придумает приятное… Я стала озираться в поисках халата, но все мои вещи были упакованы, и на мне была только синяя Венькина футболка.

– Сейчас, подожди!

Я открыла. На пороге стоял Андрей.

– Ай, – взвизгнула я и забилась в ванную.

– Броня, Венька просил позаботиться о тебе. Он с Бенчиком поехал в Тель-Авив. Чем я могу тебе помочь?

– Андрей, пожалуйста, дай мне синюю сумку. У меня там все вещи.

– Броня, ты зря, тебе здорово идет эта майка.

– Андрей!

– Ну хорошо, на, держи!

Я приоткрыла дверь и просунула руку, но он, вместо того чтобы дать мне сумку, схватил меня за руку и выволок из ванной.

– Ты с ума сошел! – прошипела я.

– Да, сошел! – хрипло пробормотал он и крепко обнял меня.

И мы стали целоваться как сумасшедшие. Потом он вдруг поднял меня, поставил на краешек кровати, так что теперь я была чуть выше него и близко-близко видела потемневшие невозможные глаза.

– Какой ты красивый… Никогда таких красивых не видела… – Я провела пальцем по его небритой щеке.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он вдруг.

– Изумительно.

– Я так испугался вчера. Мне вдруг показалось, если ты умрешь, то и моя жизнь кончится…

– Андрей, что ты говоришь…

– Только то, что чувствовал вчера.

Вероятно, оттого что я стояла на кровати, у меня вдруг опять закружилась голова.

– Ой, сними меня.

Он перепугался. Спустил меня, посадил.

– Что? Опять плохо? Давай все-таки вызовем врача?

– Нет-нет, ни в коем случае. Сейчас пройдет, просто я стояла неудобно… Я сейчас полежу немножко… И еще я очень голодная.

– Господи, прости меня, я… Я сейчас что-нибудь принесу, а ты полежи пока.

Он убежал, а я кинулась в ванную, мгновенно приняла душ, открыла сумку, выхватила оттуда халат и успела юркнуть в постель. Господи, что же это делается? Да никакой он не импотент, глупости все, когда мы целовались, я почувствовала… А как он целуется! От его поцелуев гормон счастья вырабатывается в каком-то невероятном количестве.

Вскоре он вернулся с двумя йогуртами, фруктами и булочками:

– Вот все, что удалось надыбать на скорую руку. Хватит?

– За глаза.

– Голова больше не кружится?

– Нет.

Когда я немного поела, он сказал:

– Ну я пойду?

– Ты спешишь?

– Да нет, куда мне спешить.

– Тогда посиди еще… Андрюш, ты почему вечно небритый ходишь? Дань моде?

– Да нет, просто лень. Я тут на отдыхе вообще не собираюсь бриться. Тебе это не нравится?

– Нравится. Мне ты всякий нравишься.

– И ты мне тоже.

Он вдруг пересел на кровать и запустил руку мне в волосы:

– Какие они у тебя на самом деле?

– Гладкие, темно-русые…

– Мне трудно это себе представить. Бронечка, может, это судьба?

– Не знаю, может быть…

И тут я вдруг вспомнила слова Ларисы о том, что он иногда делает попытки, терпит фиаско и впадает в жуткое отчаяние. Нет, я этого не хочу!

– Не надо, Андрюша, ну пожалуйста!

– Почему?

– Ну я… не могу сегодня, понимаешь?

– А… Ну прости…

Он пересел на стул:

– Мне уйти?

– Нет, не уходи, если можешь… А где Лариса?

Он вздрогнул:

– Ты из-за Ларисы?

– Нет, я просто спросила…

– Они с Татьяной Ильиничной куда-то отправились. Думаю, она взяла Барышеву для прикрытия. Ну вроде как тебя тогда…

– Не выдумывай, она и вправду торчала в обувном.

– Ты такая верная и порядочная? – усмехнулся он.

– Ну в общем…

Странным образом напоминание о жене отрезвило его. Глаза опять посветлели и выражение лица стало обычным.

– Расскажи мне, как ты живешь? – попросил он.

– В каком смысле?

– Ну вот ты утром проснулась…

– Проснулась, вскочила и побежала мыться, готовить завтрак, будить Полину, собираться… После завтрака еду на работу.

– У тебя какая машина?

– «Жигули», «шестерка».

– Какого цвета?

– Баклажан.

– Давно водишь?

– Уже восемь лет, это моя вторая машина. Я все хочу поменять, но жалко, она такая удачная, с ней мало проблем, я ее люблю как родную.

– У меня когда-то тоже была «шестерка», но как раз очень неудачная.

– А сейчас у тебя что?

– «Субару».

– Хорошая?

– Мне нравится.

– А я где-то читала, что ты гоняешь как бешеный.

– Бывает. Господи, о чем мы говорим?

– О безопасном, – улыбнулась я.

Он посмотрел на меня и расхохотался.

В этот момент в дверь постучали.

– Я открою? – тихо спросил он.

– Конечно.

На пороге стоял Юрий Митрофанович.

– О, простите, я помешал? – спросил он насмешливо.

– Нет-нет, Юрий Митрофанович, заходите.

– Я просто по дороге с пляжа решил узнать, как тут наша больная.

– Спасибо, уже лучше, вот Андрей мне принес завтрак, я все на свете проспала.

– Очень рад! Ты сегодня полежи и, главное, не лезь на солнце. Спи побольше, обед закажи в номер – и будешь завтра как новая. Ну, я вижу, тебе нескучно. Кстати, тут есть русское телевидение. Ну что ж, я пойду. Не буду мешать.

– Я тоже пойду, пусть Броня поспит. Если что-то понадобится, звони мне. Пока!

И они ушли. А я вдруг ощутила жуткую усталость и слабость. Я ведь вчера не притворялась, мне действительно было очень плохо, а с утра столько эмоций. Я заснула и проснулась, когда солнце уже заходило. И то проснулась от стука в дверь.

– Буська, ты там жива?

Венька был бледный, измученный, весь какой-то перевернутый.

– Господи, что случилось?

– Расскажу. Ты как?

– Почти весь день сплю.

– Ела что-нибудь?

– Завтрак мне Андрей принес. А обед я проспала. Но есть не хочу. Ну что там?

– О, там… хрен знает что! Понимаешь, Сонька эта… шалава та еще, похоже, пробы негде ставить. Ребенком интересуется очень мало, постольку-поскольку, но хуже всего то, что она, как подозревает Рахиль, наркоманка.

– Подозревает или уверена?

– Мне сказала, что подозревает. Но ее родители в воспитании мальчика участия не принимают, ну только деньгами, да и то… У Рахили Бенчик – весь свет в окошке…

– Вень, ты погоди, эта Рахиль такая врунья…

– С чего ты взяла?

– Мне она рассказывала о прекрасной, крепкой еврейской семье, а тебе о каком-то семействе монстров… Да и про Соню твою говорила, что она учится, что она талантливый архитектор, а теперь, выходит, что она шалава и наркоманка. Где правда-то?

– Тебе она рассказала то, что ей хотелось бы иметь… Она чувствовала, что если придет и вывалит мне на голову кучу проблем, то я… Ну сама понимаешь. Ее приход к тебе был жестом отчаяния.

– Ну допустим. А как она вообще узнала обо мне?

– Она дружна с тещей Оскара. И это Оскар посоветовал ей обратиться сначала к тебе. Старуха мне все откровенно рассказала. Она плакала, говорила, что безумно боится за Бенчика. Если с ней что-то случится…

– Но чего она хочет от тебя?

– Чтобы я признал его. Я, конечно, признаю, даже и говорить нечего. И помогать буду по мере возможности. Ну и вообще…

– А спасать заблудшую внучку она тебя не просила?

– Нет, представь себе. Ее в этой жизни сейчас волнует только Бенчик. Кстати, она мне понравилась. Хорошая старуха. Мы как-то очень легко нашли с ней общий язык, я даже не ожидал. А видела бы ты, как Бенчик обрадовался ей. Еще она хочет, чтобы я на всякий случай оформил для Бенчика российское гражданство. Не знаю, получится ли, но я попытаюсь. Когда я уходил, он ревел. Кошмар какой-то!

– Да, ты загрузился по полной программе, как сказала бы Полька.

– Ты не поверишь, но я сам чуть не разрыдался.

– Поверю. Ладно, не дрейфь, прорвемся! И если все действительно так, как тебе сказала Рахиль, у тебя есть шансы забрать Бенчика, если ты, конечно, захочешь. Да, кстати, не мешает сделать все-таки анализ на ДНК.

– Зачем?

– Ну если эта Соня такая шалава…

– Знаешь, а мне плевать. Когда я уходил, он кричал: «Папа! Папа!» – и я вдруг четко осознал…

– Что?

– Что он мой сын.

– А если все-таки не сын? Мне Юрий Митрофанович рассказывал…

– Говорю тебе – мне это не важно.

– Что ж, благородно, но ты все же остынь.

– А анализ мне так и так придется делать, если я буду оформлять отцовство. Я хочу именно отцовство, а не усыновление, понимаешь?

Я видела, что Венька полностью захвачен этой историей, а если так, то он сумеет смести все преграды. Он такой! Если уж он смог из скромной переводчицы на две недели сделать певичку с экзотической внешностью, то что для него бодание с чиновничьими системами двух разных государств? Семечки!

Утром Венька опять умчался в Тель-Авив, чтобы договориться с адвокатом, который будет заниматься его делом. Адвоката порекомендовал ему все тот же Оскар. Я спала почти весь день и всю ночь и в результате проснулась утром вполне здоровая. Только безумно голодная. Я оделась и побежала вниз, в ресторан. Здесь был большой зал, не чета нашему Тель-Авивскому. И сразу увидела Ларису, которая стояла у стола с закусками в красных коротких шортиках, облегавших совершенной формы зад. Мне вдруг нестерпимо захотелось подойти к ней и ущипнуть, больно, чтобы она взвизгнула. Или толкнуть ее сзади так, чтобы она уткнулась носом в блюдо с селедкой. Но тут меня окликнула Татьяна Ильинична.

– Бронечка! Иди сюда!

Она сидела одна за столиком.

– С добрым утром!

– Оклемалась? Ну и молодчина. Садись, вдвоем веселее завтракать!

– Это правда!

Когда я немного утолила зверский голод, она сказала с лукавой улыбкой:

– Ты смотрела на Ларку так, как будто хотела ее пришить.

– Пришить? Нет, но ущипнуть или пихнуть хотелось.

– А ты в курсе, что Андрей ее шуганул?

Я замерла:

– Как – шуганул?

– Просто. Сказал: иди на все четыре стороны. И уехал.

– Уехал? Куда?

– В Москву, куда?

– Как же так?

– Бронечка, милая, да не бери ты в голову эти гастрольные шашни. Мура это все. У вас что-то было?

– Нет, не было.

– Ну тем более. Такой мужик, конечно, не может не нравиться, но… лучше держаться от него подальше. Найди себе нормального. Или вернись к тому, к жениху. Ревнючий он, но это не самое плохое. Ты что, всерьез в Андрея влюбилась?

– Я не знаю…

– Тогда ничего, охолонешь.

– Я понимаю… Странно только, что он со мной не попрощался…

– Так ведь как все вышло-то… Вчера же был фуршет, кстати, все о тебе спрашивали. Народу довольно много собралось. Андрей быстро напился, а Ларка что-то ему сказала, он взбеленился не знаю как, хотел ей публично дать в рожу, Юра еле перехватил. Он тогда сказал, что сию минуту уезжает. И чтобы он ее больше не видел. И правда, вызвал такси и умчался в аэропорт. Самолет часов в шесть утра вылетает, надеялся, что поменяет билет. Наверное, удалось. Когда ему было тебя предупреждать? Да и вообще… У них там свои разборки. Может, и помирятся еще. Видишь, она совершенно невозмутима. Честно говоря, я никогда особенно не понимала, что их связывает. Они такие разные. Не огорчайся. У нас сегодня экскурсия в Иерусалим. А завтра в Северную Галилею. Там такая красотища…

За оставшиеся дни от него не было никаких известий. А я как-то внутренне застыла. Ни жаркое солнце, ни арбуз без косточек, ни невкусные местные помидоры – ничто не вырабатывало во мне гормона счастья. Вместо серотонина сплошные серые тона. Но когда я влезла в воду Иордана в том месте, где принимают крещение паломники из разных стран, на меня вдруг снизошло успокоение. Я поняла, что он не бросил меня, а попросту сбежал, испугавшись нашего стремительного сближения. Я ведь сама остановила его. И он остановился. И понял, что не хочет разочаровываться сам и разочаровывать меня. А что было, то прошло. Или скоро пройдет. И дальше я уже видела все чудеса Израиля, воспринимала их, но не так остро, как это могло бы быть, будь он рядом. Венька целыми днями пропадал в Тель-Авиве, а меня ласково опекал Гордиенко. Он не вел со мной душеспасительных бесед, а просто был внимателен, мил и очень добр. А еще я сходила с ума от тоски по Полине. Так надолго я еще от нее не уезжала.

Лариса и впрямь была невозмутима. Купалась, загорала, флиртовала напропалую. Надо отдать ей должное, мужики слетались на нее как мухи на мед. Со мной она держалась спокойно и миролюбиво. Однажды подошла и сказала:

– Бронь, не бери в голову. Он давно и думать забыл о тебе. Он такой…

В ответ я только плечами пожала. Что тут скажешь?

– Да и вообще, зачем он тебе нужен? Ты ж еще молодая, найдешь себе здорового.

Я махнула рукой и ушла.

…– Мама! – раздался Полькин вопль, и она накинулась на меня с поцелуями. – Маменция приехала!

И тут же рядом возник Женя. Высокий, спокойный, улыбающийся виновато.

– Привет, как долетела?

Я вдруг почувствовала, что вернулась домой. В свою жизнь.

– Хочу скорее домой! – заявила я.

– Поехали! Тебя ждет такой обед! Мы вдвоем с Полиной готовили!

– Жень, ну зачем проболтался? – возмущенно закричала Полина. – Ой, мам, как я соскучилась. А ты загорела – просто супер! Я вчера домой вернулась, звонила твоя начальница, интересовалась твоим здоровьем!

– Броня! – окликнул меня Гордиенко. – Это твоя дочка?

– Ой, Юрий Митрофанович, извините. Я так обрадовалась, что все на свете забыла. Да, познакомьтесь, это Полина.

– Совсем на тебя не похожа!

Но тут к нему бросился молодой человек, видимо сын, и нас разметало толпой.

– Мам, он клевый! Слушай, а Веня-то где?

– Он прилетит послезавтра. У него там еще дела.

– Броня, у тебя вид усталый, – заметил Женя.

– Всю ночь не спала. Из гостиницы в три часа выехали, да еще в аэропорту нас шмонали безбожно. Но, Полька, мы с тобой через годик обязательно поедем в Израиль – просто как туристы, без всяких гастролей. Это фантастическая страна! И каждый интеллигентный человек должен ее увидеть.

– Ты это про меня? – удивилась Полька.

– Да нет, скорее про себя. Я мало что видела, да и то…

– Ой, мам, лучше мы с Женей втроем поедем.

Похоже, тут без меня меня женили. Я понимала, что еще предстоит объяснение с Женей. И мне было от этого тоскливо.

Едва мы сели в машину, Полина потребовала:

– Ну рассказывай!

– Что?

– Все! Как ты вышла первый раз на сцену, как играла, все! Как тебе хлопали. Цветы дарили?

– Дарили!

– Много?

– По разному.

– Ой, мам, а войну вы видели?

– Нет.

– А девушек с автоматами?

– Сколько угодно. И что меня позабавило, там масса солдатиков с типично рязанскими физиономиями.

– Мам, а…

– Погоди, скажи лучше, как у тебя-то дела?

– Нормально. Двоек нет.

– А дед с Симочкой как?

– Нормально. Я ему не проболталась.

– И на том спасибо.

– Броня, – подал голос Женя, – не надо ее ругать. Просто она мне доверилась, а я из ревности доверия не оправдал. И еще раз прошу меня простить.

– Мам, ты прости Женю, ну пожалуйста!

– Так и быть, прощаю.

Это уже сродни неизбежности.

– Мам, а ты в кибуце была?

– Только обедала в ресторанчике от какого-то кибуца на Галилейском море.

– Ой, а что ты там ела?

– Рыбу святого Петра. Только что выловленную.

– Вкусно?

– Ничего особенного.

– Фаршированная рыба была?

– Да нет, просто жареная. Отстань, Полина, у меня голова болит.

Когда я наконец вошла в свою квартиру, мне вдруг стало спокойно. А вся эта история с гастролями, с любовью к Андрею и со страстями вокруг Бенчика, показалась мне чем-то уже далеким. От нее осталась только прическа, загар и серебряные браслеты. Мне через два дня на работу, значит, браслеты я сниму и засуну в комод, прическу тоже поменяю, а загар скоро сойдет. Вероятно, то же самое почувствовал Андрей. Он, наверное, еще вспомнит обо мне, когда будет дарить кольцо своей маме. Только и всего.

А Полина оказалась на редкость деликатной. Не требовала с меня подарков, понимая, что Жене я на сей раз ничего не привезла. И он тоже проявлял деликатность. После обеда, когда мы на несколько минут остались вдвоем (или это Полька специально нас оставила?), он нежно обнял меня и спросил:

– Ты правда меня простила? Не отвечай, я пойму по глазам. Кажется, да? Вот и чудесно. Ты же знаешь, как я тебя люблю, правда? Давай я сейчас уйду, а завтра встретимся? Я соскучился жутко. А тебе и вправду идет эта сумасшедшая прическа.

Он хороший. Любит меня. Надежный. Кажется, действительно добрый… Но гормон счастья не вырабатывается, нет. Ну ничего, обойдусь. Раньше же обходилась и ничего, жила, и даже иногда радовалась жизни. Привыкну. Вон как у них с Полькой всё здорово…

Он поцеловал меня. Я ответила. Все хорошо, Броня.

Едва за ним закрылась дверь, как Полька завопила:

– Маменция, а подарки где?

Я отдала ей целую сумку.

– Ух ты сколько! Кайф! Мам, а вечером нас ждут у деда!

– Ой нет, я до вечера просто не доживу. Усну.

– Ну мам, Симочка собиралась печь к твоему приезду пирог!

– Надеюсь, еще не пекла. Я сейчас позвоню и скажу, что не в силах. А еще лучше ты позвони.

– Мам, дед обидится.

– Ладно.

Я позвонила отцу.

– Бронечка, детка, что с тобой случилось? Я так волновался! Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, папочка. Но приехать не могу. Ночь не спала совершенно. Просто валюсь с ног и еле ворочаю языком. Надеюсь, Сима еще не пекла пирог?

– Кажется, нет. Но я ужасно соскучился.

– Пап, давай до завтра отложим, а то я усну за рулем.

– Нет-нет, не надо садиться за руль. Хорошо, перенесем на завтра. Должен сказать, что я доволен Полиной. Умная, ответственная девочка. И Женя твой мне очень понравился. Видный, а главное – вменяемый. По нашим временам большая редкость.

– Где ты с ним познакомился?

– Он водил Польку на какой-то молодежный концерт. Одну я ее не пустил бы, а с ним… Мы поговорили немножко. Одобряю, дочка. Неплохой выбор.

Выбор! Нет никакого выбора, мне его просто не оставили. Но наверное, это хорошо. Было бы куда хуже остаться в пустоте.

После разговора с отцом я рухнула на диван и заснула сразу мертвым сном. Проснулась уже за полночь. Полька спала. Я понимала, что теперь не скоро засну. Встала, поплелась на кухню. Иногда, если мне не спится, я раскладываю на кухне пасьянс. Бывает – просто так, ради процесса, а бывает – загадываю желания. Вот и сейчас я загадала: увижусь ли я когда-нибудь с Андреем? Увидеть-то его не проблема. Куплю билеты в театр или в кино. Наконец, посмотрю телепрограмму – и уж на одном каком-нибудь канале непременно на него наткнусь. Но увидеться с ним, поговорить и ощутить, как вырабатывается гормон счастья… Интересно, а по телевизору он тоже вырабатывается? Пасьянс не сошелся. Как я и предполагала… Так, может, и бог с ним, с Андреем? У нас разные жизни, мало ли кого к кому тянет? Вот, помню, года три назад у меня сломалась машина и я поехала на работу на троллейбусе. И вдруг встретилась взглядом с мужчиной. У меня захватило дух. Ему было под пятьдесят, усталое лицо, но какое! Казалось, что он по ошибке попал в переполненный московский троллейбус. Таких лиц там по определению не бывает. Хотя их вообще, наверное, не бывает. И он тоже не сводил с меня глаз. А в них явственно читалось: «Да, мы с тобой созданы друг для друга, но мне уже много лет, у меня нет сил на новую жизнь. Прости». Он сошел раньше, чем я. И выходя, еще оглянулся на меня. Я было рванулась за ним, но он чуть улыбнулся, и я поняла – не надо!

Я еще целую неделю ездила в этом троллейбусе, но больше его не встретила. Долго еще ходила под этим впечатлением и до сих пор помню его лицо. И почему-то мне кажется, что он тоже помнит меня. Может, мы действительно были созданы друг для друга? Сейчас мне даже почудилось, что Андрей чем-то похож на него. Мне вдруг захотелось плакать. Я вообще-то не плакса, плачу редко. А тут вдруг разревелась. Это было неудержимо и так сладко… Я пошла к себе, вцепилась зубами в подушку и плакала-плакала, пока не заснула. А утром я первым делом убрала квартиру, хотя, надо отдать должное Полине, она к моему приезду навела чистоту. Потом я отправилась в парикмахерскую.

– О! – воскликнула Валентина, мастерица, подарившая мне столь экзотический облик. – Ну как с новым имиджем?

– Спасибо, было здорово.

– Я гляжу, вы хорошо загорели. Вам идет такой стиль.

– Да, но пора вернуться к прежнему.

– Почему?

– Да мне завтра на работу!

– Ну и что?

– У нас этого не поймут! – Я вкратце рассказала ей о характере моей работы.

– Ничего страшного! Будете на работу затягивать волосы в пучок. А дома – или в гости – или еще куда будете так ходить. Вот посмотрите! – Она ловко продемонстрировала мне, как можно уложить волосы, чтобы выглядеть строго, но я вдруг заявила:

– Нет, Валя, я не хочу больше так ходить. Перекрасьте меня и подстригите.

– Подстричь? Зачем?

– Чтобы опять изменить имидж, но не возвращаться к прежнему.

– Понимаете, следы завивки пока останутся.

– Пусть.

– Жалко стричь такие волосы.

– А мне – нет! Остригите меня совсем коротко.

– Налысо, что ли? – рассердилась Валя.

– Не налысо, но совсем-совсем коротко.

– Вам нельзя.

– Почему?

– У вас будет беззащитный вид.

– Беззащитный? – удивилась я.

– Беззащитный и измученный! А такие волосы отвлекают! Но если вы настаиваете, я сделаю вам стрижку. Только не такую короткую, чтобы волосы все же были видны. Вы мне доверяете?

– Конечно! – искренне сказала я.

И через сорок минут у меня был совершенно новый имидж. Красивая, стильная стрижка современной деловой женщины.

– Нравится?

– Да. Только вот не знаю, что скажет начальство.

– У вас в контракте записано, что вы не имеете права менять прическу?

– Разумеется, нет!

– Тогда живите спокойно! Только придется теперь регулярно подстригаться.

– Не страшно.

Сказать, что я была в восторге от новой прически, я не могла. Но вероятно оттого, что никогда не носила стрижку и попросту еще не привыкла. Первым должен был оценить перемену Женя. Мы собирались встретиться у него в квартире.

– Черт, опять новая прическа! С ума можно сойти! Только я смирился с той… Но тебе так, наверное, лучше. Спокойнее как-то.

– Тебе спокойнее? – засмеялась я.

– Это уж точно! Иди ко мне, я так соскучился.

Мне было хорошо с ним, впрочем, как и всегда, только гормон счастья не вырабатывался. Черт бы побрал Вовика Златопольского с его болтовней об этом злосчастном гормоне.

– Знаешь, как мне было хреново, когда я думал, что потерял тебя? Скажи, у тебя что-то было с тем актером, который со мной драться хотел?

– Не было, – с чистой совестью ответила я.

– Правда?

– Правда.

– А почему он тогда вступился за тебя?

– Не за меня, за даму.

– Слушай, я хочу тебя попросить…

– О чем?

– Сведи меня с твоим братом.

– Зачем? – крайне удивилась я.

– Ну нехорошо, когда в семье какие-то… недоразумения. Я так понимаю, что он тебе близкий человек… Кстати, у вас романа не было?

– Не было, черт тебя подери! По-твоему, у меня романы со всеми мужчинами вообще?

– Не передергивай! Просто он… довольно привлекательный, ну и между двоюродными бывает…

– Мало ли что бывает! Бывает даже между родными, даже между отцом и дочерью. Ты к папе не ревновал еще?

– Не говори глупостей. Мне, кстати, твой отец очень понравился.

– Ты ему тоже. Ох, господи, я же забыла, что мы с Полькой сегодня должны быть у папы!

Я вскочила, оделась и стала звонить Полине.

– Что ж ты мне не звонишь, я тут замоталась, – набросилась я на нее.

– Во что замоталась, в простыню? – хихикнула она.

– В какую простыню, что ты мелешь! – возмутилась я, чувствуя, что краснею.

– Ну ты ж у Жени, наверное?

Еще недоставало обсуждать это с ней!

– Короче, ты поезжай к деду да захвати из шкафа синий пакет, там подарки. Я приеду сама. Могу задержаться из-за пробок.

– Ладно! Пока, маменция!

– Бронечка, я, к сожалению, завтра вечером улетаю в Будапешт на три дня. Мне жутко не хочется, но надо. Я хотел послать своего зама, но он, как назло, попал в больницу с аппендицитом.

– Жаль, – машинально ответила я.

– Сейчас ты спешишь, а вот когда я вернусь, надо будет уже конкретно обсудить свадьбу.

– Хорошо. Обсудим. Женечка, извини, но мне надо мчаться. Папа терпеть не может опозданий.

Дверь в квартире отца мне открыла Полька.

– Ой, мам, ну ты даешь! – закричала они при виде новой прически.

– Полина, как ты разговариваешь с матерью! – не преминул сделать ей замечание папа. – Деточка моя, что с тобой было? От Полины ничего нельзя добиться. А выглядишь хорошо. Ты подстригла волосы? Я не сторонник стриженых женщин. Так от чего ты все-таки лечилась?

– Пап, ничего страшного, была небольшая проблема, и как раз подвернулась возможность недорого полечиться. И теперь все в полном порядке. Не беспокойся.

Когда после ужина я вышла на кухню помочь Симочке с чаем – Полька и папа играли в шашки, – она сказала:

– Бронечка, а у тебя грустные глаза.

– Да нет, я просто сегодня жутко устала.

– А ты там, в Израиле, случайно не влюбилась? – участливо осведомилась мачеха.

– Так, чуть-чуть.

– Поделись, если хочешь. Ты ведь знаешь, я не болтлива.

– Знаю, Симочка. Но сейчас не то настроение. Если окажется, что…

– Как хочешь. Но в любой момент я готова послужить жилеткой.

Это я знала. И если бы речь шла о какой-то другой ситуации, я, возможно, и поплакалась бы ей. А впрочем, кто знает…

В машине по пути домой Полина вдруг спросила:

– Мам, Гордиенко клевый, да?

– Бесспорно.

– А Дружинин?

– Нет.

– Почему?

– Мрачный, хамоватый и вечно небритый. А почему тебя это интересует?

– Ну просто… он же такая звезда! А его жена?