Текст книги "Гормон счастья и прочие глупости"

– Очень красивая! Ноги от ушей и вообще…

– Сейчас на НТВ показывают сериал с ним.

– С кем? С Дружининым?

– Ага. И он там клевый.

– Кого он играет?

– Благородного олигарха.

– Такие бывают?

– В кино все бывает.

– Тоже верно. А в котором часу этот сериал показывают?

– В девятнадцать сорок. И повтор уже совсем поздно, около двенадцати. А что, хочешь посмотреть?

– Ну разве что одним глазом.

– Мам, а у Вени там кто-нибудь был?

– В каком смысле?

– Ну… какая-нибудь… девушка?

– Наверное, я за ним не следила. – До возвращения Веньки я решила ничего не говорить про Бенчика. Зачем? Неизвестно ведь, чем эта история завершится.

– Мам, а фотки? Я только сейчас сообразила! Ты снимала?

– Конечно. Завтра же отдам напечатать.

– Давай лучше я, ты мне утром оставь деньги и пленку. Я после школы зайду. Там прямо за час сделают.

– Вот хорошо.

– Мам, а ты по мне скучала?

– Не то слово!

– И я… Мам, а ты за Женю выйдешь замуж?

– Конечно. Он сейчас уезжает, а когда вернется, будем обсуждать свадьбу!

– Ура! Я тоже буду обсуждать?

– Да.

– Мам, почему у тебя голос такой скучный?

– Почему – скучный? Просто усталый. Спать хочу!

– Нет, скучный… без трепетухи…

– Что?

– Без трепетухи, говорю.

– Что это еще за трепетуха? Трепет, что ли?

– Ага.

– Дурища ты у меня.

– Не-а! Дед говорит, что я на редкость умная девочка.

– Заблуждается твой дед.

– Это ты заблуждаешься, когда думаешь, что я ничего не вижу.

– Здрасте, я ваша тетя. Что это ты видишь, хотелось бы знать.

– Что у тебя в глазах обреченка.

– Господи, где ты этого набралась? Обреченка, трепетуха… Жуть!

– Ты не хочешь замуж? Да? – с «трепетухой» в голосе спросила она.

– Зато ты, я вижу, жаждешь выдать меня.

– Да. Потому что Женя тебя любит. И он… хороший… И богатый.

– Можно подумать, ты живешь в нищете!

– Нет, конечно, но… Знаешь, он мне показывал план дома, который собирается покупать. Супер!

– О господи!

– Там даже солярий есть!

– А солнце где он возьмет? У нас так мало солнца… ты вот говоришь всякие глупости, что я скучная, без трепетухи, а все дело в том, что в Израиле такое солнце! От него вырабатывается гормон счастья. А тут у нас холод собачий, как будто не июнь, а начало ноября. Дождь. Меня это угнетает. Ничего, я привыкну.

– Адаптируешься?

– Привыкну!

Она легла спать, а я схватила телепрограмму. Без пяти двенадцать должны показать седьмую серию «Снов наяву». Почему-то мне было страшно. Сперва на экране мелькали какие-то люди, говорили о непонятном – седьмая серия все-таки, а это явно детектив. Я даже не стремилась вникать в происходящее. И вдруг на экране появился Андрей. Я замерла. В первой сцене он вел совещание у себя в роскошном офисе, деловой, ироничный, злой, и каждый его жест и поворот головы были исполнены такого шика, элегантности и неправдоподобного обаяния, что я только рот раскрыла. И проклятый гормон стал вырабатываться с неистовой силой. Господи, за что? За недостаточную любовь к Жене? За неблагодарность? За то, что зарыла в землю свой певческий талант? Или просто так, ни за что? Чтоб знала, как это бывает, когда любовь… Интересно, он хоть раз вспомнил обо мне? Нет, конечно. А почему? Не вспоминалось или он запретил себе вспоминать? Я должна его увидеть. Должна. Не могу иначе. Вот посмотрю ему в глаза – и все пойму.

Но где мне его увидеть? Пойти в театр, а потом за кулисы? Никогда в жизни. Ждать возле служебного подъезда вместе с поклонницами? Никогда в жизни! Явиться к нему домой? А если там Лариса? Или другая какая-нибудь баба? Я умру. Так как же быть? Позвонить ему на мобильный? Он ведь тоже знает мой телефон, но не звонит же… Ничего, я позвоню сама, к черту гордость и все эти глупости. Мне просто жизненно необходимо если не увидеть, то хоть услышать его. Я и по голосу все пойму. Позвонить с домашнего телефона? Этого номера он не знает. Нет, позвоню с мобильного. Он увидит, что это я, и, если не захочет, попросту не ответит. Но он ведь может, к примеру, не услышать звонка. Но тогда завтра он его обнаружит… Как мы жили без мобильных телефонов? С одной стороны, многое было проще, но… Я сосчитала до десяти. Мне даже в голову в тот момент не пришло, что может быть уже поздно. Один гудок, второй…

– Это ты? – В голосе нескрываемая радость.

– Да. Я посмотрела кино…

– Какое кино? – засмеялся он. – О чем ты?

– «Сны наяву».

– В жопу!

Мне вдруг стало так хорошо! Гормон счастья даже от звука голоса…

– Ты где сейчас?

– Дома.

– Я сейчас приеду к тебе, говори адрес.

– Но у меня тут дочка.

– Тогда я приеду за тобой.

– А дочка?

– Она же, наверное, спит?

– Ну да…

– Я не буду звонить. Ты просто открой дверь.

– Я лучше спущусь.

– Хорошо. Говори адрес.

Я сказала.

– Так, буду у тебя минут через двадцать. Все.

Господи, какое счастье! Ни сомнений, ни лишних слов, просто радость и желание немедленно, сейчас, среди ночи, увидеть меня… А я? Как я хочу увидеть, услышать, прижаться к нему… Импотент? Ну и пусть. Не важно. Да и не импотент, глупости все. Тут вдруг затрясся мобильник. Андрей! Передумал? Охолонул? Сердце ухнуло в пятки.

– Алло!

– Ты не спускайся. Я не хочу, чтобы ты ночью выходила одна. Я поднимусь за тобой. Какой этаж?

– Восьмой.

– Еду.

Я кинулась приводить себя в порядок и увидела новую прическу. А вдруг она ему не понравится? Меня еще никогда в жизни не била такая дрожь. Разве что в детстве, когда хоронили деда по отцовской линии. Дети боятся покойников… А больше – никогда. Я чего-то боюсь? Да, боюсь, вдруг все-таки что-то сорвется?

– Мам, ты чего? – За моей спиной стояла Полина, сонная и недовольная.

– Ты почему не спишь?

– Писать хочу!

– Ну писай скорей!

– Быстро только кошки трахаются.

– Ты что, спятила?

– Я – нет! А ты куда собралась? Второй час ночи.

– Мне надо!

– Куда?

– Не твое дело!

– О! Суду все ясно!

– Полина, не смей так со мной разговаривать!

– Но должна же я знать, куда тебя ночью несет? На свидание?

– Перестань глупости говорить! Просто мне… позвонила Светка, у нее… квартиру ограбили, и ей страшно!

– Пусть милицию вызовет.

– Ей нужна дружеская поддержка.

– А! Ну ладно. Утром вернешься?

– Естественно, вернусь. Мне же на работу.

– А ты не возвращайся. Возьми все необходимое, утром вместе со Светкой поедете. А я уж как-нибудь сама…

– Полина, писай и ложись спать, а я без твоих советов обойдусь.

– Ясное дело. Ну пока!

А в самом деле, куда я несусь среди ночи? Завтра мне на работу… Но тут в кармане опять завибрировал мобильник.

– Я уже за дверью.

– Да, Светик, еду!

Я схватила с вешалки куртку и выскочила из квартиры. Неоновая лампа на площадке мигала, давая понять, что вот-вот перегорит. Я едва закрыла дверь – и сразу очутилась в его объятиях.

– Андрей!

– Бронечка, маленькая моя.

Лампа мигнула в последний раз и погасла.

Мы втиснулись в лифт, не разжимая объятий. Внизу у лифта стоял какой-то сильно поддатый мужчина, Андрей отпустил меня и вдруг воскликнул:

– Зачем ты отрезала свои кудри? Жалко.

– Я надеялась, что так скорее забуду… тебя.

– Ты хотела меня забыть?

– Да. Но не получилось.

– Ты обиделась, что я так уехал?

– Я не обиделась. Мне просто было больно… Очень… Но я даже не отдавала себе в этом отчета.

Мы сидели в машине, он прижимал мою голову к своей груди и шептал:

– Маленькая моя, как хорошо, что ты позвонила, как вовремя, ты даже представить себе не можешь, как вовремя.

От него слегка попахивало коньяком и мятной жвачкой. И табаком. И счастьем.

– Когда я увидел, что это ты звонишь, как будто тиски ослабли… мне как будто горло сжимало и вдруг отпустило… Я смог вздохнуть, понимаешь?

– Да.

– Мне без тебя плохо было.

– Почему ж ты сам не позвонил?

– Боялся.

– Ты? Ты боялся?

– Да. Я. Боялся.

– Меня?

– Нет. Не знаю… Я боялся, что… что не нужен тебе… Что опять ошибусь… Что… Меня много предавали в этой жизни… Я бы позвонил все равно, только позже. Ты мне нужна, очень-очень нужна. Но я ведь знаю, что у тебя дочка… И первые дни тебе будет не до меня… Я все время думал, считал дни. Когда ты приедешь… и когда можно будет позвонить…

– А мне Полька сказала, что по НТВ идет твой сериал. Я включила…

– Да ну, есть о чем говорить!

– Есть! Есть, Андрюша, ты там такой… Неотразимый. Совершенно неотразимый…

Мне вдруг показалось, что это слово определяет для меня этого человека. Неотразимый!

– Но я ведь не такой, Бронечка. Я хуже.

– Нет. Лучше. Потому что живой.

– А знаешь, почему живой?

– Я не понимаю…

– Я живой, потому что ты есть… Потому что ты мне позвонила ровно тогда, когда было нужно.

– Андрей, – испугалась я, – что ты хочешь сказать?

– Нет, я не собирался в тот момент кончать с собой… Но к горлу вдруг подступило… Как будто тиски, как будто кто-то меня душил. И вдруг твой звонок – и так легко дышать стало.

– Андрюша, поцелуй меня еще.

– Нет. Хватит. Поехали ко мне.

– Ну пожалуйста…

– Нет. Поцелую на светофоре, – засмеялся он.

И правда, на всех светофорах он меня целовал.

– А где ты живешь?

– На Спиридоновке.

– О, в самом центре.

– Да. Десять минут до театра.

– А…

– Ты хочешь спросить о Ларисе?

– Да.

– Ее там больше нет. Не надо никаких вопросов, ладно? Я потом расскажу. Мне не до нее сейчас. Мне хорошо.

Когда я на цыпочках, как вор, вошла в квартиру, Полька еще спала. И Андрей спал, когда я уходила. И город еще только просыпался. Первым делом я приготовила завтрак и побежала в ванную. Ого! – сказала я себе, поглядев в зеркало.

Невооруженным глазом видно, чем я занималась в эту ночь. Он не был импотентом. Отнюдь! И мне еще никогда в жизни ни с кем не было так хорошо. Более того, я даже не подозревала, что способна на такую страсть. Меня обуревали столь сильные и противоречивые чувства, что я запуталась в них. Ладно, потом… Сейчас надо будить Полину. И притвориться, что я давно дома и даже успела поспать.

– Полька, подъем!

– А? Мам, ты пришла?

– Вставай, вставай, кудрявая!

– От кудрявой слышу! – проворчала она. – Ну что?

– Что?

– Ну как?

– Что?

– Как провела ночь?

– Весело! Светка рыдала, причитала… Сама понимаешь!

– Мам, ну не гони!

– Куда я тебя гоню?

– Не гони пургу типа…

– Ты у меня сейчас схлопочешь. «Типа»! Чтобы я больше этого не слышала.

– Ладно. Тогда скажи, кто был тот мужик?

– Какой еще мужик? – похолодела я.

– Ну с которым ты в машину села? Или это Светка была? Тогда она здорово выросла за месяц. Раньше вы с ней одного роста были, а теперь ты ей до плеча не достаешь.

– Господи, что ты порешь? Я встретила в лифте Владимира Сергеевича. Он спросил, куда это я ночью собралась и подвез меня.

– Мам, уши вянут. Прямо завяли совсем, вот-вот отвалятся.

– Ну все, хватит, иди быстро мойся – и за стол.

Да, от моей дочурки не спрячешься.

Она явилась на кухню уже одетая, причесанная, но надутая.

– Между прочим, у нас сегодня последний день, – напомнила она. – И тебе надо зайти в школу.

– Зачем?

– Маятник велел. Он давно уж тебя требовал, но ты уезжала.

– Что ты натворила? – перепугалась я.

– Ничего. Просто ему зачем-то надо.

– Но я смогу сегодня только после работы.

– Ты ему позвони. И договорись.

– Поль, ну правда, в чем дело-то?

– Не знаю! Все, я пошла. Кстати, дай мне денег, мы с девчонками хотим в Макдоналдс сходить после уроков. Ага, спасибо. Это взятка? – спросила она, держа в руках пятисотрублевую бумажку.

– Отнюдь. Просто в день окончания… Ну вроде премии.

– А вдруг я в чем-то провинилась, а? Тогда что, отберешь?

– Ну если б что-то серьезное, ты бы вела себя иначе, не хамила бы, а подлизывалась.

– Это неизвестно еще! У меня же переходный возраст. Ну пока!

Обычно она меня целовала, уходя, а сегодня только кивнула. А я не стала к ней лезть. Когда она ушла, я закрыла глаза и сразу увидела лицо Андрея. И вдруг ощутила, что в нем я обрела сразу любовника и второго ребенка. В нем было много детского, мальчишеского, а еще была какая-то щемящая ранимость и даже беззащитность. Его хотелось оберегать… Заботиться о нем… Готовить ему, стирать… я не знаю… Это какой-то бред. Но я никогда еще не испытывала ничего подобного. Эта ночь была полна новых, неведомых мне ощущений. Но тут позвонили с автомобильной стоянки с сообщением, что надо срочно погасить образовавшуюся задолженность, иначе лишусь места. Это была серьезная угроза. Терять стоянку, находящуюся в пяти минутах ходьбы от дома, очень не хотелось.

Я заплатила долг и еще за месяц вперед и наконец села за руль. Как всегда, включила музыку. Любимого барда Тимура Шаова. Его блистательные по остроумию и музыкальности песни заряжали меня бодростью. Придавали куража или, как сейчас модно говорить, «драйва».

– О! Бронька, привет! – воскликнула Светка и тут же получила от меня израильский сувенир. – Спасибо! Слушай, какая прическа! Вот от тебя не ожидала!

– Это еще что! Видела бы ты меня в Израиле!

– Да я уж понимаю… Там что-то было? Раввина сбила с пути истинного?

– Подымай выше!

– А кто там у них выше? Шарона захороводила? Так он старый!

– Как ты узко мыслишь! Почему обязательно аборигены?

Но в этот момент появилась Инна Геннадьевна.

– Бронечка, рада вас видеть! Как вы себя чувствуете? – озабоченно осведомилась она.

– Спасибо, все хорошо. Мертвое море творит чудеса.

– А что вы сделали со своей головой? Зачем постриглись? У вас был свой стиль.

– Неправда ваша, Инночка Геннадьевна, – вмешалась Светка. – У нее был не свой стиль, а стиль нашей конторы. А вот теперь…

– Ну это, безусловно, спорный вопрос. Кстати, начальство справлялось о вас.

Начальством она называла нашего главного.

– Я в полном порядке и готова приступить…

– Тогда для начала просмотрите этот контракт, нет ли ошибок, а в одиннадцать десять вас ждет начальство.

Я боялась, что засну над контрактом, но там оказалось столько ошибок, что мне сразу стало не до сна. Интересно, кто это постарался?

– Свет, чья работа?

– Да я почем знаю? Бронь, ну в двух словах скажи – кто?

– Мужик!

– Молодой?

– Не очень.

– Лет пятьдесят?

– Сорок.

– Богатый?

– Нет.

– Красивый?

– До ужаса!

– Нет, правда?

– Правда.

– И что?

– В каком смысле?

– Любовь до гроба?

– Боюсь, что да. Отстань.

– Бронь!

– Светка, отвяжись. Тут ошибка на ошибке.

– Ладно, давай завтра вместе пообедаем, и ты мне все расскажешь.

Иногда по пятницам после работы мы ходили в соседний ресторанчик и там обменивались нашими женскими секретами. Светка не была близкой подругой, но умела держать язык за зубами, да и в житейском опыте ей не откажешь. А мне необходимо с кем-то поделиться, иначе меня разорвет.

– Договорились.

В одиннадцать десять я уже была у шефа.

– Бронислава, приветствую! Садитесь! – сказал он, не отрывая глаз от компьютера. – Вы меня очень подвели!

– Подвела? Чем? – испугалась я.

– Ушли в отпуск не вовремя! А вы были нужны.

– Извините, так получилось.

– Теперь, надеюсь, все в порядке и вы сможете работать в полную силу?

– Да, конечно.

– В понедельник летим в Швейцарию.

– Хорошо, – сказала я, но в душе ужаснулась.

– Я слышал, у вас предстоит свадьба? Больше чем на три дня не рассчитывайте, сразу предупреждаю. Июль – далеко не везде мертвый месяц. И вы будете нужны. Господи, что вы с собой сделали? – оторвался он наконец от компьютера. – К чему эта стрижка? Раньше было гораздо лучше. И приличнее. Нельзя это как-то вернуть?

– Нельзя.

– Извините, я, наверное, сморозил глупость. Но мне не нравится ваша голова.

– Что ж поделать. – И тут я вспомнила парикмахершу Валю. – У меня в контракте не сказано, что я не имею права поменять прическу.

Он взглянул на меня с интересом:

– Действительно. А жаль. Надо в дальнейшем исправить это упущение. Ну все, мы и так потратили уйму времени на вашу прическу. К делу! Вот что, по-вашему, означает этот пункт?

– Здесь явная ошибка переводчика. Я в своем экземпляре уже ее исправила.

– И то хлеб.

Во второй половине дня позвонила Полина:

– Мам, папа звонил!

– Поздравляю.

– Оказывается, мы уезжаем не в воскресенье, а в субботу.

– Поздравляю.

– Мам, что ты заладила «поздравляю», «поздравляю»!

– Я занята.

– Мам, мне надо купить шорты. Мои белые малы. И красные тоже.

– Купим. Завтра. Ты померяй все, что тебе понадобится, и составь список, чего не хватает. Завтра купим. Все. Пока.

– Ну вот, значит, завтра наш дружеский ужин не состоится! – вздохнула Светка.

– Увы. Я думала, они с папашей уезжают в воскресенье, а оказалось, в субботу.

– И куда они на сей раз едут?

– На сей раз в Италию.

– Слушай, здорово. Каждый год он куда-нибудь возит ребенка. Хороший отец. И деньги дает.

– Да. Он приличный человек, ничего не могу сказать.

– Не жалеешь, что разошлась с ним?

– Знаешь, я вообще не люблю жалеть о том, что сделано. А уж об этом и подавно. Слушай, а давай в субботу пообедаем? Полина утром уедет.

– А твой?

– Не знаю… Не думаю, что он будет свободен…

– Он у тебя кто?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

– О нет, только не это! У тебя мобильный звонит! – Светка схватила со стола телефон. – Андрей. Это он?

– Отдай!

– Скажи, Андрей – это он?

– Он!

– Ладно, бери, не жалко!

– Алло!

– Привет, это я. Ты на работе?

– Да.

– Я просто хотел сказать, что соскучился.

Все внутри заволокло сладким теплом. Гормон счастья.

– Я тоже.

– У меня сегодня спектакль.

– Ой, я не смогу прийти, дочка послезавтра уезжает, надо с ней…

– Я понимаю. Буду скучать. Ты звони мне, пожалуйста.

– Нет, лучше ты. Я же не знаю…

– Я тоже буду. Целую тебя, моя маленькая.

Он отключился.

– Ну что ты на меня пялишься? – накинулась я на Светку.

– Он, да? Ну, Бронька, ты пропала. У тебя такая морда…

– Да, я, кажется, пропала.

– Умираю от любопытства. Слушай, а что тебе надо купить для Польки? У меня рядом с домом хороший детский магазин. Могу помочь.

– Да нет, когда?

– Утром. Я завтра приду попозже. Отпросилась у Геннадьевны. У меня там дела по наследству, я записалась к нотариусу на прием. Зайду и все куплю. А список продиктуешь вечером по телефону. Годится?

– Нет, Светик, не годится. Не могу я в последний вечер…

– Ну да. Понимаю… Но ты же все равно не успеешь ничего купить. А я бескорыстно помогу. А в субботу встретимся. Хотя до тех пор я умру от любопытства.

– Ты и вправду купишь?

– Куплю, конечно! Ты думаешь, я сука?

– Никогда так не думала.

В глазах у Светки давно уже жила постоянная тоска. У нее был женатый, я бы даже сказала, безнадежно женатый любовник. И она любила его по-настоящему. Это любовь мешала ей жить, мешала чувствовать себя свободной. Она нечасто говорила об этом. Но иногда ее прорывало, и тогда она рассказывала мне о своей любви, пугая иной раз ненужными подробностями, даже интимного свойства.

– Вот и чудненько. Только ты денег мне дай, я сейчас на мели.

– Конечно.

– Бронь, скажи, а то не доживу до субботы.

– Что тебе сказать?

– Ну кто он?

Я внимательно посмотрела на нее. Меня самое распирало.

– Ладно, скажу. Только никому!

– Я тебя когда-нибудь сдавала? – оскорбилась она.

– Андрей Дружинин.

– Кто? – вытаращила глаза Светка. – Дружинин? Актер?

– Да.

– Господи помилуй! – перекрестилась Светка. – Где ты его нарыла?

– В Израиле.

– Что он там делал? Он разве еврей?

– Он там гастролировал. Все, Светик, пока закрываем тему. Некогда. А в субботу я все тебе расскажу и даже покажу фотографии.

– А как дожить? Ладно, Бронь, ты только скажи одну вещь.

– Ну?

– Ты на что-то надеешься?

– В каком смысле?

– Ну в каком… замуж…

– Откуда я знаю? Я вчера с ним переспала, у меня крышу снесло, ни о чем таком я и не думала.

– Бронь…

Но тут вошла Инна Геннадьевна, и волнующий разговор пришлось прекратить.

Вечером после работы я заехала в гимназию, к Маятнику. Такое прозвище носил директор, у которого была фамилия Часовщиков и к тому же неприятная манера постоянно расхаживать из угла в угол. Он сообщил мне, что Полина в последнее время бывает груба, и особенно с учительницей по русскому языку.

– Я поговорю с ней, попробую во всяком случае, – решила я не вступать в пререкания с директором, ибо хорошо знала, на какой почве у Полины распри с учительницей. Та отвратительно говорит по-русски: «Вклю´чат», «нервопатолог» и так далее, а Полина не пропускает это мимо ушей. Разумеется, учительница терпеть ее не может. Я-то считаю, такую учительницу не стоило бы держать в гимназии, но, когда недавно по телевизору услышала, как одна знаменитая писательница сказала «вклю´чат», махнула рукой. Пусть училка говорит как говорит. Главное, чтобы дочка говорила правильно. И потому ничего директору не объяснила. У этой училки больная мать, муж никчемный, и потерять работу для нее было бы катастрофой.

Маятник еще поворчал, что нынешние дети позволяют себе то, о чем раньше даже и помыслить не смели, и все в таком роде.

И стоило меня из-за этого вызывать? Но под конец он сказал, что в гимназии летом будет ремонт и хорошо бы чем-то помочь.

Я спросила, можно ли деньгами.

– Как вам будет угодно.

– У меня плохо со временем, и я предпочитаю заплатить.

– Ну что ж…

– Сколько?

– Три тысячи… рублей, разумеется, было бы достойным взносом.

– Хорошо, – скрепя сердце сказала я. Но ничего не попишешь.

– Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но Полина как-то обмолвилась, что ваш… эээ… жених – строитель…

– И что?

– Не мог бы он помочь материалами или как-то еще?

– Простите, Семен Анатольевич, я плачу деньги. И хватит. Обращаться, как вы выразились, к жениху, я не намерена.

– Извините, извините.

Я вытащила из сумки сто долларов.

– Можно в у. е.?

– Разумеется, но… сейчас курс, знаете ли…

Я достала еще сторублевку.

– Теперь нормально?

– Простите, но мы вынуждены…

Я была счастлива, что сравнительно легко отделалась. Школу во всех ее проявлениях я ненавидела еще с детства. Школьные стены давят на меня, там пахнет несвободой, насилием над детскими душами. А Полина свою гимназию скорее любит. И хорошо, наверное.

Домой я попала в половине восьмого. И в лифте сообразила, что у Андрея как раз начался спектакль и у многих людей в зале будет вырабатываться гормон счастья. У женщин уж наверняка. И вероятно, не будет ни одной, которая не хотела бы его. Какой ужас! Во что я влипла?

– Мам, в гимназии была?

– Была. Заплатила сто долларов.

– А про меня говорили?

– Да. Сказали, что ты грубая.

– Небось Донна Анна насплетничала?

– Конечно. Ох, как я устала, ужас!

– Ну еще бы, всю ночь утешать подругу…

Я решила смолчать. Сил не было. Полина у себя в комнате слушала Витаса, чего я совсем не понимала. Ну еще смотреть на него можно. Красивый, пластичный, но слушать… Но Полька «фанатела», и у нее над кроватью висел его портрет. Каждому свое.

И вдруг позвонил Венька:

– Бусечка, я приехал!

– Ну что там?

– Можно я заеду?

– Когда?

– Сейчас.

– Если сейчас, заезжай, а то я хочу пораньше лечь. Устала.

– Я ненадолго.

Я открыла и ахнула. У него был такой измученный вид, как будто невесть что случилось.

Мы обнялись.

– Буська, я так привязался к тебе за эту поездку… так скучал… Буська, ты что опять с собой сделала? Мне твоя грива ужасно нравилась. Чаю дашь?

– Пошли на кухню.

– А чего так тихо? Потомка где?

– Витаса слушает в наушниках. Ты есть не хочешь?

– Честно? Хочу. А что у тебя есть?

– Диетический супчик. Могу яичницу с кабачком сделать.

– Хорошо. Пока будешь делать яичницу, похлебаю твоего супчику.

У меня слезы на глаза наворачивались. Он так осунулся за эти дни.

– Венечка, ты сперва поешь, а потом все расскажешь.

Я сунула в микроволновку бульонную чашку с нашим диетическим супом.

– Сейчас согреется, а я пока почищу кабачок.

– Буська, знаешь, что я решил?

– Ну?

– Заберу к себе Рахиль с Бенчиком. Насовсем.

– С ума сошел!

– Нет. Ты понимаешь, оставлять там Бенчика я не хочу, и разлучать его с Рахилью тоже.

– А она-то согласна?

– Она жаждет. Знаешь, она золотая старуха. Я встречался с Сонькиной мамашей. Это красивая, еще нестарая баба, карьеристка и, судя по всему, блядь, для которой внук весьма неприятная подробность ее биографии. Не знаю уж, какой там она врач… Я бы не хотел у нее лечиться. Я так понял, что она не возражала бы, если бы эта досадная подробность куда-то делась.

– А Сонька?

– Сонька устроила жуткую истерику: «Я сына не отдам, ты не отец, ты знать о нем не хотел…» И все такое. Ну я сказал, что знать я не хотел о ней, и теперь тоже не хочу, а вот про сына как узнал, так и… Тогда она потребовала… выкуп.

– Выкуп? – Я не поверила своим ушам.

– Ага.

– И много?

– Двадцать тысяч баксов.

– Ого! А ты что?

– Согласился. Только сказал, что сразу заплатить не смогу. В несколько приемов.

– Слушай, это чудовище какое-то.

– Наркоманка, что сделаешь.

– Она колется?

– Пока нет. Нюхает. А Рахиль… Она так хорошо воспитывает Бенчика… Он уже учится музыке. Она, оказывается, до приезда в Израиль была флейтисткой во Львовском оперном театре. А как она готовит!

– Венька, ты уже заплатил?

– Нет. У меня с собой таких денег не было. Через две недели будет готов анализ на ДНК. Я полечу туда, дам этой суке семь тысяч в зубы…

– Только расписку возьми.

– Нет, расписку я брать не буду. Я просто дам ей деньги в обмен на разрешение вывезти ребенка.

– Ты не прав. Расписку надо взять в любом случае. И в тексте зафиксировать, что эти деньги она получила за отказ от воспитания ребенка или что-то в этом роде. Просто если она вдруг начнет возникать, в любом суде такая расписка пригодится. Симпатии будут не на ее стороне.

– Ты разумная, Буська, просто ужас. А супчик твой – говно говном, уж извини. То, что называется брандахлыст. Давай скорее яичницу. Ты бы знала, как Рахиль готовит кисло-сладкое жаркое! Полжизни не жалко. А знаешь, что Бенчик любит больше всего на свете?

– Мороженое?

– Нет! Пиццу!

– Ну это многие дети любят. Как и биг-мак.

– Странно, да? Ты понимаешь, мы с ним ходили в «Лондон», ели пиццу. Он ее уплетал, глазки сияли, а я таял как идиот… Никогда не хотел детей… Думал, что еще не созрел… А тут вдруг…

– Вень, а ты уверен, что тебе не надоест?

– Что?

– Все. Бенчик, Рахиль, отсутствие свободы. Ты же вольная пташка.

– Дуреха ты. Про голос крови слыхала? И потом… Мне не хватает семьи. Меня же подвергли остракизму…

– Брось! Если б не твое упрямство и не упрямство твоего отца… Тетя Таня уже давно раскаялась…

– А я не простил, может быть. И потом, знаешь, эта свобода никуда не денется. Рахили нужен не я, а Бенчик. Хотя она ко мне очень тепло относится. Она тоже одинока. Вот мы и встретились. Два одиночества. Вернее, даже три.

– А вдруг ты влюбишься?

– Ну и что? Если эта предполагаемая возлюбленная не захочет Бенчика, то пусть гуляет. Будем подбирать такую, чтобы нас с Рахилью устраивала.

– Но ведь ты уезжаешь постоянно – гастроли, съемки, теперь еще и антреприза. Как Рахиль будет тут одна с Бенчиком, ты подумал? Она ведь в Москве, как я понимаю, никогда не жила.

– А у меня есть двоюродная сестра, которая их не бросит в беде. И Никаноровна еще.

– Ты что, собираешься их поселить в родительскую квартиру?

– Да боже меня упаси! Я просто продам свою и куплю трехкомнатную.

– Господи, где ты столько денег наберешь?

– Ну кое-что у меня есть, еще я займу… деньги – дело наживное.

– Да, братик. Ты круто взялся.

– Я такой! Ты же знаешь, если я чего-то хочу, если поставлю себе цель…

– Да уж, кто-кто, а я это знаю! Яичница готова!

– Только не клади на тарелку! Обожаю жрать со сковородки!

– Да знаю эти твои плебейские замашки!

– Так ты меня одобряешь?

– По большому счету… да! Целиком и полностью! И всегда помогу чем смогу. Мне приятно иметь племянника, который в неполных четыре года классно читает «Анчар». Может, еще актером станет.

Венька вдруг оторвал глаза от яичницы с кабачками и посмотрел на меня, как пишут в книгах, испытующе.

– Кстати насчет актера… Ты с Андрюхой в Москве не виделась?

– Виделась. Ну и что?

– Бусь, не советую!

– Это мое дело.

– Ну безусловно, только…

Но тут появилась Полина:

– Ой, Вень, а я не слышала, как ты пришел! Привет!

– Привет! Погоди с поцелуями, дай поесть!

– А что ты тут ешь, пахнет вкусно.

– Яичницу с кабачком.

– Мам, я тоже хочу!

– А фигура?

– Ну один разок можно.

– У меня кабачка больше нет.

– А с помидором?

– Это можно, но…

– Мамочка, я сама сделаю. С помидором и с черным хлебушком!

– Черт бы вас побрал! – воскликнула я. – У меня нет такой железной воли – смотреть, как вы тут трескаете…

– Поешь, Бусенька, подобреешь.

Все закончилось неприличной обжираловкой. Из холодильника была извлечена еще банка шпрот, плавленый сыр с грибами и давно купленная, но забытая коробка французской брынзы. Наконец Полина наелась и стала клевать носом.

– Немедленно ступай спать! – распорядился Венька. – Нет ничего ужаснее вида обожравшейся сонной школьницы.

– Гимназистки! – поправила Полина.

– Тем более! Обожравшаяся гимназистка – гадость какая!

– Сам дурак!

– Буська, кто так детей воспитывает? Ужас какой-то!

– Поль, иди спать!

– Да ладно, иду. Вы тут будете какие-нибудь интересные вещи обсуждать, а мне, между прочим, завтра уже не надо в школу!

– Иди-иди, а то заснешь тут, а я тебя уже не подниму после такого ужина, – смеялся Венька.

Она смерила его величественным взглядом:

– Слабак! – и удалилась.

– Эта себя в обиду не даст, – хмыкнул он. Встал, закрыл дверь, подошел ко мне, обнял: – Бусечка, ну не надо… Андрюха не твой кадр.

– Мой. Он как раз мой кадр. Лариска, эта сволочь, распространяет о нем всякие гадости, а он ранимый…

– Какие гадости?

– Она мне сказала, что он импотент.

– А он не импотент?

– Нет, конечно, с ума сошел?

– Ага, ты уже убедилась. Понятно.

– Вень, а скажи… Он говорит, что его часто в жизни предавали. Это правда или он просто мнительный?

– Бусь, ну я не так детально знаком с личной жизнью артиста Дружинина. Но баб у него было море. Наверняка попадались и суки. Да хоть бы та же Ларка.

– А вот он как-то сказал, что лежал в больнице, долго…

– Ну и что?

– Что с ним было?

– Тяжелая депрессия. По-моему, я тебе говорил об этом.

– Я не помню.

– Имей в виду, у него кошмарный характер и уж для семейной-то жизни совершенно непригодный.

– Ты-то откуда можешь это знать?

– Буська, ну актеры вообще народ такой… А я? Сколько я нарывался? Думаю, не потому, что я такой прекрасный, а бабы все суки. Наверное, во многом я и сам виноват…

– Ого! – воскликнула я. – Здорово тебя пришибла история с Бенчиком.

– И не говори! Знаешь, я вдруг понял, что надо в этой жизни отвечать не только за себя.

– Я слышу речь не мальчика, но мужа!

– Скажи мне лучше, ты с тем козлом помирилась?

– Да.

– И, как я понял, собираешься замуж?

– Как ты это понял? – удивилась я.

– Ты когда ходила мусор выносить, Полина быстрым шепотом сообщила, что у вас скоро свадьба.

– Еще не так скоро…

– А Андрей?

– Венечка, я ничего не знаю. Ни-че-го! Запуталась к чертям.

– Мне он не понравился. А впрочем, ситуация была достаточно экстремальная. Ты меня с ним познакомь.

– Он, кстати, тоже просил свести его с тобой.

– Вот и хорошо. Попробую найти с ним общий язык. В конце концов, где-то я даже его понимаю. Невеста вдруг срывается куда-то, меняет внешность, выдрючивается на сцене, а кругом знаменитые артисты… Есть от чего взбеситься мужику. Он вообще чем занимается?