Текст книги "Гормон счастья и прочие глупости"

– Смятение, барышня, в глазках-то. И что тому причиной? Надеюсь, не вчерашний казус?

– Какой казус? – не сразу сообразила я.

– Вон даже как! Весна, весна, пора любви! Только объект, детка моя, неподходящий, – добавил он едва слышно.

Я вспыхнула:

– Юрий Митрофанович!

– Знаю-знаю, не мое дело! Молчу!

– Вы не так поняли. Просто нет никакого объекта. Все дело в Веньке! – Чтобы замести следы, я сразу сдала двоюродного брата.

– А что с Вениамином?

И я выложила ему историю появления на свет Бенчика.

– Вот этот дивный малыш, который читал «Анчар»? С ума сойти! Но Вениамину не позавидуешь. Если мать мальчика вызывает у него отвращение… По законам мелодрамы раскаявшийся блудный отец должен безумно полюбить ребенка и оценить верную и преданную любовь скромной девушки, которой довольно иметь ребенка от любимого. Море слез и просветленные улыбки. Марш Мендельсона и ожидание братика. Или сестрички. Третьего не дано.

– Боюсь, это не тот случай.

– Да. К тому же все-таки не мешает сделать анализ на ДНК.

– Но мальчик очень похож на Веньку в детстве.

– Боже мой, все красивые и упитанные младенцы более или менее похожи друг на друга. Пухлые щеки, трогательные ротики, блестящие кудрявые волосики…

– Юрий Митрофанович, вы так говорите об этом… С вами бывало что-то подобное?

– Ах, Бронечка, такое случается сплошь и рядом. Гастрольная жизнь… У нее свои законы и свои соблазны. Вот лет десять назад я приехал в Новосибирск на какое-то мероприятие, и ко мне заявляется девушка чудной красоты. У меня сердце дрогнуло – человек слаб. Но она вдруг, заливаясь краской и слезами и безмерно смущаясь, сообщает мне, что она моя дочь… Как, что? Она рассказывает мне банальную историю: дескать, девятнадцать лет назад я был на гастролях в Новосибирске – и у меня случился роман с ее матерью. В результате на свет появилась она. Мать безумно меня любила, но не хотела ничем обременять, ну знаешь эту вечную сказочку… А теперь вот мать умерла и дочка осталась одна-одинешенька на свете… Она была очаровательна, но я совершенно не помнил ее маму. Ну начисто.

Хотя исключить этот факт все же не мог. Мало ли что случается на гастролях… Разве упомнишь все? И я, старый дурак, рассиропился было. Пожалел прелестное одинокое создание. Но у меня есть школьный друг, крупный биолог, он предложил мне сделать анализ на ДНК, тогда это еще было сложно. Ну и выяснилось, что прелестное создание не имеет ко мне ни малейшего отношения. А должен признать, что я заметил явное сходство девицы с моей родной сестрой в ранней молодости.

– Правда? А что же с прелестным созданием?

– Пожалел дурочку, познакомил ее с одним болгарином. Он очень быстро на ней женился. Она и вправду была прелестна. Так что…

В этот момент появились Андрей с Ларисой и сели неподалеку от нас.

– Броня, разве можно с утра есть столько арбуза? Ты же, пардон, не сможешь выйти из номера! – смеясь, заметил Гордиенко.

– Юрий Митрофанович, я больше всего на свете люблю арбуз! А этот такой вкусный! Да еще в мае!

– Ты так аппетитно его ешь… Я тоже захотел.

Он поднялся, чтобы положить себе арбуз, а Лариса ослепительно улыбнулась мне:

– Бронь, я вчера видела, что та лавочка открылась, ну ювелирная. Я заглянула, там та же старуха торгует. И сегодня до двух у нее будет открыто. Сбегаем после завтрака, а?

Андрей смотрел на меня с насмешливым интересом. Как я отреагирую.

– Сбегаем, конечно! – решительно ответила я. Почему бы и нет?

После завтрака мы как ни в чем не бывало отправились в ювелирную лавчонку. Это был крохотный закуток, сплошь завешанный недорогими, но красивыми украшениями из серебра, меди и мельхиора. Древняя, лет под девяносто, старуха обрадовалась Ларке как старой знакомой и на ломаном русском стала расхваливать длинные серебряные серьги, действительно очень эффектные. Я бы и сама от них не отказалась, но у меня для них не хватало роста. И я принялась разглядывать браслеты, чтобы осуществить наконец свою давнюю и навязчивую идею. Выбор был большой.

– Давай, дева, я поставлю тебе серьги, и ты видишь сколько красиво…

– Красиво, да, – согласилась Лариса, – но я не люблю такие замки. У меня от них уши болят.

– Проблема нет. Я менять замки, но ты неправильно, это хороший французский замки…

– Они мне неудобны.

– Хочешь такой? Совсем простой? Пусть! Сейчас сделаю.

И старуха с потрясающей для ее возраста сноровкой поменяла замки на сережках. Заметив мое восхищение, она с довольным видом кивнула:

– Я старый ювелирка, тут половина моя работа! Этот браслетка тоже.

– Вы из России? – спросила я.

– Нет, я из Румынии. Но я знаю двадцать языка. Немножко, но знаю. Ты хочешь эта браслетка?

– Да. И еще вот эти три…

Я надела все четыре браслета на одну руку, и мне страшно понравилось.

– Хорошо. Только надо еще одна! – Старуха вытащила из ящика браслет с висюльками.

– Поставь это тоже! Вот теперь красота!

И действительно, теперь было то, что надо!

– Все берешь?

– А сколько это стоит?

– Ты много берешь, я делаю тебе скидка!

Она взяла с меня совсем недорого за такую красоту.

– Господи, какое счастье в таком возрасте еще работать! – воскликнула я.

– Я без работы никогда не стою. Мне уже девяносто один год, и я была в гетто… умирала там… И моя сестра думать, я умер, все думать, я умер. А я все живу. И мне еще не надоело!

Она была завита, крашена хной, на губах яркая помада.

Мы сердечно с ней простились.

– Чудо, а не старуха, правда? – сказала Лариса.

– Да. О такой старости можно только мечтать.

– Да ну… Старость, даже такая, ужасна! Не хочу стариться!

– Сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– О! Тебе еще рано о старости думать.

Сейчас она была милой, нормальной, и я вдруг засомневалась: неужели это она хотела мне напакостить?

– Давай кофейку выпьем, а? – предложила она.

– Давай.

Мы зашли в маленькое кафе. Там работал кондиционер, и было прохладно.

– Смотри, какие пирожные! Давай по одному, а?

– С удовольствием.

– Послушай, Бронь, я что хотела сказать… Я вижу, что ты на Андрея запала…

– Ларка, ты спятила!

– Да нет, я ж не слепая! Да мне не жалко, пожалуйста!

– Ты больная?

– Нет, я-то как раз здоровая. А вот он…

– Что?

– Импотент.

– Да ты что? – обомлела я.

– Да, и довольно давно. А почему, ты думаешь, я на сторону смотрю? Я не ухожу от него просто из жалости. Так что… Ты понимаешь, он не хочет в это поверить… пытается иногда… ну с другими… И ничего. Только каждая такая попытка это кошмар! Он впадает в такое отчаяние…

– А он не лечится?

– Лечился, а толку чуть… Его сглазила какая-то баба…

У меня сердце кровью облилось от жалости. К нему, а не к ней. И тут же я вспомнила утреннюю встречу. Она не была похожа на встречу с импотентом. И в заигрывании Андрея не было никакого надрыва. Легкая игра опытного и уверенного в себе мужчины. Но может, и в самом деле игра, но не мужчины, а прекрасного актера?

– Лара, а зачем, собственно, ты мне это рассказываешь?

– Жалко мне тебя. Сперва на педика губу раскатала, а потом на импотента.

Мне стало тошно.

– Знаешь, я как-нибудь сама разберусь со своей половой жизнью.

– Конечно, только зачем зря время тратить на пустой номер. Хочешь, с охренительным мужиком познакомлю?

– Да нет, спасибо, у меня вопрос так остро не стоит.

– Счастливая! А я вот мучаюсь. Да еще Андрюшка ревнует как сволочь. Я бы бросила его, но…

– Ты уже говорила, что тебе его жалко.

– Жалко, конечно. Но если встречу подходящего мужика, чтобы устроить свою жизнь во всех смыслах, уйду, не дрогну. Сколько можно?

– Ну, если не дрогнув, то зачем ждать?

– Потому что Андрюшка мне все-таки задницу прикрывает. У него успех, популярность, он сейчас прилично зарабатывает… вот в эту поездку меня протырил… твой братишка не хотел меня брать, думаешь, я не знаю? Да и вообще… уходить в пустоту неохота.

– Тебе жить негде?

– Ну, положим, у меня есть где жить, осталась квартирка от старшей сестры, крохотная. Но Андрей, если мы расстанемся, квартиру по-любому оставит мне, он же строит из себя порядочного. Первой жене с сыном оставил квартиру. И мне оставит.

– Но ведь у тебя есть…

– Вот пусть он там и живет, я не против.

– А он в курсе твоих планов?

– Думаю, догадывается. Я на тринадцать лет моложе, я здорова, мне мужик нужен…

– Ладно, Ларис, пойдем, что ли?

– Пошли, – согласилась она.

Когда мы уже подходили к нашей улице, у Ларисы зазвонил телефон. Она глянула на экранчик и расцвела.

– Алло! Да, я! Конечно! Хорошо, договорились! Я сегодня свободна! Блеск! Пока!

Опять свиданка, судя по всему.

– Броня, придумай что-нибудь!

– Что я должна придумать?

– Ну давай умотаем куда-нибудь вместе, а?

– Куда?

– Куда хочешь! Мы только вместе выйдем, а потом ты свободна как птица! Ну, Бронечка, пожалуйста!

– Нет. Хватит с меня. Я и за себя-то врать не умею, один раз попробовала, и то чуть по морде не схлопотала. Но жениха потеряла.

– Как же ты живешь? Совсем не по лжи? – хмыкнула она.

– А мне некому врать. Я одна живу. Только с дочкой. А тебе, похоже, часто врать приходится. У тебя опыт больше.

К счастью, в этот момент кто-то крикнул:

– Девушки, куда ходили?

Венька! Вид у него неважный. Невыспавшийся, хмурый.

Я протянула ему руку, унизанную браслетами:

– Вот!

– Ты что, папуаска?

– А ты не знал? – засмеялась я.

– Девушки, мы вас ждем, а вы шляетесь.

– Ждете? Кто ждет? – насторожилась Лариса.

– Да мы с Андрюхой машину напрокат взяли. Так что живо собирайтесь!

Так, интересно, как Лариса будет выкручиваться?

– А вы нас спросили? – накинулась она на Веньку. – Может, у нас другие планы?

– Лично у меня нет никаких планов, – поспешила заявить я. Еще не хватало мне опять покрывать Ларкины блядки.

– Тогда беги переоденься, захвати купальник и что там тебе понадобится. А ты сама разбирайся с мужем.

Я побежала в номер. Поехать с Венькой и Андреем – такая перспектива меня вполне устраивала.

Когда я спустилась вниз, они оба уже ждали меня.

– А Лара не поедет? – спросила я.

– Нет, у нее, оказывается, страшная мигрень, и она хочет полежать в темноте и тишине, – сообщил Андрей таким тоном, что я сразу поняла, что он видит ее насквозь.

– А давайте заглянем в супермаркет, купим чего-нибудь и устроим пикник, – предложила я.

– Мудрая мысль! – заметил Андрей.

Супермаркет находился на Бен-Йегуде в двух шагах от гостиницы, но мы не учли, что сегодня пятница и народ закупает продукты на шабад. К каждой кассе стояла очередь, и почти у всех были тележки, доверху набитые продуктами.

– Ну нет, – сказал Венька, – мы потеряем уйму времени! А поесть в Израиле не проблема даже в пятницу!

– Это правда, – согласился Андрей. – Купим воды вон в той лавочке и орешков для Бронечки.

– Почему это для меня?

– Три орешка для Бронечки! Помнишь, был фильм «Три орешка для Золушки»?

– Не помню.

– Ну все равно…

У него в голосе было столько тепла, что я вздрогнула.

За руль сел Андрей. Венька уселся с ним рядом, а я устроилась сзади.

– Венька, командуй!

– Значит, поедем для начала в Кейсарию. Это тридцать шесть километров отсюда.

– А что там такое? – спросил Андрей. – Я там не был.

– Я тоже, вот и поглядим. Там в пятидесятых годах раскопали древний город. И теперь там музей под открытым небом. Говорят, красота. А рядом шикарный курортный городок, виллы и все такое. Искупаемся, приобщимся к культуре, пообедаем…

Они вдвоем смотрели карту, вполголоса обсуждали достоинства и недостатки взятой напрокат машины, а я улеглась на заднем сиденье. Меня неудержимо клонило в сон. И я заснула.

Проснулась внезапно, как от толчка, и, еще не открывая глаз, ощутила на себе чей-то взгляд. И взгляд этот словно бы имел вес и объем. Я посмотрела из-под ресниц. Обернувшись назад, со своего шоферского места на меня смотрел Андрей. Смотрел с такой нежностью, с какой на меня смотрела разве что бабушка, когда я в раннем детстве выздоравливала после тяжелой скарлатины.

– Ты уже проснулась, не притворяйся, – произнес он таким голосом, что меня мороз подрал по коже.

– Почему стоим?

– Пробка. Впереди авария.

– А Венька где?

– Пошел посмотреть, надолго ли эта канитель. Ну как, выспалась?

– Кажется, да.

Тут возвратился Венька с известием, что скоро мы, видимо, тронемся.

И действительно, минут через пять поехали.

Время мы провели изумительно! Купались, осматривали руины римских строений, опять купались, бродили по песку, фотографировались вместе и порознь.

– Буська, ты представляешь себе, как Полька будет гордиться своей мамашей?

– И двоюродным дядькой тоже!

– А как будет хвастаться подружкам? Моя мама в Израиле! А кто это с ней? Неужто Андрей Дружинин? Офигеть! Супер! Ой, девчонки, я от него балдею! – смешно показывал Венька.

– Не преувеличивай! Девчонки возраста ее дочки балдеют не от меня и не от тебя – мы для дам постарше, – смеялся Андрей. – Этим подавай Витаса!

– Это правда, – сказала я. – Полина моя от него просто помирает.

– Не страшно! Девчонки расскажут своим мамам, а вот уж те лопнут от зависти. А твои коллеги, Буська…

– Ты спятил? Я своим коллегам и словечком не обмолвлюсь, чем я тут занимаюсь.

– А разве есть что-то предосудительное в твоих занятиях? – удивился Андрей.

– Вообще нет, но у меня на работе это бы не одобрили, тем более что я взяла отпуск в неурочное время, да и вообще… У нас чрезвычайно чопорное начальство.

– А ты хочешь вернуться к своей профессии?

– Господи, конечно!

– А может, зря? У тебя явные актерские способности, не говоря уж о голосе…

– Да ну, поздно мне так кардинально менять жизнь… Может, если б я была одна… Но у меня дочка, да еще в таком возрасте… Нет. Хорошенького понемножку.

– Ты такая разумная? – спросил Андрей.

– Да нет, это она теперь стала такая, – вмешался Венька. – А раньше… Мне приходилось таскаться с ней на свидания.

– Зачем это?

– А я отбраковывал претендентов. Один раз пустил дело на самотек, так она умудрилась выскочить замуж, и весьма неудачно.

– Ну я так понял, что давешний Отелло тоже не прошел у тебя аттестацию?

– Нет. Столько дел в Москве, кручусь как белка в колесе, вот она и вырвалась на волю. Но сейчас без моего одобрения никто к ней не приблизится. С меня довольно. Имей в виду, Буська, как заведется у тебя претендент, так сразу звонишь мне, и, пока я не дам добро, ты…

– Щас!

– Ничего не щас! Пусть подают заявку в письменном виде, а я рассмотрю в приемлемые для всех сроки.

– А если внезапная страсть? Вот нахлынула и…

– Нет, это ради бога! Я только насчет замужества. А так считай себя свободной.

– То есть просить Брониной руки следует у тебя? – усмехнулся Андрей.

– Вот именно!

– Но насколько я понял, у Брони есть отец и мать…

– Ну отцы и матери в нашем благородном семействе – это тема особая, так что я для нее главнее.

– Не много ли на себя берешь?

– А ты что, метишь в претенденты? Зря, друже, зря!

– Почему? – заинтересовалась я.

– У него нет шансов. Ты, Андрюха, неподходящий жених для моей любимой кузины. И вообще, ты женат!

Разговор был шутливый, так, веселая трепотня, но мне почему-то стало страшно. Но тут же я вспомнила, что Андрей импотент. Ой, что-то слабо верится. Небось Лариска выдумала это, чтобы оправдать свое безудержное блядство. А еще я вспомнила этот почти материальный взгляд… И тут уж ему не надо было ничего играть, никто не должен был видеть этот взгляд. Неужели он в меня влюбился? Господи, да он, по-моему, способен свести с ума любую женщину, даже самую прекрасную, самую юную и знаменитую, так при чем тут я? Я, конечно, вполне ничего себе, обаятельная, говорят, и мне идет эта безумная прическа, с которой вскоре придется расстаться. Тут у меня внешность даже несколько экзотическая, а в Москве… Да ерунда это все. Зачем мне нравиться ему в Москве? В Москве у него на меня и минутки не будет, это тут он свободен, а жена ведет себя черт-те как. Вот он и хватается за меня как за соломинку… Черт подери, Венька тоже схватился за меня как за соломинку, а теперь еще и этот. Ну Веньку я, положим, спасла…

На обратном пути машину вел Венька.

– Слушай, Броня, – сказал вдруг Андрей, – спой нам что-нибудь. А то Веня сейчас заснет за рулем.

– Правда, Буська, спой, только что-нибудь бравурное, веселое, в то я и вправду засну!

– Ну вот еще, пусти лучше меня за руль!

– Никогда! Женщина за рулем – враг человечества! Спой, светик, не стыдись.

– Пожалуйста, Броня! – сказал Андрей. Это прозвучало так проникновенно, что я сдалась.

А Венька – я увидела это в зеркальце заднего вида – метнул на него испуганный взгляд.

– Вы хотите, чтобы я пела? Ну что ж, вы это получите! – И я запела «Не уходи, побудь со мною…». Негромко так, интимно. Андрей дернулся, повернулся ко мне. Ему мешал высокий подголовник, но он сидел, не сводя с меня блестящих глаз.

Когда я допела, никто сначала ничего не сказал.

– Еще спой, – почти потребовал Андрей.

Я запела «Две гитары».

И вдруг отдала себе отчет в том, что стараюсь нагло, в открытую, соблазнить Андрея. И тут же сбилась.

– Ну что ж ты? – хрипло проговорил он.

– Эй, ребята, может, мне выйти, а? – довольно резко спросил Венька. – Такое впечатление, что я тут лишний?

– Да ладно тебе, – весело прервала его я. – Ты же сам просил спеть. – И я запела старую песню: «Уж ты плачь иль не плачь, слез никто не видит, загорюй, затоскуй, курица обидит!» Эту песню я часто пела Польке, когда она куксилась. На нее она всегда действовала. Подействовала и на Андрея. Он хлопнул в ладоши и рассмеялся:

– Какая простая и мудрая мысль! Спасибо, Броня!

– Буська, знаешь, у меня идея! Давай Митрофаныча огорошим!

– Что?

– Ты ему завтра на сцене вместо какой-нибудь своей песни спой: «Тебя я лаской огневою и обожгу и утомлю!» Представляешь, как он заведется? А, Андрюха?

– Нет. С Гордиенко я никаких этих штучек делать не стану. Он самый добрый и самый лучший, и я просто не имею права ни на какие хохмочки, – вполне серьезно разозлилась я.

– С ума сойти! – негромко произнес Андрей. В его тоне я услышала в первую очередь уважение.

– Может, ты и права, – согласился Венька, – но, если захочешь кого-нибудь соблазнить, спокойно пой этот романс – и успех тебе обеспечен.

– Ты хочешь сказать, что я тебя соблазнила?

– Еще чего! – не слишком искренне отозвался Венька. – Но я же способен оценить…

– Помолчи уж лучше, – миролюбиво заметил Андрей.

И тут мы приехали.

Утром я обнаружила, что за вчерашний день очень сильно загорела. Мне это понравилось. А еще я окончательно поняла, что по уши влюбилась. А может, это любовь, та самая, которой у меня еще не было? Тогда радоваться нечему. Но я все равно радовалась. Внутри у меня все пело и глаза сияли. Я попыталась убрать это сияние, но не получилось. Ну и пусть сияют! Тут же я вспомнила вчерашнее утро. И решила побежать на пляж, а вдруг он тоже пойдет? Мне уже не страшно было остаться с ним вдвоем на пляже. Броня´ с Бро´ни осыпалась как плохая побелка с потолка. Помню в детстве на даче в Абрамцеве сделали ремонт. Потолок побелили, а вскоре побелка стала надуваться пузырями. Я влезла на стул и стала тыкать в эти пузыри палкой от швабры. Побелка лепестками сыпалась вниз. Мне почему-то это доставляло огромное удовольствие, я проделывала это при каждом удобном случае. Но однажды мама застала меня за этим занятием. Крику было, шуму! Меня чего-то лишили, уж не помню чего, мама со мной не разговаривала, а когда вскоре приехал Венька, ему запретили со мной общаться. Но он не любил подобных методов и спросил у мамы:

– Я не понял, это Буська белила потолок?

– Что за глупости? – воскликнула моя мама. – Я же тебе объяснила!

– Но если бы потолок был побелен нормально, ничего бы с него не сыпалось, верно?

– Допустим.

– Не сыпалось бы, и у Буськи не возникло бы соблазна тыкать палкой в потолок! Поэтому наказывать надо не ее, а маляра.

Бабушка услышала этот разговор и безоговорочно перешла на сторону Веньки. В результате наказание отменили. Мне тогда было одиннадцать лет, а ему четырнадцать. Ну разве можно было не обожать такого кузена? Я и обожала. И до сих пор обожаю!

Но купаться мне пришлось в гордом одиночестве. Зато на завтрак все явились почти одновременно. Даже Андрей с Ларисой. Она выглядела пришибленной. А он измученным. По-видимому, состоялось какое-то объяснение.

– Буська, не пялься на него так, неприлично! – шепнул мне Венька. – Ешь лучше свой арбуз.

– Вень, отстань, а!

– А ты знаешь, что мне вчера вечером сказал Митрофаныч?

– Откуда ж мне знать?

– Он спросил: «А вы заметили, что у Бронечки назревает роман с Андреем?»

– И что ты ответил? – развеселилась я.

– Что ты набитая дура и я ничего не могу с этим поделать.

– Правильно ответил.

Тут появился Оскар:

– Бронечка, можно вас на два слова?

– Мне уйти? – недовольно осведомился Венька.

– Извините, Вениамин, но…

– Сиди, – сказала я. – Пойдемте в холл, Оскар.

– Бронечка, помните, я говорил вам про поклонника?

– А, неромантический герой.

– Ну да. Он теперь созрел.

– Созрел для чего? – улыбнулась я.

– Чтобы поговорить с вами.

– И где он?

– Тут рядом, в «Шератоне».

– Не пойду!

– Почему?

– С какой стати мне идти в отель неведомо к кому и неведомо зачем?

– Ведомо, все ведомо – и кто он и зачем.

– Тогда скажите!

– Он хозяин русского ресторана, вернее, целой сети русских ресторанов в Европе и Америке.

– Ну и при чем тут я?

– Он хочет сделать вам выгодное предложение.

– Какое предложение?

– Петь у него. Он говорит, что просто сходит с ума от вашего голоса.

– Да ну, Оскар, скажите ему, что я не согласна, и все.

– Броня, но вы же не знаете, какой контракт он хочет вам предложить. И вообще… Я обещал ему привести вас. Не волнуйтесь, он не будет к вам приставать. Он ждет нас в холле отеля. В худшем случае пригласит пойти в бар. Тоже мне проблема!

– Ну ладно, а можно взять с собой Веню, он же импресарио и к тому же мой брат?

– Не стоит, Бронечка. Я не дам вас в обиду.

До «Шератона» от нас было рукой подать, но Оскар усадил меня в свою машину.

– Оскар, скажите…

– Ой, Бронечка, он вам все сам скажет. Мое дело доставить вас к нему.

– И обратно?

– Ясное дело, и обратно! Иначе Дружинин мне ребра переломает.

– Дружинин? – ахнула я. – При чем тут Дружинин?

– Ай, Бронечка, вы думаете Оскар слепой?

Тут мы приехали к «Шератону».

В шикарном холле, который не произвел на меня ни малейшего впечатления, ибо мой шеф всегда останавливается именно в «Шератоне», Оскар взял меня за руку. И тут я увидела, что из кресла поднялся человек в белом костюме и черно-белых лакированных ботинках. Он выглядел точь-в-точь как русский мафиози в исполнении Джигарханяна. И был со мной одного роста. Хотела бы я посмотреть на него рядом с Ларисой.

– Доброго утра, господин… – Оскар назвал какую-то еврейскую фамилию, что-то вроде Ципельзона. – А вот и наша Полина Брон!

– Здравствуйте, Полина! – Он не стал дожидаться, когда я подам ему руку, схватил и крепко встряхнул. – Пойдемте в бар, там лучше говорить. Или хотите позавтракать?

– Спасибо, нет. Я уже завтракала.

– Оскар, ждите тут! – распорядился он и, не отпуская мою руку, пошел к бару. Усадил меня за столик. – Кофе? Или что покрепче?

– Минеральной воды без газа!

– А мартини не желаете?

– Не желаю! Вы извините, но у меня мало времени. Репетиции…

– Хорошо, приступим к разговору! Шампанского нам! – сказал он подскочившему официанту.

«Шампанское с утра пьют или аристократы, или дегенераты», – вспомнилась мне крылатая фраза из «Бриллиантовой руки». Аристократом он, совершенно очевидно, не был. Значит, дегенерат?

– Полина, я восхищен!

Он еще не успел докончить фразу, как на столике уже стояла во льду бутылка «Дом Периньона». Видимо, он хотел пустить пыль в глаза бедной московской безвестной певичке. Он же не знает, что, будучи переводчицей при моем шефе, я не раз пробовала эту роскошь. Но я в принципе не люблю шампанское.

– Полина, я предлагаю выпить за ваше здоровье! И за ваш талант.

– Извините, я не знаю вашего имени-отчества.

– Просто Джонни!

Мне показалось, что я слышу хрипловатый голос Джигарханяна.

– Извините, Джонни, я не пью с утра шампанское даже такого ранга. Я выпила бы воды.

Он щелкнул пальцами.

– Даме воды, – сказал он на довольно скверном английском. – Но я выпью все же за ваш талант!

– Спасибо!

– Полина, я имею сделать вам предложение.

– Внимательно вас слушаю.

– Мне понравилось, как вы поете. Я предлагаю вам для начала контракт на полгода. Будете выступать в Нью-Йорке в моем новом ресторане через день. Гонорар – пятьсот долларов за вечер.

Ни фига себе! – подумала я.

– Ну там всякие налоги, то се я в эти полгода возьму на себя. Вы будете оплачивать только квартиру. Семь с половиной тысяч в месяц, согласитесь, совсем неплохо для начинающей. Если в течение полугода и меня, и вас все будет устраивать, мы заключим новый контракт на большую сумму. И петь вы станете уже в другом ресторане. Ну там будет видно! Может, дело дойдет и до сольных концертов. Ну диск запишем, то, се. Я вам очень советую позаниматься с педагогом по вокалу. Получая такие бабки, вы вполне можете себе это позволить. А педагога я вам найду. Вы по-английски хоть немножко говорите?

– Говорю.

– Ну так что? Вас устраивают мои условия?

– Условия? Вполне.

– Так мы можем подписать контракт прямо сейчас? – просиял он. А глаза его при этом так явно замаслились, что было понятно: «Подпишем контракт – и в койку!»

– Нет, Джонни, условия прекрасные, но я не буду петь в вашем ресторане.

– Почему? – безмерно удивился он. – Вам мало этих денег? Но это царские условия!

– Я вполне отдаю себе в этом отчет. Но в мои планы не входит петь в ресторане. У меня другая профессия.

– Но вы же тут поете?

– Это так… Прикол…

– Что такое прикол? – нахмурился он.

– Шутка.

– Полина, но это же… сколько вам платят на вашей работе?

– О, гораздо меньше!

– Тогда в чем дело? У вас есть более выгодное предложение?

– Нет-нет, что вы… И вообще, я очень польщена и благодарна вам, но… это не для меня. К тому же у меня есть дочка, ей двенадцать лет…

– В чем проблема? Возьмите дочку с собой! Пусть поживет в Америке, это полезно.

– Нет, Джонни, спасибо, но я… Я просто не хочу становиться певицей. Не чувствую призвания. Одно дело попеть для друзей… А тут… Поздно мне уже.

– Знаете что, вы подумайте еще. Не отказывайтесь так, с кондачка. Пожалеете потом, а будет поздно. Джонни Ципельзон уже уедет.

– Да мне и думать не надо.

– Ну черт с вами, восемьсот за выход! – страстно выкрикнул он. – Хотя это ни в какие ворота не лезет, но ради вас…

– Нет, Джонни, я безмерно тронута вашей щедростью, но это просто… ну не для меня, поймите!

– Я не понимаю! Отказываюсь понимать! У вас что, богатый любовник?

– У меня сейчас нет никакого любовника – ни богатого, ни бедного.

– Слушайте, вы вообще нормальная? – уже начал сердиться Джонни Ципельзон.

– Наверное, нет, и я это понимаю, но…

– И все же я даю вам три дня на размышления. Посоветуйтесь с кем-нибудь.

– Да что мне советоваться… К тому же я жаворонок.

– Нет, вы… соловей! – опять страстно выкрикнул Джонни.

– Вы меня не так поняли. Я просто встаю рано и рано ложусь. А в ресторане у меня это не получится. Я к вечеру потеряю форму, и все.

– Но это, извиняюсь, чушь собачья. Можно себя перестроить.

– Чего ради?

– Ради денег хотя бы.

– Знаете, мне хватает на жизнь. На мою собственную жизнь, которую я сама выбрала. А чужой мне не надо.

– Но закапывать в землю талант грешно!

– А расходовать его на пьяных жующих эмигрантов лучше?

– Ой, мамочки, вы же молодая женщина, откуда в вас эти дурацкие совковые предрассудки?

– Оттуда, из совка. Но что поделаешь…

– Значит, решительно нет?

– Нет.

– Жаль. Я на вас рассчитывал. Послушайте, Полина… – Он взял мою руку и стал, пристально глядя в глаза, целовать каждый пальчик. – Я часто бываю в Москве… – Взгляд у него сделался совершенно коровьим, как ни дико это звучит. А меня передернуло от отвращения. – Вы сказали, у вас сейчас нет любовника… Я понимаю, что я не Леонардо ди Каприо и не Том Круз, но у меня много других достоинств. Если вы полюбите меня… Я вас озолочу!

Боже, как в дурном кино!

– Простите, Джонни, – как можно мягче сказала я и осторожно высвободила руку. – Но вы же сами сказали, что я совок… – И тут у меня мелькнула шальная мысль. – У меня есть приятельница, она очень красивая, куда мне до нее. Она хорошо поет, профессионально, в отличие от меня, и она как раз ищет спонсора…

– О, в наше время многие ищут спонсора, а вы меня шугаете!

– Нет, я просто… ну это не для меня.

– А эта ваша подруга… она что, актриса?

– Да, вы наверняка ее видели, такая красавица… Лариса Дружинина.

– Эта жердь? – даже с некоторым ужасом воскликнул он.

– Ну почему – жердь? У нее великолепная фигура!

Он посмотрел на меня очень внимательно. И рассмеялся:

– Хотите сбыть соперницу Джонни Ципельзону?

У меня сердце ушло в пятки. Если уже все, вплоть до Джонни Ципельзона, в курсе нашего с Андреем несуществующего романа, то…

– К сожалению, эта девушка не в моем вкусе, и тут я вам ничем не могу помочь, – довольно ядовито усмехнулся он. – Короче, все ясно. Свободна.

– Что? – не поняла я.

– Свободна, говорю! Гуляй!

Я вспыхнула. Куда девалась его обходительность?

– Хамить я тоже умею! Сейчас узнаешь. И запомни: это я тебя гулять пустила, старый козел! Счастливо, Ципельзон! – Я резко повернулась на каблуках, но он поймал меня за юбку:

– Стоп!

Вот тут я, честно говоря, испугалась.

– Ты клевая баба! С виду и не скажешь, что в тебе столько изюму. Джонни Ципельзон знает толк не только в бабках, но и в бабах! И у тебя сейчас… самый твой возраст! Жалко, не мне этот изюм достанется. Но на прощание я тебя все-таки ущипну!

И он ущипнул меня за попу.

– Ай, больно!

– Мы квиты! – засмеялся он.

Мне тоже стало смешно.

– Оскар, откуда взялся этот тип?

– Ну изначально из Пензы. А сейчас он крутой воротила в Америке. – Не спелись?

– Нет!

– Я вообще-то так и думал. Но мало ли что бывает… Он хоть вел себя как человек?

– Как кентавр.

– То есть?

– Ну фасад как у человека, а зад как у козла!

– Кентавр, насколько я помню, был помесь с лошадью.

– Да знаю! Но на лошадь не тянет!

– Вы обиделись?

– Да нет, с чего бы? Было даже интересно.

– Он вам нормальные условия предложил?

– Я не знаю, но на мой взгляд, царские.

– Ну что ж вы? У вас есть все шансы сделать неплохую карьеру.

– В качестве любовницы Джонни Ципельзона?

– Извините, конечно, но многие не брезгуют… Понимаю, не ваш случай.

…На терраске перед гостиницей курил Андрей:

– Привет. Куда ты запропастилась? Посиди со мной.

Я села.

– Ты не знаешь, где Венька? – спросила я.

– Умотал куда-то. Но вид у него был, – краше в гроб кладут.

Неужто пошел на свидание с Соней?

– А что ты тут сидишь один?

– У меня в номере убирают. Только не спрашивай, где Ларка.

– Я и не спрашиваю.

– Слушай, ты можешь мне помочь?

– В чем?

– У моей мамы в июне день рождения. В Москве времени покупать подарок у меня не будет. Может, ты что-то посоветуешь?