Текст книги "Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры"

– У меня есть дочка, но я вырастила ее одна. Теперь она сама уже замужем и живет в Тель-Авиве.

– А что же случилось с ее отцом? Простите, что я так спрашиваю, но ведь мы, может статься, будем родственниками.

– Поматросил и бросил, пожалуй, это самое верное определение. – Мне не хотелось снова углубляться в эту тему. – Теперь вот Котя зовет меня замуж, а я в растерянности. Я же старая холостячка, привыкла жить одна, без мужика. У меня вообще странно жизнь сложилась – я по сути своей клуша, если б вовремя вышла замуж, была бы хорошей женой, хозяйкой, матерью… Ну, мать я, может, и неплохая, но иногда мне кажется, что я прожила не свою жизнь…

– Я понимаю, что вы хотите сказать – вы созданы были женой и матерью, а прожили жизнь любовницей, да?

– Да.

– Но может, это лучше? Вас много любили, вам не приходилось никого обманывать, вы могли послать кого угодно к черту, любовник не муж, да? Вы прожили жизнь свободной и так хорошо сохранились. Сколько вам лет, Кира?

– В субботу стукнет сорок семь.

– О, вы еще молодая… А вам правда понравились мои ковры?

– Очень! Поверьте мне! Я никогда раньше таких не видела.

– Хотите, подарю вам один?

– Да, но мне как-то неловко…

– Какая неловкость, о чем вы говорите! Пойдемте в мою мастерскую, и вы сами выберете, тем более у вас послезавтра день рождения.

– Вера Болеславовна…

– Я же просила!

– Хорошо, Вера, приезжайте к нам на день рождения.

– К вам?

– Ну да, моя дочка родилась со мной в один день.

– Спасибо, деточка, но такие люди, как я, могут только испортить праздник. Особенно Вике. Да и как в субботу добираться? Машины у меня нет… Короче, для всех будет лучше, если я останусь дома.

Мне было страшно жалко эту женщину, но я не стала настаивать.

– Вот, Кира, выбирайте!

Стены в мастерской были сплошь завешаны удивительными коврами. У меня глаза разбежались. Какая красота!

– Кира, а вот здесь еще!

В углу комнаты стоял станок, а рядом были сложены стопкой ковры.

– Давайте расстелем их, чтобы вы могли видеть!

Ковры были большие и маленькие, пестрые, яркие и скромные. Я сразу приметила один небольшой коврик, суровый, но с ярким всплеском в нижнем правом углу.

– Можно вот этот, Вера?

Она рассмеялась.

– Конечно, можно!

– А почему вы смеетесь?

– Потому что это мой любимый, и я загадала – если вы его выберете, то выйдете замуж за Вику и все у вас будет хорошо. Это судьба!

– Вы продаете эти ковры? – поспешила я сменить тему.

– Нет, раньше продавала, давно, очень давно, а теперь только дарю.

– Почему?

– Это долгая история… а впрочем, Вика там что-то завозился… Ладно, я вам расскажу, но предупреждаю, история невеселая. Вы не застали того ужаса, даже Вика мало что помнит… А я, я с шестнадцати лет каждую ночь ждала, что за мной придут. И росла с этим страхом – еще бы, сколько людей исчезало, – и замуж вышла, и детей рожала, и все боялась. И они пришли, не за мной, за мужем… Слава Богу, детей не тронули… Но это, так сказать, экспозиция, чтобы вы поняли, в какое время все происходило. В шестнадцать лет я пережила и узнала такое, чего врагу не пожелаешь, хотя в этой истории я была только сбоку припека, но я знала, и за это меня могли стереть в порошок. После войны я жила одна, отец погиб на фронте, мама с Викой были в эвакуации на Урале, Вика болел, и мама не могла везти его в Москву, а я рвалась, не сиделось мне там, и вот, всеми правдами и неправдами, мне удалось вернуться домой. Мы жили в коммунальной квартире. Вы хоть представляете, что такое большая коммунальная квартира?

– Да, я до десяти лет жила именно в такой квартире.

– Тогда вам легче будет меня понять. Ну, вернулась я в Москву, туда-сюда, холодно, голодно, но зато я дома! Народ в коммуналке разный, всякой твари по паре, а в комнате рядом со мной жила старуха корректорша, Ольга Евгеньевна, добрая душа, одинокая, затюканная соседями, жизнью. Мы с нею жили душа в душу. И она же устроила меня работать в газету курьершей. Деньги маленькие, но все же. Комната моя была ближайшей к входной двери. И вот как-то раз слышу – дверь эта среди ночи тихонечко открывается, а я часто тогда по ночам от голода просыпалась. Раз услыхала, другой, третий. Потом стала замечать, что Ольга Евгеньевна по ночам в кухне засиживается. И вот однажды идем мы с нею на работу, я возьми и спроси, не слыхала ли она, как ночью дверь открывается. Смотрю, моя Ольга Евгеньевна бледнеет, за сердце хватается. Я поскорей усадила ее на лавочку – мы как раз по бульвару шли – а она вдруг взмолилась:

«Верочка, детонька, Христом-Богом молю, забудь, ничего ты не слыхала, ничего ты не знаешь, верь мне, ничего плохого я не делаю. Только ты ни одной живой душе про это не говори, а то человека погубить можно».

Я сама в слезы.

«Ольга Евгеньевна, клянусь, никому ни словечка, только скажите, что это, а то мне страшно очень по ночам одной!»

«Деточка, если молчать будешь, ничего страшного не случится, обещаю тебе!»

«Да что ж, говорю, это такое, Ольга Евгеньевна, честное слово, никому не скажу!»

Посмотрела она мне в глаза и говорит:

«Ладно, я знаю, ты девочка из хорошей семьи, родители твои благородные люди были, верю, не предашь ты меня! Понимаешь, сестра моя, Анна Евгеньевна, сослана была из Ленинграда в Сибирь, и совсем ей в той ссылке худо пришлось. Но в один прекрасный день она оттуда сбежала и буквально чудом ко мне в Москву пробралась. Сама понимаешь, жить ей открыто в Москве нельзя, да что там в Москве, почитай что и вообще нигде жить нельзя!»

«Так она у вас живет?»

«Да, уже почти два года».

«И никто в квартире не знает?»

«Да пока Бог миловал!»

«Но как же она живет, что никто ее не видел?»

«Целый день по городу бродит, в метро греется или еще где, домой приходит ночью, а уходит еще затемно, когда все спят. Но хоть спит в тепле и раз в день поест горячего, я же часто ночью с работы возвращаюсь, никто не удивляется, если поздно на кухне вожусь».

«Господи, ужас какой! И что же, ей и податься больше некуда? Ведь в Москве так опасно!»

«Да в Москве-то как раз не так опасно, народу уж больно много, теперь из эвакуации и с фронта люди вернулись, шум, суета, а в суете затеряться легче. У меня на всем свете, кроме Аннушки, никого не осталось. Верушка, детонька, обещай мне, что никому не скажешь. Ты про это просто забудь. Так оно лучше. Ты знать ничего не знаешь. Если, не приведи Господь, нас поймают, ты хоть ни при чем будешь, не хочу лишнего греха на душу брать».

И я молчала, но не только. Я стала помогать этим несчастным женщинам. Теперь, когда я дома бывала, Анна Евгеньевна иногда могла денек дома отлежаться, мы ей ведерко ставили. Между нашими комнатами дверь была заколоченная, так я ее потихоньку открыла, когда в квартире никого не было, могла зайти к ней, принести что-то, унести. Такой конспираторшей стала, что хоть в подполье! Вот она-то меня и научила эти ковры делать, без станка, конечно, на руках. На чердаке старые сундуки с разным тряпьем стояли. Все стоящее соседи давно выгребли, а я натаскала к себе всякого хлама, и мы с нею молча коврики делать стали, я их на толкучке продавала, все какой-то приработок. Так мы и жили два года. А потом я замуж вышла, к мужу переехала.

– А что же дальше?

– А что дальше? Да все у них благополучно кончилось. Как Сталин умер, начали люди возвращаться. Анна Евгеньевна из Москвы куда-то уехала, а потом вернулась в открытую, я уж подробностей не помню, кажется, нашелся у нее какой-то высокий покровитель, выбил ей московскую прописку, и жила она вместе с сестрой на законном основании. Но ты представь себе, Кира, целыми днями таскаться по городу, всего бояться, всех бояться, вдруг кто-то знакомый не дай Бог встретится или под проверку документов попадешь. Холод, дождь, все равно затемно выходи из дому, даже раньше дворников. Один раз было, пришли с проверкой документов, уж не помню почему. А Анна Евгеньевна как раз дома осталась, больная была. Мы с Ольгой Евгеньевной на кухне возились, когда они вошли. У меня сердце в пятки, а Ольга мне глазами знак делает – зови, мол, к себе. Моя комната ближе всего, я говорю – заходите, показываю им документы. Они глянули и дальше, и вот пока они три шага к следующей двери сделали, я Анну Евгеньевну к себе втащить успела, она уж наготове стояла. Знаешь, когда мужа моего посадили, я с двумя ребятами мал мала меньше одна осталась, так веришь – иной раз думаю: а ведь ей-то, Анне Евгеньевне, еще хуже моего было. И чем только человек не утешается, – горько усмехнулась она. – Э, да ты у меня совсем закисла!

– Нет, я много чего слышала и читала об этом времени, но это так страшно…

– Да, на вашу долю, слава тебе Господи, такого уж не досталось…

– Эй, дамы, вы где? – раздался голос Коти. – Я все починил, еще задания будут?

– Видишь, Кира, нет чтобы посидеть с сестрой, поговорить по-человечески, он предпочитает бродить по дому с молотком…

– Но это же хорошо, без мужчины дом разваливается.

– Честно сказать, Кира, кроме электричества и водопровода, я все сама могу, да и сыновья у меня не безрукие, а вот если ты все же отважишься выйти за этого трепача, то хозяйство у тебя будет в порядке, только смотри не избалуй его.

– Ни за что не буду его баловать, пусть лучше он меня балует.

– Вот это мудрые речи! Значит, ты уже согласилась?

– Ничего подобного!

– А как же насчет баловства?

– А ты меня так балуй, без брака!

– Ишь какая хитренькая!

– Ну, я вижу, вы два сапога пара! Спелись уже!

– А что, сестричка, понравилась тебе моя невеста?

– Сама удивляюсь, чтобы человек с таким ужасным вкусом нашел себе приличную женщину. Кира, ты и вообразить себе не можешь, на ком этот человек женился! Три брака, и все мимо!

Так, начинаются сюрпризы! Мне он сказал, что просто вдовец, ну я и не задавала вопросов, боясь бередить раны. Интересно, какие там еще скелетики приготовлены?

– О, сейчас мне начнут перемывать косточки, я лучше забегу навестить Коганов, а то в этот приезд я их еще не видел.

– Бежишь и бросаешь невесту?

– Я на полчасика, а ты тут пока посвяти Киру в подробности моей семейной жизни.

И он исчез. Из каменной стены выпало несколько кирпичиков.

– Кира, ничего, что я тебе «ты» говорю?

– Да ради Бога, я очень рада.

– Он тебе не говорил, что был женат три раза?

– Нет, мне он сказал, что давно овдовел.

– Что правда, то правда! Но две его первые супруги, кажется, живехоньки. Кира, поверь, они были все разные, но одна хуже другой. Первую он привел, когда ему было 19 лет. Наша мама чуть с ума не сошла от горя – девчонке 18, хорошенькая как кукла, но дура непроходимая, по-моему, она была просто умственно отсталой, мы с мамой боялись при ней слово лишнее сказать, но, правда, это недолго длилось, года два, и они разбежались, слава Богу, детей хоть не родили. Потом он взялся за ум, окончил институт, победил на конкурсе, начал работать и года через два привел еще одну б… Поначалу все вроде было ничего, любовь… но любви этой хватило ненадолго, скоро все пошло враскосяк. Вика парень был веселый, жизнерадостный, все ему легко давалось, друзей полон дом, но денег, конечно, было мало, она непрерывно злилась, всем завидовала, ныла, он, сама понимаешь, погуливать начал от ее нытья, ну и она в долгу не осталась, а потом и вовсе его бросила, выскочила замуж за одного писателя, он в те годы очень был известный, все про стройки коммунизма писал, и богатый был, конечно, а теперь никто о нем и не помнит. А потом Вика встретил Лялю. Ну, это вообще было какое-то недоразумение, а не женщина. Правда, Наденьку ему родила, но другого толку от нее… Ничего она не умела, все у нее из рук валилось, такая бестолочь, прости Господи. Но зато увлекалась всякой чепухой – хиромантией, черной магией, спиритизмом, буддизмом, – и все в кучу, клочок оттуда, клочок отсюда… Противно вспоминать. Вика к тому времени начал прилично зарабатывать, имя у него появилось, за границу стал ездить, квартиру хорошую получил, так ты бы видела, во что она ее превратила! В одной комнате кумирню какую-то устроила, совсем в буддизм ударилась, скупала всякую восточную дребедень. Вика прибегал ко мне, мы тогда уже уезжать собирались, и жаловался: не могу этот кошмар видеть, она еще благовония курит, я задыхаюсь! Не могу там жить! Потом она с каким-то буддистом спуталась. Вика их застал, когда Наденька дома была. Тут уж его терпение лопнуло, он забрал Наденьку и ушел к маме, а этой буддистке-блядистке оставил квартиру. Но ей это на пользу не пошло, год она прожила одна, а как денежки кончились, так и буддисты все сгинули, а она вовсе спятила и скоро померла. Так что сама видишь, какой он мастер жениться, наш Вика. Человек-то он золотой, но… Вот я на тебя смотрю и думаю – то ли я на старости лет сдурела, то ли Вика поумнел…

И мы расхохотались.

– Знаешь что, Кира, выходи-ка ты за него, пусть хоть под старость поживет как человек. Ты первая его женщина, с которой я могу нормально разговаривать.

Тут вернулся Котя.

– Ну как, дамы, нашли общий язык?

– Викеша, вот этот ковер я подарила Кире.

– Но…

– Она сама выбрала! А я загадала – если она выберет именно его, то выйдет за тебя замуж!

– Видишь, Кузя, это судьба!

– Кира, только не вздумай напоминать мне про князя Андрея. Тут совсем другое дело – я лицо нейтральное!

Я немного опасалась идти сюда, но мне было хорошо здесь, с этими людьми. А может, это просто полоса такая и мне везде и со всеми хорошо? Нет, с Маратом мне хорошо не было… Ох, опять Марат в голову лезет, неужто я никогда не избавлюсь от этого наваждения…

– Вера, Котя, мне пора возвращаться!

– А что случилось? – насторожилась Вера.

– Ничего не случилось, просто я веду себя по отношению к дочке как последняя свинья. Мы с нею всегда заблаговременно обсуждаем, чем кормить гостей, что купить…

– Но это здесь не проблема, – вставил Котя.

– Мне так хорошо тут, с вами, но чувство долга зовет меня в Тель-Авив.

– Наше чувство долга! – пропел Котя, и, надо сказать, вполне музыкально.

– Верочка, а может, все-таки приедете?

У Коти сделалось испуганное лицо.

– Нет, Кира, не приеду, уж не обессудь. А ты приезжай еще, на подольше. Мне с тобой приятно было.

– Тогда, может, Котя меня проводит на автобус, а сам останется?

– Кирочка, это уже провокация, мы и так-то с ним вечно цапаемся, а если я его оторву от такой женщины, он мне этого долго не простит. Ладно уж, езжайте с Богом! Обрати внимание, Викеша, мы с тобой первый раз не поссорились. Это о чем-то говорит.

– О чем, интересно? – не без язвительности спросил Котя.

– О том, что ты наконец поумнел. Да, еще минутку, Кира! – И она куда-то скрылась.

– Кузенька, любимая, что ты с нею сделала?

– Ничего, просто мне было с нею приятно и интересно, и она, видно, это почувствовала.

– Вика, поди сюда! – позвала его Вера.

Вскоре Котя вернулся с большим свертком на плече.

– Что это?

– Ковер!

– Но он ведь маленький!

– Твой-то маленький, а этот предназначен Даше на день рождения.

– Вера, ну что вы!

– У девочки в квартире каменные полы?

– Да.

– Ну так ей это очень даже пригодится. А не понравится, что ж, пусть кому-то другому передарит!

– Нет уж, если она окажется такой дурехой, я возьму его в Москву.

Вера обняла меня на прощание и прошептала:

– Спасибо тебе, деточка, я не думала, что в Союзе еще остались такие, как ты.

– Союза уже нет, а люди остались, и много.

– Вика, она настоящая оптимистка! Теперь я понимаю, почему она выбрала именно этот ковер! Дай Бог вам счастья, считайте, что старшая сестра вас благословила. Только смотри не упусти ее!

– Да, Котя, пожалуйста, не упусти меня! – сказала я, когда мы уже шли к автобусу.

– А что, есть такая опасность? – серьезно спросил он. – Или ты думаешь, этот самый Марат решит на склоне дней исправить ошибку молодости?

– Почему именно Марат?

– Есть еще кто-то? Этот московский?

– Нет, но мало ли кто еще может появиться, я в последнюю неделю почувствовала себя прямо секс-бомбой! Вдруг какой-нибудь американский миллионер преклонных лет приедет на историческую родину и при виде моей несравненной красоты падет ниц и…

– Пасть-то он, может, и падет, а вот встать ему будет трудновато, поэтому посоветуй ему не падать ниц.

– Ладно, сам пусть не падает, но бросит к моим ногам какую-нибудь корпорацию, дворец в Майами-Бич с бассейном, и тогда я могу не устоять.

– Ну, насколько я тебя успел узнать, из всего вышеперечисленного тебя больше всего привлекает бассейн? Что ж, первым моим подарком в Москве будет абонемент в лучший московский бассейн.

– А как насчет дворца в Майами-Бич?

– С дворцом, конечно, хуже, но свадебное путешествие в Майами, если тебе уж так приспичило, я обещаю! Вот с корпорацией будет посложнее, а впрочем, сейчас у нас, если очень захотеть, можно основать корпорацию. Чего не сделаешь ради любимой женщины. Так как, я уже могу не опасаться американского миллионера?

– Пожалуй, да!

– Кстати, о секс-бомбах, поехали ко мне?

– Котенька, я бы с радостью, но я ведь объяснила – мы с Дашкой еще ничего не обсудили, не купили…

– Кузя, что это за замашки Лисистраты? Я ведь уже понимаю – доступ к телу закрыт до после дня рождения?

– Ну почему?

– Ну потому – сегодня ты будешь все обсуждать, завтра покупать и стряпать, послезавтра достряпывать, убирать, накрывать, принимать гостей и так далее?

– В общем-то да…

– У меня идея – на правах жениха…

– А ты разве уже жених?

– Конечно! Вера нас благословила, Дашка, по-моему, тоже. Так что никуда не денешься, я теперь жених! Так вот, на правах жениха я присутствую при обсуждении, завтра с самого утра мы с тобой идем на шук, все покупаем, потом я помогаю тебе стряпать, пока Даша будет на работе, и за это время мы выкроим часок-другой для себя. А потом я тихо смоюсь и явлюсь уже в гости, с цветами и подарками. Тебя такой вариант устраивает?

– Вполне.

– Вот и отлично! А знаешь, есть еще идея: сейчас придем, позвоним Даше, и пусть скажет, что надо купить перво-наперво. Что-то требующее мужской силы. И сходим прямо сейчас.

– Вот это мудро!

Дотащив до дому ковры, мы позвонили Дашке на работу. Она обрадовалась и поручила нам купить спиртное, муку, картошку, кое-какие консервы, иными словами, то, что понадобится в любом случае.

– Кузя, а может, мы пока… – жалобно проговорил Котя, крепко меня обнимая.

– Нет, Котя, у нас не так много времени, а чувство долга прежде всего. Мы два года не отмечали вместе этот день, и главное для меня сейчас Дашка.

– Признаю свои ошибки, я эгоист.

– Тогда пошли.

– А вы всегда вместе отмечали этот день?

– Пока Дашке не стукнуло четырнадцать. Она уже загодя стала намекать, что хорошо бы ей отдельно справить день рождения, только с ребятами, и чтобы я тоже куда-нибудь убралась. А я, честно говоря, вообще хотела в тот год все замотать, денег совсем не было. Попробовала заикнуться Дашке, но в глазах у нее такая печаль отразилась, что я пообещала что-нибудь придумать. Занимать мне не хотелось, и я продала свое колечко, еще мамино, тоненькое золотое колечко с маленьким изумрудом, очень изящное. Дашке я, конечно, ничего не сказала, наврала, что мне заплатили за какую-то старую работу. День рождения вышел на славу, и она была ужасно довольна – все ребята говорили, какая у нее клевая мама!

– А ты, значит, без дня рождения осталась?

– А вот и нет! Мои подружки, Алевтина и Лера, обзвонили всех, объяснили ситуацию, и все явились с выпивкой и закусками. Было ужасно весело! Знаешь, Котя, почему я такая оптимистка? Потому что у меня в жизни всегда так, в самых разных областях – вот, кажется, уже все, край, еще немного – и хана, но в последний момент происходит чудо и все как-то образуется.

– Вот-вот, я там, в «накопителе», сразу заметил, что еще немного – и тебе хана, и сразу образовался.

– Ты, конечно, наглый, но я все равно рада, что ты у меня есть.

– И я рад, что я у тебя есть, так мне за тебя спокойнее.

Нагрузившись, как вьючные животные, хотя основную поклажу нес, конечно, Котя, мы остановились у подъезда перевести дух.

– И как теперь переть это все наверх?

– А может, молодежь уже дома, покричи-ка им.

– Да нет, окна закрыты – значит, никого.

– Тогда постой тут, а я сейчас!

Он выскочил на улицу и скрылся. Минут через пять он вернулся с каким-то свертком, сияя торжествующей улыбкой.

– Что это, Котя?

– Терпение, мадам! Дай-ка мне ключи, а сама стой тут!

– Котя, что ты придумал?

– Погоди, увидишь!

Вскоре распахнулись ставни на галерее, и Котя спустил на веревке большую хозяйственную корзину.

– Кузя, давай загружай, да не так, равномернее распределяй, вот умница! А теперь отойди от греха! – И он потянул корзину наверх. Так он перетаскал все наши покупки. – Кузя, я и тебя бы так поднял, но, боюсь, корзина может не выдержать!

– Ничего, налегке я и сама как-нибудь уж влезу! Но ты, несомненно, гений!

– А ты думала!

Мы еще раз сходили за покупками и точно таким же манером подняли их в квартиру. За этим занятием нас застала Дашка.

– Ну вы даете! Потрясающе!

– Вообще-то в Италии всегда так делают, так что я не первооткрыватель!

– Интересно, а где вы веревку взяли, у меня такой не было!

– Тоже мне проблема – за углом хозяйственная лавчонка!

– Кент, вы молодчина! А если завтра утром поможете маме на шуке затариться, то вообще вам цены не будет.

– Помогу, но при одном условии!

– Интересно!

– Если вы, Даша, дадите нам машину. Мне можно доверять, я опытный водитель.

– Господи, конечно, мне просто в голову не пришло. И вообще, пока я работаю, берите машину сколько угодно, повозите маму, покажите ей Мертвое море… Ох я и недотепа!

– А ваш муж не будет возражать?

– Данька? Да он не водит машину!

Даша покормила нас ужином, одобрила все наши покупки, и мы с нею, как бывало раньше, стали составлять список гостей и список того, что еще нужно купить.

– Мамуль, получается просто прорва народу, где мы их всех рассадим?

– Сколько всего?

– В лучшем случае тридцать человек!

– А в худшем?

– Все сорок!

– Но это же кошмар! Слушай, Дарья, у меня идея – давай в два приема праздновать. В субботу, допустим, взрослый день рождения, а в воскресенье – детский, как ты считаешь?

– Нет, давай лучше так – кто поближе, позовем в субботу, а кто подальше – на следующую пятницу, а то два дня подряд ты не выдержишь.

– Даша, а меня куда? – поинтересовался Котя.

– Ну, Кент, вас и туда и сюда, вы уже почти член семьи.

– Мне эта идея тоже нравится, – сказала я. – Тогда давай посчитаем, сколько народу у нас будет в субботу.

– Вы с Кентом, мы с Данькой, четверо, Люба с Лизой и Пашей, Марат Ильич, не пожимай плечами, мама, я уже его пригласила и не могу отменить, Данькина мама, не закатывай глаза, мамуля, она все равно приедет, потом Любин хахаль…

Короче, набралось семнадцать человек.

– Девочки, поверьте опыту, рассчитывайте на двадцать! – посоветовал Котя, который, похоже, наслаждался этими семейными хлопотами.

– Ну, двадцать – это нам ништяк! – воскликнула Дарья. – Помнишь, мамуля, какие мы дни рождения закатывали?

– Еще бы не помнить!

В пятницу мы с Котей рано утром поехали на базар, купили все необходимое, опять при помощи корзинки транспортировали покупки наверх, и я взялась за готовку. Котя оказался незаменимым помощником – он виртуозно раскатывал тесто и с поистине архитектурным умением размещал готовые блюда в холодильнике.

– Котя, мне необходимо место для трех противней.

– В холодильнике?

– Ну да!

– А зачем ставить пироги в холодильник?

– Затем, что завтра за час до прихода гостей я их испеку. Так что гости будут есть пироги с пылу с жару, свеженькие.

– Ты это запатентовала?

– Идея не моя, Алевтинина.

– Неглупая, должно быть, дама! Слушай, Кузя, если ты хоть на час не оторвешься от стряпни, я просто умру или пойду на набережную и сниму первую попавшуюся девицу. Тебя такой вариант устроит?

– О нет!

– Тогда пошли!

– Куда?

– Как куда? В твою комнату, или ты предпочитаешь прямо тут, как в каком-то постсоветском фильме?

– Нетушки! Котя, посмотри, я вся в муке…

– А может, меня это особенно возбуждает! Ладно, хватит мне зубы заговаривать, иди ко мне, моя радость!

Часа через полтора мы вернулись на кухню и снова взялись за дело.

– Котя, как с тобой хорошо…

Раздался телефонный звонок. Я взяла трубку.

– Кирочка, наконец-то я тебя застал!

Марат.

– Я слушаю тебя.

– Я только хотел спросить – Даша ведь моя дочь? Да? Почему ты молчишь? Я все подсчитал, и у меня нет и тени сомнения, тем более что у нее мои глаза.

Я молчала, как пыльным мешком прихлопнутая.

– Кира, не молчи, твое молчание только подтверждает мои предположения, да какие там предположения, просто уверенность! Кира, ну скажи, она моя дочь?

– А что это меняет? – упавшим голосом спросила я, и вправду не понимая, что это может изменить.

– Это в корне меняет все! Во-первых, я хочу, чтобы девочка знала, кто ее отец.

– Ты полагаешь, это знание сделает тебе много чести?

У Коти было страдальческое лицо – он не знал, как себя вести и чем мне помочь.

– Но ведь ты все скрыла от меня, моей вины тут нет!

– Марат, тебе не кажется, что это не телефонный разговор?

– Так давай встретимся!

– Я не могу, завтра у нас день рождения, будут гости, я должна все приготовить, поэтому встретиться с тобой смогу не раньше воскресенья.

– Но имей в виду, что завтра я тоже приду.

– Я помню, но только очень прошу – не устраивай никаких сцен. Пусть у девочки будет нормальный день рождения, без сенсаций. Будь просто гостем, а дальше мы поговорим.

– Согласен, но все же я не хотел бы откладывать…

– Я же сказала – встретимся в воскресенье и все обсудим.

– В таком случае до завтра!

– До завтра, да, кстати, приходи не к четырем, а к пяти, мы не сообразили, что это суббота!

– Это твой Мурат звонил?

– Марат.

– И чего хочет? Дочку ему подавай готовенькую, да? Слушай, Кузя, а может, мне ему морду набить?

– Не мешало бы…

– Я готов!

– Котенька, милый, что бы я без тебя делала…

– Кузечка, ты плачешь? Не смей! Не смей плакать, все будет нормально, Дашка у тебя девка умная, прекрасно поймет, чего этот новоявленный папочка стоит. Давай кончай со слезами, а то сейчас Дарья явится – и что я ей скажу? Что ты лук резала? Она, не дай бог, подумает, что это я тебя довел до слез. А я торжественно клянусь доводить тебя только до слез умиления!

– Котя, я боюсь…

– Чего, горе мое?

– Сама не знаю. Понимаешь, как он появляется в моей жизни, мне делается страшно.

– Чем уж он так тебя пугает? Подумаешь, терминатор!

Мне стало смешно.

– Да какой там терминатор, он слабый, безвольный… хотя нет, безвольным его не назовешь, он такую недюжинную волю проявил…

– В чем?

– В отказе от меня. Он меня «отсек» – так это у него называется.

– Ты тоже отсеки, раз и навсегда!

– Да я уж давно отсекла.

– Тогда в чем дело?

– Не пойму. Поцелуй меня скорее!

– Прошу прощения! – раздался вдруг смущенный голос зятя.

– О господи, Даня! Я и не слышала, как ты вошел.

– Извините меня, Кира Кирилловна!

– Ты не извиняйся, а привыкай, – посоветовал ему Котя.

Но я видела, что смущение зятя вызвано не только тем, что он застал свою драгоценную тещу в объятиях мужчины.

За этим крылось что-то еще.

– Ну, Данила, выкладывай, в чем дело? Что ты хочешь мне сказать?

– Понимаете, Кира Кирилловна, мне тут один приятель привез из кибуца… так гораздо дешевле…

– Да что такое, говори, не томи!

– Вот! – И он показал мне сумку, где лежали три здоровенных карпа. – Понимаете, мне Даша говорила, что вы очень вкусно делаете фаршированную рыбу, а она рыбу даже в руки брать не желает… Вот я и подумал… Но, вероятно, уже поздно…

Да уж, возня с фаршированной рыбой никак в мои планы не входила, но, с другой стороны… какая возможность блеснуть и перед Котей, и перед Маратом, чтоб ему пусто было, своим кулинарным искусством!

– Хорошо, – сурово согласилась я. – Если кто-то из вас почистит мне эту рыбу, я, так и быть, ее приготовлю, но мне нужна свекла, а ее в доме нет.

– Итак, один из нас чистит рыбу, а другой идет за свеклой, – констатировал Котя.

– Я чистить рыбу не умею, – признался зять, – а вот купить свеклу мне вполне по силам.

– Выходит, рыбу так и так придется чистить мне, – вздохнул Котя. – А ты и вправду умеешь делать еврейскую рыбу?

– Еще как! А ты ее любишь?

– Не то слово!

– Даня! – завопила я вслед зятю. – Даня! Хрен! Здесь можно купить хрен?

– Думаю, на тахане найду!

– Без хрена не возвращайся!

– Замечательное напутствие! – расхохотался Котя. Вскоре вернулась Дашка.

– Мама! Что ты делаешь?

– Твой муж припер карпов. Подавай, говорит, теща, фаршированную рыбу!

– Так прямо и сказал?

– Нет, долго переминался с ноги на ногу.

– А где он?

– Побежал за свеклой и хреном.

– Понятно. Ну, мамуля, какие будут задания?

– Займись-ка ты уборкой, а то мы с Котей уже почти все сделали.

– А пироги?

– Давно стоят в холодильнике! – доложил Котя.

– Дарья, ты и вообразить себе не можешь, какой это гениальный поваренок!

– А чему тут удивляться, я, можно сказать, один дочку вырастил, всему пришлось научиться. Правда, до фаршированной рыбы дело не дошло.

– А сколько лет вашей дочке и как ее зовут?

– Зовут ее Надя, а лет ей двадцать восемь, и у нее самой уже две дочки-близняшки, Саша и Маша. Благодаря им я и нашел вашу маму.

– То есть?

– Я покупаю им книжки, и вдруг мне стали попадаться прелестные иллюстрации. Смотрю, какая-то Кира Мурашова! Вот, думаю, талантливая женщина! И вдруг в самолете представляюсь соседке, а она мне – Кира Мурашова. Ну я, как вы теперь выражаетесь, в отпаде! А мама ваша, слабая женщина, оказалась страшно падкой на лесть и комплименты, и в результате я чищу карпа на день вашего рождения, Дашенька. Вот какие фортели иной раз выкидывает жизнь.

– А нечего обращать внимание на иллюстраторов, читал бы как все нормальные люди.

– Понимаешь, Кирочка, я все равно бы к тебе пристал, уж очень уморительные рожи ты там, в накопителе, строила!

– Ну и отлично, если в сорок семь лет ко мне еще пристают, можно сказать, на улице, значит, я прекрасно сохранилась!

– Кент, а чем ваша дочь занимается?

– Она окончила филфак, романо-германское отделение, а сейчас работает переводчицей-синхронисткой с итальянского и французского, зарабатывает кучу денег, а муж ее, биолог, пребывает от нее в материальной зависимости. Еще вопросы есть?

– Есть, но лучше я буду задавать их постепенно и невзначай, тогда ответы будут искреннее.

– Смотри-ка, какой психолог!

– А я и собираюсь стать психологом.

– Ну, Кузя, ты пропала! У тебя и так все мысли и чувства на лице написаны, а еще дочка будет психологом, тогда уж последние тайны наружу выйдут.

– Когда еще она станет психологом! Я к тому времени буду уже старушка и все мои тайны утратят актуальность.

Часам к десяти совместными усилиями – Даня тоже подключился к нам, а в восемь еще и Люба забежала помочь – мы сделали буквально все. Завтра оставалось только накрыть на стол и приготовить салат из свежих овощей. Прекрасно! Терпеть не могу в день рождения с утра возиться на кухне.