Текст книги "Нашла себе блондина!"

Глава 10
Приглашение

У нас обоих было ощущение, какое бывает, когда вырвешь больной зуб. Нам теперь стало так легко и хорошо вместе, что казалось, этому не будет конца. Я открывала в своем любимом новые черты, не все они мне нравились, но это такие мелочи… Меня, например, раздражала его манера подтрунивать над моим увлечением цветами, он по-прежнему мне их не дарил. Иногда, если я просила: «Никита, купи мне цветов!», он давал мне деньги и отвечал: «Купи сама, Танечка!» А ему не нравилось, что я недовариваю макароны, как велит большинство итальянских рецептов. Но я-то теперь стала их доваривать, а он мне цветов все равно не дарил, хотя вообще ничего для меня не жалел. Еще он часто ругает меня за то, что я читала много, но бессистемно. Один раз он не мог вспомнить что-то из французской истории, а я хоть и робко, но напомнила ему. Он сначала страшно удивился, а потом раскричался:

– Ну конечно, знания, почерпнутые у Дюма! Ничего не скажешь, отличная школа!

– Какая разница, откуда знания? Да хоть с обрывка газеты в сортире! – огрызалась я. – Кстати, Никита, если тебе попадется в Москве туалетная бумага, купи! У нас уже мало осталось! И еще стиральный порошок! Никак не могу достать, хоть плачь!

– Хитрюга, к чему свела разговор об образовании!

Зимовать мы остались на даче. Топили печку, Никита колол дрова, расчищал снег, по вечерам мы смотрели телевизор, жадно ловя каждое новое слово. Программа «Взгляд», «До и после полуночи» Молчанова, снятые с полки фильмы… Однажды вечером я вдруг вспомнила:

– Никита, ты еще в Пярну сказал, что у тебя есть хорошая новость?

– Ничего пока не вышло и говорить не о чем, – нахмурился он.

Но недели через две вернулся из Москвы сияя.

– Танюха, у меня выйдет книга прозы! В «Советском писателе!» Я уж и не чаял дождаться… Она там провалялась много лет, потом меня обнадежили, а сегодня я узнал, что скоро выходит! Поздравь меня!

– А разве ты пишешь прозу? – удивилась я.

– Сейчас нет, но писал одно время… Рецензии были хорошие, но потом сочли, что книжка слишком острая, а я на уступки не пошел, в конце концов у меня был кусок хлеба…

– Значит, ты сценарии пишешь не для души, а для хлеба?

– Ну, это по-разному бывает… какие-то писал только для хлеба… А эта книга для души! Я кое-что добавлю туда…

– А почему ты никогда мне ничего не показываешь?

– Тебе разве интересно?

– А ты как думал? – возмутилась я.

– Но ты никогда не просила…

– Обязательно надо просить? И потом, я вот прошу тебя о чем-то, а ты… Погоди, а за эту книжку тебе заплатят?

– Конечно, заплатят, и очень даже неплохо! Так что имеешь шанс!

– Никита, а давай…

– Ну, говори, чего тебе хочется?

– Давай… ребеночка родим, а?

У него вытянулось лицо.

– Об этом не может быть и речи!

– Почему?

– Потому что я стар для ребеночка! Не могу… Не хочу!

– Но почему?

– Потому что в нашей стране сейчас рожать может только… Это чистейшей воды безумие! Никто не знает, чем обернется эта перестройка, скорее всего, как говорят, перестрелкой. С продуктами все хуже и хуже, стиральный порошок проблема, а ребенку столько всего нужно! О чем ты говоришь? Лекарств и тех не купишь, не говоря уж об одежонке и всяких детских штуках… Я не хочу, чтобы мой ребенок рос в таких условиях, ты посмотри, люди бегут отсюда кто куда! Кругом очереди! Сейчас у меня должна выйти книга, еще снимают какое-то кино, но где гарантия, что завтра не встанут все студии или вообще не скинут Мишку, и тогда может начаться кровавая вакханалия! Нет, моя девочка, сейчас уж очень неподходящий момент. Только не вздумай прибегать к бабьим хитростям: ах, я сама не знаю, как забеременела, ах я не хотела… Сразу предупреждаю, если ты хочешь меня обмануть, я больше к тебе не притронусь!

Меня как пыльным мешком прихлопнули.

– Никита, но я не собиралась…

– Короче, я вопрос ставлю так – хочешь во что бы то ни стало родить – скатертью дорожка, ищи для своего младенца другого отца!

– Господи, Никита, что ты несешь, я же тебя люблю и ребеночка хочу от тебя!

– Перестань, ты сама еще ребенок! Двадцать лет! Что ты за мать, не говоря уж обо всем остальном! Тебе еще надо самой встать на ноги, получить хоть какую-нибудь специальность, я ведь в любой момент могу помереть, и что тогда? А еще и с ребенком!

– Почему ты так кричишь, успокойся, не надо так… И почему это ты должен помереть?

– Потому что сейчас мужики мрут как мухи! Я за последний месяц двух своих приятелей похоронил, ровесников! Думаю, и я не задержусь, а ты молодая, успеешь родить, когда помру!

– Перестань, мать твою так! Сию минуту заткнись! Умрет он, да посмотри на себя, кровь с молоком, косая сажень, что там еще… Бабы из-за тебя с ума сходят, думаешь, я не вижу, как твоя машинистка на тебя смотрит! Она перед тобой как курица перед петухом приседает… А ты помирать… Дурак! – И я разревелась.

– Танюха, не реви… Не надо! И прости меня, я что-то сорвался. Но о ребенке не может быть и речи.

– Ну и ладно, пусть… Мне и тебя одного хватает, ты иногда хуже ребенка…

Мы помирились. И больше не разговаривали на эту тему. Но я насторожилась. Сашка ведь давно меня предупреждала, что он не любит детей. А еще она говорила, что, когда у него не идет работа, он внешне держится как обычно, но стоит его чуть-чуть задеть, все это выплескивается наружу… Видно, я его задела. А мне казалось, что у нас все хорошо, тем более он так радовался выходу книги, и вот, пожалуйста…

Я теперь ездила в Москву почти каждый день, английский, курсы, продукты…

На курсах мне безумно нравилось. Нас было человек десять в группе, и Алина Петровна, преподавательница, уже с первых занятий выделила меня. Она говорила, что у меня прекрасное чувство цвета и стиля и к тому же богатая фантазия. Однажды, еще осенью, я надрала в лесу каких-то сухих веток, больше всего они напоминали растрепанный веник. Я принесла их домой, разделила на несколько букетов, вернее веников, и долго задумчиво смотрела на них, решая, с чем бы можно было это сочетать. Выбор был ничтожный. И тогда я покрасила часть веток белилами и из старой шелковой ленты нежно-розового цвета – Милочка купила мне эту ленту, когда у меня немного отросла коса, – сделала крохотные бантики-цветочки и нацепила их на крашеные и некрашеные ветки. И произошло чудо! Веник превратился в изысканный сухой букет! Я еще дополнила его ветками с застывшими кристалликами поваренной соли, и букет стал просто волшебный. Я хотела показать его Никите, но потом решила, что не стоит. Он не поймет, я расстроюсь. Нет, сначала покажу Алине Петровне. Я завернула букет так, чтобы не повредить в электричке, и повезла на ближайшее занятие. Все пришли в восторг! А одна женщина взмолилась: Таня, ради бога, продай мне букет! Я сегодня иду на день рождения к подруге, ну нечего мне ей подарить! А это так оригинально! Ты же еще такой можешь сделать!

На радостях я ей его подарила, а Алина Петровна сказала:

– Браво, Танюша! Ах, если бы тебя запустить в один амстердамский магазин, ты бы сошла с ума! Там продают только засушенные или консервированные растения, крашенные во все цвета радуги! Я там провела полдня, но почти ничего не купила, все очень дорого! Может, когда-нибудь и в Москве такой магазин откроют, хотя, боюсь, я до этого не доживу. А ты и вправду молодец, очень смело работаешь! На первый взгляд эти розовые бантики могут показаться пошлыми, но в сочетании с этими вениками… Отлично! Я бы только еще немного розового добавила в белую краску, чтобы просвечивало чуть розоватым, тогда и соль будет лучше смотреться! Имей в виду, такие букеты вполне можно продавать… Я поговорю, одна моя коллега недавно открыла кооперативный цветочный магазин, почему бы не торговать и сухими букетами? Лишние деньги не помешают!

Я ухватилась за эту идею! Я буду тоже зарабатывать, надо на всякий случай иметь свои деньги. Почему-то после разговора о ребенке я часто возвращалась к этой мысли.

На веранде я устроила себе мастерскую. Там было холодно, но зато материал хорошо сохранялся. Я натаскала целый угол веников, расставила ведра с солью, в которой замачивала ветки, чтобы они обросли кристаллами.

– Танюха, ты что тут затеяла? Холодно же, простудишься! – сказал Никита, заглянув на веранду.

– Ничего, я рефлектор поставлю!

– И устроишь пожар на чужой даче.

– Типун тебе на язык!

– Ладно, делай что хочешь. Кстати, ты помнишь, что у Сашки завтра день рождения? Надо поехать в город, позвонить ей, отсюда до Гааги не дозвониться. И потом это ведь не только ее праздник, но и наш с тобой тоже – целый год мы с тобой знакомы.

– А я все думала: вспомнишь, не вспомнишь…

– Как я могу забыть? Этот день всю мою жизнь перевернул…

– Ты жалеешь?

– Не напрашивайся на объяснение в любви! Ты и сама все прекрасно знаешь… А хочешь, давай на Новый год съездим в Таллин, а? Возьмем СВ…

– Не хочу!

– Почему? – страшно удивился он.

– Потому что мне будет страшно оттуда возвращаться, вдруг ты еще какую-нибудь бывшую бабу встретишь…

– Танька!

– Ничего не Танька! Если хочешь знать, мы когда в Доме кино бываем, я смотрю там на баб и думаю: интересно, с этой он спал? А с той? Думаешь, приятно?

– Танька, но я же с тобой! Мало ли что было до тебя! И потом я уже сделал свой выбор!

– Хотелось бы верить.

– Ты чего разворчалась? Иди, поцелую! Не хочешь в Таллин, говори, куда хочешь? В Ригу, в Вильнюс, в Ленинград?

– А в Тбилиси?

– Можно и в Тбилиси, у меня там много друзей, но сейчас не лучшее время. Холодно, иногда такой ветер с гор… Знаешь, ноль градусов в Тбилиси – это как у нас градусов пятнадцать с сильным ветром, а если, не дай Бог, гололед, так даже на такси никуда не доберешься, особенно если надо ехать в гору, а там почти все время надо в гору. Нет, в Тбилиси мы поедем в конце сентября, вот тогда там сказка! Ну, еще идеи есть? Эх, если б я раньше подумал, можно было бы съездить в Прагу… На Рождество… Но у тебя ведь нет заграничного паспорта. Кстати, надо сделать. Интересно, сейчас уже можно сделать паспорт безотносительно… Надо узнать, а то раньше, если нет командировки или приглашения, никто тебе паспорт не выдаст. Но я выясню.

– Никита, а давай Новый год тут встретим, нарядим елку, накроем стол, выпьем шампанского…

– Его еще надо достать!

– Достану!

– Только вдвоем? А что? Довольно романтично!

– Это семейный праздник, а у нас же семья, правда? Ну еще можно позвать Илью Наумовича с Наташей…

– Нет, они на Новый год уедут в Киев, к Наткиной сестре. А мне нравится твоя идея, Танюха. Надо только купить тебе красивое платье, ты же знаешь, Новый год надо встречать в обновках. У меня есть еще сертификаты, поедем в «Березку», хотя что там купишь, лучше закажем у Тины.

– Не хочу у Тины, – испугалась я. – Да ну ее…

– В чем дело? Тебе же она понравилась?

– Мне Сашка сказала, что она… ну это… с женщинами…

– Она что, к тебе приставала?

– Нет, но все равно… Лучше я надену новые трусики и лифчик, и колготки, а платье голубое, прошлогоднее…

– Господи, какое же мне золото досталось, – как-то даже тяжело вздохнул Никита.

Но все наши новогодние планы полетели к чертям. Никита заболел.

Ночью за неделю до Нового года он вдруг разбудил меня:

– Таня, мне плохо, надо врача…

Я вскочила как ошпаренная.

– Что? Где болит? – судорожно одеваясь, спрашивала я. В доме нет телефона и вся надежда только на автомат на перекрестке, а если он не работает, придется бежать на станцию, но как его одного оставить?

– Кажется сердце, и голова болит… дышать нечем… тошнит…

Он был бледный, на лбу выступил пот, губы болезненно кривились, и на них появился белый налет.

– Сейчас, Никита, сейчас я вызову, только не бойся, все пройдет, у тебя так было?

– Нет, никогда… Дай воды…

Я дала ему воды и бросилась к двери.

– Не уходи, мне страшно…

– Я мигом, не бойся, надо врача, я не знаю, что делать…

Я выскочила на улицу и со всех ног бросилась к автомату. И, конечно, он не работал. Я как сумасшедшая понеслась дальше, и вдруг увидела машину «скорой помощи», которая отъезжала от ярко освещенного дома. Недолго думая, я кинулась под колеса. Шофер успел затормозить, но покрыл меня трехэтажным матом.

– Ты что, совсем опупела, шалава?

– Врач! Мне срочно нужен врач, мужу плохо, он умирает!

– Напился, небось, как свинья, а ты, дура, под колеса кидаешься! Уйди с дороги, курва!

– Не уйду, мать твою! – Я тоже не осталась в долгу, обложила его будь здоров!

Из машины выглянул пожилой дядька.

– Что там такое?

– Вы врач? Ради бога, умоляю, помогите, муж умирает! Ему совсем плохо, автомат не работает, пожалуйста, тут недалеко!

– Да он у тебя пьяный, небось, сколько ему лет, двадцать? Упился до чертиков?

Я плюхнулась в снег на колени.

– Я все равно не уйду с дороги, он не пьяный, ему сорок три года, сердце…

– Сорок три? Не пьяный? А ну живо в машину. Здесь далеко?

– Рядом!

Никита лежал с закрытыми глазами. Умер! – мелькнуло у меня в голове. Но врач затопал ногами, стряхивая снег с ботинок, и Никита открыл глаза. Слава тебе, Господи!

Врач подышал на свой фонендоскоп, согревая его, послушал сердце, легкие, смерил давление, а я стояла рядом и только молила Бога, в которого не верила: Боженька, помоги, пожалуйста, не дай ему умереть. Боженька, я тебя никогда ни о чем не просила, спаси моего мужа!

– Ну что, доктор, жить буду? – хрипло спросил Никита.

– Будете, вон у вас жена какая молоденькая, любит вас, чего ж не жить. Но по-хорошему надо бы в больницу, дорогой товарищ.

– У меня инфаркт?

– Не думаю, хотя наверняка можно сказать, только сделав ЭКГ, а у нас аппарата нет… Вообще, считай, ничего нет с этой перестройкой. Я вот вам сейчас укольчик сделаю и подожду часок, поглядим, что к чему. Расскажите-ка, как сердце болит? Загрудинные боли? В лопатку отдает?

– Да нет, тянет как-то и все время дурно…

– Ничего, сейчас будет полегче. А ты, красавица, поставь-ка чайку, у нас уже смена кончилась, а тут ты…

Я поила его чаем, делала бутерброды.

– Как тебя звать, девочка?

– Таня.

– Он и вправду тебе муж?

– Конечно! Скажите, он не умрет?

– Здоровенный мужик, поживет еще, только курить надо бросить, ну и пить поменьше.

– Он мало пьет вообще-то, курит много…

– Любишь его?

Я в ответ только кивнула.

– Вон как на колени бросалась… Придется тебе, Таня, последить за мужем, чтобы кофе много не пил, крепкий чай… Бульоны опять же не рекомендую, жареное, соленое…

– Ой, а чем же его кормить?

– Овощи, фрукты, отварное мясо, курица там, рыба, творог, кефир, каши… Не помрет с голоду твой муж.

– И это уже навсегда?

– Да нет, пусть посидит на строгой диете месяц-другой, а потом постепенно можно ослаблять. Вот только мясные супы лучше вообще исключить. Ну и следи, чтобы пил лекарства. Давление у него очень высокое, гипертонический криз. Слава Богу, не инфаркт, как мне кажется.

Напившись чаю, доктор заглянул к Никите.

– Ну как дела, больной?

– Лучше, доктор, спасибо. Не пойму только, как вы так быстро появились?

– Повезло! Жена ваша под колеса кинулась, на коленях стояла, просила мужа спасти. А то у нас смена-то кончилась. Ну-ка, я еще давление померю. Ага, уже лучше! Но помните – надо вылежать. Все ограничения соблюдать как минимум месяц! Я жене вашей все объяснил, сейчас еще рецептики выпишу… Сумеете лекарства достать, у вас, может, есть кто знакомый в четвертом управлении или еще где?

– Достанем!

– Ну и ладненько. Сейчас вам еще укольчик сделаю, последняя ампулка осталась, и будете спать как младенчик. Только завтра не вскакивайте сразу. Туалет у вас в доме? Доходить только до туалета и сразу в постель. Да, врача все же вызовите! А по-хорошему, неплохо бы в больнице обследоваться, а то мало ли… Да, и красавицу вашу ублажать особо не спешите. Но думаю, недельки через две – можно! – он добродушно хохотнул. – Нет у вас инфаркта, так что считайте повезло. Но все ж таки провериться рекомендую.

Он уехал. Я на прощание сунула ему двадцать пять рублей. Он с удовольствием взял.

– А может, вы еще заедете к нам? Посмотрите его?

– Я через два дня дежурю, если будет время, загляну, почему не заглянуть к хорошим людям?

Когда я вернулась в дом, Никита уже спал. И цвет лица у него был ближе к норме. Неужели обошлось? Но я так испугалась! Спать, конечно, не могла. Села в соломенную качалку. Надо бы с утра поехать в Москву за лекарствами, но как я его оставлю? Я вспомнила, что у Алины Петровны мать работает в аптечном управлении. Кинусь ей в ножки, потому что Никита терпеть не может кого-то о чем-то просить. А ему сейчас нельзя нервничать. Но когда ж я смогу поехать? Хотя зачем мне сразу ехать? Я позвоню со станции Алине Петровне и попрошу достать лекарства. А поеду уже ближе к вечеру.

У меня все заняло минут двадцать, я туда и обратно бежала как сумасшедшая, и когда на цыпочках вошла в комнату, Никита сразу открыл глаза.

– Ты почему в пальто? Где была?

Я объяснила.

– Бедная девочка, ты хоть поспала?

– Нет, но это неважно, отосплюсь. Мне обещали достать лекарства. Ты есть хочешь?

– Нет. Меня тошнит еще… Но все-таки мне лучше…

– Хочешь мандарин?

– Пожалуй.

В результате я скормила ему целых три мандарина, вкладывая по долечке в рот. Как я любила его в эти минуты…

– Вот теперь мы уж точно встретим Новый год вдвоем, – грустно улыбнулся он.

– Очень хорошо, и шампанское доставать не нужно!

– Это почему?

– А тебе нельзя! Тебе теперь вообще ничего нельзя.

– Танька, ты правда под машину кидалась?

– Правда!

– И на коленях стояла?

– Стояла, ну и что? Подумаешь, большое дело! А ты для меня не кинулся бы, не встал бы на колени?

– Для тебя? Кинулся бы, даже и не задумался, а вот на колени бы не встал… Я бы сразу морду набил…

– Ну я ж не могла одна набить морду двум мужикам!

– Ты? Могла бы, просто не сообразила! – засмеялся он. – Вот я тебе еще и жизнью обязан…

– Ты меня любишь?

– Надо отвечать, так не ясно?

– И ты можешь сделать для меня кое-что?

– Вот чувствую, что ты сейчас сдерешь с меня какую-нибудь мерзкую клятву, бросить курить, например…

– Точно!

– Танюха, это бесчеловечно!

– Ну, пожалуйста!

– Танька!

– Никита, пообещай мне… Это же ради тебя…

– Ради себя не согласен, а вот ради тебя… ради тебя я готов, тем более что сейчас мне даже думать о сигарете противно.

Постепенно он поправлялся, хотя иногда еще чувствовал слабость и дурноту, но доктор сказал, что это естественно, у сосудов долгая память. Новый год мы встречали вдвоем, тихо, уютно, я испекла пирог с капустой, хотя мука была отвратительная и тесто получилось некрасивое, темное, оно рвалось на куски, но все же пирог получился вкусный. В заказе дали баночку красной икры, я не хотела ее открывать, Никите ведь нельзя соленое, но он настоял.

– Танюха, от нескольких икринок на бутерброде ничего со мной не будет! А праздник у нас с тобой в духе времени – безалкогольный!

А вот потом начались сложности. Он чувствовал себя нормально и не желал соблюдать диету и режим. Правда, не курил, во всяком случае, я не замечала. Но он совершенно не мог работать без сигарет! Стал раздражительным, злым, срывал это зло на мне, но я все терпела ради его здоровья. Ничего, привыкнет.

Однажды в магазине возле курсов выбросили стиральный порошок «Диксан» в трехкилограммовых пачках! Порошок хороший, с приятным запахом! Очередь была большая, но двигалась довольно быстро, и мне удалось купить две пачки! Тащить такую тяжесть на дачу я не хотела, тем более что у меня были еще продукты, и я решила отвезти порошок домой. Потом Никита на машине заберет.

В почтовом ящике лежало несколько новогодних открыток и письмо в длинном заграничном конверте. Оказалось, что открытки были не мне, а соседке с восьмого этажа. Я бросила их в ее ящик. А вот письмо пришло мне. От Райки! Я жутко обрадовалась и прямо на лестнице распечатала конверт. Письмо было написано на красивой голубой бумаге.

«Татьянка, привет! Как поживаешь? Не сбежала еще от своего Никиты? Наверняка нет! Я живу клево, но тяжело. Работаю, как ишачиха! Каждый день занимаюсь языками: итальянским и английским, в голове каша, но итальянский мне легче дается. А еще занятия вокалом! Иногда я летаю как на крыльях, а иногда чувствую себя полной бездарью, все зависит от настроения моего педагога, маэстро Туччи. Он потрясный старикан и считает, что у меня может быть большое будущее, если я не буду лениться. Можно подумать, у меня есть такая возможность, но просто я не всегда его понимаю, и он уже два раза треснул меня нотами по башке. Но я не обиделась, а он потом извинялся и угощал кофе с пирожным. И все-таки Гленчик успел свозить меня в Рим и в Неаполь! Красота обалденная! Ну, про Париж я вообще не говорю! Конец света! Гленчика вижу мало, он все разъезжает по делам. А теперь, Татьянка, самое главное! В начале апреля маэстро Туччи на три недели уедет в Швейцарию лечиться, и мне придется заниматься самой. Глен в это время будет в Америке, у его подопечного там какое-то турне. Я думала, он возьмет меня с собой, но он не хочет. Тогда я сказала: ах так, тогда я хочу пригласить в гости подружку. И он согласился, даже обрадовался, ты ему понравилась! Татьянка, если ты согласна, позвони мне и скажи, я вышлю тебе приглашение! Только не тяни, а то эти в ОВИРе душу вынут, поэтому надо спешить! Я и письмо тебе послала с оказией, и приглашение так же пошлю, а то может пропасть, такое часто бывает. Танька, приезжай! Оторвемся! Я, конечно, все равно буду заниматься, но все же! Сходим в Ла Скала! Это дикий кайф! Я даже не знала, что такое бывает! Все. Целую, привет Никите!»

Господи, неужели такое возможно? Поехать к Райке в Милан! Увидеть своими глазами Италию! В душе поднимался восторг, но я тут же сказала себе: погоди, надо же еще поговорить с Никитой, это, наверное, очень дорого, и потом, как он останется один на три недели? А вдруг он обидится, что его не пригласили? Лучше не настраиваться! К тому же меня запросто могут не выпустить! Надо поскорее показать ему письмо, интересно, что он скажет?

А он улыбнулся:

– Танюха, надо срочно жениться!

– Почему? – удивилась я.

– А тебя незамужнюю не выпустят! А еще могут не впустить в Италию. Так что теперь не отвертишься!

– Значит, ты считаешь, что мне надо ехать?

– Не может быть двух мнений! Ехать необходимо! Завтра идем расписываться!

– Как расписываться? Надо же ждать там сколько-то…

– Это если на общих основаниях, а если по блату…

– У тебя есть блат в ЗАГСе?

– Представь себе! Правда, это не Дворец бракосочетаний, а обычный районный ЗАГС, но, по-моему, это большого значения не имеет!

– Никита!

– Что Никита? Я давно тебе предлагал жениться, а ты не желала, а вот теперь я тебя окольцую! Только свадьбу не будем устраивать, а?

– Да ну ее…

– Умница.

Мы заехали в ЗАГС, где работала Никитина бывшая одноклассница. Увидев меня, она только головой покачала:

– Ну, Никита, ты даешь! Я думала, ты внука регистрировать придешь, а ты вон что удумал!

– Нелька, не вредничай! Таня, она хорошая женщина, но еще в школе пыталась меня перевоспитывать, была у нас председателем совета отряда!

– Вспомнила баба як девкой была! Ладно, черт с вами, распишу, только не сегодня, а послезавтра! Приезжайте к десяти утра да свидетелей захватите! Все, гуляйте, мне некогда!

Послезавтра в сопровождении Ильи Наумовича и Наташи мы явились в ЗАГС, расписались, выпили по глотку шампанского. Больше я Никите не дала.

– Нет, Илюха, ты видишь, на какой мегере я женился? Не дает выпить даже на собственной свадьбе.

– И правильно делает! – поддержала меня Наташа.

Потом мы поехали в Дом литераторов обедать. Никита был милый, веселый, но несколько раз выходил из-за стола под разными предлогами. То в туалет, то вдруг увидел какого-то нужного человека… А я внезапно поняла – он ходит курить! Потому-то он и стал опять таким добрым и славным. Но ведь ему нельзя!

Я поделилась своим открытием с Наташей.

– Таня, не огорчайся! С этим трудно бороться! Илюшка сколько раз бросал, а стоит понервничать – и снова-здорово! Не пьет, и на том спасибо. Ты свои нервы побереги! Значит, его еще не очень припекло! Но все-таки ты делай вид, что не знаешь. Тайком он куда меньше выкурит.

Через несколько дней пришло приглашение, и я с ним отправилась в ОВИР. Отстояв огромную очередь, подала документы.

– Вряд ли вам дадут, – высказался дядька в очереди, – такая молодая, первый раз едете, да еще в капстрану, по частному приглашению… Скорее всего откажут!

Я передала этот разговор Никите.

– Ерунда! Сейчас времена изменились, скорее всего разрешат! А знаешь, Танюха, боюсь, что нам придется искать другое пристанище.

– Почему?

– Я что-то устал жить без телефона… А потом, скоро здесь начнется такая грязь, все развезет, и к тому же у меня нет спокойной минуты, когда ты в городе. Сейчас стало так тревожно, и в электричках шалят, нет, надо перебираться в город, я уж просил всех знакомых, если кто услышит, что сдается квартира… Да и у меня в городе сейчас куча дел… В Союзе у нас заварушки вечные, и в Союзе писателей тоже. Никуда не денешься, сельская идиллия себя изжила. А ты тоже поспрашивай у своих цветочниц насчет квартиры.

– Хорошо, – пообещала я. Мне было грустно расставаться с этим домом, с ним было связано столько хорошего… Вообще, как ни странно, с того дня, как мы расписались, меня частенько захлестывало тревогой, сама не знаю почему. Никита был вполне здоров, я все-таки заставила его обследоваться, и у него ничего страшного не обнаружили. Сказали, что, конечно, надо следить за давлением, пить какие-то таблетки, и все. Он опять курил, хоть и не так много, был очень нежен со мной, а мне все-таки было тревожно. Ему я ничего не говорила, а сама подумала – наверное, я просто боюсь решения ОВИРа, любого решения. Если не разрешат, это будет ужасно обидно, неприятно. А если разрешат – то страшно ехать совершенно одной за границу, в чужой дом… Это соображение показалось мне правдоподобным.

Квартира вскоре нашлась, в доме писателей на улице Черняховского. Нормальная двухкомнатная квартира с неплохой мебелью, чистенькая. И мы туда перебрались.

– Не расстраивайся, Танюха, все к лучшему в этом лучшем из миров! Съездишь в Италию, а летом мы с тобой мотанем к морю!

– В Пярну?

– Да нет, не в Пярну, – засмеялся он. – Придумаем что-нибудь, может быть, в Коктебель, там видно будет!

В последнее время мне часто снился сон – я вхожу в булочную, а там продают не хлеб, а цветы, срезанные и в горшках, и сухие тоже. Там красиво, красивее, чем в таллинском магазине, но я спрашиваю: «Где же хлеб?» А мне отвечают: «Хлеб кончился, теперь вместо хлеба цветы!» Ничего особенно странного в этом сне тоже не было, поскольку теперь чем только не торговали в самых, казалось бы, неподходящих местах. Недавно я заглянула в рыбный магазин, смотрю, а там прилавок завален… женскими трусами. И такое на каждом шагу!

Но в один прекрасный день пришла открытка из ОВИРа. Мне разрешили выезд.