Текст книги "Нашла себе блондина!"

– Понимаешь, в последнее время твои пончи что-то плохо идут, а я вот побывала в Измайлове, ну, где художники свои художества продают…

– И что?

– А то, что голова у меня светлая и мы с тобой сможем нехило заработать.

– Как? – заинтересовалась я. Деньги были очень нужны.

– Надо на твои пончи какую-нибудь художественную закорюку налепить.

– Какую закорюку?

– Я знаю? Ну, цветочек там вышитый, или аппликацию, или бисер, или тесьму – бахрому с кисточками. Придумать можно, не проблема, главное, чтобы не было двух одинаковых, сечешь?

– Более или менее, – задумчиво проговорила я. Райкина мысль показалась мне интересной.

– Представляешь, вывесить сразу штук двадцать – и все разные. А какой простор фантазии! Уверена, у нас в один день все раскупят. Одна ты не справишься, я тебя знаю, в тебе наглости мало. Я согласна на тридцать процентов.

– Тридцать процентов за наглость? – засмеялась я. – Ну ты даешь!

– Танька, ты не права. Тридцать процентов, во-первых, за идею, во-вторых, за наглость, а в-третьих, я помогу с подготовкой товара, одна ты будешь долго канителиться. По-моему, только справедливо, другая на моем месте потребовала бы пятьдесят! А так я уже завтра могла бы к тебе приехать и начали бы мы с тобой шить-вышивать и добра наживать, чтобы к выходным уже было чем торгануть. У тебя платки-то есть?

– Да, штук сто, наверное, мне Надя натаскала.

– Сто платков – это пятьдесят пончей… Для начала ничего, но надо бы больше. А еще всякие нитки-тесемки. Бисер я у матери нашла, здоровую коробку, а у меня есть разное мулине, я с детства любила крестиком вышивать, так что… И потом, Танька, будешь торговать в Измайлове, выйдешь не банальная торговка, а художница! И заодно перестанешь нюниться из-за своего, при деле будешь… Что, не звонит?

– Сегодня еще не звонил. Ой, Райка, давай не будем телефон занимать, вдруг он звонит…

– Дура, наоборот! Если звонит, а у тебя занято, он испугается, не с молодым ли кавалером ты трепешься? Только сильнее любить будет.

– Да ерунда все это.

– Ничего не ерунда! Надо его довести до точки кипения, чтобы совсем башку потерял от ревности.

– Да зачем? Жалко!

– Жалко у пчелки! Жалко ей! А он тебя жалеет? Ты вон мучаешься, а он хоть бы хны…

Если уж нельзя избавиться от Райки, лучше перевести разговор.

– А Владик твой нашелся?

– Да ну его… – шмыгнула носом Райка. – Он, Танька, женится, только не на мне… В Оренбурге ему родичи какую-то сосватали, она врачиха, и притом хозяйка, каких свет не видывал, соленья, варенья, то-сё… А я, видишь ли, в жены не гожусь!

– Почему?

– Потому что я артистка, да еще и опереточная… Ни в какие ихние оренбургские ворота это не лезет, сечешь?

– Так и слава богу, зачем тебе такой баран с предрассудками?

– Я понимаю все, но только он в койке не баран, а орел… Эх, ладно, Татьянка, закрываем тему. Значит, решено, будем деньгу сшибать?

– Попробуем!

Райкина идея неожиданно очень меня вдохновила. В самом деле, деньги нужны позарез, а торговать в Измайлове вовсе не зазорно. Я вытащила мешок с платками. Платки были белые, черные и с цветами. Цветастых оказалось меньше. Оно и к лучшему, на них ничего не изобразишь. Правда, можно делать комбинированные пончо. Один платок гладкий, второй пестрый, и носить можно по-разному, хочешь цветы вперед, хочешь назад. А можно сделать и черно-белые, да еще пришить для интереса кисточки на уголки, допустим, на черное белые кисточки, а на белое – черные. А еще можно попробовать делать аппликации из старых лоскутков… Я полезла на антресоль, выволокла еще материн старый фибровый чемодан и нашла кучу подходящего тряпья. Хорошо, что руки не дошли выбросить его при переезде, теперь все в дело можно пустить. У меня уже заработала фантазия. Кроме пончо можно наделать еще красивых фартуков с аппликациями, кухонных прихваток. А еще я вспомнила сумку, которую видела когда-то. Одной девчонке из нашего класса мать из ФРГ привезла – на простой холстинке аппликация из яркого ситца. Что ж, я сама такую не сошью? У нас народ кинется, неизбалованный… Вопрос только, где взять на все это время, ведь надо еще и заниматься… Ничего, управлюсь, главное – позвонить завтра Надьке, чтобы натаскала тряпочек со своей фабрики. Права Райка, некогда мне будет думать о Никите. Неужели трудно позвонить, хоть два слова сказать? Ой, а вдруг он заболел? А я тут его ругаю. Нет, не буду ругать… Подожду. Завтра никуда не пойду, буду заниматься, а вечером Райка придет…

Утром я встала в жутком настроении. Первым делом проверила, работает ли телефон. Конечно, он работал. Просто Никита решил, что в Москве ему со мной неинтересно. Там можно было всем показать: вон я какой лихой, выписал себе из Москвы влюбленную дурочку, которой еще и двадцати нет, а в Москве… Мало ли где можно столкнуться с дочкой или с женой… Вон мы один раз в ресторан пошли и сразу же на жену напоролись. Зачем ему эта головная боль? Побаловались и хватит. Он, небось, думает, я вон ей платье подарил, свитер дорогущий, серебряный браслет, вроде как расплатился. От обиды я разревелась. Но потом взяла себя в руки. Ну и ладно! И черт с ним! Зачем мне такой старик? Я лучше начну деньги зарабатывать, может, еще кооператив какой-нибудь с Райкой откроем, разбогатеем, я куплю себе все самое-самое шикарное, шубу какую-нибудь отпадную, найду кавалера покрасивее, можно, например, Витьку Круглова, и пойду с ним в Дом кино… Пусть тогда локти себе кусает, а я на него только гляну и пройду мимо… Как королева.

Когда под вечер явилась Райка, у меня внутри уже все дрожало от отчаяния, я еле сдерживалась.

– Ну ты чего, Татьянка? Не звонил?

В ответ я только всхлипнула.

– Все они такие… Дерьмо свинячье… Да не расстраивайся. Главное, не залететь, а с остальным как-нибудь разберемся. Я же вот держусь, ничего… Хотя и обидно, если не придуриваться. Еще как обидно. Ничего, он еще пожалеет, как увидит меня по телевизору, всю в блестках, а потом посмотрит на свою жирную врачиху с маринадами… Танька, ты ржешь?

– Ага! Я тут перед твоим приходом тоже размечталась, как пойду в шикарной шубе в Дом кино…

– Наверное, все бабы об этом мечтают. Танька, мы с тобой теперь кто? Бабы. А задача наша в чем?

– В чем?

– В том, чтобы стать не бабами, а женщинами. Экстра-класса! А что для этого надо? Начальный капитал. Вот мы и будем его добывать! За дело, подруга, вперед и с песней! Я тут еще кое-что надумала… Можно шить юбки, на резиночке…

Я рассказала ей о своих идеях. Она расхохоталась.

– Танька, нам, похоже, надо бригаду целую сколотить, но тогда будет мало денег. Нет, давай пока попробуем с пончо начать. Если получится, тогда и будем думать.

Никита так и не позвонил. При виде Сашки я всматривалась в ее лицо, нет ли на нем следов грусти по поводу болезни любимого папы. Но ничего не замечала. Один раз в отчаянии все-таки набрала его номер. Ответила домработница. И я, замирая от страха, попросила позвать Никиту Алексеевича.

– Так нету его, в Болшеве он.

И она повесила трубку.

В Болшеве… Что это такое? Дача у него там, что ли?

Когда вечером пришла Райка, я спросила, знает ли она что-нибудь про Болшево.

– Естественно, знаю. Там Дом творчества киношников. А что?

Пришлось признаться.

– Вот гусь! Не мог, что ли, позвонить? Плюнь, Танька, и разотри. Да, между прочим, ты в порядке, не залетела?

– Нет.

– Уверена?

– На все сто!

– И то хлеб. Ну все, к черту всех киношников и летчиков! Первым делом, первым делом наши пончо, ну а ё…, а ё… потом! – пропела она и вправду дивным голосом.

Глава 6
Радости торговли на свежем воздухе

Мы впряглись в работу и, надо сказать, дело у нас пошло. Райка очень неплохо вышивала, я делала аппликации и строчила на машинке. Когда через неделю, как раз к началу каникул, мы взглянули на результат, Райка заметила:

– Во, Танька, что значит быть заодно! Мы с тобой две брошенки, нам позарез нужны башли, и мы кое-чего добились! Но главное, что мы обе брошенки…

– Почему это главное? – удивилась я.

– Сама, что ли, не понимаешь? Если бы я, к примеру, сейчас горевала, а ты бы сияла от счастья, что бы у нас получилось? Ни хрена! Ты бы бегала со своим Никитосом, а я бы завидовала и от зависти все бы испортила… А так – самое оно!

– Ну ты и дура! – засмеялась я, хотя вообще в последние дни почти разучилась смеяться. Одна радость – хорошо сдала сессию. – Ну что, Рай, когда в Измайлово двинем?

– На выходные, когда же еще! Там в будни торговли почти нет.

– И ты думаешь, мы за выходные это все распродадим?

– Не сомневайся! Тань, только я сегодня до вечера не останусь, у нас тусовка намечается на курсе, по случаю каникул. Хочешь со мной? Пошли, чего сидеть тут и кукситься?

– Нет, не пойду. Меня тоже наши звали в общежитие, но я не хочу. Лучше еще что-нибудь сошью.

– Ладно, тогда до завтра. Слушай, а ты мне свитерок новый не дашь надеть?

– Не дам!

– Ну почему?

– Не дам и все!

– Жадоба!

– Какая есть!

– Ну точно, кулацкое отродье, – беззлобно сказала Райка и с этим удалилась.

А я остервенело принялась строчить новые пончо. У меня уже в глазах рябило, в висках стучало, а я как ненормальная все строчила…

Утром я проснулась от того, что в дверь отчаянно звонили. Я испугалась.

– Кто?

– Открывай, свои!

– Райка, ты что, офонарела? Звонишь как на пожар…

– Ой, Танька…

Она плюхнулась в дубленке на диван. Вид у нее был крайне взволнованный. Я подумала, что, наверное, прикрыли торговлю в Измайлове, об этом все время говорили…

– Танька, его фамилия Вдовин, да?

У меня оборвалось сердце.

– Ага, побледнела, значит, в точку. Танька, я вчера его видела! Охренительный мужик, это правда, хоть и старый…

– Где ты его видела?

– В Доме кино!

– Как ты туда попала? – помертвевшим голосом спросила я, чувствуя, что ничего хорошего Райка мне не скажет.

– Случайно. Меня Игорь Глотов пригласил, он на театроведческом учится, заглянул к нам на огонек и с первого взгляда втюрился. А у него родители критики, отец киношный, а мать театральный, мне Игорь сам сказал, что их семью называют «союз аспида с коброй»!

– Райка!

– Но должна ж я тебе объяснить, как попала в Дом кино! Короче, Игорь позвал меня туда в ресторан. Он мне не больно понравился, но я ж не дура, чтобы отказываться. Да и вообще с этим змеиным семейством лучше дружить, это будет дальновидно! Вот! Ну ладно, теперь к делу. Сидим мы с ним в ресторане, то да се, знакомые его какие-то подходят, подсаживаются, в общем, ничего, довольно весело, знаменитостей всяких прорва, кого только я там не видела! И Абдулова, и Глузского…

– Райка!

– Ой, прости! Так вот, я смотрю и вдруг вижу: сидит женщина, шикарно одетая, немолодая, лицо знакомое, а кто, вспомнить не могу, понимаю, что артистка, а фамилия из башки вылетела… И мужик с ней, видный такой… Я у Игорька спросила, кто эта женщина. А он говорит:

– Неужто не узнала, это Елена Ларина!

– Надо же, как она постарела! – я просто ахнула. А с нами еще одна девушка сидела, она и говорит:

– Она больше десяти лет в России не была! Жила в Испании, но, видимо, не очень-то счастливо, если сразу в Москву кинулась, как разрешили. И прямиком к своему старому любовнику. Видишь, как она на него смотрит.

Я уже все поняла. И буквально окаменела, а Райка продолжала трещать:

– Я возьми и спроси, кто этот мужик. А она отвечает: «Никита Вдовин, сценарист». Ну у меня сразу просветление – это он, твой Никита! Теперь все понятно, старая любовь не ржавеет! Он приехал, а тут она – здрасте! Говорят, у них была какая-то бешеная любовь, она требовала, чтобы он с женой развелся, а ее вдруг перестали снимать… Знаешь, как у нас бывает, не угодила кому-то, а может, его жена постаралась… Одним словом, тут подвернулся богатый испанец, влюбился-женился, и она слиняла, причем, говорят, тоже были трудности, но в конце концов она все же уехала. Ну вот… Одета она, Танька, классно, видно, что все дорогущее, и брюлики в ушах нехилые, но ей все-таки уже сорок лет. И лицо какое-то обсусленное. Она похудела здорово, ей не идет… А он, конечно, шикарный дядька. Ничего не скажешь, можно понять, что ты так… Ой, Тань, тебе что, плохо?

– Нет, мне хорошо! Мне просто прекрасно, сама, что ли, не понимаешь, как я счастлива! – не своим голосом заорала я. – И пусть он катится в…!

О, с каким наслаждением я вспомнила все матерные слова, какие знала с детства! И материлась я минут пять без перерыва. У Райки отвисла челюсть и глаза на лоб вылезли. Но она молча слушала, не перебивала. Когда я наконец выдохлась, Райка вдруг подскочила ко мне, обняла и сказала:

– Ничего, Танька, теперь я за тебя спокойна, ты не пропадешь! Если человек способен так материться, значит, у него большая жизненная сила. Молодец, Татьянка! Ну все, с этим мы закончили! Завтра с утра мотанем в Измайлово, я уж договорилась насчет места, столик возьмем там рядышком, у одного парня, так что…

– Рай, как же ты там на холоде? А голос?

– Завтра минус один, это не холод! Орать я не собираюсь, а вот одну хитрую штуку для заманивания покупателей придумала, такого там еще не было! Но пока я ничего не скажу. Давай работать, а то вдруг завтра все продадим, в воскресенье нечем торговать будет.

– Да ну, Райка, может, вообще еще ничего продать не удастся…

– Ты чего, обалдела? Даже думать так не смей, не то что говорить! Не волнуйся, со мной не пропадешь! Я тебя не кину, не то что некоторые. Кстати, имей в виду, я сегодня у тебя ночую, я уж с одним типом договорилась, он нас на тачке отвезет с нашим барахлом!

До поздней ночи Райка занималась психотерапией – рассказывала без умолку о своей учебе, о преподавателях, студентах и студентках, об артистах Театра оперетты и в результате так меня уболтала, что я заснула и проспала до самого утра. Первым делом взглянула в окно, не идет ли снег с дождем. Слава богу, погода была приличная, два градуса мороза. Совсем не холодно!

– Но одеваться все равно надо, как в сильный мороз, а то живо коньки отбросишь. Лучше всего валенки с калошами.

– А где их взять?

– Ну, сегодня, конечно, обойдемся, носки потеплее надень под сапоги, а дальше надо будет озаботиться. Ничего, припрет, найдем и валенки, и калоши, и платки пуховые… Только штанов побольше поддень, да потеплее, а то простудишь самое интересное место, что тогда? Я вон, видишь, трое порток взяла!

– Райка, но это же ужас, на кого мы похожи будем?

– На всех остальных художников, там все так одеваются! Да не стесняйся, говорю же, нас на машине довезут.

Видок у нас, конечно, был еще тот, и мы долго ржали, глядя друг на друга. Кто бы мне вчера утром сказал, что я буду смеяться, я бы в рожу тому плюнула, а вот поди ж ты!

Когда мы наконец разложили свой товар, я подумала: Господи, помоги, хотя в Бога никогда не верила. А Райка достала из сумки термос с чаем и еще какой-то ящичек, нажала на кнопку и вдруг над аллеей понесся дивный голос: «Девицы, красавицы, душеньки-подруженьки, заходите, девицы, пончо покупать!» Я так и села.

– Ничего идейка, а? – с гордостью сказала Райка. – Орать-то сама я тут не могу, а так и товару реклама, и мне заодно! Вдруг какой знатный иностранец заинтересуется.

– Как бы нас отсюда не шуганули за такую рекламу! – испугалась я.

– Не дрейфь, Татьянка, у нас все получится, я знаю!

Как ни странно, но Райка оказалась права. Торговля у нас пошла. Ничего подобного нашим пончо никто не продавал. А вот фартучков и прихваток хватало, и были еще куда лучше моих. Хорошо, что я их немного сделала, на пробу. А сумок вообще ни у кого не наблюдалось. Хотя, конечно, сейчас, наверное, для холщовых сумок еще не сезон, это ближе к лету. К нам подходили не только покупатели, но и другие продавцы, вернее, художники, разговаривали, шутили, поздравляли с началом новой деятельности… Короче, мне там понравилось. А главное, мы распродали почти все – сорок два пончо! И заработали кучу денег. У меня просто голова кружилась, я такого не ожидала и уже думала, как лучше потратить деньги, но Райка сказала:

– Танька, погоди барыш подсчитывать! Во-первых, надо еще кое-кому тут заплатить, чтобы жить спокойно, чтобы столик не таскать через весь город и вообще, но это так, ерундовые деньги. А остальное надо пустить в дело.

– В какое дело?

– В наше, в какое же еще! На развитие производства!

Я только глаза вытаращила.

– Ну что ты на меня пялишься? Еще платков надо закупить, тесьмы, ленточек, того-сего. Но, конечно, и на жизнь тут останется. А мы ведь завтра еще наторгуем! Здорово пошло! Но вообще, советую начать думать, что дальше. Поверь мне, через неделю, через две, самое позднее, тут еще кто-нибудь начнет такими пончами торговать, да еще и получше, тут знаешь какие мастерицы есть, не нам чета! Поэтому, думаю, долго мы на пончах не продержимся. Ничего, что-нибудь придумаем! Ты вот про сумки говорила…

– Знаешь что, Рай, я считаю так: сегодняшнюю и завтрашнюю выручку делим как договорились, тебе тридцать процентов, это справедливо, ведь платки у Надьки я покупала, а дальше уж будем пополам…

– Танька, ты человек! – возликовала Райка. – Я и сама думала, только не знала, как тебе сказать, чтобы ты не обиделась. Все ж таки я тоже с тобой наравне буду. Класс! Давай на радостях тортик купим, а? Хорошая ты девка, с тобой можно дело иметь! Погоди, Танька, мы еще кооператив с тобой откроем!

По выходным дням мы ездили в Измайлово. Кроме пончо стали шить юбки. На вырученные деньги купили Райке в комиссионке швейную машинку, чтобы ей не приходилось каждый вечер ко мне мотаться. Как-то после каникул я столкнулась в лифте с Аллой Захаровной.

– Танюша, ты чего ходишь как в воду опущенная?

– Да так как-то… А знаете, Алла Захаровна, ваша кофейная гуща все наврала.

– Насчет чего это?

– Насчет любви, – вздохнула я.

– Таня, все у тебя будет!

– Наверное, что-то будет, только не с ним…

– Он что, умер?

– Да что вы такое говорите!

– Ну, если жив, то все будет, вот увидишь. Не веришь? Давай пойдем сейчас ко мне и я тебе еще раз погадаю…

– Не стоит, спасибо, но не стоит.

– Как хочешь. Но когда все у тебя сбудется, ты мне тортик на радостях купишь, идет?

– О, тогда я вам не тортик, а тортище куплю, с шоколадным зайцем!

– Смотри, не надуй! – улыбнулась она.

В Измайлово у меня уже появился поклонник, молодой парень, который продавал стеклянные фигурки животных. Его звали Костей. Он каждый раз дарил мне шоколадку и приглашал в кино. Шоколадку я брала, а в кино не ходила. Но он не обижался. И часто подолгу стоял возле нашего столика. У Райки тоже были поклонники. Ее затея с магнитофонной записью, как я и предполагала, провалилась. Народ стал роптать. Мол, и так шумно. Но Райка не особо огорчилась.

– Не понимают люди искусства, а вроде художники!

Однажды я сидела одна в Измайлове, Райка куда-то ненадолго отлучилась. Покупателей пока было немного. Вдруг я услыхала английскую речь. Тут это бывало сплошь и рядом, хотя пончо большим спросом у иностранцев не пользовались, все больше у наших. И я даже головы не подняла, уверенная, что они пройдут к Вере Иннокентьевне, пожилой художнице, которая продавала свои пейзажи с церквушками. Они проходили у иностранцев на ура.

– Девушка, почем у вас эта красавица? – спросил вдруг веселый голос. Какой-то парень указывал на мою новинку – бабу на чайник. Я сшила ее на пробу, она получилась очень симпатичной. Я назвала цену.

– Таня, это ты?

Передо мной стоял Матвей, тот самый рыжий Матвей, с которым я познакомилась в новогоднюю ночь. Я почувствовала, что краснею.

– Привет!

– Что ты тут делаешь?

– Да вот, продаю…

Он был с тремя иностранцами. Два парня и девушка баскетбольного роста, на две головы выше Матвея, да и других парней тоже. Но хорошенькая. Только зубы какие-то лошадиные…

– Тань, а еще такая баба у тебя есть? Мои друзья из Оксфорда хотят купить штук пять.

– Нет, только одна, – огорчилась я. – Но если они хотят, я им могу сделать еще… К следующим выходным.

– Они завтра уезжают. Ничего, обойдутся! Но эту мы берем! – он что-то залопотал с ними по-английски, они смеялись, показывали большой палец и заплатили мне… в пять раз больше, чем я просила.

– Матвей, они больше дали…

– Так я им столько и сказал, ничего, не разорятся! Для них это пустяк. Танечка, я страшно рад тебя видеть, даже сам удивляюсь, что так обрадовался. Ты что сегодня вечером делать собираешься?

– Приму теплую ванну и завалюсь спать.

– Ох, прости, я дурак, конечно, ты устаешь, наверное, как собака… А завтра?

– Завтра я опять тут с утра.

– Слушай, дай мне свой телефончик!

– Зачем?

– Ну, может, встретимся, в театр сходим…

– Нет, спасибо, Матвей, но я не хочу никаких встреч, сыта по горло!

Я не собиралась ничего этого говорить, но при виде его все опять ожило и стало так больно…

– Ну, прости, я не хотел тебя обидеть. Ладно, будь здорова!

И он ушел вместе со своими англичанами.

Вскоре примчалась Райка, веселая и довольная.

– Танька, ты чего так сбледнула? Заболела, что ли?

– Да нет…

– А я гляжу, бабу-то твою купили! Надо же! За сколько продала?

Я молча показала ей деньги, которые все еще держала в руках как дура. Она внимательно на меня посмотрела.

– Ты чего, призрака видела? Никитос твой тут шалался?

– Слава богу нет.

И я все ей рассказала.

– Нет, Танька, ты все-таки еще мало в жизни трахалась.

– Что? – не поняла я.

– Ты еще не настоящая женщина! И не смотри на меня так, объясняю: что сделала бы на твоем месте настоящая женщина? Вцепилась бы мертвой хваткой в этого типа, завела бы с ним шашни или хотя бы легкий флирт и каким-нибудь хитрым макаром заставила бы его пойти с тобой в Дом кино, или, еще лучше, в гости к дяде Никите! Представляешь эффект? Вот бы он имел вид! А еще лучше вообще заморочить парню голову и выйти за него замуж. Говоришь, он гениальный математик? Это перспективно! А ты, дура, просто сомлела. Хорошо, все-таки твоя кулацкая натура не позволила тебе от лишних башлей отказаться! Дурища ты, как есть дурища!

– Пусть я дурища, а ты лучше? Тебе твой Игорь Глотов противен, и ты его шугаешь, хотя выйти за него было бы для тебя выгодно…

– Да он же в койке ничто! Пустое место, бычок от «Беломора»! Мне нужен муж не только для престижа. Я уже распробовала это дело, кое-что понимаю, а ты еще нет… Он тебе противен, этот математик?

– Нисколько. А вообще мне все противны. Даже подумать не могу ни о ком.

– Я ж говорю, дура! – вздохнула Райка. – Но если он тебе противен, могла бы хоть о подруге подумать…

– А чего о тебе думать? Ты сама не теряешься.

– Ой, до чего ж ты в каких-то вещах малахольная, вся в свою Милочку!

– Да уж какая есть.

На другой день Матвей появился вновь, уже один и с букетиком мимозы.

– Гони Матвея в дверь, так он войдет в окно! Привет, красавицы! Вы как размножаетесь, почкованием?

– Делением! – ответила Райка. – Ты Матвей, а я Раиса.

– Очень приятно!

И Райка начала напропалую кокетничать с Матвеем. Я только диву давалась, до чего легко и ловко у нее это получалось. И в результате он пригласил нас обеих завтра в кино. Вечером, когда мы ехали из Измайлова, Райка сказала:

– Татьянка, ты хочешь завтра в кино?

– Райка, дальше не объясняй ничего. Я не пойду! Бери себе Матвея со всеми потрохами!

И я не пошла с ними. На следующий день Райка позвонила мне:

– Тань, парень, конечно, классный, но зануда!

– Зануда? Странно, по-моему, он как раз не зануда.

– Это как поглядеть. Он весь вечер говорил только про тебя. Влюблен по уши. Скажешь, это не занудство? Еще какое! Может, подумаешь на эту тему, клево могло бы получиться! Выйдешь за Матвея, Никита твой уссытся! Между прочим, Матвей спросил, любишь ли ты Никиту, как у тебя с ним, а я сказала, что никак…

– Что ты еще сказала?

– Да ничего! Что тут скажешь. Я хотела его захороводить. А он… ну и фиг с ним. Не больно-то и надо!

До чего ж у Райки все-таки легкий характер. Она о своем Владике давно и думать забыла, а мне по ночам часто снится Никита, такой нежный, ласковый, и я просыпаюсь в слезах. Днем я уже приучила себя не думать, не вспоминать, а что со снами сделаешь? Но даже Райке я ничего об этом не говорю. Зачем?

Матвей звонил еще несколько раз, приглашал куда-то, но я отказывалась. Один раз он не выдержал и спросил:

– Таня, признайся честно, если бы я не был знакомым Никиты, ты бы тоже меня шуганула, а?

– Честно? Не знаю.

– А забыть об обстоятельствах нашего знакомства не можешь?

– Нет, наверное. Ты прости, Матвей…

– Ладно, Таня, я все понял и не буду больше к тебе приставать. Но знай: ты – девушка моей мечты. Вот, даже в рифму получилось. Может быть, со временем ты поймешь, что я не вру… И что не все особи мужского пола так уж плохи. Я позвоню тебе через годик…

Прошло еще несколько дней. Мы с Райкой опять поехали в Измайлово. Уже весна, начало марта, и я решила сшить на пробу несколько сумок. Холста мы не достали, но Надя сказала, что может достать мешковину. Если ее приклеить к тонкому поролону, может получиться очень неплохо. Я попробовала, получилось и вправду здорово. А на готовую сумку я сделала два кармана из яркого ситца в мелкий цветочек. Райка, когда увидела, пришла в полный восторг.

– Тань, а представляешь, если к лету наделать таких сумок, а к ним юбки из этого же ситца! Пойдет на ура! Молодец! Но и я тоже – молодец, что все это затеяла! Мы ж теперь живем, как люди, правда времени ни фига не остается, но, говорят, в Америке все так живут, свободного времени нет совсем. Ну и хрен с ними, с америкашками! А мы сами по себе! И я сегодня пробуду с тобой только до обеда, потом у меня свиданка! И не возражай!

– А я и не собираюсь! Иди куда хочешь!

– Ты обиделась?

– И не думала.

– И тебе неинтересно, с кем у меня свиданка?

– Не-а, все равно ты сама скажешь!

– Это правда, – засмеялась Райка. – С одним иностранцем! Он грек, можешь себе представить! Его зовут Демис.

– Случайно, это не Демис Руссос?

– Случайно нет, Демис Руссос такой толстый, фу! Хотя поет классно! Этот Демис сам не поет, зато мое пение оценил! Просто шары выкатил, как услыхал… Он какой-то театральный деятель там, в Греции, ему уже тридцать два года… Красивый, между прочим, рост – метр девяносто! И неженатый!

– Поздравляю!

Сумки из мешковины имели успех. Все пять штук продались за два часа. И Райкина идея насчет юбок из такого же ситца мне нравилась. К этому можно будет делать еще и косыночки… Вопрос только в том, где найти тонкий поролон…

Когда Райка убежала к своему греку, ко мне сразу подошел Костя.

– Привет, Танюша!

– Привет!

– О чем задумалась?

– Соображаю, где найти тонкий поролон.

Он засмеялся.

– Неромантично, Таня! А ты о любви когда-нибудь думаешь?

– А чего о ней думать? Выдумки все!

– Нет, не выдумки. Разве ты не видишь, как я к тебе отношусь…

– Почему? Вижу. Но разве это любовь?

– А ты как думала?

– Да ладно тебе, Костя, не трынди!

– Фу, Таня, что за выражения для нежной девушки!

– Я еще и не такие выражения знаю! – засмеялась я. – Будешь приставать, так пошлю…

– Интересно! Надо попробовать!

Но тут к его столу подошли покупатели, и он побежал к ним. А я решила выпить горячего чая. Чай был сладкий, а булочка свежая. Ах, хорошо! И вдруг я почувствовала чей-то взгляд. Подняла глаза, думала, покупатель, бывают здесь такие деликатные, видят, девушка ест, и ждут… Но покупателя не было видно, а взгляд я чувствовала. Мне вдруг стало как-то тревожно. Я огляделась и чуть не вскрикнула. У дерева неподалеку стоял Никита и смотрел на меня. И лицо у него было какое-то… перевернутое… Заметив, что я обнаружила его, он медленно пошел ко мне. Я застыла от ужаса, что он видит меня в этом платке, в тулупчике, в валенках… Но тут же взыграла гордость. Ну и черт с ним! Пусть видит!

– Танечка, здравствуй! – хрипло сказал он, нависая над моим столиком.

– Здравствуйте! Вы хотите что-то купить? Пожалуйста, вот, хотите бабу на чайник? Знаете, какой вкусный чай получается…

– Таня, перестань! Прошу тебя, нам надо поговорить!

– Нет, не надо! Не о чем, все уже переговорено! Хватит!

– Таня, я должен тебе все объяснить… Я страшно виноват перед тобой, я, безусловно, вел себя как последняя скотина. Прекрасно отдаю себе в этом отчет. Но я… Короче, я прошу у тебя прощения! Сможешь простить меня?

– Зачем вам мое прощение? Чтобы совесть не мучила? Так вы в церковь сходите, покайтесь, поп грех отпустит, и живите себе спокойно. Небось не в первый раз с вами такое…

– Таня, давай встретимся где-нибудь, поговорим спокойно…

– Спокойно у меня не получится. И ступайте отсюда, пока я вас не послала. Я далеко могу послать!

– Значит, любишь меня еще?

– Да что это вы говорите? Я вас ненавижу! Вы… Я думала, вы необыкновенный, чудо в перьях, принц из сказки на белой «Волге», а вы просто киношник, бабник самый последний, вот и катитесь отсюда колбасой!

Вся обида, боль, тоска последних месяцев подступила к горлу, я начала задыхаться, но слез, слава богу, не было.

– Танька, я тебя люблю, дурочка!

– Любите? Да подавитесь вы вашей любовью! Чтоб вас приподняло и прихлопнуло!

– Таня, – развеселился он. – Танечка, успокойся.

– Ах успокоиться? Я успокоюсь, когда вы отсюда свалите к е…ой матери!

Он расхохотался.

– Хорошо, я уйду! А ты успокойся. Будь здорова!

Он повернулся и быстро ушел. А я разревелась.

Ко мне подбежала Вера Иннокентьевна.

– Таня, девочка, что случилось?

– Ничего, просто послала одного типа…

– Он тебе нахамил?

– Нет, он меня бросил, а теперь приперся прощения просить, сука!

– Танечка, он кобель!

– И кобель, и сука!

– Поняла! – погладила меня по голове Вера Иннокентьевна. – Только зачем ты сама-то с таким связалась, он же тебе в отцы годится…

– Это точно. У меня у самой отец такой же кобелина… Бросил нас с матерью, когда я совсем пацанкой была, и с тех пор я ничего о нем не знаю и знать не хочу! Вот и об этом тоже не хочу ничего знать! Гад такой!

– Ох, как ты его любишь! А зря, лучше б на Костика внимание обратила, золотой парень.

– Да пошли они все! Обойдусь! Одной лучше!

– То-то и беда, что не обойдешься… Ой, кажется, иностранцы идут.

Она поспешила к своим пейзажам с церквушками, а я пила остывший чай, который все норовил выплеснуться из кружки, так у меня дрожали руки. Но все-таки я была собой довольна. Не рассиропилась и высказала ему то, что наболело. Мне даже легче стало на душе. По крайней мере, все кончилось. Он ушел. Ему небось тоже полегчало, все-таки попросил прощения… Но как он тут оказался? Откуда узнал, что я тут? Неужели от Матвея? Больше не от кого…

Покупателей почему-то не было. Видимо, их отпугивал мой вид, и я решила, что на сегодня хватит. Внутри у меня была какая-то странная пустота. И легкость. Добравшись до дома, я первым делом налила ванну, напустила туда пены «Бадузан» – я теперь могла себе позволить такую роскошь – и целый час отмокала там с закрытыми глазами, ни о чем и ни о ком не думая.