Текст книги "Три мои желания"

Но и минусов хватало тоже. Во-первых это была моя личная охрана, которая сопровождала меня и на учебу и даже в ночные клубы, в которые дядя Гена пусть и с ворчанием, но все же иногда меня отпускал. Все мои попытки доказать Ольшевскому, что я уже большая девочка и няньки мне без надобности, завершались тем, что мне высказывалось недовольным тоном о том, что с такой примечательной внешностью, меня вообще в парандже из дома только выпускать и можно, и то не факт, что поможет. Так что охрана оставалась и дальше, как и постоянно меня напрягающие упоминания о Верховском. Нет, я конечно хорошо осознавала тот факт, что он друг и компаньон моего благодетеля, но все равно не понимала, к чему Геннадий Анатольевич, так часто о нем при мне говорил. Ведь он прекрасно же знал, что это чрезвычайно болезненная для меня тема, а сам все никак не мог угомониться.

Постоянно, ненавязчиво так, как бы мимоходом, нахваливал этого озабоченного придурка. И бизнесмен он видите ли хваткий да удачливый, и красавец писанный, и как человек-просто золото самородное, да еще и самой высшей пробы… И ведь повезет же кому-то, кто это «сокровище неуловимое» к рукам прибрать сможет. При этом, очень часто в последнее время повторяющемся изречении, мужчина отчего-то на меня смотрел многозначительно, как бы давая понять, кому именно повезти так нереально должно будет. Я же постоянно на весь этот дурдом отмалчивалась, еле сдерживаясь от того, чтобы не заржать в истерике.

Походу дядя Гена пытался таким тупым образом свести меня с Верховским, свахой заделался. Идиотизм полнейший! Да я до сих пор ночью иногда кошмары с участием этого извращенца вижу и просыпаюсь от собственного же ора. Но молчу, кошу под дурочку и делаю вид, что до меня ничего не доходит. Но на самом деле я очень четко понимала, что такое неопределенное положение вещей не будет оставаться вечным. Андрей в покое меня не оставит.

Стабильные неприятности с моими парнями, увеличившаяся в последнее время охрана, эти весьма прямые намеки Ольшевского… Становившиеся все более прозрачными с каждым днем. Все это было очень тревожными для меня знаками. И означало, что для меня все же пришла пора смываться от этого дурдома как можно дальше. Тем более, что я уже практически все для этого дела подготовила.

ГЛАВА 18

Осталась неделя до Нового Года. Всего лишь каких-то несчастных семь дней. И как же все-таки быстро летит время…

Сижу, с ногами забравшись на широкий подоконник в своей комнате и отрешенно таращусь в окно. За ним сугробы и так уже практически по колено, но снег все равно идет не переставая. Красота. Но и скукотища неописуемая… И заняться мне совершенно нечем, так как меня посадили под домашний арест, а перед этим еще и конкретно так наорали. Я уже думала, что разъяренный Геннадий Анатольевич окончательно войдет в роль моего «папочки» и решит провести со мной воспитательную работу старым дедовским способом, то есть при помощи ремня. Но он сумел взять себя в руки и я еще легко отделалась. Хотя в комнате меня все-таки заперли, да еще и предварительно вынеся из нее все самое для меня ценное в виде телефона, ноутбука и даже телевизора. По мнению дяди Гены это должно было способствовать осмыслению всей глупости моей идеи с побегом, который закончился для меня полнейшей неудачей. Жаль, а я-то считала, что подготовилась вполне основательно, продумала все до малейших деталей. Но меня просто нагло развели, да еще и как последнюю лохушку.

Благодаря вполне приличным финансам, выделяемым Ольшевским на карманные расходы, мне удалось договорится и о поддельном паспорте, и о съемной квартире в Воронежской области, где я планировала отсидеться парочку-тройку месяцев, пока не определюсь, куда отправиться дальше. И что в итоге? Оказалось, что «надежный человечек» с которым меня свел бармен клуба, где я тусовалась чаще всего, на самом деле работал на Верховского, как и сам бармен. Клуб, кстати, тоже принадлежал Андрею… Только вот все это я узнала уже после того, как меня поймали. Дядя Гена самолично просветить обо всем этом меня изволил, точно так же как и о том, что все мои приготовления к побегу и сам побег строго контролировались совместной охраной Ольшевского и Верховского.

Когда же я ошарашенно поинтересовалась о том, зачем они вообще тогда всей этой херней страдали, то Геннадий Анатольевич с ехидной ухмылкой мне ответил, что это было вынужденной необходимостью. Видите ли он совместно с другом своим пришибленным решил, что мне нужно наглядно показать, что все мои трепыхания в попытке смыться куда подальше, ни к чему хорошему не приведут. И благодаря тому, что каждый мой шаг надежно контролируется, сбежать у меня не получится при всем желании и упертости с моей стороны.

Я поверила и это совсем не радовало. Тем более, что минимальную длину моего поводка, мне продемонстрировали весьма примечательно и оперативно, поскольку «бегала» я недалеко и совсем недолго. Взяли меня сегодня рано утром, где-то часа через полтора после начала самого побега, в тот самый момент, когда я уже почти что садилась в междугородний автобус «Москва-Воронеж».

Но я на тот момент был абсолютно уверена в том, что мне все удалось, и я уже практически на свободе. Так что, когда на платформу отправления подошли двое парнишек из ППС-ников и принялись деловито проверять документы у отъезжающих, я даже ничего в свой адрес не заподозрила. Поддельный паспорт, переданный мне «человечком» в туалетной кабинке клуба выглядел как настоящий. Я его рассмотрела весьма придирчиво со всех сторон, прежде чем отдать на обмен пухлый конверт с пятитысячными купюрами. И теперь такой-вот облом.

Полицейские паспорт мой рассматривали долго и вдумчиво, и я уже даже начала потихоньку нервничать. А вот когда один из ментов отошел немного в сторону и принялся кому-то названивать по мобиле, периодически на меня посматривая, я уже психовала по-черному.

При довольно вежливом предложении пройти в патрульную машину «для выяснения некоторых обстоятельств», меня уже колотило крупной нервной дрожью. Но попытки сбежать от силовиков я не делала. Парни были вооружены и кто его знал, что им взбредет в их работающие по уставу головы при виде убегающей меня? Может им положено при первой же возможности стрелять в подозрительных девиц, не желающих сотрудничать с правоохранительными органами? А жить мне все еще хотелось. И именно поэтому я покорно уселась в патрульную машину и уже из нее проводила тоскливым взглядом уезжающий без меня в Воронеж автобус.

Когда ППСники меня сдали лично в руки хорошо знакомой мне охране Ольшевского, экстренно прибывшей по мою душу к автовокзалу, я тоже уже не особенно этому удивилась. И даже не сопротивлялась, когда меня чуть ли не под руки переводили из одной машины в другую. Парни сопровождения косились на меня в легком шоке, но молчали, за что я была им весьма благодарна. Разговаривать не хотелось. Не хотелось вообще ничего. За последние дни я перенервничала до такой степени, что теперь, когда все сорвалось, в голове образовалась конкретная такая пустота, абсолютно мешающая думать. Так что всю дорогу до дома Ольшевского я провела, тупо таращась в окно на заснеженные улицы Москвы, а потом и пригорода. И сейчас я продолжала заниматься тем же самым, наблюдая все усиливающийся снегопад уже из окна своей комнаты. Красиво, но плевать. Настроение на предпраздничное совсем не тянуло, так что весь этот предновогодний природный антураж меня практически не волновал.

Щелчок замка и звук открывающейся за моей спиной двери заставили лишь тяжело вздохнуть. Опять Геннадий Владимирович будет мораль читать и сокрушаться о моей «черной неблагодарности в ответ на всю его неподдельную заботу и трепетное внимание». Надоело. Тем более, что я прекрасно понимаю, в честь чего… Или даже в честь КОГО это самое внимание я по полной программе и огребала.

– Интересная прическа, ЛЕРА, странно, но она тебе даже идет… – Блядь! Вскакиваю с подоконника со скоростью звука и резко разворачиваюсь лицом к двери. Не глюки, какая жалость… В дверях стоит Верховский собственной персоной и смотрит на меня с крайне заинтересованным видом. Какого хрена он сюда притащился? Он же клялся ко мне и близко не подходить! Настороженно отступаю назад к подоконнику ровно до тех пор пока не упираюсь в него задницей. И правда, задница, причем полная.

– Ты что тут… Зачем ты сюда приперся?! – Нервно интересуюсь я и вжимаюсь в подоконник еще сильнее.

– Да вот, друг мой Генка мне с час назад позвонил и весьма красочно описал твою новую прическу… Сказал, что ребята из охраны до сих пор в шоке от настолько кардинальной смены твоего имиджа. – еще один быстрый ехидный взгляд на мои волосы и тут же добавленная чушь. – Можешь мне не верить, но я впечатлился до такой степени, что решил полюбоваться на все это лично.

Конечно не верю! Тупая причина для его появления в моей комнате и мы оба это превосходно понимаем.

– Посмотрел? Оценил? А теперь можешь валить по своим многочисленным делам. – Заявляю суровым тоном и нервно пытаюсь пригладить волосы. Хотя поправлять там было почти и нечего. Не зря же я сегодня ночью маникюрными ножницами кромсала отросшие практически до задницы волнистые блондинистые лохмы почти под ноль. Местами… Глядя при этом на себя в зеркало я чуть ли в истерику не впала.

Красотка, блин! Нереальная…

А когда я потом неровно торчащие пряди еще и в иссиня-черный цвет перекрасила, вообще скисла окончательно. Надежда на то, что после всех этих манипуляций я на себя полностью перестану быть похожей, исчезла не попрощавшись. Как и надежда на то, что в этом виде вряд ли вызову у какого-нибудь извращенца желание меня трахнуть. Если только это не будет какой-нибудь супер извращенный извращенец. С грустью следовало признать то, что черный цвет мне шел. Кожа стала выглядеть еще светлее, а глаза так и сверкали яркой зеленью, что превращало все мое-немое лицо в нечто совершенно невероятное. Вон, даже Верховский положительно оценил мой новый имидж, глазами меня так и жрет, и не подавится же гад!

– «Валить» я никуда не собираюсь… – Доверительным тоном заявил мне Андрей и, с крайне довольным видом рассматривая мое лицо, добавил: – Твой «папочка» меня пригласил Новый год в его доме встретить. Я согласился. Все-таки такой большой праздник и отмечать его в одиночестве, будет не совсем правильно.

Да ОБАЛДЕТЬ просто, радость-то какая вырисовывается. Ну, «дядя Гена», ну и удружил… Опять сводничеством решил заняться? Только вот пусть обломится! И если ему так сильно приспичило праздновать Новый год в обществе Верховского, то пускай празднует, но без меня. Я вполне могу и в своей комнате отсидеться. А если не вернут конфискованную технику, то просто лягу спать пораньше. Как-нибудь обойдусь без поздравления президента и шампанского под бой курантов. С последним у меня вообще не очень хорошие ассоциации всплывают. Только вот непонятно мне, чего он сегодня пришел, если только двадцать четвертое число на календаре?

– До Нового Года еще целая неделя! – шиплю я возмущенно и нервно киваю на распахнутую дверь. – Так что с визитом ты несколько поторопился. Да и вообще-то у тебя своя семья имеется… Дядя, тетя, сестра двоюродная… С женихом ее пришибленным. Вот к ним и вали праздновать.

– Все «вали» и «вали»… Лера, это звучит вульгарно. Нужно будет заняться всерьез твоим воспитанием. – Недовольно хмыкает и, скрестив руки на груди, Андрей расслабленно приваливается к дверной лудке, как бы давая этим понять, что он решил здесь обосноваться всерьез и надолго. Сволочь! Приперся в деловом костюме, при галстуке, весь такой из себя. Хозяин жизни, блин! Наглый и… Красивый. Тут без споров. Морда напряженная, в упор на меня смотрит, тщательно и как-то жадно изучая. Губы кривятся в медленно проявляющейся улыбке. Зависаю на них и тут же теряюсь в воспоминаниях. Перед глазами вспыхивает необычайно яркая картинка того, что этот придурок этими губами с моим телом почти год назад вытворял. До изнасилования… Щеки обдает моментальным жаром и я уже готова биться головой о стену, в надежде вернуть в нее ясность мысли и заставить работать в нормальном режиме.

Я окончательно сошла с ума? Или это все банальный недотрах виноват? Да, все только из-за этого. Ведь год без секса это совсем не ерунда, раз я возбуждаюсь даже при виде дважды практически изнасиловавшего меня извращенца. И все-таки до чего же хорош, скотина! О чем это я?! Блин! Может это не он, а я сама конкретная извращенка? Ведь есть же такие дуры, которых прет от грубости? Да не, на фиг! Я не из ЭТИХ! Я – нормальная. И мне нравятся нормальные парни! Парни?! Кстати о грустном…

– Признавайся, это все были твои выходки?! – Попытавшись выбросить совершенно не жданную и непрошеную, ярко выраженную эротическую дурь из головы, зеркально повторяю я позу Верховского. Приваливаюсь спиной к стеночке, руки так же на груди скрестила и попыталась напустить на себя крайне пренебрежительный вид. Андрея я этим своим вопросом, я видимо слегка озадачила. Да так, что он немного растерялся и глазами как-то подозрительно в сторону повел.

– Это ты о чем?

Понятно. Значит гадостей этот придурок наворотил столько, что даже определиться не может, по какому именно поводу у меня к нему претензии.

– Это я о Максиме, Викторе, Игоре, Валере… О Владимире и остальных моих… Друзьях. – странно, но Андрей вздыхает с видимым облегчением и веселеет прямо на глазах. Злюсь сильнее и крепко сжав ладони в кулаки возмущенно у него интересуюсь: – Признавайся, это твоих рук дело?

– Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь. – Издевается, по лицу видно. Все он прекрасно понимает. Врет и даже не скрывает этого. Ненавижу!

Последнее, видимо, произношу вслух. Так как Верховский моментально мрачнеет и, отвернув лицо в сторону, тихо произносит: " знаю». А мне от этого не легче… «Знает» он! А если знает, то отчего тогда продолжает оставаться в моей комнате и в моей жизни, конкретно напрягая своим присутствием? Он меня бесит, я его боюсь и сама себя ненавижу за этот противный липкий страх. Не хочу, чтобы он о нем знал, поэтому тоже отворачиваюсь и уже более спокойным тоном прошу:

– Оставь меня в покое, ты же обещал… Тогда, в больнице.

Тишина. Долгая, тянущая. Бьющая по нервам и заставляющая сжиматься внутренности в тугой, пульсирующий страхом комок. Что он ответит и ответит ли вообще? У меня плохое предчувствие… Не зря же он так неожиданно объявился в доме Ольшевского? Ведь Геннадий Анатольевич прекрасно знает, что за прошедший год мое отношение к его другу ничуть не изменилось в лучшую сторону. И поэтому Андрея он сюда, в свой дом не приглашал, за что я была ему весьма благодарна. И что же поменялось теперь?

– Извини, но не оставлю я тебя «в покое». На это можешь и не надеяться. – Холодный тон и горькая усмешка… ЕГО. Рухнувшее куда-то вниз, замершее от страха сердце… МОЕ. Глаза в глаза. В его-незыблемая решимость получить желаемое, в моих– не знаю, но надеюсь, что яркая и ничем не прикрытая ненависть.

– Лера, ты все равно будешь моей, и лучше тебе с этим смириться уже сейчас, и больше не делать глупостей. – Вот все и сказано. Честно и откровенно. Есть желание заорать от злости, отчаянья и фиг его знает, от чего еще. Но я молчу и заторможено слушаю дальнейшие «откровения» Верховского, который следит за мной с крайне обеспокоенным выражением лица. – Знаешь, я целый год терпеливо ждал, когда ты оправишься от… ТОГО случая. Я знаю, что сильно виноват, я ни в коем случае не должен был так с тобой поступать. Но и ты попробуй меня понять. Тогда ты опять, в очередной раз от меня сбежала. И я сорвался, хоть это и не может служить оправданием. Вспомни где именно и в каком состоянии я тебя нашел. Тогда все указывало на то, что ты работала на Чернышевского не только в плане криминала, но и как высокооплачиваемая шлюха. Да я тебя собственноручно убить был готов, когда под тем мужиком, голую и извивающуюся как последняя шалава увидел.

– Я не сбегала, меня похитили, предварительно оглушив… И под Юрисом я извивалась, потому что пытался от него вырваться. Меня хотели изнасиловать, а я по-твоему должна была лежать спокойно? Тебя бы это устроило больше? – Сухо интересуюсь и в упор смотрю на Верховского. – Хотя когда ТЫ насиловал меня повторно, то именно так мне и пришлось сделать, поскольку выбор поступить иначе у меня был крайне сомнительный.

Глаза в пол. Сжал кулаки до побелевших костяшек пальцев. Дернул за идеально завязанный узел галстука, тем самым ослабляя брендовую удавку на своей шее. Нервничает? Да неужели? Сильно в этом сомневаюсь и слежу за его метаниями с каким-то чисто научным интересом.

– Лера, я знаю… Я виноват. – наконец-то сумел выдавить из себя Верховский. – Я сильно виноват перед тобой. Признаю. Но я постараюсь сделать все для того, чтобы ты смогла простить меня и сама добровольно согласилась остаться вместе со мной.

Вот это заявки! Он вообще охренел что ли? Таращусь на этого ненормального во все глаза и понимаю, что он не смеется надо мной, а говорит вполне серьезно. Обалдеть! Неужели он на самом деле считает, что я забуду и прощу все то, что он со мной сделал? Он действительно идиот?

– Знаешь, я думаю, что и ты, и я превосходно обойдемся без моего возможного прощения. – Настороженно косясь на этого ненормального, говорю я как можно более спокойным тоном, боясь хоть чем-то спровоцировать этого психа. – И у меня есть к тебе встречное предложение. Более рациональное. Давай, просто разбежимся в разные стороны и навсегда забудем друг-о-друге как о страшном сне.

– Не получится у меня забыть… Пробовал целый год и ничего не вышло. – с горькой усмешкой сообщил мне Верховский и отведя глаза в сторону продолжил: – Знаешь. когда ты тогда, в ванной… да я чуть с ума не сошел. Испугался до чертиков. Ведь если бы тебя не удалось спасти…

– … то ничего страшного с тобой бы не произошло, дядя тебя по-любому от тюрьмы отмазал бы. – разъяренно шиплю сквозь зубы с ненавистью смотря на эту сволочь.

– При чем тут это? Ты что, совсем ничего не понимаешь? – Все-таки психанувший Андрей резко двинулся в мою сторону и я еле сдержалась от того, чтобы от моментально накрывшего меня страха, с ногами не запрыгнуть на подоконник. Видимо, моя паника от его приближения было очень хорошо видна. Так как Верховский сразу же притормозив и успокаивающе выставив ладони вперед, медленно пятясь спиной назад, вернулся на исходную позицию у двери. И продолжил свой бредовый треп уже оттуда: – Лера, мне действительно было страшно, но не от того, что ты подумала. Я тебя боялся потерять. Боялся, что ты опять попробуешь… Как тогда, в ванной, а после и в больнице. Думаешь, мне легко было досконально выполнять рекомендации психологов и не попадаться тебе на глаза, не напоминать о себе, обеспечить полный покой? И так целый год! Поверь, для меня это был очень долгий срок. Видеть тебя мне удавалось только лишь урывками, и я чуть на стену не лез от невозможности подойти к тебе и хотя бы поговорить. Попросить прощения… И все эти многочисленные придурки, с которыми ты пыталась встречаться… Ты даже не представляешь, скольких нервов, трудов и денег мне стоило от них избавляться. А ведь были не только эти парни, которых ты перечислила. Если бы не приставленная к тебе охрана… Ты не в курсе, но было четыре покушения на твое похищение, три из которых абсолютно точно были совершены по заказу Чернышевского. Но прямых доказательств этому получить не удалось, поэтому и предъявить мы ему ничего не смогли. Тем более, что у этого гада такие матерые адвокаты… Именно благодаря им он смог снять с себя все обвинения в твоем первоначальном похищении, основную вину свалив на чуть не трахнувшего тебя урода. На Юриса.

И ухажеры все эти твои… О Максиме она, оказывается, скучает. А знаешь, что именно с его помощью тебя пытались похитить в очередной раз. И именно он действовала не по поручению Чернышевского. Этого заказчика нам вычислить так и не удалось, потому что от этого ушлого блондинчика уже успели по-быстрому избавиться.

– Чушь, от Максима никто не избавлялся, он за своей бабушкой уехал ухаживать. – чуть ли не кричу в опровержение этой дикости, а у самой позвоночник холодным страхом от осознания услышанного обожгло. И от подозрения того, что все только что сказанное Верховским может оказаться правдой. Потому что о больной бабушке мне тогда рассказал не сам Максим, а какая– то незнакомая девушка, представившаяся его сестрой, которая сама позвонила мне на мобилу. Мне уже тогда показалось все это несколько странным. Но девушка объяснила нежелание личного общения моего почти что парня тем, что он срочно уехал в такую глушь, где мобильная связь практически не ловит. А в это я уже поверила. Потому что еще долгое время пыталась ему дозвониться, нарываясь лишь на автоматические заявление о том, что абонент находится вне зоны доступа.

– Звонившая тебе «сестра» действовала по моему поручению, поскольку на тот момент твой Максим, а точнее говоря, Евгений Дмитриевич Ванишин, очень известная в определенных кругах личность, был уже мертв. Этого альфонса просто задушили среди бела дня, в его же собственной машине, да еще и возле собственного дома. Я бы списал все это на случайность, или чью-то месть со стороны многочисленных одураченных им баб, если бы при обыске в его квартире не обнаружилось весьма подробное досье на… ТЕБЯ. Фотографии, место учебы, адрес проживания и все основные места, где ты обычно предпочитаешь тусоваться. – Внимательно следивший за мной Верховский воспользовался тем, что я конкретно прибалдела от всех этих шокирующих откровений и как-то незаметно оказался совсем рядом со мной. Смотрит в упор и я даже чувствую его дыхание на своем лице. Пытаюсь отодвинуться, но мне не дают это сделать. Его руки, тут же вцепившиеся в мои плечи… Рывок и я уже вплотную прижата к груди Андрея, который тут же обхватывает меня руками за спиной, не давая отодвинуться от него ни на сантиметр. Пытаюсь вырваться, но мне не позволяют, и еще сильнее, на грани боли вжимают в себя. В голове пустота. И видимо именно поэтому надрывный шепот в самое ухо бьет по нервам, отдаваясь тупой болью по всему телу.

– Я не хотел, чтобы ты боялась. Приказал всем, чтобы держали рот на замке о том, что на тебя идет самая настоящая охота. С дядей поругался, но все-таки выбил у него согласие оставить тебя в покое и не дергать по делу о семействе Янсонсов. А ты еще и в бега решила податься, идиотка малолетняя! Ты хоть понимаешь, что этой своей дуростью весьма облегчила бы жизнь своим вероятным похитителям? Да я уже реально начал задумываться над тем, чтобы прикупить виллу где-нибудь на мало обитаемых островах и запереть тебя там… Для твоей же собственной безопасности. И тогда ты была бы только моей.

Молчу и ошалело таращусь в глаза Верховского. И даже не сопротивляюсь когда он требовательно, жадно накрывает мои губы своими.

– Никому не отдам. – Шепчет он в перерывах между поцелуями, вминает в свое тело, зарывается ладонями в жалкие остатки моих волос, не давая даже отвернуться.

– Никуда не отпущу. – почти рычит, болезненно прикусывая кожу шеи…

– Моя. – властно заявляет и еще сильнее сдавливает в своих руках. Настороженно смотрит в мое лицо. Ждет, что я буду вырываться?

А я даже не сопротивляюсь, безвольной куклой повиснув в жестких объятиях и просто мечтая о том, чтобы Андрей, наконец, заткнулся.

– Ненавижу тебя. – Практически шепчу и в отчаянии закрываю глаза, из которых медленно потекли горячие постыдные слезы. Поскольку я только что окончательно поняла, что этот псих меня никогда не отпустит.