Текст книги "Только играй"

Так что теперь я чувствую себя свободной настолько, насколько это возможно. Теперь, разобравшись в себе, я точно знаю, какая жизнь меня ждёт, в ней больше нет места сожалениям.

Ни о Калебе. У которого скоро будет своя семья.

Ни о Мики. У которого скоро будет звёздная жизнь.

Ни об «Адских пончиках». Которых большая публика так никогда и не услышит.

Я сделала для них всё возможное, но при этом осталась абсолютно разбитой.

Сказка без хеппи-энда.

Тушите свечи.

Глава 32

– Седьмое сентября, тупица, какого чёрта ты выглядишь как пирожное безе?! – Хизер болтала ногами, сидя на моей кровати, и с ужасом на лице разглядывала наряд, в который засунула меня мама.

А я с ужасом разглядывала себя в зеркале.

– У меня сегодня помолвка, так что хотя бы сделай вид, что я прекрасна! – фыркнула я на сестру, одной рукой перебирая десять слоёв сатина на пышной юбке в пол, а второй подковыривая по-уродски блестящий камешек с затянутого на груди корсета.

– Калеба вырвет, когда он тебя увидит в этом позоре. – Взгляд Хизер с отвращением застыл, и она медленно кивала.

Я застыла. Как обычно это бывает, когда слышу его имя.

– Не неси чушь, Хизер. Мы обе прекрасно знаем, где сейчас… Калеб. Как и прекрасно знаем о его будущей беременной жене.

– Это не его ребёнок, – как всегда, невозмутимо бросила Хизер и спрыгнула с кровати. – А даже если и его, ну и что? Он всё равно придёт.

Это начинает раздражать.

Шурша юбкой, я круто развернулась к Хизер:

– Послушай меня, дорогая моя сестрёнка, меня уже достало регулярно от тебя это слышать. «Седьмое сентября. Седьмое сентября»… Тебе заняться больше нечем, кроме как фантазировать насчёт моей личной жизни, которая тебя вообще не касается?! Там, внизу, – я яростно указала на дверь, заметно повышая голос, – уже собралось за две сотни гостей, каждый из которых желает поскорее увидеть невесту Эвана Брауна! И ты отлично знаешь, что я не собираюсь выходить замуж за этого бегемота, и все, что я сейчас могу, это притворяться безмерно счастливой! Сейчас, напялив на себя это подобие свадебного платья за пару тысяч баксов, я пытаюсь заставить себя поверить, что в нём меня будет труднее заметить и улыбка, которую я натяну на лицо, прежде чем выйти из комнаты, сможет на нём продержаться достаточно долго, чтобы отец не отвёл меня в сторону и не напомнил о нашем уговоре. Потому что я ни за что на свете не хочу попасть в школу-пансионат и провести там ещё несколько лет своей убогой жизни! А теперь, если я доходчиво объяснила, будь добра, больше никогда не произноси при мне его имя и иди скажи маме, что я спущусь через пару минут!

Тяжело дыша после такой громкой и эмоциональной речи, я обхватила себя руками, крепко зажмурилась, чтобы не выпустить наружу накатывающие слёзы. И самое печальное во всех этих бессмысленно сказанных моей оторопевшей сестре словах – это то, что невыносимо погано становится только от одной-единственной фразы.

Я хочу слышать его имя.

Хочу называть его этим именем.

Хочу видеть рядом с собой, как и хочу поверить в этот единственный жалкий процент того, что Калеб вернётся за мной. Сегодня. Седьмого сентября.

И я также желаю того, чтобы этот день поскорее закончился. Хотя бы потому, что Калеб не сможет телепортироваться из Китая в Штаты!

Внезапные объятия Хизер были настолько неожиданными, что я с трудом устояла на ногах.

– Он придёт, – негромко произнесла моя сестра, с уверенностью заглянув мне в глаза. – Придёт, Лекс. Он не любит ту страшилку. Я точно знаю.

Всё семейство Браунов столпилось у подножья широкой лестницы нашего особняка в тот момент, когда объявили мой выход, будто я преемница самой королевы Англии! И под негромкий аккомпанемент приглашённого оркестра я принялась спускаться вниз. Плавно и грациозно, как учила (велела!) мама, позволяя отцу, облачённому в чёрный смокинг, держать меня под руку и с гордо поднятой головой вести свою дочь на съедение бегемоту.

Приглашённые гости негромко рукоплескали и выглядели одинаково по-идиотски, находясь в центре Лос-Анджелеса в этих своих пышных нарядах сродни эпохе Средневековья.

Мужчины выглядели более современно; почти на всех чёрные смокинги и блестящие укладки.

И я понятия не имею, кто все эти люди!

Семь… Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать…

Считать ступени под ногами было и то интересней, чем разглядывать их.

Отец вложил мою руку в потную ладонь потного Эвана и объявил первый танец.

Такое ощущение, что меня уже замуж выдали. И эта гулька на затылке слишком сильно натягивает кожу, а это жуть как раздражает. Так и хочется сорвать.

– Ты очень красивая, Ксандра, – пропыхтел мне на ухо Эван, прогибая мою спину своим животом. – Тебе очень идёт белый цвет.

– Это кремовый. Кремовый цвет, – процедила я сквозь зубы, яростно подмигивая музыкантам, чтобы те ускорили темп, но те, видимо, не понимая намёков, просто сменили композицию на ещё одну тоскливую тарабарщину.

– Я не злюсь на тебя, – шипел Эван мне на ухо. – Твоя мама сказала, что у тебя было что-то вроде месячных и поэтому ты взбесилась. Точнее, так она сказала моей маме, а я просто подслушал. И я не злюсь.

– Потрясающе.

– Ты счастлива?

– Потрясающе счастлива.

Ещё пару минут, и мои ноги можно будет отскребать от плитки, потому что Эван совершенно не чувствует разницы между полом и моими туфлями.

Когда и остальные гости присоединились к танцам, я перехватила бокал с шампанским и осушила до дна.

Ненавижу сегодняшний день.

– Александра! Ты выглядишь прелестно! Белый цвет тебе очень к лицу! – похлопала меня по плечу мамина кузина.

Белый.

– Спасибо.

Ненавижу сегодняшний день.

Но смыться от пристального надзора отца не удавалось. Он и охрана ежеминутно следили за моими перемещениями. Так что целый час приходилось бесцельно слоняться из одного угла в другой и лишь молиться, что ужин скоро подадут и я хотя бы смогу нормально поесть.

Но для начала… ещё шампанского!

И точно по волшебству один из официантов оказался прямо передо мной, и вот, когда я уже потянулась за одним из бокалов, парень едва слышно прошептал:

– Не этот.

– Что, простите?

– Не этот бокал. Тот, что справа. Крайний.

Вообще не понимая, в чём разница, взяла тот, что предложили. Даже если в него подсыпали мышьяк, я успею сказать спасибо, перед тем как уйду с миром.

Под бокалом лежала маленькая, сложенная вдвое бумажка, которую я торопливо сжала в ладони и, кивнув официанту, отошла в сторону.

«Ворота. Сейчас», – было написано в ней.

И кто бы это ни написал, а почерк очень похож на почерк Эстер, которая ещё не пришла на вечеринку столетия, я должна быть полной дурой, чтобы не воспользоваться шансом отсюда выйти.

Шепнула отцу, что хочу подышать воздухом, получила двоих охранников на хвост и вышла через парадную дверь на улицу.

До ворот ещё шлёпать и шлёпать…

И кто бы мог подумать…

За воротами стояла Эстер.

Кому ещё, если не ей, в голову могло прийти написать эту записку?

– Ты позвала меня тебя встретить? – чувствуя глубокое разочарование, поинтересовалась я, глядя на Эстер, облачённую в коктейльное платье глубокого синего цвета.

– Боже… что это на тебе? – скривилась та, взглядом мертвеца оглядывая меня с ног до головы. – Вы уже и пожениться успели?

Мне было не до шуток.

– Пошли. Там ещё много шампанского.

– О! Это хорошо, – воодушевилась Эстер. – Но не могла бы ты помочь для начала? У меня каблук в плитке застрял.

Раздражённо закатив глаза, я велела охране открыть ворота и вместе с «гладиаторами» шагнула к Эстер.

Нахмурилась, глядя на чёрные туфли подруги, потому что ни в какой плитке никакой каблук не застревал.

– Привет, мальчики, – кокетливо улыбнулась та охранникам и в ту же секунду вытащила из-за спины чёрный скейт Мики и, не рассчитав силу, больно ударила меня им в грудь. – Сейчас!!! – закричала Эстер и бросилась наперерез «гладиаторам», в то время когда я, абсолютно не понимая, зачем это делаю, ударила колёсами об асфальт, подобрала полы платья и рванула вниз по улице.

– Первый поворот направо!!! – закричала Эстер вдогонку, и я легко выполнила её просьбу.

Сердце билось так часто и так громко, что я с трудом услышала сигналящий мне автомобиль, из которого вдруг появился неизвестный мужчина в кепке и прокричал на всю улицу:

– Прямо до перекрёстка! На нём налево и наискосок через парк!

Это он мне, что ли?..

Что происходит?

На середине утопающего в зелени парка дорогу мне преградили девушки лет шестнадцати и, весело хихикая, скорее всего из-за моего классного платья, указали на следующий поворот.

«Ну же, сердце, не бейся так сильно, разочарование будет слишком болезненным».

Дорога, на которую я выехала, вела к набережной, но огромная светящаяся красная стрелка в человеческий рост, установленная прямо по центру тротуара, кричала:

«Лекса. Поворот направо».

И я рванула не к океану, а вдоль него.

– Съезд!!! – закричала мне пожилая дама, выгуливающая собачку. – Съезд, говорю!

– Ага. Спасибо. – Сделала, как хочет ворчливая старушка, и выехала на небольшую, утопающую в зелени территорию, прямо перед одной из старых кафешек, куда мы с Эстер очень любили заглядывать, – настоящий уголок живой природы посреди мегаполиса.

И в этом уголке живой природы… идёт снег.

Скейт отскочил в сторону, и руки оказались больше не в состоянии держать слои платья. Они вообще отказывались что-либо делать. Мои волосы наконец обрели свободу после тугой прически – их развевал теплый ветер. Неужели это и правда снег? Я застыла, не решаясь пошевелиться или моргнуть, опасаясь, что всё это может исчезнуть.

Это снег. Самый настоящий снег. Он умеет кружиться и плавно оседает на горячую землю, в тот же миг превращаясь в капельки воды. Он касается моего лица и голых плеч… И он холодный. Как самый настоящий снег.

Самый настоящий снег… В центре Лос-Анджелеса.

Что подсыпали в моё шампанское?

Не знаю, сколько я так простояла, ошарашенная увиденным, наслаждаясь прохладой снежных хлопьев и не в силах поверить в то, что он это сделал…

Как?..

Это не он.

Кто это сделал?

Вокруг не было ни души. Я не слышала звуков, кроме неистово стучащего в груди сердца, умоляющего меня поверить в то, что он здесь. В то, что Калеб это устроил. Для меня.

И в то, что он умеет телепортироваться.

Наверное, я жутко выгляжу со стороны в своём пышном платье под снегопадом. Жутко, потому что на мне нет лица. Я в шоке. И я ничего не понимаю.

– Эй, Харпер! – раздался весёлый женский голос из-за спины. И этот голос показался мне невероятно знакомым.

На летней террасе маленького одноэтажного кафе «Пара-ми» за столиком сидел один-единственный посетитель.

Тейт улыбалась мне и плавными движениями поглаживала огромный живот. Махнула рукой, чтобы я подошла поближе, и далеко не с первой попытки я вспомнила, что значит передвигать ногами.

И почему Тейт здесь?

– У Калеба не так много друзей в Лос-Анджелесе, – улыбнулась та, движением головы отбрасывая длинные локоны за плечи.

У Калеба…

– И… и… что ты… здесь…

– Что я здесь делаю? – усмехнулась Тейт, протягивая мне стакан с водой, и я была ей безумно благодарна за это, потому что ещё ни разу в жизни у меня во рту не было так сухо. – Контролирую ту снежную пушку за домом. – Тейт кивнула на кафешку и пожала плечами. – И по просьбе Калеба жду тебя.

По просьбе?

Так его здесь нет.

Он не приехал.

«Я же говорила тебе, сердце. Будет больно…»

– Держи, – Тейт протянула мне сложенный вдвое листок бумаги.

«Этот снег не совсем настоящий. Но он холодный. Я проверял. Даю слово, что это Рождество ты проведёшь под снегопадом. И он точно не будет подделкой. И следующее Рождество. И следующее. И так до бесконечности, Лекса. Прости, что не могу сейчас быть рядом с тобой. У меня важные дела в другом месте, и мне очень жаль, что я не могу выйти из дверей кафе с букетом цветов в руках, обнять и закружить тебя под снегом. Это ведь было бы эпично, как думаешь?..

Я скучаю по тебе. Невыносимо. И я по-прежнему уверен, что мои чувства взаимны. Калеб».

Всё?

Это всё?

Чёрт. Только разреветься перед Тейт не хватало.

Я идиотка.

И я ещё бо́льшая идиотка, потому что вместо того, чтобы радоваться таким трогательным словам, Тейт приходится слышать мой горький смех сквозь слёзы.

– Где он? – спросила я у неё. – В Китае? В Японии? – Я закружилась на месте. – Мне нужно в аэропорт. Нет. Сначала нужно переодеться… Нет… сначала…

– Лекса, – перебила меня Тейт, с нежностью улыбаясь, и не без труда поднялась со стула, придерживая живот обеими руками. – У тебя дома можно пописать?

– А… да. Да, конечно.

Аэропорт временно отменяется. Да и вообще, что это за глупая была идея?

Шофёр Тейт привёз нас к родительскому особняку и остановился у ворот. Я велела охране открыть их, так как до парадного входа слишком долго идти, и с чувством невыносимой тоски на душе и толики разочарования посмотрела на своего кумира, словно Тейт сейчас скажет что-нибудь ещё. Что-нибудь, от чего сердцу не будет так больно.

Но Тейт молчала. Слабо улыбнулась мне и, когда машина остановилась у парадного входа, кивнула на дверь.

– Иди.

– А ты ведь… Пойдём, я проведу тебя к уборной.

– Иди-иди! – усмехнулась Тейт, и её шофёр открыл дверь с моей стороны.

Звуки музыки – первое, что показалось странным.

Играл не оркестр, а электронная гитара. И если это шутка такая или обычная запись, клянусь, моё сердце окончательно разорвёт от разочарования.

– Он же написал, что сейчас очень занят в другом месте, – подмигнула мне Тейт и толкнула на выход из салона. – И это не Китай!

На обширной подстриженной лужайке у дома, утопающей в декоративных растениях моей матери, прямо по центру были установлены два больших звукоусилителя. У одного из них, возясь с проводами, в тёмных брюках и светлой рубашке стоял…

Шейн?!

«Дыши, Лекса. Дыши. Это всё, что ты можешь. Будет очень некрасиво упасть в обморок в то время, когда Калеб, находясь у микрофонной стойки с гитарой в руках, не спускает с тебя пронзительного взгляда и чувственно улыбается».

Калеб…

Калеб…

Всё потеряло значение.

Всё потеряло смысл.

Не было больше гостей, шумной толпой выбегающих из особняка посмотреть на источник странного шума. Не было моей матери, кричащей на всю округу о том, куда подевалась охрана и как эти двое вообще смогли проникнуть на территорию её дома и установить всю эту дрянь, издающую неправильные звуки! Не было бегемота Эвана, выглядящего так, словно его сейчас стошнит от переедания. Не было Хизер, которая самодовольно хихикала. И не было Эстер в толпе охранников, с которыми она мило любезничала и что-то пыталась объяснить.

Все исчезли. Остались только я и Калеб. И его музыка.

Плавным перебором пальцы Калеба скользили по струнам, разнося по воздуху звуки волшебного соло, от которого немели пальцы, а колени подгибались от слабости.

Не знаю, дышала я или нет. Не знаю, что творилось на моём лице. Не знаю, какие мысли заполняли голову. Это всё было не важно.

Потому что Калеб здесь. Он пришёл. Как и обещал.

Седьмого сентября.

И он поёт для меня. Ту самую песню.

– Под одним небом, – низким бархатным голосом произнёс он в микрофон, и полились слова:

 
Не хватает слов, чтоб играть в любовь,
Вечно всё теряем мы, заменяя чувства ложью.
Выкинув ключи, сердце замолчит,
И склеенные лоскутки заржавевшей нитью лопнут.
На краю земли тают корабли,
И падают дождём на землю, прошу у них тебя найти.
Знаешь, ты как сон. Странный, но родной,
Разбуди меня, только если станешь продолженьем.
И прошлого сгорят мосты! Огонь их поглотит
бесследно.
У пламени твои черты. У ангела… с глазами
цвета неба.
Под одним небом, где бы я ни был,
Юг или север, закат или восход.
Под одним небом. Что бы ни делал,
Ты должна мне поверить, я найду этот мост.
 

Я шагнула к нему навстречу в своём неповоротливом пышном платье и сама не заметила, как уже перешла на бег. Калеб тут же снял гитару с плеч и принял меня в свои объятия.

Вот он, миг, когда всё становится ясно и очевидно. Когда не имеет значения, какого цвета на тебе платье. Когда печаль на сердце уступает место безграничному счастью. Когда прошлое перестаёт иметь значение, потому что впереди ждёт только светлое будущее и оно обязательно наступит! Когда больше не теряешься в сомнениях и ничто не терзает душу. Когда пришло время поверить в сказку, потому что чудеса случаются. И когда вместо того, чтобы спросить: «Как ты здесь оказался?» – всё, что хочется сделать, это прижаться губами к его губам и крепко поцеловать.

– Лекса… – прошептал Калеб в мои губы, с трудом от них отрываясь. – Я чуть с ума не сошёл за эти два месяца.

Я сильнее притянула его голову к себе и поцеловала со всем отчаяньем, глубоко и страстно, чувствуя его вкус на своих губах, наслаждаясь блаженным ароматом Калеба. Скользя пальцами по его шелковистым волосам и мечтая о том, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался, чтобы Калеб прямо сейчас унёс меня в мою комнату и сорвал ко всем чертям это дурацкое платье.

Его губы касались моих, языки сплетались, а волны дрожи, с которыми едва ли сравнится лишь игра на сцене, не покидали тело.

Сбоку послышалось чьё-то негромкое покашливание, и очень похоже на то, что оно принадлежало моей маме.

Заставив себя оторваться от губ Калеба, прильнула лбом к его лбу и заглянула в глаза. Они искрятся, улыбаются и настолько чисты, как вода в Карибском океане.

– Не очень-то прилично целоваться на глазах у родителей, – шепнул он.

– Не очень-то прилично было пытаться обручить меня с мешком сосисок.

Калеб усмехнулся и поцеловал меня в правый уголок губ, затем в левый и наконец посередине, слегка прикусив нижнюю губу зубами.

– И пусть весь мир подождёт? – негромко посмеивалась я, всё ещё не веря своему счастью.

– Мы успеем им всё объяснить. Дай мне на тебя посмотреть.

– Ты надел смокинг? – с моих губ сорвался лёгкий смешок.

– Хотел соответствовать твоему платью, – улыбнулся Калеб, держа моё лицо в ладонях и поглаживая пальцами скулы.

– У тебя получилось.

– Твоё платье ещё более прекрасно, чем те накладные брови.

Он вновь припал к моим губам в нежном, трепетном поцелуе.

– У меня сотня вопросов, Калеб, – говорить было сложно, горло всё ещё сжималось. – Я ведь не сплю? Потому что, если это сон, я не хочу просыпаться. Как ты здесь оказался?

– Здесь? В твоём доме? Хизер провела нас. Убедила всех, что она заказала выступление FB, как подарок своей сестре на помолвку.

– Хизер? Но как вы с ней связались?

– У Шейна остался её номер в отправленных эсэмэсках. И это была его идея – привлечь твою сестру в наш план.

– Так она знала! Вот же…

– Мы заставили её поклясться, что она не скажет тебе ни слова.

– Подожди… то есть вы… вы все здесь?

– Нет, – с нежностью в глазах улыбался Калеб. – Только я и Джаред смогли прилететь. Он, кстати, сейчас как раз заговаривает зубы твоему отцу.

– О… мне даже жаль своего отца.

– У Джареда была и другая причина вернуться.

– Эстер? – улыбнулась я, скользя пальцами по его волосам на затылке, которые за два месяца успели стать длиннее.

– А ты не знаешь, что они созванивались почти каждый день?

– О. – Я даже удивилась. – Эстер не говорила, что у них всё так серьёзно. И мне даже интересно, как много она рассказывала обо мне Джареду?

– Достаточно, чтобы я знал, что ты в порядке, – хмыкнул Калеб. – И что ты… только моя, Лекса.

– Эстер сучка. Надо будет сказать ей спасибо.

– Они с Джаредом стоят друг друга. – Калеб коснулся губами моей щеки и провёл невидимую дорожку до самых губ.

– А Шейн? И… и Тейт?! Надеюсь, они мне не померещились?

– Нет, – грудь Калеба приподнялась в смешке. – У меня не много друзей в Лос-Анджелесе. И мне нужна была помощь в установке аппаратуры, в то время пока ты наслаждалась снегом. Поэтому я попросил их.

Словно топлёное масло разлилось у меня внутри после его слов. Я так рада, что он сумел помириться с ними. Сумел переступить через себя и обратиться за помощью к Шейну и к Тейт…

– Да, но… как ты оказался здесь? Здесь – в Штатах? – спросила я, совершенно не обращая внимания на громкие переговоры гостей и возгласы моей мамы о том, что она нигде не может найти моего отца.

– Мама! Дай им поговорить! – Голос Хизер прозвучал громче всех, и, к моему удивлению, все вдруг притихли.

– У тебя ведь тур, – я поглаживала ладонями шею Калеба и не могла насладиться его присутствием.

– Тур отменили, – просто пожал плечами Калеб. – Мы приняли решение распустить группу, и, прежде чем ты начнёшь возмущаться, позволь мне закончить.

Я закрыла рот, сдержав потрясение.

– Наше время подошло к концу, Лекса. Время Far-between. Лучшие годы прошли, и ты можешь смеяться, но новый гитарист ушёл от нас ещё две недели назад, потому что сумасшедший график довёл его до больницы. Парнишка оказался слишком слабым. И мы… мы с парнями уже давно задумывались над этим, каждый из нас. Я лишь стал первым, кто решился это озвучить. Потому что ни в какой тур я не собирался. Я собирался к тебе, Лекса… – Голос Калеба звучал настолько проникновенно, что внутри всё сжималось от чувственности момента. – Я и улетать-то не хотел. Но…

– Жизель, – помогла я Калебу договорить.

– Да. Жизель. Она на четвёртом месяце.

А теперь сжатие внутри стало болезненным.

– Ребёнок не мой, Лекса, – поспешил добавить Калеб, продолжая поглаживать ладонями моё лицо. – Жизель призналась. Пресса ещё не поставлена в известность, заявления не было, но пресс-конференция состоится в ближайшие дни. Называть меня отцом ребёнка было глупо уже только потому, что через несколько месяцев будет очень сложно не заметить во внешности младенца азиатских черт.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как тугой узел в груди потихоньку развязывается.

– Жизель француженка. А её корейский продюсер и есть отец её ребёнка. Она испугалась, вот и… поступила не очень-то логично.

– Подожди… так ты поэтому её поддерживал?

– Мне жаль её. В последнее время она была не в себе. Хотела сделать аборт.

И всё равно я не понимала.

– Но я видела, как ты сказал на камеру, что собираешься сделать своей девушке предложение. Это была ложь?

– Нет, – хитро ухмыльнулся Калеб. – Я и собираюсь сделать своей девушке предложение. Но не думал, что ты настолько нетерпеливая.

О боже…

«Дышать. Дышать».

– Я же сказал, что вернусь за тобой, – Калеб невесомо коснулся губами моих губ. – Ты должна быть моей, Лекса.

– Я не против, – прошептала я, целуя его в ответ.

– Может, сегодня я даже рассмотрю Симпсонов поближе, – ухмыляясь, прошептал Калеб.

– Сразу после того, как объяснишь моему отцу, кто ты вообще такой и почему целуешь его дочь на глазах у местной элиты.

– Александра!!!

– А вот, собственно, и папочка.

Калеб, задержав на мне взгляд, отстранился, взял меня за руку, переплетя пальцы, и с уверенным и ничуть не напуганным видом направился навстречу моему отцу, вслед за которым, почёсывая затылок, семенил Джаред и пожимал плечами.

– Я пытался, мужик, – крикнул он, всплеснув руками. – Но твой будущий тесть потрясающе упрям!

– Кто?! – отец точно воздухом поперхнулся. Замер перед Калебом с багровым от злости лицом и крепко сжатыми кулаками. – Что здесь происходит?! Где охрана?! И кто вы, молодой человек, такой?! Что за беспредел устроили на помолвке моей дочери?! И будьте добры объяснить, почему вы двое сейчас держитесь за руки. Александра!

– Рад познакомиться, – с блуждающей на губах обворожительной улыбкой Калеб протянул отцу свободную руку. – Я Калеб, бывший фронтмент Far-between. Мне двадцать шесть, так что я умею отвечать за свои поступки и принимать взвешенные решения, и в том, что я делаю здесь и сейчас, я уверен больше, чем в чём-либо в своей жизни. У меня нет вредных привычек и хронических заболеваний. Моя семья проживает в Южной Корее, а я в ближайшую пару дней планирую окончательно переехать в Штаты. И я люблю вашу дочь.

Отец шумно втянул носом воздух и вздёрнул подбородок, чтобы показать, что перед Калебом не просто мой отец, но ещё и уважаемый сенатор штата, но слов, чтобы ответить, так и не нашёл.

А вот моя мама…

Мама всхлипывает и шмыгает носом? Это точно моя мама?

– Это было… было так трогательно, дорогой, – она мягко сжала в ладони плечо отца и смотрела на Калеба припухшими от слёз глазами. – Форест, помнишь, как и ты много-много лет назад похищал меня из дома моих родителей и устраивал свидание на крыше под звёздным небом?.. Это было так романтично.

Мой папа на такое способен?!

Но минуточку. Что там Калеб сказал в конце своей речи?

– Александра! – Отец был строг, но уже не так сильно зол, скорее смущён словами моей матери. – О чём говорит этот человек? Что происходит?! Объяснись немедленно!

Я глубоко вдохнула и широко улыбнулась:

– Понятия не имею, – усмехнулась, взглянув на Калеба. – Но думаю… я тоже его люблю.

– Ща блевану…

– ХИЗЕР!!!