Текст книги "Завоеватели"

Глава шестая

Держа на плече алебарду, найденную на разбитой баррикаде, Сефлунс торжественно вышагивал по городу. Ему казалось, что он чрезвычайно ловко таится и скрывается. На самом деле его причудливая внешность давно уже привлекала к себе настороженное внимание гарнизона. Разговоры у костров, пылавших почти у каждого перекрестка, стихали сами собой, когда колоритная фигура бога появлялась из-за поворота в вечерних сумерках.

На улице Светлого Бора Сефлунса остановил патруль. Двое солдат обменялись недоуменными взглядами, потом дружно встали и подошли к богу с двух сторон. Один взял его за локоть.

– Кто такой?

Сефлунс смерил его надменным взором.

– Отыди, смертный, ибо твое место у ног божества, но отнюдь не…

– Смотри ты, интеллигент!.. – разъярился солдат. – Сейчас тебе будет «отнюдь»…

– Поелику божественная суть непостигаема смертным разумом… – снова завел упорный бог, намекая на то, чтобы его пропустили.

Второй солдат сказал своему товарищу:

– Оставь ты его, Ханнес. Он же ненормальный. Ты что, не видишь?

– Ненормальный? – рявкнул Ханнес. – А алебарда зачем?

– Алебарду он сейчас отдаст, верно? Ведь ты отдашь алебарду этому доброму и отважному парню?

– Отважному! – фыркнул Сефлунс. – Уберите руки! Не смейте прикасаться ко мне, отродья гуннов! О отвага, где ты? Увы! Погребена, погребена под развалинами Вечного Рима!

Он грозно нацелил на солдат свою алебарду. Этого Ханнес уже вынести не мог. В тот же миг умелые руки Завоевателей вышибли оружие из пальцев старого бога. Сам Сефлунс, неизвестно как, оказался лежащим на снегу вниз лицом. Потом его вздернули на ноги и принялись бить. Даже если бы он выдал им и пароль, и явки, ему бы это уже не помогло. Завоеватели не желали выслушивать никаких признаний, никаких объяснений. Они просто собирались превратить наглеца в котлету.

Сначала Сефлунс изрыгал проклятия, от которых стыдливо покраснел бы и гераклейский гладиатор, но эти невежды ни слова не понимали по-латыни. Потом он стал им угрожать. Когда, позабыв гордость, Сефлунс перешел к мольбам и стонам, с небес свалился пылающий гневом Фуфлунс. Одним ударом могучего кулака он отшвырнул первого солдата и лишил его сознания. Пока тот трепыхался на снегу, Фуфлунс метнул свой каменный нож во второго. Потом поплевал на ладони и ухмыльнулся с довольным видом. Сефлунс уныло посмотрел на него заплывшим глазом.

– Старый болван! – радостно сказал Фуфлунс. – Здорово тебя отделали!

– Проклятый дурак, – сипло отозвался Сефлунс. – Кто тебя просил вмешиваться? Я бы справился с этими жалкими сервами и без твоей помощи.

Фуфлунс поднял со снега алебарду и сказал:

– Угу.

Его собрата-бога такой ответ почему-то взбеленил. Он разразился упреками и, вконец расстроившись, отобрал у Фуфлунса алебарду, заметив при этом, что тот все равно не умеет с ней обращаться.

– Я разнесу тут все к чертям, – мрачно заявил Фуфлунс. – Бьярни дерьмо. Это же надо так загадить город. Даже этот галл… как его… который в Риме все разворотил…

– Бренн, – сказал Сефлунс.

– Даже Бренн себе такого не позволял. – Фуфлунс выдернул из тела убитого им Завоевателя свой нож и пнул труп ногой. – Черт знает что, – пробормотал он. – Повсюду что-нибудь валяется… Где Синяка? В тюрьме, небось?

– Где же еще может быть мальчик из порядочной семьи? – пожал плечами Сефлунс.

На это у Фуфлунса возражений не нашлось, и боги двинулись в путь по городу, на время позабыв свои распри. Пройдя значительное расстояние, Фуфлунс спросил:

– Кстати, ты хоть знаешь, где тут у них тюрьма?

Сефлунс смерил его высокомерным взглядом, но от ответа воздержался. Минут через пять он сказал:

– А давай вон у того парня спросим.

Он указал на Завоевателя, лениво сидевшего на телеге. Свесив ноги в дырявых сапогах, он болтал ими, и физиономия у него была сонная. Сефлунс помедлил, разглядывая его, и Фуфлунс подтолкнул его в спину.

– Чего ты? Давай, спрашивай.

Сефлунс нерешительно оглянулся.

– Может, ты спросишь?

– Нет уж, давай ты.

– А что я? – совсем уже шепотом откликнулся Сефлунс. – Я на ихнем языке говорю с галльским акцентом.

– Вы чего, мужики? – внезапно ожил Завоеватель (это был Хилле). – Дорогу потеряли? Котел с похлебкой ищете?

– Какие мы тебе «мужики»! – возмутился Фуфлунс. – Боги мы, ты, ничтожество!

Хилле зевнул.

– А мне плевать, – сказал он. – Боги так боги. А я – Хилле Батюшка-Барин с дракара «Медведь».

– Скажи нам, С-Дракара-Медведь, – стараясь быть вежливым, произнес Сефлунс, – где тут тюрьма?

Фуфлунс предупреждающе зашипел. «Идиот, – процедил он сквозь зубы по-этрусски, чтобы болван-Завоеватель не понял. – Кто же так прямо в лоб спрашивает? Надо же хоть немного хитрости проявлять, когда выведываешь у врага его тайны…»

Но Хилле был прост и до сложностей военной разведки не поднимался.

– А, – сказал он и снова зевнул. – Это в подвале Ратуши. – Он ткнул рукой в сторону высокого здания из красного кирпича. – Вон, где часы. Быстро найдете.

Он почесался и завалился на телегу.

Сефлунс победоносно посмотрел на своего собрата, и оба старых бога направились в сторону Ратуши. Они обошли ее и подобрались к ней с тыла.

– Ну вот, – сказал Фуфлунс, разглядывая кирпичную кладку и на всякий случай поковыряв ее твердым ногтем. – Если его здесь нет, значит, погиб наш Синяка. Пал за правое дело… смертью храбрых…

– О, не говори так, – ужаснулся Сефлунс. – Разенна нас со свету сживет, если мы его не спасем.

Боги панически переглянулись и хором закричали, надрываясь и обращаясь непосредственно к глухой стене:

– Си-ня-ка!

Несколько секунд все молчало. Потом слабо прозвучал ответ:

– Чего вы так орете? Здесь я.

– Хвала Вейовису Кровожадному! – воскликнул Фуфлунс, кидаясь на шею Сефлунсу и едва не смяв его. – Здесь он!

– Что распрыгался, – ответил Сефлунс без энтузиазма. – Без тебя слышу. – Он приблизил губы к кирпичам и спросил: – Синяка, ты стену поднять можешь? Мы вывели бы тебя из города.

Некоторое время ничего не происходило. Боги топтались в нетерпении, вздыхали, передергивали плечами. Сефлунс нервно ощупывал свой подбитый глаз. Потом Фуфлунс прислушался повнимательнее и сказал:

– По-моему, его там тошнит.

– О Менерфа! Только этого не хватало! Маг, чародей, – Сефлунс дернул ртом, – а простых вещей не понимает, что нельзя лопать что попало. От этого бывает расстройство желудка.

Он с неудовольствием прислушался.

– Синяка, – сказал Фуфлунс, – чем они тебя там кормят?

Помолчав, Синяка тихо откликнулся:

– Плохо мне.

В этот момент за спинами богов лязгнуло железо, и обернувшись, они увидели скрещенные боевые топоры в руках пятерых дюжих молодцев в кожаных шлемах.

– Взлетаем! – скомандовал Фуфлунс. – Атакуем неприятеля с воздуха!

Боги поднатужились и с кряхтеньем вознеслись над головами врагов. Завоевателей, похоже, трудно было чем-либо смутить. Они выставили круглые деревянные щиты, расписанные спиралями в цвет парусов, и принялись подпрыгивать, размахивая топорами и норовя отрубить богам какую-либо конечность. Грозным этрусским божествам пришлось изрядно потрудиться, чтобы уложить этих упрямых атеистов.

Фуфлунс, кровожадный по натуре, наслаждался битвой. Он поражал врагов каменным ножом, очень острым и прочным, кричал: «Заходи слева!» и «Я натяну твою кожу на барабаны!», а также распевал древнюю боевую песнь этрусков.

Последний из пяти Завоевателей, тяжело раненый алебардой, свалился на мостовую без сил и, не отводя глаз, стал ждать, пока Сефлунс его прикончит. На Сефлунса вдруг напал приступ гуманизма. Он посмотрел на поверженного солдата, с шумом приземлился рядом и укоризненно произнес:

– На кого руку поднял, сопляк?

– Куда вы делись? – прошелестел еле слышный голос Синяки. – Где вы?

Боги уловили в призыве панические нотки. Фуфлунс шлепнулся возле своего собрата и вытер окровавленный нож о его одежду.

– Что ты делаешь? – Сефлунс брезгливо отстранился.

– Пусть думают, что ты тоже сражался, – благодушно ответил Фуфлунс.

– Что с вами случилось? – снова позвал Синяка.

– Здесь мы, здесь, – пробасил Фуфлунс. – Все в порядке. Не бойся.

Ему показалось, что он слышит долгий вздох.

– Ну, – сказал Сефлунс, – что делать будем?

– А ты давно стены поднимал, Сефлушка-гнилушка?

– Очень мне надо стены поднимать! Я не взломщик, как некоторые.

– Кто взломщик? – разъярился Фуфлунс.

– А кто спер из храма Танит алмаз хаддахской царевны?

– Я для дела взял… Если бы Карфаген не завоевали… Сам знаешь, что могло быть. Ганнибал – кровавый пес. Не хуже Бьярни.

– Вот объясни, Фуфлунс, какое тебе дело до Карфагена?

Фуфлунс уперся кулаками в бедра и спросил в упор:

– Будем болтать про какого-то Ганнибала или все-таки будем делать дело?

– Отойди, – не глядя на него, сказал Сефлунс. Не дожидаясь, пока друг уступит ему место, он отстранил его так, что Фуфлунс чуть не упал.

– Синяка, – позвал Сефлунс, – ты хорошо меня слышишь?

– Да, – отозвался Синяка тихо.

– Ты сам ничего не можешь сделать?

После короткой паузы Синяка ответил:

– У меня не получается. Очень больно. Тошнит все время.

– Иди в стену, – сказал Сефлунс. – Я попробую ее раздвинуть. Только иди быстро и прямо на меня. Ничего не бойся. В худшем случае ты ударишься, и все.

– В худшем случае меня повесят, – сказал Синяка.

– Вот только не надо, не надо глупости говорить! – нервно встрял Фуфлунс.

Сефлунс ухватился руками за кирпич и уперся лбом в стену, вытаращив свои круглые глаза и шевеля губами. От напряжения жилы на его шее вздулись. Затаив дыхание, Фуфлунс следил за ним. Через несколько секунд стена разбухла, как тесто.

– Иди! – крикнул Сефлунс, задыхаясь.

В стене появился подвижный комок, потом второй. Руки. Они отчаянно протискивались сквозь тугую материю. Сефлунс заскрежетал зубами.

– Быстрее, – выдавил он.

Резкий толчок выбросил Синяку прямо в объятия бога, и оба повалились на булыжник. Синяка тяжело дышал. Сефлунс встал на ноги и посмотрел на него с сомнением.

– По-моему, он умер, – сказал Сефлунс.

Фуфлунс подошел ближе, пожал плечами.

– Ничего определенного сказать не могу. Не оставлять же его тело врагам. Взяли!

Сефлунс подхватил Синяку за плечи, Фуфлунс за ноги, и боги дружно затопали по городу, бросая по сторонам угрожающие взгляды.

Было тепло и пахло козьей шкурой. Где-то внизу уютно и тихо позвякивала посуда. Синяка заворочался и сразу ощутил невыносимую боль во всем теле. Чародей чертов, подумал он, сам себя вылечить не могу. Однако предстояло еще выяснить, где он находится. Синяка с трудом припомнил все случившееся за последние сутки. Кто-то помог ему выбраться из тюрьмы и унес сюда. Кто? Синяка подумал о Торфинне. Но в Кочующем Замке не может быть так тепло, и там никогда не было такого запаха…

Синяка попытался сесть и тут же резко стукнулся о потолочную балку. Громко вскрикнув, он рухнул обратно на козьи шкуры и прикрыл глаза, перед которыми поплыли огненные спирали.

Посуда перестала звякать, и чья-то большая тень закрыла свет. Синяка с трудом разлепил ресницы. Смутно, сквозь мглу и оранжевые искры, он разглядел знакомую безобразную рожу великана.

– Не узнаете меня, господин? – добродушно пророкотала рожа. – Пузан я. Великан ваш, персональный и до гроба преданный.

Синяка слабо улыбнулся.

– Давно я здесь?

– Не извольте беспокоиться. Давно. – Великан заботливо поправил козью шкуру. – Лежите, господин Синяка, спокойно. Это Пузанова сопка. Вы на земле Ордена.

Синяка не ответил, уронив голову на желтоватый мех. Он еле слышно простонал, вспоминая, как Вальхейм уходил из подвала вместе с тем высоким пьяным офицером Завоевателей. Тот явился именно за капитаном. Ну да, смутно подумал Синяка, он же назвал его по имени. И увел. А я валяюсь здесь…

Синяка попробовал встать, забыв о балке, и ударился вторично. В глазах почернело, и он безмолвно заплакал, изнемогая от бессилия. Сквозь ресницы он смотрел, как слезы сползают в жесткий мех.

В хибаре горела керосиновая лампа. Великан чистил картошку, неумело держа ее в огромных грубых пальцах. По бревенчатым стенам висели связки сушеного укропа. В углу в кадке находилась капуста домашнего квашения. Выгоревшие ситцевые занавесочки слегка шевелились на сквознячке.

Громко хлопнула низкая дверь, и в хибаре появился Ларс Разенна. Великан мотнул головой в сторону печки. Великий Магистр сразу озаботился.

– Ну, как он?

– Спят, – с тяжелым вздохом произнес Пузан. – Умаялись.

– Кто спят? – не понял Разенна. – Разве их там несколько?

– Господин Синяка спят, – пояснил великан.

– Я не сплю, – хрипло сказал Синяка, не решаясь пошевелиться.

Разенна стремительно подошел к нему.

– Жив? – сказал он. – Говорить можешь?

– Могу.

– Где Анна-Стина?

Этого вопроса Синяка и боялся.

– Не знаю, – сказал он с трудом.

Ларс отчетливо скрипнул зубами.

– Бьярни залил кровью весь город, – сказал он, отходя от печки и тяжело падая на скамью рядом с великаном. – Я только надеюсь, что она погибла во время разгрома и не попала к нему в лапы.

Наступило мрачное молчание. Потом великан решил немного разрядить обстановку беседой на хозяйственные темы и указал на пустое ведро.

– Воды нет, – произнес Пузан.

У Разенны тут же изменилось выражение лица.

– Не понял, – сказал он. – Богов полон дом, а ты Великому Магистру на какую-то воду намекаешь.

– Да нет, я так… к слову пришлось… – струсил великан.

Ларс покачал головой.

– Холуйская у тебя душа, Пузан. Думаешь, если твой хозяин здесь, так нас можно уже и в грош не ставить?

Пузан побагровел и начал путано объяснять, что господину Синяке предан до гроба, но за водой сам пойдет, просто вот подумалось. Ведь и картошку нужно почистить, и к колодцу сходить, покуда господин Синяка спят, умаявшись. А так он, Пузан, конечно же, безмерно предан и всецело уважает.

Смешавшись под пристальным взглядом Ларса, великан замолчал и сильно, с чувством, засопел.

– Экая дубина, – вздохнул Ларс.

В дверь постучали. Сильно постучали, уверенно.

– Открыто! – повысив голос, сказал Разенна. – Входите.

Пригнув голову, в хибару зашел Торфинн. Побледневший Пузан сразу съежился и сделал попытку спрятаться на спиной Ларса, который был ниже его на две головы.

– Привет, Разенна, – сказал Торфинн, мельком оглядев простую обстановку хибары.

– Добро пожаловать, брат долгожданный, – церемонно произнес Великий Магистр. – Ты как раз вовремя. Трапеза скоро поспеет.

– Благодарю, брат кормилец.

Торфинн был трезв. Руки у него подрагивали, но видно было, что похмелье уже не так терзает его. Великолепие чародея несколько поблекло, но держался он прямо и на лавку уселся с достоинством.

– Я вижу, брат долгожданный, что тебя привело к нам какое-то дело, – учтиво, как требовал Устав, начал Великий Магистр.

– Твоя проницательность делает тебе честь, Ларс Разенна, – отозвался Торфинн. – Я все чаще говорю себе, что дружбой с таким человеком, как ты, о доблестный этрусский царь, можно гордиться. Да, ты прав, я пришел по делу. – Он снова обвел комнату глазами, на миг задержавшись на печке. – В свой магический кристалл я видел, Ларс Разенна, как твои боги вырвали из рук Завоевателей…

Ларс вскочил.

– Ни слова больше! Ты пришел отобрать у нас Синяку?

Торфинн продолжал спокойно сидеть на лавке.

– Если бы я мог ОТОБРАТЬ его у вас, я бы сделал это давно, Ларс Разенна, – сказал он. – К сожалению, это невозможно. Нет, я пришел просить о другом…

– Говори, – осторожно разрешил Разенна. Он все еще опасался подвоха. Пьяный Торфинн был чудесным братом-кормильцем, но от трезвого можно было ожидать самой невероятной пакости. Мало ли что. О Торфинне разное говорят. Тот же великан такое рассказывал… К тому же Ларс еще никогда не имел дела с трезвым Торфинном.

Торфинн тоже поднялся.

– Ларс Разенна, – сказал он, – поскольку Синяка гость на земле Ордена, я прошу у Великого Магистра разрешения поговорить с ним. Позволь мне обратиться к твоему гостю с предложением, которое он должен выслушать приватно.

– Ну вот еще! – возмутился забытый собеседниками великан. – Будут тут всякие ходить и приставать к господину Синяке с разными глупостями!

Торфинн резко повернулся к нему.

– Вот ты как заговорил?

Великан по привычке испугался, но присутствие Ларса и, главное, великого Синяки (пластом лежавшего на печке), делало его храбрым, и он только фыркнул.

Ларс тихонько коснулся синякиной руки.

– Здесь Торфинн, – сказал он. – Он хочет говорить с тобой. Как ты?

Серые губы шевельнулись, и Синяка с трудом сказал:

– Пусть.

Ларс кивнул чародею. Тот подошел к печке, покосился на Ларса, не подслушивает ли, и прошептал:

– Мальчик, я показал тебе твою силу. Я рассказал тебе о том, кто ты, из какого рода. Это была немалая услуга. Помоги теперь ты мне.

– Что? – шепнул Синяка.

– Мой замок уходит в трясину, – угрюмо сказал Торфинн. – Его разъедает ржавчина. До весны он превратится в прах на этих болотах. Я не в силах помочь себе, ведь я – часть замка, и мне не вытащить себя из ловушки.

Синяка молчал. Торфинн придвинулся еще ближе и вкрадчиво добавил:

– Я хорошо заплачу тебе.

С безмерной усталостью в голосе Синяка ответил:

– Торфинн, я сделаю то, что ты просишь.

– Что ты потребуешь за это? – спросил чародей, жадно глядя на Синяку.

– Бьярни, – не открывая глаз, кратко сказал тот.

– У меня есть кое-что получше, – заявил Торфинн. И в самое ухо Синяки зашептал: – Анна-Стина Вальхейм и ее брат Ингольв – оба у меня в замке. Я подарю их тебе.

Синяка промолчал. Он знал, что чародей не лжет, и внезапно ощутил удивительную легкость. Близнецы живы. Этот долг снят с него. Сам того не зная, Торфинн развязал ему руки. Неожиданно Синяка понял, КТО был тот человек с властным голосом, который увел из подвала капитана. Нужно было совсем ошалеть от побоев и голода, чтобы не узнать Торфинна…

– Я подарю их тебе, – шептал между тем Торфинн, не обращая внимания на мрачный взор Ларса, стоявшего у окна со скрещенными на груди руками. – Ты сможешь делать с ними все, что захочешь. С такими людьми приятно иметь дело. Честные, гордые, самоотверженные…

– Бьярни, – повторил Синяка, еле ворочая языком. – Косматый Бьярни.

– Да перестань ты, – сказал Торфинн. – Он подонок. Видел бы ты, что он сейчас творит в городе.

– Бьярни, – в третий раз сказал Синяка, тихо, на выдохе.

– Да зачем тебе этот полоумный? – удивился, наконец, Торфинн.

Синяка открыл глаза. От боли они потемнели, и в полумраке казались черными.

– Я убью его, – сказал он.

Брат и сестра сидели друг против друга за длинным столом. Желтоватые свечи горели в высоких шандалах, освещая блюдо с жарким в листьях свежего салата, влажного после недавнего мытья, корзину с виноградом и яблоками, хлеб свежей выпечки и вина двух сортов в хрустальных графинах. Пробки графинов были сделаны в форме отрубленных голов. Отблески пламени придавали хрустальным лицам выражение страдания, а густое красное вино кроваво окрашивало их шеи.

Прошло уже около двух часов с тех пор, как Торфинн привел капитана в замок. Вальхейма шатало, он мутно смотрел перед собой в одну точку, и было очевидно, что он не понимает, где находится и что с ним происходит. Анна-Стина бросилась ему навстречу, но Торфинн властным жестом остановил ее, приказав сесть. Она повиновалась, готовая каждую минуту взбунтоваться. Чародей грубо оттолкнул Вальхейма от себя, и тот отлетел к стене. Цепляясь пальцами за гладкую металлическую поверхность, Ингольв кое-как выпрямился. Торфинн негромко рассмеялся, но смех у него был угрюмый.

– Анна-Стина Вальхейм, – сказал он, обращаясь к девушке через голову Ингольва, – я привел твоего брата, и он еще жив.

– Пожалуйста, Торфинн, – сказала Анна-Стина.

Чародей опять рассмеялся.

– Можешь ему помочь, – разрешил он. И когда она бросилась к капитану, добавил: – Обед на столе. Вы оба нужны мне сытые и отдохнувшие.

Мельком взглянув на накрытый стол, Анна-Стина снова обернулась к брату. Он отталкивал ее, кривил рот, бормотал проклятия. Наконец, ей удалось его уговорить, и он неловко добрался до ближайшего стула и рухнул на него. Поискав глазами Торфинна, девушка обнаружила, что хозяин Кочующего Замка необъяснимым образом исчез. В комнате громко трещали свечи.

Брат и сестра неподвижно сидели за столом и молчали. Анна-Стина старалась не думать о цене, которую Торфинн запросит за жизнь ее брата. Она только надеялась, что Ингольв все же придет в себя. Капитан смотрел на свои руки остановившимся взглядом. Когда он вдруг заговорил, Анна-Стина едва не закричала от неожиданности.

– Анна, – медленно сказал Ингольв через весь длинный стол. – Это ты. Я узнал тебя.

Анна-Стина молча заплакала. Ингольв оглядывался по сторонам, ничего не понимая.

– Где мы? Это Ахен?

Она вздохнула и провела ладонями по щекам, боясь снова разрыдаться.

– Ты ничего не помнишь?

– Нет. Что это за замок?

– Это Кочующий Замок Торфинна.

Ингольв усмехнулся и покачал головой.

– Мама Стина, я не знаю, как этому прохиндею удалось тебя обмануть, но он, несомненно, великий актер. Ты же умная девушка. Как ты могла поверить глупой сказке?

– Торфинн – не сказка.

– Да, и Мерлин не сказка, и Спящая Красавица завтра проснется. Ты же никогда не верила в нянькины россказни и вечно ловила ее на несуразных нелепицах.

Ответ Анны-Стины испугал его. Страшен был не смысл ее слов – страшна была полная убежденность. Она сказала:

– Мы попали в нянькину сказку, Ингольв.

Каким-то образом он почувствовал, что сестра права, и мороз пошел у него по коже.

Анна-Стина сняла с одного графина «отрубленную голову», налила вина в два бокала и с ними подошла к брату. Он взял бокал из ее руки, провел пальцем по краю, и хрусталь благодарно запел.

– За тебя, – сказал он, – за тебя, отважная девочка Анна!

Он выпил. Она продолжала стоять перед ним. Капитан сам налил себе из второго графина и выпил снова.

– Почему ты не пьешь? – спросил он, показывая на бокал, который она держала в руке.

– Брат, – сказала Анна-Стина, – Торфинн ничего не делает даром.

Ингольв нахмурился.

– Ты о чем?

– О тебе. Если бы не Торфинн, Косматый Бьярни уже разрезал бы тебя на куски.

– Очень может быть, – кивнул капитан и вспомнил о Синяке. Парнишку тошнило от страха на гнилую солому. Стоило ли тащить его на себе из разрушенного форта, чтобы Бьярни замучил его в своих проклятых подвалах? Капитан тряхнул головой. Черт с ним, с Синякой, его никто не заставлял возвращаться на перекресток.

– Брат, – снова заговорила Анна-Стина. – Торфинн и пальцем не шевельнул бы ради тебя, если бы я ему не обещала…

Ингольв круто взвел левую бровь.

– Что ты ему обещала? – спросил он неприятным, скрипучим голосом. – Он что…

– Нет, – поспешно перебила его Анна-Стина.

Ингольв отвернулся и замолчал. Через несколько секунд он яростно проговорил:

– А что ему нужно от тебя? Может быть, у него «честные намерения»? Он обещал жениться на тебе? А как, интересно знать, посмотрит на это твой этруск?

– Молчи, Ингольв, – сказала девушка, вздрагивая. – Ты ничего не понимаешь. Я не знаю, что я ему обещала.

– Как это? – Ингольв вдруг почувствовал, что сильно опьянел. Не стоило пить на голодный желудок, подумал он с запоздалым раскаянием.

– Он спросил, что я отдам ему за твою жизнь. Я сказала: «Все».

– Ты не могла этого сказать. Ты смелая, умная девушка.

– Могла, – упрямо ответила она.

– Ну, так просто откажись от своих слов. Бежим отсюда. – Вальхейм попытался встать и тяжело рухнул обратно в кресло. – Бежим прямо сейчас.

– Здесь нет дверей, – сказала Анна-Стина. – Я уже искала. Отсюда нет выхода.

Ингольв помолчал, глядя себе под ноги и стараясь справиться с опьянением, а потом поднял голову, увидел беспомощные глаза сестры и ощутил бешеную злобу.

– Сядь! – рявкнул он.

– Вы не в казарме, капитан, – внезапно произнес глубокий бас Торфинна.

Близнецы, как по команде, повернулись на голос. Хозяин Кочующего Замка сидел за столом и вертел в длинных пальцах бокал.

– Почему вы позволяете себе повышать голос в моем доме? – продолжал чародей. – Я не разрешаю вам оскорблять эту молодую особу.

Вальхейм откинулся на спинку кресла и пьяно захохотал прямо в лицо Торфинна.

– Да кто вы такой, а? Вам известно, что эта «молодая особа» – моя сестра? Или вы уже решили, что вам удалось ее купить? Я не просил спасать мою жизнь. Так что сугубое вам мерси и позвольте откланяться…

– Сидеть, – властно сказал Торфинн. – Здесь распоряжаюсь я.

– Попробуй, – сквозь зубы процедил Вальхейм, чувствуя, как слабеет.

Торфинн, не обращая на него внимания, снял с подставки хрустальный шар и бережно положил его на стол. Он поднес к шару руки, слегка касаясь его ладонями, и над магическим кристаллом заструился синеватый дым.

– Я записал один любопытный разговор, – пояснил чародей.

– Чем же он так любопытен? – спросил Вальхейм, стараясь унять дрожь. Он почувствовал, что от волнения и страха у него немеют руки.

– Тем, что оба собеседника были совершенно искренни, – сказал Торфинн.

Кристалл ожил. Он потемнел, и из его глубины донесся вкрадчивый низкий голос. Он спрашивал – неторопливо, настойчиво, властно. Второй голос, женский, отвечал.

Ингольв переводил взгляд с чародея, стоявшего с улыбкой посреди зала, на свою сестру, бледную, с решительно сжатыми губами.

– Надеюсь, капитан, вы узнали голос госпожи Вальхейм? – холодно спросил Торфинн.

Ингольв кивнул. Интонации были чужие – равнодушные и уверенные, но он не мог не узнать этот высокий девический, словно немного заплаканный голос.

– Вот и хорошо, – сказал Торфинн.

Ингольв прикусил губы. Потом привстал.

– Что ты с ней сделал, колдун?

– Только заставил говорить чистую правду, больше ничего. Разве тебе не приятно было услышать, как самоотверженно она тебя любит?

– Нет, – сказал Ингольв.

Торфинн смерил его взглядом пронзительных черных глаз.

– Верю, – сказал он.

Кристалл проговорил ровным монотонным голосом, который, тем не менее, принадлежал Анне-Стине:

– «За жизнь моего брата я отдам тебе все, что ты потребуешь, Торфинн».

– Она не могла этого сказать! – крикнул Ингольв.

– Я тоже так думал, – кивнул Торфинн. – Потому и переспросил. Но она подтвердила и второй раз. – Чародей рассмеялся. – «Всё»! Она готова отдать «всё»! Интересно, как далеко простирается это «всё» и что вы оба подразумеваете под этим словом?

Кристалл затих, и свет в его глубине померк. Некоторое время было очень тихо. Анна-Стина сидела с пылающим лицом – никогда в жизни она не испытывала такого стыда. Она боялась пошевелиться, боялась вымолвить слово.

– Вранье, – решительно сказал Ингольв и встал. – А теперь говори: как ты сделал это, колдун?

– Я просто задавал вопросы. Сядь, Ингольв Вальхейм. Я могу согнуть тебя в дугу так, что ты пожалеешь о подвалах Косматого Бьярни, где тебе, несомненно, переломали бы все кости. Сядь.

Наслаждаясь, Торфинн налил себе мозельского и отпил несколько глотков.

– Не сравнить с домашними наливками, которые готовит моя теща, – заметил он.

Близнецы молчали: брат – угрюмо, сестра – испуганно.

– Так вот, друзья мои. Я не собирался бесчестить вашу сестру, дорогой мой Вальхейм, и нечего скалить на меня зубы. Все равно не укусите. – Он усмехнулся. – Я хотел расплатиться вами за одну услугу…

– Как это «расплатиться»? – спросил Вальхейм.

– Просто. Как платят деньгами или товаром, скажем, мехом, золотым песком, слоновыми бивнями…

– Ты ничего не перепутал, волшебник? – спросил капитан. – Моя сестра и я – мы не товар…

– Судьба близнецов в моих руках, – спокойно сказал Торфинн. – Это цена твоей жизни, Ингольв Вальхейм. Это то «всё», которое нужно было мне от твоей сестры. И я его получил. Впрочем, я не собирался использовать свою власть для того, чтобы причинять вам вред. Вы мне симпатичны, друзья мои, вы мне очень симпатичны. Поэтому я и хотел всего лишь обменять вас на небольшую услугу, о которой просил небезызвестного вам Синяку. Вы были добры к этому наивному юноше, и я надеялся, что он воспользуется случаем отблагодарить вас. Однако юноша оказался не столь уж наивен. Он потребовал иной платы, а от вас отказался.

– Синяка?.. – начал Ингольв.

– Синяка – великий маг, который сам еще не знает своей силы. Высшие Силы, разумеется, позаботились о его спасении, – откликнулся Торфинн. – Хотя люди чуть было не изувечили его. Впрочем, все это в прошлом. Он очень изменился. Однако перейдем к делу. Вы ему не нужны, ему нужен совсем другой человек. Поэтому я распоряжусь вами иначе.

Он снова глотнул мозельского и аппетитно захрустел салатом.

– Анна-Стина Вальхейм, – снова заговорил Торфинн, – ты можешь уйти из моего замка, куда тебе вздумается. На твоем месте я пошел бы на Пузанову сопку. Там по тебе кое-кто с ума сходит.

– Спасибо, – сказал Вальхейм.

Торфинн посмотрел на капитана.

– А ты остаешься у меня, – жестко произнес он.

– Как?! – вскрикнула Анна-Стина, но Торфинн резко выбросил руку в ее сторону.

– Молчать! – рявкнул он. – Хватит и того, что я отпускаю тебя! Впрочем, обещаю, что не буду слишком жесток с твоим братом.

Он внезапно помрачнел и допил остатки мозельского залпом.

Наступила тишина. Потом Вальхейм спросил:

– Кто тот человек, который потребовался Синяке? Я его знаю?

Торфинн странно посмотрел на капитана.

– Да, – ответил он.

– Кто же это?

– Косматый Бьярни.

Тролльша Имд стояла над котлом, в котором булькало мутное варево. Распущенные седые волосы чародейки взлетали под порывами сильного ветра, прилетевшего на Элизабетинские болота из далеких миров, которые она призывала сорванным от долгого пения голосом.

Из-под пестрого плаща ведьма вытащила свернутую в трубку кошму. Невзрачная, пыльная, с дыркой посередине, кошма больше всего напоминала старую тряпку. Имд бросила кошму на землю, и само собой взлетело над ней плененное пламя. Оно ликовало, вырвавшись на свободу из тесного узилища ниток и пыли.

Чужой ветер рвал с шеи чародейки ожерелье из когтей и перьев, пригибал к земле огонь. Казалось, пламя вот-вот сорвется и улетит прочь, но этого не происходило. Огонь словно не прикасался к ветхой тряпке.

Медный котел постепенно раскалялся, и на его гладкой поверхности стали проступать картины. Вскидывая к низкому серому небу свои костлявые руки, всякий раз обнажавшиеся при этом до плеча, Имд разглядывала видения, мелькавшие перед ее глазами на полированных стенках котла.

…Горящий город. Молодая женщина пытается укрыться в храме, но бог, который ненавидел ее, выгнал женщину из своего дома, и воин в окровавленных доспехах схватил ее за косы…

– Нет! – крикнула Имд.

…Косы взметнулись в воздух и стали крыльями. Запрокинув голову, женщина взлетела. В руке у нее появился меч. Воин обратился в бегство, заранее зная, что спастись невозможно…

– Нет! – хрипло каркнула Имд.

…Грудь воина в доспехах выгнулась, он опустился на колени, и вот это уже не человек, а колесница. Два крыла превратились в двоих мужчин, стоящих на колеснице плечом к плечу, и один из них когда-нибудь убьет другого…