Текст книги "Ужасное наследство"

2

Вы удивлены, что я так много и во всех подробностях знаю о жизни Аннушки. Просто, так сложились наши судьбы и мы стали очень близкими людьми. У Анны не было от меня секретов, напротив, я многое скрыл от неё. И это стоило Анне – моей жене, жизни.

* * *

В семь лет она, как и тысячи детей в нашей стране, пошла в первый класс. И тогда уже каждый день приходилось из школы возвращаться домой. И ждать вечера, прислушиваясь к шагам на лестнице, чтобы успеть спрятаться. «Кто не спрятался, я не виноват». Ведь она не знала, придёт отец трезвым или нет, так что лучше не рисковать.

Трезвый отец Анну не бил. Он её вообще не замечал, словно жил один. Девочка недоумевала: почему отец, так ненавидящий дочь, не отдал её в детский дом? Там бы ей жилось гораздо лучше и спокойнее. Только став взрослой, она поняла. Чтобы не сойти с ума от отчаяния, ему было необходимо выплёскивать желчь и злобу. Анна стала Музой его ненависти.

Со школой жизнь девочки превратилась в сплошной кошмар. Класс, в который попала Анюта, состоял из детей довольно обеспеченных родителей – маленьких барчуков. Анна не знала, есть ли и в каком количестве деньги у отца. Он давно уже растерял прежний лоск, опустился и всё чаще напивался до чёртиков в глазах. Друзья и знакомые быстро перестали приходить к нему, да и к себе не звали. Это чрезвычайно бесило отца, а Анюте давало повод лишний раз сыграть с ним в прятки с опережением.

Короче, среди избалованных родителями одноклассников девочка была белой вороной. Её немодные рваные вещи, уродливый кособокий ранец, копеечные тетради и ручки, стоптанные туфли – всё вызывало насмешки. Анна чувствовала себя жалкой среди ярких кофточек и бантов одноклассниц. Но она не озлобилась и не одичала от такой ужасной жизни. Её молчаливость объяснялась просто нежеланием показаться навязчивой. Анюта была безотказным, позитивным и отзывчивым ребёнком, чем пользовались её одноклассники. Дети подрастали – менялись их шутки и насмешки. Вы когда-нибудь замечали, насколько жестокими по отношению к сверстникам могут быть дети? Вскоре Анна стала девочкой для битья. Они заставляли её убирать класс в одиночку, иногда нарочно запирая. И обходящий школу с осмотром охранник выпускал зарёванную, с распухшим носом и урчащим животом девочку из плена классной комнаты. Она одна рисовала стенную газету и иногда ложилась спать только под утро. Девочка делала домашнее задание для всего класса. Дети дружно списывали его, а потом неожиданно её тетради бесследно исчезали. В итоге весь класс получал «пять», а она – «два». Они прикрепляли булавкой записку со словами «я – свинья» сзади на форменное платье. Она ходила с ней по школе, пока не замечал кто-нибудь из учителей, а ученики её класса давились от хохота. Они постоянно прятали ранец девочки. И Анюта со школьной гардеробщицей Марией Степановной допоздна искала его по всем пыльным школьным закоулкам. А дома ещё ждала порка от отца. Они приклеивали её к стулу, рисовали каракули в тетрадях, писали бранные слова, дразнили «чувырлой и замарашкой», отбирали булочки и компот в школьной столовой, плевали на школьное платье с верхнего пролета лестницы и прилепляли к волосам жвачку.

В конце четвёртого класса к ним пришёл новичок. Он был очень симпатичный, с внешностью херувима и резко отличался от остальных мальчишек. Девочки сразу оживились и вились около него, как ночные мотыльки, притягиваемые к горящей в темноте лампе. Он стал необыкновенно популярным в классе. Но при всей его ангельской внешности мальчишка оказался чрезвычайно жесток и самоуверен. В сторону Анны он даже не смотрел – незачем королю водить дружбу с изгоем. Он благосклонно переписывал домашние задания, над коими та засиживалась до позднего вечера. Смеялся вместе со всеми над мелкими гадостями, на которые одноклассники были неистощимы. И тем удивительнее для Анны стало его приглашение погулять.

Мальчик подошёл после уроков. Был ясный майский день. Близилось окончание учебного года. Солнце жарило всё сильнее, и детворе тяжело сиделось в классах. Какая учёба, когда столько дел на улице! И прятки, и классики, и резиночка, а у мальчишек – войнушка. Ребята постарше влюблялись и приглашали на свиданья девочек. Страсти в школе кипели не хуже, чем в мексиканских сериалах. И вот он, лучась обаянием, с милой улыбкой пригласил девочку на свидание. В детском сознании Анны вспыхнула целая буря чувств. Сказать, что она была счастлива, значит, не сказать ничего. Она летела домой, не чувствуя под собой ног. Долго стояла у зеркала в ванной, смачивала непослушные локоны водой, пытаясь придать им опрятный вид. А заодно охлаждала пылающие румянцем щёки. Она надела самую лучшую белую кофточку и единственные целые гольфы. Внутри неё всё дрожало от возбуждения, словно заячий хвостик.

Они встретились на залитом вечерним майским солнцем проспекте. И было всё, как на настоящем свидании: кино и мороженное, съеденное в скверике на скамье. А потом он предложил ей пойти с ним на железную дорогу. Улица, где располагалась школа, находилась на небольшой возвышенности, а внизу вдалеке от домов пролегали железнодорожные пути. Родители запрещали детям ходить на пути, опасаясь, что во время игр те не заметят приближавшегося поезда. Но разве дети всегда слушают, что им говорят взрослые? Анна знала, что ребята устроили там штаб. И вот её, наконец, пригласили туда! Конечно, она пошла с ним. Вся компания была в сборе. Они уже поджидали их – маленькие злобные волчата. Приблизившись, Анна увидела улыбавшиеся лица и подумала, что теперь всё будет хорошо. Пусть дома ненавидящий её отец, но теперь у неё появились друзья, она не одна. Как ошиблось наивное дитя! Они позвали её, чтобы в очередной раз поиздеваться.

Всё началось с лёгкого подтрунивания, потом слова стали обиднее и хлёстче. Последней каплей, переполнившей её терпение, стал момент, когда они начали забрасывать Анюту одуванчиками, которые росли возле железной дороги повсюду в несметном количестве. Слёзы текли по щекам Анны, она даже не отворачивалась от мучителей. Млечный сок одуванчиков оставлял на белой кофточке и бледной коже Анны следы, которые чернели на глазах. А она только шептала: «Прошу вас, перестаньте!» Её новый друг смеялся заливистее всех и тоже бросал цветы. Не в силах больше выдерживать унижение, девочка развернулась и медленно пошла прочь. Вслед ей понеслось улюлюканье, гиканье, и Анна ощутила вдруг болезненный удар по ноге. Кто из них первым бросил камень, она так и не узнала. Да и какая разница. Через мгновение целый град камней – маленьких и не очень, полетел ей в спину. И тогда она побежала. А они гнали её, как бешеную собаку, и оставили в покое, только завидев на счастье девочки, появившегося путевого обходчика. Ноги Анны были в ссадинах и синяках, затылок болел и пульсировал. Один из самых больших камней попал ей в голову. Девочка добрела до дома, стянула с себя грязную кофточку, разодранные гольфы и всю остальную одежду. Потом охая и кряхтя, как больная старуха, с трудом залезла в ванну под струи душа. Вот тут и накрыла её неприкрытая ненависть. Трясясь, как эпилептик, пересохшими губами повторяла: «Ну, сволочи, будет вам!» Что будет, Анна сама не знала. Повезло, что отец оказался трезвым, и Анна могла не напрягаться ещё и из-за него. Весь вечер она пролежала в полузабытьи на старом продавленном диване. Ночь прошла в тревожных видениях. Только она начинала проваливаться в сон, как ей казалось, что невидимое существо наваливается на неё всем весом и сдавливает грудь. Воздуха не хватало, дыхание перехватывало. Она судорожно пыталась сделать вдох широко открытым ртом и с вытаращенными глазами резко поднималась с подушки.

Утром её ждала ещё одна неожиданность. Проснувшись, она с удивлением и ужасом обнаружила, что её бельё перепачкано кровью. Откуда было Анне знать, какие изменения происходят с организмом взрослеющей девочки. Матери, которая объяснила бы ей, у неё не было, подруг тоже. Поэтому Анна испугалась и решила, что это как-то связанно с произошедшим событием. Может, она тяжело заболела из-за переживаний, ведь взрослые всегда говорят – все болезни от нервов.

«Ну, будет вам!» – снова и снова мстительно шёпотом повторяла Анна по дороге в школу, еле-еле переставляя ноги, словно девочку тащили на аркане.

Вы не представляете, какое изумление она испытала, войдя в класс. Там не оказалось ни души. Анна села за парту и стала ждать. Вскоре в класс начали поочередно заглядывать встревоженные лица учителей. Классная руководительница Фаина Семёновна, преподававшая им английский язык, увидев Анну, даже замерла на мгновенье.

«Анюта, ты себя нормально чувствуешь? С тобой всё в порядке?» – вопрошала англичанка. И Анна узнала от неё, что все до единого ученика, кроме неё, заболели странной болезнью. Уроки для их класса отменяются, и она может идти домой. Анна ликовала. Обидчики заслужили наказание.

Закончился учебный год, и начались долгожданные летние каникулы. Девочка не знала, что с одноклассниками, пока к ней не пришла участковая врач из районной детской поликлиники. Она осматривала Анну с особой тщательностью. Долго слушала стетоскопом сердце и лёгкие, заглядывала в горло и нос, мяла, постукивала. В общем, совершенно измучила девочку осмотром. Исподлобья смотревший на всё это действо отец, в конце концов, не выдержал и сурово потребовал объяснений. Тут врач рассказала ему и про неизвестное и загадочное заболевание, и что из всего класса здоровой осталась только его дочь.

«Началось!» – выдавил из себя отец, глянув на Анну как-то по-иному.

Хоть и с прежней ненавистью, но ей показалось, что в его взгляде пренебрежение уступило место опасению.

«Что Вы имели в виду?» – тут же встрепенулась доктор.

«Вас это абсолютно не касается, лучше не лезьте не в своё дело! Вам давно пора к другим пациентам!» – грубо огрызнулся отец, тесня её к входной двери. Он буквально вытолкнул женщину на лестничную клетку и захлопнул дверь у неё перед носом. Врач принялась трезвонить в дверной звонок и стучать, с угрозой вернуться с участковым милиционером.

«Ну да, всё отделение приводи!» – ухмыльнулся отец.

И грузно переваливаясь, пошёл к себе в комнату, бросив в сторону Анны только: «Сгинь, ведьма!»

Это было что-то новенькое!

3

То лето для Анны было замечательным. Отец разительно переменился по отношению к ней. Нет, он не полюбил дочь неожиданно вспыхнувшей отцовской любовью. Он по-прежнему не разговаривал с ней и покупал новые вещи только в случае крайней необходимости. Но перестал спьяну бить Анну. Отец запирался в одной из комнат и что-то бросал на пол, топал и стучал в стены. В общем, что под руку попадалось, на том и вымещал злость, но Анюту не трогал.

А девочка полюбила гулять по залитым солнцем или мокрым от дождя московским улицам. Ей была безразлична погода – жара или слякоть, лишь бы не сидеть в насквозь пропитанном ненавистью доме, а вбирать в себя свободу гомонящего шумного города. В одну из таких прогулок она и познакомилась с тем, кто сыграет роковую роль в её жизни.

Анна редко забредала столь далеко от дома, но в тот день что-то влекло её к площади вокзала. Девочка не любила этот район. Там было всегда слишком суетно и бестолково. Прохожие сновали по площади, толкались и галдели. Прибывшие в город и уезжавшие из него люди торопились, нервничали и злились. Площадь напоминала Анне огромный муравейник, куда засунули палку и поковыряли. Она бродила бесцельно круг за кругом. Её задевали огромными чемоданами, покрикивали: «С дороги!» И тут она увидела его.

Чернявый мальчишка-цыган в рваных сандалиях, обутых на голые ноги, скорчился за мусорным баком и горестно рыдал, грязными руками размазывая слёзы по щекам. Он был примерно того же возраста, что и Анна, ну, или на год постарше. Паренёк сидел возле старой плешивой собаки породы дворняжка. Она лежала на боку, вытянув все четыре лапы, тяжело и шумно дышала и явно собиралась издохнуть. Анна, как вкопанная, замерла напротив них.

«Ну, чего смотришь? Вали отсюда, а то получишь!» – зло сказал цыганёнок, исподлобья глянув на девочку.

«Боялась я тебя!» – огрызнулась Анна с неожиданной для себя смелостью.

Она подошла ближе, присела на корточки и положила руку на собачий бок.

«Что с ней?» – спросила она мальчишку.

«Сама не видишь? Она итак старая уже! А этот фашист – сапожник Ахмет, вон его будка стоит, её палкой по холке со всей силы ударил! Подыхает теперь вот!» – прорыдал он.

Анна немного помолчала, погладила собаку, а потом неожиданно для себя сказала: «Успокойся, о ней плакать рано. Как тебя зовут?»

Цыган недоумённо взглянул на неё и ответил: «Янко!»

Анюта поднялась с колен, махнула ему рукой и ушла. Мальчишка долго смотрел девочке вслед. А у Анны потом до вечера так легко и ясно было на душе, даже грохот из комнаты отца и его пьяная ругань не омрачали это состояние.

Через несколько дней Анна выбежала из подъезда и увидела возле лавочки во дворе случайного знакомого с вокзальной площади. Вернее будет сказать знакомых, потому что огромная собака тоже была там. Завидев Анну, она радостно заскулила и, виляя хвостом, бросилась ей навстречу. Девочка улыбнулась мальчишке и стала ласково трепать собаку по лохматой холке, а та так и норовила облизать ей руки. Анна только счастливо смеялась.

«Ну, я же тебе говорила!» – крикнула она парнишке.

«Ты колдунья, да? Шукар сказала, что ты колдунья», – произнёс он, насупился и с опаской подошёл ближе.

«Да хватит тебе ерунду болтать, а то сейчас…фууух и развею!» – хитро прищурилась Анна.

Мальчишка нахмурился, но потом открытая и добрая улыбка озарила его лицо. Так они стали друзьями.

Янко уже исполнилось тринадцать. Он был старше Анны на два года, но ничуть не задавался. Наоборот, как это ни странно звучит, он был ведомым, а Анна заводилой во всех их детских забавах. Случай с собакой, которую, кстати, звали Найда, произвёл на него неизгладимое впечатление. Так что разуверять Янко в том, что она не ведьма – шувахини, говорил он, было бесполезно. Ведь он сам видел, что Найда находилась на грани жизни и смерти. Но через несколько часов после встречи с Анной животному стало легче. А наутро старая сука и вовсе резвилась, как щенок.

«Ведьма ты и есть!» – стоял на своём Янко, не сводя восторженных глаз с девочки.

Мальчик научил её по-другому смотреть на мир. Анна больше никого и ничего не боялась и была готова в любой момент дать отпор. А когда лето закончилось, и началась учёба, в школу она пришла с высоко поднятой головой. Одноклассники почуяли произошедшие с ней перемены и больше не решались задирать её. Хотя, один попробовал и просидел три недели на карантине с дизентерией.

Анна познакомилась с семьёй Янко. Там её приняли, как родную дочь. Ей очень нравилось бывать у них и нравилось бы ещё больше, если бы только не бабка Муча. Анна говорила, что такой колоритный персонаж ей не забыть никогда в жизни – обветренное лицо, хранящее остатки былой красоты, седые до белизны волосы, натруженные руки с выступавшими на них буграми вен и огромный крючковатый нос с торчавшими из него пучками жёстких волосков. Больше всего Анну пугали глаза старой цыганки, радужная оболочка которых была закрыта бельмами. Куда бы девочка ни пошла, где бы ни присела, ей казалось, они неотступно следили за ней. Бабка постоянно шевелила челюстями – непонятно, жевала что-то или шептала. Анна боялась её и старалась никогда не оставаться наедине со старухой. Но однажды Янко убежал помочь матери и оставил Анюту с бабушкой. Девочка попыталась тихонько пройти мимо цыганки к выходу, но та с неожиданной ловкостью схватила её за руку, да так больно! Анна замерла, а старуха вдруг просипела непонятное слово «моккади», свалилась со стула на пол и умерла. Ну и переполоху же было! Анна воспользовалась суматохой и сбежала домой. Ей потом ещё долго по ночам снилась покойная бабка Янко и её хриплый шёпот. Но другу она не рассказала об этом происшествии. Он итак сильно горевал по умершей бабушке. Она просто спросила у Шукар – сестры Янко про слово, но та очень странно повела себя. Побледнела и попросила, чтоб она к ней с глупостями не приставала. Уже взрослой Анна узнала, что «моккади» на цыганском языке – нечистый, только не поняла, причём здесь она.

Что, дорогой читатель, теперь Вы догадались, что совпадений в жизни действительно не бывает. Всё одна сплошная закономерность. Да, Янко был братом той самой Шукар, которая убила сама себя вязальной спицей ночью в клинике, лишь бы исторгнуть дьявольское отродье.

По рассказам Аннушки, мальчишка безумно любил сестру и гордился ей. Ведь таких красавиц, как Шукар, редко встретишь. Анюта не завидовала её красоте, всем давно известно – не родись красивой, а родись счастливой. Да так оно и есть.

Шукар к тому времени уже минуло шестнадцать, и она считала себя взрослой девушкой. Около неё постоянно вилась куча кавалеров. Янко смешно ревновал сестру, и они с Анной любили частенько подстраивать её ухажёрам всякие безобидные розыгрыши. Шукар не злилась на ребят, наоборот, вместе с ними хохотала над одураченными женихами.

Анна чувствовала себя счастливой. Девочка торопилась после школы домой, чтобы как можно быстрее переделать необходимые домашние дела. Освободившись, хватала учебники и тетради и убегала к приятелю, который с нетерпением ожидал её. Им было хорошо вместе. Они вместе готовили задания, помогая друг другу, а потом бродили по вечерним улицам. Мальчик всегда провожал её до дома. Только об одном Анюта просила друга: не входить с ней во двор, опасаясь, что отец случайно увидит их из окна.

Так прошло два года. Янко исполнилось пятнадцать. Цыганские мальчики уже в четырнадцать лет считаются взрослыми. Но Анну всё равно смешило, как гордо надувался Янко, когда его мать ласково говорила: «Ты же мужчина!»

Анна тоже подросла. Из неловкого подростка она начала превращаться в очень симпатичную девушку. Она выглядела старше своих тринадцати. Всё чаще девочка ловила на себе непонятный взгляд Янко: то ли удивлённый, то ли зовущий. Один раз мальчик случайно дотронулся до её груди. Жаркий румянец залил его лицо, и он смущённо отвёл глаза. У него ломался голос, и парень частенько «пускал петуха» от волнения. Анна удивлялась странному поведению друга. Она ничего не знала о любви. Где уж ей было догадаться, что мальчишка по уши в неё влюблён и боится об этом сказать.

Как жаль, что счастье вечным не бывает. В тот вечер, разлучивший их на много лет, Янко не смог сдержать чувства и поцеловал Анну. Это был робкий поцелуй двух подростков. Но его, как на грех, увидел возвращавшийся позже обычного отец, как ни странно, абсолютно трезвый. Анна, опьянённая незнакомыми ей ощущениями, даже не заметила, как он прошёл мимо них, стоявших в самой тёмной части двора. Они держались за руки, смотрели друг другу в глаза и больше никого и ничего не видели вокруг себя. В тот вечер подростки поклялись, что их любовь навечно. Счастливая Анна пошла домой, пообещав, что на следующий день они увидятся снова.

Отец, не дотрагивавшийся до неё уже несколько лет, встретил Анну на пороге квартиры. Он бил девочку с таким исступлением и садистским наслаждением, ухая и кряхтя от удовольствия, что казалось, все эти годы он безумно жаждал этой экзекуции. Анна не кричала. Она поначалу пыталась загораживаться от ударов руками, но когда отец вошёл в раж, только беспомощно стонала. Он остановился, когда Анюта потеряла сознание. Без слов развернулся и ушёл к себе.

Очнувшись, Анна доползла до своей комнаты, но подняться и лечь на диван у неё уже не хватило сил. И тогда девочка впервые пожелала смерти отцу. Утром он ушёл на работу, даже не заглянув в комнату дочери, только грубо прорычал за дверью: «Чтобы убралась, шалава!» Это были последние слова, которые она слышала от него. Тем утром по дороге на работу отец упал под поезд метро.

4

Анна отлёживалась два дня. Кто-то звонил и стучал в дверь, Анна не могла подняться и открыть. Она не знала, где отец. Только чувствовала облегчение, что не слышит его тяжёлых шагов и пьяного бормотания. Её хватало только дотащить разбитое тело до туалета и крана с водой.

Через два дня она смогла открыть дверь участковому Ивану Ефимовичу. Увидев Анну с синим опухшим лицом, он сказал утвердительно: «Отец». И Анна кивнула головой. Милиционер побежал к соседям по телефону вызывать неотложную помощь.

Девочку увезли в районную детскую больницу в отделение травматологии. Там лежали дети, упавшие с деревьев, велосипедов, сбитые машинами, но ни одного изувеченного родителями ребёнка там не было. Ребятам приносили кучу сладостей, которыми они щедро делились с Анной. А ещё она подружилась с молоденькой практиканткой из медицинского училища – Лидочкой. Анне очень нравилось помогать ей: разносить по палатам лекарства, раздавать градусники и потом заносить в температурные листы цифровые значения. Именно тогда Анюта решила для себя, что обязательно станет медсестрой. Не врачом, а именно медицинской сестрой. Чтобы ухаживать за людьми, которые беспомощны и больны. Про отца ей ничего не сообщили. Но Анна не переживала и не удивлялась, что тот ни разу не пришёл и не принёс ей передачу. Когда подошло время выписки, в палату за ней пришла Лидочка и пригласила её пройти в кабинет главного врача. А сама при этом смотрела на Анну жалостливым взглядом и повторяла: «Спокойствие, только спокойствие». Заинтригованная девочка пошла за ней.

В кабинете у главного врача отделения Аню поджидал участковый и маленькая худая старушка с цепким и оценивающим взглядом пронзительно синих глаз. Она оказалась её бабушкой, о которой Анна ничего не знала, кроме грубого ярлыка отца «старая ведьма». Участковый рассказал девочке о несчастном случае с отцом, и что она теперь будет жить с бабушкой. Бабка сидела на краешке стула и молчала, пристально разглядывая Анну.

Когда они вернулись домой, старушка немного постояла у окна, а потом, поджав губы, бросила Анне: «Долго же ты девонька терпела. Собирайся». Куда и зачем, ничего не объяснила. Побросала Аннушка нехитрые пожитки в портфель, и бабка повела её бабка на вокзал. Когда Анна поняла, что они уезжают в глухое псковское село, на родину её матери, она умоляла бабушку отпустить её хоть на минуточку. Ведь недалеко от вокзала жил лучший друг девочки. Она хотела сказать ему, что уезжает и куда. Бабка была непреклонна. До отправления поезда оставалось слишком мало времени. Анна тщетно вертела головой по сторонам, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых цыган, которые всегда крутились на вокзале. Даже женщин гадалок в тот день не оказалось на привокзальной площади. Так и уехал она на Псковщину, не попрощавшись с Янко. Стуча колёсами, поезд катил по бескрайним просторам тогда ещё Советского Союза, а Анна глотала горькие слёзы и повторяла про себя: «Вернусь! Я обязательно вернусь, Янко!»

* * *

Поездка вышла грустной. Бабушка оказалась не особенно разговорчивой, большей частью спала или бормотала что-то под нос. Анне было страшно от неизвестности, в которую она ехала. Все её робкие вопросы бабка пресекала шиканьем. А состав всё дальше мчался на северо-запад, увозя Анну от родного города и единственного любимого друга.

Едва начал заниматься рассвет, они сошли с поезда на небольшом полустанке. Потом долго ждали, пока откроется билетная касса, и заспанная толстая женщина-кассир продаст им билеты на рейсовый автобус. Наконец, автобус подкатил к остановке, дребезжа и наполняя воздух удушливыми выхлопами отработанного бензина. Народу к тому времени собралось немало. Видно транспорт редко ходил в то забытое Богом место. Пришлось изрядно потолкаться локтями, чтобы залезть в железную развалину. Они долго тряслись по разбитым дорогам и вышли на самой последней остановке, когда кроме их двоих в автобусе никого не осталось.

Конечная остановка располагалась в лесу, никаких домов поблизости не было. Неподалёку на телеге сидел странного вида, мелкорослый мужчина. Его пегая лошадь понуро щипала траву, иногда взмахивая куцым хвостом, чтобы отогнать оводов и слепней, в огромном количестве роящихся над ней. Завидев бабушку и Анну, мужичок радостно и дурашливо рассмеялся, быстро соскочил с телеги и бросился к ним. Он поспешно выхватил сумки из рук девочки и старухи, а сам ни на минуту не переставал хихикать. Анна поняла, что чудак не совсем в здравом уме. Мужчина по-детски радовался бабушке, а она то и дело с доброй улыбкой, которую Анна ещё не видела, говорила ему: «Да будет, Митенька, будет!» Они забрались в телегу, и лошадёнка неспешно повезла их по просеке сквозь обступавший со всех сторон густой и неприветливый лес.

«Заколдованная чащоба какая-то…» – думала девочка.

Хотя денёк обещал быть жарким, озноб пробирал её до самых костей. Целый час тряски в старой телеге измотал Анну. Её попутчики, занятые разговором о незнакомых людях, не обращали на неё внимания, только чудаковатый мужчина изредка косился с интересом.

Наконец они подъехали к небольшой избе, стоявшей на самом краю крохотной, дворов на двадцать, деревни.

«Слазь девка, приехали», – произнесла бабушка первые за всю поездку слова.

Анна с опаской и восторгом осматривалась вокруг. Дом выглядел старым и покосившимся. Вокруг него повсюду висели и лежали пучки незнакомых трав, и их пряный запах наполнял воздух упоительным ароматом.

«Ты что, колдунья?» – выпалила Анна.

Бабушка по-молодому звонко рассмеялась и неожиданно обняла девочку. Анна с облегчением поняла: она дома.

Поместили её в бывшей когда-то маминой комнате, хоть и малюсенькой, но очень уютной. В ней всё осталось нетронутым, как будто мама только на минуточку вышла куда-то: множество девичьих безделушек, книги, старые тетради с выцветшими обложками, потёртый одноглазый мишка, с которым потом Анна полюбила спать, и рисунки. Анна не знала, что её мать так хорошо рисовала. Да и кто бы ей рассказал? Ведь отец никогда просто так не разговаривал с девочкой. Только теперь, живя у бабушки, она постепенно все больше узнавала о покойных родителях. Оказалось, Митяй – чудаковатый мужичок, это бабусин сын, то есть Анин родной дядя, младший брат её покойной матери. Он был блаженный, но очень добрый и забавный человек. Бабушка рассказывала, что он не родился таким, но в детстве переболел воспалением мозга и после развивался только физически, а ум остался, как у ребёнка.

Деревня, как я уже говорил, была невелика, но с небольшой церквушкой, в которой местный батюшка – отец Серафим исправно проводил службы. Анне нравилось приходить в церковь. Ей был приятен запах горящих свечей и ладана, а скорбные лики святых завораживали её. Как ни странно это звучит, она подружилась с отцом Серафимом. Только одного Анна не понимала сначала: почему бабушка не ходит в церковь? Однако местная детвора быстро объяснила, в чём причина. Бабка Анны была ведунья, знахарка, колдунья, ведьма. Каждый выбирал себе слово по душе, но мнения у всех сходились: её бабка водится с нечистой силой. Как бы ни называли односельчане бабушку, о чём бы ни шептались, сплёвывая по три раза через плечо и истово крестясь, все они, не задумываясь о грехе, при малейшей боли и недомогании спешили к старушке за настойками и травками. Бабушка никогда не отказывала в помощи даже самым зловредным сплетницам, оговаривавшим её.

Анне всё нравилось в её новой жизни. Она подружилась с деревенскими девчонками и парнями. По буднишним утрам они залезали в телегу, и с песнями и шутками Митяй вёз их десять километров до ближайшего села, где располагалась единственная в районе школа. А после занятий все так же дружно катили домой.

Природа Псковщины необыкновенно богата и щедра лесными дарами. С деревенскими друзьями девочка часто бегала за грибами и ягодами, в несметном количестве росшими в чащобе. Бабушка учила её распознавать целебные травы, рассказывала, какие болезни они могут излечить. Как правильно их собирать, хранить и применять. Больше всего Анюте полюбилось в одиночку подолгу бродить в лесу и слушать тихий шелест листвы и пересвисты птиц. Она боготворила его строгую тишину. Лес представлялся ей зелёным собором – величавым и совершенным. Порой девочка до сумерек оставалась там, за что бабушка ей сильно выговаривала.

Анна обнимала старушку и смеялась: «Бабуль, ну что ты! Не съедят же меня волки. Нет в лесу ничего страшного». На что бабка только вздыхала и отводила глаза.

Много времени Анна проводила с отцом Серафимом. Девочка читала Библию и Новый завет, и батюшка с удовольствием объяснял непонятные детскому разуму слова. Анну интересовали библейские истории о жизни святых. Ей нравилось звучание молитв и песнопений. В церкви она чувствовала себя умиротворённой, наполненной счастьем и покоем. Отец Серафим окрестил девочку и во время обряда одел ей на шею маленькое серебряное распятье, которое впоследствии один раз спасёт ей жизнь.