Текст книги "Ладомира"

серо-зелёные глаза блестели, предвкушая предстоящую встречу с женихом.

Хогерфест также заметил полную упругую девичью грудь, обтянутую дорожным

шерстяным платьем, вздымающуюся под тёплым меховым плащом. Эва отлично

держалась в седле, словно королева, и о чём-то увлечённо разговаривала с некой молодой

особой, по всей видимости, камеристкой.

– Великий Логос… Неужели эта та самая маленькая Эва?.. – прошептал магистр

и извлёк из-под плаща золотой медальон, некогда подаренный гроссмейстером

Волтингеном. Хогерфест открыл его и взглянул на лик Эвы пятилетней давности —

нынешняя роскошная рыжеволосая уверенная в себе всадница мало чем напоминала

хрупкую глазастую девочку. Сердце магистра учащённо забилось, он поспешил во

внутренний двор, чтобы встретить гостей. Там уже томились в ожидании хозяин замка и

маршал. Чуть поодаль собралась вышколенная домашняя челядь.

Кортеж проследовал через замковые ворота…

Наконец карета гроссмейстера остановилась – к ней поспешил слуга Линсбурга,

дабы открыть дверцу и опустить раздвижную лесенку. Первым из кареты вышел Дитрих

Волтинген. Даже во время частных визитов он носил атрибуты ордена Белых плащей, ибо

белый цвет, по его мнению, символизировал чистоту помыслов.

Линсбург поспешил ему навстречу.

– Брат мой! – воскликнул он, раскрыв объятия.

Линсбург был намного старше Волтингена, своего неполнородного брата. Мать

Эрика умерла, и его отец женился вторично, от этого брака и родился Дитрих. Несмотря

на это, братья по отцу были дружны и всячески поддерживали друг друга. Эрик рано

покинул отчий дом и вступил в орден Золотого креста. После десяти лет верной службы

он стал комтуром и получил после смерти отца законное наследство своей матушки —

небольшой замок Линсбург. Стараниями Эрика замок вскоре процветал под дланью

ордена. А сам Эрик повысился по иерархической лестнице до ландкомтура.

Дитрих же примкнул к недавно сформированному ордену Белых плащей, который

фактически являл собой ветвь ордена Золотого креста на территории северной Европы. И

вскоре амбициозный рыцарь добился значительных успехов. Проявив себя в Византийском

походе, Дитрих сделал стремительную и блистательную карьеру. И вскоре выгодно

женился, у молодой четы родилась рыжеволосая Эва.

…Братья крепко обнялись.

– Как добрались? – поинтересовался Эрик.

– Прекрасно! Дороги в отличном состоянии, все вымощены булыжником! —

заметил Дитрих.

Линсбург и магистр переглянулись – несомненно, это было заслугой ордена.

– Магистр! – Волтинген чинно поклонился Хогерфесту. Тот попросту обнял

своего будущего тестя.

– Позвольте мне… – начал фразу гроссмейстер, жестом указав на двух всадниц.

Но не успел договорить, ибо Хогерфест поспешил к ним первым. Он протянул руку

рыжеволосой прелестнице.

– Госпожа Эва! – сказал он. – Я сразу узнал вас, хоть вы сильно изменились по

сравнению с портретом, подаренным мне вашим отцом.

Девушка улыбнулась, оперлась на руку Фридриха и ловко спешилась с лошади.

– Благодарю вас, магистр… – произнесла она и одарила Хогерфеста

ослепительной улыбкой.

Фридрих вожделенным взором смерил девушку, волей случая оказавшуюся у него в

объятиях. И невольно ощутил, что его мужское естество пришло в боевую готовность. Эва

поняла это…

Линсбург последний раз видел Эву много лет назад и, когда роскошная

рыжеволосая девушка при помощи магистра спешилась с лошади, у Линсбурга

перехватило дыхание.

– Великий Логос! Неужели эта роскошная рыжеволосая дама – моя племянница?

Глазам не верю!

Он устремился к девушке и расцеловал её в обе щёки.

– Прошу вас, дорогие гости, в моё скромное жилище! – пригласил фон Линсбург.

– Для вас уже приготовили комнаты и ванны.

Покуда гости «чистили пёрышки», Линсбург вместе с магистром пребывал в зале.

– Как вы находите мою племянницу, магистр? – поинтересовался Линсбург.

Хогерфест, блеснув очами, ответил:

– Я готов жениться на ней хоть сейчас!

Линсбург рассмеялся.

– Так в чём же дело, дорогой магистр? Церковь к вашим услугам!

Наконец отдохнувшие от дороги гости собрались в зале. Слуги накрыли пышный

стол, и они с жадностью накинулись на угощение. Эва с аппетитом поглощала блюда, а

магистр тем временем не сводил с неё глаз. Братья лишь многозначительно

переглядывались, понимая, что магистр попался-таки в сети Эвы. И предстоящий брак

состоится по любви.

Вечером, магистр и гроссмейстер уединились в кабинете хозяина и открыто

обсудили дело, ради которого собрались. Хогерфест изъявил желание жениться на Эве

тотчас же.

– Ваше рвение похвально, магистр! – обрадовался Дитрих. – Тем паче, что брак

Эвы с вами – честь для меня! Однако мы ещё не обсудили приданое моей дочери.

Но для Хогерфеста это было не главным. Он настолько возжелал рыжеволосую

прелестницу, что был готов жениться на ней и без приданого. Однако, он усилием воли

умерил пыл и природная рачительность взяла верх.

Завершив с приданным Эвы, гроссмейстер и магистр переключились на разговор о

предстоящем походе на венедов. Волтинген изъявил желание участвовать в нём.

Хогерфест доверил уже фактически своему тестю информацию о новом вооружении

ордена. Особенно о катапультах, снабжённых специальным прицелом, выполненным по

образу византийской зрительной трубы. Волтинген пришёл в чрезвычайное волнение.

– Надеюсь, на сей раз мы сокрушим языческие колесницы! И венеды признают

превосходство Логоса над своими жалкими богами.

Тем временем Эва, в отведённых ей покоях, делилась с камеристкой впечатлениями

о своём женихе.

– Лагерда, он старше меня более, чем на двадцать лет. Он в отцы мне годится! Его

волосы седы, а лицо покрывают морщины!

Лагерда была вынуждена согласиться.

– Да, магистр – почти ровесник вашего отца… Но он привлекательный и крепкий

мужчина, несмотря на возраст. Вы же сами хотели этого брака! Разве не так?

– Хотела… Мне было двенадцать, когда отец подарил Хогерфесту мой медальон…

Я была ребёнком и предстоящее замужество казалось мне сказкой… Теперь я вижу перед

собой зрелого, израненного в боях рыцаря… Я боюсь его, Лагерда…

– Напрасно, – утешала госпожу камеристка. – Не мне вам рассказывать, что этот

брак – политический шаг. Ваш отец намерен укрепить своё влияние в ордене Белых

плащей и заручиться поддержкой магистра в предстоящих походах против язычников.

– Да-да! Я всё прекрасно знаю! Но…

Лагерда с укором посмотрела на госпожу.

– Просто смиритесь со своей участью. Я бы на вашем месте, не раздумывая,

пошла под венец с магистром… – призналась Лагерда. – Появятся дети и они станут

вашим утешением. А магистр будет покорять язычников…

Когда Эва уже собиралась отойти ко сну, в её покои вошёл отец.

Дочь сидела перед зеркалом из амальгамы и Лагерда расчёсывала гребнем её

прекрасные волосы. Волтинген смерил взором камеристку – та выскользнула из

помещения, словно мышка.

– Дочь моя… – начал Волтинген.

– Ах отец… Я знаю наперёд всё, что вы мне скажите. Я готова выйти замуж за

магистра, если на то будет ваша воля. Но не знаю: полюблю ли я его…

Волтинген усмехнулся.

– Эва, любовь – непозволительная роскошь в наше время, тем паче между

влиятельными семьями. Твои дети займут высокое положение, а сама ты станешь

уважаемой митрессой.

– Да… Буду сидеть в Хаммабурге, растить детей… А мой муж будет возводить

новые замки и покорять огнём и мечом венедов… – с грустью в голосе ответила Эва.

– Не каждая женщина удостоится такой чести!

Эва промолчала.

– Магистр выказал желание жениться на тебе незамедлительно!

Эва ощутила дрожь во всём теле.

– Как?.. Почему?..

Волтинген погладил дочь по голове и поцеловал в макушку, как в детстве.

– Неужели ты не понимаешь: он голову потерял, когда увидел тебя. Он желает тебя

больше всего на свете!

Эву охватило волнение: может быть, она напрасно боится магистра?..

***

Тем временем князья укрепляли Велегош и Старгард. Теперь каждый из городов

город окружали три линии обороны. Первая линия представляла собой высокий плетёный

палисад, за которым могла укрыться пехота и лучники. За полисадом, и в Велегоше и в

Старгарде, возвышалась новая стена (вторая линия обороны) со специальными

отверстиями для метания камней, раскалённого масла и выше – бойницами для лучников.

За второй линией обороны виднелся ров с водой. За ним стояли катапульты, рядом с ними

– каменные ядра, обмотанные ветошью, пропитанной горючей смолой. Подле катапульт

несли охрану проверенные кметы.

Из городов вели потайные ходы, позволяющие совершать их обитателям

молниеносные вылазки в стан неприятеля. К тому же был сделан запас специальных

глиняных горшков для катапульт. В горшок помещалась горючая смесь, заплавленная

сверху воском, из него торчал верёвочный трут, который поджигался в случае

необходимости. При падении горящего горшка происходил взрыв.

За катапультами возвышалась восстановленная городская стена – третья линия

обороны. Ибо после битвы с орденом Золотого креста пять лет тому назад Велегош и

Старгард понесли серьёзные потери. Однако выстояли.

Теперь же, согласно донесениям Семаргла, Сирина, Гамаюна и Алконоста,

саксонцы копили силы и готовились к новой битве.

Перун, известный в Велегоше под именем Перкун, набрал подмастерьев и ковал

для бодричей новые сверхпрочные мечи и доспехи. Калегаст только диву давался

способностям кузнечных дел мастера. Князь часто приходил в мастерскую и любовался

работой Перкуна. Тот же между делом давал Калегасту советы, как укрепить город. И

князь с интересом внимал им. Именно Перкун, будучи не только искусным кузнецом, но и

отменным механиком, сконструировал сверхпрочные и сверхдальние катапульты.

Такого же успеха в Старгарде добился Сварог. Малодушный князь поставил во

главе своей дружины нового воеводу и им стал никто иной, как Прове. Все в городе

называли его просто Пров, даже не подозревая, что новый воевода – ириец, а его доспехи

с позолоченной руной Мирового древа выкованы самим богом Сварогом.

Вслед за Перуном, Сварогом, Магурой, Эйр и Прове многие ирийцы покинули

родной чертог и устремились в образе простых людей в Велегош и Старгард.

Рарог, потерпевший крушение пять лет назад в битве при Старгарде, был перенесён

лютичами в храм бога Прове и почитался с ни меньшим усердием, как божественное

провидение. Судьбу же второго Рарога и божественных колесниц Перуна и Эйр,

определили Перун и Триглав, заперев их в Радогоше за семью замками и семью печатями.

Увы, на месте разорённого Поревита жизнь так и не возродилась. Лужане ушли

вглубь лесов и там рассеялись.

***

Вот уже пять лет страдал Аудульф от полученных ран в бою при Велегоше. Его

жена Трюд и вёльфа Астрид поочерёдно за ним ухаживали. Волколак сильно постарел и

ослаб. Его сын Гуннульф был ещё слишком мал, чтобы править и потому вожак назначил

вместо себя хёвдинга94 Кнуда.

Кнуд пользовался уважением сородичей и принимал участие в битве с саксонцами,

сражаясь плечом к плечу с вожаком. Однако раны его, полученные на поле брани, успешно

зажили, а силы постепенно вернулись.

Аудульф созвал таг и объявил о своём решении назначить Кнуда свои приемником,

покуда Гуннульфу не исполниться четырнадцать лет. Всё взрослое население городище

одобрило решение вожака.

Аудульф чуял приближение смерти, тяжёлые сны тревожили его. Астрид также

проявляла беспокойство, ибо слышала от разведчиков-волколаков, что саксонцы снова

готовят вторжение. И на сей раз грядет ещё более кровавая сеча.

Сын Астрид, Гринольф, рождённый от охотника Лесьяра, подрастал. Он был на год

моложе Гуннульфа, и дети постоянно проводили время вместе. Вёльфа всё больше

замечала, что детёныш унаследовал в основном черты отца. Однако способность

превращения из человека в волка он-таки унаследовал от матери. Ибо бывали случае в

племени: дети, рождённые от славянских мужчин утрачивали способность оборотня. И

тогда их отдавали отцам. В городище же оставались только волколаки.

Однажды Аудульфу приснился сон: саксонцы снова вторглись в земли бодричей.

Кругом кровавая сеча, земля покрыта обезображенными трупами. По полю едет всадник,

молодой саксонец. Из леса ему навстречу выходит славянская женщина, ещё не

потерявшая былой красоты.

94 Хёвдинг – племенной вождь, глава рода или глава поселения.

– Мечеслав! Мечеслав! – зовёт она. – Ты обратил оружие против своего

народа!

Всадник спешился и встал на колени перед женщиной…

На следующий день Аудульф поведал о своём сне Астрид.

– Сон вещий… – решила она. – Фенрир послал его. Мы должны найти этого

Мечеслава и разгадать волю нашего прародителя.

Вёльфа незамедлительно покинула чертог вожака и отправилась к священному

колодцу. Там она наполнила прозрачной ключевой водой ритуальную чашу, села подле

камня Эйр и, глядя на воду, испросила Фенрира:

– Великий прародитель наш, пошли мне знак: где искать Мечеслава? И каково его

предназначение?

Вёльфа закрыла глаза, вознесла молитву Фенрира, а затем воззрилась на воду. Её

взору открылось ведение.

Ночь, на небе две полные луны. Замок саксонцев… По ночному лесу на лошади

едет женщина с ребёнком, мальчиком лет пяти. Вёльфа отчётливо видит её лицо.

Всадников чуть поодаль преследуют волколаки. Среди них выделяется старый

матёрый волколак с рваным правым ухом. Он, задыхаясь, тяжело бежит по лесу. Волколак

собирает последние силы и совершает мощный прыжок на лошадь. Та падает на бок…

Женщина теряет сознание. Ребёнок лежит на земле подле лошади… Затем обезумевшая от

страха лошадь находит в себе силы подняться и уносит прочь бесчувственную женщину,

зацепившуюся ногой за стремя. Старый матёрый волк с рваным ухом неспешно

приближается к мальчику, тот в страхе извлекает длинный кинжал из ножен и, выставив

вперёд, пытается обезопасить себя от оборотня. Матёрый волк прыгает прямо на кинжал,

клинок поражает зверя в горло. Хищник сражён, он издаёт предсмертные хрипы. Горячая

кровь волка омывает человеческое дитя и попадает ему в рот. Ребёнок жадно пьёт волчью

кровь, словно пытаясь утолить жажду.

Затем вёльфа видит мальчишку взрослым, уже сильным юношей. Тот

полуобнажённый, словно волк на четвереньках, мчится по предрассветному лесу,

обнюхивая воздух. Наконец его острое обоняние улавливает местонахождение добычи…

Из леса выходит молодой волк и присоединился к юноше. Они охотятся вместе:

волк и человек с повадками волка.

Астрид очнулась. Видение отняло у неё много сил. Она прижалась спиной к

исцеляющему камню богини Эйр, дабы восстановить силы. Придя в себя, вёльфа

поднялась с земли, выплеснула воду из чаши. И направилась в чертог Аудульфа.

Остаток дня она молча, предаваясь раздумьям, меняла многочисленные повязки

вожака. Трюд сразу же поняла: вёльфе было видение.

– Расскажи мне: что ты видела? – попросила Трюд.

Астрид во всех подробностях поведала ей о саксонском мальчике, напившемся

крови волколака. И Ладомире, его матери. Астрид без труда узнала женщину в видении,

ведь их сыновья – братья по отцу.

– Только у одного волколака рваное правое ухо… – в ужасе прошептала Трюд.

– Да и это твой муж Аудульф… – подтвердила Астрид.

– Зачем моему мужу пытаться убить человеческое дитя? В чём воля Фенрира? —

недоумевала Трюд.

– Не всегда видение нужно растолковывать буквально, – наставительно ответила

вёльфа. – Но думаю, что оно связано со сном Аудульфа воедино. Так Фенрир передаёт

нам свою волю. Мальчик, он же – Мечеслав, должен напиться нашей крови. Так он будет

связан с волколаками фактически кровным родством.

– Но почему Аудульф? Почему он должен умереть? – недоумевала Трюд. —

неужели нельзя просто напоить мальчишку нашей кровью без жертв?

Астрид отрицательно покачала головой.

– Нет. На всё воля Фенрира. Аудульф должен принести себя в жертву…

***

Вскоре Эва Волтинген и Фридрих Хогерфест, совершив таинство брака в

Линсбурге, вернулись в свой замок.

Зельма тотчас получила приказ освободить свои покои и перебраться ближе к

кухне. Там по приказу магистра ей выделили небольшую, но чистую и светлую комнатку, а

вскоре Зельма присоединилась к женщинам в швейной мастерской.

Гретта, бывшая наложница Хогерфеста, казалось, только и ждала этого момента.

– Что кончилась твоя власть, Зельма? – едко поинтересовалась она у бывшей

теперь соперницы.

– Всё когда-нибудь кончается, – превозмогая душевную боль, ответила Зельма.

– Небось думала женой магистра стать? – продолжала глумиться Гретта.

Зельма молча сносила её издевательства, пытаясь сосредоточиться на работе. Ибо с

появлением в замке новой хозяйки её было предостаточно. Эва стремилась переделать всё

на свой манер. И ослеплённый любовью к юной жене магистр, всячески поощрял её

прихоти. А о Зельме совершенно забыл. Правда, сыну время от времени уделял внимание.

Даже на радостях подарил Вульфу дорогой кинжал с ножнами. Но уже лелеял надежду о

появлении на свет законного наследника.

Эва не сомневалась, что у мужа была наложница. Но, узнав, что он приказал

сослать её в швейную мастерскую, и думать о ней забыла.

Пятилетний Вульф, опоясанный подарком магистра, с важным видом расхаживал

по замку. Курт Саксонский почти не занимался с ним, готовясь к предстоящему

выступлению на венедов. И мальчик был предоставлен сам себе.

Эва постоянно натыкалась на мальчишку в замке, едва сдерживаясь, чтобы не дать

ему затрещину. Но понимала: Вульф покуда – единственный сын магистра. Как только

она родит наследника, мальчишку отправят на конюшню чистить стойла лошадей. И она,

гордо подняв голову, проходила мимо бастарда.

…Однажды старшая швея не выдержала и пресекла Гретту:

– Прекрати зубоскалить! Лучше работай! Зла от Зельмы никто не видел!

Гретта с ненавистью посмотрела на бывшую наложницу, решив, что ещё сведёт с

ней счёты.

Вскоре магистр отправился в поход против венедов. Эва, как его законная супруга,

получила полную свободу власти в городе. И начала явно злоупотреблять ею.

Тем временем Гретта решила воплотить свою месть и поквитаться с Зельмой. Она

под благовидном предлогом завлекла Лагерду, камеристку госпожи, в укромный уголок и

поделилась с ней своими соображениями. Лагерда, сражённая полученными сведениями,

тотчас поспешила к своей госпоже.

Лагерда буквально влетела в покои госпожи Хогерфест. Подле той хлопотали

модистки. Утомлённая примеркой нового наряда, Эва вяло отреагировала на появление

своей наперстницы.

– Что случилось Лагерда? Ты увидела дикарей подле стен замка?

– Нет, госпожа! Но я кое-что узнала и это может быть очень интересным для вас.

Эва удивлённо вскинула брови «домиком».

– Ладно, говори… – И обратилась к модисткам: – Всё, примерка закончена.

Пошли прочь!

Модистки раскланялись и спешно удалились.

Эва устало опустилась на стул с высокой спинкой.

– Налей мне вина, – приказала она Лагерде.

Та тотчас наполнила серебряную чашу вином. Эва пригубила из неё терпкого

напитка.

– Великий Логос! Как глупа здешняя прислуга! Хорошо, хоть ты рядом… —

посетовала юная госпожа. – Говори, зачем пришла…

Лагерда присела на пол подле ног госпожи.

– Я говорила с Греттой, бывшей наложницей магистра.

Эва снова пригубила вина из чаши.

– Гретта? Мне казалось, что эту девку зовут Зельмой! – удивилась она.

– Нет, моя госпожа, Зельма была наложницей после Гретты… – пояснила

камеристка.

– Хм… продолжай…

– Так вот, Гретта три года делила ложе с магистром и не смогла понести от него

ребёнка. А до неё у вашего мужа были другие наложницы… Но, увы, Логос так и не дал

ему потомства.

Эва замерла.

– И что ты хочешь сказать, Лагерда? – в голосе Эвы послышалось раздражение.

– Ваш муж бесплоден!

Эва ногой отпихнула от себя камеристку, резко поднялась со стула и швырнула

чашу с остатками вина на пол. Лагерда испугалась гнева госпожи и спряталась за стулом.

– Что ты несёшь? А как же этот выродок Вульф? – ярилась она.

– Не гневайтесь, госпожа, но это так… – пролепетала камеристка, осторожно

выглядывая из-за высокой спинки стула. – Вульф родился семимесячным…

Эва округлила глаза.

– Неужели магистр поверил, что ребёнок от него?

– Поверил, моя госпожа…

Эва нервно отмеряла шагами комнату.

– А, если Вульф – действительно его сын? Что тогда? – размышляла Эва. —

Значит, твои сплетни – пустой звук. И мой муж может иметь детей!

Лагерда, осмелев, покинула своё укрытие.

– Возможно, госпожа. А, если нет и бастард – сын дикаря? И он, придёт время,

получит часть богатств магистра?

– Не бывать этому! – возопила Эва. – Я велю тебе переговорить со всеми

домочадцами и докопаться до правды. Мне же не пристало рыться в «грязном белье».

– Как вам угодно, госпожа.

Лагерда разыскала повитуху, которая принимала роды у Зельмы пять лет назад.

Старуха подтвердила:

– Ребёнок родился семимесячным и очень крупным. Бедняжка еле-еле его

вытужила… Роды были тяжёлыми, но слава Логосу, всё обошлось благополучно.

Лагерда протянула повитухе два серебряных меркула.

– А, если хорошо подумать: мог этот ребёнок родиться, как и положено, в срок

девятимесячным?

Старуха приняла деньги и воззрилась на визитёршу, хитро прищурив правый глаз.

– Такое возможно… Только женщина может точно знать время зачатия…

– Ты смогла бы подтвердить это перед госпожой Эвой? – гнула свою линию

камеристка.

Старуха резко спросила:

– Молодая госпожа намерена доказать, что бастард Вульф рождён не от магистра?

– Именно!

Старуха призадумалась.

– А зачем мне это нужно? Я приняла роды и всё… Докапываться до правды не моё

дело… К тому же, по слухам, магистр обожает мальчишку…

– Госпожа Эва щедро вознаградит тебя, – пообещала Лагерда, – если ты

поможешь ей избавиться от бастарда и его матери.

Старуха усмехнулась.

– Тогда пять лет назад я была убеждена, что ребёнок рождён от магистра… И он

был счастлив, держа на руках своего первенца… Нет, я не стану переубеждать его…

Лагерда снова посулила денег старухе, но та стояла на своём. Камеристке пришлось

покинуть хижину повитухи «не солоно хлебавши», как говорили у венедов.

Вернувшись в замок, ближе к вечеру, Лагерда обо всём доложила своей госпоже.

– Повитуха знает правду! – ярилась Эва. – Но скрывает её!

– Боится магистра… – уточнила Лагерда.

– Тогда я сама докопаюсь до правды! Прикажи позвать ко мне Зельму!

Зельма уже закончила работу в швейной мастерской и вместе с Вульфом ужинала

на кухне в окружении челяди. Первое время женщина чувствовала отчуждение, но затем

прислуга приняла её в свой круг.

В разгар ужина в кухне появилась горничная Эвы.

– Зельма, госпожа желает видеть тебя, – передала она приказ в точности.

Зельма ощутила укол в области сердца – поздний визит к Эве не предвещал ничего

хорошего. Однако она встала и проследовала за горничной в покои госпожи.

Эва встретила бывшую наложницу в ночном одеянии, нарочито выказывая свои

прелести. Зельма тотчас поняла, что Эва ревнует её к магистру и не может смириться с

пребыванием бывшей наложницы в замке. Зельма мысленно приготовилась к изгнанию и

подумала: «Может быть, это и к лучшему…»

Эва стояла подле пылающего камина, майские ночи были ещё прохладными.

Отблески огня играли на её шёлковой рубашке и огненнорыжих волосах.

– Я слушаю вас, госпожа… – спокойно произнесла Зельма, готовая принять свою

участь.

Эва резко обернулась.

– Нет, это я тебя слушаю. Я хочу узнать, как ты попала в замок и как стала

наложницей магистра, ещё будучи ландмейстера.

Зельма вздохнула – начало разговора не предвещало ничего хорошего. И Зельма

попыталась припомнить события минувших дней, рассказать Эве о своём пленении,

опуская излишние подробности.

Когда Эва услышала, что Зельму пленил отряд охотников-следопытов, она сразу

высказала догадку:

– Тот охотник наверняка овладел тобой! Твой ублюдок – плод его

надругательства!

У Зельмы потемнело в глазах от обиды.

– Нет, госпожа. Он отвёл меня в женский шатёр комтура Конрада фон Анвельта.

– Значит, тогдашний комтур овладел тобой! – ярилась Эва.

Зельма опустила глаза – госпожа Хогерфест была права. Фон Анвельт овладел ею

пять лет тому назад.

– Нет, госпожа, – твёрдо ответила Зельма. – Он подарил меня магистру… Вульф

его сын… В этом никто не сомневается в замке кроме вас…

Огонь ярости блеснул в серо-зелёных глазах Эвы. Она, сжав кулаки, рванулась к

наложнице.

– Ты – грязная девка! Шлюха! Твой ублюдок никогда не был сыном магистра! —

Словно безумная возопила она. – Твоё место в таверне! И ты отправишься туда! Каждый

солдат будет вправе взять тебя!

Внутри Зельмы бушевал огонь негодования.

– Не смейте оскорблять меня! – Вырвалось у неё. – Я принадлежу магистру! Я

– его рабыня! Его собственность! И он никогда не позволял грубо обращаться со мной!

Эва издала стон и попыталась вцепиться Зельме в лицо. Та перехватила руки

госпожи и с силой оттолкнула её. Эва резко отпрянула по направлению к византийскому

столику с покрытием из золотистого оникса – не удержала равновесия и упала,

ударившись головой прямо об угол.

Зельма стояла, словно в оцепенении. Эва обездвиженная лежала подле стола…

Бывшая наложница очнулась, приблизилась к госпоже – та смотрела на неё

широко раскрытыми неподвижными глазами.

– Мать Сыра-Земля! – невольно вырвалось у Зельмы. – Помоги мне! Она

мертва…

Из виска Эвы сочилась кровь.

Зельма обвела взором комнату, соображая, что же делать дальше. Затем она

подхватила Эву и перетащила её на кровать. Прикрыла покрывалом, словно та спит.

Немного постояла подле её… Перевернула голову так, чтобы не было видно раны на

виске… И прикрыла Эве глаза. Со стороны казалось, что госпожа Хогерфест мирно спит.

После этого Эва взяла сосуд с вином и пролила его содержимое на византийский

столик и мозаичный пол, где виднелись следы крови. Кровь и вино слились в единую

красную массу.

– Прочь из замка… Бежать… – тихо произнесла Эва и усилием воли попыталась

придать своему лицу достойный вид. – Но как это сделать?..

Она вышла из покоев Эвы, плотно затворив за собой дверь. Подле двери, ожидая

приказаний, сидели на мягкой скамье Лагерда и горничная.

Увидев, внешне спокойную Зельму, Лагерда резко поднялась со скамьи.

– Госпожа легла спать. Она дурно себя чувствует. Я не предполагала, что история с

моим сыном заставит её так волноваться. – Предвосхитила вопросы Зельма.

Лагерда сделала шаг по направлению к двери. Зельма жестом остановила её.

– Госпожа просила не тревожить её до утра. Она случайно пролила вино, когда

гневалась на меня…

Лагерда отступила – Зельма говорила убедительно. Бывшая наложница с

достоинством удалилась. Горничная по обыкновению устроилась на ночлег на мягкой

скамье подле покоев Эвы. Лагерда, ещё немного постояв, также отправилась спать в свою

крошечную комнатку.

Глава 15

Зельма вернулась к себе в комнату – сын мирно спал на соломенном тюфяке.

Женщина присела к ребёнку.

– Проснись, моё солнышко… Проснись… – произнесла она и поцеловала Вульфа

в щёку.

Мальчик причмокнул и открыл глаза.

– Мама?..

– Вставай, нам нужно покинуть замок…

– Зачем?.. Я спать хочу… – ответил заспанный Вульф.

– Мы незаметно покинем замок и отправимся к господину магистру, твоему отцу,

– тотчас с ходу придумала Зельма.

Мальчик широко распахнул глаза.

– Да?! Тогда я возьму с собой кинжал и заколю им дикаря!

– Бери всё, что хочешь… – ответила Зельма, собирая вещи в кожаную сумку. Не

забыла она прихватить и украшения, которые подарил ей Хогерфест. За годы пребывания в

замке, женщине удалось скопить немного денег на чёрный день. И вот теперь он настал.

Тем временем Вульф оделся и опоясался кинжалом, подарком магистра. Мать

взглянула на него, прижала к груди и поцеловала.

– Возьми с собой тёплую куртку, – велела она. – Ночи ещё холодные.

Мальчик послушно надел шерстяную куртку, подбитую беличьим мехом. На боку у

Вульфа виднелся кинжал, который при его небольшом росте смотрелся, подобно мечу.

– Теперь мы потихоньку выберемся из замка, пока все спят. Никто не должен нас

видеть – это такая игра… Понимаешь…

Вульф кивнул.

– Как в пряталки…

Зельма и Вульф незаметно вышли из комнаты, благо она находилась подле кухни.

Женщина осторожно заглянула в кухню – повара стали прямо на полу подле очага.

Посреди помещения развалилась толстая посудомойка. Зельма решила, что через это

помещение идти нельзя – небезопасно, вдруг кто-нибудь проснётся из челяди. Она

увлекла сына дальше по длинному сумрачному коридору, миновала отхожее место.

«Пожалуй, здесь никого нет…» – мысленно решила она.

Зельма отворила засов двери, через которую золотари выносили горшки. На заднем

дворе царил невыносимый смрад – его источали не убранные в течение нескольких дней

пищевые отходы. Но сейчас Зельму это волновало меньше всего. Она осмотрелась —

лишь отблески луны освещали окрестность. Быстро сориентировавшись, она вместе с

сыном миновала задний двор и оказалась подле конюшни, где содержались лошади,

предназначенные для хозяйственных работ.

Зельма знала, что местный конюший, пьянчуга, добрый малый – питомцев своих

любил. Но содержал их не всегда надлежащим образом, за что часто получал нагоняй от

управителя замка. Вечером он обычно выпивал пинту другую пива, орал непотребные

песни, после чего падал замертво подле лошадей. Зельма не ошиблась – в конюшне

раздавался раскатистый храп.

Женщина отвязала самого спокойно коня по кличке Фетсак (что означает Толстяк),

любимца конюшего, обмотала ему копыта найденной тут же ветошью. Конюший часто

выезжал на Фетсаке из замка в случае хозяйственной необходимости. Упряжь и седло

всегда были у него под рукой.

Женщина, хорошо ориентируясь в темноте, на ощупь нашла их и запрягла Фетсака.

Тот вёл себя спокойно, не сопротивлялся.

– Мы поедем на этой большой лошади? – удивился Вульф.

– Да… – подтвердила Зельма. – Но говори тише, а то разбудишь конюшего…

Женщина подхватила мальчика и усадила в седло.

– Держись крепко на гриву коня… – велела она.

Сама же взяла Фетсака под уздцы и вывела его из конюшни. Зельма направилась к

небольшим дальним хозяйственным воротам, за которыми располагалась городская

свалка.

Беглецы бесшумно приблизилась к ним. Оба стража спали крепким сном, пользуясь

тем, что хозяин в походе и некому будет взгреть их за нерадение к своим обязанностям.

Зельма привела механизм ворот в движение – он издал истошный скрип. Зельма

внутренне сжалась, опасаясь, что стражи задержат её и станут задавать ненужные

вопросы.

Так и случилось, один из стражей «продрал» глаза и, смачно зевнув, спросил:

– Кого там ещё нелёгкая принесла в такой-то неурочный час?

Зельма приказала сыну молчать, а сама отошла чуть поодаль. Проснувшийся страж

приближался к ней.

– Эй, я тебя вижу… – окликнул он беглянку.

– Это я Зельма… – откликнулась женщина, сделала молниеносный рывок к

лошади и выхватила кинжал из ножен сына.

– Зельма?! – удивился страж. – Что ты тут делаешь?

– Подойди и я скажу тебе…

Страж доверчиво приблизился – Зельма среагировала мгновенно и кинжал,

подарок магистра, пронзил ему горло. Страж осел, захлёбываясь кровью.