Текст книги "Влюбленная. Гордая. Одинокая"

Я все таки решилась на роман о Диане и Максе)
Глава 26.

Мирослав.

Почему она так поступила? Что, черт возьми, я сделал Таисии Алексеевне? Мне всегда казалось, что более верных людей, чем она и Зинаида Львовна, не существует.

Совершенно точно, она что-то знает. Или сама замешана в преступлении. А попытка очернить меня – способ прикрыть свою задницу.

Пятьдесят, пятьдесят один… Сокамерники косятся на то, как я отжимаюсь. Признаться честно, в камере не так много развлечений…

– Мир-р-а, мы поспорили с Юрченко, посадят тебя или нет? – хрипло смеётся зэк по кличке Змей, целясь струей мочи в унитаз.

– И кто выиграл? – усмехнувшись, спрашиваю я. Мою руки и умываюсь пахнущей железом водой, мельком замечая, как Юрченко раскладывает на грязном столе карты.

– Я выиграл. – Не глядя на меня, хрипит он. – Винник не такой идиот, каким кажется. Помню его по прошлой отсидке. Это у него прикрытие – выскочек не любят в системе. – Со знанием дела отвечает Юрченко.

Опускаю бренное тело на сырую, пропахшую сигаретами, постель и достаю из-под подушки книгу. Дай-то бог…

Дверь взвизгивает от напора. Распахивается, открывая взору понурую фигуру конвоира.

– Боголюбов, на допрос. – Произносит он, приготовив «инструмент пыток» – наручники.

К своему удивлению, обнаруживаю в допросной Винника. Выглядит он уставшим и озабоченным. Неужели, Юрченко был прав, и капитан «болеет» делом. Выходит, ему не все равно, кого посадить?

– Здравствуйте, Боголюбов. – С хитрецой в голосе протягивает Винник.

Я здороваюсь в ответ, наблюдая за Сергеем Владимировичем, старательно листающим документы в папке.

– Вот оно. – Произносит он, выуживая документ из стопки. – Я сделал повторную независимую экспертизу трупа. Мне не давала покоя одна вещь…

– Что именно? – Прерываю его взволнованно.

– Механизм нанесения ножевого ранения. Первая экспертиза указывает, что убийца мог иметь рост от ста семидесяти до ста восьмидесяти пяти. Разница в пятнадцать сантиметров – слишком большая погрешность.

– Согласен. Тем более что мой рост – сто восемьдесят семь сантиметров. – Важно добавляю я.

– По результатам второй экспертизы, рост убийцы не превышает ста семидесяти сантиметров. И у меня вопрос к вам, Боголюбов: расскажите про Таисию Алексеевну? Она… довольно высокая женщина. Семьи у неё нет, родственников тоже, а вы, насколько мне известно, более двух лет работали в одной смене.

Я усиленно пытаюсь вернуть мыщелок в нижнечелюстную ямку, а если проще – закрыть рот. Они подозревают Таисию Алексеевну? Серьезно?

– Она хорошая женщина. – Неуверенно начинаю я, потирая увлажнившиеся ладони. – Отзывчивая, грамотная медсестра. Сергей Владимирович, я почти уверен, что она не могла… И полностью уверен, что Лебедева знала о некой стороне жизни Марианны. Она писала эти анонимки, желая прикрыться, отвести подозрения. Вам непременно надо ее найти.

– Вот именно: прикрыть себя. Я склоняюсь к мнению, что убийца женщина. – Загробным тоном произносит Винник. Вот те раз! Что тогда в СИЗО делаю я?!

– Простите за мою настойчивость, но что тогда здесь делаю я? – озвучиваю свои мысли вслух.

– Боголюбов, система работает с уликами: «пальчики» на ноже ваши, Перепелкина видела только вас, выходящим из ординаторской. Кстати, как убийца проскользнул мимо свидетеля, для меня до сих пор загадка. – Разводит руками Винник. – Следствию нужно больше времени… Улик, доказывающих вашу невиновность, не так много… Если быть точным, их нет совсем.

– А как же экспертиза трупа? – взрываюсь я, слегка нависая над столом. – Вы же сами сказали, что рост убийцы…

– Этого мало, поймите. Я пришёл расспросить вас о Лебедевой и Лопухиной. Привычки, увлечения… Как им работалось вместе? И… вспомните день убийства Марианны: неужели вы ничего подозрительного не заметили? Звуки, запахи, голоса. Важна любая мелочь. Возможно, в больнице находились люди, которых там не должно было быть?

– Хм. Я и Марианна – те, кого не должно было быть… – грустно протягиваю я. – Коллегам не нравилась Марианна. Слишком яркая, красивая, развязная… Она любила секс и не скрывала этого. Лопухина привлекала внимание каждого мужчины, заходящего в отделение. У нас были отношения без обязательств. – Виновато опускаю глаза, вперившись взглядом в столешницу. – По большому счету я ничего не знаю о ней.

– В крови убитой найдены следы алкоголя и наркотиков. Не очень-то она заботилась о будущем малыше. Скажите, когда обнаружилось, что из отделения стали пропадать наркотические препараты? – Винник складывает пальцы в замок.

– Полгода назад или больше. Кстати, поймала воровку Зинаида Львовна. Заведующий отделения Никита Чернов отнёсся к пылкой обличительной речи бабы Зины равнодушно и спокойно, как будто давно знал обо всем. – Произношу я, радуясь удивительным свойствам памяти, услужливо подбросившей нужные для следствия факты.

– Знал, говорите? – Винник что-то быстро записывает в блокноте. – И в клубе «Сорренто» Чернов тоже был. Марианну пригласил он, так? Значит, они общались.

– Да. – Киваю я, радуясь внезапно осенившему воспоминанию. – Сергей Владимирович, а вторую девушку допросили? Ту, которая была с Никитой? Внебрачная связь компрометирует Никиту Сергеевича, как добропорядочного мужа, но… насколько я помню, Яна никуда не отлучалась и видела, что я ушёл один.

– Да, Мирослав Михайлович, она подтвердила ваши слова. Все равно, этого мало. – Протяжно вздыхает капитан, закинув ногу на ногу. – Обещаю, что следствие приложит все усилия, чтобы найти преступника. Лебедева объявлена в розыск. Обыск ее квартиры, к сожалению, ничего не дал.

Мне остаётся лишь надеется. Верить в скорое освобождение, считая секунды до встречи со свободой. Никогда она не казалась мне такой головокружительно желанной, сладкой и… недоступной.

– Вспоминайте, Мирослав Михайлович. Записывайте любую мелочь, о которой вспомните. Вы знаете гораздо больше, чем думаете. – Поучает меня на прощание Винник, погружая бумаги в коричневую папку. – И ещё: смените адвоката.

Впервые за долгое время я солидарен с ним.

Люба.

Звонок Лисёнка застаёт меня на кладбище. Сижу на обледеневшей лавочке, как нахохлившийся воробей и наблюдаю, как снег заметает высеченные на граните имена дорогих мне людей. Папа умер от перитонита, когда мне было десять лет, бабуля с маминой стороны – двумя годами позже.

– Слушаю тебя, Лиса. – Снимаю варежки, чтобы принять вызов.

– Перепелкина, где ты ходишь? Быстро домой! – в голосе Алисы сквозят возбуждение и волнение. Только не это, Господи! Неужели, что-то с малышом?

– Лисёнок, не пугай меня. Ты в порядке?

– Люба, приходи к нам. Похоже, Богдан придумал, как помочь Боголюбову.

Хватаю под мышку веник и лопату для снега и, коснувшись на прощание бутонов белых роз, покидаю кладбище. Семеню к выходу по узким тропинкам между могилами, чувствуя, как сердце наполняется сладостным трепетом. Я скучаю по нему… Нет, не так: я тоскую по нему, каждое утро просыпаясь на мокрой от слез подушке. Возрождаю в памяти лицо Мира, шепчущее «Лю-ба-ша». Не верю я ни в какую невесту, хоть убейте меня. Как сказал бы дед Никита, желая щегольнуть остроумием: маркетинговый ход. Иными словами – выдумка мерзкого адвоката Долецкого.

Погружаю поклажу в багажник моей ласточки, плюхаюсь на сиденье и запускаю двигатель, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю. Разве я могу разлюбить тебя, Мир? Никакая тюрьма не в силах выкорчевать одержимость тобой из сердца. Отчего-то в воображении рисуется жалкая картинка: я стою возле обнесённых колючей проволокой ворот зоны, держа в руках «кулёк» с малышом, а меня не пускают… Прогоняют прочь от пристанища преступников, потому что я Боголюбову не жена… Фантазия бурно расцветает в моем измученном гормонами мозге. Мне хочется рыдать и крушить все вокруг, но я смиренно жму на газ и еду к Рябининым.

Дом Рябининых напоминает штаб-квартиру или дворец советов: в прихожей теснятся чужие мужские ботинки, валенки деда Никиты и Глафиры Тимофеевны, вешалка кренится под тяжестью курток и пальто.

– Рябинины, у вас гости? Одежду повесить некуда! – сбрасываю обувь, сую ноги в тапочки для гостей и по-хозяйски прохожу в гостиную.

«А вот и гости!» – отвечаю на свой вопрос, столкнувшись взглядами с двумя незнакомыми мужчинами. Странно, что сапоги стариков в коридоре, а их самих не видно.

– Тетя Глаша готовит чай. – Угадав мои мысли, отвечает Лиса. Она вспархивает с места и забирает из моих рук мокрую от снега куртку. – Садись, Любаша.

– Здравствуйте, я Люба. – Киваю незнакомцам, гадая, как освобождение Боголюбова связано с ними.

– Люба, знакомься: это полковник военной прокуратуры  Кононец Артём Дмитриевич. – Богдан переводит взгляд на коренастого, коротко стриженного брюнета с цепким, внимательным взглядом светло-карих глаз. – Артём Дмитриевич возглавлял поисковую экспедицию в Грузии и с тех пор очень полюбил Мирослава.

– Старший советник юстиции Кононец. – Мужчина тянется через стол, чтобы пожать мне руку. – Очень приятно, Любовь Петровна.

– Анвар Рустамович Гиреев, адвокат. – Второй мужчина представляется сам, ограничившись кивком вместо рукопожатия. От его низкого, до чертиков уверенного голоса по телу разливается приятное спокойствие.

– Адвокат? То есть… вы будете вместо этого напыщенного, расфуфыренного… – шиплю сквозь зубы, гневно сжимая кулачки.

– …индюка. – Слегка улыбнувшись, заканчивает он. – Если Артём Дмитриевич уговорит вашего Мирослава разорвать соглашение с Долецким, то да – буду!

Черт, мне он уже нравится! Обаятельной улыбкой на восточном лице, проницательным взглядом, а главное – уважительным отношением.

– А Мирослав… он не мой. – Уточняю я, споткнувшись о строгий, укоризненный взгляд Богдана. Вот же дура! Кому нужны тонкости наших с Боголюбовым взаимоотношений? – Наверное, Богдан уже все рассказал: я свидетель обвинения, а после такого он вряд ли простит… – произношу жалостливо, почти обреченно.

– Успокойтесь, Любовь Петровна. Вами верховодят эмоции: обида, беспокойство, страх будущего. – Произносит Анвар, наблюдая за превращением моих глаз в пятирублёвые монеты. Он не коллега Савской? – Чтобы вспомнить, нужно прогнать их из мыслей. Отодвинуть на задний план, пропуская вперёд зрительную и слуховую память. В день убийства вы совершенно точно что-то видели, слышали или чувствовали.

– Я не могу вспомнить. – Надтреснутым голосом отвечаю я, виновато опуская взгляд на домашние тапочки.

На секунду воцаряется тишина. Мучительная, тяжёлая, как червячок подтачивающая душу новой порцией вины. Только бы не заплакать!

– Любаша приехала! – из кухни высовываются головы моих спасителей. В руках деда Никиты красуется поднос с чашками и пиалами, наполненными вареньем, тетя Глаша аккуратно придерживает завёрнутый в полотенце горячий чайник.

– Давайте-ка, подкрепитесь. – Кряхтит Никита Сергеевич, звеня посудой.

Мне кусок не лезет в горло от нарастающего беспокойства. Адвокат Гиреев слишком рассчитывает на мою бракованную беременностью память. Мирослав рассчитывает… А я веду себя как размазня, смирившаяся со своей нелегкой судьбой и навязанной ролью свидетеля обвинения.

– Анвар Рустамович, гипноз поможет мне вспомнить? – полным решимости голосом спрашиваю я. – Савская Александра Георгиевна – мой психотерапевт и… друг. Если я попрошу ее, она…

– Любаша, ты же беременная! Что за глупости ты говоришь? – возмущается Алиса под неодобрительное кряхтение стариков.

– Согласен с Алисой. – Коротко отвечает Анвар. – Мы можем поговорить наедине, Люба? Богдан без лишних объяснений выполняет просьбу адвоката. Извинившись перед гостями, он провожает нас в Алискину мастерскую. От запахов растворителей и краски живот скручивает приступом тошноты. Стараясь не подавать вида, усаживаюсь на кресло и глубоко дышу.

– Люба, вы вспомните и без гипноза, уверяю вас. – Мягко говорит Анвар.

Боже, в его глазах столько тепла и веры! Я не могу подвести, не могу… И не хочу!

– А если не вспомню?

– Вспомните. – Ультимативно утверждает он, прищуривая раскосые глаза. – Я помогу вам. Сейчас, главное – добиться согласия Боголюбова расторгнуть договор с Долецким.

– Анвар Рустамович, там замешаны такие деньги… Разве отец Мирослава позволит ему это сделать? – безнадежно протягиваю я.

Анвар Рустамович откидывается на спинку кресла и разглядывает стены, увешанные картинами Лисёнка.

– Люба, улики – как мелкие детали, составляющие полноту картины преступления. Видите этого снегиря? Согласитесь, без него пейзаж выглядел бы пустым и неправдоподобным. – Анвар взмахивает рукой, показывая одну из лучших Алискиных работ. – Или вот эти упавшие в озеро листья. Зрителю сразу становится понятно, что художник изобразил осень. Без этих деталей картина…

Воздушный тюль взвивается от внезапного порыва ветра, ворвавшегося в форточку. Лежащие на журнальном столике альбомные листы вспархивают и разлетаются по комнате, а закрытая дверь характерно клацает, удерживая воздушный поток.

А я вспоминаю… Вскакиваю, не в силах справиться с обрушившимся на меня воспоминанием:

– Не знаю, важно ли это, но я кое-что вспомнила!

– Та-а-ак. Спокойно, Любовь Петровна, вам нельзя волноваться. – Ласково произносит Анвар, поднимая руки в примирительном жесте. – Спокойно, спокойно… Вам лучше присесть.

– Я спокойна. Может, это и неважно совсем… Дверь. Когда Боголюбов вышел из ординаторской с ножом в руках, через несколько секунд дверь клацнула. Так, словно кто-то распахнул в кабинете окно.

Анвар устремляет взгляд на журнальный столик и разбросанные по комнате рисунки Алисы. Я вжимаюсь в кресло и не дышу, боясь отвлечь адвоката от мыслей. Что, если…

– Преступник был в кабинете, когда Мирослав реанимировал Марианну. Он убежал через окно. – Гиреев озвучивает мои мысли вслух, не отрываясь от набросков, лежащих на полу. – Кто осматривал место преступления?

Анвар смотрит куда-то в сторону, словно перебирая в уме варианты развития событий, и я не сразу понимаю, что вопрос задан мне.

– Винник Сергей Владимирович. Он и допрашивал меня.

– Винник? Это… очень хорошо! – Гиреев поднимается с места, на ходу выуживая из внутреннего кармана пиджака телефон. – Я больше десяти лет проработал в прокураторе. Мне срочно нужны протоколы осмотра. Черт!

– Что такое? – испуганно спрашиваю я.

– Сначала нужно заручиться согласием Боголюбова. Что, если он не захочет отказываться от Долецкого?

Долецкий, Долецкий… Неужели, Боголюбов настолько глуп, что и дальше позволит этому придурку закапывать себя?

Я следую примеру Гиреева и тоже встаю, нервно расхаживая по комнате. Наклоняюсь, чтобы поднять рисунки с пола и вздрагиваю, застигнутая врасплох его голосом.

– Стоп! Любовь Петровна, вы сейчас оставили свои отпечатки на рисунках. Если преступник собрал разметавшиеся по ординаторской бумаги, он сделал то же, что и вы. Черт, мне срочно нужно описание места преступления!

Стихийная, бездонная энергетика чувствуется в каждом жесте Гиреева. Поправляет ли он упавшую на лоб прядь, потирает виски или взволнованно ходит по комнате – во всем сквозит профессиональный интерес, не наигранный и пафосный, как у Долецкого, а настоящий, напоминающий чем-то звериное чутьё.

– Я не смогу зайти в СИЗО без договора с подсудимым. – Анвар многозначительно переводит взгляд на закрытую дверь. – Но мне смогут помочь Кононец или Винник.

– Если интересно мое мнение, считаю, что вам стоит позвонить капитану Виннику. – Зачем-то вставляю свою содержательную реплику, наблюдая, как Гиреев набирает телефонный номер.

– Здорово, Серега! Узнал? – он улыбается, обнажая крупные белые зубы. – Все хорошо, но давай сразу к делу: я хочу представлять в суде Мирослава Боголюбова и мне нужна твоя помощь. Да, Сергей, конечно, согласен с тобой. Договорились.

Мне остаётся гадать, что отвечает Гирееву капитан Винник. Что же Анвар не включил громкую связь, а? Тянусь ухом поближе к адвокату, приняв неестественную позу. Сторонний наблюдатель подумает, что у меня паралич, честное слово!

– Все хорошо, Люба. Можете выпрямиться и сесть поудобнее. – С улыбкой отвечает Гиреев. – Винник поможет. Через два часа он ждёт меня возле СИЗО.

Спасибо за наградки, девочки. Следующая глава будет от Мира)
Глава 27.

Мирослав.

Я сбился со счета, сколько раз сегодня за мной приходил конвоир. Юрченко молча играет в карты со Змеем, махнув рукой на спор: ясно, что в моей жизни происходят необратимые и столь желанные перемены.

Я боюсь поверить… Не позволяю зародившимся в душе семенам веры и надежды прорасти, затаптываю их «неоспоримыми фактами», подтверждающими мою вину.

Долецкий походит на разъярённого быка, когда я объявляю ему, что разрываю соглашение. Пытается казаться хорошеньким и уговаривает, мягко стелет «разумными» доводами, объясняющими чудовищное поведение по отношению к Любе, только я остаюсь непреклонным. Мне хочется вымыться после общения с ним. Странное чувство для того, кто всегда считал себя грязным.

Как и ожидается, на прощание Савелий Артёмович желает мне максимального срока наказания с отбыванием в колонии строгого режима, а лучше – одиночной камере. Да, забыл добавить: с конфискацией имущества.

Несмотря на проклятие, вырвавшееся из уст адвоката, я чувствую облегчение. Шагаю по вонючим тюремным коридорам, глубоко вдыхая спертый воздух, и радуюсь, как дурак. В конце концов, попрошу помощи у Винника. Очевидно, Долецкий поделился новостью об увольнении со своими спонсорами – Русланом Шестаком и моим папашей. Руслан посещает меня через час после ухода Долецкого. Начальнику СИЗО он представляется моим тестем, сопровождая просьбу о свидании конвертом с деньгами. Разумные объяснения разбиваются о стену его непонимания, как волны о скалы. Руслан сетует на мое неблагоразумие, уговаривает, обещает увеличить гонорар Долецкому (как будто это гарантирует благоприятный исход), злится, повышает голос, взывает к совести… Как они не понимают, что деньги не способны решать все? Я вежливо прощаюсь с Русланом, получив очередную дозу недовольства и пренебрежения. Теперь точно все… Вряд ли Шестак ещё раз явится сюда. Отказ сотрудничать с выбранным им адвокатом Руслан Александрович воспринимает, как личную обиду.

– Боголюбов, на допрос. – Голос конвоира и лязг открывающейся двери пробуждают меня от дремоты. Кого там ещё принесло? Неужели, Винника?

Конвоир подозрительно косится на мою сияющую, как медный таз, рожу. Да, черт возьми, со стороны я похожу на смущенную невесту, идущую к алтарю под руку с отцом. Усилием воли возвращаю изогнувшиеся в улыбке уголки губ на прежнее место и глубоко дышу, стараясь усмирить бешеный пульс. Нельзя… Рано… Слишком рано верить в освобождение.

– Добрый вечер, Боголюбов. – Винник кажется взволнованным не меньше моего. Он отступает в сторону и, стирая пот со лба белым платком, пропускает вперёд невысокого мужчину с восточной внешностью.

– Здравствуйте, Мирослав Михайлович. – Незнакомец протягивает мне руку, а когда я жму ее в ответ, опускается на пластиковый стул. – Меня зовут Гиреев Анвар Рустамович, адвокат.

– Добрый вечер и вам. Адвокат, значит? – перевожу вопросительный взгляд на Винника. Он демонстрирует военную выправку, приосанившись так, словно проглотил кол. Боится он Гиреева, что ли?

– Боголюбов, я настоятельно рекомендую вам принять предложение Анвара Рустамовича. – Прокашлявшись, отвечает капитан.

– Рябинины рассказали о вашей беде старшему советнику юстиции Кононец. – Кивает Гиреев, покручивая пальцами чёрные керамические чётки. – Мы дружим с Артемом больше десяти лет.

– Я доверяю рекомендации Артема Дмитриевича. Можете считать, что я вас нанимаю. – Деловито отвечаю я. Капитан Винник воспринимает мое согласие, как команду «вольно». Откинувшись на спинку стула, он расслабленно протягивает:

– Ну и слава Богу! Боголюбов, вы у меня, как кость в горле, честное слово! Когда уже это все закончится?

– Хотел бы я знать. – Пожимаю плечами. Не могу поверить, что я в один день уволил и нанял адвоката!

– Давайте перейдём к делу. – Анвар откладывает чётки и раскрывает папку. – Свидетель обвинения Любовь Перепелкина вспомнила важную информацию, существенно влияющую на ход дела. Подробностями со мной поделился капитан Винник.

При упоминании Любы сердце сладко сжимается от боли узнавания. Любочка, Любаша, Люба… Рыжик… Я приучил себя к ее имени, и теперь реагирую на него, как собака Павлова на условный раздражитель.

– Я тоже вспомнил кое-что. – Произношу твёрдо, встречаясь с темными глазами Анвара, источающими непередаваемый магнетизм.

– Что же?

– Марианна лежала на полу, когда я реанимировал ее. Не понимаю, почему я вспомнил об этом только сейчас: возле кровавой лужи, в метре от нас валялась оторванная пуговица. Плоская, с выпуклыми бортами, темно-синего цвета.

– При осмотре места преступления никакой пуговицы не обнаружили! – возмущённо протестует Винник.

– Как и разметавшихся от порыва ветра листов бумаги. Так, капитан? – гипнотизируя взглядом, спрашивает Анвар.

Воцарившееся в допросной напряжение походит на тяжелую грозовую тучу. Того и гляди, взорвется дождем и молнией правды и раскромсает на ошмётки паутину сфабрикованного против меня дела.

– Совершенно верно. Бумаги на полу не было.

– Скажите, что вспомнила Люба? – в моем голосе смешались волнение и любопытство.

– После того как вы покинули ординаторскую, дверь клацнула от порыва ветра. Убийца выбрался на улицу через окно. – Говорит Анвар, столкнувшись с подозрительным взглядом Винника. – Не веришь, Сергей Владимирович?

– Отчего же, верю. Прямо под окном ординаторской находится крыльцо заднего входа в больницу. Через него в пищеблок доставляют продукты. А над крыльцом есть козырёк…

– Почему же вы сразу не рассмотрели эту версию? – обреченно стону я.

– В день убийства стоял мороз. Человек, прыгнувший с третьего этажа на скользкий, засыпанный снегом козырёк, должен обладать хорошей физической формой, чтобы исполнить такой трюк. И ещё… как он спустился?

– Спросите у него, когда поймаете. – Вздыхаю я, опустив голову.

– Грузовик. – Шепчет Анвар. – В какое время убили Марианну? До обеда, правильно? Значит, грузовик с продуктами, вполне возможно, стоял прямо под козырьком. Убийца спрыгнул в кузов, воспользовавшись замешательством грузчиков. Камеры показали что-нибудь?

– В областной больнице настоящая камера есть только на главном входе. Все остальные – муляжи. Главный врач таким образом экономит… – Разведя руками, поясняет капитан.

Винник даже не пытается приуменьшить свой провал: согласно кивает, виновато потупив взор.

– Во всяком случае мы точно знаем, что это не Таисия Алексеевна. – Полным уверенности голосом, произношу я. – В анамнезе у Лебедевой ревматоидный артрит. Она бы просто не смогла.

– Давайте не будем делать поспешных выводов. – Отрезает Винник, складывая пальцы в замок. – Завтра проведём повторный осмотр места преступления. Анвар Рустамович, жду вас к восьми утра в областной больнице.

***

Дверное лязганье звучит, как самая желанная мелодия для ушей капитана Винника и адвоката Гиреева. Сторонний наблюдатель совершенно точно принял бы мужчин за сумасшедших, косясь на их довольные лица.

Гиреев кутается в тёплую куртку, сидя за рабочим столом в ординаторской, изредка бросая взгляд на распахнутое окно. По приказу Винника оперативники осматривают козырёк, битый час разбирая сугроб на снежинки.

– Котов, копай добросовестней! – кричит Сергей Владимирович в оконный проем. – А не то я заставлю топить снег феном.

– Лучше кипятильником. – Улыбается Гиреев, водя кончиком карандаша по строчкам материалов дела. – Что ты хочешь там найти, Серега?

Винник закрывает окно и сбрасывает с плеч куртку, устало опускаясь на кушетку возле стены.

– Сам не знаю, что. – Уставившись в одну точку, произносит Винник. – Боголюбов не убивал – это ясно, как белый день. По-хорошему нужно ходатайствовать о судебном слушании и отпускать парня. Черт, но как убедить судью оправдать его без подозреваемых?

– Взгляни сюда. – Гиреев вешает куртку на спинку стула и протягивает Виннику бумаги. – Марианна на протяжении двух месяцев звонила по этому номеру. – Гиреев со скрипом обводит номер карандашом.

– Я проверял этот номер, Анвар. Неужели, ты так плохо обо мне думаешь? – обиженно вздыхает капитан. – Левая, не зарегистрированная симкарта. После убийства Лопухиной «абонент временно недоступен». Я так и не нашёл концов…

– Выходит, плохо искал. Очевидно, владелец тайного номера использовал его для темных делишек. Может, это как-то связано с наркотиками? – Анвар возбуждённо прохаживается вдоль врачебных столов. – Что, если по этому номеру она связывалась с барыгой?

– Или женатым любовником. – Небрежно бросает Винник. – Постой, Анвар, а ведь в этом что-то есть… Как Марианна узнала о вечеринке в «Сорренто»? Я ломал голову, сидя над распечаткой ее телефонных звонков. Она не звонила Никите Чернову. Вообще не звонила, ты понимаешь меня? Ни разу. Так же, как и он ей.

Гиреев подходит к окну, наблюдая за мелькающими макушками оперативников, роющих снег на козырьке. Стоит неподвижно, сложив на груди руки и смотрит куда-то вдаль, стремясь ухватить за хвост правдивый факт, витающий в пространстве, подобно воздушному змею. От этого зависит судьба невиновного человека…

– Сергей, в клубе «Сорренто» была ещё одна девушка – Яна Осипова. Когда она приедет в комитет? – не отворачиваясь от зимнего пейзажа за окном, спрашивает Анвар.

– Через полчаса. – Винник набрасывает на плечи куртку. – Одевайся, Анвар, поехали. Вряд ли мои орлы здесь что-то отыщут. Слишком много времени прошло…

Гиреев аккуратно складывает бумаги в папку и надевает куртку. Пока капитан Винник переговаривается с оперативниками, хрипло выкрикивая приказы через окно, адвокат неспешно прохаживается вдоль столов, мысленно прикидывая, где прятался преступник в то время, когда Боголюбов реанимировал Марианну?

– Серега, он мог спрятаться только под столом. – Резюмирует Анвар.

– Криминалист взял отпечатки с внутренней стороны столешницы, но повторюсь, Анвар, прошло слишком много времени – наверняка санитарки стёрли все… Не забывай, здесь больница.

Гиреев задумчиво кивает, напоследок оглядывая ординаторскую. Винник открывает дверь и зовёт стажера Демьянова, заскучавшего на посту. Охранять место преступления от нападок любопытных глаз – тоже надо уметь! Судя по похвале, прозвучавшей из уст капитана, стажёр справляется на «отлично».

– Никого не впускать до окончания осмотра. – Произнесенный зычным, низким голосом приказ эхом разносится по больничным коридорам.

Сергей Владимирович даёт указания экспертам и криминалистам, рассредоточившимся по отделению, и подзывает Гиреева.

– Поедем, Анвар. Допросим Осипову и вернёмся сюда. Пусть ребята закончат здесь, хотя я…

– Товарищ капитан! – Винник с Гиреевым, как по команде, поворачиваются на стук в окно. Со стороны улицы на них смотрят растерянные глаза Котова.

– Что у тебя, Котяра?

– Мы нашли пуговицу. – Котов протягивает улику, погружённую в пластиковый пакет размером со спичечный коробок.

Темно-синяя, с выпуклыми бортами. И надпись по краям: Giorgio Armani.

***

Яна испуганно втягивает голову в плечи и виновато опускает глаза в пол. Кому нужна ее показная стыдливость? Запоздалая стыдливость, стоит заметить. Воздух в кабинете тяжелеет от запахов женского цветочного парфюма и ментоловых сигарет.

– Осипова, мне нужны подробности вечера в клубе. Вы понимаете смысл слова «подробности»? – рычит Винник, сверля девицу строгим взглядом. – По какому номеру телефона вы связывались с Никитой Андреевичем?

– Он запретил светить его номер. – Голос Яны походит на шелест.

– То есть вы отважитесь скрыть номер, подставив невиновного человека? – давит на совесть капитан.

Яна глуповато переводит взгляд с Винника на Гиреева. Адвокат щёлкает бусинами чёток, уступив право на допрос Сергею Владимировичу.

– Ладно. – Хрипло бормочет она. – Все равно, мне с этим женатиком ничего не светит.

Яна демонстрирует контакт с именем «Пусик» на светящемся экране смартфона.

Гиреев сверяет номер телефона с цифрами в распечатке звонков Марианны. Совпадает. Именно Чернову звонила Марианна по тайному номеру. Выходит, подозрения Винника оправдались? Погибшая находилась в интимной связи не с Боголюбовым, а с Никитой Черновым?

Винник не торопится обсуждать свои предположения в присутствии свидетеля. Прочистив горло, он задаёт девушке последний вопрос:

– Скажите, Яна, доктор Чернов носил одежду бренда Armani?

– Да… – облизав пухлые, накрашенные малиновой помадой губы, протягивает она. – Доктор Чернов тот ещё пижон.

– Вы узнаёте пуговицу? У Никиты Андреевича имеется одежда с похожими пуговицами?

– Вроде да. – Сбивчиво отвечает Яна, почёсывая макушку. – У него есть синий твидовый пиджак этого бренда.

– И еще вопрос…

– Давайте побыстрее, господа следователи. Мне на смену заступать через полчаса. – Кокетливо откидывая длинные пряди, произносит она. – Клиенты сами себя не накормят. Без официанта, то бишь…

– Мда… – качает головой Гиреев, осуждающе поглядывая на Осипову. Ну какая работа, когда судьба человека висит на волоске?

– Как вы разъезжались из клуба? Каждый сам или…

– Мы сели в одну машину. Таксист доставил меня домой, а куда поехали Никита с Марианной я не знаю. – Обиженно поджав губы, протягивает Осипова.

– Можете идти. – Винник сухо прощается с Яной и нетерпеливо теребит карандаш.

Догадки плещутся в мыслях капитана, как бурные морские волны, рвутся наружу, и, едва за девушкой закрывается дверь, Винник возбужденно выпаливает:

– Надо арестовывать Никиту Чернова!

– По-го-ди… Давай рассуждать логично: Никита пришёл вместе с главным врачом и медсёстрами отделения через двадцать минут после убийства Лопухиной. – В доказательство своих слов Гиреев тычет карандашом в папку с материалами дела. – Согласно показаниям свидетелей, Чернов находился на лекции. У него железное алиби, Серега.

– Все равно, я склоняюсь к мысли, что это он. – Разводит руками Винник. – Марианна спала с ним. Она пришла шантажировать женатого любовника возможной беременностью. Скорее всего, в качестве доказательства принесла заключение УЗИ или что там женщины делают… Убить и скрыться через окно – дело десяти минут. Чернов мог выйти незамеченным из заполненного людьми лекционного зала, назначить Лопухиной встречу в ординаторской. Пойми, Анвар, он проследовал в кабинет и УЖЕ находился внутри, когда из палаты вышла свидетель Перепелкина.

– Ты складно рассказываешь, Сергей. – Кивает Гиреев. – К тому же Осипова опознала пуговицу. А какая роль во всем этом медсестры Лебедевой?

Винник походит на ярого болельщика футбольной команды. Он нетерпеливо ёрзает на месте, возбужденно потирает ладони, словно ожидает победный «гол»… Разница лишь в том, что решительный, правильный ход должен сделать он сам. Шах и мат. Гол. Страйк…