Текст книги "Анни"

Так что, время потекло в нужном для него направлении и Анни пошла проживать каждый день своей жизни в своем направлении. Дни пошли за днями и кроме будничной суеты и серости бытия, пока не приносили никаких позитивных новостей!

65. Зима начиналась медленно и была очень теплой. Снег выпадать не торопился. Анни беспокоило, что она оказалась в изоляции деловых кругов Будапешта, новых заказчиков металла и продукции из него, не появлялось. А расходы увеличивались все больше, так как количество обращающихся в больницу доктора Цобика рабочих семей росло в геометрической прогрессии и пришлось нанимать на работу новых врачей, сестринский персонал, выделять деньги на закупку лекарств. Процесс был запущен и он разматывал обороты и если его не остановить совсем, он сам только разрастался. В растерянности, Анни лежала ночью без сна и тяжелый страх перед будущим наваливался на нее, своей мучительной парализующей волю, силой, и она молила Господа Бога что бы посылал ей разрешение проблем, силу и здоровье все выдержать. Она ощущала, что жизнь идет как бы параллельно с ней. Вот она ест, пьет, двигается, думает, выходит на улицу, принимает решение, общается с людьми и даже старается делать как можно больше добра, но это не та жизнь, о которой она имела представление. Ты чисто механически носишь по земле свое бренное тело, и поддерживаешь едой и питьем в нем жизнь, а душа стала безжизненной и пустынной. Вот за окном солнышко протянуло к тебе на встречу свои лучики, как теплые ладошки, и хочет тебя обнять, а ты видишь глазами это солнышко, но не пропускаешь через сердце, душу, его радости и тепла и всего того блага, которое оно дает и становишься сам такой же бездушной машиной, которая просто работает и не ощущает полноты жизни вокруг– ее движения, изменения и краски. Анни как-то даже словила себя на мысли, что ее каждый день настолько заполнен буднями и суетой и требует максимальной мобилизации ее умственных ресурсов, что она не думает о князе Войцеховском и вспоминает о его существовании только перед сном и ей становиться еще тяжелее и поэтому его образ просто отгоняет от себя. Она даже перестала думать о том, как она выглядит и производит ли она, вообще, как женщина впечатление на противоположный пол и что самое печальное, она отстранилась от самой главной для нее маленькой жизни, жизни своего Кристиана. Она видит его только утром – за завтраком и поздно вечером, когда он спит. А он растет, у него появляются новые навыки, новые желания, и она ничего о них не знает! И как только она задумывается, изредка о своей жизни и о том, что жизнь проходит мимо, ее просто как гвоздями прибивает к стене и делает бессильной! А сила нужна. И тогда она гонит чисто механически от себя грустные мысли, заменяя их такими: « Это временное положение вещей, я во всем разберусь, я потихонечку подберу себе хороших помощников, Кристиан подрастет и с ним станет легче!» Проходит один месяц, за ним второй, третий, четвертый. И совершенно ничего не меняется. Она чем больше узнает свое производство и систему его работы, тем больше у нее появляется новых вопросов и проблем. И ко всему этому, как бы там не было, ей добавился ее первый детский сад и проблемы с муниципальной больницей, где работал ее любимый доктор Цобик и лучший друг Игн и муж ее лучшей подруги – Анри Миррано. Не все шло ровно и благополучно. К ней обращались за решением насущных, текущих проблем, за необходимыми для работы средствами, да и просто живые люди– болеют, ленятся, ошибаются, устают, наглеют, не знают чего-то, как и она, учатся на опыте многим вещам, любят и ненавидят, уходят, обижаются – просто живут! Но решение всех проблем как в центр узла, стягивалось к ней и на все, не хватало чисто физического времени. Новые работники только набирались, росли затраты и все это в поле ее не гармоничного существования с Будапешским миром бизнеса. И не надо забывать, что Анни – это так же живой человек. Женщина, без поддержки и участия, созданная природой слабой и чувствительной. А живой организм дает сбой. Вот так и произошло в один прекрасный день, который начинался обычно, как все и ничего сверх естественного не произошло, обычная рядовая ситуация – с утра господин Буггатти сообщил, что один из ее заказчиков прислал уведомление о своем намерении расторгнуть с ней в течении предстоящих месяцев договор. Она не удивилась, но конечно же, поинтересовалась у управляющего, по какой причине это произошло. Буггатти ответил прямо – Он заключает новый договор с князем Войцеховским. И я думаю потому, что сроки выполнения заказа у того на три дня быстрее и по такой же цене, как у нас.

– А почему мы не можем предоставить ему такие условия?

Буггатти так же быстро ответил – В данный момент времени репутация металлургического предприятия князя Войцеховского опережает даже многие предприятия Австрии и Германии. Он переманил к себе все лучшие научные и инженерные мозги Венгрии, хорошо им платит, полностью модернизировал все оборудование на заводе и его самые мощнейшие станки позволяют настолько ускорить процесс выпуска продукции, что ему уже нет равных. А мы предоставляем льготные условия работы не высококвалифицированному персоналу, а рабочим, которых набрать новых не составляет никакого труда в любой момент и пускаем излишек средств не на будущее развитие и модернизацию своего производства, а на покрытие расходов бесплатного медицинского обслуживания и содержания детей в нашем детском учреждении. Эти расходы только растут! И потом, не надо забывать, вы содержите жизнь сына графа фон Махеля, содержите его дом. Короче….все одно к одному, госпожа Анни.

И то, что стало происходить сразу же после его доклада, превзошло все его ожидания и даже больше, он сам растерялся. Анни сидела напротив него за столом и почти перестала мигать. Лицо ее стало выражать невыносимую борьбу. Борьбу в попытках найти в себе силы сохранить самообладание и уже давший сбой механизм постоянного терпения всего и вся, он словно лопнул, как прорвалась платина и подкатывавший изнутри сильнейший поток безудержной лавы, уже подобравший под себя сдерживающие преграды, вырвался шквалом стихии наружу! У нее задергалось веко, потом она попыталась стиснуть зубы и губы, ибо чувствовала, что уже не в состоянии справиться с нахлынувшими эмоциями, но не смогла, стала всхлипывать, все больше и больше, плечи задрожали от эмоционального перенапряжения и вот, все – она громко разрыдалась. Огромный поток слез прорвался наружу, она еще прилагала усилия их сдержать, но это было не подвластно. Из-за стыда за такую детскую, неподконтрольную истерику, ей хотелось убежать прочь, спрятаться. Она вскочила, метнулась в одну сторону, другую, дикий сумбур в голове закрыл весь здравый смысл, она безвольно опустилась на стул, стоящий у окна и господин Буггатти, ошарашенный, видел в дневном освещении маленькую, худенькую девочку, но только не всесильную госпожу фон Махель. У него даже дети в семье никогда так откровенно и безудержно не плакали. Он стал судорожно искать по всем своим карманам носовой платок и предлагать его Анни. Тот стал мокрым мгновенно и пришлось что-то предпринимать дальше. Он выскочил в коридор и помчался в медпункт, за чем-нибудь из чистой материи и уже через пять минут протягивал ей белое полотно, видимо предназначавшееся для чего-то, чтобы накрывать от пыли. Господи, в его душе царил такой хаос! Только сейчас он по-настоящему понял, насколько все это время каждый шаг и каждое решение, сделанное этой женщиной оставляло глубокий отпечаток у нее на сердце, и как трудно ей это все давалось. Накапливалось и принималось так чувствительно к сердцу. Как это все тяжело и страшно для нее! Каждый день, по своей воле, ты ступаешь на хрупкий подвесной мост над глубокой зияющей пропастью, не зная, в каком месте и в какой момент, одна из хлипких дощечек этого моста сломается, и ты полетишь, безжалостно и не минуемо в открытую пасть поглощающей все живое бездны! У нее так проходил каждый день после смерти графа фон Махеля!

Ему стало ее так жалко. Как отец, он протянул к ней свои добрые, опытные руки и она с желанием прильнула, как на опору, на его широкую мужскую грудь, уткнулась в жилетку и стала постепенно затихать. Он даже не стал ничего расспрашивать, каждая ее вырвавшаяся эмоция ему была понятна изначально. Напоив ее водой, он спустя какое-то время ей сказал. – Знаете, госпожа фон Махель, прислушайтесь к моему совету. Вам надо сегодня все выбросить из головы и пойти посетить наши Будапешские купальни! Проваляться там целый день, потом посетить какой-нибудь салон. А завтра прийти на работу только тогда, когда хорошо выспитесь, а можете и совсем не приходить. Я со всем управлюсь.

Она криво усмехнулась, вытираясь намоченной в воде материей. – Я уже не смогу нигде расслабиться и избавиться от мыслей. Мне для этого надо столько выпить, чтобы ничего уже не осознавать!

Он качнул головой. – Согласен. Это не поможет. Ну отдыхать нужно, все равно нужно!

– Господин Буггатти, я такая не практичная и никчемная! Все не получается! Все так сложно! А как дальше?! – и ее вопросы исходили из глубины ее молодого, неопытного сердца, еще так чисты от юной искренности и доверчивости. Руки, в которых она держала стакан воды дрожали, она пыталась поймать равновесие и обрести силу в руках. Не получалось. И приглушенным, так же потерявшим всю силу голосом, добавила – У меня уже больше нету сил!

Он поднялся, так как сидел перед ней на корточках и долгим, пристальным взглядом уставился на ее лицо. Было заметно, его мысли что-то вынашивают и наконец, он произнес. – Госпожа фон Махель. Вы простите меня, за то, что я вам сейчас скажу.

Анни насторожилась. Ей так необходим был нужный совет, ибо она понимала, что свои ресурсы и душевные и физические исчерпала и зашла в тупик. Подняв на него заплаканные глаза, она даже, не подозревая об этом, могла перевернуть ими всю душу. Большие, сияющие своей победоносной роскошью гранаты самого насыщенного оттенка словно из горящего огнем камня, выпускали свои покоряющие щупальца, делая волю человека перед ними парализованной. И он только лишний раз в данный момент убедился в правоте своих мыслей, которые хотел высказать ей вслух. И начал он спокойно и очень осторожно, вкладчиво – Госпожа фон Махель. Не осудите меня за мои слова. Вы женщина– редкой красоты! Нет. нет… – сразу поспешил оправдаться, так как в выражении глаз Анни уловил быстро промелькнувшее разочарование. – Я не признаюсь вам в любви, и ничего плохого в моих словах нет. Я пытаюсь понятно сформулировать свои мысли и не знаю, насколько у меня это получиться, но… вы меня не перебивайте, я и сам могу сбиться, а выслушайте, я про то, что….вы не так подходите к делу. Вы столько на себя взвалили! Здесь и закаленному мужику не под силу. Вы. Вы женщина и жить и действовать нужно по-женски! А с вашей красотой! Вы не пользуетесь таким чудесным ресурсом в жизни! Будьте немного корыстнее – вы слишком правдивы и порядочны, а в бизнесе так нельзя! Доброта и открытость здесь не уместны! Это мое мнение! Начните использовать людей себе во благо и только так, как вам нужно! Производство – вы оглянитесь вокруг – в нем нет женщин– это мужское дело, но раз вам просто пришлось взяться за это, то пусть ваша женская красота и обаяние двигают мужской силой и способностями. Вы понимаете, о чем я?

Она устало вздохнула. – Я понимаю, господин Буггатти. И Игн мне говорит тоже самое. Но ведь все бизнесмены – люди не юные, опытные и состоявшиеся. Они все женаты. А я не могу любить никого, мне некого.

– Вот. Вот, ваша порядочность сразу ставит перед вами преграду. А преграды эти надо убирать. Иначе никак! Или вы будете всегда все тянуть сами и я вам сочувствую, эта ноша может вас раздавить!

– Значит, я должна обольщать состоятельных бизнесменов и не смотреть на то, что дома у них супруга и дюжина детишек!

– Ну, я бы сказал так! Но… это слишком прямо, все нужно делать тонко и более скрытно, но смысл такой, да!

– О, господин Буггатти, а Бог меня за это не накажет?

– Не знаю. Мадам. Вы задаете извечные вопросы всего человечества. Я только не вижу других вариантов на данный момент. Но, думаю, что по-настоящему любящий и преданный семьянин – ему ничто не угрожает, а тот, который рад будет соблазниться и сидит на этом, как на постоянной привязанности к удовольствиям, и так и так будет не верен своей супруге! Так надо пользоваться его слабостями. Ищите в мужчинах слабости и манипулируйте ими! Ваша красота и свежесть не долговечны и их надо использовать, как данный ресурс самой природой.

И подумав. Она наконец, улыбнулась. – Господин Буггатти. Мы за последние месяцы не нашли ни одного нового заказчика. И вот, от нас стали уходить старые. Что мне с этим делать? Я оказалась в полной «непринятости» меня нашим высшим обществом из-за моих меценатских идей. Если я сейчас прогнусь под всеобщее мнение, то наоборот, это будет проявлением моей слабости и меня перестанут уважать!

– Да. Это так. Пусть все остается по-прежнему. Давайте будем искать новых заказчиков в другом месте. Давайте подумаем о Польше, Австрии, Германии, Хорватии. Метал всем нужен.

– Но, видите ли, я же не могу поехать в ту же самую Польшу, прийти в какой-нибудь состоятельный дом, сказать здравствуйте и предложить свой металл. Нужны связи, а у меня их нет!

– Хорошо. Я знаю многих бизнесменов. А там,… если вы измените стиль своей жизни и тактику, то есть жизненную позицию, то… цепочка потянется! Станьте легкой, кокетливой, очень обворожительной для мужчин! Завоевывайте их. А они пусть возжелают свернуть горы ради вас.

– Да, господин Буггатти, вы правы. Вы, наверное, правы!

– А сейчас поезжайте принимать Будапешские ванны, госпожа фон Махель и посетите дамские салоны. А производство из-за этого не остановиться! Я останусь здесь.

И Анни уехала и была очень благодарна господину Буггатти. Он ее успокоил, хотя бы на время! Но на следующий день она уже думала «Как жаль, что это всего лишь маленькая глупость! Если бы это было все так легко! Ну, допустим, она сможет завоевать сердце богатого мужчины. Но будет ли ей с ним комфортно, как с графом Махелем? Она не могла себе представить близость ни с одним мужчиной, кроме умершего супруга или князя Войцеховского! И если уже и искать состоятельного любовника, который подвязался бы ей в ее трудных делах, так зачем далеко смотреть, она просто может легко устроить себе встречу с Войцеховским! Но и это не легко. Как можно за короткое время изменить себя и стать другой: ветреной, легкой, кокетливой, если твоя суть другая! Она четко понимала, что каждый поцелуй с князем будет сопровождаться видением умоляющего взгляда перед своим взором графини фон Гайзерштад, и осознанием того, какую боль они оба будут ей причинять! И к наслаждению близости с таким любимым и желанным ей человеком будет всегда, всегда примешиваться чувство угрызения совести. Полноты счастья не будет и мир еще больше настроиться против нее. Сейчас она живет в зоне отчуждения, а потом она будет жить в кольце абсолютной злобы и ненависти к ней всех светских дам. «Или я чего-то не понимаю!?» – спрашивала она себя раз за разом. – «О, дева Мария, ну как же все это трудно! Почему?» От постоянно противоречащих мыслей в своей голове она выдыхалась, борьба отнимала много сил. И самое тяжелое было то, что особенно последнее время она ощущала свое полное одиночество. Она просыпалась утром и сердце дребезжало от смутной тревоги, и ей до такого ожесточения хотелось схватиться рукой за лежащую рядом руку родного человека, сильного и бесстрашного. Раньше это был ее супруг – спокойный и такой надежный! Сейчас его рядом не было. Рядом был маленький сынишка, но не он, а она должна стать для него надежным тылом, а ее колошматило от вечных сомнений, холода одиночества и неразрешенных проблем. Она попыталась навестить тетушку. Та была вся в работе. Мастерская работала и она справлялась со всем: и с работниками, и со счетами и с клиентами и с покупкой материи, ниток, тесемок, кружев. Анни посмотрела, посмотрела и почувствовала, что тетушка счастлива своими хлопотами. Ее все вопросы сводились к расспросам о маленьком Кристиане и Анни о своих переживаниях так и не заикнулась. Хелен– ее лучшая подруга Хелен! Анни ее любила, но они были разные, по-разному смотрели на жизнь и принимали ее. Анни знала, она не найдет того совета и той силы у этой женщины. Так уж все сложилось. Ей требовался человек рядом, который будет намного сильнее ее, мудрее и увереннее. И опять таки– это мог быть князь Войцеховский– была в этом человека некая мощь и уверенность в себе. Такая не показная, а внутренняя. Чистая, искренняя, настоящая. Но Анни была не хищница, и игнорировать супругу в его жизни она не могла.

Однако же, некоторые перемены в ее жизни наметились. Спустя несколько дней, господин Буггатти предложил ей поехать в Германию, где будет проходить благотворительная выставка самых новейших технических достижений Европы и ей как начинающему бизнесмену просто необходимо туда поехать. Но с ним, как компаньоном, еще и за тем, что он отдаленно был знаком с несколькими представителями немецкого, французского бизнеса, итальянского и австрийского и пообещал, что предпримет уместные попытки познакомить с ними и графиню фон Махель. В глубине души Анни понимала, что в его предложении есть и второе дно, которое он в данный момент просто не озвучил прямо. Она подумала и сказала сама себе: «Ну что ж, по крайней мере, для меня это хоть какое-то разнообразие и пусть эта поездка станет хоть отдаленно слабой ее попыткой испытать свои женские чары на ком-нибудь и проверить силу женской красоты!» Вечером, она озадачила свою управляющую, Дору, следующим вопросом – Милая Дора, я умоляю тебя, абстрагируйся от того, что я хозяйка этого дома и скажи мне искренне – я привлекательная женщина, или ты советовала бы мне что то изменить в своей внешности? Про внутренний мой мир я уже молчу, это слишком запущено! – и ласково улыбнулась.

Дора задумалась, но не над самим вопросом, а над тем, что же такое могло произойти, что ее хозяйку стали интересовать такие вещи. Но отвечать было нужно. Она так же снисходительно улыбнулась и проговорила – Мне трудно судить об этом, потому что я вас уже давно люблю как дочь. Вы же знаете, мои двое сыночка умерли в младенчестве, а супруг погиб на войне. Но….я скажу как знаю – Я никогда не любила блондинок. Они блеклые и легкомысленные. Но вы – единственная из всех, кто обладает настолько выразительной внешностью. Я бы просто советовала немного поправиться, округлиться, и больше у меня претензий нет – и она развела руками.

Анни доставила себе удовольствие заняться своим гардеробом и это она сделала уже вместе с Хелен. Они обе пошили себе по два новых платья у самого дорого и затребованного модельера Будапешта, просмотрели дюжину журналов с фотографиями модных причесок, прикупили себе дамскую косметику, которая в то время еще была слишком примитивной, но она уже успела стать символом абсолютного вкуса и стиля. И наконец, они посетили салон, где приняли всевозможные женские процедуры по уходу за лицом, волосами и телом. Для Анни это стало самоцелью, у Хелен же походы по салонам и магазинам вызвали у Миррано полную панику, ибо он знал, что золотой середины у его супруги даже природой не закладывалось в характере и к тому же– это настолько ударяло по их семейному бюджету и без того, ограниченному, что он четко понял, первым кто станет голодать в их семье – это будет он.

66. В Германии Анни никогда не была и ничем особенным ее эта страна не поразила. Она еще не поняла, как ей принимать немецкую педантичность и аккуратность, описанную правилом «Порядок превыше всего»! С положительным знаком или отрицательным. Они въехали в примечательный город Франкфурт-на Майне и она посчитала, что он чем-то очень похож на Будапешт и словно она из него не выезжала. Остановились в одном из отелей на улице «Кайзерштрассе», которая ей понравилась своей просторностью и изящным игривым фонтанчиком в самой ее широкой части, посередине огромного круга, вымощенного полированным обтесанным камнем. Четырехэтажные, серые дома имели строение трапеции, и своей узкой скошенной частью выходили двумя крыльями на этот фонтанчик. На первых этажах размещались маленькие магазинчики и кафешки, и царила легкая, свободная атмосфера неторопливости и размеренности, внушающая покой. Но сзади этих длинных, величественных своей крепкой монументальностью, тянущихся параллельно друг другу домов, находился изысканный, грациозный дворец, с возвышающейся башней, заканчивающейся шпигелем. Он был весь белого цвета с вытянутыми узкими проемами окон. И строился в готтическом стиле, отличающимся от всех остальных постройках этого района. Но рядом с ним уживалось большое пятиэтажное здание, простое и скромное, но в очень аккуратном виде, напоминающее своей строгостью все здания административного назначения.

Господин Буггатти поселился в комнате напротив, в одной, со своей компаньонкой, стороне отеля, где находились комфортабельные номера, с ванной и телефоном. Анни сразу спустилась из своего номера вниз, решив совершить не большую прогулку по улице, освоиться и не чувствовать себя затерявшейся частичкой его населения, устоев и темпа жизни! А темп жизни был самый что ни на есть размеренный и упорядоченный. И на первое, поверхностное восприятие, может показаться даже скучноватым и медлительным. Но не так это было верно. Немцы, доброжелательные и общительные люди, относящиеся почтительно к приезжим и весьма любознательные. Ну, а то что они свято блюдут чистоту и аккуратность во всем– это первое, с чем сталкиваешься воочию. Анни даже стала свидетельницей того, что хозяева магазинчиков и уличных ресторанчиков, давали задание своим работникам вымывать с мылом не только стекла окон и дверей, но и даже стен, ступенек, ручек, перил. С мылом мылись все уличные экипажи, скамейки в парках, с ведрами выходили уборщики и обливали улицы, чтобы смывать пятна, оставленные лошадьми и такая чистота позволяла больше расслабляться внутренне, чувствовать комфортность пребывания во всем, где бы ты ни находился. Ей хотелось впустить в себя этот не торопливый и продуманный стиль жизни, так как Будапешт держал ее в ежеминутном напряжении. Но путешествуя в Германию, она только больше стала волноваться, так как чувствовала себя новичком во всех деловых кругах и не знала, как будет общаться с новыми людьми, как держаться, какие задавать вопросы и рядом не было ни одного человека, которому она доверила бы свои переживания и сомнения. Хорошее к себе отношение господина Буггати, она воспринимала как отношение воспитанного и интеллигентного человека, не более того, а его истинные мотивы и мысли были для нее скрыты и в их доброжелательности совершенно была не уверена. Эту поездку воспринимала как необходимую попытку в стремлении изменить создавшуюся вокруг нее ситуацию и предпринять определенные для этого действия и уж совершенно не воспринимала как попытку получить удовольствие в смене обстановки. Уже заранее своими мыслями вогнала себя в определенные рамки некоей необходимости и сама же лишила себя определенной свободы пребывания в реальности и наслаждения простого наблюдения за ходом жизни, вкушения в ней красок и удовольствия. Господин Буггати сразу почувствовал в ней эту все нарастающую напряженность, особенно при пересечении границы с Германией и посчитал это лишним и неуместным. Он желал видеть ее совершенно другой и что бы несколько раскрепостить ее же саму, старался веселить ее дорогой рассказами о Германии, в которой был настолько часто, что считал ее уже практически своим вторым домом. Анни прекрасно воспринимала и его старательность и чувство юмора и такт, но, так же понимая умом, что нужно воспринимать все проще и легче, не впуская так глубоко страхи в глубину своего духовного мира, но не могла. Одиночество и незащищенность пожирало своим холодом последние теплящиеся в ней фибры таких качеств как женская легкомысленность, смешливость, кокетливость и податливость. Податливость в понимании внутренней гибкости находить абсолютно во всех моментах жизни радость. Ее смущало ее же собственное постоянное желание вцепиться обеими руками в руку господина Буггати, спрятаться за его спину, довериться во всех вопросах ему полностью и отключить свое сознание, не думать, не запоминать, не решать, а только в легком парении все созерцать вокруг. Но этот человек не был ей настолько знаком и близок, что бы она могла позволить себе такое и поэтому чувство гордого одиночества в этом огромном мире ее не отпускало никак.

На завтра, утром, они уже были на выставке. Женщин, конечно же, было настолько мало, что их лица она прекрасно могла вспомнить в конце дня, а вот мужских лиц нет, только разных темных оттенков пиджаки, военные мундиры и даже фраки с бабочками, а лиц не запомнила. Немцы в большинстве своем не были красивы той броской яркой внешностью, как, допустим жгучие брюнеты более южных стран, они же покоряли в другом, своей самоуверенностью и хладнокровием, даже в самых скандальных ситуациях. Выставлялось очень много автомобилей, и везде на маленьких столиках лежали картонные визитки с телефонами представительств данного бизнеса. Когда господин Буггати положил оду из них себе в нагрудный кармашек, она поинтересовалась: «– Что собирается он себе приобрести из них?» Ему больше импонировали американские модели «карвд-дэш», сконструированные Рейсом Эли Олдс – этим талантливым, прошедшем полный крах своего бизнеса и восставшим из пепла бизнесменом. Демонстрировались тогдашние трансформаторы, разные модели телефонов, фотоаппараты, каталоги всевозможных станков, от деревообрабатывающих до режущих сталь. Металлические инструменты и изделия из металла, сейфы, шкафы, печи. Они записывали наименование картелей, фирм, трестов, синдикатов, предприятий, брали визитки и проходив целый день по всевозможным помещениям и коридорам, Анни старательно скрывала свой страх перед тем, как мало она обо всем знает и как в самой глубине души ей это мало было интересно и осознавая это, она пугалась завтрашнего дня. Посматривая сбоку на господина Буггати, она же, напротив, читала на его лице оживленный интерес ко всему, что они осматривали. «Господи, господи, я сойду с ума!» шептала про себя и даже в один неосторожный момент, этим привлекла пристальное внимание своего компаньона. Под конец дня, устав от этой суеты и проплывающих мимо экспонатов, людских лиц, немецкой речи и только ощущая окончательное отупение, она стала проговаривать про себя эту молитву и забывшись, не заметила, как стала бормотать вслух, одни и те же слова «Господи, помоги мне во всем!» Близко проходившие джентльмены, стали оборачиваться, провожая ее взглядом и господин Буггати, уже просто остановился и стал тихонько посмеиваться над ее, можно так сказать, слегка ошарашенным видом. Он легко прочитал ее мысли и ее чувства. И вот в данный момент, он просто любовался и восхищался ее деткой искренностью и непосредственностью и его взгляд говорил об этом. Не почувствовав его присутствие рядом, Анни остановилась и растерянно стала искать его глазами. И прочитав все по его лицу была смущена. Он подошел и подставил демонстративно ей свой локоть – Госпожа фон Махель, вы устали, я вижу. Возьмитесь за мою руку и обопритесь. И вы также должны знать, что я понимаю ваше напряжение. Это вполне нормальное и естественное состояние. Я несколько раз находился в подобном смятении мыслей, лет двадцать назад, когда мой отец вводил меня в свое дело. Так чувствует себя каждый новичок и вы, не исключение. Нам нужно выбираться отсюда.

– Спасибо, господин Буггати.

– Нет, госпожа Анни. На этом все не закончилось. Вы передохнете, но вечером мы приглашены на благотворительный бал, будет вся элита Франкфурта-на Майне и не только,… очень много иностранцев и мне стоило огромных усилий получить это приглашение. Там через пятые руки и за вознаграждение, но вам необходимо завязывать знакомства.

67. В номер отеля была приглашена цирюльница, что бы красиво уложить волосы. В Германии, как и во Франции стали все больше становиться популярными такие услуги. И их оказывали женщины. Их мастерство оттачивалось годами и хорошо оплачивалось. Анни трудно было справляться самой со своими непослушными волосами. Их густоте и пышности позавидовала бы любая женщина, но каждый день приводить их в порядок и справляться с их длинной отнимало много времени. В те времена в моду входили стрижки и женщина рискнула. Ей сделали модное каре и сбоку подобрали позолоченной заколкой. Тоненькая, хрупкая фигурка гармонировала с этой стрижкой и Анни показалось, что она сбросила с плеч лет десять и сейчас выглядела совсем юной девушкой. Хорошо ли это было для данного момента? Она засомневалась. Ей хотелось производить впечатление блестящей, деловой, по-королевски шикарной леди, а получилась нежная, юная, трогательная девочка, и конечно же – Она была ослепительно красива, как и всегда, но серьезно относиться к этому юному и хрупкому «созданью», с которым можно вести переговоры и обсуждать финансовые вопросы, заключать контракты, было не уместно. Поэтому застыв перед зеркалом, Анни потеряла дар речи и не знала, что ей теперь делать! Женщина-цирюльник, словно прочитала ее мысли и сказав что-то по-немецки, аккуратно нажав на плечо Анни, предложила ей сесть назад в кресло. Дальше в ход пошли мастерство и секреты макияжа. Анни никогда к такому виду услуг не прибегала, слыша о них лишь отдаленно. Но когда в очередной раз она посмотрела на себя в зеркало после сделанного визажа, у нее перехватило дыхание. На нее смотрела неземная красавица, сошедшая со страниц детских сказок, во всем своем совершенстве и блеске. Ее внутренний голос уверенно произнес «Пришел мой звездный час»! ибо, такая утонченная, яркая красота призвана была производить неизгладимое впечатление в людских сердцах! И притом, что макияж нанесен был так искусстно, что его присутствие на лице не бросалось в глаза и выглядело все естественно.

И увидев Анни в холле отеля, господин Буггати был ошеломлен неожиданно нахлынувшими на него чувствами и просто парализован, так как красота – страшная сила и в голове у него только пронеслась мысль – «Эта женщина может управлять миром, если захочет!» Мало, совсем мало иметь данную природой красоту и гармоничные, тонкие черты лица, если за ними не угадывался интеллект и жизненная позиция, обаяние, которое исходит из души и твоего отношения к жизни. Анни, став светской дамой, выйдя замуж за графа фон Махеля, так и не научилась той закрытости в проявлении своего отношения к миру, которым учились благородные дамы с юных лет, надевая на свои истинные чувства и эмоции маску непроницаемости. Анни была открыта и по-настоящему непосредственна в своем поведении в обществе, но эта открытость ничего общего не имела к той ограниченной простоте, которой обладали люди без интеллекта. Глубокие и ясные большие глаза, имеющие разрез дремлющей от удовлетворенного ужина лисы, смотрели мягко и дерзко одновременно и этой своей противоречивой непонятливостью приковывали к себе неимоверной силой. Их забыть было уже невозможно! Интригующая красота, не позволяющая определиться в своем четком к ней отношении и раскручивающая дальше маховик человеческого любопытства и желания познать их истинность, привораживала именно этой своей противоречивостью. В один момент ты думал о ней как о человеке легко читаемом и открытом, добром и простом и тут же каким– то непонятным образом мнение переворачивалось совершенно в другом направлении и ты уже приходил к убеждению очень твердого, сложного и очень безгранично глубокого человека, наделенного определенной долей лукавства и страсти! И разбираясь в этих дебрях неясных противоречий, ты попадал в плен собственного любопытства. «Все-таки до конца дознаться до истинны». Но, ни смотря ни на что, находясь рядом с этой женщиной, ты на духовном уровне чувствовал ее светлую и чистую энергетику и тебе в ее лице хотелось получить надежного и порядочного друга.