Текст книги "Анни"

Анни одела свое новое черное атласное платье, с открытыми плечами, перехваченное впереди крест на крест широкими атласными лентами, делающими знак «Посторонним вход воспрещен» и украсила себя бриллиантовой диадемой, приковывающей внимание к ее изящной шее и точенным плечам. Оголенные руки, она спрятала в длинные черные, атласные перчатки, заканчивающиеся выше локтя и небрежно перебросив через руку меховое пальто, подбитое норкой, такой предстала перед своим компаньоном. Ей необходимо было проверить на нем впечатление, которое она способна производить после тщательных приготовлений к этому вечеру! Эффект был потрясающим и полная воодушевления, она вручила свое пальто господину Буггати и повернулась к нему спиной, для того что бы он помог ей его одеть.

– Господин Буггати, я оправдала ваши ожидания?! – даже не спрашивая, а как бы констатируя факт, произнесла она.

Тот еще не вполне отошел от стопора, в который его вогнала такая вызывающая красота этой женщины и дрожащими руками, не ловко и смущаясь, он стал помогать ей надевать верхнюю одежду. От него она только услышала неясное– м.м.м– и ей это было достаточно!

Когда же к нему вернулся дар речи, он не уверенно, а даже испуганно произнес – Госпожа Анни, я с ужасом представляю, что завтра утром будет делаться в холле этого отеля!

Она удивилась. В этих вопросах была неопытна и наивна. – А что произойдет завтра?

– Я предполагаю, что весь холл отеля будет заставлен цветами и подарками и вы не будете успевать читать все открытки с просьбами предоставить аудиенцию.

– Да. Ну, господин Буггати. Если этого не было в Будапеште, почему это должно происходить здесь? И еще – она приостановилась в замешательстве – Подскажите мне – мне тщательно скрывать свое происхождение или здесь это не так уж и важно, как в Будапеште?

Господин Буггати замялся. Этот вопрос застал его врасплох. И его сдержанность несколько насторожила Анни. У нее только промелькнула грустная мысль – «О, Дева Мария, куда ж от этого деться то?»

– Вы, знаете, госпожа. Здесь этого не скроешь. Бизнесмены люди настолько предусмотрительные, что справки о вас начнут наводиться сами собой и вы должны быть к этому готовы. Но…. У вас крепкий и крупный бизнес, я думаю это перевесит все предрассудки о общественном положении. Не забывайте. На балу будет много иностранцев, будут англичане, американцы, а для них этот вопрос уже давно ушел на второй план.

И тут Анни неожиданно для него и даже неожиданно сама для себя резко остановилась и повернулась к нему лицом и он увидел ее расстроенные и даже обиженные глаза. Она закусила губу и ее ладошки сжались в кулачки – Вот видите, Господин Буггати. Без своего состояния я из себя просто ничего не представляю. И я начинаю чувствовать, что просто полюбить меня, за какие-то мои человеческие качества невозможно. Если бы не состояние моего умершего супруга, то со мной даже не стали бы общаться? А вы, господин Буггати, вы ….вы впустили бы меня в свой круг общения, если бы я была просто врачом, не имея всего того, что оставил мне граф фон Махель? – и ее широко распахнутые глаза с большой проницательностью всматривались в глаза господина Буггати, стараясь прочитать в них большую искренность, чем найти ее в словах, которые он произнесет в ответ.

Но господин Буггати был в высшей степени порядочным и мудрым человеком. Он снисходительно и легко взял ее руку с свою и она увидела, каким ласковым и загоревшимся стал его взгляд – Госпожа Анни – тихо произнес он – Поверьте, мужчина в пятьдесят лет начинает приобретать настоящею мудрость, которая позволяет ценить людей не за их положение и состояние, а за их истинную суть. Я посчитал бы за честь общение с вами и это правда, верьте мне и не подвергайте свое происхождение такому порицанию. По-настоящему умный человек и сильный, крепко стоящий на ногах не так зависим от мнения общества и изживающих себя предрассудков. Пусть вас жизнь сводит только с такими людьми. И не сожалейте о тех, кто по этой причине игнорирует с вами иметь дела. Все не так буквально, как порой кажется. – они быстро шли к ресепшену – вот право говорят, мужчины не любят, когда женщина умна, а я говорю, только глупый мужчина боится умных женщин.

Ее глаза увлажнились слезами, расчувствовалась от его слов. – Спасибо вам, господин Буггати, вы меня всегда поддерживаете. – сказала она.

– Мне это завещал граф фон Махель.

Они выехали на улицу Brauch Bach-Straße (в переводе улица у ручья) и экипаж остановился около двухэтажного особняка, который был весь в огнях. Электрические огни горели не только близ подъезда к дому, но и вдоль аллеи, ведущей к этому подъезду. Посетители уже все были в сборе и поэтому их, видимо слегка запоздавших гостей, вышел встречать одинокий камердинер, в серой ливрее, открыв перед ними тяжелую дверь и провожая в дом. Огромная банкетная зала находилась на первом этаже, но выход в нее был не стандартный. Так как сам дом возвышался на высоком фундаменте, то ему можно было дать и три этажа, но такого не было. Просто, оказывается, спуск в зал, который заключен был в круг, начинался с лестницы, по бокам которой расположились скульптуры римских традиций и все гости, которые посещали данный праздник, были как на ладони у уже собравшихся, и из-за такого хитроумного архитектурного строения здания, упустить незамеченным не было возможным ни одного гостя и вновь прибывшие сразу могли обозреть всех находившихся в особняке и почувствовать его атмосферу. А на возвышении с правой стороны, как на балконной площадке, к которой вела также не большая лестница, располагался оркестр, которому никто не мешал и он был как бы скрыт от гостей высокими перилами бокового ограждения. Анни еще нигде не встречала такого внутреннего расположения дома, но следует сказать, она и мало где бывала.

Избавившись от верхней одежды, камердинер услужливо подвел их к огромной стеклянной двери, за которой слышался большой сплошной шум от голосов и было много яркого света и ее сердце бешено заколотилось, потому что кроме Рождественского бала в университете она нигде не была на таких светских мероприятиях и можно сказать, это был ее первый выход в свет, такой серьезный и важный, по словам господина Буггати. И стоя перед этими стеклянными дверями, от зашкаливающего волнения у нее из глаз брызнули слезы и господин Буггати вынужден даже был рукой дать знак камердинеру подождать и не открывать перед ними двери. Анни спешно постаралась убрать слезы, смахивая их перчатками и с виноватым видом обратилась к своему компаньону. Но встретившись с его добрым и все понимающим взглядом, почувствовала, что у нее есть поддержка и она не одинока. Он, почти вплотную, подошел к ней, и она ощутила его холодную после улицы ладонь у себя на предплечье. Деликатно, но твердо взял ее руку и развернул к двери. Она только успела мимолетно перехватить удивленный и восхищенный взгляд учтивого камердинера и потом снова это матовое стекло, за которым горел яркий свет и слышалось шумное движение. Рядом уже как во сне уловила последние наставления своего компаньона – Госпожа, вам не чего терять и вы… просто не повторимы ни в чем, только нужно быть уверенней! – и шагнула вперед. Дверь распахнулась и в глаза из полумрака ударил яркий свет так, что она даже прищурилась, но твердая рука господина Буггати тянула ее незримо вперед и перед ней открылась картина круглого, огромного зала, по бокам которого стояли диваны и кресла, а в центре не торопливо передвигались туда и сюда, просто блестящие от лоска люди, как оловянные солдатики и там впереди, был еще один широкий выход из зала и из него выходили новые люди и там так же было очень ярко от обилия света, но его обстановку она не могла рассмотреть, отсюда, с высоты, но только попала как под обстрел, направленных на них внимательных глаз, всех находящихся в помещении. Движение зала на время было полностью приостановлено и ей показалось, что ее вывели на сцену и она должна что-то делать и что-то говорить. Камердинер незримо вышел из-за их спин вперед, вслух и очень громко произнес их имена и Анни машинально и испуганно, как ей показалось, наклонила голову, в знак приветствия сразу всем находящимся в зале. Потом подняв глаза, она стала, стараясь не торопливо и уверенно, обводить всех глазами и каждый, каждый из присутствующих, смотрел на нее с выражением восхищения и удивления. Она быстро, быстро словила себя на вопросе, возникшем у нее в сознании: «Почему они все так удивлены, что-то не так?», но тут же почувствовав сжавшую ее локоть руку господина Буггати, дала себе четкую, прямую установку: «Будь что будет! Назад дороги нет!» и постаралась ласково улыбнуться, в ответ на все обращенные к ней взгляды. Осмотревшись, господин Буггати медленно стал сводить ее с этой искусственной сцены в зал, где она должна была смешаться со всеми остальными и уже расслабиться, не являясь фигурой «нон-града». И своим боковым зрением и даже кожей, она чувствовала к себе повышенное внимание и это ее радовало и озадачивало одновременно. Она не была уверенна, что эти пристальные взгляды направляют к ней положительные эмоции и все еще сомневалась, в порядке ли ее одежда и ее поведение, ее внешность, чтобы так уж откровенно приковывать к себе взгляды всех собравшихся. « И что же делать дальше?» все время задавала она себе вопрос и он ее пугал, потому что она здесь никого не знала. Любопытство брало верх и она, так же как рассматривали ее, стала рассматривать окружающих. Она заметила, что женщин было крайне мало и молодых как она, не было совсем. Кто-то из мэтров светского общества привел с собой супругу, но в большинстве, здесь было мужское общество. Военных мундиров не было и вокруг сновали только черные и темно серые сюртуки. В воздухе царила тяжелая смесь мужского парфюма, дорогих сигар и выделить какой-то один запах было уже невозможно, но он не навязчивой легкой дымкой ложился на твои плечи, лицо и руки и ты уже избавится от него не можешь, он преследует тебя повсюду и только через пятнадцать минут становится нейтральным, с ним свыкаешься, его не улавливаешь. Лакеи разносили напитки и закуски в виде тонко нарезанных и поджаренных тостеров, с черной и красной икрой. Было много корзиночек, с наполненными в них рыбным салатом из креветок или простого судака. Было очень много фруктов, апельсиновых долек и кружков, привезенных из Испании и виноград, яблоки, груши, персики, в такую пору года! И самое интересное, она уловила особенное движение из соседнего помещения, выход в которое рассмотрела еще на входе, словно пребывавшие там, спешили пойти посмотреть на нее, как на что-то диковинное!

И «слава Деве Марии», произнесла она про себя, когда выяснилось, что у ее компаньона здесь оказалось не мало знакомых, которые спешили подойти поздороваться и задать пару тройку дежурных вопросов, а это занимало некоторое время, необходимое ей, для того, чтобы она могла больше освоиться в непривычной обстановке. Она ловила в эти приветственные моменты разные взгляды подходивших. Кто-то смотрел на неё с неприкрытым восхищением и даже вожделением, как лев, застигнувший свою добычу, кто-то бросал украдкой любопытные взгляды, смущенный напором этой всепобеждающей силой красоты человеческой, но равнодушных взглядов не было. Она даже из разговоров узнала, что ее спутник был заядлым игроком в бильярд, который и находился в том, помещении по соседству, но господин Буггати сегодня чувствовал свою особенную ответственность и всем отказывал составить это удовольствие. Анни даже выразила свое сожаление по этому поводу, словами – О, господин Буггати, вы из-за меня сегодня лишаете себя удовольствия сыграть в бильярд! – на что тот ей ответил – Не сейчас, госпожа, Анни, это еще успеется. Она не знала немецкого языка, но ее спутник, довольно сносно разговаривал на нем, когда же на немецком обращались к ней и она не понимала вопросов, то с ней легко заговаривали на латинском, так как его приходилось так или иначе учить в любом высшем учебном заведении того времени. И у всех, когда господин Буггати объяснял, что она владелица одного из крупнейших металлургических предприятий Будапешта и еще в придачу столичного ипподрома, неизменно вверх устремлялась бровь и на лицах появлялось неподдельное уважение. Так, что по истечении некоторого времени, она стала чувствовать себя некоей героиней, свершающей подвиг, так как в то время, в истории было известно считанное количество случаев, когда женщина возглавляла бизнес или становилась лидером в политике. Что бы поскорее сбросить с себя путы скованности и внутреннего дискомфорта, она позволила себе выпить пару бокалов шампанского и чувствуя его разливавшиеся по телу тепло, ощутила большую свободу поведения и стала с большей смелостью высказывать свое любопытство, рассматривая окружающих. Публика была разношерстная, пестрая. Молодых было очень мало, в возрасте до 30 лет. Но и особенной это была публика. Неким необъяснимым образом чувствовалась сильная энергетика, исходившая от этих предприимчивых людей. Взгляды только на первое впечатление были беспечные и равнодушные друг к другу, полные доброжелательности и веселости. Некими тончайшими ниточками в них улавливалась звериная недоверчивость ко всему приветственному и доброжелательному, ко всем и всякому. А также нет-нет и мимолетно проскакивала резкость и хитрость, спрятанная глубоко от постороннего глаза и видимо только оставаясь в полном одиночестве, снимающая с себя эти разнообразные образы, в которые избирательно каждый себя впрягал. И женщины, прибывшие сюда со своими супругами, были под стать им. И по началу Анни радовалась появившемуся вокруг них общению, но спустя какое-то время она стала терять энергию, от повышенного внимания, от дежурных фраз и постоянных расспросов о ее бизнесе. А ведь ей не только необходимо было приобретать знакомства, но и суметь самой найти для своего дела хотя бы несколько заинтересовавшихся ее продукцией заказчиков и самой проявить интерес к устройству и успеху чужого бизнеса. Но она отнюдь, никак не чувствовала в себе этого охотничьего любопытства и духа авантюризма. В этом аквариуме из разнообразных деловых рыбешек, она была самой безликой и инертной, словно опустившейся на самое дно и беспокоящаяся только об одном, что бы ее не раздавили. От осознания этого, взгляд ее становился все более грустным. Она знала, что это чувство начинает преобладать в ней и силой воли пыталась задавить пробивающиеся ростки разочарованности и ощущения, что она находиться не на своем месте. Она натягивала на себя дежурную улыбку и разыгрывала напускную веселость, но знала, на долго ее не хватит. И как спасение, объявили танцы. Первым шел тур вальса и от услышанного, у нее к лицу прильнула краска и сердце гулко застучало. Она не думала, что это для нее явиться еще спасением, потому что не знала, с кем она будет танцевать и будет ли вообще, но ее руку сзади кто-то очень осторожно, но с некоторой твердостью сжал и обернувшись, она обомлела. У нее подкосились ноги, но тут же все исчезло, испарилось как дым и радостный феерверк разразился внутри. На нее смотрели большие, веселые глаза Войцеховского. Таким смешливым и радостным она его так же еще не видела, а все было очень просто. Он увидел ее в первые же минуты ее приезда в особняк на бал и как охотник подстерегал свою добычу, вначале изучая ее поведение издалека, наблюдал, выжидая подходящего мгновения. Но еще до этого, он успел уже сыграть в бильярд и выпить пару, тройку бокалов вина, заскучать и вот доставить себе удовольствие обнаружением своего присутствия. Господин Буггати знал князя Войцеховского и участливо поздоровался. Но он еще не знал, что весь его подспудный план в этот момент одержал полный крах, потому что с этого момента, князь Войцеховский не подпускал к Анни ни одного представителя мужской половины общества и не отходил от нее ни на шаг. Он повел ее в круг и обхватив за талию, как неоспоримый собственник этой добычи, уверенно закружил в вальсе. И в промежутках, между фуэте, задал ей прямой вопрос, как бы вывернув все ее сознание и душу на изнанку, прочитав и цели и мотивы ее пребывание в данном месте.

– Решили начать посещать светские вечеринки, для завязывания деловых связей и чувствуете себя как мелкая рыбешка среди прожорливых акул?

Анни только широко открыла глаза, от такого разоблачения. Ее стали атаковать мысли – «Неужели это так заметно? И если он это увидел, значит это видно всем?» и малая доля стыдливости завладела ее эмоциями. Она не нашлась что ответить. Но он знал все и каждое им последующее произнесенное предложение вгоняло ее в ступор больше и больше и она уже как раз таки с ним очень четко почувствовала себя той маленькой рыбешкой, доставшейся на обед акуле. – Я прекрасно понимаю, как вам это необходимо в данный момент, когда на вас нечаянно свалилась такая глыба ответственности. Но вы не правильно сделали первые шаги.

– Почему? – только так непроизвольно вырвалось из ее уст.

– Вы миновали меня. Вы просто не подумали обо мне. Вы не считаете меня до сих пор своим другом и не задумываетесь сделать хотя бы какие-то попытки попросить у меня совета или помощи. Ну, почему вы до сих пор меня игнорируете, я же уже вроде бы проявлял к вам свое участие!

Она очень внимательно посмотрела ему в глаза. Ее удивило то, как он это произносил. Неужели он так и не знает почему она обходит его стороной. Но его глаза говорили о том, что он, как ученик Бога, знает все заранее.

Она только спросила – Вы шутите так?

– Нет.

– Тогда вам должно быть известно почему. Ваша супруга настоятельно просила меня прекратить с вами всякое общение.

– Да. Я это знаю. И не навязываюсь. Но я, могу оказать вам более искреннюю помощь, чем любой из этого общества. Вы не доверяетесь дружеским отношениям со мной. Анни, потому что вы сами знаете, этого не получиться, потому что…….– и он замолчал.

– Что? – выдохнула поспешно она.

– Потому что вы меня любите.

У нее дрогнула от неожиданности рука, лежащая у него на плече и она сбилась с такта. Ей хотелось выскользнуть, от неловкости, из круга танцующих, но Войцеховский моментально среагировал на ее ошибку и слегка подхватив, силовым движением заставил продолжать танец. Она же с испугом смотрела на него, как кролик на удава, снизу вверх и такая оголенная откровенность ее вводила в состояние растерянности. Он же только чуть наклонив голову вбок, снисходительно и с задорностью умилялся ее непосредственностью.

– О. Анни – наконец произнес он. – Как много предрассудков живет в этой прелестной головке. Вы все хотите суметь сделать своими силами, но вы юны и неопытны, вы не охотница и не хищница. Вы самое прекрасное создание, воплощенное Богом на земле. Но позвольте уже оказывать вам покровительство. Я буду служить вам искренне и любить вас, только за то, что вы, есть вы, а не за вашу красоту и состояние. Мне же ничего не нужно без вас. Я живу ради вас с той самой минуты, когда вы свалились ко мне в машину с крыши.

Это было забавно услышать и она улыбнулась. Что бы до этого ни происходило и что бы ни происходило сейчас, одно она знала точно и незыблемо. Когда он находился рядом с ней, ей ничего не было страшно и опять появлялась, эта все покоряющая, сила желания его объятий.

С ним необходимо было все время разговаривать и занимать свои мысли разговором, потому что в эти мгновения не так сильно и властно ею руководило желание, позабыв обо всем, обхватить его плечи, прижаться со всей силы и дотянувшись до губ, прильнуть к ним, как одному единственному незыблемому источнику истинного наслаждения. Говорить и говорить, Бог знает что, только говорить, но самое дьявольское было то, что мысли все смешивались как назло и ты терял над ними контроль.

– Какой вы искусный сердцеед! – весело произнесла она, делая попытки выхватывать из сумятицы мыслей, хоть какие-то их обрывки. – А когда вы не были знакомы со мной, ради кого вы тогда жили? Ради себя… – сама же она и констатировала – так разве что-нибудь изменилось с тех пор?

– Анни – и глаза его стали серьезными – у каждого человека есть больные места и вы так и стараетесь в них ударить. Мой брак, я не могу назвать неудачным, но живу я сейчас вами. Но так уж сложилось, я не повелитель судеб, я просто человек. Я не могу открыть перед вами все мои карты, но вы должны прибегать к моей помощи, иначе мне не для кого жить!

– Спасибо, вам князь. Мне на самом деле очень нужна чья бы то ни было помощь, я совсем запуталась в своих делах, но вы должны пообещать мне одну самую важную вещь. Хорошо?!

– Нет – твердо ответил он и этим самым просто еще больше внес сумятицы в ее мысли. Она и удивилась и опечалилась его ответом одновременно. И смотря в ее глаза с недоумевающим взглядом, он поспешил объяснить.– Я с некоторых пор стараюсь никому не давать никаких обещаний и вам не советую. Жизнь повсеместно вносит свои коррективы во все. И потом, я не могу дать обещание, настолько насильственное над собой и своей душой! Я знаю, что вы хотите ограничить меня только дружескими с вами отношениями, но мне не нужны такие с вами отношения! Годы уходят, и вы и я будем нестерпимо об этом жалеть впоследствии.

Анни казалось, что сейчас душа ее и распахивается от тихой радости и одновременно съеживается от досады. Ей бы было необходимо время, чтобы обдумать его слова, попробовать воспринять их с разных сторон, так как он расставлял акценты сразу и слишком откровенно и она не знала, радоваться этому или огорчаться. Но решила так же тогда откровенно и ему говорить о своих ощущениях. —

– Князь. Я не умею жить втроем. И это не нормально ни с одной стороны. Раз выбор уже сделан, так и быть по сему. На кого же нам еще обижаться, как ни на самих себя!? И потом….я могу расценить ваши слова, а может так и есть….что вы соглашаетесь оказывать мне помощь в делах, за определенную услугу с моей стороны. Вы понимаете, как это все выглядит? Вы заставляете меня чувствовать себя падшей женщиной……

Он неожиданно остановился и они чуть не стали причиной всеобщего конфуза, так как пары в танце двигались по постоянной траектории, на которой по их вине мог образоваться сбой. Но Войцеховский потерял контроль над собой лишь на мгновение. И все таки, Анни увидела, что ему это нанесло удар по самолюбию. И с большим напряжением она ожидала от него ответа. Сейчас перед ней был уже не тот веселый Войцеховский, что в самом начале танца.

– Анни. Я окажу вам помощь, любую, какая в моих силах, в любом случае. Но вы же не маленькая девочка, что бы думать, что я, тридцатипятилетний муж, рядом с которым будет находиться женщина, красивая и молодая. Женщина, с мыслями о которой он ложиться спать и утром встает, женщина о которой он мечтает каждый день и…..я завяжу себя в десять узлов или прибью гвоздями к стене, что бы не дай Бог дотронуться до нее! И не разыгрывайте наивную девочку со мной, вы сами себе этого не представляете!

Музыка затихала и пары неторопливо останавливались. Анни только успела тихо произнести – Ну тогда князь, нам с вами лучше не встречаться. Я дала слово вашей супруге и не могу нарушить его.

Он посмотрел на нее сбоку, она только уловила полное отрицание всего в его взгляде и он повел ее к господину Буггати. У нее упало сердце. Он сейчас ее передаст из рук в руки компаньону и больше она его не увидит, по крайней мере в ближайшее время! Это причиняло ей боль. Все же было наоборот. Войцеховский крепко держал Анни за локоть и подведя к господину Буггати только произнес – господин Буггати, я украду у вас вашу протеже, вы не должны беспокоиться, я сам доставлю ее домой после бала – и не успев опомниться, она была просто увлечена им от своего компаньона в сторону и он вел ее куда то вперед, в другое помещение. Она очутилась в просторной другой зале, только уже прямоугольной формы, где в глубине играли в бильярд на нескольких столах. Увидев Войцеховского, один представительный пожилой джентльмен направился к нему навстречу, и они остановились, как Анни и подумала, специально для того, чтобы она могла с ним познакомиться. Войцеховский представил ее этому не молодому американцу и пояснил, что необходимо разговаривать на латинском. Анни с еще большим почтением узнала, что князь владеет в совершенстве английским и французским языками и казалось его навыкам не было предела. « Ну… как можно не потерять свое сердце, находясь рядом с таким человеком!» – быстро промелькнуло у нее в голове и он перехватил ее искренний восхищенный взгляд. Перехватив его, он быстро произнес для нее на венгерском языке следующие слова – Вы восхищены, а еще собираетесь отказаться от общения со мной! – и не дожидаясь ответа, обратился к заинтригованному американцу. Анни почти не участвовала в разговоре. Но хорошо поняла, что Войцеховский принялся уже сводить ее с нужными людьми, так как этот американец оказался крупнейшим на американском побережье владельцем самолетостроительной и авиа-компанией. Он искал дешевый металл для своего производства, и князь, жертвуя сбытом продукции своего предприятия, передавал этого заказчика в руки графини фон Махель. Она не могла этого не оценить. Она слушала, понимала все, но в голове ее уже порхали бабочки и сильнейшая волна женской признательности разлилась по всему ее телу, а женщина, когда она, по-настоящему признательна, готова отдать себя всю этому человеку. Она слышала все время слова: твердый металл, сплошное литье. Трубы из меди. Железа, сплавы никеля и вольфрама, транспортные расходы, легкий металл, хорошая проводимость, условия поставки и наконец, предложение заключить контракт и тогда оба бизнесмена замолчали и взгляды их уставились на нее. Ах. Если бы она видела сейчас себя со стороны! Она просто была «сражена на повал» проявлением высочайшего интеллекта своего компаньона! От восхищения и раболебского преклонения, у нее даже приоткрылась верхняя губа, делая весь её вид совершенно наивным. Войцеховский улыбался краешками губ и глаза его хитро поблескивали. Американец так же был удовлетворен беседой и теперь его маленькие, потешные усики подрагивали в ожидании заключительного слова от нее и глаза все больше и больше теплели и округлялись, так как освободилось время свободное от разговора, для того чтобы хорошо рассмотреть женщину, находящуюся рядом с Войцеховским и ее красота его задевала уже как мужчину и скрыть это ему не удавалось. Анни предложила завтра посетить ее отель, где они могли бы подписать все необходимые бумаги и еще переговорить обо всем с господином Буггати. Американцы меньше всего были подвержены традиционному дрескоту и церемонностям и поэтому она все-таки догадалась, о чем он в конце спросил Войцеховского на английском языке. – Кто для него эта женщина? – И Анни то ли показалось, то ли это было на самом деле так, но тот ответил – My women.

Опять она почувствовала твердую руку князя на своем локте и он увлек ее дальше. Их провожали удивленными взглядами, и он предложил ей сесть на инкрустированную позолотой тахту, щелкнув пальцами камердинеру, что бы поднес напитков. Дав ей освежиться, он сразу приступил к аттаке.

– Вы еще хотите танцевать? – спросил. Она отрицательно покачала в ответ головой и поинтересовалась. – А почему этот бал считается благотворительным?

Он лукаво усмехнулся. – Потому что я для вас занимаюсь благотворительностью, здесь рыскают, поистине не плохие дельцы.. Но… а на деле, потому что муниципалитет этого города, организуя раз в год такие собрания для бизнесменов, способствует расширению экспорта немецкого бизнеса.

– И вы сюда за тем же приехали, что и я?

Он развернулся к ней корпусом тела и не мигая из-под лобья своим дерзким взглядом рассматривал ее лицо. И самое забавное было то, что он начал внимательно осматривать ее стрижку, и медленно спускался все ниже и ниже. И его глаза и губы, просто манили ее – «Ну давай же, давай!»

– А?! – только как бы переспросила она.

– Нет. Я хотел уехать в этот момент в Америку. Мне было нужнее уехать туда, но вы мне расстроили все планы.

Она порскнула в ладошку смехом и тут же оправилась. – Вы все время заставляете меня удивляться. И каким же образом, я могла расстроить ваши планы?

– Ну вы же направились в Германию.

– И что? А вы откуда об этом узнали? Вы не могли просто даже знать об этом!

Тогда он отвернулся к ней боком и посмотрел туда, где играли в бильярд. Она же тронула его за руку, и он перехватил ее ладонь другой рукой, поднес ее к своим губам.

– Анни. В Германии нет графини фон Гайзерштад. Я ехал за вами. Давайте отбросим все предрассудки, мы же взрослые люди, и мы знаем оба, что мы любим друг друга. Вы уже стали женщиной и матерью, но до сих пор не знаете истинного наслаждения в этой жизни! Разрешите и в этом вам помочь. Вы на мир, на людей, на все происходящее начнете смотреть другими глазами, вы лучше начнете понимать меня. Я остановился здесь в съемной квартире. Три года я жил в Германии. Я могу завтра показать вам город. Мы будем вместе. И вы останетесь у меня настолько, насколько это позволяют дела и ваш ребенок. Вам ничего не грозит, и вам и вашей репутации. Давайте подарим друг другу себя!? Скажите только да. Анни, дорогая. – и она снова почувствовала его губы на своей ладони.

Ее щеки зарделись от прильнувшей крови. Она ответила неприлично быстро – Да.

Бал закончился глубокой ночью и возле особняка толпилось столько экипажей, что они еле разъезжались. Для каждого из них время прошло удивительно. Господин Буггати отдался игре в бильярд и даже заработал на этом не малую сумму денег, чему был несказанно рад. А Анни с князем Войцеховским провели время вместе в общении и танцах и она еще не знала такого чудесного дня в своей жизни. В Войцеховском для нее открывались все новые и новые грани, которые ее восхищали. Он прекрасно танцует, с ним весело и интересно, он знает иностранные языки, прекрасно разбирается в металлургической отрасли, у него прекрасное чувство юмора, ему комфортно в любой обстановке и у него много знакомых среди деловых людей. Она только одного не понимала – «Когда же он все успевает и где его отрицательные качества, ведь он обычный живой человек?» И чем дольше она была с ним рядом, тем расстаться с ним уже для нее было невыносимей. Где то когда то она вспомнила, что или слышала или прочитала такую фразу « Что женщина приросла к мужчине всем своим существом, кожей, мясом и поэтому жизни без него просто не представляет!» И у нее это в последние часы постоянно крутилось в голове и это ее радовало и пугало одновременно. Жизнь для нее стала выглядеть не такой тяжелой и приобретать яркие краски, в нее вливалась полнота и ее вкус, но вместе с этим приходила и зависимость от этого человека, душевная и физическая. В ее ежедневной физической потребности есть и пить, спать, стала появляться новая – это Войцеховский, находиться с ним рядом, слышать голос, ждать его прикосновений. О, как же хорошо она сейчас могла понять графиню фон Гайзерштад! И пока еще она не зашла так далеко, как он ей предложил, может стоило бы побороться за свое чистое, не зависимое ни от кого жизненное пространство, которое в полном достатке оставил ей граф фон Махель? Ей и ее сыну. Потому что эта всепоглощающая сила его сексуального притяжения способна была полностью парализовать ее волю и разум. Пока еще она распоряжается своей жизнь сама, может стоит сделать от него рывок и податься прочь? Он же так и не обещал ей, что будет только ее, он даже дал ей отдаленно понять, что его брак его устраивает!