Текст книги "Я тебя спасу"

– Что вы? Очень ждала вашего звонка. Есть хоть что-то? – Скочилова была рада хотя бы на несколько минут отпустить плохие мысли.

– И да, и нет, – ответил эксперт. – На белье Мурашовой я нашёл пару ворсинок. Крашенный хлопок, скорее всего ниточка от постельного белья. На коже Смирновой ничего. Её как будто протёрли медицинским спиртом.

– Спиртом? Чтобы избавиться от возможных улик? – Анна переложила трубку из одной руки в другую.

– Как вариант, – согласился Константин Сергеевич.

Тело Маши Мурашовой уже похоронили. Не было смысла держать его в морге так долго. Хоронили за государственный счёт. Мамаша даже не сделала попытки узнать про мёртвую дочь и то, что будет с её телом. Маленький гроб прошли проводить Медведев, принёсший игрушку и ушедший первым, Анна и Константин Сергеевич. Свежая чёрная земля на фоне белого глубокого снега ещё долго стояла перед глазами. В тот момент Анне не пришло в голову задавать вопросы по коже девочки. Но сейчас она не сомневалась, что Машу тоже протирали спиртом.

– Меня смущает такое обилие медицины в этом деле, – призналась следователь.

– Да, это не типично.

– Константин Сергеевич, как вы думаете, обычный человек может проводить все эти манипуляции с капельницами?

– Ну конечно может. Здесь ведь дело в практике и внутренней готовности проколоть тело другого человека. Со мной учился Лёва Коростенев. Препарировал блестяще. Ровные надрезы, никаких лишних движений. Шил отлично, можно было просто хвастаться такими швами. Ему прочили карьеру гениального хирурга. А потом, когда нас из анатомички допустили к живым людям, Лёва упал в обморок, когда пытался взять анализ крови. Представляешь? Мы его тогда спрашивали, мол, ты чего? А он – они живые, страшно. А у самого руки ходуном ходят и глаз дёргается.

– И что с ним стало? Ушёл?

– Зачем ушёл? Анатом от Бога, что называется. Ну и в науку двигается. Сейчас где-то в Америке живёт, то ли в Чили, то ли в Перу. Так что, Аня Валерьевна, тут особый склад нужен.

– Спасибо, Константин Сергеевич.

– Да не за что.

После разговора с экспертом Скочилова несколько оживилась. Да, ничего нового лаборатория не выдала. А вот рассказ про Лёву Коростенева, боящегося проколоть «живого человека», навёл на мысли.

***

Наконец-то выключив компьютер, Дмитриев с удовольствие встал из-за стола. День выдался слишком длинным. Никто не отменял другие дела, и ему приходилось отвлекаться на звонки, людей, отчёты, экспертизы. Опять же Скочилова приходила, заняв целых полчаса. Пару раз Александра вызывали в дежурку. Потом заскочил Серёга Медведев, и они все вместе сходили в столовую. Парни тоже пахали, как крестьянские кони в посевную.

Худо-бедно записи с камер были отсмотрены. И Слава Буклин даже начал сверять номера машин, но Дмитриев выгнал его домой. Время шло к десяти вечера, и толку от уставшего лейтенанта становилось всё меньше.

– Давайте разбегаемся, – сказал майор, заглядывая к оперативникам. – Сейчас мозги лопнут. Утром придёте и доделаете.

– Тут одно уже совпадение есть, – сказал Буклин, поднимая на майора покрасневшие глаза.

– Я сказал по домам идите.

– Запомни, Славка, этот день, – сказал Медведев, накидывая куртку. – Когда ещё товарищ майор Дмитриев тебя с работы погонит?

Распрощавшись с подчинёнными, Александр поехал в любимый бар, находящийся в квартале от его дома. Нужно было поесть. «Так, – сам себе приказал Дмитриев, – в выходной сходишь в магазин и закупишься. Никакой зарплаты не хватит по кабакам жрать».

В кабаке было хорошо, почти по-семейному. Официантка Лолочка принесла заказ, мило улыбнулась и оставила голодного майора. Первые десять минут ни на что кроме своей тарелки Дмитриев не смотрел. Суп, котлета и какие-то овощи. В желудке привычно резануло, но боль быстро прошла. Дмитриев гнал от себя мысли о гастрите и врачах.

– Пока совсем загинаться не буду, никуда не пойду, – объявил он Медведеву, ставшему однажды свидетелем особо сильного приступа.

Подозвав Лолочку, Дмитриев попросил стакан молока. Эффектная брюнетка, в одиночестве сидящая за соседним столиком, тихонько засмеялась, привлекая его внимание. Александр посмотрел на женщину – хороша.

– Извините, – сказал она низким грудным голосом, – просто молоко никак не вяжется с вашим образом.

– А что вяжется? – Дмитриев развернулся к незнакомке.

– Что-то более брутальное. Виски, ром.

– Можно и виски, если вы составите мне компанию.

– А как же молоко? – улыбнулась женщина.

– Думаю, в этот раз обойдусь, – Дмитриев встал и галантно отодвинул соседний стул, приглашая даму пересесть.

Вечер стремительно становился лучше. Ангелина, так звали новую знакомую, оказалась умной и весёлой. Майор никак не мог избавиться от мысли, что где-то уже видел её. Красивое лицо с правильными чертами, грамотная речь. Декольте, подчёркивающее грудь.

Целуясь, они буквально ввалились в его квартиру. Майор толкнул дверь, позволяя замку захлопнуться. Прохладные женские пальцы умело и уверенно находили пуговицы его рубашки.

– Подожди, – остановила его Ангелина.

– Что? – Дмитриев едва сдерживался.

– Ты мне юбку порвёшь, – засмеялась она.

Одним движением женщина расстегнула хитрую застёжку. Вильнула бёдрами, позволяя ткани соскользнуть по ногам. Александр смотрел на неё зачаровано. Таких у него ещё не было.

– А ты правда полицейский? – спросила Ангелина.

Они лежали в постели, и она гладила его по влажной от пота груди.

– Правда, – сказал Дмитриев, довольный собой и случившимся.

– Расскажи. Это так интересно, – Ангелина перевернулась на живот, подпёрла подбородок ладонями.

– Да нечего рассказывать, – Александр кончиками пальцев погладил её по щеке.

– Ну вот, например, что ты сейчас расследуешь? Убийство?

– Угу, – её кожу хотелось гладить, Дмитриев почувствовал, как нарастает желание.

– Слушай, – Ангелина легла на бок, позволяя одеялу сползти, открывая его взгляду груди и живот. – А правда, что Машу Мурашову и Катю Смирнову убил один и тот же маньяк?

Словно лампочка зажглась в тёмной комнате, разогнав по углам тени. Истома пропала, как и желание взять эту женщину прямо сейчас. Дмитриев отодвинулся и пристально посмотрел на Ангелину.

– Ты кто такая? – спросил он.

– Ты чего? – женщина села на кровати.

Одеяло совсем упало с её шикарного тела. Свет из прихожей, падающий через открытую дверь в спальню, золотил её кожу, таинственно мерцал в волосах. Она потянулась к нему, изгибая спину.

– Чего ты всполошился?

– Я тебя где-то видел, – Дмитриев тоже сел и отодвинулся от соблазнительницы.

– Ты меня только что трахал, – сказала женщина, засмеявшись.

– Точно. Ты же журналистка.

Узнавание больно ударило самолюбию. Не был Дмитриев ни красавчиком, от которого все женщины сходят с ума, ни звездой с харимзой, перекрывающей все недостатки. Он обычный мужик, которого не мешало бы как следует вымыть, побрить и сводить в парикмахерскую. Чего бы такая, как Ангелина, внезапно воспылала к нему неземной страстью? С чего вдруг отдалась ему через час после знакомства? О том, что и стоны её могли быть наигранными, Дмитриев запретил себе думать. Его эго итак пострадало.

– И что? – Ангелина села, накинув одеяло на подогнутые колени. – У всех свои недостатки.

– Собирайся и уходи, – Дмитриев встал с кровати, нашёл на полу свои трусы и надел их.

– Ты уверен?

Она поднялась, бесстыдно, призывно поворачиваясь, позволяя мужчине смотреть на себя. Провела рукой по бёдрам, коснулась крупных сосков.

Конечно Дмитриев хотел её. Он нормальный живой мужик. И все эти бабские штучки – скользящий между губ язычок, поглаживания себя, стыдливо-развратное прикрывание промежности ладошкой – работали с ним так же, как с другими. Животное начало требовало, чтобы он схватил самку, швырнул на кровать и тут же вошёл в неё так глубоко, как только сможет.

– Одевайся, – хрипло сказал майор.

– Можно я хотя бы в душ схожу.

– У меня не общественная баня.

Дмитриев курил в открытую форточку. Холод с улицы студил ноги и тело. Ангелина ушла, громко хлопнув дверью. Но ему было не жаль. Журналистов Александр не любил. Тем более журналистов, готовых на такое, чтобы только получить эксклюзивную информацию. Даже проститутка Снежана была в этом плане почище.

– Чёртовы бабы, – сказал Дмитриев, сминая окурок в пустой раковине.

***

– Скочилова! – окрик заставил Анну остановиться посреди коридора.

Пётр Глебович широкими шагами приблизился. Анне показалось, что даже тонкая золотистая оправа его очков сверкает от негодования.

– Да, Пётр Глебович, – сказала она.

– Ты можешь объяснить, что делала в архиве? Ты там просидела весь вчерашний день.

– Во-первых, не весь, – сказала Анна. – С утра у меня были дела в отделе, потом свидетель на одиннадцать и встреча с потерпевшим по делу о нападении. Во-вторых, а почему я не могу работать с архивами?

– Ты мне зубы не заговаривай. Я дал тебе чёткое указание – дело «Мурашова-Смирнова» приоритетное. Если по остальным у тебя сроки терпят, то ты их отодвигаешь.

– Я по этому делу и работала.

– У тебя убийца что, в пылище между папками прячется?

– Пётр Глебович, я искала совпадения. Мы считаем, что парк, как место, куда привозили тела, выбран неслучайно. Мне нужно было узнать, связаны ли с ним какие-то дела…

– Мне неинтересны подробности твоих мыслей, Скочилова, – прервал её начальник. – Ты если хочешь, то иди романы женские пиши со всеми тонкостями. Я от тебя требую конкретики. И желательно конкретики с задержанием подозреваемого.

– Я работаю.

– Вот и работай! Отчёт по этому делу у меня на столе каждое утро, – распорядился Пётр Глебович. – И не просто отписка, а чёткий план действий, рабочие версии, результаты отработки этих версий.

– Так точно. Разрешите выполнять?

– Иди! Иди, Скочилова! Голова от тебя болит.

Анна развернулась кругом, почти как на плаце. Каблуки её туфель звонко цокали по плитке. Пётр Глебович, нахмурив брови, некоторое время смотрел ей в спину, тихо выругался и пошёл в свой кабинет.

Глава 10

Главные боссы «Студии» решили не давать ей эфир. Да, рейтинги того специального репортажа про педофилов зашкаливали, перекрывая популярные проекты. На интернет-канале просмотры сюжета перевалили за пятьсот тысяч. И продолжали расти. Её цитировали центральные каналы. Стоп-кадры брыли для печатных версий газеты от столичных до региональных. Это был по-настоящему час славы.

Но всё когда-нибудь заканчивается. Ангелина Шумилова недолго была на слуху. Прошла неделя – полторы и другие темы утопили под собой острый материал. Хотя в новостных программах по-прежнему выходили короткие заметки из зала суда, мелькали лица, закрытые медицинскими масками, звучали имена подозреваемых. На «Студию» даже подали иск о защите прав и достоинства задержанных. Это чей-то адвокат попытался хоть как-то отвлечь общественность от своего подзащитного. Однако стало ещё хуже – кто-то спалил загородный дом одного из фигурантов.

– Ангелина, ты пойми, из-за одного громкого сюжета никто не даст тебе час. Даже не в прайм-тайме, – говорил выпускающий редактор. – Этого капец как мало. Ты план репортажей накидай хотя бы на полгода. Чтобы было понятно, над чем собираешься работать. А то дадут тебе время, а ты его всякой лабудой для домохозяек займёшь.

– Ты же знаешь, что у меня всегда свежак.

– Я знаю. Но я тут ничего не решаю. Сделай так, чтобы тебя снова заметили, тогда руководство подумает. Если что, я поддержу.

– Окей, я поняла, – кивнула Ангелина и отправилась «рыть».

С ментом не повезло. Безотказные чары, в которые женщина верила лет с шестнадцати, на этот раз дали сбой. Этот Дмитриев, сука, даже на копейку не рассказал. Как мужик, он чуть выше среднего, но как информатор – ноль. «Что ж, – подумала Шумилова, – тогда поступим по-другому».

– Готов? – спросила журналистка своего оператора.

– Как пионер, – отозвался оператор Вадим, не отрывая взгляда от экрана камеры.

Их небольшая съёмочная группа устроилась напротив отделения полиции. В кадре красиво и правильно оказалась припаркованная машина ППС, полицейские входили и выходили из отделения, создавая динамику в картинке. Вадим на самом деле хотел снимать большое кино, поэтому в его репортажах всегда было всё продумано.

Ангелина поправила причёску и включила микрофон:

– За моей спиной вы видите отделение полиции, работники которого занимаются расследование ужасных преступлений, всколыхнувших всю общественность города. Напомню, что два дня назад было обнаружено тело пропавшей в начале месяца Екатерины Смирновой. Девочку жестоко убили, продержав в плену более трёх недель. Остаётся только представлять, какие мучения выпали на её долю.

Машина ППС, проблёскивая мигалкой, сорвалась с места. Вадим повёл камерой, собираясь вставить этот момент в конец ролика.

– До этого, через день после похищения Кати Смирновой было найдено тело другой девочки – Марии Мурашовой, – продолжила Шумилова, когда камера повернулась к ней. – Это имя, наверняка, на слуху у многих. С Машей Мурашовой связано громкое дело, о котором много и подробно говорил наш канал в моём специальном репортаже. Машу также продержали в плену несколько недель.

По данным делам нет никакой конкретной информации. Пресс-служба как Следственного комитета, так и Главного управления полиции по нашему городу не даёт подробных комментариев. За сухими строчками формальных отписок невозможно увидеть работу наших правоохранительных органов.

К сожалению, можно предположить, руководствуясь тишиной, опутавшей это расследование, что у следствия нет никаких версий. Ведь нам, общественности, жителям, родителям, неравнодушным гражданам, не был предъявлен ни один подозреваемый. Не было задержаний и привлечения к ответственности лиц, имеющих отношения к похищению девочек и их убийству.

Молчание полиции в данном случае мы можем рассматривать однозначно – полный провал. Полиция и следствие не в состоянии отыскать преступника и привлечь его к суду. То есть, мы с уверенностью можем говорить о том, что деньги налогоплательщиков, которые содержат правоохранительные органы, идут в пустоту. – Ангелина сделала паузу.

Вадим повёл камерой, запечатлевая здание отдела. На крыльце стояла группа полицейских в форме. Один из них затягивался сигаретой. Другой что-то рассказывал, активно жестикулируя. Ещё двое просто стояли, сунув руки в карманы.

– Сейчас нам известно лишь о двух пострадавших детях. Убитых детях. Маленьких девочках, жизнь которых оборвалась в страшных мучениях, – нагнетала Шумилова. – Никто не может дать гарантию, что эти девочки единственные жертвы маньяка. Да, маньяка, мы не боимся называть вещи своими именами. В нашем городе орудует больной человек, для которого чужие жизни – лишь способ удовлетворить какие-то свои больные потребности.

Никто из нас, наших детей не может чувствовать себя в безопасности. Как мы видим, полиция бездействует, следствие отмалчивается. Только пресса поднимает действительно важные темы. Темы, касающиеся нас с вами.

Пока вы смотрите этот репортаж, возможно, где-то пропадает ещё один ребёнок. Пока вы едете с работы домой, где-то совершается преступление. Пока вы готовите ужин, ложитесь в собственную кровать, засыпаете, где-то плачет похищенный ребёнок. Где-то в городе в какой-то семье случается несчастье. Что-то, что перевернёт всю оставшуюся жизнь. Разделит мир на «до» и «после».

Мы в опасности. Наши дети беззащитны. Как бы нас не уверяли, что работа идёт, мы должны понимать – всё только в наших руках.

В заключение хочу сказать только одно – берегите своих детей. Никто не знает, когда и где маньяк выйдет на свою охоту. Звоните детям, запретите им общаться с посторонними, купите, в конце концов, умные часы с трекером. Никто не защит нас, пока мы сами этого не сделаем.

С вами была Ангелина Шумилова, «Студия Вести».

– Снято, – Вадим зафиксировал кадр на озабоченном лице журналистки и нажал на «стоп». – Дубль будем писать?

– Конечно будем, – сказала Шумилова. – Чё, сильно жестила в конце?

– По мне норм, но смотри сама. У меня пара перебивок отличных получилась. Всё в цвет.

– Ладно. Хорош болтать, у меня ноги отваливаются. Давай ещё раз и погнали в монтажку, пока её не заняли.

– Погнали так погнали, – оператор поднял камеру, настраиваясь на запись.

Шумилова оглянулась на отделение. Немного потопав замёрзшими ногами, Ангелина повернулась к оператору, готовая к съёмкам. Сделав серьёзное, даже озабоченное лицо, она кивнула Вадиму, давай понять, что они начали.

***

– Это точно наш! – Слава Буклин не мог усидеть на месте.

Он только что получил ответ от «дорожников». Машина, иномарка десятых годов, тёмная с частично испачканными номерами, засветилась на двух камерах. В те самые дни автомобиль нарочито медленно проехал по дороге, свернув на развилке к парку. Время на таймере – двадцать три сорок семь. Вне зоны видимости машина оставалась до ноля часов восемнадцати минут, когда её зафиксировала камера наблюдения, установленная с противоположной стороны. Сильный снегопад ухудшал изображение и было совершенно невозможно рассмотреть того, кто сидит за рулём.

На следующий день было обнаружено тело Маши Мурашовой.

Второй раз эта же машина оказалась в парковой зоне накануне обнаружения второго трупа. Всё также неспеша ехала, прижимаясь к обочине. Хотя на трассе в это время – ноль часов три минуты – было пусто. На этот раз номер читался чётко. А водитель зачем-то надел балаклаву, будто не хотел, чтобы кто-то случайно его смог запомнить и опознать. Иномарка ушла из зоны видимости на пятнадцать минут. В ноль часов восемнадцать минут она выехала на проезжую часть проспекта, перпендикулярного парку.

– У меня вон тоже есть парочка катальщиков, – сказал Медведев, когда Буклин только-только озвучил свои подозрения. – Всех будем отрабатывать. Саня, поди-ка, тоже нашёл.

– Да понятно, – отмахнулся Слава. – Но тут тип совсем мутный.

– Вот ты непуганый, – усмехнулся Сергей. – Ну давай, забьёмся на столовку?

Медведев протянул лейтенанту раскрытую ладонь.

– Не, столовка не катит. Давай на сет суши?

– Как можно жрать такую гадость?

– Так я тебя и не заставляю. Ты ж проставляешь.

– Молодой и наглый крендель ты, Славик. Забились!

Мужчины скрепили пари крепким рукопожатием. Буклин тут же сел на место и отправил запрос. Охотничий азарт не давал ему усидеть.

– Тебе написали, что это «наш»? Со всеми доказательствами и чистухой? – спросил Медведев, отвлекаясь от составления отчёта по другому делу.

– Почти, – Слава вскочил со стула, царапнув ножками по линолеуму.

Общий принтер, мерно жужжа, вытолкал из себя два листа бумаги. Буклин выхватил второй, едва дождавшись конца печати.

– Ты куда?

– К Сан Борисычу! – сказал Слава, выбегая из кабинета.

Медведев степенно поднялся и пошёл следом, не забыв запереть дверь на ключ. Когда-то в самом начале его карьеры, он так же выскочил в соседний кабинет за какой-то мелочью типа ножниц. А проходящий мимо дежурный – слава Богу, он уже ушёл на пенсию – ради науки взял с его стола папку с делом. Нервов тогда Сергей потратил столько, что хватило до сих пор.

Буклин стоял с видом победителя перед столом Дмитриева. Слава держал листки и было видно, как у него подрагивает рука.

– Вот тебе Серёга пришёл, – сказал Александр, глядя на лейтенанта.

– Знал бы, что вы меня заждались, поторопился бы, – буркнул Медведев, приваливаясь плечом к стене.

– Жги, – кивнул майор.

Он походил на строгого экзаменатора: сидел за столом, сложив перед собой руки. Слава кашлянул и прочитал:

– Транспортное средство с означенными номерами зарегистрировано на Игоря Валентиновича Углова, прописанного по такому-то адресу с такого-то года.

– Отличная информация, – сказал Медведев. – Можно я пойду дописывать?

– А вот, что мы знаем про Углова И Вэ, – Слава широким жестом поменял распечатанные листы друг с другом. – Имеет три погашенные судимости. Освободился полтора года назад. Отбывал наказание в колонии строго режима.

– Опа! – Медведев подтянул к себе стул от стола майора и уселся.

– За что гражданин отдыхал на казённые деньги? – Дмитриев встал, обошёл стол и сел на него.

– В восемнадцать лет был осуждён за грабёж в составе группы. В двадцать три освободился.

– Чё-то долго по первоходу сидел.

– Это я выясню. Слава, дальше.

– В двадцать четыре снова сел. Умышленное нанесение особо тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего. Отсидел ещё пятёрку. И последний срок получил за убийство. Пил с корешем, только откинувшимся с зоны. Что-то не поделили и Углов всадил ему нож в горло. Отсидел десятку.

– Вот это биография у человека, – присвистнул Медведев. – К полтосу накуролесил по полной.

Дмитриев молчал. Задумавшись, он мелко покусывал ноготь на большом пальце. Его смотрящий мимо атомов взгляд остановился на лейтенанте. Буклин смутился, переступил с ноги на ногу.

– Сань, чё приморозился? – Сергей толкнул Дмитриева в коленку.

– Да странно это, – сбрасывая задумчивость, сказал майор. – У него же шло по нарастающей: ограбление, драка со смертельным, убийство. Чего он на девочек переключился? Да ещё и таким способом? Я бы понял, если бы у него ещё убийство было или грабёж с убийством. А вот это… Не знаю, парни.

– Ну давайте его возьмём и спросим? – сказал Слава. – Ведь что-то он делал в том парке в то время. Не на лыжах же катался?

Буклин ожидал другой реакции. Мысленно, хотя и запрещая себе это делать, он уже надевал на Игоря Углова наручники. Тот сразу же переставал сопротивляться и выкладывал подробности. Дело закрывали. А Слава Буклин становился не просто лейтенантом, а лейтенантом, нашедшим маньяка. Тогда родители перестали бы при каждом удобном случае упрекать его за то, что он не пошёл в адвокаты.

– Адрес Углова у тебя есть? – спросил Дмитриев.

– Да, – кивнул Слава.

– Ну тогда погнали, чего сопли жуём? – Александр слез со стола, взял телефон, ключи, выключил монитор. – Через минуту жду вас внизу.

– Слышь, Славка, а ты чего приуныл-то? – спросил Медведев, накидывая куртку.

– Ничего я не приуныл.

– То-то я смотрю, весёлый какой парнишка. Прям вместо лимона можно в чай класть, – усмехнулся капитан. – Ты на Саню не дуйся. Он больше нас с тобой знает. Поэтому он начальник, а мы нет.

– Угу, – Слава застегнул молнию куртки под самое горло.

– Так-то ты молодец. Даже если пустышка, то её тоже надо проверить. Может быть, и выстрелит.

– Ага.

– Не, если ты расстроился, что я тебе твои эти суши не торчу, то извини, – Медведев развёл руками. – Чтобы утешить могу сказать, что и ты мне их не должен. Я рыбу только в горячем виде ем. Но проставить бутылку пивца можешь.

– Не было уговора про пиво, – сказал Буклин и в два шага обогнал капитана на лестнице.

– Ишь ты, – хохотнул Медведев, укоряя шаг.

***

– Я так полагаю, Анна Валерьевна? – голос у врача был чарующим.

Именно так Скочилова могла его определить. Бархатный баритон, обволакивающий, с глубокими нотками. Уверенный голос человека, знающего себе цену в этом мире и полностью довольного этой ценой.

– Добрый день, Марк Владимирович, – следователь поднялась с неудобного кресла.

– Володимирович, – поправил её врач.

– Извините.

– Ничего страшного, – снисходительно ответил психиатр. – Пройдёмте.

Он отпер дверь своего кабинета, пропуская женщину вперёд. Вся стена над рабочим столом врача была увешана забранными в рамки дипломами и сертификатами.

– Иди к Кравченко. Он лучший, – советовал Анне коллега. – У него такая квалификация, что он тебе твоего маньяка по косточкам разложит. Останется только по улице пройти и взять.

– У меня не маньяк, – возразила Скочилова, но к совету прислушалась.

С судебным психиатром Кравченко они договорились встретиться на его территории.

– У меня практика, Анна Валерьевна, – сказал по телефону врач. – Нужно быть в теме постоянно. Но в консультации я вам, конечно, не откажу. Если вы в свою очередь предоставите мне, как только это станет возможным, все материалы по делу. И дадите право работать с задержанным. Думаю, такой эксчейндж устроит нас обоих.

Анна была готова пообещать всё, что угодно, лишь бы в деле появились новые материалы, способные сдвинуть его с мёртвой точки. Она приехала в диспансер к оговоренному времени, но обход продлился чуть дольше, чем планировалось. Пришлось коротать время, сидя в коридоре административного корпуса.

– Итак, – Марк Володимирович расположился за столом. – Я ознакомился с материалами, которые вы мне скинули на имэйл. Довольно стандартная ситуация. Классическая, можно сказать.

– Мне бы хотелось услышать вашу трактовку этой ситуации, – под пристальным взглядом психиатра Анна чувствовала себя несколько скованной.

Кравченко снисходительно улыбнулся, показав идеальные зубы:

– У вас серийный убийца. Всё укладывается в шесть фаз.

– Боюсь показаться необразованной, но мне это ни о чём не говорит.

– Как? – приподнял брови Марк Володимирович. – Это ведь азы. Каждый серийный убийца проходит шесть фаз своего цикла. Они давно изучены и описаны. Эф Би Ай не делает секрета из своих разработок. Когда я был в Куэнтико по программе повышения квалификации, нас знакомили с делами их сириэл киллерс.

Англицизмы, то, как врач их произносил, усиленно меняя акцент, начинали раздражать. Рядом с Кравченко у Анны складывалось ощущение собственной неполноценности. Врач подавлял, давил своим интеллектом.

– Марк Володимирович, хотелось бы подробностей.

– Ну что ж, – Кравченко откинулся на спинку своего кресла, пару раз повернулся на нём из стороны в сторону. – Первая фаза – это потеря связи с нашим миром. У убийцы появляются стойкие галлюцинации, навязчивые мысли. Он плохо взаимодействует с другими людьми. Это понятно?

– Вполне, – кивнула Анна. – То есть у него возможно изменённое состояние и странное поведение?

– Естественно. Потом наступает вторая фаза. Хантинг. Он начинает выслеживать свою жертву. В нём просыпается инстинкт охотника.

– Наблюдает за детьми и ищет ту девочку, которую сможет похитить, – Скочилова уловила смысл.

– Далее. Трэп, – Кравченко посмотрел на непонимающее лицо следователя. – Ловушка. Он заманивает выбранную жертву. Иногда, можно сказать, приучает к себе. Появляется в её окружении, что-то дарит, что-то обещает, угощает. Располагает к себе.

– Господи, ребёнку же можно пообещать всё, что угодно!

– Вы не правы. Не каждому ребёнку. Только тем, кто лишён чего-либо дома. Ласки, заботы, внимания.

– Но у Кати Смирновой хорошая семья.

– На поверхности да. А что внутри? За закрытыми дверями? Хоум свит хоум? Или хэлл? Как бы то ни было, ловушка срабатывает всегда.

– И тогда наступает следующая фаза.

– Да, это кэпчур, захват. Ловушка захлопнулась и жертве некуда деться.

– Он приводит её куда-то и удерживает там до самого момента смерти.

– Вы понимаете суть, – похвалил Кравченко. – И наконец наступает главная фаза. То, к чему убийца стремится. высшая точка эмоций – моурдер. Убийство. Кульминация всего его существования. Вожделенная награда.

– Вы сказали, что фаз шесть. И если пятая – это высшая точка, то что за шестая?

– Депрессия, – Марк Володимирович делано поскучнел. – Всегда за пиком идёт резкий спад. Он может длится очень долго, а может составлять всего несколько дней, а то и часов. После чего весь цикл повторяется снова.

Повторяется. Анна гнала от себя эти мысли. «Если мы нашли Катю, то где-то кого-то похитят опять». Снова поиски, объявления, опросы, плачущие родители, перепуганные друзья, подозрения. Шесть фаз по кругу!

– А так как у вас нет подозреваемого, то скоро он снова выйдет на охоту. Либо уже вышел, – Кравченко будто прочитал её потаённые страхи.

– Хорошо, Марк Володимирович. С фазами всё понятно. А что вы можете сказать о преступнике? Вас ведь учили профайлингу? Давно известно, что Фэ Бэ Эр мастера в этом, – Скочилова решила надавить на самолюбие врача.

– Вам нужен мужчина, белый, среднего роста, в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти. Живёт один либо имеет дополнительное жильё, где содержит жертвы, – Кравченко говорил быстро, словно зачитывал с бумаги. – В обычной жизни неприметен, возможно был женат, но разведён. Иначе не смог бы объяснить долгого отсутствия дома или частые отлучки.

– А командировки? Всегда можно соврать про них.

– Это бывает реже, – отмахнулся врач. – Скорее всего имел в детстве травмирующие моменты. Есть проблемы с алкоголем или наркотиками. Постоянной работы, скорее всего, нет. Определённо водит машину.

– Почему именно девочки? Сексуального насилия нет.

– Девочка для него символ.

– Символ чего?

– Тут могут быть разночтения. Чистота, непорочность, хрупкость. Он может даже ассоциировать себя со своими жертвами. Нередко серийные убийцы имеют проблемы с гендерной самоидентификацией. Так же возможно, что он видит в них своего родного человека – сестру, мать. Сексуальное насилие не всегда присутствует в эпизодах. У него, вашего маньяка, может быть табу на половые отношения. Либо на секс с детьми. Либо он удовлетворяет себя иными способами и физический контакт с жертвой для него не обязателен. Само обладание беззащитным ребёнком может давать ему ощущение собственной значимости.

– И накачивает он их лекарствами, чтобы ещё раз утвердится в своей власти?

– Либо это часть его фетиша. Больная маленькая девочка вызывает в нём определённый резонанс. Удерживание такого ребёнка продлевает фазу моурдер. Он испытывает наслаждение, наблюдая, как угасает жизнь.

Информации оказалось много. Анне казалось, что она начала понимать того, кого ловит. Хотя было бы лучше, если бы Кравченко сказал рост, вес, цвет глаз и особые приметы.

– Спасибо, Марк Володимирович, – сказала Скочилова поднимаясь и протягивая врачу ладонь.

– Был рад познакомится, Анна Валерьевна. Надеюсь, наш уговор в силе.

– Кончено, – кивнула следователь и пошла к двери.

– Прошу простить мою бестактность, – остановил её психиатр. – У вас на коленке порваны колготы.

Анна опустила взгляд на свои ноги. На левой ноге красовалась дырка и плотный капрон расходился стрелкой вверх и вниз. Лицо женщины сделалось пунцовым.

– Спасибо, – придушенно сказала Анна, покидая кабинет.

Держа папку так, чтобы прикрыть стрелку на колготах, Скочилова вышла из диспансера и буквально заскочила в машину.

– На работу? – спросил дядя Лёня.

– Сначала домой, – Анна пыталась вспомнить, есть ли у неё запасные новые колготы или придётся надевать брюки.

***

– Тёплый, – Сергей Медведев приложил руку к капоту машины Углова.

Дмитриев припарковался так, чтобы Углов не смог быстро выехать, если его всё-таки не окажется дома.

– Постараемся взять его аккуратно и без лишнего шума, – сказал Александр.

– Ну это как получится, – тихо отозвался Медведев.

Втроём они направились к нужному подъезду. Буклин задрал голову:

– Четвёртый этаж.

– Вряд ли прыгнет. Хотя если и прыгнет, то потом далеко не убежит.