Текст книги "Я тебя спасу"

И ничего по девочкам. Кроме звонков Смирновых, не находящих себе места, издёрганных ожиданием. Они умоляли, угрожали, требовали. Анне нечего было ответить родителям Кати.

До этой самой минуты. Скочилова стояла в двух шагах от скамейки, где лежало тело. Потухшие голубые глаза ребёнка невидяще смотрели на суету, затеянную взрослыми. Обритая голова с впалыми щеками и царапиной на лбу. Тонкие ручки и ножки с коротко, почти до мяса остриженными ногтями. Полупрозрачная кожа, кажущаяся синеватой из-за просвечивающихся капилляров.

– Это Катя? – спросила Скочилова.

– Ты же понимаешь, что я не могу это утверждать наверняка, – ответил Константин Сергеевич, осторожно переворачивая тело.

Кто-то из зевак вскрикнул. Зрелище было жуткое – застывший ребёнок, конечности которого оставались всё в том же положении, как его ни поверни. Словно кусок мяса, вынутый хозяйкой из морозилки. Уже не человек.

***

Скочилова не хотела думать о том, что сейчас испытывают супруги Смирновы. Она позвонила Семёну час назад и вызвала для опознания в морг. Мужчина после долгого молчания ответил, что они подъедут как можно скорее. Второй раз им придётся пройти через эту процедуру. Снова встать рядом со столом и смотреть, как эксперт открывает лицо тела. Анна передёрнула плечами.

– Ещё кофе налить? – спросил Константин Сергеевич.

– Нет, спасибо, – отказалась Скочилова.

Она провела в морге уже слишком много времени. Ни в коем случае нельзя было вызвать Смирновых пока тело не оттает, чтобы придать ему естественный вид. Это заняло весь вчерашний день и ночь. Санитарам пришлось расправлять руки и ноги мёртвого ребёнка, укладывать его на спину. Константин Сергеевич не уходил с дежурства, контролируя процесс. Скопилось уже множество снимков, фиксирующих трансформации.

– Пока могу точно сказать одно – девочка не замёрзла в том парке, – сказал Константин Сергеевич едва Анна открыла рот, чтобы задать волнующий вопрос. – Умер ребёнок в той позе, в которой её обнаружили. Трупные пятна дают чёткую картину, что тело оставалось в покое ещё как минимум часов двенадцать после наступления смерти. Это же позволило телу окоченеть в позе эмбриона.

– Значит, поза не выбрана специально?

– Аня Валерьевна, понимаю к чему ты клонишь, – кивнул эксперт, подливая себе кофе из термоса. – Мог ли кто-то по собственному желанию придать девочке такую позу и в такой позе убить?

– Примерно, – согласилась Скочилова. – Обездвижить или ограничить её, чтобы только так Катя могла находиться.

– Ты всё ещё зовёшь её Катей?

– Константин Сергеевич, я знаю, что это она. Очень похожа.

– И всё же у нас пока нет официального опознания родственниками. Хотя я уже отправил кровь на установление родства со Смирновыми.

– Так могли держать ребёнка в скрюченном состоянии?

– Не связывали однозначно. Нет никаких потёртостей, свидетельствующих об этом. Однако, не могу исключать того, что девочку намеренно держали в ограниченном пространстве, где это было единственной позой, в которой можно было находиться. Хотя опять же, нет никаких ссадин. Ведь человек не может долго лежать в одном положении и не предпринимать попыток, чтобы хотя бы повернуться.

– То есть версию о том, что убийца – смерть ведь была насильственной? – через положение тела пытается нам что-то сказать, несостоятельна?

– Снова выводы, – невесело улыбнулся эксперт. – Я не судебный психиатр, я судебный эксперт. Моё дело – точные данные. Но смерть насильственная. Первичные результаты по крови жертвы уже есть. Там тот же коктейль медикаментов, что и по Мурашовой.

– Заключение?

– Естественно. Со всеми выкладками будет у тебя к вечеру, пожалуй. Успею сделать вскрытие и кое-что уточнить.

На самом деле Анна поняла, что теперь никто не запретит ей объединить дела по Смирновой и Мурашовой ещё в парке.

– Мы снова здесь, – сказал тогда Дмитриев.

– Мурашову нашли там? – Скочилова указала рукой.

– Да. Тут метров пятьсот по прямой.

По прямой, через парковые аллеи. Административное деление проходило неровно, отдавая территорию парковой зоны сразу двум городским районам. Это часто вызывало споры как коммунальщиков, так и полиции. Глупое решение, которое никто не пересматривал, мотивируя какими-то нормативами и тем, что так уж исторически сложилось.

И тем не менее, двух мёртвых девочек нашли на скамьях этого лесного массива. Худенькие, истощённые. С остриженными волосами, которые, судя по сохранившимся прижизненным фотографиям, были достаточно длинными. Схожие, немного заострённые черты лица. Примерно одного возраста. Словно близнецы. Сломанные выброшенные куколки.

Зимний парк, снег, холодные стылые лавочки и мёртвые дети. Как в плохом кино или жестокой книге.

Слишком много совпадений, чтобы предположить, что действовали разные люди. Так не бывает. Если, конечно, эти люди не связаны между собой. Для мёртвых девочек уже не было разницы. А Скочилова уже составила ходатайство на объединение дел в производство. Осталось лишь прикрепить результаты экспертизы.

Серия. Слово хорошее лишь для любителей длинных фильмов.

– Там подъехали к вам, – сунулась в кабинет Константина Сергеевича лаборантка Галочка.

Эксперт и следователь переглянулись. Анна почувствовала, как сердце забилось чаще. От волнения свело пальцы на руках. Нужно начать действовать, чтобы рефлексия не имела ни малейшего шанса. Как-нибудь позже, может быть на пенсии, она позволит всему этому прорваться. Пока же нужна ясная голова.

***

Анна не видела Смирновых чуть больше половины месяца. И теперь это были совершенно другие люди. Виктория походила на свой собственный призрак. Волосы её поредели, свисали тусклыми прядями, неприятно оттеняя лицо. Глаза женщины казались остановившимися, хотя постоянно бегали взглядом по стенам, полу, людям. Она тяжело опиралась на руку мужа. Смирнов похудел, осунулся. На его щеках пробивалась густая борода, накидывающая десяток лет. В волосах появились седые пряди. Он нежно поддерживал жену, будто она была хрустальной вазой, стоящей на самом краю и могущей разбиться от любого прикосновения.

Сдержанно поздоровавшись, следователь повела Смирновых по уже знакомому им пути. Шли молча. Тишина морга всегда отличается от тишины любого другого отделения больницы. Даже в реанимации слышны переговоры персонала, шипение аппаратов искусственной вентиляции лёгких. Здесь всё не так. Мимо прошла Галочка с переноской для склянок с анализами. В дальнем конце открылись створки лифта, откуда санитар вытолкал пустую каталку.

– Проходите, – Анна толкнула дверь зала.

Константин Сергеевич стоял у стола с бортиками. Включенная бестеневая лампа заливала помещение холодным бесстрастным светом.

– Вы готовы? – мягко спросил эксперт.

– Да, – ответил Семён.

– Посмотрите внимательно, пожалуйста, – попросила Анна. – Вы узнаёте? Это ваша дочь?

Константин Сергеевич отвернул простыню до середины груди мёртвого ребёнка. Вика сделала шаг вперёд, схватилась за бортик стола. Тусклое лицо женщины будто засветилось изнутри. Момент узнавания. И она тут же отпрянула.

– Это не Катя! – сказала Смирнова, замотав головой. – Это не Катя!

– Вы уверены? – переспросила Анна.

– Вы что не видите? – голос Виктории звенел. – Это не Катя! Нет! Это не моя дочь.

Она трясла головой. Семён пытался удержать жену, сжимая её в объятиях. На глазах мужчины выступили слёзы, которые он даже не пытался скрыть. Викторию бил дрожь.

– Это не Катя! Сёма, зачем мы здесь? Чего они от нас хотят?

– Вика…

– Это не Катя! Ты же видишь? Зачем они нас обманывают? Катя у бабушки. Она у бабушки. Пойдём отсюда.

– Вика, это она, – Смирнов встряхнул жену.

Женщина с невероятной силой оттолкнула мужа. отшатнулась от него. Выставила перед собой ладони с растопыренными скрюченными пальцами.

– Это не моя Катя! Что ты несёшь? Катя сейчас вернётся из школы, а у меня обед не готов. Пойдём отсюда.

Она брызгала слюной. То и дело косилась на стол, где лежала её мёртвая дочь. На лице вихрем сменялись эмоции. От полной растерянности, горя и отчаяния до злости. Звериный оскал то и дело кривил её черты.

– Это не Катя. Нет. Это не Катя, – повторяла она, как заклинание.

По лицу её катились слёзы, рот кривился в крике. Она хватала себя за волосы, тянула в стороны. Между пальцами уже висели вырванные пряди. Дикий крик вырвался из груди, оглашая прозекторский зал. В нём уже не осталось ничего человеческого. Семён бросился к жене, но она оттолкнула его. Упала на пол, сжимаясь в комок.

– Нет! Не Катя! Где моя девочка? – надрывно кричала Смирнова.

Всё произошло так быстро, так стремительно, что среагировать было практически невозможно. Скочилова с Семёном попытались поднять женщину с пола, но её тело вдруг оказалось словно чугунным. Она заходилась плачем, хватая воздух ртом. Увиденное лишило её всякой надежды, сломало психику, швырнув в безумие.

Семён сдался. Обхватив жену, бьющуюся в истерике, он сел к ней на пол и заплакал. Их жизнь больше никогда не будет прежней.

Константин Сергеевич уже звонил, вызывая психиатрическую неотложку.

***

– Добрый день, это майор Дмитриев, – представился Александр.

– Слушаю вас, – Дашичев, командир отряда «Мухтар», сразу вспомнил полицейского.

– Не знаю, как у вас там правильно делается. Катю Смирнову нашли.

– Жива?

– Нет.

В телефонной трубке повисло молчание. Оба были профессионалами, но и у них была небольшая надежда на лучший исход.

– Криминал или замёрзла? – Григорию это было действительно важно знать.

Если девочка замёрзла в ту самую первую ночь, когда её поисками занимались волонтёры, нужно узнать, где и при каких обстоятельствах это произошло. Понять, где они ошиблись, что сделали не так, почему не нашли маленького беззащитного человека в большом городе в непогоду. Понять, проработать варианты и постараться, чтобы таких случаев не повторялось. Катю Смирнову не спасли, это нужно принять, как бы тяжело не было. Но если кто-то ещё попадёт в беду, волонтёры должны знать, как помочь.

– Всего сказать не могу, но криминал, – ответил Александр. – Ваши ребята сделали всё, что могли.

– Спасибо, – благодарность была чем-то лишним в этом разговоре. – Любая помощь, всё, что можем – обращайтесь.

– Принято. До свидания.

Дмитриев положил трубку телефона на рычаг. От Константина Сергеевича пришла официальная бумага – Екатерина Семёновна Смирнова опознана отцом. Подтверждена экспертиза результатами ДНК-анализа. Никаких сомнений не осталось – поиски девочки прекращены и начато расследование её убийства.

Тяжёлая интоксикация медицинскими препаратами, сопровождаемая уремической комой, вызванной повреждением мочевого канала. Длительное голодание, малоподвижность, обезвоживание.

– Константин Сергеевич, я половины слов не понимаю, – признался майор Дмитриев, прочитав заключение. – Что за кома?

– Уремическая. Ей пытались ввести катетер для выведения мочи. Делал человек ничего не понимающий, даже не санитар, разве что бездарный первокурсник. В итоге разрыв утерты, повреждение самого мочевого пузыря, – как можно проще объяснял эксперт. – И оставался катетер в теле довольно долго, извлекали тоже неаккуратно, усугубив разрыв. Урина попала в брюшную полость.

– Что-то вроде заражения крови?

– Не вдаваясь в медицинские подробности, да. В следствии этого, повышение температуры, возможно, болевой шок. Добавляем к этому отравление препаратами. У девочки не было никаких шансов.

– Передо мной список лекарств. Там те же самые, что по Мурашовой.

– Плюс-минус, – подтвердил эксперт. – Вот капельницы ставили хорошо. Венки не повреждены.

– Изнасилование?

– Нет. Сто процентов нет. Ни разрывов, ни повреждение плевы. По мазкам тоже чисто: присутствия посторонней микрофлоры не обнаружено. Думаю, эти факты – убийства и изнасилование, я имею ввиду – не связаны.

– Или в этот раз ему не захотелось. Или не смог, – Дмитриев досадливо вспомнил случай со Снежаной.

– Вопрос не по моей части.

– Да, Константин Сергеевич. Я вас понял.

– А мать Смирновой от меня прямо в психушку забрали. Да. Не выдержала, – сказал эксперт перед тем, как отключиться.

***

«Наконец-то»! – облегчённо подумала Марго. На сайте «Мухтара» только что появилась информация про Катю Смирнову. Найдена, погибла. Поиск официально прекращён.

За эти недели, что не было никакой информации, Марго чуть с ума не сошла. Крутая тема разваливалась на глазах. Уже не помогали репосты ориентировки. Пришлось даже изображать поиски, пройдясь по заброшенным зданиям. За это время успели отписать около сотни человек.

Плюнув на гордость, Марго даже пыталась отправиться с волонтёрами на поиск пропавшей бабушки с деменцией. Это же тоже ещё какой инфоповод. Её развернули у штаба. Девушка сначала хотела записать разгромную сториз про отношение к волонтёрам, но решила не портить свой имидж.

И вот наконец есть о чём рассказывать. Тема – зачёт! На ней можно поднять нехилую волну хайпа. Только успевай постить.

– Хорошие мои! – Марго вытирала слёзы, судорожно вздыхая. – Хорошие мои!

Мелко нарезанная луковица воняла на всю кухню.

– Вы не представляете, как мне больно и тяжело. Я не могу нормально разговаривать. Я знаю, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Простите меня за внешний вид и такое состояние. Но вы меня поймёте, – Марго всхлипнула, перевела дыхание.

Подписчики пачками подключались к эфиру. Привычно ползли вверх сердечки. Комментарии сменялись, не неся практически никакого смысла. Марго отвела взгляд в сторону, чтобы казалось, что она собирается с духом. На самом деле она смотрела на монитор ноутбука, с которого подключилась к эфиру под другим аккаунтом. Так легче читать сообщения, не палясь перед публикой.

– Девочку нашли, – выдавила Марго, глубоко вдохнула луковый запах. – Катю Смирнову нашли вчера днём в парке. Она мертва. Какой-то психопат убил уже вторую девочку! Хочу выразить глубокие соболезнования родителям Кати, её родным, близким. Мои хорошие, я не знаю, как мы можем помочь этой семье пережить горе. Всё, что вы хотите сказать, пишите в комментариях. Я сейчас просто не могу найти подходящих слов и сил.

***

– Это серия, Пётр Глебович, – сказала Скочилова.

– Вижу!

По тону начальника и его сурово сдвинутым бровям можно было подумать, что эту серию устроила сама Скочилова. Пётр Глебович пролистал бумаги, поданные Анной. Сходный почерк убийств, территориально одно и то же место обнаружения тел, один типаж жертв. Отмахнуться уже не получится, сославшись на мелкие расхождения.

– Знаешь что, Скочилова? – Пётр Глебович закрыл папку и по столу передвинул её к следователю. – Теперь ты будешь носом рыть землю, чтобы закрыть дело. Хоть ночуй здесь, поняла?

– Я когда-то плохо работала?

– Сейчас такая волна и вой поднимется, – не обращая внимания на реплику Анны, продолжал Пётр Глебович. – Всех собак на нас повесят. И я говорю сейчас не про журналистов этих, которые уже телефоны обрывают. Я про высшее начальство. Будут прессовать меня, я буду прессовать тебя. Так что иди и работай. Меня не волнует как, но в сроки ты должна уложиться. Месяц ты уже потеряла. Понятно излагаю?

– Предельно. Разрешите идти?

– Разрешаю.

Анна взяла со стола папку, дошла до двери кабинета и развернулась:

– Пётр Глебович, как вы считаете, это дело особой сложности?

– Скочилова! Нет, это как кража велосипеда. Дуру из себя не строй.

– Согласно Уголовно-процессуальному Кодексу срок предварительного расследования по делам, расследование которых представляет особую сложность, может быть продлён на срок до двенадцати месяцев с момента возбуждения. Дальнейшее продление сроков допускает в исключительных случаях. На сегодняшний момент мы имеем объединение двух дел в одно производство, по сути возбуждается новое дело. Следовательно, у меня есть год.

– Пошла в свой кабинет, и чтобы завтра утром у меня на столе лежал детальный план действий, версии и все остальные выкладки, – чеканно произнёс Пётр Глебович, багровея до корней волос.

– Слушаюсь, – Скочилова вышла, тихо закрыв за собой дверь.

Глава 9

Теперь, когда на руках были все документы, Анна могла сесть и сосредоточиться. Накопилось много материала, который нужно привести хоть в какое-то подобие системы. Выявить общее, определить частное, записать версии, пришедшие во время работы. Так их учили.

Катя Смирнова – первая пропавшая девочка, о которой заявили. Но по факту она была второй. «Если, конечно, не было кого-то ещё, о ком мы не знаем» – пронеслась тревожная мысль. Хорошая семья, заботливые родители.

– А мать сейчас лежит в психушке и вряд ли скоро восстановится, – Анна постучала кончиком ручки по картонной папке с делом.

Смерть наступила за сутки до обнаружения тела. Возможно, если бы не повреждения внутренних органов, девочка продержалась бы ещё какое-то время. Но под действием препаратов обострилось хроническое заболевание почек. И всё произошло так, как произошло. Никакого сексуального насилия, только насильственное введение лекарств.

Маша Мурашова – первая найденная девочка. Первая похищенная девочка. «Если, конечно, не было кого-то до неё», – снова подумала Анна. Неблагополучная семья.

– Собственно, у ребёнка просто не было шансов на нормальную жизнь, – прокомментировала свои заметки следователь.

Смерть от передозировки миорелаксантом. У девочки просто перестало биться сердце, на фоне угнетённого дыхания и общего истощения. Прижизненные повреждения запротоколированы и идут доказательной базой по выделенному в отдельное производство делу Самойлова и компании.

Если бы детей похищали с целью растления или сексуального рабства, то картина была бы иной. В отношении Кати. Они нужны были кому-то явно для других целей, пока неясных, но определённо существующих.

– Далее.

Анна положила перед собой цветные фотографии из парка. Две скамейки, совершенно одинаковые, как и все остальные на всей этой территории. Как-то администрации районов согласовались по этому конкретному вопросу и заказали у одного поставщика. По прямой скамьи разделял пятьсот тридцать один метр. Буклин проверял с шагомером. А если идти по тротуару, то почти километр набегал. Имело ли это значение?

– Почему не дошёл до первой скамейки? Не смог? Устал? Или кто-то всё-таки видел и спугнул?

Как вообще можно доставить тело? Да, обе девочки отличались худобой. И явно голодали перед смертью. Но всё равно весили около двадцати пяти – двадцати семи килограмм. К тому же, всем известно, что мёртвое тело переносить гораздо тяжелее, чем живого человека.

– Явно не на руках несли. Во-первых, тяжело, во-вторых, лишнее внимание, – Анна не замечала, что говорит сама с собой. – Отсюда вывод: на чём-то привезли.

Если у преступника есть машина, то передвижения его никак не ограничены. Мог легко подъехать к парку, трасса проходит в каких-то пяти метрах. А дальше дело десяти минут максимум. Вытащить тело из салона или багажника, если перевозка осуществлялась так. Перенести на скамейку. Уложить. Сесть в машину и уехать.

– Сделать запрос на дополнительную экспертизу, – писала себе Анна. – Присутствуют ли на коже жертв, нижнем белье Мурашовой, частицы искусственного происхождения. Есть ли следы бензина, машинного масла иные вещества. Если есть, то установить состав, марку, принадлежность, страну изготовителя.

Запрос нужно будет перепечатать и срочно направить Константину Сергеевичу. Ещё направить поручение Дмитриеву, чтобы они проверили все камеры наблюдения на дорогах возле парка. Проверка, конечно, была, но сам парк в зону видимости не попадает. А теперь, после обнаружения Смирновой, стоит посмотреть, не проезжала ли в том районе одна и та же машина. Скорее всего, это должно было случиться в тёмное время, чтобы избежать свидетелей. Анна сделала пометку, отложила исписанный лист в сторону.

Чтобы отвлечься, женщина взяла в руки рамку с фотографией дочери. Стёрла с неё пылинки. Лера на снимке смотрела прямо в камеру, улыбаясь. Прошлое лето, они на даче у знакомых. Миша с хозяином участка жарят шашлыки. Дети носятся с водяными пистолетами. Анна с единственной подругой собирают спелую смородину и болтают. Казалось, это было так давно, в какой-то другой жизни. Тёплый солнечный день, когда телефон ни разу не зазвонил.

Анна пальцем погладила стекло, за которым прятался снимок. Красивая всё-таки у неё Лерка! Большущие глаза, светлые волосы, собранные в косичку, тоненькая, гибкая будущая звезда гимнастики. Любовь всей жизни.

Будто разряд тока пробежал от пальцев до макушки. Жаркая волна прокатилась по телу. Скочилова машинально прижала рамку к груди, в которой грохотало сошедшее с ума сердце. Лера так похожа на Катю и Машу! Один типаж, один возраст. Маленькая девочка с широкой доверчивой улыбкой.

И кто-то большой, страшный может причинить ей вред!

Судорожно вдохнув, Скочилова силой воли прогнала наваждение. Рука чуть дрогнула, когда женщина возвращала портрет ребёнка на место, к монитору компьютера.

– Не пори горячку, – приказала себе следователь. – Никто не обидит Леру.

Скочилова вышла из-за стола. Оказывается, ноги затекли от долгого сидения. Она прошлась по небольшому кабинету. На ходу включила чайник. Руки заметно подрагивали. Разозлившись на себя за чисто бабскую какую-то истеричность, Анна скрестила руки, сунув ладони подмышки.

Нужно сделать перерыв, попить кофе, съесть купленную в столовой булочку, которая уже пару дней лежит в тумбочке и наверняка засохла. И позвонить Лерке, чтобы узнать, как у неё дела.

***

В глазах рябило от всех этих машин. Приходилось замедлять воспроизведение, а то и останавливать, чтобы выписать марку и номер. Запускать снова, чтобы буквально через пару мгновений нажимать на паузу. В районе парка движение было не столь интенсивным, как на центральных улицах, и всё же на листе почти не осталось места. Дмитриев потратил уже несколько часов, чтобы просмотреть запись с одной единственной камеры, установленной на перекрёстке. Были ещё четыре таких записи, с разных сторон фиксирующих движение транспорта. Их отдел целиком таращился в мониторы. Нудная работа, которую нужно сделать.

В поручении, выданном Скочиловой, была логика и смысл. Дмитриев и сам думал об этом, тем более, что часть записей у них уже была. Осталась со времени обнаружения тела Маши Мурашовой. Тогда ничего подозрительного не нашли. Теперь, как бы это цинично не звучало, после второго трупа, дело должно сдвинуться.

– Не помешала?

Дмитриев полулёжа сидел на кресле, запрокинув голову назад и закрыв глаза. Хотелось немного отдохнуть. Голос следователя вырвал его из приятного полудремотного состояния.

– Контролируете процесс, Анна Валерьевна? – спросил майор, принимая нормальное положение.

– Разве у меня не может быть дел в вашем отделении, кроме, собственно, вас, Александр Борисович? – женщина стояла на пороге.

– Откуда мне знать? – что-то похожее на ревность кольнуло изнутри. – Чего вам от меня-то надо?

– Визит вежливости, – буркнула Скочилова и добавила громче: – Хотела поинтересоваться, есть ли продвижения.

– Вы издеваетесь? – вскинулся Дмитриев. – Вы поручение утром прислали. Мы с моими парнями не можем просмотреть всё и сразу.

Майор решил, что стоит принимать во внимание записи с трёх дня до пяти утра. Самое идеальное время, чтобы избавиться от тела, как рассуждал Александр, чуть после полуночи. Трафик редкий, меньше шансов засветиться перед неожиданными свидетелями. Опять же, неизвестно сколько времени убийце требуется, чтобы доехать до этого парка. В сумме получалось огромное количество часов.

– Я просто хотела узнать, как идут дела. Может быть, какая-то помощь нужна.

– Спасибо, мы справляемся. Ещё бы никто над душой не висел.

– Вы так говорите, Александр Борисович, как будто это лично моя блажь. Спрашивают с меня, а я, соответственно, с вас.

– Как будто начальство есть только у вас. А мы так, приложение к следственному комитету.

– Может быть, хотя бы на время, оставим в покое свои амбиции? – устало сказала Анна, потирая переносицу. – В конце концов, там дети пропадают.

Дмитриев посмотрел на следователя. Всегда готовая отстаивать свою точку зрения, она сейчас была задумчивой и собранной. На лбу пролегли морщины, выдавая возраст. Александр хотел сострить на тему перемирия, но передумал, поняв, что Скочилова действительно права. Он встал с кресла и подошёл к двери, в которую уже заглянуло несколько человек.

– Мир? – майор протянул ей раскрытую ладонь.

– Мир, – Анна ответила на рукопожатие.

– Будете кофе? – предложил полицейский.

– Да. Хотя в последнее время его в моей жизни слишком много.

– Проходите, – Дмитриев пропустил следователя внутрь и закрыл дверь кабинета.

***

– Я, честно говоря, не понимаю, почему нужно было вывозить трупы в этот парк, – признался Дмитриев, убирая не подоконник чашки из-под кофе.

– Да, – кивнула Анна, – не понятно. Всё-таки в черте города. Если есть машина, то гораздо логичнее вывезти куда-то в область.

– И сбросить в лесополосу. Там можно было бы искать и не находить очень долго. Опять же зверьё растащило бы.

– В этом парке тоже водится стая бездомных собак, насколько я помню.

– Как вариант. И всё равно больше шансов пропалиться.

Разговор выходил просто идиллическим. Ни один не пытался задавить другого авторитетом, мнением или опытом. Майор чувствовал себя несколько не в своей тарелке, начинало казаться, что Скочилова не такая уж стервозная баба.

– Да и в городе есть много мест, где труп можно прятать годами. В коллектор сбросить, в заброшку, – продолжала рассуждать Анна.

В прокуренном кабинете оперативника громко тикали большие настенные часы. Всё ещё пахло растворимым кофе. Тут всё было непохоже на кабинет Скочиловой, но ей было на удивление комфортно и спокойно.

– А мы не рассматриваем версию, что парк – неслучайное место? – спросил Александр.

– Что вы имеете ввиду?

– Что-то культовое для убийцы. Ведь из всего возможного он дважды выбрал это. Пусть не с точностью до метра. Можно предположить, что не запомнил, на какой скамейке оставил первую жертву. Тянет его в этот чёртов парк.

– Место силы, как сейчас модно говорить?

– Что-то вроде. Или мстит кому-то таким образом. Говорю же, неслучайное место.

– Или просто самое ближайшее к его логову.

– Где живёт, там и гадит? – скривился Дмитриев.

– Я ничего не хочу исключать на данном этапе, – сказала Анна, глянув на часы. – Вы, Александр Борисович, с ребятами всё-таки машинами занимайтесь, а я подниму архивы. Может быть, там действительно было уже что-то.

Следователь встала, одёрнула полу пиджака. Дмитриев поднялся вслед за ней. Всё ещё неловко было вот так просто находиться в одном помещении и не собачиться.

– Ещё вопрос, – сделав пару шагов к двери, остановилась Скочилова.

– Слушаю.

– Удалось установить, когда и откуда пропала Мурашова?

– Нет. Там всё глухо, – помотал головой Дмитриев. – В школе не появлялась месяц, её и не искали особо. Дома, понятное дело, то же не кинулись. От родителей мало толка, они не помнят, какой вчера день был. Алик слишком маленький и глупый. Разброс от трёх до пяти недель.

– Значит, сопоставить маршруты Смирновой и Мурашовой мы не можем, – вздохнула Анна. – И по телефону Кати глухо?

– Ничего нового с первого дня. Отключился у детской площадки. Тут полный глухарь.

Помолчали. Не нужно было ничего говорит, ситуация понятная до нельзя – девочек ничего не связывало. Разные жизни. Все проверки не дали результатов. Никогда ни при каких обстоятельствах Катя Смирнова не пересекалась с Машей Мурашовой. Жили они на довольно большом расстоянии друг от друга. Ходили в разные школы. Катя была загружена с утра до вечера учёбой и кружком по рисованию. Маша вынуждена была терпеть извращённые издевательства взрослых, чтобы получить хоть какую-то еду.

Родственных связей между девочками то же найти не удалось. Даже среди бабушек-прабабушек. Никакими дальними родственниками они не были. Ни по крови, ни по каким другим связям.

Родители их никогда не встречались, не знали о существовании один одного. Нигде вместе не учились, не работали, не были в одной компании. Не имели общих знакомых или недругов. Не участвовали в каких-то сектах, группах, организациях.

Оперативники действительно хорошо отработали эти моменты, допрашивая и передопрашивая Смирновых и Мурашовых. Те же допросы проходили в разных обстоятельствах, но одинаково сложно. Смирновы нервничали, старались изо всех сил держаться, хотя Виктория срывалась на слёзы, что в итоге привело её на больничную койку психо-неврологического диспансера. Мурашовым было просто сложно вспоминать и сопоставлять факты. Алексей, ожидающий суда за продажу дочери Самойлову, тянул резину, чтобы не возвращаться в камеру. Люба, оказавшаяся одна в квартире, устроила бесконечную вечеринку и часто была в пьяном угаре, не понимая, чего от неё требуют.

Судьбы Маши и Кати складывались совершенно по-разному. Они должны были вырасти людьми диаметрально противоположными. Единственное, что их объединило и теперь уже навсегда, – смерть. Пропажа, многонедельное отсутствие, смерть и место, где нашли их тела.

– Вы же понимаете, что у нас серия? – утвердительно сказала следователь.

– Не совсем дурак, – ответил полицейский.

– И раз мы нашли Смирнову, то это значит, что сейчас где-то может пропасть другая девочка. Я не хочу об этом думать, но вряд ли он ограничится двумя.

Высказав свою тревогу, Анна не почувствовала облегчения. Скорее наоборот, произнесённые слова как будто обрели вес и право на существование.

– Если, конечно, девочка уже не пропала. Просто мы пока об этом ещё не знаем.

Глупости все эти разговоры о том, что долгая работа в следственных органах притупляет сочувствие. Волнение покалывало кончики пальцев раскалёнными иголками. В мыслях крутились разные сценарии о том, где и как могут похитить ребёнка. Ещё больше места в мыслях занимала Лера. Иррациональный страх потерять дочь. Анна понимала, что не может всё время быть рядом, защищать. Мир – слишком опасное место.

– Иногда мне хочется дать большое объявление о происходящем, – призналась следователь, берясь за дверную ручку. – Чтобы каждый в этом городе знал, что кто-то похищает и убивает детей.

– Думаю, и без вас такое объявление скоро появится, – сказал Дмитриев. – Дело резонансное. И тогда начнётся паника.

– Я уже не знаю, что лучше – паника или полная тишина.

***

Всё зря. Всё что они делали: – все проверки; часы, потраченные за мониторами компьютеров; часы, проведённые в офисах аптек, пропитанных тревожными запахами лекарств; беготня по дворам, подвалам, чердакам, канализационным люкам, квартирам состоящих на учёте; разговоры с родственниками, знакомыми, соседями; поиск возможных свидетелей. Нулевой результат. Зацепиться хоть за самую тоненькую ниточку не удавалось.

– Аня Валерьевна, не отвлекаю? – интеллигентно спросил Константин Сергеевич.