Текст книги "Я тебя спасу"

– Какая же ты мразь, – спокойно констатировал Александр.

Мурашов молча проглотил оскорбление. Он замер, боясь лишний раз шевельнуться. От этого мента можно ждать чего угодно.

– Что? – спросил Медведев, не понимая, что так взбеленило майора.

– Какому мудаку ты отдавал Машу? – Дмитриев всё также смотрел на Мурашова. – Кто к тебе приезжал?

– Никто! Никто не приезжал! Клянусь! – заблеял Мурашов.

Медведев без разговоров отвесил ему подзатыльник, от которого у Мурашова клацнули зубы, а сам он едва не слетел со стула. Толчок в грудь от Дмитриева вернул мужчину на место.

– Ты ж, сука, пойми, сейчас приедет Слава и через минут пять найдёт по номеру эту машину. Потом её хозяина. А потом мы поедем к нему. Поверь, ещё до вечера он будет здесь петь. И тогда ты мне будешь не нужен. Понимаешь? – обрисовывал ситуацию Александр. – Ни мне не нужен, ни кому-то ещё.

– Это Евгений Самохин! – выпалил Мурашов. – Это он. Это он всё делал!

Забыв о руке, которая наливалась синевой, Мурашов юлой крутился на стуле. Теперь он искал взгляда полицейских. Его наконец-то проняло.

– А со мной? Вы меня отпустите? Я же всё рассказал? Вы же обещали…

– Ничего я тебе, тварь, не обещал, – сказал Дмитриев, набирая номер телефона.

– Но вы же сейчас?..

– Сказал, что ты мне на хрен не нужен будешь. Я тебя, паскуду, сейчас в камеру определю. А потом ты сядешь надолго за сутенёрство и пособничество в убийстве заведомо несовершеннолетнего. И будет тебе несладко. Долго и мучительно.

– Лучше б тебе сдохнуть, – без жалости в голосе сказал Медведев.

***

– Анна Валерьевна? – спросил из телефонной трубки вкрадчивый женский голос.

– Да, я вас слушаю, – отозвалась Скочилова.

– Меня зовут Шумилова Ангелина, я репортёр «Студии Вести». Как можно взять у вас интервью по поводу дел об убитых девочках?

– Простите, о каких убитых девочках?

– О Кате Смирновой и Маше Мурашовой.

– У следствия нет данных о том, что Катя Смирнова убита. Идёт расследование.

– О, ну вы же прекрасно понимаете, что это лишь слова, – по тону было понятно, что Ангелина Шумилова улыбается. – Наша студия готова даже заплатить вам гонорар за съёмку.

– Всю возможную информацию о ходе расследования, вы можете получить у нашей пресс-службы, – холодно сказала Анна. – До свидания.

– Подождите! Подождите! – закричала в трубку репортёр. – Ещё маленький вопрос. Как вы можете прокомментировать информацию о том, что в деле Мурашовой замешан педофил на чёрной иномарке? Уже установлена его личность? Есть фоторобот? Стоит ли гражданам прятать детей? У нас завёлся маньяк?

Журналистка тараторила, но Анна её уже не слушала, выхватив из тирады ключевую фразу.

– Без комментариев. Номера телефонов пресс-службы Следственного комитета на сайте Следственного комитета, – не прощаясь Анна нажала отбой и тут же набрала другой номер.

Кончики пальцев подрагивали. Раздражение стучало в висках молоточками. Длинные гудки нервировали. После минуты ожидания, следователь бросила трубку на рычаг. Вынула мобильный телефон и набрала интересующий номер там.

– Слушаю, – Дмитриев отозвался после второго гудка.

Голос у майора был взвинченный, громче, чем обычно.

– Нет, Александр Борисович, это я вас хочу услышать! – сказала вместо приветствия Анна. – Вы не могли бы мне рассказать о том, что в деле, оказывается, появилась некая чёрная иномарка, на которой якобы разъезжает некий педофил?

– Буклин вам что ли отзвонился? – Дмитриев сжал кулак.

«Ну, Слава! Вечно впереди паровоза»! – подумал майор, твёрдо решив по-взрослому поговорить с лейтенантом, чтобы тот больше никогда не вздумал прыгать через голову начальства. Тем более информация не до конца проверена.

– Журналистка! И мне очень хотелось бы знать, почему пресса узнаёт детали расследования раньше, чем следователь?

– Я понятия не имею, откуда утечка. Буклин мне отзвонился минут тридцать назад. Сейчас есть только имя предполагаемого насильника. Медведев пробивает адрес.

– Так значит, всё-таки у вас есть информация.

– Мы же работаем, – ехидно сказал Александр.

– Надеюсь, – Анна чуть сбавила обороты. – На задержание я еду с вами.

– Вот ещё, – возмутился Дмитриев. – Я не собираюсь отвечать за вашу безопасность. Проведём задержание, приедете на обыск и допрос.

– Вы мне будете указывать? Как только у вас появится адрес, он должен появиться и у меня. Я не собираюсь с вами это обсуждать.

Анна отключила звонок. Как вообще можно было работать с этим чурбаном? Ему чего хочется? Оказаться в рапорте? Получить премию за раскрытие? Новое звание?

Скочилова несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Сейчас нужно было идти к Петру Глебовичу – наверняка настырная журналистка уже и ему позвонила. Проще прийти самой рассказать о возможном прорыве в деле, чем выслушивать крик начальства, когда он вызовет на ковёр.

***

– Итак, вводные по персонажу, – Дмитриев повернулся в салон с переднего пассажирского сидения.

Служебный микроавтобус колесил между домами, подъезжая к нужному адресу. Спиной к Дмитриеву сидел угрюмый Медведев и дёргающий ногой Буклин. На одиночном сидении у двери расположилась Скочилова, серьёзная и сосредоточенная. Разговор с Петром Глебовичем выдался нелёгким. Остальные сидения занимали «тяжёлые». Вот их Дмитриев не особо хотел вызывать, но Скочилова настояла.

– Давайте вы не будете геройствовать, товарищ майор, – сказала Анна.

– Ну да, мы ж едем брать бандоса! – ёрничал Дмитриев.

– А я не хочу эксцессов. Если вам, конечно известно значение этого слова.

Напряжение между Дмитриевым и Скочиловой ощущали все, поэтому всю дорогу в машине стояла тишина.

– Евгений Ильич Самохин, сорок четыре года, – продолжал Александр. – Не женат, детей, понятное дело, нет. Живёт один. Ранее судим не был, не привлекался, в поле зрение полиции не попадал даже как свидетель. Работает менеджером в строительной компании. И, что любопытно, дважды в год летает в Тайланд.

– Кучеряво живёт, – присвистнул Медведев.

– В Тайланде один из самых больших рынков детской порнографии, – сказала Анна, глядя в окно.

– Пока у нас есть показания свидетеля, что Маша регулярно ездила куда-то на машине, принадлежащей Самохину. И показания Мурашова, что Самохин платил за то, чтобы проводить с Машей время. Но отец девочки, – Дмитриев поджал губы, – утверждает, что Самохин её крёстный отец и просто брал девочку, чтобы сводить её в парк. Поэтому, уважаемая Анна Валерьевна, мы пока точно не можем утверждать, что он делал с девочкой что-то плохое.

– А вы так не переживайте, Александр Борисович. Если Самохин окажется добрым дядюшкой, заботящимся о несчастной бедной девочке, если всё это зря и просто трата времени, то все шишки достанутся мне, как следователю, ведущему делу. Зато у вас появится прекрасный шанс говорить всем, что Скочилова перестраховщица.

– Вы меня демонизируете.

– Думайте, как хотите.

Они уставились друг на друга. Буклин, оказавшийся на линии «огня», отодвинулся ближе к Медведеву. Кто-то на заднем ряду закованных в бронежилеты ребят сдавленно кашлянул.

– Сань, – позвал Медведев.

– Чего? – прервал войну взглядом Дмитриев.

– Приехали.

***

– Чего, больше поставить некуда? Понапокупали себе тарантасов, нормальным людям пройти негде. Буржуи проклятущие! Да чтоб тебе все колёсы попротыкали!

Нестарая ещё женщина на чём свет стоит ругала припаркованный напротив подъезда микроавтобус. В довершение тирады она стукнула по машине тростью, которую почти не использовала при ходьбе. Водитель микроавтобуса только хмыкнул и подумал, как бы заговорила эта женщина, если бы подошла минут на пять раньше.

– Вон его машина! – Слава, как ребёнок, показал пальцем на придомовую парковку. – Дома, гад.

– И в квартире свет горит, – сказал Медведев, выглянув из окна.

Операцию по задержанию Самойлова Скочилова назначила на восемь часов вечера.

– Ну а чего не в двенадцать? – спросил Дмитриев.

– Потому что в двенадцать, я хочу быть у себя дома, со своей семьёй, – ответила Анна. – К восьми Самойлов наверняка вернётся с работы и будет занят привычными делами. Соответственно, у него снизится концентрация и нам проще будет вывести его из равновесия.

– Вы, Анна Валерьевна, стратег, – ухмыльнулся майор. – Он по-любому вечно на измене. Если таскать в дом чужих детей, то точно будешь подссыкать от каждого шороха.

– Он делает это, если делает, не первый год. Поэтому вряд ли чего-то опасается.

И всё же полицейский жалел, что Самойлова не взяли прямо на рабочем месте. Это то же было бы неплохой дезориентацией и подавлением воли. А сломанный человек – или хотя бы выведенный из равновесия – гораздо быстрее колется. Это практика. Однако, пришлось делать так, как сказала следачка.

Дмитриев стоял у двери Самойлова так, чтобы перекрывать весь обзор «глазка». Медведев ухватился за ручку и стоял боком, готовый потянуть дверь на себя. Буклин с «тяжёлыми» оккупировал лестничные марши. Скочилову оставили на целый пролёт ниже.

– Знаете что, Анна Валерьевна, – шипел майор, – хоть тут под горячую руку не лезьте!

Скочилова на удивление не стала спорить. На сегодня споров для Анны было достаточно. В её душе сейчас был такой ураган, что внешнее почти не волновало. Пётр Глебович чётко дал понять – если вся их операция провалится и на Самойлова ничего не найдётся, то дело у Анны заберут. С позором, с занесением выговора. Резонанс набирал обороты и пресса уже штурмовала более высокие кабинеты.

– А где результаты, Скочилова? Ты вообще оперов шевелишь? Мозги свои напрягаешь? – спрашивал Пётр Глебович.

Анна прижималась к подъездной стене, прислушиваясь к происходящему. Всё-таки риск попасть в дураки был слишком велик. Показания Мурашова явно выбивали – Скочилова видела его побитую физиономию мельком. В таких условиях можно наговорить что угодно. Хотя был и независимый свидетель.

«Какого чёрта он не начинает»? – успела подумать женщина, когда Дмитриев постучал в дверь.

– Кто? – спросил, не открывая, Самойлов.

– От Лёхи Мурашова, – ответил Дмитриев, делано оглядываясь по сторонам.

– Этому-то чего надо? – удивился Самойлов, поворачивая замок.

Дверь рванулась, распахиваясь настежь. Дмитриев влетел в квартиру, сметая хозяина.

– Добрый вечер! Полиция! – Александр скрутил руку Самойлова, прижимая его к стене.

Вслед за майором в квартиру потянулись тяжело вооружённые бойцы. Отработанными до автоматизма движениями они за минуту осмотрели всё помещение.

– Чисто, майор, – отрапортовал старший.

– Спасибо, мужики! Дальше мы сами.

Дмитриев оторвал ничего не понимающего Самойлова от стены и потащил его в ближайшую комнату.

– А что? А чего? А вы кто? – Евгений крутил головой.

– Машу Мурашову ты убил? Где её держал? Сколько раз насиловал? – Дмитриев сыпал вопросами, не давая Самойлову опомниться.

– Я, я, я… – заикался Самойлов.

– Головка от болта! – майор швырнул его на кресло. – Понятных организуйте.

– Сейчас, – Слава пошёл на выход, столкнувшись в дверях со следователем.

– Девочек, значит, любишь? – Дмитриев занёс кулак.

– А что? А что? – казалось, что Самойлов напрочь забыл, как строить предложения.

– Евгений Ильич Самохин, вы подозреваетесь в совершении действий сексуального характера в отношении заведомо несовершеннолетней. А также в насильственном удержании несовершеннолетней и причинении смерти. Вот постановление на задержание и обыск, – Анна вынула из папки бумаги.

– Что вы себе позволяете! – взвизгнул Самойлов, попытавшись встать. – Что за ерунду вы говорите?

Дмитриев толкнул мужчину в грудь и тот снова уселся в кресло. Майору уже было понятно, что пришли они по адресу. Зачем неженатому бездетному мужчине мягкие игрушки, рассаженные по дивану?

Анна терпеливо ждала понятых, изучая бледного Самойлова. Он бубнил, что всё это какая-то ошибка, гнусная инсинуация и он будет жаловаться. Но по лбу с большими залысинами текли капельки пота. Глаза то и дело поднимались к антресолям, но он тут же отводил взгляд.

– Сергей, откройте, пожалуйста, – попросила следователь, едва покончив с формальностями.

Медведев, успевший бегло осмотреть квартиру, даже не воспользовался табуретом. Открылась дверка и сразу же загорелся сработавший от датчика светильник.

– Ну надо же как удобно, – присвистнул майор.

Маленькая киностудия компактно устроилась на полке. Штативы, камера, большой зачехлённый фотоаппарат с парой объективов. Кассеты VHS, диски, альбомы для фотографий. Несколько принтеров, пачка специальной бумаги для печатанья фотографий, тонеры.

– Вот сука! – Медведев взял один из альбомов наугад.

Детская обложка, под которой совсем недетские фотографии. Полицейский смотрел на снимки не дольше пары мгновений и тут же захлопнул, отбрасывая вещь к Самойлову.

– Урою! – Сергей метнулся к хозяину квартиры.

Дмитриев не успел, или сделал вид, что не успел, его перехватить. Самойлов сжался в кресле, подтягивая ноги к животу. Но Медведев ударил его в лицо, разбивая очки в модной тонкой оправе. Вскрикнули женщины-понятые.

– Капитан! – крикнула Анна.

– Хватит, – Дмитриев крепко взял Сергея за руку.

– Ты посмотри, что у него там! – рвался Медведев.

– Он своё получит, – пообещал майор.

– Дай мне его! Можешь даже в протокол внеси! – Сергей пнул Самойлова.

Ботинок едва чиркнул по выставленным рукам. Но Самойлов заорал в голос, вставая в кресле в полный рост:

– Уберите! Уберите его!

– А они также кричали? – спросила Анна, поднимая альбом.

***

Гадко. Отвратительно. Противоестественно. До тошноты. Казалось, что грязь налипла на всё – на одежду, на руки, на глаза, на мысли. И её было непросто смыть. Внутри всё корёжило от желания убежать, закрыть глаза и не видеть.

Вместо этого Скочилова вызвала Константина Сергеевича. Киностудию описывали, опечатывали, упаковывали для дальнейшей экспертизы. Эксперт изымал постельное бельё, копался в мусоре, снимал отпечатки пальцев.

– Смотри, – сказал Константин Сергеевич, внося в комнату коробку из-под обуви.

– Господи! – Анна увидела ношенные детские трусики.

Пришлось вызывать «скорую помощь» – одной из понятых стало плохо с сердцем. Самойлов при виде врачей принялся симулировать сначала сердечный приступ, а потом сумасшествие.

– Мне приказали! Я не сам! Голоса мне сказали это делать! – говорил Евгений, старательно пуская слюни.

– Не нужно, – остановила фельдшера Анна.

Самойлов сполз с кресла и начал кататься по полу. Дмитриев наклонился, ухватил его за подбородок и отвесил пощёчину. Самойлов вскрикнул.

– Жить будет, – заключил майор.

«Скорая» уехала. Через три часа всё в квартире Самойлова было кончено. Анна думать не хотела, что ждёт этого человека нынешней ночью в ИВС. И что с ним случится по дороге.

– Завтра я хочу его допросить, – сказала Скочилова Дмитриеву. – И я хочу, чтобы он мог внятно отвечать. Катя Смирнова до сих пор не найдена.

Дмитриев кивнул, толкая в спину Самойлова, который просто передвигал ноги.

Анна стояла перед дверями своей квартиры. Нужно несколько минут, чтобы оставить все мысли о мерзостях, творимых взрослыми людьми. Тихонько вставив ключ, она сделала два оборота. Привычный запах дома, знакомые вещи, шумы.

– Мам? – заспанная Лера вышла из своей комнаты.

Немного большеватая пижама делала девочку ещё тоньше. Босые ступни с поджатыми пальчиками. Такая беззащитная, домашняя, родная.

Анна бросила куртку на пол, подошла к дочери с сгребла её в объятия. Уткнулась носом в макушку, глубоко вдохнув запах волос.

– Мам, ты чего? – Лера стиснула мать обеими руками. – Всё хорошо?

– Да, милая, всё хорошо, – ответила Анна. – Всё хорошо.

Глава 7

Бессонная ночь прочертила под глазами Анны тёмные тени. Отправив Леру в кровать, Скочилова прибрала свою куртку, сунула сапоги на полку и только тогда поняла, что Михаил не вышел её встретить. Пусть, в последнее время у них несколько разладились отношения, но чтобы не показаться в коридоре хотя бы с упрёками… Всё-таки пришла Анна ближе к полуночи и готова была услышать обвинения в свой адрес.

Спальня оказалась пуста, к их постели никто не прикасался. Анна заглянула в комнату дочери, чтобы спросить, где отец. Одного взгляда на Леру хватило, чтобы женщина одёрнула себя – не хватало только ребёнка втягивать во взрослые дрязги.

Михаил явился домой через час. Шумно возился с ключом, пыхтел, стучал ботинками. Громко выругался, оборвав на куртке петельку.

– По какому поводу праздник? – спросила Анна, выходя в коридор.

– Празднику повод не нужен! – заявил пьяный Михаил, борясь с галстуком.

Когда-то давно подвыпивший Миша Скочилов казался забавным, добрым и остроумным. Сейчас ничего кроме раздражения Анна не почувствовала.

– Ребёнок один дома целый день.

– И это мне говоришь ты? – мужчина стащил галстук через голову, не развязывая. – Сама всё время на своей грёбаной работе! А мне один раз нельзя с приятелями в баре посидеть? Ты мне ещё будешь скандалы закатывать?

– Тише говори, Лера спит.

– Я у себя дома. Могу в своей квартире говорить так и то, что хочу.

– Эту квартиру получал мой отец.

– Началось! – взвился Михаил. – Вечно твой папочка-герой! Я в эту квартиру вложил столько денег…

– Закрой рот, – Анна подошла к мужу вплотную, говорила тихо. – Просто сейчас закрой свой рот, чтобы завтра ни о чём не пожалеть.

Михаил занёс пятерню над женой. Его пошатывало от выпитого. Он кривил губы. Но под тяжёлым взглядом сломался. Оттолкнул Анну, вошёл в их спальню и завалился поперёк кровати.

Скочилова постояла в пустом коридоре, обнимая себя за плечи. Её жизнь катилась к чертям собачьим. Раздевать уже захрапевшего Михаила, укладывать его, ложиться рядом с ним, она не хотела. Взяв плед, Анна ушла в гостиную, устроившись на диванчике.

Но уснуть больше не смогла. В голове мешались образы Леры и девочек с тех фотографий. Мысли перескакивали с родителей Смирновых, на Самойлова, потом на поведение Дмитриева, которого она не остановила. Убитая девочка. Пропавшая девочка. Своя девочка, у которой в будущую среду настоящие соревнования.

Неудобный диван, тонкий плед, отсветы проезжающих мимо машин, фонарей и неоновой вывески на магазине, что в соседнем доме. Анна ворочалась до половины шестого, а потом встала и отправилась на кухню, готовить завтрак.

Бессонная ночь выдалась и у Дмитриева. Домой он так и не попал, там его всё равно ждала только раковина с грязной посудой и давно высохший цветок, продолжавший стоять на подоконнике.

Очень хотелось сделать так, чтобы Самойлов до изолятора не доехал. Его вина очевидна, дело лишь за экспертизой. Бумажки с печатями и умными словами. Потом показания свидетелей и потерпевших. Всё понятно. Предельно. Как бы Самойлов не выкручивался, что бы не говорил, ему ничего не поможет.

– Открыть дверь, зацепить ублюдка за фаркоп и пару сотенок хоть протащить, – сказал майор, пристроившись в хвост патрульного УАЗа.

Они остановились на светофоре, пропуская поперечный поток машин. Бледное лицо Самойлова на какое-то мгновенье показалось в окошке. Александр до боли сжал руль.

– Давай, – кивнул сидящий рядом на пассажирском сидении Медведев. – Парни скажут, что замок не сработал. Этот попытался свалить, но упал, зацепился. А они не заметили.

– Тут камеры, – Дмитриев почесал щёку.

– Вы же несерьёзно? – спросил Буклин, наклоняясь с заднего сидения.

– Тебе его жалко? – оглянулся Медведев.

– Нет. Но так-то тоже нельзя.

– Кто сказал? – спросил Дмитриев. – Следачка? И чего она сделает? По случившемуся факту-то?

Загорелся зелёный и машины двинулись к отделению. Самойлова довезли в целости. Вытащили из УАЗа грубо, не церемонясь втолкнули в камеру, позабыв снять наручники. Закрыли уши на просьбы о звонке.

Желание отработать эту мразь, как боксёрскую грушу, пришлось подавлять. Какие бы железные улики не кричали о вине Самойлова, следователь была права – Катю Смирнову так и не нашли. Кто знает, может быть, у этого есть сообщник, который удерживает ребёнка? И может быть – на это всё ещё была крохотная надежда – Катю можно спасти.

Распустив людей по домам, Дмитриев занялся бумагами. Отчёты, протоколы, данные на понятых – вся бумажная возня должна быть безупречна в этом деле. Ни один адвокат не должен найти хоть малейшую зацепку, позволившую бы аннулировать их работу.

Ошалевший от безумного дня, Александр вышел из отделения во втором часу ночи. Обменявшись с дежурным рукопожатием, Дмитриев закурил, выпуская дым в небо. Там высветились ясные звёзды, чуть приглушённые городским освещением. Подмораживало. И подташнивало от голода и выпитого кофе. Не застёгивая куртку, майор сел в машину, прогрел её и погнал в бар «Канарейка», что в квартале от отделения.

Через пару пива под тарелку пельменей Дмитриев нашёл взглядом Снежану. Она сидела за дальним столиком с каким-то мужиком. Кивнув официантке, майор расплатился за ужин и подошёл к девушке.

– Пошли, – сказал он.

– Э, мужик, отвалил, понял? – сказал её кавалер, уже хорошо поддатый. – Я ей забашлял.

– Тебя никто не спрашивает, рыло, – Дмитриев взял Снежану за руку и помог подняться со стула.

Мужик попытался возразить, но получил толчок в плечо. Дмитриев привычным движение сунул ему под нос закрытое удостоверение. Большего не понадобилось.

Снежана жила рядом, и Дмитриев её услугами время от времени пользовался. Нормальная была девка, чистая, с понятием когда и о чём можно говорить. Иногда сливала информацию. Ну и дело своё знала.

Только в этот раз ничего не вышло. Трогая Снежану за пышную грудь, обтянутую скользящей тканью, Дмитриев не мог избавиться от образов маленьких девочек с тех жутких снимков. Ничего в его штанах не оживало.

– Что-то вы сегодня не в форме, товарищ майор, – игриво сказала Снежана, расстёгивая ему ширинку. – Сейчас помогу.

Через десять минут Дмитриев, злой на себя, вышел из её дома. Облом. Он не смог.

– Сука! – выдохнул майор.

Часы показывали пять часов семь минут. Дмитриев сел в машину и отправился в отделение.

***

Допрос начался почти в одиннадцать.

Самойлов, бледный, со всклоченными волосами, сидел на нарах, забившись в угол. Кроме него в камере никого не было – просто повезло. Евгений резко повернул голову к двери, когда та открылась.

– На выход, – приказал сержант, за спиной которого маячил Дмитриев.

Задержанный не шелохнулся, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Самойлов, на выход, – сказал сержант ещё громче.

Дёрнувшись всем телом, мужчина отвернулся к стене и принялся что-то яростно писать на ней пальцем. Он беззвучно диктовал себе, слюна летела во все стороны.

– Балаган заканчивай, – начал выходить из себя майор.

– Пытки! Пытки запрещены Жевенской конвенцией. Я напишу! Я всё напишу! Это принуждение! Это провокация! Ничего! Ничего! Я всё всем напишу! – заорал Самойлов, принявшись долбить кулаками по стенам.

– Слышь? – Дмитриев вошёл в камеру.

– Не подходи! – Самойлов полез на второй ярус нар, одновременно брыкаясь.

– В дурку захотел? Так я тебе сейчас организую, – пообещал майор. – Сержант, врача зови!

Оставшись один на один с Самойловым, Дмитриев подошёл ближе к нарам. Задержанный вжимался в стену, плевался, норовя задеть полицейского.

– Слушай сюда, падаль, – спокойно сказал Дмитриев. – Ты даже не надейся откосить. Врач приедет-уедет, а ты и я останемся здесь. Поверь, я сделаю всё, чтобы ты не отвертелся.

– Пошёл! Пошёл от меня! – не очень уверенно закричал Самойлов, крестя полицейского.

– Я сказал, ты услышал.

Специальная «скорая» приехала только через тридцать минут. Врач в сопровождении санитара прошёл в камеру, где продолжал буйствовать Самойлов, но уже не так активно. Увидев врача, задержанный упал на тонкий матрас и забился в конвульсиях, пуская пузыри изо рта. Между судорогами он выкрикивал ругательства и что-то про шпионов, что он не сдастся произволу власти.

– Вы издеваетесь? – спросил врач, оборачиваясь к Дмитриеву. – Что это за акробатические трюки?

Самойлов затих, продолжая лишь тряси руками и ногами.

– Вы вслух скажите, доктор.

– Что вы хотите услышать? Симуляция? Да, это симуляция. Не самая удачная.

«Скорая» уехала, как предсказывал Дмитриев. Самойлов сидел на верхних нарах, притянув к себе ноги и затравлено глядя вниз на полицейского.

– Спустился, морду вытер, руки за спину.

– Я требую адвоката! – надтреснутым от долгого крика голосом сказал Самойлов.

– Сколько угодно. Свой есть или бесплатного пригласить?

Адвокат, имя которого назвал Самойлов, отказался приезжать и представлять его интересы сразу же, как только узнал в чём подозревают Евгения Ильича.

– И передайте ему, чтобы забыл мой номер. Ничего общего с этим гражданином я не имею. До свидания! – сказал адвокат.

Расправивший было плечи Самойлов сник. Пришлось связываться с коллегией адвокатов, чтобы прислали защитника, работающего от государства. Снова час ожидания. Потом ещё какое-то время ушло на формальности и разговор Самойлова с Бережным, недавним выпускником юрфака.

– Начнём? – уточнила Анна, когда все участники допроса наконец собрались в кабинете.

Под допросную выделили небольшую комнату, одна стена которой была разграфлена шкалой для измерения роста, а противоположная оформлена односторонним зеркалом.

– У моего клиента есть заявление, – сказал Бережной, как можно более серьёзным тоном.

– Вещай, – кивнул Дмитриев, стоящий у двери.

Скочилова оглянулась, бросив быстрый взгляд на полицейского. Какого чёрта он лезет?

– Я хочу явку с повинной. Я хочу признаться, что имел половые сношения с несовершеннолетними. А ещё снимал детское порно на видео и фото.

Самойлов говорил быстро, не глядя на следователя и уж тем более на полицейского. Адвокат кивал на каждое его слово.

– Какую явку с повинной? – возмутился Дмитриев.

– Евгений Ильич, вы понимаете, что этот наш разговор будет запротоколирован? – Анна жестом остановила майора, подошедшего к столу.

– Да, мой клиент это осознаёт.

– Чё ж ты дурку утром включал?

– Товарищ майор! Ещё одно замечание и я вынуждена буду вас удалить из допросной, – предупредила Скочилова.

– Утренний инцидент – это психологическая реакция моего подзащитного, – объяснил Бережной. – Прошу учесть, что никогда ранее господин Самойлов не привлекался к уголовной и административной ответственности. Вполне понятно, что для него это стрессовая ситуация, в которой ещё необходимо адаптироваться.

– То, что ваш клиент не привлекался, не его заслуга, – бросил Дмитриев, но отошёл на своё место.

Анна снова оглянулась, но Александр на неё не посмотрел. Сложив руки на груди, майор упёрся спиной в косяк и сверлил взглядом Самойлова.

– Итак, Евгений Ильич, вы признаёте себя виновным в совершении развратных и насильственных действий с заведомо малолетними, а также в изготовлении порнографической продукции?

– Да.

– Распространение?

– Да, – после короткого обмена взглядами с адвокатом, ответил Самойлов.

– На фотографиях и видеороликах, изъятых вчера в вашей квартире, запечатлены другие мужчины. Кто они?

– Я хочу заключить сделку! – торжествующе сказал Самойлов.

Бережной, довольный собой и ходом дела, чуть выпятил грудь. Да, это всё дурно пахло, имело совершенно отвратительную историю, но это было достаточно громко. Именно это необходимо молодому правозащитнику – чтобы его имя как можно чаще упоминалось. В прессе наверняка будут поднимать эту тему. Сейчас главное, зацепиться. Попытаться по максимуму выбить профиты для Самойлова. Отличное дело! Хороший материал для старта в большую адвокатскую практику!

– Какую сделку? – не сдержался Дмитриев.

– Информация в обмен на гарантированное снижение срока. Я вам сдаю своих клиентов, вы мне «защиту свидетелей», – Самойлов первый раз со вчерашнего вечера улыбнулся.

Ему было что предложить. Толковый всё-таки попался парнишка, пусть и совсем зелёный. Шанс выпутаться из этой истории без особых потерь забрезжил где-то очень близко.

– Такие решения принимаются на другом уровне, – сказала Анна, переваривая информацию.

– Так созванивайтесь с другим уровнем, – Самойлов откинулся на спинку стула, совершенно расслабившись.

– Вы знали Марию Мурашову? – спросила Анна.

– Машку? – самодовольство слетело с Самойлова.

– Да.

– Сначала сделка! Я не буду больше отвечать на вопросы, – закрылся задержанный.

– Мой клиент имеет на это право, – подтвердил Бережной.

– Когда вы видели девочку в последний раз? – продолжала Скочилова. – При съёмках вы кололи детям успокоительные и седативные препараты?

– Я не буду отвечать!

– Машу убили. Её тело нашли в парке, – Анна выложила перед Самойловым фотографии с места обнаружения девочки. – Евгений Ильич, я вам советую хорошенько подумать и посоветоваться с вашим адвокатом. В деле об убийстве несовершеннолетнего нет и не может быть никаких сделок. Если нашими экспертами будет доказана ваша причастность к смерти Маши, вы будете отвечать перед судом. Господин адвокат не даст соврать, срок будет максимальным.

– Я никого не убивал! Вы не повесите это на меня! – Самойлов вскочил со стула.

– Сидеть! – гаркнул Дмитриев.

– Это давление на задержанного, – немного неуверенно заявил Бережной.

Дело поворачивало совершенно в другую сторону. Оно уже не выглядело столько радужно, каким казалось вначале.

– Мне нужно поговорить с адвокатом наедине!

– Ваше право, – кивнула Анна. – У вас полчаса.

***

– Какая сделка? Вы там, в своём следственном комитете, вообще? – Дмитриев мерил шагами кабинет.

– Вы масштабы видите, Александр Борисович? Или настолько ограничены? Он сдаст нам всю свою сеть.

– А вы его отпустите на все четыре стороны. Просто прекрасно, Анна Валерьевна! И через месяц эта тварь где-нибудь ещё снова начнёт покупать за пузырь маленьких девочек!

– Вы что предлагаете? Пойти к начальству и заявить, что решение, которое оно приняло, никуда не годиться?

– Конечно! Начальству такое нельзя говорить! – Дмитриев остановился напротив Скочиловой. – Оно же премии лишит. А тварь выпускать можно!

– Вы думаете, мне всё это нравится?

– Но вы не слишком-то протестуете!

Их разделял всего шаг. И в этом пространстве проскакивали молнии, способные убить любого, кто рискнул бы сейчас пройти мимо.

– Если мы пойдём на принцип и просто посадим Самойлова по совокупности улик и показаний, сколько времени нужно будет, чтобы вычислить, арестовать, предъявить обвинение и посадить остальных? – Анна пыталась говорить спокойно.

– Ну надо же! Это же не ваша печаль – бегать по городу. Сидите себе, бумажки заполняйте.

– Решение принято.

– К чёрту такие решения!

Медведев сунулся в кабинет Дмитриева. Майор стоял, расставив ноги, уперев руки в бока. Он чуть наклонился вперёд, нависая над следачкой. А она сидела на краю стола, скрестив руки на груди. Что один, что другая походили на бойцов, готовых вступить в схватку.

– Это, – неуверенно сказал Сергей, привлекая внимания, – там Самойлов готов говорить.

***

– Мурашова была у меня месяц назад, – заявил Самойлов, едва Скочилова переступила порог допросной. – Больше я её не видел.