Текст книги "Я тебя спасу"

Самойлов сидел, вольготно закинув ногу на ногу. Бережной рядом с ним пытался сдержать улыбку, мысленно уже торжествуя победу.

– При каких обстоятельствах вы видели Марию Мурашову? – спросила Анна, усаживаясь за стол.

– Ну, это, – Евгений Ильич перехватил полный ненависти взгляд полицейского.

– Вам не кажется, что сейчас уже не время строить невинность? – Скочилова несколько раз стукнула ручкой по столешнице.

– У нас с ней было. Потом я её домой подвёз. Больше не видел.

– Интерес потеряли?

Дмитриев шумно выдохнул, но не стал влезать в разговор.

– Хотел, – испуганно глядя на полицейского, сказал Самойлов. – Но её не было дома. Она опять сбежала. Она вообще часто сбегала. Неделями где-то таскалась. Её папаша искал по подвалам. Один раз она даже в какую-то деревню уехала на электричке. Но её находили. А в этот раз что-то не получилось. Я два раза к ним приезжал. Мурашов этот продукты требовал и бухло, пацана предлагал. А мне не нужен пацан. Я не пидераст же…

– Конечно, ты ж по маленьким девочкам специалист, сука! – не сдержался Дмитриев.

***

Анна стояла в туалете следственного комитета и мыла руки. Уже второй раз она набирала полладошки жидкого мыла из дозатора. Густая пена, пахнущая спелыми яблоками, испачкала манжеты пиджака. Она же была на раковине и даже на нижнем крае зеркала. Шумела вода, включенная сильным напором. Брызги разлетались вокруг. Скочилова ожесточённо тёрла пальцы, будто хирург, готовящийся к операции. На самом деле ей хотелось вымыть голову изнутри.

Самойлов рассказывал долго. Сначала Дмитриев рычал, ругался, вставлял едкие комментарии, но потом даже ему сделалось так противно, что он замолчал. Бережной слушал внимательно, то и дело напоминая, что его клиент добровольно выдаёт своих подельников и имена жертв. В основном это были девочки из таких же семей, как Маша.

Хорошо налаженный бизнес.

– Приятное с полезным, – сказал Самойлов и втянул голову в плечи.

Потому что Дмитриев стукнул кулаком в дверной косяк. Майор зашипел от боли – на сбитых костяшках выступила кровь. Но допросную он не оставил.

Анна записывала, стараясь не сильно вникать в подробности. Диктофон отсчитывал минуты.

– Александр Борисович, вызывайте машину, – сказала Скочилова, когда допрос закончился. – Самойлов, вы поедете в СИЗО.

– Почему в СИЗО? – встрепенулся мужчина. – А сделка?

– До суда придётся посидеть. Ваш адвокат вам объяснит, – Анна поднялась, собрала бумаги, и вышла, не прощаясь ни с кем.

– Ань, тебя там Глебыч ищет, – в туалет забежала Вика из пресс-службы.

***

– Константин Сергеевич, ну, пожалуйста, – взмолился Дмитриев. – Не могу я так.

Александр держал трубку, прижав её плечом к уху, и заливал перекисью ссадины на руке. Соприкоснувшись с кровью, перекись пошла мелкими пузырьками. Кожу защипало.

– Саша, ты слишком много требуешь от старого человека, – вздохнул эксперт. – Я лаборантов только что домой отпустил. Они, бедные, всю ночь работали.

– Понимаю. Но хоть что-то? Хоть малюсенькую зацепочку. Мне бы только ухватиться. Я эту мразь никуда не выпущу! Пусть комитет хоть порвётся на британский флаг со своими сделками!

– Вот в эти ваши дела я не лезу, – устало сказал Константин Сергеевич. – Ладно, читать всё не буду, сейчас почтой отправлю. Основные тезисы устроят?

– Устроят, – согласился Дмитриев, закидывая ноги на стол.

– Записи на кассетах и дисках подлинные. Имеют привязку к дате и времени. Думаю, вам должно помочь. Фотографии чёткие, лица для опознания пригодны. «Сюжет», – эксперт поперхнулся этим словом, – то же вполне однозначный и, сам понимаешь, может быть однозначно определён как «порнография с участием несовершеннолетнего».

– Маша?

– В том числе. Я насчитал шесть девочек разного возраста, все не старше четырнадцати-пятнадцати. И четверых взрослых, включая Самойлова.

– Он их всех сдал. Хоть тут, сука, не соврал.

– Так вот, – Константин Сергеевич не любил маты, но понять оперативника мог. – Ни на белье, ни на одежде Самойлова биологических следов Мурашовой я не обнаружил.

– Так она же была у него. Это точный факт, – Дмитриев убрал ноги со стола.

– Свежих следов Маши у него нет, – повторил эксперт. – Потожировые отпечатки пальцев есть. Но они старые и перекрываются другими. А вот биологических нет. Ни слюны, ни волос, ни даже ногтя.

– Чёрт, – выругался Дмитриев. – Спасибо, Константин Сергеевич.

– Ждите письмо, Саша.

Усталость звенела во всём теле. И вместе с тем трудно было усидеть на одном месте. Дмитриев потёр лицо ладонями, почувствовав, как отросла щетина. Надавив пальцами на закрытые веки, майор несколько минут пытался сосредоточиться на «фейерверках», расцветающих перед глазами.

У них по-прежнему ничего не было. Четыре дня как пропала Катя Смирнова и три дня с момента обнаружения Маши Мурашовой. И ни шага!

***

– Почему я должен вас искать, Анна Валерьевна? – строго спросил Пётр Глебович. – У вас есть рабочее место.

– И некоторые потребности организма, – сказала Скочилова. – Я не только следователь, но и живой человек.

– Ты вот это брось, Скочилова! Не нужно делать из меня монстра. Садись, – Пётр Глебович указал подчинённой на стул сбоку от своего стола. – Хочу тебе благодарность выразить. Хорошее дело раскрутила. И молодец, что позвонила посоветоваться. Я руководству сообщил, так что на квартальную премию можешь рассчитывать.

– Угу, – кивнула Анна, сидя на краешке стула.

– Это одно, – Пётр Глебович посерьёзнел. – На самом деле тебе крупно повезло, что этот Самойлов заговорил. Иначе на тебе, а значит и на мне, повисло бы тухлое долгое дело. А нам без того хватает.

– Что же нужно было не возбуждаться?

– Я тебе про это хоть слово сказал? Бумаги теперь все в порядок приведи, чтобы не подкопаться. По максимуму быстро сплавляй.

– Эксперт уже прислал заключение.

– Вот и отлично.

– Могу идти? – Анна поднялась со стула.

– Нет. По Самойлову молодец, а по остальным? – присесть ей Пётр Глебович уже не предложил. – У тебя хоть что-то по пропавшей девочке есть? И по трупу? Ты чего новые дела заводишь, когда нераскрытых целый вагон? Ты же не думаешь, что вот эта вот канитель с педофилами, тебе покроет «висяки»? Отдувать на комиссии за тебя я не собираюсь. Ты давай там, Скочилова, шевелись. И помни, мне нужны результаты. Свободна.

Как будто Анна хоть на один дель забывала про открытые дела. Так и эдак каждую минуту она прокручивала в голове заключения экспертов и показания свидетелей.

– Видать, втащил ей Глебыч, – тихо сказал следователь Шумейко.

– Да не может быть, она ж вон подняла какую сеть, – не согласился следователь Маслов.

– А чего морда кислая?

– Зато жопа шикарная.

– Ну это да, – кивнул Шумейко.

Скочилова шла по коридору и понятия не имела, что её именно сейчас обсуждают коллеги, стоя у куллера с одноразовыми стаканчиками с кофе. Её интересовало заключение по Мурашовой. Список препаратов, которые вводили девочке, которые стали одним из факторов, приведших к смерти ребёнка.

***

Смерть ребёнка наступила от истощения и отравления лекарствами. Основная мысль многостраничного заключения судебно-медицинской экспертизы. Кто-то планомерно, день за днём вводил Маше Мурашовой препараты, вызвавшие нарушения в работе внутренних органов. Вводил по системе, если верить Константину Сергеевичу, высчитавшему дозу лекарств, могущую привести к летальному исходу. Не доверять компетентному экспертному мнению у Скочиловой не было причин.

Специфические препараты. Рецептурные, как значилось в заключении. Целый список того, что простой человек, пришедший в аптеку, не купит. Цены на лекарства тоже непростые.

И это единственная ниточка, за которую следователь намерена была потянуть. Найти того, кто мог приобрести. Пусть даже это займёт много времени.

Анна несколько раз перечитала написанное, и разослала запрос в онкологические клиники. Нужно узнать обо всех, кто состоит на учёте, получает лечение и получает рецепты на лекарства. Кто из врачей выписывает эти препараты, как в полном списке, так и частично. Кто из пациентов обращался в больницы, чтобы получить дополнительный рецепт взамен утраченного.

– Это будет сотни человек. Что ты делаешь? – спросила себя Анна.

Но она продолжала рассылку. В конце концов, на этапе проверки будут задействованы оперативники и участковые. Кто-то попадётся в это сито.

***

– Что ж вы ограничиваетесь полумерами, Анна Валерьевна? – спрашивал Дмитриев в своей ехидной манере, чем неимоверно раздражал Скочилову.

– По-моему, никаких полумер, Александр Борисович, – ответила Анна.

Майор Дмитриев позвонил ей через пять минут после того, как получил поручение о проверке аптек.

– Ну сверим мы количество рецептов с количеством проданных препаратов. Будем молодцы, – ёрничал полицейский. – А наш тип в это время тоже будет молодец, потому что купил колёса у какого-нибудь барыги. То-то результативно!

– Я рада, что вы сами об этом подумали. Потому что на счёт проверки незаконного оборота наркотиков и сбыте на «чёрном» рынке рецептурных лекарственных препаратов для вас я готовила отдельное поручение.

– Вы хоть когда-нибудь разговариваете, как человек? Вас что учили читать по Уголовному Кодексу?

Как же она его бесила! Всем своим видом показывала, что следствие выше полиции, давила этими своими казёнными фразочками. Разве нормальный человек станет так разговаривать? А был бы следователем мужик – дело шло ещё лучше. Прессанули бы Самойлова, Мурашова, да и Смирнова заодно – они бы запели, как миленькие. Но нет! Эта Скочилова всё демократию разводит, толерантность и прочую терпимость. Баба – одно слово. Что с неё взять?

– Постарайтесь как можно быстрее и качественнее отработать аптеки. Свяжитесь с наркоконтролем и поработайте с ними, если у вас нет прямых контактов или выходов на распространителей. Вы ведь, Александр Борисович, понимаете, что это нужно сделать?

– Сделаю, – сквозь зубы отозвался Дмитриев. – По Смирновой будут поручения?

Он спросил, зная, что Скочилова болезненно отреагирует.

– А вы что, закончили отработку контингента?

– Ну, может быть, Анна Валерьевна, у вас возникла какая-нибудь гениальная идея. Откуда нам, тупым ментам, знать.

– Прекратите паясничать, майор, – устало ответила следователь. – Работайте.

***

Пятый день. Именно столько отсутствовала дома Катя Смирнова. До сих пор ни звонка о выкупе, ни тела, ничего. Свидетели опрошены, родственники, друзья и знакомые семьи. Никаких следов. Девочка как будто растворилась в воздухе, выйдя с детской площадки. Анна ломала голову, выискивая то, что могла упустить. Перечитывала тонкое дело, а потом возвращалась к делу Маши Мурашовой.

На запросы врачи присылали ответы, написанные как под копирку – сведений о пациентах, получающих лечение, не выдаём. Врачебная тайна, чёрт бы её побрал. Разве можно считать за информацию сухие цифры статистики? Сколько пациентов наблюдается, по каким диагнозам, стадии заболевания, количество умерших и количество ушедших в ремиссию. Всё это обезличенные цифры, за которыми, конечно, стоят тысячи человеческих судеб, но которые никаким образом не приближают следствие к разгадке.

Отчаянная пустота. Пусть говорят, что у каждого следователя всегда есть и будет целый шкаф нераскрытых дел, Анна не желала, чтобы дела девочек были в её шкафу «висяков».

А ещё был Самойлов, адвокат которого подал прошение об освобождении под залог. Аресты его подельников, работа с жертвами сейчас шли так напряжённо и стремительно, что следственный комитет гудел. Журналисты атаковали звонками и просьбами об интервью. Пресс-служба в интересах следствия давала скупые отчёты. На Анну обрушивались потоки информации, мешающие работать. Вместо того, чтобы оформлять бумаги по педофилам, где всё было предельно понятно, следователь рассматривала фотографии Мурашовой и Смирновой. Это было важнее.

***

Сколько аптек в городе? Хоть кто-нибудь просто из любопытства подсчитывал? Кто-то, кроме регистрационных, налоговых и всяких других государственных служб. Дмитриев навскидку только в районе своего дома насчитал семь. В масштабах большого города цифра колебалась в районе двухсот. Опять же нельзя исключать ближайшую область. Это ещё столько же на круг.

Сколько должны храниться рецепты на препараты? Месяц? Квартал? Или год? Когда были куплены лекарства, которыми обкололи Машу Мурашову? Тысячи бланков, заполненных десятками врачей.

И всё это нужно сверить. Закрыть глаза на то, что не все фармацевты чисты, что все они не имеют никаких возможностей подделать рецепты и толкнуть налево что-нибудь морфиносодержащее. Неимоверное количество часов уйдёт на проверку.

А ещё есть стационары. И там есть подучётные лекарства, журналы выдачи, журналы приёма на хранения, журналы смен, выдающих эти самые лекарства.

Спасибо врачебной тайне, не позволившей собрать гигантские списки пациентов. Иначе Скочилова наверняка заставила бы отработать каждого.

– Господи! – Дмитриев взъерошил волосы. – Мы будем здесь жить.

– Александр Борисович, а интернет? – спросил Булкин.

– Что интернет? – майор посмотрел на Славу.

– Ну там тоже можно купить что хочешь. Мне часто попадаются посты про сбор денег на лекарства. Под одним женщина предлагала перепродать что-то недорого, потому что у неё осталось от родственника.

– Твою мать! – Буклин говорил дельные вещи. – Слава, раз ты это затронул, ты с этим и работай. Шерсти сеть, городские группы, область. Кто нуждается, кто продаёт, кто просто сочувствует. По возможности собери контакты.

– А я? – спросил Медведев.

– Ты по аптекам. Главк добро на привлечение людей дал. Так что ты всё контролируешь по этому направлению. Там до чёрта работы, но делать надо.

– Понял. Сам по больничкам?

– По больничкам, – кивнул Дмитриев. – Ещё с «нариками» свяжусь, пусть они своих подопечных тряхнут. Глядишь, что-нибудь проявится. Давайте, мужики, работаем.

Медведев с Буклиным вышли из его кабинета. Дмитриев крутнулся на кресле, уставился в окно. Предстояла сложная большая работа, которая, скорее всего, принесёт мизерный результат. Слишком частое сито. С гораздо большим рвением он бы сейчас отлавливал дружков Самойлова. Но это перекинули на группу Леонова и там почти всё закончилось.

Чёртовы следаки! Как можно выпускать такую мразь к нормальным людям?

***

Шумилова перечитала сообщение ещё раз. Неизвестный прислал такое, что руководство студии как минимум должно предоставить ей час эфирного времени. А как максимум в конце концов хотя бы дать попробовать вести собственную программу. Журналистка распечатала письмо, поправила причёску и решительно направилась к выпускающему редактору.

– Это сенсация! – сказала Ангелина, дождавшись пока редактор прочтёт письмо.

– Пока это только анонимка, – отрезвил редактор. – Ты уверена, что это не бред сумасшедшего? Что какой-то шутник не решил подкинуть тебе дезу с данными на своих знакомых? Или на случайных людей, никак не связанных с этим делом? Подумай хорошенько, что будет со студией, если мы пустим в эфир вот это твоё «расследование», а вся база окажется ложной. Ладно суд – это инфоповод, не самый плохой, между прочим. А компенсация морального ущерба за клевету? Примерные цифры представляешь? Ты окажешься в таком дне, что будешь до конца своих дней пахать за бесплатно.

Шумилова смотрела на редактора, вызывающе отставив левую ногу чуть в сторону. На её красиво очерченных губах, слегка тронутых блеском, играла самоуверенная улыбка. Внутри журналистку распирало от ликования – это её шанс уйти из репортёров в ведущие авторской программы, и она его не упустит.

– Вот сюда посмотри, – Ангелина протянула редактору свой смартфон с открытой почтой. – Файлики прикреплённые нажми.

– Вот же! – редактор отпрянул. – Охренеть! Гелька, готовь выпуск. Я с главным переговорю. Только фотки мне скинь.

***

Едва выключив выпуск спецрепортажа знакомой журналистки, Марго принялась стучать по клавиатуре. Что-что, а поиск по социальным сетям был для неё привычным делом. Всего десять минут, и она была готова выйти в прямой эфир.

– Хорошие мои! Это просто шок! – начала Марго, дождавшись пока к ней подключится первая сотня зрителей. – Только что я посмотрела репортаж Ангелины Шумиловой «Они среди нас». И я хочу вам сказать – это кошмар! Ссылку на это видео я прикреплю под этим эфиром.

Девушка поправила выбившийся локон, убедилась, что аудитория выросла до полутора тысяч. Пора переходить к самому главному.

– Если коротко, то полиция нашла того человека, который долгое время насиловал маленькую Машу. Вы помните, я была там, когда нашли тело девочки. Так вот, этот, я не могу назвать его человеком или мужчиной, был арестован. Его нашли, задержали и отпустили.

Марго перевела дыхание. Краем глаза прочитала скользящие внизу экрана смартфона комментарии своих зрителей. Какая разница, что они пишут? Сейчас нужно выдать информацию. Быстрее, чем эту же информацию разнесут другие блогеры.

– Полиция пошла на сделку. Вы представляете? Они выпустили на свободу этого упыря! Только за то, что он сдал таких же как сам. Долгое время в нашем прекрасном городе орудовала целая банда педофилов. Они покупали детей у алкашей, снимали малолетних проституток и насиловали их. А ещё снимали на камеру. Такая мерзость, что я даже не могу об этом спокойно говорить.

Комментарии сменялись так быстро, что даже при желании их нельзя было прочитать и ответить на них. Число зрителей перевалило за две тысячи. Сбоку поплыл поток разноцветных сердечек.

– Я провела для вас собственные поиски и сейчас покажу тех, кто издевался над детьми. Мы, каждый из нас, должны знать в лицо этих недочеловеков! Вот главный – Евгений Самойлов. Запомните его. Скриньте и рассылайте в свои группы. Пусть все знают, кто стоит за трагическими событиями. Пусть эта тварь нигде не найдёт защиты.

Марго перевела камеру телефона на раскрытую страницу Самойлова на одном из популярных сайтов. Продолжая комментировать, она одного за другим показала всех фигурантов дела, о которых рассказала в своём репортаже Шумилова.

– Это невыносимо гадко, – продолжила блогер. – Я не могу даже мысленно представить, что должно происходить в голове, чтобы захотеть маленького ребёнка. Думаю, все мы должны признать, что они реально среди нас. И это страшно. Я точно знаю, что среди вас, мои хорошие, есть молодые родители, есть те, у кого дома маленькие сестрёнки и братишки. Мы должны сделать так, чтобы они никогда не стали жертвами. Хочу представить вам вот такое замечательное средство. Это перцовый баллончик «Персей». Мне его любезно предоставил мой спонсор, магазин «Защита свободы», ссылку на их аккаунт я также прикреплю к записи этого эфира.

Глава 8

– Мам, а с кем я буду жить? – спросила Лера.

– Когда? – Анна выключила воду, закончим мыть посуду после завтрака.

Лера сидела за столом, сложив перед собой руки, как в школе. Лицо её было серьёзным.

– Когда вырастешь? Познакомишься с мальчиком, влюбишься, поженитесь и будете жить вместе, – Скочилова села напротив дочери.

– Я не про это.

– Ну, если не захочешь выходить замуж, то будешь жить сама. Или здесь с нами.

– Да нет, – вздохнула Лера.

– Солнышко, я тебя не понимаю, – Анна протянула через стол руку и погладила дочь по голове.

– Когда вы с папой разведётесь, я с кем из вас буду жить?

Вопрос ребёнка выбил весь воздух из груди, оставив там острый холод. Анна попыталась улыбнуться:

– С чего у тебя такие странные мысли?

– Мам, я не маленькая, я всё вижу, – засопела Лера, готовая расплакаться. – Вы с папой всё время ругаетесь.

– Взрослые иногда ругаются, это бывает.

– У Ирки тоже родители ругались, а потом развелись. И папа к ней вообще не ходит. А мама стала злая.

– Я точно не буду злой, – пообещала Анна. – И про развод мы с папой даже не думаем.

Говорить она могла всё, что угодно. Только обмануть саму себя не получалось. Уже несколько раз, лёжа без сна, Анна думала о разводе. Или семейном психологе. Их брак трещал по всем швам и без помощи специалиста его не спасти. Только как поговорить об этом с Михаилом, который всё чаще стал задерживаться на работе, Анна не знала.

– И ты не думай. Всё у нас будет хорошо.

– А если нет? С кем я останусь? Вы разменяете эту квартиру и разъедитесь? И мне придётся менять школу? Или кто-то будет меня возить? Мам?

– Я тебе обещаю, что никто никуда не уедет. Честное слово, – Анна обошла стол и обняла вставшую ей навстречу дочку. – У тебя точно всё будет хорошо, чтобы не случилось между мной и папой. Мы оба тебя любим. Вот это ты должна помнить. Хорошо?

Лера, уткнувшись в плечо матери, покивала. Анна погладила её по волосам, искренне надеясь, что не обманула девочку.

– Идём? – спросила Скочилова, отстраняясь. – Сейчас дядя Лёня приедет.

Валерия убежала в свою комнату за школьным ранцем. Анна надевала сапоги, думая о том, что, если бы муж не ушёл на работу раньше, это было бы отличным поводом для серьёзного разговора.

***

После непродолжительной оттепели, когда сугробы на солнце даже начали подтаивать, снова вернулись зимние холода. Нечищеные дороги покрылись непроходимыми буграми и рытвинами. Идти по ним стало небезопасно. Пенсионер Саввелий Лаушкин осторожно шёл по обочине, благодаря сыну на его тросточке появилась специальная накладка с шипами. И всё равно, взгляд мужчины был направлен вниз. Шаг за шагом он продвигался к магазину, что занимал одну из квартир на первом этаже соседнего дома.

– Эх, – Лаушкин остановился на половине пути, чтобы дать спине отдохнуть.

От постоянного напряжения начали ныть колени. Пенсионер встал, для надёжности уперев трость в скользкий наст. Утро выдалось на редкость тихим. Уже достаточно светло, но солнце ещё не слепит, отражаясь от снега. Свежий воздух пах, почти как в детстве. И Лаушкин вдохнул полной грудью, за что поплатился приступом кашля.

– Эх, – снова выдохнул пенсионер, чуть поворачивая корпус в стороны. – Старость – не радость!

Его внимание привлекло какое-то движение на той стороне улицы. Там, через дорогу, тротуар и неширокий газон, начинался парк. По осени они с бабкой собирали в нём грибы, о чём постоянно хвастали знакомым. Летом можно было гулять по тропинкам или сидеть с мужиками в беседке и «забивать козла». В общем, парк под боком – это дело.

– Ишь ты! А ну кыш! – Лаушкин замахал руками и закричал.

Большая собака с впалым животом тянула со скамейки мальчонку. Малец, видимо со страху, ничего не делал, зажался, скрючился. И даже не кричал.

Подслеповато щурясь, продолжая орать, Лаушкин поспешил на помощь. Оскальзываясь, забыв про осторожность, пенсионер пошаркал через сугробы. Потеряв равновесие, он чуть было не упал, но адреналин, вплеснувшийся в кровь, придал сил.

– Пошла! Пошла! – кричал пенсионер.

Едва кинув взгляд по сторонам, он начал переходить проезжую часть. До ближайшей машины было далеко – можно успеть. Ноги поехали, Лаушкин замахал руками, стараясь восстановить равновесие. А потом асфальт резко полетел на него. Пуховик смягчил падение, но коленям досталось. По-черепашьи старик поднялся на четвереньки.

Совсем рядом остановился автомобиль. Тяжёлая машина, уже не вращая колёсами, проехала по скользкой трассе ещё немного.

– Ты куда прёшь?! – выскочил из автомобиля водитель.

– Там! Там! – махнул тростью Лаушкин, задыхаясь.

– Твою мать! – молодой человек, бросил открытой дверцу и побежал к парку.

Собака заметила бегущего человека и большими скачками помчалась прочь. Парень с колотящимся сердцем добежал до скамьи и встал столбом.

– Чего там? – кричал ему Лаушкин, на четвереньках переползший дорогу.

– Шиздец, – тихо ответил парень и полез за телефоном в карман джинсов.

– Мальчонка-то живой? – пенсионер, найдя заснеженное место, кряхтя поднялся на ноги.

Водитель, прижимая телефон к уху, хватался второй рукой за голову. Такого он никогда не видел и не хотел бы видеть.

– Ох ты ж, етить твою матерь! – Лаушкин широко перекрестился.

Мальчонка, которого он увидел со своей стороны улицы, оказался остриженной девочкой. Скрючившись в позе эмбриона, она лежала на лавочке. На её левой лодыжке отчётливо были видны следы собачьего укуса. Кровь из ранок не шла. Девочка вообще не шевелилась.

– А чего это она голая-то? – заморгал Лаушкин. – И не плачет. Околела, поди.

Пенсионер хотел подойти ближе, чтобы хоть шарфом, который стянул с себя, накрыть ребёнка.

– Дед, ты не трогай тут ничего, – остановил его водитель. – Сейчас полиция приедет.

***

Солнце в зените. Оно пока ещё не способно согреть, но такое яркое. Снег под его лучами играет гранями бриллиантов, вспыхивая то синим, то красным. Всполохи от подъехавшего экипажа патрульно-постовой службы уже затихли – им не к кому больше спешить. Много взрослых серьёзных людей собралось у скамейки на границы парка.

Маленькая девочка, совсем без одежды, лежала на припорошённых снегом деревянных брусьях скамьи. Скрюченное тельце, казалось совсем маленьким.

Константин Сергеевич вздохнул, натягивая латексные перчатки. Его ассистент только что закончил делать фотографии, теперь можно приближаться к телу. Холод от прикосновения к коже неподвижного ребёнка не оставил сомнений – девочка мертва уже давно.

– Грехи наши тяжкие, – тихо сказал эксперт, принимаясь за предварительный осмотр.

Яркое солнце, отражаясь от снега, слепило глаза, выбивая слёзы.

– Я-то думал, что это мальчонка, – Саввелия Лаушкина усадили в машину Дмитриева. – Волос-то нет, да я, старый, слепой совсем. Ещё думаю, чего это пацан без одёжи. Ну, мало ли, может закаляется. Так взрослых не видать. Не может же дитё само голышом по парку бегать?

– Не может, – согласился майор.

– Вот. Ну это-то я как-то вскользь подумать успел. Да. А так-то смотрю – ишь ты! – собака пацанёнка за ногу хватает и тянет. У меня сердце так и зашлось!

– А собака с кем-то была? Может, хозяина видели? – чем больше свидетелей, тем лучше.

– Да нет, – отмахнулся Лаушкин. – Безхозная собака-то. Их тут в парке несколько таких волкодавов живёт. Иногда даже страшно становится. Махина такая мимо как пробежит. Тут и взрослый человек не отобьёт. А это дитё. Ну я и бросился на помощь. Думал, палкой отобью пацана.

Пенсионер пристукнул тростью по дну машины. Колени после падения болели и заходилось сердце. Переволновался.

– Что потом было?

– Растянулся на дороге. Они-то не чистят тут по окраинам. Ну, коммунальщики. Ничем не посыпают. Да и я, дурак старый, спрашивается куда смотрел? Натурально во весь рост так и грохнулся. Хорошо, парень на тормоз успел нажать, а так бы поминай, как звали. Он сразу туда, – Лаушкин кивнул в сторону скамьи, но сам смотреть не стал. – Я пока доковылял, он уж вам звонил.

– Кроме вас двоих кто-то ещё был? Мимо проезжал, притормаживал? Проходили люди?

– Да я не помню. Я как увидел, что это девчонка замёрзшая, так мне дурно стало. Сил смотреть не было. Не знаю, как не свалился-то. Что ж это такое делается, товарищ полицейский? Как можно-то такое дитё и на улицу безо всего выгнать? Это ж что за изверги такие родители?

– Вас, Саввелий Игнатьевич, сейчас ещё наша следователь допросит под протокол, – Дмитриеву нечего было ответить старику. – Потом ребята вас домой отвезут. Или в травмпункт? Сильно упали-то?

– Да нет, – отмахнулся Лаушкин. – Чего я-то? Мне вот за хлебом надо. Бабка, наверное, совсем меня потеряла.

– Вы пока здесь посидите. Потом со всем разберёмся.

Дмитриев оставил причитающего пенсионера в своей машине. Часть парка вокруг скамьи превратилась в сцену. ППСники стояли рядом с зеваками, которые неизбежно собираются при любом происшествии. Майор подошёл к ассистенту эксперта и попросил незаметно сфотографировать всех присутствующих.

– Думаешь, наш тоже здесь? – спросил Медведев.

– Хрен его знает, – честно сказал Дмитриев. – Первый раз тоже всех снимали. У тебя что?

– Ничего. Водитель, тёзка твой, Александр Петрович Тимофеев, ехал на работу. Каждый день ездит этим маршрутом в одно и то же время. Говорит, что дед выскочил на дорогу, как полоумный, ну и растянулся почти под колёсами. Тимофеев выскочил, чтобы пенсионеру мозги вставить, а тот ему на труп показал.

– Тимофеев сразу понял, что это труп?

– Нет, конечно. Он вообще ничего не понял, как говорит. Видел, как собака отскочила и помчалась в парк. А ребёнок на скамейке остался. Он к нему, вернее к ней. Глаза открыты, кровь не идёт, не двигается. Присмотрелся – не дышит. Он сразу сто два набрал.

– Кого-то ещё видел?

– Только деда. Я спрашивал, они ничего на месте не трогали и близко не подходили. Будем надеяться, что эксперт что-нибудь найдёт.

– Ладно. Бери Славку, опросите этих, – Дмитриев подбородком указал на нескольких человек, стоящих за спинами ППСников. – Может, кто-то что-то видел, слышал, ну сам понимаешь. Потом пройдитесь на счёт камер. На перекрёстке должна быть, может, на домах где-то.

– Сомневаюсь, Сань, – сказал Медведев, посмотрев на противоположную сторону улицы. – Спальник же, сюда цивилизация вряд ли добралась.

– Пройдёте и проверите. Мне нужно хоть что-то. Понятно?

– Предельно.

– Делайте.

Медведев кивком подозвал Буклина, следящего за работой Константина Сергеевича. В голове крутилось слово, обозначающее, что всё уже было. Сергей никак не мог его вспомнить. Это казалось очень важным, хотя на самом деле капитан понимал, что просто таким образом старается не думать о мёртвой девочке, лежащей на парковой скамье.

***

Дежавю. Это чувство не покидало Анну с тех пор, как ей позвонили. Практически те же слова, что три недели назад. В парке найден труп девочки.

Три недели! Почти месяц, в который спрессовались события. Работа по поиску Кати Смирновой сначала такая бурная постепенно затухала. Версии отработаны, возможные подозреваемые, родственники, знакомые опрошены несколько раз. Проверены все коллекторы, подвалы, чердаки и заброшенные здания. Полный ноль по результатам. И ничего больше нельзя было сделать. Тупик.

А ведь ещё была Маша Мурашова. Да, по Самойлову и его «студии» всё шло стремительно. Материалы росли, доказательная база такая, что не подкопаешься. Задержания, аресты, экспертизы. Адвокаты, подозреваемые, допросы. Мерзкие подробности, отрицания, глухое молчание. Но никаких вариантов избежать наказания. Маленькие жертвы, их родители, службы опеки, чиновники, разбирательства. И тем не менее, никто из них не причастен к смерти Маши.

Скандал с разглашением личных данных подозреваемых. Всё грязное бельё педофилов выставлено прессой на общее обозрение. Внутренне расследование по поводу утечки информации, которое ничего не дало.

Огромная работа с аптеками. Нудные проверки, часы, проведённые над сверкой рецептов. Контрольная закупка препаратов у нескольких барыг. Пара закрытых притонов. Попутное раскрытие серии грабежей. Арест бывшего в розыске преступника. Большая совместная работа нескольких ведомств. Отчёты, протоколы, пухлые тома уголовных дел.