Текст книги "Мысленный волк, или Точка росы"

13

Канва петербургских проулков в каменном транскоде вокруг Чернышевской. Сезон неопределим настолько, что кажется вечным третьим декабря. Пасмурно и сыро. А еще ключевое слово – скользко. На дне самых бездонных луж – самый первосортный лед.

«… и там, где шрамы, у него самая гладкая кожа:

боль его молодит».3434
  pain «Лампа на полу делает потолок ниже»


[Закрыть]

Рядом идет Флин, хозяин этого бесконечного хитросплетения прямых углов, и он кажется таким тонким, что, наверно, сможет забраться в любую щель между стоящими вплотную домами. Он то и дело толкает меня в темные подворотни дворов-колодцев, чтобы впечатать спиной в мокрую плесневелую штукатурку и поцеловать навылет в губы, поцеловать так, чтобы внутри все звенело.

«Ты чувствуешь себя бесполезной,

а он выходит из ванной и кажется тебе железным.»3535
  pain «Лампа на полу делает потолок ниже»


[Закрыть]

Флин снова на шаг впереди. «Номера его, как и марка, скрыты под этой грязью»3636
  Анна Закревская «Ваш баланс равен…»


[Закрыть]. Нет, просто на голове волкошапка, и единственный опознавательный признак – яркая, как вольфрам, до рези в глазах золотая шевелюра – не видна. И не Флин это уже, а Овердрайв. Летящий, невыносимо хрупкий и острый, как вытесанный из мрамора, но живой, черт побери, живой гибкий тростник.

«Во сне он шепчет, слепо ища, пока не коснется тебя губами:

«не возвращайся в китайский квартал», —

и утром морщится: «не следи за моими снами»».3737
  pain «Лампа на полу делает потолок ниже»


[Закрыть]

– Хочу купить здесь квартиру себе, – тихий голос без зоны покрытия никогда не озвучивает планов просто так. – Шестой этаж, под самой крышей, с балконом где-нибудь на Восстания.

Можно поручиться, что уже были три-четыре встречи с риэлторами и откидывание на дуршлаг многокритериального выбора всех предложений по продаже квартир в этом районе.

Засмотревшись на чаек и тот самый шестой этаж с балконом, – как внезапно они оказались на Восстания, твои шутки с пространством и временем, Овердрайв? – чуть не навернуться на скользком тротуаре, с тошнотой почувствовать, как предательски подворачивается правая нога, и тело теряет точку опоры.

– Дай мне руку, – просишь и вдруг понимаешь, почему сегодня так мерзнет ладонь. Нет, холодные пальцы февральского льда никогда ее не грели, но заставляли врубать термоядерный реактор по имени Охотник на полную.

– Зачем? Вместе же упадем.

«…в эту секунду он настоящий,

каким его никто и не знал.»3838
  pain «Лампа на полу делает потолок ниже»


[Закрыть]

Услышаны ли эти логические объяснения «а кто потом поднимет», или их придумало воображение, но кино заканчивается жестким приземлением на правый бок и локоть. Короткий емкий комментарий.

Я теперь совсем один.

«Секунда закончится, сердце из рук уйдет.

Он просто мужчина, который делает бомбы.»3939
  pain «Лампа на полу делает потолок ниже»


[Закрыть]

***

Профессор Лисовский чиркнул зажигалкой. Очень старой, газовой, из другой, более родной ему эпохи. Пламя, сизое у основания, плясало не то чечетку, не то лезгинку, кто знает, и неохотно принималось за фитиль свечи.

Профессор тихо вздохнул. Да, годы не проходили бесследно, и вряд ли бы он взялся сейчас так же с налету за какую-нибудь сложную операцию, какую раньше сделать было раз плюнуть. Нет, нет, нет. Я старый битый волк, отшельник от науки, и моя подземная лаборатория в этом домике на отшибе Праги простаивает уже целую неделю!

Неделю, Крис, представляешь? Профессор тихонько застонал.

[Да, пан, вам без работы – все равно, что без кислорода. Но не волнуйтесь, доверьтесь моему хакерскому чутью: когда хорошо, тоже не хорошо. После такого затишья…]

[Ждите камнепада к ужину, Крис?]

Тихий смех на том конце провода подействовал на раздражённое бездельем сознание Лисовского, как пантенол на обожженную кожу. Вечное универсальное обезболивающее по имени Овердрайв. За столько лет коннекта мы научились практически невозможному: поддерживать телепатическую связь круглыми сутками, делить на двоих трудности воспитания твоих, хакер, детей и внуков, в фоновом режиме гулять по Питеру и Праге, и даже видеть на двоих одни сны. Вот, скажем, вчера вскочили оба в 6.15 с криком, а до причин так и не докопались. Лисовский покачал головой, прислушиваясь к шуму Арбата в своей голове. Поразительно другое. Даже не то, что телепатия эта вышла на новый уровень у двух людей, не связанных чем-то особенным, кроме трудностей прошлого. Странно, что она не вытягивала столько сил, как сорокаминутные вылазки раньше. Они с Крисом не выгорали, а черпали силы друг в друге. Или только он, профессор пан Лисовский, с девяностолетием, приближающимся на счетчике жизни, тянет соки с безвинной сероглазой батарейки-молнии? Нет, хочется верить, что и я даю ему что-то, хотя бы когда увлеченно работаю и генерю такой же заряд света, как когда-то это делал для него Алекс…

Уютную идиллию домика с рододендронами разбудил рокот и свист заходящего на посадку флаера. Писк парктроников завершился коротким треском забора и заковыристой фразой, высказанной на матерном русском, про третьесортный нелетающий хлам, который сдают в аренду, из чего профессор сделал два вывода. Первый: визит на строительный рынок – дело решённое. Второй. Гость, кем бы он ни был, находится в состоянии душевного раздрая крайней степени тяжести. А память моментально подкинула Лисовскому образ того, чьё умение виртуозно ругаться наверняка перешло детям и внукам. Оставалось определить, кто из семейства Веберов пожаловал в гости. Впрочем, и это – вопрос чистой логики. Флин, судя по всему, в плену у военных, а Лин всегда шлёт вперёд себя вопросительного почтового голубя.

– Профессор Лисовский? – голос из старенького радиофона входной двери показался подозрительно знакомым. Лисовский вздрогнул. Так, похоже, смерть моя пришла, ворохнула память и приняла самый неподобающий вид. Может и вольфрамовый пожар на голове она тоже прихватила от того синеглазого кодера вместе с голосом? Но экран охранной системы показывал все же не разверзнувшуюся преисподнюю, а мирный заросший рододендроном садик, красную стрелу флаера и абсурдного по своей сути молодого человека с тонкой грацией японца и широкими русскими плечами. Темная макушка, стремительно седеющие виски, синее пламя глаз в узком восточном разрезе…

[Я в таких случаях говорю: «Какого хрена, пан профессор, мой внук, троян раздери эти генеалогические выкрутасы, делает на вашем пороге???»]

Крис выдал эту тираду на одном выдохе. Тише, хакер, тише. Меня от твоих эмоций, не остывающих с годами, накрывает так, что я тебе, а не себе, валерьянку пропишу. А все остальное мы сейчас выясним.

– Добро пожаловать, Шикари, – сказал Лисовский, распахивая дверь, – катану оставь в прихожей, не приросла ж она к тебе, в самом деле.

Парень нервным движением скинул ножны, в которых глухо брякнула сталь. В голове продолжали звучать слова таксиста, что выбор всегда правильный и нет неправильного хода на шахматной доске жизни, но чувство истинно патовой ситуации накрывало с головой. О, как бы сейчас снова повторить «я не я», только если выбираешь, больше не можешь дать себе такую степень свободы.

Они молча прошли в кабинет. Пересчитывая ступеньки лестницы, Лисовский уже прикидывал, сколько и чего нужно налить погорячее, чтобы напряженная спина парня обрела хоть какое-то отличие от куска дерева.

– Присаживайся, Шикари, – Лисовский кивнул парню на кресло-качалку, со спинки которого свисал тёплый клетчатый плед. – Какими судьбами?

Ходить вокруг да около с разговорами о дороге и погоде – не наш вариант, верно? Но и лобовые вопросы в духе «чё те надо, чё надо?» мало что дадут в разговоре с тобой, Ши.

Ши, получив молчаливое разрешение, быстро забрался с ногами в кресло и завернулся в плед так, что торчала одна макушка. Кресло жалобно скрипнуло под немаленьким весом парня, который давно уже перестал быть ребенком. Настолько перестал, что…

– Тебе бехеровку классическую или «Кардиал», Ши?

– «Кардиал», пан профессор.

– Тогда в шкафчике за спиной, стопки там же, если понадобится. Так какими судьбами?..

– Разобраться в себе надо, пан.

Прозвучало глупо и смешно, но точней сейчас Ши выразиться было трудно. И речь уже шла даже не о любовном… пятиугольнике?.. но о чем-то более физическом.

Крис на том конце подозрительно затих, даже дышать перестал. Ну и правильно, иногда стоит воздержаться от желания совать свой хакерский нос во все щели.

– А что ты хочешь в себе найти, Ши?

– Я уже нашел, профессор. Вы только сразу меня в психушку не сдавайте, – попросил Ши совсем уж жалобно, будто снова он тот самый, мелкий нахаленок, что наворовал яблок из одного чужого сада и попытался накормить ими кошку из другого чужого сада. Было уже. Лет двадцать назад, прям вот здесь, под Прагой.

«Обойдутся, я такой экземпляр себе оставлю», – чуть было не ляпнул Лисовский, так некстати вспомнив лихую юность в клиниках нейрореабилитации. Вслух же прозвучало совсем другое. И да, разрешаю тебе, волчонок, подколоть меня этим «У вас что, в крови отвечать вопросом на вопрос?». Но только потом, когда я услышу твои ответы.

– Что же ты нашёл, что не можешь решить: то ли выкинуть, то ли пришить к себе покрепче?

[Профессор, кажется, мы оба знаем ответ…]

У-у, проснулся, Крис. Да знаем, ясно дело, но…

[Хочу услышать его от самого Шикари. Надоело играть в провидца.]

– Да если б я мог выкинуть… – простонал Ши в красно-черные клетки пледа, и вдруг осекся.

Нет, это не то, что хочется сделать. Тем более, что больше похоже на «сдаться».

– Во мне точно есть кто-то еще, – продолжил Ши, чувствуя в воздухе стойкий запах шизофрении, этакая смесь полыни и формалина, – нет, мы не разговариваем или как там обычно бывает… Просто порой он перехватывает меня, как… Как штурвал в самолете. Второй пилот, который вдруг становится первым. Твой дебют, а он вдруг извернется внутри, и я уже как будто не я.

– И свечка не свечка, – задумчиво пробормотал Лисовский. – Доппельгангер, а может, ангел-хранитель встроенный…

Тот, кто слабо знал профессора, мог подумать, что его просто-напросто развезло. Тот, кто знал его достаточно хорошо, понял бы, что он с фонарём пытается идти во тьме к порогу истины.

[Ёшкин кот, профессор, ну не может быть таких совпадений… Прошу, предложите ему просканировать…]

Лисовский чуть было не выругался сам. Посмотри на своего внука, хакер. Даже это воплощение Алекса сидит сейчас в относительном спокойствии, а ты там на стенку лезешь, словно он перед отлётом заразил тебя своей импульсивностью…

[Ауру, что ли? А ну, вдохнул-выдохнул, тогда предложу.]

И, уже не обращая больше внимания на птичью возню Кристиана, Лисовский решительно снял с носа старомодные очки и в упор глянул на Шикари.

– Есть один способ, Ши. Пойдём. Если получится, сможешь встать лицом к лицу со своим пилотом и спросить его: «Кто ты, маска?». Готов?

– Я слышал про «Альтаракс» ваш, – вынырнув из пледа, выдал Шикари, – вы ведь про него сейчас?

– Про него, – кивнул Лисовский. – Та самая модель, в которой вся твоя семья успела побывать.

– Не знал, – ответил Шикари, распутываясь в пледе и балансируя бутылкой бехеровки на ладони. – Мне Олеся Петренко про него рассказала.

Лисовский, уже собравшийся попросить «не жонглировать бутылкой, как в прошлый раз», осекся.

[Много ли Олесь вы знаете, профессор?]

Голос Кристиана растерял всю свою суетливость и сейчас звучал степным полынным ветром, поднявшим до небес пыль прошедших веков, чтобы закрутить её в спираль бесконечных повторов единожды написанного сценария.

[Но как?!]

[Алекс лишил её права сдохнуть. Тайком оплатил страховку. Сначала я думал: слишком щедрый дар. Теперь понимаю, что это самое изощрённое наказание.]

– Проходи сюда, осторожно, головой не приложись, – Лисовский мягко направил Шикари прямо к узкой нише «Альтаракса». Узловатые пальцы учёного проворно забегали по кнопкам, вспоминая полузабытые комбинации тонких настроек.

[Да-а-а… Я всегда знал, что Алекс мазохист. Одно только, что он так и не поставил порт в вену, а каждый раз делал инъекцию одноразовым шприцом, о многом говорит. Ха, но разве ты, Крис, не оказал Алексу ту же услугу? Вот хотел человек помереть спокойно, а ты выскочил, как чёртик из табакерки с этим своим: «Хрен тебе, Охотник». Причём дважды выскочил, факт…]

Прошло два часа. «Альтаракс» поблескивал своими серыми боками и решительно противился выдавать вразумительные результаты. Когда Ши в третий раз выполз из его сверкающих огнями внутренностей и, наплевав на приличия, просто лег на ледяной кафель, Лисовский сдался. К черту все обиняки, Ши, пусть я сейчас напугаю тебя себя настоящим и этим режимом «допрос невинных жертв науки», но теперь и мне интересно разобраться, что в тебе за червоточина такая, что машина моя снова бастует, выдавая ошибку одновременной загрузки двух образцов.

– Олеся тебе сказала про аномалии в ауре, так?

– Да.

– Уточняла какие?

– Нет. А вы с ней лично знакомы? – голос Ши предательски дрогнул.

– Ну, с… как бы это по-вашему… версией до обновления, – выдал Лисовский, с непередаваемым наслаждением наблюдая за зашкалом непонимания на лице Шикари. Да-да, у твоей семейки не история, а паззл на пару тысяч деталей.

[Чёрт подери, профессор, раздери троян это всё… Картинка такая же! Точно такая, как в той ауре пилота, которую мы с вами не так давно разгадали. Но это значит, что…]

Вот-вот, так орут, когда удаётся найти в пёстрой куче картонок два смежных кусочка.

В лаборатории повисло молчание. Лисовский задумчиво гремел сталью в лотке с инструментами и рассматривал потолок. Совесть экспериментатора не позволяла профессору спустить все на тормозах и согласиться с Крисом, просто поверив ему и самому себе на слово.

– Чтобы этот… который внутри… – Шикари замялся, чувствуя себя полным идиотом, – ну как бы… проявился, во, мне надо вспыхнуть. Но я сейчас так выгорел, пан, что…

Нет, заткнись, Ши. Ты не за жилеткой приехал, не плакаться, что милый твой Флин предпочел тебе полгода в снегах возле военной базы, что яркая звездочка Олеся выбрала Кристиана Вебера, а Кристиан Вебер, сероглазая птица, вообще никого не выбрал. Или всех сразу, хрен поймешь. Да что же это за клубок во мне, боги Сети… Больно. Невыносимо.

– Другие способы? – цепкая рука вдруг сжала запястье.

– Анальгетик, – выдохнул Ши, не открывая глаз.

Внезапная боль в запястье, со всей дури прихваченной острым птичьим клювом в далёких высотках Москвы, стала лучшим комментарием Кристиана. Вместо тысячи слов – разряд боли. Тоже от Охотника нахватался, только мне-то за что сейчас, а, Вебер-старший?! И это еще при том, что у парня уж точно нет порта в вене и мне сейчас не руки нужны – манипуляторы дрона с точностью движений до сотой миллиметра.

Лисовский задернул рукав рубашки, белой рубашки, мать вашу, на смуглой руке парня, сразу выхватив взглядом ушедшие вглубь вены. Следов от инъекций, конечно, уже не видно, давно делали, но картинка на лицо. Безнадежный вопрос.

– Знаешь, что тебе Олеся вводила?

[Люди не меняют своих привычек, пан. Тот самый…]

– Розовый какой-то, – ответил Ши, пока его инстинкт самосохранения быстро паковал вещи, съезжая из груди в пятки. – Я через шлем обычно видел. Мельком.

– Шлем пилота, надо полагать?

Парень кивнул, а в голове буквально взорвался Крис, отдавая такую волну паники, а отнюдь не радости от разгадки, что Лисовский едва находил в себе силы дышать в своем ритме, а не раз через три, как дедушка этого пацана, собравшего на свою попу приключения со всего Восточно-Европейского сектора.

[Ну аллилуя или где, профессор?! Чего вам еще надо? Ши и есть тот пилот, на чьей ауре мы летаем. Все уже ясно.]

[Боишься за него сейчас?]

Крис умолк. Лисовский прищурился в пространство, так и замерев на одном колене возле вусмерть уставшего Охотника, вымотанного бессонной ночью, полыни в которой хватило бы на целых пять сезонов «Индейского лета», перелетом со снами а-ля «психологи отдыхают» и артачащимся «Альтараксом», рассчитанным на обычных людей, без бонуса в виде мнимой единицы.

[Боишься – значит любишь?]

Прости меня, Крис, но я доведу эксперимент до конца, даже если вдруг надумаешь мне что-то ответить. Удар под дых, не отрицаю, пусть я не был Александру Рыкову близким человеком, но я трижды его оперировал и дважды устраивал ментальный разбор полетов. Одно я понял совершенно точно: что бы ты ни сказал Охотнику, как бы ни бил, словами или руками – он все равно тебя будет любить. Не знаю, что нужно сделать, какой слой своего темного мирка вскрыть, чтобы он остановился. И лучше не знать.

– Ты согласен рискнуть, Ши?

Короткий кивок. Подъем через силу, то самое «через не могу», что всегда поражало Лисовского в Алексе. Поиск того-самого-анальгетика в заначке родины. В тонких пальцах ученого блеснула стеклянная ампула, последняя мартовская сосулька с розовой жидкостью внутри. За тысячи километров судорожно выдыхает Кристиан, и, кажется, что они вдвоем, в четыре руки делают инъекцию анальгетика парню двадцати пяти лет от роду и…

– А знаете что, профессор, – вдруг начинает заговариваться Ши, пытаясь потоком слов зацепиться за реальность, – меня еще к психологам этим загнали… Возраст души, все дела. Так там уже за сотню сказали, подыхать пора…

– Ну, это тебе решать, пора или нет, – пробормотал профессор, прихватывая фиксаторами стоящего в «Альтараксе» парня.

Пуск программы. Минимальное время сканирования. Потом максимально возможное, съемка в динамике. Внутренний голос, протестующий и возмущенный, что-то там пел про эксперименты над живыми существами и образцовое гестапо, но Лисовский лишь горько усмехнулся. Твои слова бы да лет двадцать, а то и сорок назад сказать.

– Только одно, Шикари, – крикнул профессор в распахнутую дверь, уже не надеясь быть услышанным в гудении разгоняющихся двигателей. – Кем бы ты ни был, ты волен выбирать свой путь.

Шикари, едва придя в себя, смылся из обители профессора Лисовского так стремительно, что Крис не успел сформулировать даже малую толику мыслей, что грозили разорвать его седеющую башку на части и вырваться на свободу облачком пара.

[Скажите ему, пан, чтоб не делал глупостей.]

[Сам скажи, Овердрайв. Я к вам полпредом не нанимался.]

Лисовский убрал бехеровку в шкафчик и вернулся в лабораторию, чтобы выключить «Альтаракс». Распечатанные снимки ауры Шикари остались лежать на столе, парень не забрал их с собой так же, как и катану. Словно хотел бросить здесь своего… «второго пилота»?

[А катану он в прихожей забыл. Значит, еще вернется.]

– Ну да, на прощальный подарок не похоже, – вслух согласился Лисовский, увлечённый новой идеей, которая залетела ему в голову, как птица в скворечник. Если принять гипотезу, что красный пилот – часть Шикари, то отчего бы не построить на костяке этой ауры образ человека? Да, это займёт полдня, и то если снова электричество во всём квартале не отключат, но должен же парень встретиться с собой лицом к лицу в буквальном смысле этого слова? За этим ведь он и приезжал.

Крис на том конце подозрительно замолчал. А может быть, просто ушёл в туалет, пользуясь свободной минутой, и разорвал соединение.

Нет, ошибся старый профессор. На словах «прощальный подарок» Кристиана заклинило намертво, унесло течением в такую глубину воспоминаний, что он еле вынырнул, уцепившись дрожащими пальцами за подоконник и распахнув форточку до упора.

Птичьи руки отказались делать разумные вещи, действуя исключительно по наитию. Прощальные подарки, а много ли ты мне оставил, Охотник, кроме невещественной памяти, такой же яркой, как твой вольфрам… Катана да кристалл горного хрусталя, и неизвестно чье ребро быстрей разрежет мою тоненькую броню.

Завтра я буду летать вместо нашего сына, Алекс. Смешно, я ведь и не надеюсь даже, что смогу так, как смог бы ты. Моей стихией всегда было успеть везде, пробежавшись по верхам. Твой стиль – забраться в глубину всего в одной точке, но оттуда как будто увидеть все. Только если уж быть честными, то мы оба так бежали от самих себя, вперед или вниз – лишь в этом свобода выбора.

Мы бежали от себя, а пришли друг к другу.

14

Забившись в угол позади кресла, подготовленного по всем правилам программистского фэн-шуя, Крис наблюдал за собравшимися. Совсем рядом с Крисом античной статуей замерла Олеся, комкая в руках мокрую от антисептика тряпку, которой она только что протирала биоконтакты злосчастного кресла. В дальнем конце стенда вояки настраивали свою версию, и даже по их спинам было понятно, что они готовы праздновать победу уже сейчас, до начала презентации.

Затерявшись среди клонов в военной форме, над ноутбуком мается Флин, тоска сероглазая, и из последних сил борется с внутренним параноиком, кричащим, что код – полное дерьмо, и они сейчас провалятся с треском, который будет слышен в самом Аиде. Впрочем, это и нужно, а уж раздачу люлей он как-нибудь перетерпит.

Тощая девчонка, Майя или как там её, нервно теребит лацкан фирменного дивайновского пиджака – глубокий чёрный с электрически-синей подкладкой, спасибо, что хотя бы бренд не помножили на ноль, хотя я вытерпел бы и буйную смесь зелёного с розовым, но не такой вот удар под дых, который готовишь мне и всей компании ты, сидящая в первом ряду, госпожа Маркова, Настя, Стейси…

Отмотав плёнку памяти на …дцать лет назад, Крис вызвал перед глазами стоп-кадр задорной девчонки в драных джинсах, мастерски владеющей в транскоде боевыми браслетами. Следующий слой – жена одного из ведущих кодеров, а потом и мать, ответственный работник, всё то же жизнеутверждающее чувство юмора, вместо джинсов – оригинальные платья, но офисная эффектность – для внешнего мира, а для своих – прежняя готовность работать на топливе гениальных идей вместе с умением использовать любую лазейку в скучном бетонном заборе нормативности и рутины. Что же изменилось сейчас, Настя? Одно из двух: или тебя каким-то образом прижали к стенке, или пост генерального директора «Div-in-E» проклят с тех пор, как я его покинул.

Впрочем, есть ещё третий вариант. Это твои собственные честолюбивые амбиции, которые легко можно прикрыть благим стремлением к повышению эффективности, установлению взаимовыгодного сотрудничества в условиях традиционного для страны экономического болота, и тэ дэ и тэ пэ.

И одно другому не мешает, ничуть не мешает…

Грохнули из колонок торжественные фанфары, и голос, достойный бога Одина, провозгласил:

– Добро пожаловать на…

Последующая речь превратилась для Криса в одну сплошную мешанину из-за того, что он неудачно выбрал позицию – как раз в точке пересечения звука, который отражался от стен, и возвращался назад единой волной, с силой цунами бившей старого хакера по ушам и рёбрам.

– Сегодня мы продемонстрируем вам, что любую задачу можно решить как минимум двумя способами…

Когда отгремели последние звуки путанной вступительной речи, Крис отлепился от стены и вышел креслу. Его маневр синхронно повторил невысокий седой мужчина из толпы вояк. Крис-из-зазеркалья, который все это время наблюдал за ситуацией из традиционной норма-позы дао, не смог сдержать улыбки: более контрастных пилотов двух конкурирующих разработок трудно было представить, карикатура один на другого. Оба в черных пилотных костюмах с неприличным количеством серебряных застежек и финтифлюшек, вояки сопернику чуть ли даже не эполеты с галунами нацепили, но при этом один высокий, другой – коротышка, один шпала, рельс, доска – все сразу и в кубе, а у другого чуть ли не ткань по швам трещит на буграх мышц. Черное крыло против пепельной седины. Легкость против силы. Скорость против глубины.

Но вдруг что-то пошло не так. Боковым зрением Крис увидел, как Флин, бледная тень Фаэтона, у которого лицо уже даже не зеленое от бессонницы, а соломенное, как отросшая нестриженая челка, подбитой птицей сорвался со своего места и нырнул в толпу военных мундиров и звездочек на погонах.

[Будь осторожен, сын. Что бы ты ни решил сейчас]

Обратный отсчет до взрыва, сильнейшей термоядерной реакции в тысячную долю солнечной. Так меняются правила игры.

Три.

Кружатся в вальсе фигуры. В фоновом шуме обострившийся птичий слух ловит из эпицентра происходящего короткое слово «автопилот». Быстрый взгляд на соперника в летной форме – глаза закрыты, сдерживаемый судорожный вздох на диафрагме. Да, седой, ты не станешь рваться в бой, если тебе позволят сейчас уйти на автопилот. Две зеленые ауры с небольшими отличиями, когда в двух креслах – безвольные тушки, хоть не резиновые куклы и на том спасибо, – это соревнование отточенности кода, не более того.

Два.

Кто-то шумно дышит в микрофон. Ожесточенный спор на том конце зала не перейдет в рукопашную, но истерический всхлип Флина, который пытается из последних сил сдержать свой заряд, подрывает Настю из положения «сидит нога за ногу» в положение «мегера за завтраком». На долю секунды мелькает белый с кровавым подбоем пиджак сына, который, кажется, пошел ва-банк.

Один.

Ведущий, который, наверно, всю жизнь вел свадьбы, и ни разу – технические сражения айтишных презентаций, повторяет все, что говорит приглушенный голос Стейси-суфлера. Чего стесняешься, Настя? Игры на два фронта? Так все уже в курсе. И как бы ни закончился этот спектакль, я все равно обнародую твои махинации с контрактом и информацию о внезапно появившемся особняке возле Плитвицких озер.

– Эм-м-м, согласно принятому обоюдному решению сторон, – вещатель подбирал слова со скоростью черепахи, спешащей за водкой для Ахиллеса, – смотры будут проводиться в режиме «автопилот», без присутствия… э-э-э… человеческого фактора… то есть тела… простите, неполадки со связью…

То ли ведущий, то ли микрофон издал предсмертный хрип. Седого пилота втянули под локоток в толпу, где белым пятном маячил Флин. С облегчением выдыхает Олеся, и только ты, хакер, стоишь в оке бури, ловя восходящие потоки воздуха, как когда-то… Отдавая транскодерам Истину. Вырываясь из тайского сервера. Взмывая над Городом в поисках того, кто воспитал твоих детей и так внезапно предал.

Чуть шевельнулись перья. Сквозняк от распахнутого кем-то сердобольным окна взметнул черные волосы над мокрым лбом. Совсем близко подходит Олеся, но ты стараешься не смотреть, не видеть, не слышать, потому что внутри копится заряд. Ибо слово «охотник» для тебя как вырванная чека, как подожженный бикфордов шнур, как свеча у сухой соломы. То, что ты пережил с этим человеком, те несчастные два года – при разумной экономии хватило бы на пару полноценных жизней. Он выжигал и восстанавливал тебя из пепла, как единственный алхимик на планете, в силах которого из амальгамы сделать сталь. Ты уставал от него порой, уставал настолько, что броситься в метель на твоей собственной воздушной трассе «Сортавала-Питер» было радостью. И такой же радостью было вернуться к горячим ладоням и тихому шепоту: «Ты мне нужен, Овер». Вспоминай, хакер. Вспоминай, ибо нет более надежного способа сдуть пепел с тлеющих углей, чем…

– Запускай красную ауру, – Олеся аж вздрогнула от этих интонаций, которых она уже чёрт знает сколько лет не слышала и не чаяла больше услышать. – Я сам поведу.

– Ты сдурел, Крис?! – выкрикнула женщина. – Почему не автопилот, как у этих?

– Мало не отстать, мы должны вырваться вперёд, – на едином выдохе пояснил Кристиан, едва не прошив Олесю разрядом в потемневшей радужке, – подключай.

И под удивленные хмыканья военной команды, под взглядом Флина, который, кажется, спасал совсем не седого пилота, а отца, Кристиан Вебер обнажил худую костлявую спину и лег в кресло. Ледяные руки Олеси нацепили шлем, проигнорировав грозу «Анастасия Маркова». Что там эта гроза, правда, Олеся, когда страшно взглянуть в серые глаза даже через щиток с радужными разводами просветления?

Каждая косточка в спине грозовой птицы отозвалась короткой вибрацией на проверку датчиков, скрытых в кресле. Алые полосы трёхмерной фигуры замельтешили перед глазами и прошли навылет. Крис горько усмехнулся уголком рта. Надо было назвать прогу «Халиф на час». Это же словно на вселенском карнавале нацепить маску того, кем тебе никогда не стать.

– Крис, ты в порядке?

О боги, какой там карнавал. Это маски наоборот, краткий миг, когда можно содрать с себя обёртку правд и дать воздуха Истине. Не я один стал прежним. Сейчас сквозь тебя, Олеся, просвечивает прежняя девчонка с фиолетовыми прядями и ником Зоряна.

– Да.

И совсем тихо, чтобы не слышала даже Олеся.

– Охотник бы смог. Значит, и я смогу. Должен…

– Готовность? – взорвался в голове механический голос системы.

– Всегда готов, – избитая шутка, но иначе не сбросить этот заряд под рёбрами, грозящий сорвать всю затею к чертям.

Свет померк перед глазами, большой палец на ноге перестал чесаться в один миг, словно его отрубили вместе с остальным телом. Осталась только абсолютная мысль, очищенная от примесей сиюминутного и физического, что гложет там толпу зрителей, добрая половина из которых думает о том, что подадут на кофе-брейк.

Никогда, даже в лучшие годы у руля «Дивайн» не получалось у меня показательных выступлений. Выложиться втихую для узкого круга тех, кому веришь безраздельно, – легко, а вот устроить шоу иллюзионистов – никак. Волшебные палочки ломаются, монета падает из ладони на пол, и кролики удирают к выходу. Но сейчас, когда ты уже больше, чем просто Крис Вебер, возможно всё.

– Пусть наши… коллеги из министерства обороны задают цель в реальном времени, – перед глазами звёздная круговерть, но так легко представить закушенную губу Флина, дрожащие коленки Олеси и панический ужас в глазах Марковой, которая узнаёт голос незваного пилота.

– Что ты творишь, Кри-ис, – тоненько тянет Олеся в динамиках шлема, а бегущая строка поверх колючих звезд запрашивает разрешение на внешнее управление от системы «Соловей ВМ».

<Nightingale -> _opolovnik_: перехват управления>

Голос Лисовского внезапно разорвал мысленный эфир, обдав Криса несуществующим ладаном и лавром. Ну и духи у вас, пан профессор. Каждый раз разрыв шаблона.

[Ополовник. Вот так не знал бы, что есть птица такая, спросил бы, почему не Отазик, Одуршлаг или Омисочка?]

[Нет, профессор, уже не до шуток. Отрубайте линию]

<Nightingale -> _opolovnik_: меню выбора целей отключено>

<Nightingale -> _opolovnik_: модуль управления целями выведен из системы>

<Nightingale -> _opolovnik_: цели в боевом режиме>

<Nightingale -> _opolovnik_: снята блокировка изменения Уставки Уровня Реалистичности (УУР)>

Крис впился тонкими пальцами в скользкую кожу подлокотников. Не иллюзионист ты значит, хакер? А выпендриться захотелось, доказать, что ты не подставная тушка, не марионетка в руках автопилота.

Выиграть так, чтоб уж наверняка, чтоб раз и навсегда войти в историю… Или влипнуть в нее.

<Nightingale -> _opolovnik_: _opolovnik_: УУР 10%>

Нет никакой нейтрали, раздери ее троян. Дай только каплю самостоятельности окружающим, как они тут же превратят ее в волну самоволия. Минуты не прошло, а ты не только не властен над обстоятельствами, ты даже цвет корабля своего выбрать не можешь. Хотя…