Текст книги "Мысленный волк, или Точка росы"
Автор книги: Елена Пильгун
Жанр: Киберпанк, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Красный.
Система скрипнула мозгами, испросила разрешения у «Соловья» и согласилась. А в оперативном журнале и динамиках шлема был такой раздрай, что Крис едва удержался, чтоб не разрезать эту единственную ниточку с внешним миром.
[Эй, хакер, они действительно…]
В голове Криса, пытающейся подстроить холодную реку мыслей под жгучий ветер сиюминутного импульса красной ауры, вспыхнул стоп-кадр. Энный процент реалистичности, он проигрывает схватку, корабль взрывается вместе с… Ну нет, Лис. Я помню, как когда-то показывал фирменный кат Охотника. И помню ваш восторг.
Сейчас восторгов не будет.
[Я отключаю линию, пан. Верю, что еще свидимся. Хорошего коннекта.]
[С тобой, Овердра…]
<Nightingale -> _opolovnik_: УУР 50%>
Олеся: «Какого происходит… Вы хоть понимаете, что человек инвалидом может остаться?!»
<Nightingale -> _opolovnik_: УУР 30%>
Маркова: «Если летать, так летать, чего миндальничать?»
<Nightingale -> _opolovnik_: УУР 70%|>
Флин: «Я не забью эту цифру в уставку!»
<Nightingale -> _opolovnik_: УУР 70|>
Флин: «Отошли. От. Пульта.»
<Nightingale -> _opolovnik_: УУР 70%>
Флин: «Не-е-ет! Только через мой…»
Олеся: «Отпустите его!»
– Да ставьте сотню, – добродушный генеральский голос вывел Криса из легкого транса, – хороший человек не умрет, а плохого не жалко.
Крупная дрожь ударила нервам, и пока система равнодушно настраивалась на сто процентов реалистичности, перед глазами Криса проходили лица тех, кого он проводил на тот свет. Дурацкий вопрос «а плохие они были или хорошие?» костью застрял в горле, когда вдруг на радаре появилось семь зеленых огней, а в строке:
<Nightingale -> _opolovnik_: взлёт разрешён>
Верь в меня, Флин. Верьте в меня, Маша и Хидео, Лин и Кира, хоть вы сейчас за десятки и сотни километров смотрите онлайн-трансляцию.
<Nightingale: запуск автономной эмуляции, режим автопилота>
Верь мне, Шикари. Пожалуйста. Наш соперник – код Флина Вебера, а Вебер не будет делать нарочно слабые места и костыли в программе, даже разрываясь между служебным долгом и собственными чувствами.
Рывком толкнув тяговой контроллер вперёд до упора, Крис почувствовал утробный гул реактивных двигателей, а затем его впечатало в кресло. Чёрт, откуда во мне эта странная импульсивность, нет, не короткий грозовой разряд, а термоядерное пламя, которое я едва контролирую сейчас?
Вояки ведутся на провокацию быстрей и глупее, чем вёлся Рафаэль в свои худшие годы, и выпускают семь истребителей разом. «Ополовник» резко уходит вбок, словно решив пойти на попятный, но никто сейчас не видит жёсткой, с едва заметной горечью, усмешки пилота. Если все сплотились против тебя, найди то, что расколет их между собой, а потом наслаждайся зрелищем безудержной драки.
Один из истребителей, созданный, видимо, по образу и подобию альфа-самца голубя, начинает преследование, и «Ополовник» дёргано удирает от него, пока не оказывается на прямой линии между ним и ещё одной вражеской машиной. Тягу на ноль, старт плазменного заряда, отсчитать три… две… одну…
Вперёд… или вверх?
Выстрел «Голубя», в упор не видящего своего соратника на пути к желанной цели, пришёлся точно в безвинный истребитель вояк, а юркая птица Криса вспорхнула вверх, и лазерные пушки на её бортах полыхнули белым огнём.
Минус два. Отлично.
Кажется, я даже не слышу, а чувствую, как ты выдыхаешь там, Флин.
Ещё три цели были подбиты длинной очередью в импульсном режиме, когда Крис раскрутил «Ополовника», словно юлу, интуитивно рассчитав угол наклона и скорость вращения. Великое благо – оказаться в нужное время и в нужном месте, особенно если там требуется что-нибудь разнести до основания.
Ну что, осталось двое на одного, и это если уж не честно, так хотя бы привычно. Вокруг, сколько глаз хватает, чёрная бездна, истыканная звёздами, но нет, если встретятся в ней хотя бы два живых существа, вся эта запредельная красота рано или поздно превратится в жалкие декорации для их поединка. Повод? Любой. Истинная причина? Бей первым, или побит будешь.
Картинка перед глазами Криса становится до одури чёткой, но никто не выкручивает сейчас настройки графики, хакер уверен в этом. Просто аура Шикари, а точней, какая-то тайная шестерёнка, в которой оказался заключён сверхконцентрат души Алекса, развивает сейчас максимальные обороты, и там, на больших экранах, происходит секундный сбой, смазываются буквы на борту Крисовой машины, и вместо «Ополовник» зрителям мерещится короткое «Охотник».
Овер направляет стальную птицу вниз, к Земле, оставив перед глазами светло-голубой ориентир раскрытых объятий атмосферы над окружностью родной планеты, и готовится стрелять из кормовых пушек. Хе-хе, сейчас птичка обдаст вас отборным помётом.
«Ополовник» судорожно вздрагивает от выстрела, и Крис тихо кроет матом неизвестного инженера, установившего на эту мелкотню такие здоровые орудия. Один из двух оставшихся истребителей вспыхивает огненной розой и остаётся глубоко в тылу.
А потом Криса стремительно закручивает по дуге.
«Ополовник» кричит от боли в подбитом крыле, которое пульсирует алым на дисплее перед глазами пилота. Раскалённая игла вонзается Крису в левое плечо, пробивая суставы навылет, и рука моментально немеет. А последняя тварь, чёр-рт её дери, нагло сокращает дистанцию, простреливая лазерными копьями коридоры справа и слева от «Ополовника».
– Остановить… бег… загнанной жертвы, – тихо хрипит Крис, отключая второй боковой двигатель, и рывком переходит на оставшийся центральный. Если замученная птица не врёт, заряда осталось на пару выстрелов, да и эта энергия, кажется, возникла из ниоткуда, словно бы все, кто дорог сероглазому хакеру, родные люди, которые ждут его обратно в реальность живым, отдали сейчас свои силы в невидимый вселенский преобразователь, лишив Криса малейшего права на ошибку.
Земля приближалась с совсем уж неприличной быстротой, и, прежде, чем светлое пламя принялось лизать обшивку корабля, Кристиан успел опознать зону предполагаемого падения. Родной Восточно-Европейский сектор, квадрат между Москвой и Питером, если очень повезёт – обрушимся прямо в Волхов, подняв тучу брызг и волну до небес, но прежде попробуем выложиться до конца.
Зарычав от боли, Крис заставил пальцы левой руки плотно обхватить штурвал, а потом что было сил дёрнул его на себя, одновременно выключив двигатель. Так делать можно и даже нужно, сейчас он, в жизни не поднимавший в воздух ничего, кроме флаера, был абсолютно уверен в этом.
«Ополовника» моментально развернуло лицом к противнику, и на десятую долю секунды морда вражеского корабля оказалась в перекрестье прицела.
Два выстрела слились в один почти в упор, перед глазами полыхнул разрушительный ядерный огонь. Слишком близко, чтобы выжить самому.
– Остановите эмуляцию, мать вашу! – звонкий крик Олеси на звуковой дорожке этого персонального конца света бьет по барабанным перепонкам.
Хреновый из меня лётчик, и карма рыцаря Нейтрали подвела так некстати. Простите за ничью, ребята. И спасибо тебе за твой запредельный импульс, Охотник. Без тебя бы я…
– К чёрту ваши игр-р-ры! – визжит Олеся, нечеловеческим усилием выдёргивая обмякшее тело Кристиана прочь из кресла. Следом за ним тянутся из спинки тонкие кабели, и нейрофизиолог стремительно выдирает их из ткани комбинезона. Это хуже, чем студенческая практика в реанимации, ибо счёт идёт уже не на секунды, а на доли секунд, и выбор сделан самой природой. Сначала спасти центр дыхания и сердце, потом – руки, а с ногами уже как повезёт…
***
и нежность его выходит за берега и грозит пролиться
на башенки возведённые из песка затопить бойницы4040
Ирина Парусникова «Когда она засыпает»
[Закрыть]
Зеленая вода на мелководье. Море, чей ветер ни с чем не спутаешь. Дети, роющие ямы у фундамента своих песочных замков. Они не понимают, что чем глубже ров у подножия их мечты, тем быстрее он оползет в волну, соль которой не что иное, как слезы сирен. Все мы превращаемся в сирен после пятого разрушенного замка, после седьмой башни, рухнувшей в море.
он отчётливо помнит как глубока на вид безобидная эта водица
хлебнёшь и тут же растут рога не река а козье копытце4141
Ирина Парусникова «Когда она засыпает»
[Закрыть]
Переступаешь последние кордоны, за спиной остаются звуки пляжного гомона и запах косметики. Так звучит и пахнет любой берег на границе двух миров. Люди не верят глубине. Люди не верят высоте. Все, что они могут – кричать и надевать маски.
от него осталось так мало он больше не хочет собой делиться4242
Ирина Парусникова «Когда она засыпает»
[Закрыть]
Все, что нам нужно сделать в своей жизни, это научиться жить. С целью или без, с компасом на Рай или Ад, в хламиде ангела или пиджаке чистилища – не имеет особого значения. Только б не растратить себя, не разучиться слышать главное… на границе двух миров.
А новость летит, обгоняя волну. Она в каждой молекуле воздуха, в каждом гудке сирены оповещения, в каждой длинноте паникующей толпы. Это никто не облек в слова, но знание не нуждается в обертке звуков. Там, где-то за береговым прибоем, обязательно есть атомная электростанция. Там обязательно случилось что-то с четвертым реактором. Там обязательно звенят счетчики Гейгера.
он завтра скажет что так честней что хочет оставить нишу
в груди пустой что не ждал гостей что он не герой из книжек4343
Ирина Парусникова «Когда она засыпает»
[Закрыть]
Ныряешь так глубоко, что весь в этой соли сирен. Точно знаешь, что доза уже давно перешагнула черту «такие уже не живут». Лучевая. И у тебя – три дня.
Чтобы успеть доделать.
Чтобы успеть дожить.
мы сами творцы своих новостей и получатели мы же4444
Ирина Парусникова «Когда она засыпает»
[Закрыть]
15
Двое суток в аэропортах вынесли Шикари к чёртовой матери, а голова, которая у него и так болела в фоновом режиме, после визита к Лисовскому не только не унялась, но, кажется, грозила взорваться паровым котлом, расплескав вокруг себя фонтан риторических вопросов. А невидимая рука бога, что прятался от пассажиров рейса Прага-Москва за плотной серой тканью облаков, подсыпала в коробку с недоделанным паззлом пару сотен новых деталей.
Пресвятой троян, взвыл Шикари сквозь стиснутые зубы, сейчас бы добраться хотя бы до жалкого угла, где за небольшую плату ему ежевечерне разрешается до одури плескаться в ванной, а потом падать лицом в подушки без вызова скорой.
Квартира Розы Моисеевны еще на подходе удивила волчье чутье отсутствием запахов свежей выпечки, оладьи так вообще в исполнении старушки были пищей богов. Дверь была приоткрыта, и Шикари моментально напрягся, но из тёмной прихожей послышалось немузыкальное женское пение. Грабители вряд ли будут петь на деле, если только они не совсем чокнутые.
Шаг через порог обернулся грохотом и таким же немузыкальным, как пение, трехэтажным матом. Прямо под ноги кто-то выставил баулы с вещами, будто на ста квадратах Розы Моисеевны завелся то ли контрабандист, то ли челнок с Черкизовского.
– Да что происходит вообще? – возопил Шикари, потирая ушибленное колено. – Роза Моисе-е-евна, у нас что, ремонт или фашисты?
Вспыхнули потолочные софиты, заставив парня болезненно сощуриться. Так. Приключения продолжаются. В двух шагах с пультом управления от дрона-уборщика стояла дородная тетка, в которой от сухонькой и доброй Розы Моисеевны была лишь стать, будто она проглотила не то что палку, а целый рельс.
– Вы – Шикари, – утвердительно выдала тетка, а парень судорожно сглотнул мат по поводу неправильного ударения в собственном имени.
– Приятно познакомиться, – выдавил он из себя, хотя приличия никто тут соблюдать и не собирался. Шаг навстречу? Легко. – Вы, наверно, дочь Розы Моисеевны? Вам помочь мусор вынести?
Взгляд скользнул по льнущим к коленям «трупным» пакетам, тем же, что и на работе, где все пользовали их под мусор и собственные тайны.
– Да. Вместе с собой.
Голова Шикари тут же взорвалась прилетевшей шрапнелью из заднего ума: «Ты же за квартиру не внес аванс, дубина кочевряжистая!». Ну да, срок прошел, пока я там у профессора самокопанием занимался… Но есть же штрафы, пени в том договоре. Роза Моисеевна – та всегда давала фору в пару дней. Не могут же меня вот так за порог выставить?
– Но…
– Комната больше не сдается в наем. Отдайте ключи, Шикари.
Парень тряхнул плечом. Обычное движение, чтобы поправить ремень катаны, перекинутой через плечо и открыть нагрудный карман в куртке, но оно вдруг оказалось не нужным. «Катану оставь в прихожей, не приросла ж она к тебе, в самом деле». Не приросла, пан пр-рофессор-р, не приросла, раз у вас ее оставил.
– Могу я поговорить с Розой Моисеевной? – уцепился за последнюю соломинку Ши, в котором стыд за подчиненное положение медленно, но верно превращался в злобу.
Тетка отрицательно мотнула головой и вытащила из кармана кричащего синего халата смятый листок бумаги. Страшная догадка ударила Ши под колени. И те долгие секунды, пока мозг пытался осознать прочитанное, бумага трепыхалась в руках пойманной в силок обстоятельств птицей.
«Здравствуй, Шикари. Ты уехал так внезапно… Нет, дело совсем не в арендой плате, не слушай её. Мне не удалось с ней договориться, чтобы тебе дали пожить еще хотя бы месяц-два.
Я написала завещание, в клинике ждут. Давно пора, сказали.
Взяла на себя смелость собрать твои вещи. Самое важное, если я не ошиблась, в пакете с красной наклейкой.
Извини, мальчик. Но иногда умирать надо.
Роза Моисеевна».
Никто не хочет умирать. Шикари сжал в горсти жалобно хрустнувшую бумажку и поднял горящий взгляд на новую хозяйку дома.
Никто не хочет умирать, если не убедил себя в том, что пора. Тихий рык. Ну что ж, раз нам всем пора уходить, то уйдем налегке. Я верю, Роза Моисеевна, что за сто с лишним лет уже можно научиться не ошибаться.
Парень вытащил из нагрудного кармана ключи, поменяв их на записку той, кто приютила Волка. Старомодная железка с сенсорным пропуском взлетели в воздух, снова легли в ладонь и отправились в свободный полет по траектории «всем спасибо, все свободны». Осталось лишь выдернуть из кучи мешков, – и когда успел обрасти мелочами, боги Сети, – самый маленький с красной наклейкой в виде цветочка, а потом на лестничной площадке, дыша через раз, вспороть ногтем черную пленку.
Вы не забыли ничего, Роза Моисеевна. Документы, заначка из тайника за изголовьем кровати, танто с цубой-журавлем, цифровая фоторамка и коллекция флешек, всех, что нашли в ящиках стола. И истинно по-женски – наглаженная рубашка и смена белья.
Шикари едва слышно взвыл и спиной приложился лбом к железным дверям лифта.
Все есть, чтобы уйти.
Только никто этого не хочет.
***
Входная дверь в квартиру родителей закрылась практически бесшумно, подперев спину Шикари своей полированной чернотой. Легкие при первом же вдохе захватили воздуха достаточно, чтобы пнуть память и выдать на чистейшем русском нецензурную переделку «Савайака Кобунбоку» – любимых маминых благовоний. Да, похоже, что после моего отъезда засилье Японии на этих квадратных метрах стало абсолютным.
Скинув кеды с неприличным количеством шнуровки и кожаную куртку типичного ночного волка, Шикари почувствовал эфемерное облегчение, как будто бы слон в посудной лавке на миг возгордился, что сбросил пару лишних килограммов, совершенно не спасающих ситуацию. А чего только в этой квартире уже не было: от совершеннейшего эклектик-пати до чуть ли не пыльного ар-нуво. Была и Корея, и Индия, и китайские божки с тайскими веерами… Сейчас вот Япония. Уже пару лет как. И только хай-тек с миром высоких технологий оставались абсолютной доминантой. Шаг – и лента диодной подсветки укажет дорогу, вспыхнут, как свечи, маленькие светильники за рисовыми шторами. Второй – и отъедет в сторону деревянная ширма, пропуская тебя на звук родных голосов. Так и хочется нарушить эту хрустальную ледяную тишину заоблачного этажа московской высотки чем-нибудь этаким… Особенно после того, чем встретила его съемная квартира. Жить хотелось, черт побери. Жить назло всем и вся, только вектора как не было, так и нет.
Шикари замер на одной ноге, давя внутри импульс прокатиться в носках по гладкому паркету, как на коньках. Мама явно не одобрит такого неблагодарного отношения к взлелеянной Японии, а отец лишь качнет головой. Шикари зябко поежился, будто его снова окатило сдержанностью этих восточных глаз, темных, как черная дыра во время вселенского шторма. Была б за спиной катана, эта тоненькая связующая ниточка между его миром и этой идиллией, можно было б еще на что-то надеяться, а на коротком танто на поясе, полуголом джинсовом энтузиазме и подходящем имени далеко не уедешь.
Ладно, пока меня еще не заметили, можно сгонять на кухню и чего-нибудь схомячить. У отца наверняка припрятано что-нибудь простое. Бутерброд с колбасой вполне сгодится, благо, что для него палочки не нужны. Оякодон, конечно, тоже вкусная штука, но готовится долго, и за это время доза воспитательного воздействия от мамы превратит меня самого в этот самый оякодон.
– Хидео, я прошла кучу экспертиз, собрала тучу бумажек всяких… Врачи говорят, что риск повторения той истории минимален. И потом, столько лет прошло. Они уже могут отследить это на ранних стадиях.
Минималистичный интерьер поплыл перед глазами, как съемка замедленного кино. Что-то внутри быстренько перехватило управление, прижав тело Шикари к тростниковой ширме в гостевую зону, врубив слух на полную, а ничем не занятое зрение пока лениво считало трещины на китайской вазе в угловой нише. Так, разбил я ее в десять лет. Не удержал клинок, репетируя кат, и потом еще лет пять слушал упреки по этому поводу. А год назад окончательно сдался и купил точную копию в подарок маме на день рождения, не удержавшись от маленькой мести – нарисовать на абсолютно целой вазе черной краской столь больные трещины. Кажется, мама не заметила шутки. А отец в шутку назвал «мазохистом». Чтобы помнили, ага. И в кого я такой, честное слово.
Циклон по имени Мария Такахаси, в девичестве – Вебер, тем временем набирал обороты. Картина маслом – персонаж «Папа» молчит, персонаж «Мама» раскручивается, как шэнбяо, захватывая все новые сектора влияния.
– Новые технологии… Генная коррекция… Полный контроль плода в третьем триместре…
– Но ведь дело не в этом, Маша, – голос отца вдруг обрел непривычное стальное напряжение. – Мы уже пытались за эти двадцать лет и не раз. Но в последний момент ты отказывалась от всего. Что изменилось сейчас? Ты как будто сама не своя с тех пор, как мы съездили к Крис-сан в Фили.
Шикари коротко взглянул на входную дверь, на свои ботинки с неаппетитной лужей московской грязи, на кожаную куртку, чуждую философии Востока. Чужак. Хотя нет, чужак у нас дядя Лин, а я то ли волк, то ли охотник на волков, черта с два разберешься. Но уходить уже бесполезно, да и некуда идти, совсем некуда. Пока обуваешься, все равно успеешь услышать Правду, до Истины не дотягивающую всего пару сотых процента. А ведь говорил же дед – не ходи ни к кому без звонка, сам меньше нагрешишь, да и другие карму не испортят.
– Сейчас мы уже можем подкорректировать генный код, – голос матери резко сбавил тоном ниже и стал почти умоляющим. – Можем сделать так, чтоб получился программист… Настоящий, как ты, Хидео, и мой отец. И я не собираюсь трогать стремление к справедливости и вашу хакерскую природу, поверь. Просто…
Шикари медленно сполз по ширме на пол, чувствуя, как иголки нешлифованного бамбука прокорябывают спину через рубашку. Ему нравилась такая боль. Боль, которая не дает тебе вырубиться или взорваться прямо здесь и сейчас. А под веками в белых огоньках отец наклоняется к завязавшей себя узлом матери, смотрят навылет темные глаза в кристальный серый Веберский лед, и мать выдает вовне те несчастные две сотых процента, которых не хватает до Истины.
– Просто я хочу нашего ребенка, Хидео. Нашего. Такого, каким мы его заложим, мы сами, а не…
«Дослушал бы хоть!» – вскрикнула мудрая половина Шикари, но парень уже вскочил и с размаху откатил в сторону ширму, не дожидаясь медлительной восточной автоматики. Внутри гремели фразы одна другой страшней, те самые, что делают потом твою собственную жизнь невыносимой, ибо счастлив не тот, кто не ведал зла, а кто смог забыть свое собственное, но через закушенную губу не прорывается ни звука. Синее пламя глаз – да, Охотник, тоже не вышел генетикой ни в папу, ни в маму, – выжигает испуганных родителей дотла. Но молчать становится невозможно. Пусть уж тогда вовне уйдет хоть что-то полезное.
– Только имя нормальное придумайте, – выдыхает сын, с силой проводя ребром ладони по шее. – А то вот здесь уже все варианты ударений в моем.
***
Прикорнув на узком диванчике, как в лучшие годы своей бурной научной деятельности, пан Лисовский задремал в ожидании результатов от ветхого «Альтаракса». Надеюсь, ты не сожжёшь мне последний комплект микросхем, призрачный лётчик.
И во сне Лисовский был актёром. Режиссёр остервенело метался по съёмочной площадке, в которую наспех превратили один из глухих пражских дворов, но никто ничего толком объяснить не мог. Сначала Георгий испугался, что не успел выучить свою роль, и почувствовал жгучий стыд за то, что подводит команду, а потом по растерянным лицам и тревожным перешёптываниям остальных актёров понял, что ролей не существовало вовсе.
– Импровизируйте, что застыли? – орал режиссёр, толкая какую-то девушку. – Ну же, вот ты, влюбись в этого парня. А ты, мужик, влюбись в неё и наваляй этому несчастному студентику…
И надо всем этим бедламом тихий голос, многократно усиленный динамиками, читал стихи, читал не людям, а небу, и, невесомо поднявшись в воздух по лестнице рифмованных строчек, пан обнаружил, что весь город, вся страна и планета стала огромной съёмочной площадкой, кипучим муравейником, над которым до самого горизонта летит из стратосферы усталый божий смех.
Но репетиций мы не проводили
И нам не дали прочитать сюжет…
Ответ таков:
«Ищите свой ответ,
Как будто не играли вы, а жили».
Последнее «и» растянулось сначала церковным пением, а затем взяло октавой выше и превратилось в писк «Альтаракса», оповещавшего весь мир о том, что он отрисовал образ из языков пламени и умудрился выжить.
Ещё околдованный низкой гравитацией мира снов, Лисовский вскочил на ноги и неловко приземлился по дуге на стул, едва не сбив плечом напольный торшер. Ну-ну, козлик горный, поблей ещё для пущего эффекта.
На этот раз «Альтаракс» забыл разразиться кучей распечаток. Вместо этого из макушки разогретой машины бил тонкий проекционный луч, и, повинуясь программе, в воздухе под самым потолком медленно крутился атлетически сложенный человек с седыми волосами и синим огнём в глазах. Тонкие бледные губы, упрямая морщинка между золотистых бровей…
В рассветный сумрак лаборатории неведомо из какого мира ворвался тёплый, терпкий аромат ветивера и сладкий ветер цветущего гречишного поля.
– Алекс, – тихо выдохнул профессор. – Давно не виделись.
Голограмма Охотника в очередной раз повернулась к Лисовскому спиной, и профессор увидел то, чего никогда раньше ему видеть не доводилось. Давным-давно он читал о таком статью молодого учёного, чьей фамилии уже и не вспомнить, но в гордыне своей счёл это очередным эзотерическим бредом…
На позвоночнике Алекса виднелись семь глубоких провалов ауры, которые были словно наспех заштопаны раскалёнными вольфрамовыми нитями.
Окончить школу с золотой медалью: выполнено.
Окончить институт с красным дипломом: выполнено.
Найти работу, чтобы поддерживать родителей и выложиться до конца: есть.
Сделать всё возможное для счастья жены: сделано.
Сделать всё возможное для счастья любимого человека: есть.
Воспитать ребёнка любимого человека: завершено.
Уйти вовремя: выполнено.
Профессор Лисовский отчаянно закусил зубами запястье так же, как совсем недавно это сделал Крис, и медленно сполз по стенке на колени. Боги Сети и отцы транскода. Двадцать с небольшим лет назад Кристиан допустил величайшую критическую ошибку из всех возможных. Он выгнал на второй круг жизни того, кто давным-давно заслужил покой. Чего же теперь хотеть от призрака? Чтобы он снова поджёг пепел, который уже дважды успел сгореть?
Думай, профессор. Отпусти свою фантазию, взгляни в лицо видениям прошлого и постарайся поймать в горсть тонкие нити будущего. Если Шикари – юный, полный сил парень – не сумеет подчинить себе старого, покрытого шрамами волка по имени Алекс, тот утащит его в пропасть небытия. А тут ещё эти танатофилы, чёртовы апологеты суицида…
[Крис, алё. Поймай Шикари и не отпускай от себя. Эй, хакер, ты где?]
<линия не активна>
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.