Текст книги "Мысленный волк, или Точка росы"

– С тобой… Охотник.

И катится по бледной щеке кристальной чистоты слеза, пересекая, как прибойная волна, борозды морщин. Шикари выдохнул, прижимаясь щекой к груди Овера. Куда б свои слезы спрятать, боги Сети… Но нет, птица, я настолько не уверен в собственных силах, что прошу подмоги.

– Я здесь, рядом, – тихий голос парня заменяет разомкнутые объятия.

Метнуться к дальнему шкафу. Я знаю, там за зеркальными створками, твой убойный арсенал, Овердрайв. Помнится, ты как-то устроил нам с Флином глубокое погружение, после первых десяти минут которого вынесло даже меня, привыкшего к кофейным сигаретам вашей семьи и восточным благовониями по утрам на маминой кухне. Духи. Флаконы. Маленькие пробники, сваленные в корзинку даже без подписей. Но ты знал их все наизусть, и у каждой капли была своя история. А теперь мне остается положиться на везение и легкую руку, чтобы случайно не навредить ассоциациями с каким-нибудь особенно «интересным» моментом твоей жизни…

Этот. Небольшой флакон темного стекла. Форма так и просится в ладонь, настоящий лист ивы, даже прожилки видны. «Never give up» by Magus. О, прям в точку. Пара зеленых капель на запястье, и скорей обратно, пока первые ноты еще не заполнили мои собственные легкие до краев.

– Дыши, Овер, дыши, пожалуйста…

Сладость до горечи. Горечь до слабости. Вдохнувшего Овердрайва прошивает разрядом, словно он вдруг вспомнил, что последняя электричка уйдет ровно через пять минут, а впереди еще перелет через обледенелый мост, где так силен соблазн перегнуться с перил и нырнуть в несущиеся к обетованным небесам дым и пыль многоярусной железной дороги в пропасти под ногами.

Где-то за стеной упрямо звонит телефон. Звонящий раздражен. Звонящий слышит гудки в трубке и думает, что его забыли, что его бросили, что его игнорируют… Может и так, но ничего личного. Просто расстановка приоритетов.

– Останься со мной, пожалуйста.

[Я твой, Охотник. Спасибо тебе, родной.]

– Будь, Овердрайв. И не отпускай мою руку.

[Что бы ни случилось…]

8

Лаборатория профессора Лисовского была притчей во языцех всей пражской медицинской братии. Легенд было много, еще больше – домыслов об используемых там технологиях будущего, ибо всегда легче поверить в науку, как в чудо, чем в чудо, сотворенное нейрофизиологом, как в науку. Так профессор Лисовский и жил. Непризнанный гений с громким именем шамана, к которому идут, когда уже некуда идти.

Впрочем, в святая святых пан никого из не-пациентов не пускал. За редким исключением, которым Яну Содомка, при всем желании, стать не удавалось. Третий его штурм, как и два предыдущих, окончился в дубом зашитой гостиной под пристальным взглядом хозяина дома.

– Неужели вам больше не о чем написать статью, пан Ян? – задумчиво произнес Лисовский, потягивая из бокала красное вино.

Ян Содомка снова заерзал в обитом бархатом кресле, создав в космической тишине комнаты целую какофонию звуков. Треск электризуемой ткани. Скрип пуговиц на пиджаке с чужого плеча. Щелчки встроенного в шею диктофона на грани ультразвука. И где-то за всем этим, несомненно, есть магнитные волны удостоверения репортера «Metro Bohemia», очень молодого и очень настырного репортера.

– Конечно, есть, – фальшиво улыбнулся Ян, не притрагиваясь к своему бокалу. – Очень много интересных, современных разработок… Но меня, то есть наше издание, интересует история.

– В свое время я написал об «Альтараксе» немало технических отчетов. Часть из них даже не под грифом секретно, представляете. Найдите их в подшивках академии наук Восточно-Европейского сектора. Я уверен, Ян, что это материала вам хватит за… В общем, там много интересного.

«Наверно, теория единого информационного поля верна, – подумал про себя Лисовский, – или как иначе объяснить, что стоило Крису подбросить работу моей машине, как сразу до нее оказалось дело всем, даже этой букашке по имени Ян Содомка? Вот же не повезло пареньку с фамилией. Лошадиная…»

[Звали, профессор? Что-то нарыли?]

Голос Кристиана Вебера был далеким и ласковым, как бриз с моря. Давно я тебя таким спокойным не помню, хакер. Очень давно. Словно что-то внутри замерло или залезло в барокамеру.

[Ничего пока, Овер. Я скажу, если что получится. Отдыхай… те там.]

Ну вот и правильно. Так лучше. Пусть они там с Ши побудут вместе последние часы, пока малец не уехал в свою Москву. Лисовский залпом осушил бокал и закрыл глаза, не обращая никакого внимания на фоновую болтовню Яна.

Это награда тебе, Кристиан. Награда за долгие двадцать пять лет без родной души рядом, за стойкость стального тростника внутри, который, казалось, держал тебя именно для того, чтобы сдать на горячие руки Охотника. И ты ее заслужил, ей-богу. Пусть это даже заход на второй круг, но… Оно того стоит. А если уж я могу перехватить эстафету твоего транспаранта «не выложился на 200% – хрен тебе отдых», то так даже лучше.

Голова пана, выпившая последнюю каплю обезболивающего, напомнила хозяину, что он не спал уже двадцать шесть часов, не ел – двенадцать, а «Альтаракс» сжигает свои платы каждые два часа, и ЗИП уже на исходе. Пора заканчивать с этим, Лис.

– Дорогой Ян, – речевой центр даже не дождался паузы в словесном поносе репортера, которому казалось, что расставленные словесные сети вот-вот превратятся в удавку на морщинистой шее старого врача, – у меня к вам деловое предложение.

Содомка напрягся, мигом заткнувшись. В глазах его блеснул интерес старого инквизитора при виде узника, который сам предлагает все рассказать, а помучить – «это на ваше усмотрение».

– У меня мало времени, – профессор пожал плечами, словно отгоняя какую-то назойливую мысль, – поэтому вы задаете всего один вопрос, на который я отвечаю. А потом спрашиваю я, и мы распрощаемся навек. Могу даже спеть вам «а шли бы вы на все четыре стороны».

В словах пана Лисовского не содержалось и намека на вопросительную интонацию. Предложение, от которого нельзя отказаться. Содомка судорожно перебирал в голове вопросы. Их было много, слишком много. И лишь малая часть из них касалась собственно «Альтаракса». Куда больше Яна, да и его начальника в издании «Metro Bohemia», интересовали подробности личной жизни профессора, скелеты с электронными браслетами в тайниках старого пражского домика, а еще лучше бы узнать про ту темную историю со смертью президента Восточно-Европейского сектора. Чередой ярких вспышек прошелся перед глазами ряд имен людей, так или иначе связанных с той историей. Многих нет в живых, но… Ян закрыл глаза, мысленно отдав приказ на усиление чувствительности эмоционального анализатора в своем диктофоне. Только б не промазать.

– Кто такой Кристиан Вебер?

«Ах же ж курва…», – беззвучно простонал Лис, выдав в эфир Прага-Москва матерную тираду во всю силу мысленного голоса. Заход на второй круг, значит, Овердрайв?! Во что ты вляпался на этот раз? Или, может, это Охотники так плохо на тебя влияют?

Где-то за несколько тысяч километров со стоном вскинулся подбитой птицей хакер с вороным крылом волос, обмирая в обжигающих руках того, кто вдруг оказался на шаг впереди себя. Он не чувствовал, он знал, что делать. Это было в движении приоткрытых губ по хрупкому птичьему боку, в июльском выдохе такт в такт, в нечеловеческой силе рук, державших хакера Кристиана Вебера в невесомости на границе двух миров до дрожи, до последнего короткого вскрика, до финального рывка к альфе Лебедя.

<отключить линию>

Тяжело на нейтрали, пан Лисовский. Ой как тяжело, а ведь ты Кристиану всего лишь друг по переписке, черт побери. И если этого «всего лишь» уже не выдержать, что тогда спрашивать было с Линды и Олеси двадцать с лишним лет назад?

Надеюсь, что ты не засек мои проклятия во время своего полета, Овер. А теперь минутка логики после минутки белой зависти.

Этот, черт побери, Ян Содомка интересуется историей. И судя по выстрелу в десятку, не только историей «Альтаракса», а моей личной. И мне не остается ничего, кроме как выдать официальную версию про Souls Unite, умолчав, конечно, про кучу дерьма, в которую вляпались все мы с этими наномашинами. Хотя ты, Ян, конечно, мог пробить и списки участвовавших в том исследовании, а крылья Вебера и сгоревшие от них микросхемы в своем «Альтараксе» я еще не забыл.

– Это глава ныне не существующей компании Souls Unite, нашего соисполнителя.

Репортер вдруг потянулся к нетронутому до этого бокалу с красным вином и удивительно тепло улыбнулся. Думай что хочешь, старый лис, я хотел бы оскалиться по-волчьи, но физиология, будь она неладна. Когда эмоциональный анализатор выдает такой девятый вал информации о минимум пяти уровнях твоего беспокойства, искренней тревоги, злости, легком флере ностальгии и, внезапно, сексуальном желании, поневоле будешь улыбаться. Ладно, следующий вопрос…

– Наш уговор, Ян Содомка, – проникновенно произнес Лисовский, мягко, по-кошачьи выныривая из кресла. – Вы задали свой вопрос. Теперь моя очередь.

«И хрена с два я спрошу, с чего ваша клоака начала копать под нас. Все равно не скажешь правду».

– Хотите стать моим пациентом? – костлявая рука старика оказалась у Яна перед носом ладонью вверх.

Цыганские гены в парне штурмом взяли рефлексивную часть сознания, быстро зарисовав рисунок на коже пана профессора, и мигом отметили разрыв на линии сердца. И те же самые гены в следующую секунду сообщили, что если нет желания погибнуть подопытным кроликом во славу нейрофизиологии, то…

– Тогда вали отсюда, – рявкнул профессор, уловивший последнюю мысль репортера.

Припереть бы тебя к стенке, мальчишка, да всю подноготную узнать про то, что вы нарыли про Альтаракс и Криса, но с чем свяжешься, в том останешься. И устал, Господи Боже, как устал…

Лаборатория в цокольном этаже дома встретила едва живого хозяина звенящим звуком закончившегося эксперимента. И снова неудачно. Лисовский рухнул в кресло у большой темно-серой капсулы в дальнем углу. «Альтаракс». Первое слово в масштабных исследованиях биополя. Портативные приборы существовали и раньше, ими утыканы все медицинские центры сейчас, но никто не решал и не решает на них задачу пробить чужую ауру, одним метким ударом раздробить хрупкий лед защит и достать до радуги на воде.

Но сейчас перед «Альтараксом» Лисовский поставил обратную задачу – воссоздать образ человека по его ауре. И дело отчетливо пахло жареным. Во всех смыслах.

Еще немного понаслаждавшись аварийным трезвоном, профессор пробежал пальцами по приборной панели. В наступившей тишине запущенный уже наверно в двадцатый раз за последние сутки 3D-проектор создал из ничего объемную модель ауры по присланным Крисом снимкам. Лисовский жестко прищурился на маску с реального человека. В переливах изумрудной оболочки то и дело появлялись красные проблески, особенно много их было в районе шеи, груди и ладоней. Затуманенный болью мозг ученого медленно, но верно попадал под гипноз этого псевдо-хаотического движения биоволн. Недаром говорят, что нельзя слишком долго видеть истинного человека, чтобы потом не было мучительно больно жить с ним, просто правдивым или даже фальшивым.

Слишком. Долго. Видеть.

Вспышка понимания заставила Лисовского сжать кулаки. Стареешь, пан. Решение на поверхности, а ты лезешь в философию, сверлишь взглядом новые ворота, как известный баран, когда надо поймать фокус за предметом.

Перепрограммирование «Альтаракса» на короткий импульс сканирования отнял у пана час времени и вагон сил. Шальная мысль позвать на помощь одного гениального кодера, который вечно влипает в истории, была засунута куда подальше. Хотя конечно было б интересно посмотреть, сколько нужно ему времени, чтоб убраться со своей альфа Лебедя и врубиться в программистскую задачу.

<задайте длительность импульса>

– Я умею ласкать и наматывать на кулак2323
  Дана Сидерос «Час Пик»


[Закрыть], – повторил вслух пан строчки, вырезанные на бересте памяти хриплым голосом Алекса Рыкова, когда они разделили омут боли на двоих.

<1 ps>

– Время перехода минимально, – усмехнулся ученый и нажал кнопку запуска.

Пикосекунда мелькнула в координатной сетке времени, как донельзя одинокий квант, так и не нашедший своей потенциальной ямы. «Альтаракс» задумался.

Сигнал ошибки слился с проникновенным матом Лисовского. Ну что за…

<Нельзя загрузить больше одного образа>

Картина Репина «Приплыли»… Ммм… То есть, конечно, Рерих, «Заморские гости». Я ж один образ тебе дал, скотина ты технологичная!

Повтор эксперимента. Чем дальше, тем сильней ты, пан Лисовский, светило нейрофизиологии, напоминаешь слепого щенка, который действует методом научного тыка, и мучает машину, даже не пытаясь понять получившиеся результаты.

На сетчатку наложились зеленые огни разрешения пуска, красные сигналы ошибки и все та же текстовая строка.

Зеленый. Красный. Два образца.

Лисовский громко застонал. Понял, вашу мать, понял, наконец. Две ауры в одной, и не спрашивайте, как такое возможно. Поэтому на длительности сканирования больше пикосекунды у «Альтаракса» сгорают все мозги. Бедная машина… Она просто не выдерживает противоречия, заложенного в образце. Лисовский закусил губу и выстучал на подлокотнике фрагмент «Сороки-воровки». «Хотел бы я посмотреть на человека, что умудряется жить с таким биополем», – мелькнула в голове профессора шальная мысль, одна из тех, что записываются небесной канцелярией, как руководство к действию. А на кончиках пальцев рождался разряд, электрический ток исследовательского азарта после решения проблемы. Это было четвертое, пятое дыхание, тяжелый рок успешного прыжка через пропасть, когда уже можно идти к финишу вразвалочку, но ты нарочно выжимаешь из себя последние околокосмические.

<0,5 ps>

<промежуточное сохранение результатов>

– Давай, родимый, выложись, пожалуйста, – прошептал пан, прикладывая ладонь к горячему боку «Альтаракса».

Под пальцами явственно заискрило. Лисовский с закрытыми глазами пустил машину. Да, слабость. Умудренность опытом и виденное в жизни не дают шанса на веру в богов, но не запрещают скрестить пальцы за спиной.

В воздухе отчетливо запахло паленым. И вместе с кодами ошибок умерших внутри контроллеров модулей сканирования пан Лисовский получил на руки файлы образов. Два файла. С совершенно разными параметрами.

– Так что ты знаешь обо мне2424
  Мельница «Что ты знаешь обо мне»


[Закрыть]? – тихо хмыкнул Лисовский, закидывая файлы в проектор. Посмотреть бы результаты с тобой, Крис, получить волну коннекта и радости от решения проблемы, вместе подумать о трактовке… А может, уже можно?

«В очередь, сукины дети!» – посмеялась над комичностью ситуации внутренняя ехидна. О да, если б не было так грустно…

<линия активна>

– … с этим мало смириться, это нужно принять. Разница проста, Ши. Когда смирился – одергиваешь себя каждый раз, борешься с чем-то внутри…

– С волком, Овер. Он внутри сидит. И рвет на части. Иногда.

– Он у каждого есть, Охотник. Только если принял по-настоящему, то волку коннект не разорвать. Я не говорю, что у вас с Флином дороги разойдутся. Нет, я бы хотел, чтобы… – голос Криса прервался, и Лисовский, не подававший на линию телепатического сигнала даже малейшего шороха, поймал волну растерянности и круговерть формулировок, наложенных на лицо давно умершего Александра Рыкова. – Чтобы вы были вместе. Какой баланс вы найдете, какие обстоятельства будут в вашей жизни, не знаю, Боги Сети, но…

– А мы, Овердрайв? Ты и я?

Приоткрытая входная дверь. Кожаная куртка, скрипучая, что половицы в твоем доме, пан. И синий огонь в глазах напротив.

Молчание.

– Что все это было, сероглазый король?

Сердце хакера посылает к чертям вальс тройных ударов и уходит в ритм танго. Лисовский едва заметно морщится и вцепляется пальцами в пульсирующую шею.

– Тот случай, когда…

Проектор, не дождавшись приказа, запускает визуализацию.

– Любишь душу, а не тело.

Зеленые всполохи северного сияния. Красные трещины в слепке застывающей лавы. Тело и душа?

Крепкие объятия. До боли в ребрах, до спазма на диафрагме.

– Я твой, Овердрайв.

– Нет без Охотника Овердрайва.

С щелчком входной двери Лисовский понял, что разговор на рабочие темы ему с Крисом уже не выдержать. Ну и к черту тогда. Подождет до лучших времен.

[Крис, у твоего пилота раздвоение личности. Зеленый с красным дерутся, как волки за место вожака. Результаты кидаю на почту]

Тихий всхлип. Полный раздрай в хакерском мозгу, такой, что хоть в петлю. Ничего не могу.

[Дыши, Овер…]

Кроме Истины.

[«Ты нужен ему» – это слишком мало по сравнению с тем, как он нужен тебе.]

***

Несколько часов лёта до Москвы, буран над Тверью, бессонная ночь, в которую потушить кипящий котел мыслей не смогли даже таблетки из аптечки Розы Моисеевны, доконали Шикари настолько, что до своей лаборатории он добирался по синусоиде, как после самых лучших рабочих посиделок под Новый год. Из зеркальной поверхности двери в оптический склад на парня глянуло растрепанное отражение с серыми кругами под глазами. Бледное лицо, словно выбеленное тремя днями в гостях у питерского ветра, потемневшая синяя радужка, в которой вдруг обнаружилась тысяча провалов в черно-ультрамариновый космос, а бонусом к картине – две глубокие морщины, прорезавшие лоб от переносицы вверх, сколько хватило сил. «Совсем как у отца», – подумал Шикари мимоходом и плечом распахнул дверь. Главное не вспоминать, что отцу уже полтинник стукнул, а ты, Ши, словно бежишь за всеми вдогонку, стремясь выйти на орбиту «40+» пятнадцатью годами раньше нужного.

Хотя склад оптики ни для кого тайной не был, а ключи от него давно уже стали переходящим призом всех трудоголиков лаборатории, Шикари часто обитал здесь в одиночестве. Мало кому по нынешним временам пригодились бы силикатные стекла весом в пятьдесят килограмм или линзы апертурой в полметра, а потому, как рассудил Шикари, не будет много недовольных, если он втиснет между двумя шкафами небольшое креслице и журнальный столик. Но когда до заветной цели осталось три поворота по дебрям стеллажей и просто куч всякого разномастного барахла, не имеющего к оптике особого отношения, Шикари замер.

Шорохи в вакууме склада сыграли adagio на взведенных нервах.

– Вы топаете, как стадо бизонов на водопой, господин Охотник, – голос Владилена Сергеевича опередил искренний мат парня на тему «куда я денусь с подводной лодки» буквально на полсекунды. – Да вы проходите, не стесняйтесь. Как ваши семейные обстоятельства?

Не стесняться, значит. Шикари плавно обогнул последнее препятствие, не глядя, плюхнулся на какой-то заколоченный ящик и прожег взглядом начальника, развалившегося в том самом маленьком кресле между шкафами. Собственнический инстинкт зверя поджег бледную кожу лица. Кто сидел на моем стуле? Кто оставил кофейные круги на моем столе? Кто…

– Семейные обстоятельства уже лучше, – сквозь рык в горле выдавил из себя Шикари.

– Прекрасно, прекрасно… Тогда вернемся от вашего сачкования к нашей работе, – голосом Владилена Сергеевича можно было искры сыпать на бикфордовы шнуры видимого спокойствия. – За три дня отсутствия вы застопорили переписку с нашими заказчиками, раз. Мы не можем отдать в производство схему с чертежами, которые исключительно в вашей голове, два, – Владилен Сергеевич вытащил из кармана пиджака смятый лист бумаги, расправил его и воздел, как стяг, к потолку. – И вы, ШикарИ…

– ШикАри.

– …единственный, кто еще не прошел у психологов обязательное тестирование. Неделю уже как. Последний в отделе, заметьте.

Парень мысленно застонал. Логик с циником в башке устроили мордобой, но аргумент «любишь кататься, люби и трупы на саночках вывозить» был убийственно метким. И, кажется, труп будет моим.

– А еще целых три дня не летал в кабинете у Олеси, – ехидный смешок просочился через охотничий самоконтроль серной кислотой. Внутри все снова ухнуло, как в самый тошнотворный момент выключения эмуляции, когда возвращение в реальность настолько резкое, что память срабатывает словно детонатор и уже не дозирует информацию про текущую дату, время, точку геолокации, про то, что ты не полубог в околокосмических полетах, а задрыпанный лаборант-оптик без особых перспектив.

– От этого вы отныне освобождены.

– Что-о-о?

Шикари подняло с ящика в воздух, но вторая ступень ракеты «Охотник» не отделилась, поскольку Владилен Сергеевич лишь криво усмехнулся, скомкав в руках лист бумаги.

– Ничего, Шикари. Вы не справляетесь со своими обязанностями на несколько фронтов. Что поделаешь, дано не всем. Поэтому быстро на тестирование к психологам, а потом за работу. С Олесей я поговорю, она без вас обойдется.