Текст книги "Мысленный волк, или Точка росы"

9

«Без меня меня женили, или однажды пасмурным февральским днем…»

Начало истории, обещавшей много треша и угара, так и вертелось на языке, но дальше первой фразы не пошло. Оставленный наедине с самим собой в медицинском кресле, Шикари внимательно рассматривал потолок. Новых трещин за последний час там не появилось.

А прошел этот час довольно мило. Подписав у юной психологини информированное согласие, в котором взгляд выхватил так много, что хватило бы на три инфаркта, Шикари подвергся перекрестному допросу теста, в котором вопрос за вопросом автор ходил вокруг одной и той же ситуации, с каждым шагом усложняя блок условий. Свелось это к абсолютному абсурду, а первоначальный ответ из оперы «рубану с плеча» превратился в «проще самому удавиться, чем разобраться в том, что от меня требуется сделать». Одним словом, психологиня осталась недовольна. Был сделан телефонный звонок из дальней комнаты, и недостаточно тихо, поскольку Шикари смог уловить ключевую фразу.

«Наш клиент».

Ну, ваш так ваш. Шикари едва заметно поморщился. Он вообще с детства не любил психологов и иже с ними. Копаться в собственной душе позволялось только собственным же мозгам. Да и вообще, одна нервотрепка была от них в школе. Кружочки не так нарисует – родителей в кабинет к этой крашеной дуре, у которой девка растет шалавой по подвалам. Карточки цветные выбрал не те – опять родителей. В анонимном тесте написал, что думаешь, – снова, так еще и дома обучение науке выживания (читай – «лжи»). Что уж тут удивительного, если будет завалена и эта программа по определению психологического возраста… как бишь ее… «Ваал 3000», кажется. Жаль, что я не Флин и не Овер. Выдать бы разряда в эту электронику да свалить тайком к Олесе полетать.

– Ну и кто тут у нас? – слащавый голос а-ля медсестра в детской поликлинике разрушил плавное течение мыслей Охотника. – О, такой молодой, и такой старый… Как же так получилось, соколик?

Шикари пожал плечами. Кругленькая бабенка в медицинском халате, перехватившая инициативу у девчонки-психолога, еще что-то ворковала про современную молодежь, уставшую от жизни, тщетно пытаясь заглушить звон инструмента и звук разрываемых стерильных пакетов. «В воздухе пахло медициной и новыми приключениями на одно место», – прокомментировал внутренний голос. Странное ощущение зацикленного повтора накрыло Шикари с головой. Были уже эти звуки. Были больницы. Были вот эти цепкие пальцы, что схватили правую руку у локтя.

– Придется контраст сделать, – под схлынувшей волной наваждения обнажилась крупная галька незапланированных подводных камней. – Сколько весите, молодой человек?

– Семьдесят, – выдал Шикари в пространство, упорно отводя взгляд от женщины с ампулой в руках.

В глотке появился страх. Канифольного цвета жидкость в катетере маячила на краю обзора. Игла ушла под кожу у сгиба локтя, лента пластыря закрепила конструкцию на руке, треугольник ватного тампона спрятал алую каплю крови, но Шикари хватило и этого. Внутри все вмиг стихло, словно пытаясь отследить бегущий по венам раствор. И было уже почти неважно, что голову залили каким-то ледяным гелем и нацепили не то летный шлем, не то шапочку в технике макраме из проводов и датчиков.

– Отвечайте на вопросы, не раздумывая, – снова вышла в эфир психологиня, когда под веками полыхнуло оранжевым, и легкий, но тягучий, как вой сирен гражданской обороны, гул поселился в фоновом звучании мира. – Когда вы в последний раз испытывали радостные светлые чувства?

[Спящий на руках человек. Черные растрепанные волосы, неземная хрупкость тела, выточенные из теплого мрамора скулы. Дышать в такт. Сверять часы пульса. Охранять его сон.]

– Вчера.

Сбоку на стене высветилась картинка визуализации. Шикари скосил глаза под дрожащими веками. Что-то эти гады намешали в ампуле, голову на отсечение даю. Словно я одновременно под кайфом от кофейных сигарет, Флиновского энергетика и хорошей порции яблочной наливки авторства Владилена Сергеевича. Ну, с какого тогда я вижу на стене засыпанную пеплом пустыню до самого горизонта, где абсурдность срывает все шкалы: из серого неба очередями строчит дождь, а зола сухая и ее переметает ветром, как февральскую поземку?

– Мне часто приходят штрафы за нарушение скоростного режима. Да. Нет.

[Ёжкин кот, а часто – это сколько? Пять раз в месяц если. А еще есть легенда о пилоте-девственнике, то ли ни разу не нарушавшем правила, то ли просто не попавшемся в объективы камер.]

– Да.

Ветер в пустыне усилился, а память вдруг выдала заученное наизусть материнское наставление: «Отвечай то, что хотят от тебя услышать». Да я и рад бы, мам, только хрен знает, чего они хотят… Так что мне делать: казаться постарше, взрослым таким дядькой, или пацаном из оперы молодо-зелено? Я ведь сам не знаю, где я настоящий.

– Друзья говорят мне, что я выгляжу… На свой возраст. Младше своих лет. Старше своих лет.

[Олеся: «Самому-то небось уже полтинник стукнул?»]

[…только седина возраст и выдает…]

– Старше.

А к черту это все. Я такой, какой есть. Да, седеть начал еще пять лет назад. Да, морщины. Да, зубы мудрости еще в институте повылезли. «Сбавь обороты!» – завопила интуиция, которой мозг только что отправил сканы с сетчатки глаз. Засыпанная пеплом пустыня вспыхнула в один миг, невзирая на усиливающийся ливень из темно-серой громады туч.

– Сейчас я: думаю, как изменить мир к лучшему или думаю, как бы не дать миру изменить меня к худшему.

[«Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас»2525
  Машина времени «Однажды мир прогнётся под нас»


[Закрыть] – это об этом? Боги Сети, если я не хочу, чтоб меня раздвоили… чер-р-рт… раздавили, то я должен закричать: «Пожалуйста, прекратите войну!» – или просто отползти в сторону?]

– Второе.

Во вздохе психологини Шикари почудилось удовлетворение. Будто ее насиловали, а потом то ли она кайф стала ловить от жестокости, то ли вдруг что-то приятное сделали. А еще так, наверно, драконы выдыхают, когда рыцаря свежего слопали. Пресвятой коннект… Шикари почувствовал, как слегка сместилась игла под кожей. Контраст, значит. Я вам устрою черно-белое кино.

– Накануне значимых дат я стремлюсь закончить дела, «раздать долги», чтобы не быть привязанным к мыслям о завтрашнем дне. Да. Нет.

[Час до расставания: упиться, надышаться любимым впрок. Конец года: сделать все, что откладывал на несуществующее завтра. Есть только здесь и сейчас.]

[Время. Таймер. Успеть.]

– Да.

Крупный план. Тлеющие угли, в сером мирке которых мигают красные огоньки. Не дышать. Не ды-ша-ть. Это как работа с поталью, как нырок в Реку.

– В моем окружении мало тех, к кому я глубоко привязан. Да. Не знаю. Нет.

[Почему ты не сделал какую-нибудь жуть с собой, когда Флин первый раз ушел в оффлайн? Не было ведь еще Овера тогда. Значит, тебя остановила мысль о родителях. Но снова, черт побери, даже приплюсуй сюда Олесю, ибо ты к ней уже дышишь не как к коллеге по работе, пять человек – это мало или много? А нет ли здесь лишних, Охотник?]

[…беречь себя? Смешно. Для кого?]

– Не знаю.

Ливень на кадре бессилен потушить пламя. Тучи иссякают и редеют, открывая небо. Странное небо цвета английский красный. Не алый, как артериальная кровь, не малиновый подбой краплака на королевских мантиях, не синевато-красный, как стяг под погибшим знаменосцем… Английский красный. Непрозрачный. Отрешенный. И совершенно тленный, как ржа на стали.

– Прочитайте на память первое пришедшее на ум стихотворение или песню.

[«Представляю, как вспарываю себе живот и оттуда – красные лепестки и черные буквы, человек лишь снаружи волк, а внутри непременно Будда»2626
  Марианна Плотникова


[Закрыть]]

[«пожалуйста, не сгорай…»2727
  Flёur «Голос»


[Закрыть]]

– За углом начинается Рай – нужно только чуть-чуть потерпеть2828
  Flёur «Голос»


[Закрыть].

Щелчок звукового анализатора поверг Шикари в пучину хаоса. Но сказанного не вернешь, навсегда останется в цифровой проге и тембр его голоса, и дрожание натянутой струны в слове «потерпеть». Это твоя философия, Шикари. Ты настоящий. Если не можешь что-то изменить…

– Доброта делает человека слабым, как сок киви – кусок мяса. Да. Нет.

[…меняйся сам? Ну уж нет. Чужая доброта помогает не свихнуться. Собственная – не выгореть изнутри.]

[А хрен его знает. В булочках с корицей подошедшее тесто надо отбить в ноль и подождать. Тогда будет толк.]

– Да.

Психологиня сделала паузу, оттягивая финал. Вопрос про мясо был явно проходным, но шум пульса в ушах глушил мир не хуже летного шлема. Шикари зажмурился и рванул из вены катетер с иглой. Боль прошила локоть, но это было спасение, глоток воздуха.

– Разрешаю. Один. Вопрос, – процедил парень в пространство, зажимая с толчками пульса выходящую из-под кожи кровь.

– Когда ты планируешь умереть? А. Не планирую дожить до тридцати. Бэ. В самом рассвете сил – от тридцати до сорока пяти. Вэ. Пенсия это не мое, сорок пять – пятьдесят пять. Гэ…

[Буду жить вечно всем назло. Нет. Столько, сколько буду нужен.]

[Надо было вчера.]

– Третий вариант, – ответил Ши, с трудом находя в себе силы, чтобы приподняться в кресле. Следом за его головой потянулась паутина проводов, взорвав виски электрическим разрядом. Черррт, у них тут что, даже заземления нет?!

Резкое движение шеей. Разнести к праотцам эту лабораторию, чтоб больше никого не мучили. Картинка на стене теряет цвета и контрастность, но девчонка не сдается. Ее пальцы нарушают пресловутое личное пространство с легкостью, словно она играет в доминантку каждые выходные в борделе на Пречистенке. Сильный удар в плечо вернул Шикари обратно в кресло, заставив парня взвыть от боли в кровоточащей руке. Какого…

– Я понимаю смысл фразы «уйти, чтобы спасти».

И каждый из вариантов ответа как ножевой в спину.

– Да.

– Не уверен.

– Нет.

Не стало больше в голове двух голосов, певших то дуэтом, то в контр-соло друг другу. Исчезли музыкальные темы робкой надежды и всепоглощающего пессимизма. Остался только зверь. Белый Волк, что захлебывается воем, ибо знает, черт побери, знает за этих двоих, что надо уйти, давно пора, и не обязательно ехать куда-то за сотни километров для этого, можно просто шагнуть с обочины на автостраду или замереть на середине пешеходного перехода, лечь под сифонящий азотом усилитель или выпить пачку таблеток, где в передозировке есть «летальный исход». И ясно уже, что есть моменты, когда это не слабость, а истинная сила. Когда «спасти» равно «не мешать».

– Да… Боги Сети, умоляю, хватит… Не могу больше.

Мир мигнул и стал прежним. Девчонка что-то ворковала про негативные результаты, сильное превышение отклика ассоциативных зон головного мозга, про необходимость дополнительных исследований. «Вы же понимаете, что в наши тяжелые времена перенаселенности в стране и сложной демографической ситуации лежачий камень на дороге прогресса…»

Мир стал прежним.

А я им уже не буду. Никогда.

***

– День открытых дверей, – Ши потратил последние проценты заряда на фирменную ухмылку левым уголком рта. – Ты-то откуда знаешь про мой тайник?

Олеся мотнула головой, словно заправский партизан, и подхватила с трудом держащегося на ногах Шикари. Через пару секунд, несмотря на невнятные протесты, тушка Охотника оказалась в любимом кресле между шкафами, а еще через минуту рядом дымилась чашка с кофе. Один черт, что сигареты у Веберов, что эта отрава. Бьет навылет.

– Если гора не идет к Магомеду…

– Язва ты, Олеся.

– Спасибо за комплимент, Ши. Обычно называют стервой. Ты вообще как?

– Ничего.

– Ничего – это пустое место.

Шикари, практически в буквальном смысле выползший от психологов в состоянии полутрупа, поймал в звуковой волне над собой тонкий шлейф оранжевого тепла. Это было необъяснимо, так у него получалось общаться только с Флином, но он все время списывал это на проведенное вместе детство, мол, так хорошо друг друга знаем, что и слова не нужны. Тогда при чем здесь ты, Олеся?

Рука, согнутая в локте и прижатая к груди, бессильно сползла на подлокотник. Запачканный кровью ватный тампон остро пахнул по складу медицинским спиртом. Напиться бы, подумал Шикари. Нет, хуже, нажраться. Так, чтоб в ноль. Чтоб в хлам, и не вспоминать, не думать даже о том, что пережил меньше чем час назад.

– Что это значит? – голос Олеси полыхнул тревогой.

Шикари молча смотрел на склонившуюся над ним женщину. Ты совсем такая же, как в первую нашу встречу, когда бесцеремонно потребовала, чтобы я снял штаны. Это твоя рабочая маска стервы от высокой науки, эмулятор с триггером белого халата и идеально откорректированным телом куклы Барби. И все это нужно лишь для того, чтобы никто не смотрел в глаза.

– Доброта делает человека слабым? – хрипло спросил Шикари, наблюдая, как пальцы нейрофизиолога скользят по его венам и замирают в сантиметре от места введения катетера.

– Как сок киви кусок мяса, – ответила Олеся.

Их взгляды скрестились.

– Что они тебе сказали, Ши?

Вот весь ты в этом, Охотник. Слабак, каких свет белый не видывал. Флин ушел в глухой оффлайн – ты рванул под крыло к Кристиану, да не просто под крыло, а со всеми вытекающими. И в постель, и полуночные беседы за стаканом ликера с глубоким погружением в философию. Криса рядом нет – ты сейчас Олесю заграбастаешь в сети свои. И ладно бы со всех силы тянул. Так нет, мазохист и извращенец, такое ощущение, что ты просто ищешь, кому бы свои отдать. Вспыхнуть и выложиться до конца, раздери троян эти космические макароны, и даже без разницы для кого? Ну неужели нельзя быть одиночкой?!

– Душе сотня лет, и пофиг на паспорт, – Шикари улыбнулся, чувствуя, как медленно рвется кожа на едва подживших губах. – Подыхать пора уже давно. Пора, понимаешь? Двадцать пять, а внутри глубокий старик. Умудрились же родители воспитать такого… идиота. Там визуализация была, – выдохнул парень, тщетно пытаясь переплавить жгучую боль под лопаткой в пустышки слов, – пеплом пустыня засыпана, а только тронь – сразу языки пламени до горизонта, и не счесть их…

Олеся, пристроившаяся на краешке заколоченного ящика напротив, вскинула голову. В пульсирующей вене на ее шее Шикари увидел поднимающееся высокое напряжение и осекся. Это было что-то новое, как будто взглянуть на себя со стороны.

– И ты согласился сдохнуть? – выпалила нейрофизиолог с громовым рокотом реверба.

Шикари молчал. Дурацкий вопрос «а для чего вы живете?», заданный психологиней, вдруг закрыл весь обзор, и снова не нашел ответа. Цепкие пальцы впились в шею. Шикари трепыхнулся, попытался закричать, но воздуха Олеся дала ровно столько, сколько нужно было, чтобы белые звездочки перед глазами не превратились в свет в конце туннеля.

– Согласился, значит, – просвистела в ухо Олеся. – Сдался этим гадам за здорово живешь, как малолетний ребенок. Большой дядя сказал «умри», и ты умер. Ты уже умер, чертов Охотник, когда не врезал им под дых, выбравшись из того кресла. Или ты думаешь, я у них не была? Только вчера. Третий раз за последние полгода. И ладно бы я… Много повидала: и с высоты падала, и за наследство судилась, и пациенты на руках умирали. Восьмой десяток и телу, и душе, сильный анальгетик под боком, двойная доза и коньки отдашь – бери не хочу. Так может тебе помочь, Охотник? Ты же хочешь на тот свет, да? За катаной твоей далеко, так я подручными средствами обойдусь.

Холодный металл коснулся кожи над бешено пульсирующей сонной. Перед глазами Шикари все поплыло, в сиреневых кругах под утробный вой волка засверкало слайд-шоу. Овердрайв с запрокинутым к небу лицом за миг до разряда. Флин в белом месиве снежной Москвы. Мать и отец на краю школьной линейки.

Инстинкт самосохранения объявил всеобщую тревогу и залез в резервный фонд сил и реакций. На счет три Олеся уже была прижата к ближайшему стеллажу под хрустальный звон бьющейся списанной оптики, и на этот раз уже под пальцами Шикари рвано бился ее пульс. Охотник чувствовал его всем телом как инфразвук тяжелого рока.

– А ты тоже только ждешь подходящего момента, чтобы умереть? – глаза Ши сверкнули. – Дозу уже подготовила…

Олеся, пряча испуг под очаровательной улыбкой, выдала тоном провокатора:

– Я думала, ты предпочитаешь сталь. Но если тебе по вкусу медицина и эвтаназия… Обращайся.

Игра. Всегда просто игра. Охотник закрыл глаза и сделал шаг назад, выпуская на волю Олесю. Что бы ни случилось, это как будто квест на выживание. Потерял жизнь и сотню нервных клеток – рассмеялся. Рухнуло мироздание – поаплодировал. «Смотрите, ангелы! Смотрите, я играю…2929
  Андрей Миронов


[Закрыть]». А, может, только так и остаешься на плаву.

– Прости, Ши, – едва уловимый аромат ночной фиалки ударил в ноздри, подбородок защекотали волосы. – Прости. Мне тоже не хочется умирать. Никому не хочется. Цепляешься за все подряд…

Олеся едва слышно всхлипнула. На удивление парня уже не хватило. Что говорят, когда женщина, которая едва тебя не прирезала, через пять минут плачет у тебя на плече?..

– Перестань, Олеся. Правда. Это все не про тебя.

– Не про меня, – согласилась та, мягко отстраняясь. – Слезы – слабость. Нельзя чтоб слабость.3030
  Габриэль Александр


[Закрыть]

Синяя Ладога против гречишного поля.

– Деловые отношения портят личные отношения. Но это в прошлом. Я знаю, что тебе запретили летать в нашем проекте. Поэтому все, чем могу…

Тонкие пальцы выдернули из имплантов под каштановыми кудрями флешкарту. Черный треугольник с мягким блеском контактов скользнул в ладонь Шикари, а пальцы Олеси задержались в ней чуть дольше допустимого.

– Там снимки твоей ауры до и после полетов. И еще статья про профессора Лисовского, Анатоль вчера наткнулся в «Metro Bohemia». Светило нейрофизиологии в отставке, широко известен в узких кругах. Пишет про него какой-то Ян Содомка, но что это за птица, я понятия не имею. Главное. У Лисовского якобы еще функционирует «Альтаракс». Он единственный, кто может тебе помочь.

Шикари уже почти не дышал. Вот оно. Тот самый момент, когда…

Быстрый рывок вперед. Едва заметное касание губ к ее щеке.

…лед защит трещит по швам…

Разряд.

– Спасибо тебе большое. Я съезжу к нему.

[Давно мы не виделись, пан профессор. Но от судьбы не уйдешь. Я ваш пациент навсегда].

10

Если что-то и могло перевернуть в голове Флина все вверх тормашками, послав к дьяволовой бабушке обыденные представления о жизни, то только такая вот командировка. Нет, молодой светловолосый кодер с глазами Кристиана Вебера в рвущемся с плеч темно-синем пальто не был узколобым бараном и явно куда-то отлучился, когда боги Сети раздавали дозы снобизма. Но заснеженная пустыня за Великим Новгородом, старый «фольксфаген», прыгающий на ухабах раскатанного зимника, и полное отсутствие сигнала сотовой сети убили в Флине последние надежды на цивилизацию.

За тремя кордонами безопасности и ржавым железнодорожным переездом гостей встретили небольшие серые корпуса, разбросанные в сугробах, как кубики дитем великана, а центральный корпус – десятиэтажную коробку, слившуюся лицом с хмурым снежным небом, – Флин сразу мысленно окрестил донжоном. Ну, право, а что еще остается делать в этом тесном незнакомом мирке, как не представить его заброшенным рыцарским замком с драконом на цокольном этаже. Интересно, а кто тут начальник, то есть главный Эльф? Точнее, Орк, ибо эльфы – в Петербурге, а гномы – в Москве.

Через пять минут в захабе проходной института-замка остались только Флин, продрогший до костей в этом суровом предмартовье, и маленький юркий паренек в кричаще-оранжевой лыжной куртке. Пожалуй, она была нацеплена им словно в насмешку над форменными черно-синими ватниками остальных работников. Флин попытался поймать взгляд парня, пользуясь своим преимуществом роста «выше среднего», но то ли парень был суетной, то ли ему было что скрывать, и оранжевая куртка служила только ширмой.

– И что дальше? – спросил Флин, которому откровенно говоря уже надоело стоять столбом возле пройденного турникета и ждать, пока необъятная женщина-охранник в черно-голубых разводах формы создаст из кипы документов что-то удобоваримое типа пропуска в нижние миры. К Дракону, например.

Усталость шла на берег сознания, как цунами. Была б возможность, Флин бы сел на пол прямо здесь, растекшись полупрозрачной медузой по стертой гранитной крошке. Пока все эти сутки он крутился на карусели мироздания, и набегали километры на ж/д ветке с Бологого до Великого Новгорода, пока макушка долбила в крышу автомобиля по дороге в это логово Дракона, что больше похожа на арестантский этап, – внутри была тишина и пустота. Сколько же сейчас нужно сил, пресвятой коннект, чтобы принять ситуацию как есть? Сутки без связи. Первые сутки, черррт их дери. А их у тебя будет еще сто восемьдесят с лишним.

– Ну, сейчас оформим документы и… – паренек вдруг осекся и принял официальный вид типичного начальника отдела на презентации результатов, которые получены не им и оформлены без него. – Простите, Флин Кристианович, мы не представлены друг другу. Я ваш сопровождающий на все время, пока вы у нас. Зовут меня Сергей Козлов. Вас ждет к себе директор, а потом, думаю, вам не помешает отдых с дороги.

– Сначала экскурсия, если возможно, – через силу блеснул обаянием Флин, выбирая единственно верное решение. Надо добить себя до такого состояния, чтоб вырубиться там, где упадешь. Без мыслей об отце и Ши, оставленных один на один с кукольником.

Главный Орк оказался не старым еще мужчиной, хотя черт знает, кому сколько с современной медициной, в костюме полувоенного кроя и с радушной улыбкой людоеда на губах. Кабинет его мог бы служить смотровой вышкой при атаке местной нечисти – верхний этаж донжона, стрельчатые окна, потолки заоблачные и… Свечи в канделябрах. Флин прикусил язык, едва не ляпнув про романтические переговоры о самом сокровенном, но внезапно ударивший в уши стон Шикари, когда на его грудь упали первые капли жидкого горячего парафина с таких же вот свечей, убил всякое желание шутить. Не шутить надо, черт побери, а выбивать право на один звонок домой.

– Проблемы с электричеством? – в своей фирменной манере упредительного удара поинтересовался Флин с порога.

– А вы – Флин Вебер? – вопросом на вопрос ответствовал Орк, не пожелавший играть по чужим правилам.

Флин кивнул и прищурился на местного царька. Ткнувшийся носом в спину сопровождающий настороженно замер, пытаясь перехватить игру в гляделки. «Крепкий орешек», – подумал хакер, не сводя глаз с небесно-голубых очей Орка под кустистыми черными бровями, на контрасте с белым лунным ежиком на его голове казавшимися крыльями самой Смерти.

– Электричество – это да… Метель была, перешли на генераторы, – медленно тянул Орк, пока Флин с чувством глубокого облегчения разваливался в кресле для посетителей, а Сергей Козлов, мелкая пешка, подпирал стенку у входа. – Надо показать пример подчиненным, экономия наше все. Компьютеры, конечно, от свечки не запитаешь, но освещение… Эти светодиоды, галогенки, новые технологии, знаете ли, надоедают. Вот в наше время…

«…времен Очаковских и покоренья Крыма», – добил в свободное поле Флин, привычно отключаясь от словесного потока. Что и говорить, даже молодежь уже с трудом поспевала за айтишными прорывами, грозившими закуклить мир на себя. Ладно, это все сплин.

– А я, тем не менее, к вам по поводу высоких технологий, – вклинил свои пять копеек хакер в паузу между рассказами об учениях двадцатилетней давности в бытность главного Орка еще сержантом.

– Да, симбиотическое кресло пилота, – мгновенно переключился директор, давая понять, что байки – только ширма. – Жаль, что вы всего лишь консультирующий специалист, но наши разработки идут параллельно и…

Всего лишь. Консультирующий. Специалист.

Голова Флина взорвалась фейерверком мыслей, от которого переносицу немилосердно сдавило, а за глазами полыхнуло алым.

Какого лешего я стал консультантом вместо ведущего проекта? Что за параллельные исследования?

– Я ведущий специалист проекта, – произнес Флин, предчувствуя проблемы ноющим копчиком.

– Официальные бумаги быстрее людей, Флин, – Орк позволил себе тонкую улыбку. – Поскольку вы у нас на длительное время, а любыми средствами связи с внешним миром, кроме аккредитованных служебных каналов, пользоваться запрещено, то вы не знаете, что приказом генерального директора «Дивайн» вы переведены в штат консультантов, а вашим врио назначена Майя Глухова. Вы наверняка ее знаете. И да, я прошу вас отключить импланты, Флин. Пока только прошу.

Двойной контрольный, называется. Флин бросил все силы на создание непробиваемой маски сверхчеловека, который разучился удивляться еще в прошлом сезоне этого многосерийного дурдома. Как там, король умер, да здравствует король? Тебя ж увольнять вроде собирались, Майя, или где? И тут уж одно из двух: или ты мастерски отыграла при мне и отце свое отчаяние, а потом еще профессионально ныла весь вечер в чате, либо Маркова нашла идеальную мне замену. Идеальную, раздери ее троян, потому, что ты в курсе всех дел, наши ребята-кодеры ради твоей улыбки готовы горы свернуть, а сама ты – податливое тесто без намека на кость внутри.

– А много вас консультировать надо?

Не будь идиотом, Флин, будь тем, чем другие не были3131
  И. Бродский «Не выходи из комнаты»


[Закрыть]. Хакеры бегут первыми с тонущего корабля, но лишь для того, чтобы привести пару спасательных шлюпов на помощь.

– У вас открытая дата, конечно, но несколько месяцев вы моим работникам понадобитесь. Чего стесняться, у вас успешная презентация, а у нас еще ни один пилот не смог справиться с креслом.

В трепещущих отблесках свечей высокое в серых хакерских глазах поднималось медленно, но неумолимо. Представление знаний в информационных системах. Пять. Задача проста. Перед вами мозг эксперта по симбиотической технике Флина Вебера. Десять. Вытяните из него все, что только сможете. Пятнадцать. А потом? Двадцать. Отпустите или расстреляйте, один черт. Только одного не забывайте. Двадцать четыре.

Он настоящий хакер. Как и его отец.

Разряд. Перезагрузка. Овердрайв.

– Я проконсультирую ваших сотрудников так, что они часто будут вспоминать наше сотрудничество, – медленно, растягивая слова, проговорил Флин, поднимаясь на ноги.

Прочь отсюда. К черту экскурсии, взгляд Дракона мне не выдержать уже, не говоря даже о задаче убить чешуйчатое. Кто бы в себе его помог убить, боги Сети…

***

Кто бы в себе помог его убить, боги Сети…

Флин со стоном повалился на койку в выделенной ему комнатке блочного общежития. Серега, уже даже не Сергей или мистер оранжевая куртка, притащил откуда-то чемодан Вебера блестящих серых оттенков и сгрузил в углу под невнятные причитания про слишком жестокое начальство. Прозвучало неубедительно.

Впрочем, даже отсюда, с кровати, Флин видел, насколько потрепали его вещи. Их перебирали. Их ворошили. Их встряхивали на предмет обнаружения хоть чего-то стоящего внимания вездесущего Первого отдела. А находили только сотни оттенков серого в крепком полимерном кожухе, потерявшем способность вместить в себя весь этот бардак вместо созданного ранее тетриса.

Суки. Сволочи вы. Флин коротко выругался для убедительности еще и по-японски, как научил его Ши. В голове надо искать, но на это вы не пойдете, не решитесь ради высоких целей вашей информационной безопасности вырезать мои импланты. Или решитесь?..

За стенкой послышался шум. Флин напрягся, свербя взглядом входную почти что картонную дверь. В воспаленном сознании правила бал паранойя. Я схожу с ума, в тишине, сиди, дыши, ну и что, что тут камыши в аршин…

– У нас кого-то подселили, Андрей, – сообщил женский голос с легкой хрипотцой. – Это наверно тот самый, из Питера.

– Утром увидим, – мужской голос выдавал заядлого курильщика своим клокотанием из грудной клетки. – Да иди уже, Господи, упахалась в ноль опять.

Короткий шорох. Вздох, похожий на стон.

– Не могу. Ты ж знаешь…

– Знаю. Если лошадь упала, то это конец. Чер-р-ртова жизнь… Держись.

«На руках понес», – понял Флин по короткому женскому вскрику – неизменному спутнику отрыва от грешной земли.

К горлу подкатил горький ком. В ушах взвыли турбины. Флин сжался в тугой комок, едва слышно взвыв сквозь зубы. Нет, это не ломка от отсутствия Сети. Это то самое одиночество, не когда приятно посидеть с книжкой и чашкой кофе наедине, не сигарета один на один с предрассветным Петербургом, а самая что ни на есть настоящая пытка. Одиночная камера. Строгий режим тишины.

А по телу ползла змея холода. И хоть тремя одеялами укройся, хоть двое носков нацепи, а все равно доберется гадюка до сердца. Она внутри, и яд ее – потерянная вера.

– Па-а-апа…

Услышь меня. Умоляю. Я не телепат, нет во мне этих твоих наномашин, я не умею пробивать лед и доставать до радуги на воде… Ты ведь сам говорил, что пока думаешь о другом, ты с ним рядом. Ты. Мне. Нужен.

Кажется, от этой адской тоски и жгучей боли под левой лопаткой его все-таки вырубило. Часы-спидометр показывали черепашью скорость типичной пробки на кольцевой, метко обозначая этим вялотекущую жизнь после часа ночи. А за стенкой разговаривали. Тихо, слов не разобрать, как будто курлыкали два голубя на подоконнике их квартиры на Петроградке в разгар белых ночей.

Флин, разбитый в ноль, грязно и очень громко соединил в одном матерном предложении весь окружающий мир.

Чтоб вам всем тут провалиться… Конечно, что вам тут еще делать в этой глуши, со свечками вместо светодиодов, кроме как улучшать демографию. Так улучшите ее, мать вашу! Удавите друг друга, захлебнитесь в страстном поцелуе, сделайте один глубокий вдох и умрите за минуту с хвостиком. Или найдите друзей-подруг, с которыми детей не будет по определению, и плевать, что в нашем государстве нет нейтрали, будете платить налог и с детей, и с их отсутствия.

– Давай, давай, жёще ее! – крикнул в темноту Флин, – отымей так, чтоб больше не хотела…

Парень вдруг выгнулся дугой и вцепился зубами в запястье. Что я несу, что я… Кто-нибудь милосердный, помоги мне сдохнуть. Отец, Ши, как же вы там…

Обними меня, родной волк.

Очень холодно.

Невыносимо.

***

Разбудили Флина на следующее утро ни свет ни заря. Серега был, вероятно, любовником или дальним родственником коменданта общежития, потому что дверь в комнату Флина распахнулась несмотря на запертый замок и с таким душераздирающим скрипом, что хакера подняло сразу из положения лежа чуть ли не в боевую стойку. Ха, заезжий рыцарь, да ты как-никак решил выйти из режима нерпы и сразиться со злом?

– Но сначала – завтрак! – провозгласил Серега, доведя Флина прорубленными в снегах тропами к блоку столовой.

«Я бы мог найти ее по запаху, правда, бежал бы в обратную сторону», – подумал молодой Вебер, с тоской вспоминая папин суп и фирменные блинопироги. Но Драконы тощих не едят, как говорится.

Под оранжевой курткой у сопровождающего обнаружился не менее оранжевый свитер, истинное мучение визуала. Флин закрыл глаза и молча жевал свою дозу овсянки, а пятно из ядерной смеси неаполитанской желтой и красного краплака надрывалось, перекрывая шум столовой горой ценных сведений о выживании в этом замке. Впрочем, о том, что на самом деле интересовало Флина, там не было ни слова.