Текст книги "Мысленный волк, или Точка росы"

– Говори. Главное, – громовой раскат – послевкусие хорошего вина.

Волк поджимает белый хвост, уже не решаясь дальше отыгрывать всесильного Бога. Бог вот, рядом. Хозяин в серебристом плаще, прожигающий дыру в белой шерсти взглядом взбешенных серых глаз.

– В тот же день… сообщили… что младенец, – Волк тряхнул головой, – то есть ты, волчонок… Уже не жилец. Нет души от р-родителей. От слова совсем.

Дальше. Говори, Волк. Ты же знаешь цену, которую я и Алекс заплатили до того, как взяться за руки и прожить эти два года у тебя под боком.

– Охотник ждал Кристиана Вебера семнадцать лет.

И не было больше никаких слов, ибо слова пусты, а был разноцветный ворох слайдов, пущенный по ладожскому ветру, целый архив остановившихся мгновений счастья с оттенком отчаяния, боли-предвестницы покоя, и невероятного единения душ, равного которому не будет больше никогда ни в одном из миров.

А где-то в далёком уголке университетской аудитории голос профессора Лисовского, также выдуманный задыхающимся Кристианом, задумчиво вещал про революционный метод пересадки психо-мнемонических образов, проще говоря, душ человеческих, и рисовал мелом на доске схемы подключения младенцев ко всяким мудрёным приборам.

– Ты – это не Алекс, Шикари, – речь Криса становится отрывистой, хакер пытается протолкнуть слова через спазм непрошенных рыданий, словно луковую кожуру – в мясорубку. – Ты – больше, чем он. Охотник – это твоя основа, так же, как я – основа Флина. Лети, пожа-алуйста, Ши. Летите с Флином выше и дальше, чем смогли мы…

И от этого тихого голоса, который привык слышать по видеосвязи чаще, чем вживую, от зашкала образов, с годами ставших только ценнее, словно столетнее вино, в голове вконец одуревшего Шикари с первой космической достроился гигантский паззл, который здесь, в ладожской невесомости, оказался не ровным прямоугольником, а замкнутой лентой Мёбиуса.

Уйти, чтобы спасти, и остаться, чтобы… жить. Жить на далёкой орбите северной столицы, растить свою копию так, чтоб она не превратилась в безвольного клона, и ловить в распахнутые настежь окна юго-восточный ветер, что ворвётся в квартиру прямиком из московского Делового центра и принесёт в твои невесомые объятия маленький сгусток живого огня по имени – нет, уже не Алекс. Шикари.

– А теперь пер-рвый пошёл, – собрав остатки сил, Крис сгрёб пальцами пушистую шерсть на загривке Шикари, чувствуя, как она остервенело борется с гладкой человеческой кожей. – Я следом.

Скрипнула, открываясь, и грохнула вслед выходящему Шикари деревянная дверь, вставшая из ниоткуда по мысленному приказу хакера, чья разодранная в клочья память выплюнула последнюю кровавую каплю с пометкой «Выборг. Замок».

Крис медленно развернулся лицом к Волку. Ну же, не издевайся ты, бей, наотмашь бей, так, чтоб разом…

– Слишком пр-р-росто, – осклабился зверь. – Р-рубить гор-рдиев узел не буду. Ты теперр-рь будешь вместо него. Будешь чувствовать всё за себя и за него…

Острые когти полоснули по груди, рассекая кожу, серые перья взметнулись в воздух и, кружась под неслышимый вальс, опали на мягкий снег. Крис рухнул на колени, зажимая ладонью глубокую рану, из которой неудержимо текла густая кровь цвета варенья из черноплодной рябины. Потом хакер отнял руку от сердца и провёл окровавленными пальцами по воздуху, и прямо перед ним окрасился алым гордый профиль с тонкими губами и трогательной ямочкой на подбородке. Через мгновение рассеялся и он, а потом из выборгской двери высунулась тощая волчья лапа, пошарила по снегу и, зацепив хакера за штанину, рывком утянула за собой.

Эпилог

Даже с рукой на перевязи Флин умудрялся оставаться изящным и легким. Совет директоров компании Div-in-E, созданный еще Рафаэлем Гарсиа Дуарте перед уходом, дабы не повторились больше его собственные ошибки, молча внимал светловолосому парню и делал вид, что крылья у молодого Фаэтона целы. А что, пустой рукав белого пиджака с алым подбоем вполне сойдет за крыло.

Но ошибки повторялись. Кристиан, пристроившийся на подоконнике поближе к выходу, неслышно вздохнул. Стейси Марковой в зале, конечно, не было, но и предъявить ей было нечего. Нет, не так. Предъявить можно было столько, что на лицах собравшихся крупным шрифтом проступало магическое «лучше не надо». Ну ничего, сейчас Флин дойдет до финальной точки своей речи, и тогда не растерявший своих навыков Ополовник поймает сигнал абсолютного шока: «Что, прямо здесь и сейчас?!».

Каждое слово сына Крис пропускал через себя, как нить Мойры. Ощущения от этого были новыми и не то чтобы приятными. Кажется, что там, на Ладоге, Волк все-таки поменял что-то в его настройках. Исчезла та тоненькая прослойка между хаотическим буйством ветров внешнего мира и птичьим сердцем. Это было всё равно, что скинуть тонкое пальто в тридцатиградусный мороз. Это был зуб, с которого откололся приличный кусок эмали.

Каждое слово жгло огнем. Каждый взгляд пробивал насквозь, добираясь до центра солнечного сплетения.

– За эти полгода мы доработали образец симбиотического полетного кресла до бета-образца, готового к серийному выпуску, – голос Флина взвился гордым языком пламени, не пустым и безосновательным чувством собственного достоинства, но финальной точкой проделанной работы. – И с разрешения Совета я представляю вам наших соратников и друзей, вложивших в это немало сил. Владимир Маркович Пуатье, Ника Сафронова и Андрей Гнедых. С завтрашнего дня они приступают к работе уже непосредственно в нашей компании.

Эта троица из закрытой военной базы чинно поклонилась и продолжила подпирать стенку в противоположном конце зала.

Совет оглянулся. Совет одобрил. Совет продолжил слушать.

А Крис едва сдержал смешок. Говорил я тебе, Флин, что они здесь будут не в своей тарелке, ты только на Нику посмотри, прямая как струна, а подбородком, чуть ли не в ключицу бьет. И быть здесь вроде как надо, и спрятаться хочется. О, если б техническое совещание какое, там бы она даже слово взяла, насколько я успел ее узнать за эти полгода. Но ничего, сын, это понимание скоро придет. От судьбы не уйдешь.

И на этот раз я решу за себя сам, но и выбор тебе оставлю.

– Визуальную оболочку полетного кресла разрабатывал нештатный сотрудник, но тем не менее его имя известно всем вам, – Флин вдруг сбавил обороты. – Его имя… Кристиан Вебер. Он присутствует здесь. Благодаря его разработке мы сможем модифицировать кресло под гражданский заказ авиакомпаний…

Совет оглянулся. Десять взглядов пробили птичье оперение.

Совет одобрил. Чер-р-рт побери, Флин, я же просил тебя… Никаких предварительных разговоров об этом, никаких дипломатических мин, никаких… Боги Сети, да о чем я говорю, если сам такой же. Как могу просить у зеркала симметрии, если сам уже связался с каждым из сидящих здесь по старым каналам и прописал код истории на три шага вперед.

Совет продолжил слушать.

– И последнее. На прошлом заседании вами был задан вопрос о кандидатуре на должность Генерального Директора, – Флин набрал в грудь побольше воздуха. – Я не знаю, кто подошел бы лучше… Это мой отец. Кристиан Вебер. Основатель компании Div-in-E.

Медленно закрутились шестеренки Истории, смазанные кровью Ополовника. Прости меня, сын. Но я уже не потяну такой балласт в лапах… Да и не в этом дело, раздери троян эти спирали Кармы. Пора выйти вовне.

– У нас есть еще одна кандидатура на эту должность, – подал голос секретарь, делая театральную паузу, достаточную, чтобы зрачки докладчика стали опасно похожи на черные дыры. – Это вы, Флин Вебер. Совет просит всех покинуть зал. Решение будет принято здесь и сейчас.

«Даже у джедаев и то проще было, – мельком подумал спокойный, как скала, Крис, подхватывая опешившего Флина под здоровый локоть и оттаскивая за дверь вслед за командой с военной базы. – Да даже в клуб упоротых темных литераторов вступить, наверно, проще, пресвятой коннект».

– Ты предложил меня? – выдохнул Флин, разворачиваясь к отцу лицом.

– Я.

Они остались одни на пустой площадке с панорамными окнами. С видом на Питер, с правом на Любовь. Косые лучи солнца прорезали пространство, цепляясь за золотистую челку и серебряно-черное крыло. Слова излишни. Волна понимания и тепла обрушилась на Криса с такой силой, что он едва не задохнулся. Да что же ты наделал, Волк!.. Мне не уцелеть в этом мире, если чувствуешь чужой выдох каждым капилляром, поднимаясь от него в воздух, как ошметок серебристой потали на столе Мастера. Сколько еще ждать, когда его руки доберутся до меня и наклеят на картину мироздания Вифлееемской звездой?

– А советником будешь? – спросил вдруг Флин и улыбнулся.

Нет, наверно выживу.

– Советов не даю, но «Упоротая лавочка» принимает заказы, – вернул улыбку Крис, чувствуя, как медленно гаснет боль меж ребер. – Ты ж сам знаешь, только фриланс, только…

Звуки входящих сообщений, разорвавшие тишину двумя криками чаек, почти слившимися в один, заставили хакеров синхронно достать телефоны.

Взгляд глаза в глаза. Протянутые руки. Два экрана с одним и тем же текстом.

___________________________

from: Takahashi|Hunter

Легкого дня, свет мой. Пусть будет попутным ветер. Люблю. С тобой.

___________________________

– Вечером ты проставляешься, – улыбнулся Овердрайв, совсем прежний и совсем молодой. – А с меня айриш кофе и тортик.

– Ладно, пап, – Флин коротко ткнулся отцу в плечо. – А ты куда сейчас?

– Ловить попутный ветер.

Сентябрь – странный месяц. Всех перелетных птиц тянет за туманный окоем. Крис с трудом дождался, когда лифт опустит его с неприлично высокого этажа до грешной земли. Снова опередить автоматику дверей, снова вынырнуть в день на переломе Истории. Уже не лето, еще не осень. Уже не Ополовник, еще не Феникс.

Полный вдох.

Ты изголодался по жизни, Волк. Так лови ее за двоих.

____________________________

from: _overdrive_

to: Takahashi|Hunter

Люблю тебя, Охотник. Будь, пожалуйста.

____________________________

***

Новозеландский Окленд, утыканный небоскребами, словно неудачно свернутая закуска – шпажками, остался за спиной. Мягко закрылись автоматические двери, отрезая шум городских улиц, в лицо пахнуло кондиционированной свежестью с тонкой кофейной ноткой. Шикари втянул носом воздух и едва заметно улыбнулся. Ваш ветер, родные. Даже на другом конце земли.

Администратор оттарабанила на английском что-то приветственное, но Шикари ограничился улыбкой и молча положил свои документы на стойку. С языком у него всегда было плохо, особенно с разговорным. Но, если верить Флину и той девочке Майе из «Дивайн», с минуты на минуту здесь появится переводчик. Его персональный переводчик на все время нахождения здесь, в Новой Зеландии. «Надо только попросить его не переводить мои маты, когда заканчивается эмуляция полета», – мельком подумал Шикари, помахав рукой администратору и устраиваясь в бежевом кресле у стойки. Отсюда он мог свободно простреливать взглядом вестибюль тихоокеанского отделения компании Веберов. Охотник ты, воистину.

Мысли о переводчике плавно съехали на весьма комичную ситуацию, в которой он оказался. Как бы это поласковей… Образцово-показательный пилот, участвующий в демонстрациях достижений симбиотической техники по всему миру. Сказать бы бесплатное приложение, но нет. «Дивайн» пришлось немало заплатить, чтобы у нее все было и ничего за это не было. Шикари Такахаси по-прежнему числился лаборантом-оптиком, даже иногда ходил на работу, но все чаще ему подсовывали модули кода полетного кресла, оплачивая услуги как нештатного программиста. Но полеты оставались бесплатными. Это Шикари оставил условием своей работы, и ему было глубоко наплевать на кровь из носа и вкатываемую дозу анальгетика. Ему нравилось это дело, а личные отношения всегда портили деловые. Да и потом, черт знает, как на эти деньги посмотрит тот-что-внутри, обидится еще или перестанет разговаривать на сон грядущий…

Чьи-то мягкие теплые ладони вдруг закрыли Шикари глаза. Встроенная химлаборатория, едва учуяв запах ночной фиалки, сгенерировала ответ мгновенно.

– Олеся, – выдохнул парень, не давая своими руками отнять от глаз фиалковое тепло. Вот так хорошо. Лучше не бывает, родная. Пусть это будет мой персональный дзен.

Звонкий смех рассыпался по вестибюлю «Дивайн».

– Ладно тебе уже, Ши.

Охотник ослабил захват и развернулся на голос. Все как обычно. Хотя…

– А где белый халат? И вообще что ты тут делаешь? Ты же в Москве осталась.

– Халат переводчику не нужен, – усмехнулась Олеся. – Пойдем наверх, тебя там все ждут.

Шикари пожал плечами. Ничего, ответ на второй вопрос я все равно узнаю. Позже или раньше – какая разница. Тем более, что я, кажется, догадался.

Зеркальный лифт нес их куда-то на заоблачный пятьдесят пятый этаж, а Шикари хитро щурился на своего переводчика. Персонального переводчика. Ну что же, идем на приступ, черт побери. Только бы в скулу не заработать, знаю я тебя, Олеся.

– Скажи, пожалуйста, Олеся… – Ши сделал театральную паузу. – Как же ты переживешь, что не будешь видеть мое переодевание в летный костюм? Это ж нейрофизиологам разрешено присутствовать, а переводчикам…

– А переводчикам можно раздевать, – вспыхнули искры в гречишных омутах напротив.

Вот же чертовка. Шикари мило улыбнулся женщине и быстро заткнул внутреннего ментора, хорошо знавшего математику. Пятьдесят лет разницы не в мою пользу. Но какое это имеет значение, если души-ровесники и любишь не тело? «А любишь ли?» – уточнил внутренний голос, с опаской рисуя кадры незапланированного будущего. Зеленые склоны новозеландских гор. Белый домик на краю городской ойкумены. Олеся рядом. Мелкий бармалей с каштановыми кудряшками и обязательно синими глазами. Почему нет, в конце концов? Если тебе спокойно с человеком, как в нише колеса сансары, то какая разница, как это называть? Только одно, пожалуй, придется обговорить.

Презентация как обычно началась с прилюдного переодевания в летное обмундирование. Везде почему-то об этом забывали, поэтому раздевалкой служили все подручные средства. В этот раз сгодились распахнутые двери стоек управления. Не привыкать.

Пользуясь тем, что русского здесь никто не знает, Шикари ушел во все тяжкие.

– Знаешь, Олеся, а халат тебе не к лицу. Ты не чувствуешь себя старой, когда его носишь?

– Я чувствую себя старой, когда вожусь с малыми детьми вроде тебя, – парировала новоиспеченный переводчик, рукой отмахиваясь от аборигенов, которые принимали разговор на свой счет.

– Ладно, ладно. А как насчет небольшого домика за городом? Мы бы могли его потянуть вдвоем.

Шикари смотрел женщине прямо в глаза, стоя посреди выставочного пространства и совершенно не обращая внимания на обжигающий холод датчиков, цепляемых к спине. Время, Олеся, время. Мы всегда были ограничены в нем. И сейчас у меня от силы пара минут. Просто я прекратил ждать того, что может не случится. Нельзя со своей надеждой висеть у других на шее.

– Наверно, могли бы, – ответила Олеся тихо.

Шаг назад. Второй. Осторожно держат за плечи чужие руки. Миг свободного падения, с щелчком замирают датчики, прижатые к обнаженной спине. Шикари выровнял дыхание и расстегнул молнию на руке. Черная ткань летного костюма поползла в стороны, словно раскрывающиеся перепонки летучей мыши. И, словно поймав незримую волну коннекта, Олеся перехватила инициативу, яростно заспорив с местным ассистентом. На коронном аргументе она сорвалась на русский.

– Сама!

Шикари прикрыл глаза. На голову быстро нацепили летный шлем, но сжавшие локоть крепкие, совсем не женские пальцы, с хваткой бывалого врача, он не спутает уже ни с чьими.

– Олеся, а тебе имя Борис нравится? – шепот парня застал нейрофизиолога-переводчика врасплох. Игла, прижатая к коже, едва заметно дрогнула.

Я все про тебя знаю, Олеся. Это я почти что чистый лист, а вот твою подноготную мы с Флином месяц назад рыли почти двадцать часов, форсируя Реку-под-рекой вдоль и поперек. Замужем была ты неприлично давно, потом с головой нырнула в работу, сделала себе громкое имя и ученую степень, детей у тебя не было. И, черт побери, можешь меня распять, если я ошибся и тебе не хочется нормального человеческого счастья.

– Нравится, – ответила Олеся, медля с инъекцией. – А если девочка будет?

– Алекс, – быстро ответил Шикари. – То есть Александра. И не спрашивай почему.

Игла вошла под кожу. Парень выдохнул сквозь сцепленные зубы. Минута до эмуляции, но я успею. Знаешь, Олеся, мы, как смешно бы это ни звучало, взрослые люди. Я не хочу, чтобы между нами была стена лжи с самого начала. Поэтому главный вопрос я задам тебе после бала. Дам тебе время принять решение.

– Возьми мой телефон. Он в пиджаке где-то у стойки управления.

Цокот каблуков. Спасибо, что не задаешь вопросов, Олеся. Может быть, это сейчас будет жестоко…

– Надо написать сообщение. Фаэтон. Овердрайв. Найди по адресной книге. Это Флин Вебер и его…

– Знаю.

Тишина. Кто-то из местных запрашивает начало эмуляции. Поднятая вверх ладонь, готовая с размаху опуститься на кнопку пуска.

– Текст. Легкого дня, свет мой. Пусть будет попутным ветер. Люблю. С тобой.

Судорожный выдох. Извини, Олеся, но лучше сразу узнать о единственной исписанной странице в романе прежде, чем начинать писать остальное.

– Отправлено, – прошептала Олеся и на весь зал крикнула, – start emulation!

Кнопка пуск нажата до упора. Перед глазами стремительно темнеет, белые мушки превращаются в игольчатые звезды космоса.

Прости меня, Олеся. Только боги Сети знают, сколько я удержусь на этой нейтрали, возможно, в разы дольше, если ты примешь меня таким, какой я есть. Внутри меня живет другой человек, который отчаянно не хочет терять Овердрайва, а я лично не могу без Флина. Не заставляй меня выбирать, не пиши код абсолютной собственности – и мы пройдем вместе по одному канату над пропастью. Рука в руке.

А теперь полетели, Охотник.