Текст книги "Rewind without erase"

– Люблю тебя! Люблю… тебя…

И солёное море смывает с пушистого свитера остатки зловонной мары, что по чистой случайности попала на его рукав и ударила по Кире прежде, чем попасть в цитадель Измирова.

«К админам такие бета-тесты, к админам», – закусив губу, чтобы не заплакать, думает Лин.

– Возвращайся домой, сын, – ветром в верхушках деревьев шелестит голос Кристиана. – Ты нужен Кире. По-прежнему нужен.

[И она тоже нужна тебе.]

Лин протягивает отцу руку, и, едва схватившись за согнутые кончики его пальцев, коротким рывком распрямляет их. Это значит – запрос, ответ и синхронизация. А лёд может быть тёплым, если он заключён в радужке глаз любящего тебя человека.

– Спасибо тебе, пап. Мы приедем через неделю, идёт?

– Идёт. Будь счастлив, Лин. Пожалуйста…

LinStrangeR: logout

_overdrive_: logout

4

Выждав три дня, в течение которых по городу разгуливали усиленные патрули службы безопасности, Лин и Кира вновь поехали в клинику к Алии. Новых приступов у неё за это время не случалось, но в глазах врача осиновой щепкой засела какая-то мысль, которую он бы и рад был бы высказать, но не смел в присутствии Киры, нежно обнявшей спящую Алию.

Лин поймал волну доктора и мягко ухватил его за рукав, оттащив из палаты в безлюдный коридор.

– К делу, – с места в карьер взял хакер.

Врач ещё немного помялся и выдал:

– Видите ли, программа департамента здравоохранения… не предусматривает дотаций на содержание таких пациентов, как Алия. То есть сразу после того, как она выносит вашего ребёнка… э-э… вновь встанет вопрос о том, чтобы… ну… забрать её органы для тех, кто в этом нуждается…

Лин сжал кулаки. Какого ж чёрта, а? Снова судьба мне – идти след в след за отцом, выдирая у жизни и смерти тех, кого люблю, чтобы успеть сделать их счастливыми и… всё равно потерять?

Вслух же были сказаны лишь три кодовых слова, и от тихого голоса Лина вздрогнул даже видавший всякое доктор:

– Оплата. За. Мной.

Сознание Лина врубило полный ход на магистраль экшена, вычерчивая схемы всевозможных подработок, и хакер подался вперёд так стремительно, что едва не сбил с ног и врача, и вышедшую Киру. А как было не бежать, когда сзади опять стоит долбанная старуха с косой и смеётся, смеётся, смеётся своим вонючим зубастым ртом? И придётся при ней барахтаться лягушкой в бидоне с молоком, верить в «светлое-доброе-вечное» до последнего вдоха, на котором вдруг почудятся аплодисменты, отбитые сухими костяшками, да прилетит с небес смешной, бело-рыжий спасательный круг.

Заботливо укрыв одеялом аватар Лина, оставленный хозяином в лавке с самого утра, Алистер устроился рядом с кроватью за переносным столиком. Гораздо легче и спокойнее работать, когда рядом спит тот, кто для тебя дороже всего. В последнее время странная проблема с восприятием запахов стала отступать. Алистер радовался возвращению способности смешивать духи и старался украдкой от Лина сделать как можно больше новых формул на случай новых непредвиденных отказов обоняния. Хакер не одобрил бы подобной прыти. Он переживал за самочувствие друга – слишком уж опасным для них обоих оказался последний промах с кровожадной ноткой в противоядии, превратившей политический спектакль в феерию ужасов в духе Зюскинда с поправкой на то, что аромаг транскода не желал никому зла и не грезил всеобщей любовью.

Алистер был шокирован, когда Лин впервые при нем разлогинился, и его тело с остекленевшими глазами замерло на месте, как вкопанное. Поэтому, как только Лин вернулся в транскод, ему была озвучена просьба хотя бы предупреждать или ложиться на кровать. Хакер посмеялся, но просьбу учел – он помнил, что другу это все было в новинку и даже внес некоторые исправления в код аватара – теперь разлогинившийся Лин выглядел спящим, и не было сомнений, что в неуловимой лавке его эмулятор в полной безопасности.

Тихо тренькнуло входящее сообщение. Наверно, кто-то из последних клиентов уточняет сроки готовности духов или хочет что-то докупить. Однако текст в окошке заставил Алистера вздрогнуть.

«Друг, у тебя все в порядке? Я видел тебя в толпе перед беспорядками. Не волнуйся, я защитил этот канал и нашу переписку никто не отследит. Я смог сбежать. Будь осторожнее с Веберами – ты многого о них не знаешь. Если понадоблюсь, я буду рядом. Д/Н».

Он пропал пять лет назад. Короткое сообщение не объясняло причин исчезновения, но Алистер знал, что Д/Н не уходит просто так по-английски, сжигая за собой мосты. Они никогда не встречались в транскоде, только обменивались сообщениями, и парфюмер считал своего загадочного адресата учителем и другом – тот раскрывал ему нестандартные ходы в программировании, научил, как взломать ПО обучающих дронов и использовать их в своих целях, как находить бреши в транскоде и настраивать протоколы неуловимости лавки. Алистер был очень многим обязан этому гению программирования и мечтал увидеться, но Д/Н ускользал от ответа.

Версий, кем он мог быть, у парфюмера было много. Легенды транскода упоминали о душах умерших программистов, так и оставшихся навсегда в этой реальности. Такие души перерождались и теряли разум, они не помнили себя. Еще ходили слухи об искусственном интеллекте, восставшем против разработчиков и притворявшемся человеком, но пока никто их не подтвердил. И последней догадкой, почему-то больше всего нравившейся Алистеру, была мысль о том, что таинственный Д/Н такой же, как он – сначала пленник некой клиники, потом – свободный художник, нашедший себя и не зависящий ни от кого. Но задавать вопрос в лоб было рано. Алистер мечтал о встрече и продолжал верить в ее возможность даже сейчас, когда от давнего друга годами не было вестей.

И вот он дал о себе знать после кровопролития. Может, это очередная провокация и кто-то пытается добраться до них с Лином? Ищейки все же нащупали след? После вторжения людей Измирова в лавку Алистер потерял львиную долю беспечности. Стоит проверить, правда ли его собеседник тот, за кого себя выдает…

Длинные пальцы застучали по виртуальной клавиатуре, превращая мысли в слова. «Здравствуй, друг! Я беспокоился о тебе. Где ты пропадал? Напомни модель жестянки-октопуса?»

«Жестянками-октопусами» Алистер и Д/Н называли обучающих дронов, и вероятность, что кому-то еще пришло бы в голову такое странное название, была ничтожно мала.

Снова тренькнуло входящее сообщение, и в нем была всего одна строчка.

«ОР-6778-ТКВ. В следующий раз спрашивай что-то более интимное, бро!»

Алистер выдохнул с облегчением и потянулся. Д/Н действительно вернулся.

***

Мария сосредоточенно месила тесто для пирожков. Шикари, заняв боевую стойку на четвереньках, рычал на трёхцветную кошку, которую соседи подбросили семье Такахаси перед тем, как уехать на дачу. Кошка отвечала шипением. Хидео мотался по квартире в режиме «если уж решил воздержаться от транскода, доделай сто мелочей, до которых не доходили руки».

– От кого вы с папой прячетесь? – прижав мужа к стенке в прямом и переносном смысле, тихо спросила Маша.

Хидео отрицательно помотал головой и улыбнулся уголками губ. Маша вскинула тонкую бровь. Хидео закрыл глаза и пожал плечами.

– Мне у отца спросить или сам расскажешь? – добила Маша.

– А спроси, – неожиданно согласился японец. – Интересно услышать его версию.

Маша почувствовала себя в ловушке. Странно, раньше угроза «вынести сор из избы» действовала на Хидео сильнее, чем перцовый баллончик, словно он в упор не замечал, насколько неумело блефует Мария. Спросишь тут у Криса, как же. Он тебе сам пришлёт три встречных вопроса, и каждый попадёт точно в цель.

Оставались, впрочем, домыслы и новости. Новости в Сети крутились вокруг даты новых выборов и скандального расследования с участием всех причастных и непричастных. Машкин слух, натренированный на названия стартапов и брендов, уловил в пулемётной речи диктора знакомое слово, «Ольфанс», при упоминании о котором у дочери хакера предательски задрожали колени. Боги Сети, там же работает Лин!

Выйди на связь, брат. Пожалуйста.

from: Maria_Medici

to: LinStrangeR

Лин, с тобой всё в порядке? Смотрю новости. Очень переживаю за тебя и папу. Вас, часом, не допрашивали?

Если уж не вышло просканировать Хидео через Овера, то, быть может, выйдет просканировать Овера через…

from: LinStrangeR

to: Maria_Medici

Отставить кипеш, Маша. Я вовремя уволился из той шараги. Остальные получили по заслугам и сейчас грызутся меж собой. Оставим в покое эту тему, ладно? Мы с папой решили открыть «Упоротую лавочку Веберов» и ни от кого больше не зависеть. Заходи в гости, допилим сайт вместе. Лучшего дизайнера, чем ты, я не знаю.

В этом весь ты, папа. И ты, Лин. Стремительным шагом ворваться в самое пекло, перевернуть мир вверх тормашками, сместить точку сборки, восстановить баланс / гармонию / справедливость и так же стремительно рвануть дальше, ускользнув за облака от людской хулы и похвалы.

Подняв глаза, Мария увела в расфокус прочитанное сообщение и натолкнулась на васильковый взгляд маленького Шикари, который к этому моменту успел нокаутировать кошку горячими объятиями и искал, кому бы ещё подарить свою неисчерпаемую любовь.

***

«Упоротую лавочку Веберов» пришлось переназвать в более нейтральное «Птичье братство» после короткого вопроса Кристиана: «А ключи от наших квартир тоже на сайте оставим?»

Лин прыснул в кулак. И правда, нечего играть на ассоциациях. Еще не утихла волна от судебного процесса, в котором непонятно было, кто ответчик, а кто пострадавший – Рачков, Измиров (мир его праху) или бывший начальник Лина, чья радость от успешной продажи «Ольфанса» превратилась в головную боль по отрицанию своей халатности. И пресловутые Веберы могли бы спасти его, выйдя из тени, но ни один из них этого делать не собирался.

– Чем планируете заниматься? – С неприкрытой гордостью осматривая результаты своих дизайнерских трудов, спросила Маша.

– Профиль широкий, задачи максимально прикладные, – ответил Овер. – Хрустальные замки теорий и золоченые кандалы корпораций – не наша тема.

Когда Маша и Хидео отчалили в реальный мир, Лин подошел к отцу и тихо произнес то, что пришло ему в голову еще вчерашним утром. Боль во что бы то ни стало нужно переплавить в свет, так говорил дядя Саша. Ну, а сохранить на лице выражение достаточно бесстрастное для того, чтоб не быть заподозренным в своих чувствах – легкая задачка для истинного хакера.

– Если я возьму в дело Алистера, можно будет создавать образы умерших людей. Чтобы родственники могли навещать их… Здесь.

Крис во все глаза уставился на сына. Нет, Лин дело говорит, сейчас это услуга новая, весьма… специфичная и оттого набирающая обороты, но почему он решил влезть именно в нее?

Или чертова старуха с косой слишком часто маячит в поле твоего зрения, а то и откровенно наступает на пятки, что ты решил развернуться и дать ей с разворота в белую иссохшую челюсть, Лин?

Что бы ты не задумал, сын, я помогу тебе. Просто потому, что сам уже не в силах видеть, как с каждым годом пустеет шахматное поле вокруг меня.

***

Кажется, даже лифт в подъезде был заодно с этим сероглазым компьютерным задротом, умудрившимся охмурить её, Натальи Андреевны, единственную поддержку и надежду. Её Киру, которая из примерного ангела, который слова поперёк не смел сказать матери, превратилась в дерзкую девчонку, осмелевшую под прикрытием хакерского крыла.

В руках Натальи Андреевны мотылялись две сумки с продуктами – на этот раз ничего магазинного («По-твоему, мы сами не можем сходить, мам?»), а только авторские блюда с пылу – с жару. Женщина встала передохнуть, и в её ушах вместе с отбойным молотом пульса вдруг прозвучали слова старой подруги, с которой они встретились на той неделе в кафешке. Подруга воспитывала двоих детей лет тринадцати. «Никогда не показывай им, что готова для них расшибиться в лепёшку! Даже если они у тебя были желанными детьми и дались с трудом. Стоит ляпнуть, что тебе они нужны любыми, лишь бы не бросали тебя – и всё, пиши пропало. Ты служанка, а не мать».

В тот раз Наталья лишилась дара речи от неприкрытого цинизма подруги и просто не нашлась, что ответить, хотя всё в ней восставало против подобного взгляда. Возможно, потому, что самой глубокой частью души она чувствовала, что сказанное матерью двойняшек – истина. И вот доказательство: ты не спишь ночами, гладишь и стираешь, чтобы твоя звёздочка-дочка выглядела лучше всех, встаёшь в полшестого, чтобы отвезти её в школу – не ту, бестолковую, в соседнем дворе, а в гимназию на другом берегу реки, а потом пашешь на двух работах, притворяясь, что не слышишь за спиной сочувственно-презрительного шепотка «мать-одиночка»… Запредельным усилием воли давишь крик, слёзы и бранные слова, вручную переписываешь в своём коде каждое «мне хочется» на «обойдусь, ибо ребёнку нужно…» Собираешь в себе всё светлое-доброе-вечное, записывая крупицы накопленной мудрости в тетрадку, а потом эта тетрадка идёт на бумажные самолётики и растопку костра. И наградой всем твоим стараниям становится обидный смех да вскользь брошенные фразы: «Нафига ты суетишься, как курица-наседка, мам? У меня своего ума, что ли, нет?» И остаётся, бессильно опустив руки, смотреть, как становится пеплом последний лист в мудрой тетрадке, а дочка весело бежит набивать синяки об острые углы мира, снова и снова преподавая тебе один и тот же урок: «Бессилие и ненужность».

Не-нуж-на. Кире и Лину там хорошо вдвоём. Признай уже это. Бесполезно искать в цитадели их быта воображаемые трещины, в которые можно было бы кое-как втиснуться, чтобы снова стать поближе к дочери. Ну, так почему же ты сейчас опять плетёшься в светлую квартиру с сенсорным замком? За очередной подачкой боли и унижения?..

Наталья Андреевна сдавленно охнула и выронила сумки. По грязному полу с глухим перезвоном покатилась стеклянная банка с консервированными огурцами, белой волной выбился из-под картонки заварной крем торта. Перед глазами пожилой женщины вспыхнул и медленно померк бледный свет питерского марта. Последнее, что она успела сделать, скорчившись в углу от нестерпимой рези в желудке – это с усилием нажать на кнопку, скрытую под кожей чуть выше запястья. Вызов экстренных служб.

– Кира, Ки-и-ира, – стонала Наталья Андреевна в одном лестничном пролёте от заветной квартиры, и в бреду ей казалось, что дверь открыта, из неё бьёт яркий свет в сотню солнц, а в его лучах неподвижно стоит тонкая фигурка.

– Ки-ра…

Новая вспышка боли – это прибывшие медики подняли умирающую женщину на носилки и понесли прочь, дальше и дальше от замершей в дверном проёме дочери, от потерянного рая, который безучастно следил за последними минутами жалкой жизни беженки из Десногорска.

Очнулась Наталья Андреевна с адской слабостью и гулом в голове, словно кто-то заставил ее встать под церковный колокол и бить в него до потери пульса. Белые стены накладывались в тошнотворной круговерти на белый же потолок, но для горних миров запах тут был какой-то неподходящий. Слишком… больничный. Слишком земной.

– Мне кажется, настоящий ангел всегда пахнет гранью меж жизнью и смертью, – задумчиво сообщил мужской голос с едва заметным акцентом, не то читая текст песни, не то пытаясь выдумать мелодию к стихам, – шерстью кладбищенских псов, сухими цветами, замёрзшей землёю…2222
  паблик «Travels&Poems»


[Закрыть]

Наталья Андреевна вздрогнула, вдохнула колючий воздух и судорожно закашлялась. Врач очнулся от своей полудрёмы и вскинул растрёпанную птичью голову, фокусируя взгляд на пациентке.

– Где я? – просипела женщина. – Что со мной?

– В реанимации, – ответил доктор. – Сейчас отдыхайте, поговорим чуть позже, ещё не все анализы готовы…

«Не нужны чёртовы анализы, – Наталья заскребла пальцами по одеялу. – Когда б ты знал, откуда я родом, спросил бы, отчего я не сдохла ещё вчера…»

Короткий выдох. Одно слово.

– Сколько?

Врач, уже было привставший из кресла, упал обратно. Ещё ни разу за свою короткую практику ему не приходилось сообщать таких тяжёлых диагнозов. Тем более, когда пациент бьёт первым, и волна его горькой обречённости сносит шаткую башенку надежды на счастливый исход. На миг отвернувшись, мужчина собрался с силами и взглянул Наталье прямо в глаза.

– Не знаю. Предварительный диагноз – рак желудка. По поводу метастаз пока ничего сказать не могу до уточняющего обследования. Но, возможно…

«Говори же!» – тяжкое безразличие сменилось у Натальи вспышкой гнева и безумной жаждой бороться до последнего.

– Возможно, пересадка жизненно важных органов параллельно с традиционными методами лечения увеличит шансы на успех, – выдал доктор. – Метод относительно новый, но уже показал свою эффективность. Проблема, правда, в том, чтобы найти подходящего донора. Когда будут готовы результаты генетического анализа, мы постараемся подобрать…

Дальше Наталья Андреевна слушала через слово – сказалась и слабость после приступа, но более всего – кошмарная, циничная, и, кажется, единственно верная мысль. Нет, она отказалась от аборта после десногорской аварии не потому, что хотела денежной компенсации, как подумал Лин, а потому что всей душой верила, что сможет выносить и воспитать двоих детей, которые станут ей поддержкой и опорой в старости. И если с Кирой, вопреки всем стараниям, не вышло, то… быть может… сейчас выйдет с Алией?

***

– На ком будем тренироваться? – уточнил Лин, откидываясь в кресле. Кайф от последнего «end» в коде проги, пусть даже и сырой нулевой версии, был сравним только с неземной легкостью синхронизации с близким человеком, когда принятие тебя не уступает твоему желанию принять идущего рядом.

Крис, забравший на себя визуализацию образа, а сыну доверивший сшить переписанный код «Ольфанса» и давнего эмулятора для выхода в транскод, прошелся по территории «Птичьего братства» в странной задумчивости. Лин, привыкший к стремительным движениям и мгновенным ответам в десятку, насторожился. Это ведь уже не в первый раз, когда ты, папа, вот так задумываешься о чем-то таком, что не для моих ушей. Может быть хакерство во всем – наш генный код, но сейчас ответ нужнее воздуха.

– На волках, конечно, – выдохнул Крис, тоскливо проскрипев ногтями по стеклу пятиугольного окна – единственного элемента хай-тека в деревянной избушке «Братства», – кошек не трогаем, они мякиси.

На волках, значит. Лин поймал волну отца и вдруг порывисто поднялся, сделал три шага и ткнулся лбом в костлявую спину, вечно затянутую в серебро плаща. Ты скучаешь по нему, папа. Три года прошло уже, а рана все свежая ножевая. Неужели всем в нашем роду суждено любить двоих сразу и одного обязательно терять?

– Что у нас есть на дядю Сашу? – тихо задает вопрос волчонок и тут же начинает на него отвечать сам, чтобы отец даже не успел вздрогнуть, вспоминая катану да кусок горного хрусталя. – Генетическую карту можно вытащить из архивов, визуальный образ сделать нетрудно, голос…

– Есть записи стихов в Сети, он любил их начитывать, – проговорил Крис, пытаясь ухватиться за протянутую ладонь Лина и выйти на поверхностный уровень действий. – Три кодовых слова для эмулятора мы напишем.

– Ну, тогда только запах.

Крис обернулся. Двойный хрустальный звон февральского льда. И вовсе не серые глаза у уставшего короля, а с каплей апрельской голубизны и зеленцой последней льдинки на Ладоге.

– А чем пахнет тепло, Лин? Скажи своему другу это слово.

Лин зажмурился. Тепло в сырости тысячи островов. Горячая черная земля вспаханного поля в скальном мире ладожских шхер. Сумасшедший контраст в полторы тысячи километров, и попробуй увязать это в одном. Но как-то же увязывалось в дяде Саше…

Значит и у нас должно получиться. Для тебя, папа. А потом и я пройду по этому канату над пропастью.

***

На бледном, замученном после первого курса химиотерапии лице Натальи Андреевны горячечно блестели светлые глаза, красиво оттенённые париком типа «пшенично-золотой с прядью цвета марсала». Женщина, выпущенная на свободу из тесной больничной палаты, чувствовала странную лёгкость, словно в её ослабевшее тело вселились духи школьницы-прогульщицы и амнистированного преступника одновременно. Да и мысли приходили весьма оригинальные, под стать новому парику. Например, о том, что боль, если повезёт не умереть от неё сразу, способна сделать страдающего человека таким красивым, каким он никогда раньше не был. Словно осыпается старой штукатуркой всё лишнее и земное, а под ней проступают фрески с тонкими ангельскими ликами. И, пока страдает тело, ангел становится чуть ближе к потерянным небесам.

Врач, к которому перенаправили Наталью, принимал в частном кабинете на Невском. И, пока его глаза, скрытые за стёклами старомодных круглых очков, внимательно изучали ворох цветных снимков повторного сканирования, принесённых на очередном витке её истории болезни, Наталья сидела в мягком кресле неподвижно, зачем-то пытаясь представить, как выглядит её опухоль, нокаутированная, но пока ещё не убитая загордившаяся область, которая посмела восстать против целой страны. Как медленно, не в полную силу, сокращается кишечник, боясь потревожить скрытую глубоко за пупком переродившуюся ткань, которая только и ждёт повода, чтобы взорваться новой болью…

– Вы говорили, что у вас есть кандидат на трансплантацию? – оторвавшись от созерцания снимков, уточнил врач.

Наталья кивнула, сдавленно ответив:

– Да. Алия Румянцева.

Доктор пробежался пальцами по клавиатуре, мазнул взглядом по диагонали экрана и вдруг глянул пациентке прямо в глаза.

– Кто она вам, Наталья Андреевна?

«Не вздумай лгать, он уже знает ответ! – завопила из-под парика интуиция. – Лучше позор, чем смерть: если соврёшь, не получишь вообще ничего».

Наталья вдохнула и выдала в пол:

– Моя дочь. В её теле нет сознания, она с самого рождения существует только за счёт приборов и никогда не сможет проснуться. Я знаю, что есть партнёрская программа взаимодействия между центрами неотложной помощи и клиниками трансплантологии, и мне сказали, что вы…

– Скажите, Наталья Андреевна, – голос врача стал вдруг настолько умиротворяющим, что было ясно: грянет буря, – вы навещали Алию хоть раз с тех пор, как подписали отказ от неё?

Если есть божий суд, то вот он, подумала женщина. Сейчас седой усталый ангел в отглаженном халате измерит вес и степень черноты её греха, а потом выдаст на руки распечатку с мотивированным отказом в чудесном спасении. А кого там было навещать, если ей сразу же сказали – глухо всё, ноль по Кельвину, отечественных психонавтов у нас нет, а за рубеж везти Алию нет средств уже у вас… Затараторит Наталья, собирая в горсть жёсткие стебли оправданий своего малодушия, а ангел рассмеётся и скажет:

– Вы в курсе, что в настоящее время её тело уже используется в другом проекте и освободится не раньше, чем через три месяца?

«Да кому она понадобилась?!» – взъярилась в Наталье отчаянная жажда жизни, нутро отозвалось тянущей ломотой, и, чудом удержавшись на краю пропасти, женщина отчеканила:

– Могу я узнать, что это за проект?

Доктор помотал головой, но помотал как-то задумчиво и нерешительно. Наталья знак уловила и залезла одной рукой в недра сумки. На стол врача легла тонкая приключенческая книжка с ценной закладкой на пятой странице.

– Читайте с монитора, – доктор вместе с креслом отъехал к дальней стене, пропуская женщину за стол, – на руки я вам ничего не выдам, сами понимаете.

Наталья Андреевна впилась взглядом в широкое текстовое поле базы данных, с непривычки не зная, как выхватить нужную информацию в ворохе терминов, ссылок и вложенных файлов, но её звериная часть перехватила управление глазами, устремив их точнёхонько в правый нижний угол.

Текущий проект: контролируемое суррогатное материнство. Приблизительный срок завершения – начало июня 2075. Заказчики: Л. и К. Вебер».

Лин. И. Кира. Вебер.

Наталья закусила губу, впившись пальцами в край стола. Глухая, горькая обида тяжелым комом зашевелилась в желудке. Почему ты ничего не рассказала мне, Кира? Раньше ведь не было такого, и я всегда находила способ добиться твоей откровенности. Это всё Лин, чёртов хакер, науськал тебя против меня, заставил разорвать соединение, крепче которого нет на свете – кровную связь между матерью и дочерью…

Ты лишил меня одной опоры, Лин, но я не отдам тебе ещё и вторую. И пусть ради этого мне придётся продать всё, что имею, и совершить непоправимое.

– Сколько. Будет. Стоить. Срочный выкуп тела? – доктор вздрогнул, услышав в тихом голосе невзрачной пацентки пение баньши и трубный глас Армагеддона разом. – Не говорите, что это невозможно. Не бывает ничего невозможного.

– Смею заметить, – интересно, на каком резисторе сейчас держались остатки самообладания врача, – что оба медицинских случая – ваш и Веберов – считаются равноправными по своему статусу… Вам придётся ждать, пока Алия не освободится от… м-м… выполнения текущей задачи…

Ясно. Ты, недобитый ангел, мне не союзник. Может быть, медики в занюханной государственной клинике окажутся более падкими на деньги и помогут Алии побыстрее освободиться… как там… от выполнения задачи, да?

Наталья Андреевна кивнула, сорвала с вешалки пальто, дрожащими от возбуждения пальцами застегнула все пуговицы до единой и покинула кабинет.

Колючий снег, последний злой залп февраля, доброшенный зимой прямо в середину марта, хлёсткой пощёчиной ударил Наталью по лицу, то ли прося её одуматься, то ли ещё сильнее раззадоривая больную женщину.

Ты – февральский лёд, Лин. Такой же, как твой отец, который вволю поиздевался над Линдой прежде, чем выгнать её к чертям ради собственной греховной тяги к Алексу. Я не хочу такой же участи для своей дочери. И тебя, Лин, папа растил, как попало, всё по той же причине: Кристиан Вебер просто неспособен любить, как человек. Я не хочу, чтобы ты вырастил своего ребёнка бездушной машиной.

У тебя не будет детей от Киры, Лин. Я клянусь.

***

Крис задумчиво почесал кончиком чаячьего пера в седеющей макушке, словно готов был обмакнуть перо в чернила и одним махом накатать венок сонетов. Но чернил в квартире сына отродясь не было, поэтому хакер ограничился классическим объяснением «на пальцах».

– Вот лавочка твоего друга, – на стол грохнула чашка с недопитым кофе, от неё в сторону протянулся короткий шнур зарядного устройства, – отследив трансформации в пунктах выдачи заказов, ты смотришь на результат её работы, Лин. Но тебе нужна причина. Исходный импульс…

– Я находился рядом с Алистером в транскоде прямо в момент воплощения его духов там, на Невском! – воскликнул Лин. – Стоял рядом с ним за прилавком, понимаешь, пап? И ни-че-го, никаких скачков трафика я от него не поймал…

Птичье перо выскользнуло из пальцев Кристиана и опустилось прямо в чашку. Овер застыл без движения, глядя куда-то сквозь тёмный кофейный омут, лишь тонкие губы сомкнулись ещё плотнее, да меж бровей появилась едва заметная складка.

Выйти за пределы. Одна из заповедей транскодеров старой школы. Нельзя забывать о собственных крыльях, хотя соблазн пешей шаблонной повседневности так велик… Пора взлететь в небо, если на земле нечего больше ловить, кроме перекрёстка семи тупиков.

– Ты настроил скан на самого Алистера, верно я понимаю? – уточнил Крис. – Попробуй взять в качестве объекта его «Логово». Целиком.

Лин присвистнул и щёлкнул пальцами, что в вольном переводе означало: «Круто, пап, беру в работу».

Разноцветные бабочки порхали за распахнутыми настежь окнами «Логова Магуса». Парфюмер только что закончил очередной заказ и готов был отправить его в реальный мир. Лин сидел в глубоком кресле неподвижно, так, что казалось, будто он задремал, но эта дрёма была обманчива, словно у затаившегося хищника.

Короткий взгляд – и серые глаза вновь озаряются ясным светом весеннего утра, пляшут на дне радужки яркие блики от стеклянных сосудов с драгоценными маслами. Хакер беззастенчиво залюбовался стройной фигурой волшебника, гордого результатом своего труда. Как бы я хотел остановить это мгновение, Алистер, отлить его в янтаре, сквозь века пронести безмерное восхищение твоим талантом и запредельную, звенящую радость бытия рядом с тобой…

– Готов? – одними губами спросил Алистер.

– Начали, – коротко кивнул Лин.

Бабочки разом бросили свои хаотические перемещения и выстроились в воздухе по периметру лавки, словно связанные невидимой нитью, что сейчас стремительно нагревалась, ловя далёкую волну намерения, готового стать действием. Лин впился пальцами в подлокотники кресла, стараясь слиться лицом с бежевой обивкой, лишь бы не спугнуть хрупкое чудо…

[Сканирование: 20%. Источник сигнала: Россия (бывш. Вост.-Евр. Сектор, г. Санкт-Петербург…]

Списать всё на циничные шутки переадресации, или мир и вправду тесен настолько, что мы с тобой соседи ещё и в реале, Алистер?..

[…Васильевский остров…]

Короткий судорожный выдох. Вера, надежда и любовь, сговорившись, бьют волчонка под дых, а мать их София, то бишь Мудрость, нервно курит в сторонке с транспарантом «Вы тут как-нибудь без меня, ладно?»

Перед глазами Лина плывёт в розовом мареве уютная мастерская, с которой он за эти месяцы сроднился настолько, что мог бы ходить в ней на ощупь и не разбить ничего, и серо-жёлтые василеостровские линии полосуют картинку по диагонали, выжигая на сетчатке координаты с точностью до трёх метров.

Боевая программа-ниндзя на компьютере Лина случайно запускается сама и хочет без мыла влезть в неизвестную систему, чей адрес был заарканен перехватчиком. Ударом кулака Лин останавливает ниндзю, который не чувствует различий между обычной железкой и… отцы транскода, настоящим. Живым. Человеком. Хомо Кибернетикус, троян его раздери.

Парнем, который всё это время лежал в той же клинике, что и сестра Киры. За стенкой от неё, быть может.

– Есть, Али, – выдыхает Лин. – Вот твой путь на свободу.

Путеводная нить вспыхивает серебристой искрой и перетекает из пальцев хакера в сложенные лодочкой ладони парфюмера. Алистер принимает бесценный дар, не веря своему счастью. Если Лин прав, то понадобится всего несколько месяцев, и его тело, затерянное где-то в мире сероглазого друга, станет достаточно подготовленным, чтобы выдержать пробуждение мага.

В знак бесконечной признательности Алистер склонил голову и вдруг дёрнулся, словно от разряда, сбив со стола спиртовую настойку шизандры. Хрупкая бутыль разлетелась вдребезги, но ещё более хрупкой оказалась вера Али в счастливый исход. Кто-то незримый, появившийся за левым плечом не так уж давно, нашёптывал парфюмеру вероятное будущее, стирая призрачный код утопической мечты, и шёпот этот поднимал тревожную рябь на зеркальной глади лесного озера.

Что, если ты настоящий – совсем не такой, каким хочешь и можешь быть здесь, в Городе-под-рекой, Алистер Кроу? Лин знает и любит тебя стройным, зеленоглазым, гибким, как лоза, ну, а если на самом деле ты – седенькая бабулька или неудачливый сапёр, которому оторвало всё, что могло быть оторванным, включая, троян раздери…