Текст книги "Возмездие за безумие"

Переход на столь личный вопрос смутил Веру. Она покосилась на Полин, не задержавшуюся на кухне долго и усевшуюся за компьютер, что явно предопределяло её намерения остаться. Вера неопределённо пожала плечами:

– Это зависит от ситуации.

Полнота Веры с возрастом прошла, но сложена она была массивно. Широкие кости не предусматривали утончённости и хрупкости, как у Юли. Красивые тёмные глаза Веры и её волосы, как когда-то у Варлей остриженные в каре, теперь отросли, были заколоты наверх и открывали красивую, но совсем не тонкую шею. Крупные руки и ноги тоже придавали массивность девичьему телу. Одевалась Вера соответствующе: чаще в спортивном стиле. Юля знала, что подруга курит и любит выпить. В компании знакомых девушка могла ругнуться матом, хотя с детства к нему приучена не была, как, например, Юля и Полин. Такой имидж был построен на принципе «независимая и деловая». Повиснуть у кого-то на содержании Вере мешало не только воспитание, но и характер. Она удивлялась, как можно целиком зависеть от мужчины, с которым живёшь:

– Зачем мне кто-то, если я сама себя способна обеспечить? А хлюпика какого-то цеплять, чтобы ныл? Нет уж. Лучше одной.

– Одной – трудно, – Юля вздохнула. Котёнок раскрыл пасть и зевнул.

– Как назвали-то это чудо?

– Флинт. Папашка придумал.

– Дядя Витя? Странно, никогда бы не подумала…

– Он его одноглазым капитаном Флинтом обозвал. Мама ничего не поняла, а мы с Полинкой решили, что вроде неплохо.

– Ну, да, прикольно. – Вера умилялась животному, всегда тоже хотела иметь питомца, но родители не соглашались на животных в доме. Игорь категорически не переносил кошек, а с собакой возня – ещё та: гуляй, лапы мой, таскай на тренинги… Девушка почесала малышу спинку. Котёнок развернулся прямо на коленях Юли и, подставив живот, вытянулся благоговейно, позёвывая. Вера рассмеялась. На глазах Юли выступили слёзы:

– Вот видишь, даже ему нужна компания.

– Такая компания, как у тебя – даром не нужна. И вообще, если бы не твои родители, ты никогда бы не вышла за Ромку замуж. – Вера смотрела пронзительно, требуя ответа. Юля засмущалась, пошла краской по щекам. Было во взгляде подруги что-то совсем не женское. Так смотрят порой мужчины, которые ждут откровенного признания.

– Не знаю.

– Всё ты, Юлька, знаешь, просто говорить об этом не хочешь. Я-то прекрасно помню, как тебя выдавали замуж.

– Я тоже помню, – вдруг неожиданно подала голос Полин. Старшие девушки удивлённо повернули головы.

– Не придумывай, мелочь.

– Тебе тогда всего ничего было.

Полин держала голову прямо и смотрела уверенным взглядом:

– Пять лет мне было, Юля. Но я прекрасно помню, Вера, как ты отговаривала Юлю выходить замуж: «Ты ещё жизни не видела. Поживи для себя».

И без того широко раскрытые глаза Ивановой превратились в блюдца:

– Да ладно? Ты помнишь это?!!

Глава 14. «Девочка общается с ребятами из высокопоставленных семей»

В июле две тысячи шестого Юле исполнилось восемнадцать лет. Девушка перешла на второй курс технологического института. К учёбе Юля никакого интереса не проявляла, а на расспросы Виктора, устроившего дочь на факультет экономики и управления производством, отвечала коротко и неохотно. Гале, как матери, было понятно, что быть экономистом, а уж тем более руководителем производства, как это предполагал Ухов, их дочери не суждено. По натуре Юля оставалась мягкой и ранимой, что было совершенно несовместимо с требованиями приобретаемой профессии.

– Ну, может потом в тебе, Юлечка, какой-то интерес проснётся, – об учёбе и будущем Галя разговаривала с девушкой заискивающе, боясь употреблять властные нотки: мать уже давно поняла, что любой конфликт дочери с самой собой или с обстоятельствами вокруг неё выражается в форме нервных срывов. В такие периоды Юля была склонна к депрессиям, жаловалась на боли в спине и, особенно в шее, вела себя вяло и зависимо от Гали.

Первые признаки психосоматических болей появились у Юли ещё тогда, когда она занималась теннисом. Не зная, как объяснить Виктору уже вполне конкретное и осознанно сформированное нежелание тренироваться, мать и дочь стали давить на отеческую жалость. Весной две тысячи второго, когда Юле пошёл четырнадцатый год, у неё начались обычные для девушек циклические проявления, и на этом фоне появились первые признаки расстройства. В критические дни Юле не хотелось не то чтобы тренироваться, даже просто выходить из дома. Необходимость вставлять неудобные самокрутки из бинтов и ваты, менять их каждый час, глотать анальгин и но-шпу, приглушая боли внизу живота, нервировали. Страх перед деспотичностью отца, неспособного понять такие мелочи и отвечавшего, что Юля не одна такая, все с «этим» живут, заставлял дрожать перед каждым объяснением с отцом по поводу пропущенных тренировок. Дорого оплачивая занятия, Ухов приходил в бешенство, узнав, что его деньги улетают на ветер. Ещё большее негодование вызывала в нём мысль о разбивающихся мечтах видеть дочь среди профессионалов тенниса. К четырнадцати годам Юля, несмотря на прогнозы тренера, не выиграла ни одного матча среди сверстников.

– Да она же на корте под себя в штаны ходит, Виктор Михайлович, – объяснял Саня эмоциональный фон девочки, выходящей на соревнования, – Если бы она на спаррингах хоть раз сыграла так, как играет на тренировках… Эх, да что там говорить! Психологически Юля слабая. Вот и всё объяснение.

Про то, что в своей возрастной категории Юля была, чуть ли не самой слабой по всем скоростно-силовым показателям, Саня молчал. Как молчал он и о том, что в наклоне вперёд девочка не может пальцами рук достать землю, настолько она была тугой. Увлекая детей и родителей самой игрой, эффектами спорта, никто теперь не заботился о развитии тех самых базовых качеств спортсмена, что составляли его суть, основу любого движения.

Старая советская школа, в которой любого начинающего спортсмена по году, а то и больше, держали на ОФП, развивая общефизической подготовкой двигательный потенциал, ушла. На смену ей пришли театральные мизансцены с просмотрами для родителей, приносящих на стадионы и в клубы свои денежки. Понятно, разве можно было впечатлить богатенького папашку обычным кувырком вперёд, да хоть и назад, полным шпагатом, хорошо выполненным тройным прыжком в длину? Зато как загорались глаза предков, осчастливленных видением своих чад в разящих позах на приёме мяча, в броске в ворота, в поддержке или, скажем, в удачно исполненном пируэте на льду! Тренера доброй советской школы, оставшиеся на мизерных зарплатах, продолжали как-то выживать. Но им приходилось несладко. Обеспеченные знаниями, надыбанными в компьютерах, молодые спортсмены никак не соглашались с тезисами о годовой пахоте во благо самого спорта. Всем теперь хотелось всего и сразу: сразу играть, сразу танцевать, сразу зарабатывать сумасшедшее бабло. Разрушительная власть денег проникла и в спорт, надёжно и надолго. Поэтому те, кто отказывался с первого дня тренировок ставить новичков на рулевые позиции, чаще уходили из спорта – грузчиками, продавцами, кем угодно, лишь бы иметь кусок побольше. В то же время на стадионах и в залах, в клубах и на кортах приживались молодые и шустрые дельцы от спорта, понявшие одну, но простую истину: движение – это жизнь. И чтобы жизнь была обеспеченной, нужно обеспечить движение таким образом, чтобы оно спонсировалось частным образом, в большинстве случаев за счёт родителей молодых спортсменов.

Вот почему Саня, в принципе неплохой тренер и даже неплохой педагог, продал душу тому дьяволу, что зовётся «мамона», и вместо того, чтобы тренировать молодёжь, натаскивал её. Кое-как поставив Юле удар и объяснив базы по технике приёма, он в дальнейшем занимался обычным прогоном, а иначе говоря, тренингом, разница которого с полноценной тренировкой была как раз таки в отсутствии в программе основных требований физического воспитания. Оставалось непонятным, за счёт чего хрупкая и малоподвижная Юлька могла перекидывать через сетку мячи, крутить реверсы и отбивать мощные подачи тренера. Но именно эти способности молодой спортсменки внушали родителям доверие в моменты просмотров тренировочных матчей.

Про гибкость, выносливость и взрывные качества ни Витя, ни Галя никакого понятия не имели. Их впечатляли красиво перелетающие с корта на корт мячи, поза, принятая их девочкой для отражения подач противника, протяжные выдохи, в которых взрослые усматривали не недостаток дыхательного объёма, а качество, подогревающее интерес к женскому теннису спонсоров и зрителей. По мнению родителей, у их дочери было всё, чтобы нравиться и быть в числе замеченных: красивое лицо, роскошная коса, прекрасная фигурка, дорогая форма и фирменный спортматериал, привлекательные жесты и позы, усвоенные Юлей быстрее всего, а главное – желание их, родных спортсменки, довести её до уровня звезды. А про психологический фон? Что про него вообще говорить? «Баба, есть баба. Истерит. Безусловно, тренеру виднее в чём проблема.» – думал Ухов и поэтому, после объяснений с Саней относительно очередного поражения, возвращался домой взбешённый.

– Что у тебя, Юля, г. вно по ляхам течёт? – орал отец на весь корт, выезжая с дочерью на следующие соревнования.

– Соберись! Двигайся по площадке! Чего стоишь, как мумия? – присоединялась к пожеланиям мужа Галя; маме тоже давно уже мнились престижные турниры, трибуны V. I. P., и она в шляпе с полями и широкими очками от солнца на них и обязательно под прицелом телекамер. Присутствие на корте посторонних, перед которыми девочке могло быть стыдно за такое «спортивное» поведение предков, в счёт не шло.«Поддержка» оказывала обратный ожидаемому результат. Полностью деморализованная девочка оканчивала соревнования досрочно, со слезами и брошенной на пол ракеткой. Галя неслась в раздевалку утешать дочь, Виктор спешил на корт подбирать дорогой спортматериал. По дороге домой в машине Уховы орали, не взирая на спящую в колыбельке Полин, обвиняя друг друга: в мужском деспотизме и женской тупости. Чувствуя себя виноватой в происходящем, Юля никак не могла придумать повод, чтобы бросить теннис. В голове возникали всякие мысль, вплоть до попытки изуродовать себя. Однажды, от отчаяния, она призналась в своих планах матери. От ужаса Галя бросила стряпню на кухне и уставилась на дочь, словно увидела впервые. Только теперь женщине, закрученной с годовалой младшей и переставшей обращать внимание на старшую, стали заметны не проходящие под глазами ребёнка синяки, дрожащие губы, руки, нервно крутящие волосы, обкусанные ногти, быстрые слёзы на глазах.

– Юлечка, у тебя что-то болит? – материнский инстинкт брал верх над всяким другим. Юля беспомощно уложила ладони на шею и подняла на мать слёзные глаза.

– Шея? Давно? Так почему же ты ничего не говоришь? Это же нельзя запускать? —Поток материнской заботы полился каскадом, вслед за которым Галя бросилась в пучину обследований, консультаций с ортопедами, ревматологами, нейрохирургами. Юля была согласна на что угодно, лишь бы не ходить на тренировки. Выплакав у очередного врача справку, Галя приказным тоном объявила мужу о необходимости для Юли бросить теннис. Окончательно. Навсегда. По причине ярко-выраженной дископатии. Откуда выкопали такой диагноз, Виктору было не сказано, просто подсунули под нос снимки магнитно-резонансной томографии и рентгена сомнительного качества, на которых врачи по просьбе матери девочки что-то отметили цветными ручками. Ничегошеньки не понимая и в медицине, Ухов поорал в первый день, пошумел во второй, повздыхал ещё неделю, после чего про теннис, как перспективу капиталовложения в пенсионное страхование, было забыто. – Ладно, не можешь играть, учись. Но только чтобы никаких проблем с поступлением в Технологический, – предупредил отец строго. Про то, куда идти учиться девочке через три года, Ухов знал уже тогда, в две тысячи втором. На слова отца Юля покорно кивнула и удалилась в спальню. Проблем с учёбой у неё не было никогда. Обязательные уроки в школе и подготовительные занятия с репетитором казались семечками по сравнению с теннисом, от которого наконец-то удалось отбояриться. С той поры Юля поняла только одно: на материнской жалости можно «прокатить» всегда. И именно с тех пор такая форма попрошайничества внимания прижилась в Юле основательно и по любому поводу.

Поступив в Университет, Юля начала учебный год затяжной психической нестабильностью. Так выражался протест против выбора родителями ВУЗа, куда её «поступили». Но потом, ближе к зиме, все же походив на занятия с месяц, Юля как-то сумела собраться: может, привыкла, может, втянулась. Галя только радовалась, что глаза девочки по возвращении из института поблёскивают. В откровенных разговорах, к каким с детства привыкли мать и дочь, Юля признавалась, что ей нравится в институте один мальчик, который старше её.

– Это прекрасно! – искренне восхищалась Галя, – Может, и он на тебя обратит внимание. Ты ведь у нас такая красавица!

Юля и впрямь была хороша собой: тоненькая, глазастая, с бело-розовой кожей и миниатюрными запястьями и щиколотками. Внимание ребят останавливали длинные распущенные волосы, едва прихваченные заколочками по бокам. Научившись в теннисе грации, Юля умела так впечатляюще мотнуть головой, что прохожих обдувало исходящими от неё запахами хороших духов и девичьей свежести. Галя одевала девочек себе под стать: дорого, со вкусом, неизбито. Для гардероба из Виктора тянулись все мыслимые и немыслимые деньги. Но в связи с новыми обстоятельствами, Гале пришлось «сделать мужу значительное внушение».

– Девочка общается с ребятами из высокопоставленных семей, – для Гали информация о родителях Ромы явилась мёдом, – Неужели же ты не понимаешь, что ей необходимо выглядеть соответствующе?

Ухов такое понимал. Кому, как не ему, было ясно, что людей в новом демократическом обществе меряют маркой машины, друзей подбирают по успехам в бизнесе, роднятся преимущественно капиталами. Потуже затянув пояс, Виктор пообещал выдавать жене нужные субсидии на «соответствие» той касте, в которой крутилась теперь старшая дочь. Знакомство со старшими Киселёвыми на новый, две тысячи шестой год, стало только стимулом. Гале – для выдаивания денег из мужа, Вите – для похода в банк за новым кредитом. Вот уже три года, как Ухов переквалифицировался на транспортную логистику. Не имея образования, связей, нужного капитала, он приобрёл необходимое для работы оборудование, которое освоил и эксплуатировал сам. Загружать чужие грузовики получалось когда как, но это направление в бизнесе казалось Ухову перспективным. Одобрил его и Игорь Иванов, посоветовав, всё-таки куму приобрести хотя бы одного специалиста по логистике. Советом соседа Виктор так и не воспользовался, почивая на собственных знаниях.

Успешность в делах, позволила Уховым со значимостью отметить в июле две тысячи шестого совершеннолетие старшей дочери, закатив по этому поводу шикарный «пикник» на природе. Английскому термину, означавшему «перекус на свежем воздухе», придали русское значение, приготовив для гостей и первое, и второе, и третье и активно снабдив каждое из предлагаемых блюд широким ассортиментом алкоголя. Арендовав на три дня дом в пригороде Южного, Уховы пригласили на праздник самых близких и дорогих людей. Среди их числа были, безусловно, и родители Ромы. Ивановы, впервые увидевшие всех Киселёвых, мнения о семье «друга Юлечки» оказались самого благоприятного. А уж Сюзанна просто не переставал петь про них дифирамбы. Напрямую и за глаза. Вадим и Мария были людьми воспитанными, во всём умеренными: от суждений до возлияний, компанейскими и непритязательными. Впрочем, условия в снятом доме, никаких притязаний не предполагали, всё было «продумано и устроено «ком иль фо», как нервно докладывала Галя обстановку Ивановой по мере приготовлений. Сюзанна для праздника дочери любимой подруги выложилась «на все двести», обильно советуя, предлагая, заставляя выкручивать карманы то на салфетки в тон, то на букеты для оформления стола, то на вина и блюда. Карты ресторанов были пересмотрены Галей и Сюзанной с особой тщательностью, рецепты предлагаемых блюд выверены до последней специи, а выдержка вин из погребов опробована лично. За месяц подготовки празднества Галя с Сюзанной чуть не спились на этой почве, а от разнообразия ингредиентов в салатах или десертах мамашу именинницы, привыкшую к диетам всякого рода, тошнило заранее. И всё же, перед самим торжеством Уховы волновались. А что как что-то, да не понравится людям, привыкшим жить и работать в среде высоких административных чиновников? О квартире родителей Киселёвых и их образе жизни Галя с Витей слышали только от Юли. А дочь охарактеризовала жилище родителей Ромы, как «класс, ничего лишнего!». И понять, что умещается в этом определении, было крайне трудно. Юлю так часто заносило в суждениях, что доверять такой характеристике не стоило. Поэтому Галя продумала для праздника любую мелочь, заранее запаслась терпением для себя и строжайше наказала сдерживаться Виктору. «Смотрины» прошли прекрасно. Разъезжались из загородного поместья с обещаниями о скорой встрече, поводом для которой, к всеобщему удивлению, стало то, что почти сразу же, в августе, Рома и Юля подали заявление в ЗАГС.

Глава 15. «Это обычный психоз невесты»

Дата свадьбы – двадцатое сентября была выбрано не случайно: Рома пожелал приурочить торжество к своему дню рождения. Возможно, чтобы в последующем никогда не оказываться в трудной ситуации запамятовавшего мужа. Возможно, просто для того, чтобы не тратиться на лишний праздничный день. Юля никаких претензий по поводу выбранного числа не имела. Для нее, что подача заявления, что походы по бутикам в поисках платья, что вопросы о самой свадьбе – казалось какой-то игрой, в которую просто пригласили поучаствовать. Весёлая атмосфера, повышенное внимание, в центре которого она вдруг оказалась, способствовали тому, что Юля охотно готовилась в свадьбе. Она радостно отмечала, что ради того, чтобы её дочь была самой красивой невестой, мама перестала-таки думать прежде всего о Полин, а отец даже стал ежедневно бриться и на время бросил пить. Ей нравилась мысль о том, как достойно она будет выглядеть в глазах родных и друзей, которым сообщат, наконец, кто же такой отец Ромы. До этого для всех, и даже для Сюзанны, Вадим был «человеком из городской администрации». Пояснение произносилось Уховыми приглушённым голосом и с таинственным прищуром. Отчего все, кому информация об отце Киселёве попадала на слух, понимающе кивали и также заговорщически щурились. Не последним было у девушки также желание наконец-то попытаться распробовать, что же это такое физическое счастье от близости с любимым человеком. До свадьбы то, что произошло пару раз – наспех, в темноте, Юлю никак не впечатлило, если не сказать расстроило. Рома в эти два раза жутко потел, сопел, как вытяжка над плитой, суетливо трогал руками то, куда, по мнению Юли нужно было совать совсем другое, и, едва начав то, что хотел, уже уставал.

– Вот увидишь, всё будет хорошо. Тут просто не те условия, – Рома стыдливо заглаживал вину за происшедшее поцелуями, единственным, в чём он преуспел. Юля согласно кивала, ерошила волосы парня, как бы говоря: «Понимаю, с кем не бывает», раздражая подобным снисхождением. После второго неудачного соития Рома решил отставить все попытки насладиться молодым телом избранной им красавицы до свадьбы. Потому и торопился с ней. Потому и требовал от родителей «условий» для будущей семейной жизни.

– Конечно, сынок, не по съёмным же квартирам вам скитаться, – в один голос соглашались родители Киселёвы, – Поживёте пока в нашей квартире, а потом сами себе всё устроите. Пусть Юлечка сначала институт закончит, начнёт работать. Разве ж мы не понимаем?

– Они у тебя классные, – восхищалась новостями Юля, не забывая хвалить. Хорошие отношения со свёкрами радовали девушку. А Рому радовало то, что Уховы оказались гораздо радушнее, чем могло показаться с первого раза. Галя вообще в представлении Ромы была слишком заботливой мамашей. А Виктор достойным и уважаемым отцом семейства. Про неудачи Ухова в бизнесе никто из будущих родственников не знал. При встречах Виктор увлечённо рассказывал о том, как крутит свою фирму и, благодаря своим умственным способностям, избегает неудач в конкуренции. Кризис, поднятие цен на бензин, долги в банке не упоминались.

– Зачем эта пыль в глаза? – спрашивала Иванова мужа.

– Лена, ты не понимаешь, что это их принцип жизни: быть не как все, а лучше. Так что не осуждай. – Игорь, прекрасно знавший, какими трудами Виктору удаётся держать фирму на плаву, рассуждал о соседях без двоякости: Уховых Иванов любил всех и без всяких условностей. А что до манерности? Так и что? В каждой избушке свои таракашки, а в каждой голове звенят свои погремушки. Примерно как-то так говорила Вера, объясняя ту или иную проблему общества.

– Что ты, Игорь, разве я осуждаю? – смотрела Лена удивлённо, – Просто, зачем из кожи лезть, всё абсолютно устраивая на бегу? Создаётся такое впечатление, что Галя с Витей торопятся отдать Юлю, словно ей уже тридцать пять, а не восемнадцать.

– Может, обстоятельства. Оттого и условия, – отвечал Игорь загадочно, – Лишь бы молодым нравилось.

А молодым нравилось. Условия, которые создавались для них, подкупали. Интерес, взметнувшийся к их персонам, подогревал. А денежные вложения и обещание поселить их в отдельной квартире умиляли. Юля думала, что так бывает со всеми, вступающими в брак. Перед днём свадьбы, по новым традициям, занесённым в страну, решили сделать девичник и мальчишник. Как в американских сериалах. Типа: ну чем мы хуже? У Антона не было недостатка идей, как напоследок развлечь братца так, чтобы Рома потом надолго запомнил этот день мужского отрешения от всего того, что потом будет сдерживать. Юле же с трудом представляла, что это за девичий междусобойчик, на который, хочешь-не хочешь, надо идти. За устройство празднества взялась Вера. Опыт в организации всякого рода сборищ у Ивановой был огромный. Деловая, идейная, энергичная, явный лидер в любой компании, Вера легко приспосабливалась к любым условиям и требованиям. Поэтому заверила потерянную Юлю, что девичник состоится. Правда, для самой Веры казалось сомнительным то настроение, с которым подруга детства вступала в семейную жизнь. Узнав о свадьбе от родителей всего за неделю до неё, Вера понеслась к Юле без промедления. Ухова встретила подругу близоруким растерянным взглядом. Вера задала вопрос о достоверности полученной информации и пристально уставилась на соседку в мятом халате.

– Это совсем не то, что ты могла бы подумать, – Юля под взглядом черных глаз подруги заалела, – Проходи, есть компот, мама наварила. Хочешь?

Вера отрицательно покачала головой, немного резко и, как показалось Юле, раздражённо:

– Надеюсь. Ибо, если бы это было «то», то «думать» тут было бы нечего. Слава богу, аборты сегодня делают на ранних сроках и без устрашающих диагнозов о бесплодии.

О любой проблеме Вера говорила как всегда просто и напрямик. Дочери Ивановых через полгода уже исполнилось бы двадцать, и о проблемах жизни молодёжи Вера была в полном курсе. Теоретические знания об общении с мужчинами, подтверждались на личной небогатой практике, а чаще рассказами подруг и сюжетами кинофильмов. Иванова прошла, села в женской спальне на кровать, на ходу махнув пятилетней Полин, игравшей на застеклённой лоджии в детский компьютер. Глядя на смелую Веру, Юля стала нервно кусать губу, опираясь на косяк двери:

– Вер, а как ты думаешь, когда человека любишь, что испытываешь? – Глаза девушки блуждали, свой вопрос она формулировала осторожно. Но именно такое поведение и выдало её с потрохами.

– Юлька, а может тебе не стоит пока замуж идти, а? – Вера встала с кровати, подошла к подруге близко-близко и вдруг прижала её к себе. В её руках было тепло, надёжно, Юля почувствовала близость слёз, – Нафига тебе завязываться с этими свадьбами, женитьбами? Пожила бы пока без всякой маеты. Ты ведь жизни-то совсем не знаешь? Вера одной рукой прижимала вздрагивающую Юлю, другой гладила её волосы. Рука у Ивановой была тяжёлая, словно свинцовая. Юле казалось, что от таких поглаживаний у неё сейчас начнут вылезать волосы. Но вырываться из объятий подруги не торопилась. От Веры приятно пахло тем самым травяным шампунем, которым Юля мылась у Ивановых, когда жила у них месяц до отъезда в Испанию. Тепло, запах, уверяющий тон застопорили Юлю. На мгновение показалось, что если остаться так подольше, то и вправду отпадёт необходимость через несколько дней идти с Ромой под венец. Теперь слово «замужество» казалось Юле грубым, обязывающим к чему-то, к чему она никак готова не была.

– Мама, а что если я Рому не люблю, а просто приглядела его? – спросила Юля вечером этого же дня у Гали, только что вернувшейся и разбирающей сумки на кухне. Ухова весь день протаскалась с Сюзанной по брачным салонам в поисках венца из настоящего живого флёрдоранжа, так и не найдя его. В магазинах предлагали пошлые розы из шифона, атласные гвоздики, латексные фиалки, но живых цветов оранжевого дерева, символа целомудренности невесты, женщины так и не нашли. Вытащив из пакета красивую подвязку на ногу, Галя протянула её дочери, не отвечая на вопрос:

– Смотри, какая прелесть. Между прочим, настоящее французское кружево, оттуда, —любое упоминание о Франции было для Гали живой водой; глаза женщины загорелись животворным блеском, – а вот тут настоящая жемчужинка, – мать раздвинула три декоративных розочки, пришитые на атласную ленту, показывая бусинку. На глазах Юли появились слёзы:

– Мама, зачем мне всё это? А вдруг я Ромку совсем не люблю?

Под столом пискнул Пират, Галя наступила ему нечаянно на хвост. Махнув на кота, она, похоже, наконец, поняла вопрос, оторвала глаза от изделия, растерянно посмотрела на дочь. Руки матери задрожали. Подвязка соскользнула на стол и мгновенно стала красной: Виктор в ожидании супруги делал бутерброд с кетчупом и колбасой, и, не заметив кляксы, оставленной на столе, ушёл жевать к телевизору.

– Да едри твою мать! Витя! – заорала Галя так, словно обрушился потолок, и, выхватив подвязку из томатного плена, понеслась в раковине. Пират кинулся прочь с кухни в конец коридора, где ему был отведён угол. Тревога за дочь сменилась у Гали моментальным гневом. Из зала на крик прибежали перепуганный Ухов и следом, отклеившаяся от телеприставки с мультиками Диснея, Полин. Вид остервеневшей Гали, пытающейся безуспешно очистить белоснежное кружево Шантильи, и всё более звереющей, и Юли, по глазам которой текли слёзы обиды и непонимания, вызвали у Виктора длинный ряд ругательств, основным смыслом которых была безрукость жены и беспомощность дочери. У Полин при виде плачущей сестры почему-то защемило в груди, хотя обычно рёв Юли не пробирал.

– Мамочка, Юлечка, не надо плакать, – прошептала пятилетняя девочка, – Завтра папа купит Юле новый бантик.

– И только пусть попробует не купить, – изо рта Гали выходил шип, – А ты прекрати тут истерики устраивать: люблю – не люблю. Где ты ещё найдёшь такого … – женщина еле сдержалась, чтобы не сказать «дурака», но вовремя спохватилась. Бросив в раковину подвязку, она с остервенением вытерла кетчуп со стола кухонным полотенцем, им же утёрла слёзы у дочери на лице и, задержав воздух в лёгких и закрыв глаза, как учили на йоге, куда они с Сюзанной записались с весны, затем выдохнула его струйкой и уже спокойно произнесла:

– Доченька, всё будет прекрасно. Вот увидишь. Это у тебя обычный психоз невесты. У всех такое бывает. Свадьба уже через неделю и ничего поменять теперь нельзя: машины заказаны, ресторан зарезервирован, гости приглашены. Нет, я ничего отменять не буду, не надо над людьми издеваться, – упав на диван за столом, теперь Галя не уговаривала, а нумеровала условия, как хороший туроператор, продавший дорогой билет в другой конец света, – Да и зачем? У тебя будет хороший муж, своя квартира. Ты же видишь, тут у нас уже совсем негде стало жить. – Галя рассуждала без всякого сострадания или участия, на которые рассчитывала Юля. Гнев хозяйки дома теперь иссяк, уступив место дикой усталости. Хотелось лечь, вытянуть ноги, и чтобы кто-то погладил стопы мягкими тёплыми руками, как иногда это делала Сюзанна, когда Галя прибегала к подруге после базара. Под баюкающий голос матери все молчали, тоже постепенно успокаиваясь. Только Юля всхлипывала, в глубине души ощущая вину за принесённые волнения. Полин кивала головой, соображая можно ли уже убежать снова смотреть мультики или для порядка пока постоять. Виктор, глядя на своих девочек, покрутил молча пальцем у виска и пошёл к себе в зал.

– Галя, между прочим уже ужин, – напомнил он на всякий случай, перед тем, как закрыть поплотнее дверь.

– Господи, когда ты уже нажрёшься? – прошептала Галя, но ту же осеклась; девочки смотрели на мать, – Я хотела сказать наешься, поправилась она, указывая дочерям на дверь из кухни.

Три любимых Уховым женщины почти одновременно шумно выдохнули, понимая, как все в жизни не просто.