Текст книги "Чужой гость"

21

Полина успокоилась с отъездом Тагэрти. Она не смирилась с тем, что он сделал, но была довольна, что его поддельная дружба больше не будет определять её мнение о нём самом. Она была теперь от неё независима.

В день отъезда Тагэрти она обдумала одну вещь. Она знала единственное место в мире, где можно найти поддержку. И решилась. После полудня она отправилась на могилы родителей, одна, попросить совета и разобраться в себе. На кладбище это сделать несложно. Там ты не принадлежишь миру, в котором тебе не обойтись без помощи. Ты принадлежишь тем, кто обрёл там последнее.

Она шла по этому «городу» быстро, стремясь скорее оказаться рядом с любимыми. Снова её нужно будет просить о прощении за долгую отлучку, снова она присядет на скамейку перед общим надгробием мамы и папы, снова её лицо будет ласкать лёгкий ветер, словно в нём прикосновения родных, снова она не сдержит слёз…

Полина не могла вот так запросто прийти на могилу любимого не меньше мужа, не было сил. Он жив, жив! Он жив и, быть может, сейчас осуждает жену за недавнюю чудовищную сцену. Он жив, он рядом, уж ей ли не знать?!

О муже женщина все эти два года думала, как о живом, говорила с ним, как с тем, кто может дать ответ. С родителями так давно не получалось. И единственное место, где можно было их почувствовать, почти увидеть, было здесь.

22

Ближе к родителям, чем сейчас была Полина, никто не мог бы быть. Она стояла у самого надгробия без движения, спокойствие владело ею. Всё её существо было поглощено созерцанием надгробия из серого мрамора, надписями на нём. Они сухо сообщали, кто покоится в этом месте, какими узами были эти люди связаны, и как долго пребывали они в мире.

У изголовья могилы, под надгробие, дочь Дэшенов положила скромный букет цветов. Теперь лепестки их трогал ветерок, сегодня не по – летнему прохладный. Женщина украдкой вытирала глаза платком. И сколько бы не прошло уже лет, здесь, у самой границы жизни и смерти, слёзы должны быть пролиты. Тогда человек, свято верила Полина, может смело идти дальше. Если знает, куда.

Она стояла так довольно долго, думая обо всём и в то же время ни о чем. Стояла, пока…

Движение за ближними деревьями привлекло её внимание. Николлс немного повернула голову, присмотрела к стоящему за ними человеку. Это был мужчина уже не молодой, но высокий и поджарый, волосы не тронула седина, а лицо – морщины. Они какое – то время смотрели друг на друга, потом мужчина вышел из —за деревьев. Не услышав протеста, он подошёл к могиле Дэшенов, встал подле женщины. С минуту они стояли рука к руке, затем мужчина наклонился, кладя свой букет на землю около цветов Полины. Когда он выпрямился, Полина даже не сделала попытку отступить от него ни на шаг.

Они стояли в скорби по одним и тем же людям, это давало единение. Полине казалось, старик так же, как и она, словно изучает надписи на надгробии. Он долго стоял молча. Потом украдкой взглянул на неё.

– Вы их знали?

Полина Николлс чуть повернула к нему голову:

– Лучше, чем многие!

Он не заметил печальное выражение её лица и спросил:

– Кто же Вы?

– То же самое и я вправе спросить!

– Но я был первым! – она заметила, как он слегка улыбнулся.

– Я – их дочь! – в голосе её прозвучала гордость.

– Боже! – почти вскричал мужчина. – Я совсем забыл о девочке! Вы – Полина Дэшен?

– Я была Дэшен, но уже двадцать лет, как стала Николлс! – отвечать ему ей было отчего – то приятно. – Но Вы не сказали мне, кто Вы такой!

– Меня зовут Филипп Стоддард, тридцать лет назад я бывал в доме Ваших родителей, Полина, мы были в то время хорошими друзьями! – сказал он ностальгически.

Полине Николлс нравились люди, хранящие прошлое в памяти и тоскующие о нём.

– Тогда я Вас, наверное, тоже знала! Но мне было в то время десять лет…

– А я, уж простите, совсем забыл о дочери, но Вашего брата, Максвелла, знаю довольно близко…

– Я тоже… – сама себе сказала Полина, а уже Филиппу ответила:

– Присядем?

– С удовольствием, – отозвался мужчина. Он уже не казался ей стариком. Филипп взял женщину под руку, отвел к месту, посадил на скамейку из такого же мрамора, сел рядом с ней. Теперь его взору открылся вид на кладбищенскую церковь.

Женщина же устремила взгляд на автостраду за воротами, задумчиво сказала, сначала, однако, помолчав:

– Я иногда здесь бываю…

– Я никогда здесь не был… – в унисон с нею проговорил Филипп.

Николлс снова поглядела на него, кратко, и вновь стала смотреть вдаль, на город.

– Почему же?

– Можно я спрошу о том же? – спросил Стоддард, но дочь Дэшенов уже знала, что сказать:

– Я всё же спросила первой!

Филипп улыбнулся её ответу.

– Я никогда здесь не был, потому что давно не был в Лондоне, – просто ответил он.

– Где же были? – с интересом спросила Полина.

Она смотрела на мужчину теперь с любопытством. Она всегда хотела оставить Лондон хотя бы ненадолго.

– Я живу в Оксфорде уже… давно! – сказал он с нотой непонятной грусти.

– Вы, кажется этому не особенно рады? Почему?

– Я рад и не рад вовсе, Полина! – отозвался Филипп. – Там всё, что у меня есть, и от этого немного грустно, ведь нигде больше у меня ничего нет!

Николлс снова отвела от него глаза.

– Мне кажется, если есть дом, это уже немало для человека… Я очень люблю свой…

Последнее она сказала больше для себя, но Стоддард уловил горечь в её голосе.

– Теперь Ваша очередь, Полина! – напомнил он, чтобы отвлечь её.

– Что? – непонимающе спросила она.

– Почему Вы бываете здесь только иногда? – подсказал Стоддард.

– Ах, да…

Что бы она не сказала сейчас, всё прозвучит из уст её оправданием. Что бы не сказала, ответ должен последовать. Она произнесла:

– Я занимаюсь нашей гостиницей!

Да, это не было ложью, но и не было причиной. Да и что вообще могло ею послужить? Очевидно, ничто! Ничто не могло умолить нечастые её визиты. Разве что её дочернее отношение к месту приюта родителей, самого последнего, но и самого надежного.

Филипп решил, что ослышался.

– Гостиницей? Вы?

– Да, – Полине неизвестно почему прямо сейчас захотелось назвать мужчину по имени, и она повторила, – да, Филипп, хоть это кажется удивительным!

– Наверное, – он пожал плечами. —И хорошо идут дела?

В этом вопросе, конечно, не было ничего необычного, но Николлс вдруг захотела рассказать всё без прикрас. Кроме брата, она так и не рассказала никому о бедственном положении гостиницы, а значит, и о своём тоже. Неожиданно откровенность перед неизвестным, возможно, когда – то знакомым человеком, показалась ей хорошей идеей. Она ничем не рискует, верно? Филиппа Стоддарда она видит едва ли не первый, но, вероятно, последний раз. И она сказала:

– Н-нет… Последние месяцы мы едва сводим концы с концами, со дня на день можем потерять наш дом! Это очень страшно, понимаете? Я боюсь всего: что дом придётся оставить, что детей заберут, боюсь остаться без них! Так боюсь! Я хотела продать унаследованные полотна с помощью Максвелла, но брат сказал, они сейчас не в цене!

Полина давно готова была заплакать, и когда сказала это из глаз её и впрямь скатилась слеза. Она совершенно трогательно шмыгнула носом, сдерживая непрошенные рыдания. Страхи её всегда вырывались из груди рыданиями, но в последний раз перед Джорджем Тагэрти она чудом сдержалась. Сейчас – не смогла.

– Но Вы же знаете, Полина, что нужно сделать, чтобы ничего плохого не случилось! – Филипп не спрашивал, но утверждал. – И совершенно точно знаете, что всё будет хорошо!

На этих словах он улыбнулся. Стоддард говорил с совершенной уверенностью в собственных словах, как будто знал наперёд или читал судьбу. Но ни того, ни другого, он, конечно, не мог. Но одно уверение подействовало на Полину ободряюще, и глаза её высохли.

– Но что же мне делать? —спросила Николлс недоуменно.

Филипп Стоддард поднялся на ноги.

– Этот вопрос Вы должны задать себе сами, Полина! Я уверен, ответ Вы найдёте! —он улыбнулся ей опять, глядя женщине в глаза сверху вниз ласковым добрым взглядом. – А что до картин… найдётся и им применение… До встречи, Полина!

С этими словами он пошёл прочь, что – то напевая.

23

Полина Николлс и опомниться не успела, а Филипп Стоддард скрылся из виду, будто его и этого странного, но искреннего разговора не было. Но разве знала Полина, что ей делать? Он ошибся, конечно, ведь она совсем запуталась, и уж точно не знает, как быть теперь. Несколько минут она так и просидела, напряженная, всматриваясь туда, где, как будто исчезла вместе с Филиппом Стоддардом её последняя надежда. Потом спросила, как и было велено, у самой себя:

– Что же ещё я могу сделать?

Голос показался чужим и чересчур громким для тихого, застывшего во времени места. Женщина посмотрела по сторонам, но не нашла никого, кому мог бы помешать её неожиданный возглас, кратко задумалась. Быстро встала на ноги, сказала, обращаясь к надгробию родителей:

– Я знаю! Я ещё могу кое – что сделать?

Когда она поняла, как действовать, на душе её вдруг сладостно полегчало, она ещё раз вдохнула полной грудью неподвижный воздух, и зашагала прочь, к воротам, той же дорогой, какой и явилась.

***

Полина надеялась на удачу. Если задуманное ею обернется провалом, она окажется в тупике. Женщина тогда почти потеряла всякую надежду, но всё же не оставила её совсем.

Уже следующим утром за завтраком в гостинице Филипп прочёл в не очень популярной газете объявление; некая Полина Николлс сдавала комнаты в своей маленькой, почти домашней гостинице. Глотнув кофе, Стоддард даже удивился его простоте и лёгкости, будто женщина, давшая короткую заметку в небольшую газету, вовсе не стояла на пороге отчаяния. Потом он понял, что Николлс полагалась на судьбу в прямом смысле, и за душой у неё не было запасного плана. Она рисковала в тот момент едва ли не всем, что имеет. Он так думал, но на самом деле, эта газета была просто одной из самых дешёвых в городе, для долгих публикаций.

Она начала действовать, всё – таки услышала сама себя и поняла, что ей нужно. Филипп понял. Ему теперь тоже не следовало долго засиживаться на одном месте. Покончив с едой, он прихватил из гостиничного ресторана газету с объявлением и адресом Полины. В холле у администратора он заказал телефонный звонок в «Дэшен – Арт», ему настоятельно нужно было поговорить с Максвеллом Дэшеном. Когда их соединили, Филипп Стоддард сказал только, что всё обдумал, но у него есть условие сотрудничества.

Максвелл, заинтересованный в Филиппе, назвал место и время встречи.

Обсудить остальное он предпочёл лично.

***

Филипп, подобно Полине, но ещё до встречи с ней на кладбище, тоже не предполагал, какие шаги предпринять в отношении галереи. Когда дело доходило до прямого выбора, он сколько помнил себя, оттягивал насколько возможно дольше принятие решения.

Теперь со дня предложения Дэшена прошло уже больше недели, но ответ Стоддард готов был дать лишь сегодня. Этим он был обязан знаменательному разговору с прежде незнакомой Полиной Николлс, которая, видно, и впрямь забыла его со времени своего детства. Но всегда в таких случаях, Филипп находил лазейку, что – то, что не делало его виновным в отсрочке. В конце концов, напомнил себе мужчина, после его заявления о том, что он должен обдумать всё, открытие выставки по неизвестным причинам отложилось на целых две недели. Таким образом, он вполне укладывался в новый срок.

И не чувствовал ни малейшей неловкости.

***

Печально известный ресторан, куда Стоддарда вызвал для разговора мистер Дэшен, вспомнился Филиппу сразу, едва он вошёл внутрь. Когда они говорили здесь в день приезда художника, Дэшен почти потерпел неудачу и теперь, несомненно, хотел выйти победителем. Хотя он был уверен в положительном исходе дела, Макс всё же запасся парой – тройкой аргументов в пользу контракта.

Про себя он называл художника «новая кровь». Чтобы галерея дышала вновь свободно нужно «переливание». И, если Макс правильно понял, а главное, оценил Стоддарда, он готов сделать всё для достижения своей цели.

Оставался без ответа единственный вопрос: какую цель преследует Филипп?..

Художник немного опоздал к назначенному часу. Дэшен уже сидел у огромного дальнего окна вполоборота и не мог видеть вошедшего. Метрдотель, расторопно оказавшийся рядом с Филиппом, предложил ему столик. Тот негромко ответил:

– Меня ожидает господин Дэшен, Максвелл!

– Да, разумеется, я провожу Вас! – неприятно улыбнулся молодой человек, развернулся на каблуках и пошёл вглубь зала. Ничего не оставалось другого, как последовать за ним.

В качестве аперитива перед ужином Макс заказал бутылку вина, которую откупорил при нём официант. Едва завидев пришедшего Стоддарда, мужчина вскочил со стула, протянул Филиппу руку для рукопожатия. Рука у него была на редкость безвольная.

– Я уж думал, Вы вовсе не придете! – в шутливом тоне Максвелла слышалась почему – то нервозность. —Думал, что Ваши обстоятельства изменились, и теперь Вы вряд ли найдёте моё предложение интересным!

Филипп опустился на стул, снял шляпу, положил перед собой на стол.

– Отчего же, – он пожал плечами, выражая удивление. – Мои обстоятельства как раз —таки требуют от меня согласиться!

При этих словах лицо Максвелла Дэшена стало совсем необычным: он как будто в один и тот же момент почувствовал и крайнее облегчение, и радость.

– Так Вы согласны, Стоддард, на всё, что я предлагаю? – переспросил Дэшен.

– Да, похоже на то! – весело ответил художник.

– Тогда по рукам? Вина?

– Пожалуй, да? – он сегодня легко соглашался на всё и был от этого странно счастлив.

Принесли второй бокал, мужчины выпили вместе за будущий успех.

Но это было ещё не всё.

– Но я настаиваю на выполнении Вами нескольких моих условий – продолжил Стоддард, когда пригубил вина. В его голосе ещё слышались нотки добродушного веселья, какое и впрямь владело им, но выражение лица стало серьёзным, если не сказать суровым.

Дэшен приготовился было противиться, но…

– Сделка состоится только в случае их выполнения! – голос Стоддарда был твёрд и бескомпромиссен.

– Сделка?

– Согласитесь, друг мой, я в некотором смысле продаю себя Вам на длительный срок, и имею право сделать это выгодно!

– Да-да, конечно! – совсем опешил Макс.

– Так что же, интересует ли Вас теперь, дорогой мой, такое приобретение? – улыбнулся старый человек. – Если да, мои условия таковы: через пару дней я рассчитываю приобрести несколько картин из… небольшой частной коллекции… Я хочу дать за них достойную цену, потому мне нужен задаток, пять тысяч фунтов, думаю, меня вполне устроит! После того, как полотна перейдут мне, Вы должны обеспечить им места в готовящейся экспозиции. Ну, и, самое главное, после их продажи, назначьте мне хороший процент прибыли!

Это был настоящий шантаж, по мнению Макса. А ещё очевидная наглость. Он всегда уважал её, считая, что с нею добиваются большего. И он, конечно, смог оценить наглость Стоддарда.

– По рукам! – повторил он.

24

Итак, Филипп Стоддард себя выгодно продал. Пять тысяч фунтов он получил от Дэшена очень быстро, хотя тот, по – видимому, был не особенно этому рад. Максвелл давно отвык выполнять условия, он всё чаще их ставил и, надо признать, ставил мастерски. Хватка бизнесмена ещё ни разу не подвела его, и подчас Дэшен сам себе удивлялся.

Но Стоддарда мало занимало, что думает Макс. Он выиграл с ним сражение, это – главное. Деньги эти, как воздух, были нужны не ему самому, но женщине, которая оказалась в беде, или на её краю, Полине. Она, конечно, ни о чём не просила его, человека, чуть ли не впервые ею встреченного, но он чувствовал, что должен помочь. Может, это укрепит её в сознании, что погибать ей рано?

И вот с пятью тысячами фунтов в портмоне, он нанял кэб и поехал в Хаммерсмит, в дом Полины Николлс. Его ещё будоражила мысль о том, как замечательно он всё устроил. Деньги Максвелла пойдут на покупку картин его сестры, хоть отдал он их не самолично. Картины увидит лондонское сообщество и, если повезёт, на аукционе за них дадут хорошие деньги. Часть из них будет выплачена Полине, о чём Дэшен так и не узнает. Мужчине казалось, не многие смогли бы так виртуозно всё спланировать. Словом, он мог собой гордиться.

Ему чудилось, что дорога к ней бесконечна. Он не знал, что сказать ей при встрече. Как он нашёл её, почему ей помогает? Ответов не было, он не знал их, как не знал и нужна ли самой Полине помощь. Он ехал к её дому, но сам даже не представлял, зачем. Он не знал, зачем сегодня забрал все свои вещи из гостиничного номера и не оставил даже намека на возвращение.

Зачем, почему?

Как всегда, он не пытался разобраться в себе, или разбирался так тщательно, что помыслы его путались в голове, он не понимал причины многих поступков.

Пока Филипп предавался своим мыслям, машина мягко остановилась у кованых низких ворот, за которыми был маленький дворик, разделенный надвое подъездной дорожкой. Дорожка эта вела к небольшому, в два этажа особняку.

Выйдя из машины, Филипп первым делом всмотрелся в него. Было очень тихо, словно за самими стенами жизнь едва теплится, а тепло постепенно превращается в холод. Заплатив кэбмену, он подошёл к воротам, тронул их рукой. Никогда раньше ни при каких обстоятельствах у него не было такого острого чувства невозврата. Мир здесь разделился для Стоддарда напополам, жизнь замедлилась на несколько секунд, он судорожно втянул в лёгкие воздух.

Сам он менялся в этот момент навсегда, хотя не догадывался об этом.

Он медлил, но знал, что хочет войти в этот дом. Он медлил, решался, но, наконец, калитка под его прикосновением распахнулась. Стоддард вошёл во внутренний двор. По дороге к крыльцу, он чувствовал, что гравий под ботинками похрустывает и перекатывается с места на место. Высокие ступени он преодолевал, как будто поднимался в гору. И то же чувство опасности, как у альпиниста на самой вершине, он испытал, когда постучал в дверь.

Что – то странное творилось с ним последние дни.

25

Впоследствии Полина не могла припомнить, что она делала, когда в дверь Филипп Стоддард. Она признавала, что могла быть очень занята, и могла и витать в облаках. Со времени встречи на кладбище они ни разу не разуверилась в том, что всё наладится, ей станет легче, и в этой вере женщина черпала теперь почти что неиссякаемые силы.

Впоследствии она говорила, что приезд Стоддарда был настоящим чудом, а ещё позже – наказанием за все ошибки. Впоследствии женщина утверждала, что лучше бы этот визит не состоялся вовсе. Но сначала…

Стремглав она бросилась открывать дверь. На пороге стоял совершенно нежданный человек, и она замерла, не смея отпустить ручку двери, и стояла неподвижно долгое время. Николлс смотрела в его лицо и чувствовала себя очень глупо. Никто из них так и не проронил ни слова, пока Филипп не улыбнулся женщине. Улыбка сделала его лицо добрым, он выглядел очень славным человеком. Как странно, пронеслось тогда в голове Полины, что в первую встречу с ним она не нашла в его чертах особенной приятности.

Полина неуверенно улыбнулась в ответ, но улыбка её сменилась на лице замешательством и смущением, когда она осознала, что неприлично долго держит гостя на пороге.

– Проходите, мистер Стоддард! – пригласила она с нотой извинения в голосе. Посторонилась.

Он вошёл внутрь и впервые за несколько последних недель почувствовал себя дома. Стоддард огляделся вокруг. Прихожая была маленькой, и, казалось, явись на порог Полины несколько человек разом, в ней стало бы по – настоящему тесно. У входной двери на столике лампа с тусклым светом выхватывала из неясной темноты угла несколько фотографий в неброских рамах. Рядом с этим столиком, громоздкая для комнатки, стояла вешалка. Дальше на стене висело простое зеркало, в котором, встань Филипп чуть ближе, он смог бы разглядеть собственный профиль.

Теперь была очередь Стоддарда встать, как вкопанный. Он с интересом и всё нарастающей уверенностью осматривал комнату, обнаружив люстру на потолке и небольшое растение в кашпо около лестницы. Полина посмотрела на художника, заперла дверь и снова обратилась к нему:

– Мистер Стоддард!

Он обернулся на звук своего имени. Первое, что он увидел, был взгляд Полины, обращённый к нему. Она смотрела кротко, смущённо, словно не боялась нарушить его спокойствие. Ещё в глубине глаз её он заметил жалость. Она мило улыбнулась, будто хотела ободрить.

– Мистер Стоддард! – повторила женщина.

– Да? – глухо спросил он, всё ещё словно зачарованный.

– Зачем ВЫ приехали? – она говорила ласково, как мать, которая не понимает необычного поведения ребёнка.

– Я? – глупо переспросил Филипп.

Она улыбнулась ещё очаровательнее. Филипп Стоддард, наконец, указал взглядом на свой вечный багаж. Чемодан он бросил на пол, как якорь бросают в тихой бухте.

– Мне негде ночевать! – без малейшего беспокойства заявил Стоддард.

– Мне так не показалось, когда видела Вас в первый раз! —сказала Полина. —Вы что же, Филипп, уехали из своей гостиницы?

Вопрос прозвучал укоряюще и даже возмущенно.

– Зачем? – снова повторила Николлс.

Филипп н это пожал плечами:

– Мне там наскучило!

– Вот как? – сощурила глаза Полина. – И что же мне прикажете делать с Вами?

– Мне всё равно, что хотите!

Оба они хитрили друг перед другом. Полина хотела, чтобы он остался, хотя, как всегда, не смогла бы ответить себе, почему ей этого хочется. Мужчин же собирался остаться, пусть даже хозяйка будет против. Ему было отнюдь не безразлично, где провести эту и следующие ночи, под чьей крышей коротать дни.

– Я, пожалуй, разрешу Вам остаться, мистер Стоддард! —благодушно решила Полина, хотя всё было решено, едва только он переступил её порог.