Текст книги "Чужой гость"

26

Он занял вновь опустевшую комнату Тагэрти.

В день внезапного появления в доме Филиппа Стоддарда Полина, посчитавшая эту комнату самой удобной для проживания после хозяйских, разместила гостя именно в ней. Бывший друг семьи, как женщина про себя теперь именовала Джорджа, оставил её в полном порядке, она лишь после его поспешного отъезда сняла простыни и зачехлила мебель.

Когда они поднялись наверх в тот день, и Полина открыла ключом дверь, пропустив войти сначала единственного своего гостя, первым её вопросом было, будет ли ему удобно здесь. На это новый постоялец любезно, без лицемерия и фальши ответил, что ему всё очень подходит, добавил, что в комнате уютно, хотя и скромно, даже аскетично, как он и привык. На этих словах хозяйка гостиницы, показалось мужчине, воспряла духом и беспокойство, и крайнее смущение её улетучились.

Полина ещё какое-то время хлопотала, наводя в комнате, как выразилась женщина «окончательный порядок», затем пожелала ему приятного отдыха и оставила одного, неплотно затворив дверь.

Он снова остался наедине сам с собой и, присматриваясь внимательно к новому месту обитания, нашёл, что в новом его жилище и правда очень хорошо. Он не любил излишней роскоши и отсутствие комфорта, если его не было, не волновало Филиппа никогда. Он всегда жил просто, к предложенным условиям относился легко и проникался ими. Вот и теперь, когда опустился в кресло около книжного шкафа, он и здесь обнаружил уже вещи вдохновляющие.

В доме было спокойно и тихо, хотя он знал, что в нём, конечно же, живут дети. Видно, подумал Стоддард, они так воспитаны, что, если и сидят где – то в соседней комнате, присутствие их можно обнаружить очень нескоро. Может быть, они помогают матери управлять гостиницей. Может, дочери Полины, унаследовали даже очарование матери.

Он сидел так довольно продолжительное время, ловя себя на мысли, что всё устроилось очень хорошо и правильно. Затем размышления его прервал вежливый стук в дверь; Полина интересовалась, хочет ли он поужинать.

Филипп взглянул в окно. Оказалось, уже стемнело.

27

С этой упрямицей тяжело договориться, Господи!

На следующее утро Филипп попросил Полину сдать ему комнату на ближайшие две недели. Потом он закончит дела в городе и уедет в Оксфордшир. Она, конечно, согласилась, ведь гостиница должна, наконец, заполниться постояльцами. Лишь один вопрос они решали долго и чуть всерьез не поссорились, настаивая каждый на своём: вопрос в цене.

Николлс никогда не была особенно расчётливой и не искала пути, на котором можно нажить больше. Раньше, в первое время после открытия гостиницы, она славилась именно уютом и дешевизной. Теперь же, стоя почти у ворот бедности, готовая уже проститься с местом, где была так счастлива, Полина, однако, решила оставить всё как есть. Номер стоил два фунта за ночь, и за четырнадцать ночей Филипп заплатил бы ей неполные тридцать фунтов. Полина посчитала, что этого достаточно, а Стоддард, явившийся к ней, чтобы она избегла нищеты, настаивал на пяти фунтах.

Тогда днём впервые за долгое время разразился скандал, и Стоддард понял, что женщина эта от назначенного не отступится. Ей всё же удалось выиграть, правда, с послаблением: комната Стоддарда выросла в цене на полтора фунта, пятьдесят шиллингов стоил завтрак, из – за которого Филипп Стоддард был уже готов проклясть весь дом и его хозяйку.

Она невыносима, Боже, в своей независимости!

Впрочем, он был даже рад, что сейчас Полина одержала верх над ним, ведь он хотел выиграть сражение более важное. Там уж он не позволит себя уговорить, ей не стоит и пытаться. Слабину он не даст, и торг будет не уместен, да и можно ли торговаться с самой удачей?

Схватка предстояла скоро, а пока Филипп Стоддард принялся усердно изучать поле боя.

28

Но кому из них на самом деле улыбнулась удача?

Едва проснувшись следующим утром, Филипп, готовый снова противостоять Полине в её упрямстве, спросил себя, поступает ли он правильно. До этого дня он думал, что совершает некий добрый поступок, совершает из благих намерений, пусть план его и был обманом. Теперь же свой приезд к Николлс, свою сделку с Максвеллом он расценивал, как вторжение в чужую жизнь. С чего он взял, что Полине Николлс нужна его поддержка, ведь она и словом не обмолвилась об этом? Почему он решил, что это он удача, ведь всё наоборот?

Да, наоборот!

Это он, Филипп Стоддард, странник в пустыне без капли воды, но она – драгоценный её глоток. Это он, Филипп Стоддард, горстка пепла, а она – пылает. Но как хорошо, что человеку не дано знать будущее!

Он думал об этом, стоя перед зеркалом в своей комнате. Мало – помалу Филипп свыкся с тем, что вовсе не он сам залог её спокойствия. В этой мысли он даже нашёл какой – то смысл, и на сердце его полегчало. Не беря на себя слишком многого, мужчина мог теперь оставаться подле неё сколько понадобится, и Полина, ничем ему не обязанная, смогла бы встать на ноги.

Тогда впервые Филипп спустился к завтраку. Шум в кухне, возня привлекли его, и он подумал, что устал быть сам по себе, один.

Не успел он войти в кухню, как в него на бегу врезалась крошечная по сравнению с ним Бекки. Он легко подхватил девочку на руки, не услышав протеста. Дочь Полины устроилась у него в руках, обхватив доверчиво за шею, они вошли в кухоньку вместе. Взору мужчины открылась не виденная им ещё картина.

Старушка Эбигаэль, хотя тогда он ещё не знал её имени, сидела за столом, величественная и строгая. Она была, подумал Стоддард, даже старше него, но выглядела хорошо, хоть привычка курить оставила следы на её лице. Вокруг неё мир, сейчас ограниченный стенами, неспешный и покойный, был неподвижен и тих, суета кухни будто не проникала в него, находясь в стороне. Она мельком взглянула на вошедшего, но потом отвела глаза. Стоддард прошёл к столу.

Стол не был ещё накрыт, но недовольство от промедления Николлс в воздухе не витало. Эбигаэль была спокойна, и даже казалась счастливой. Несколько дней кряду старая женщина прибывала в хорошем расположении духа, а, может быть, она просто, наконец, прониклась семьёй Полины и ей самой.

– Расставь, пожалуйста, тарелки, Митчелл! Попросила Полина старшую девочку, которая как раз вынимала их из ящика. – Нас будет шестеро!

– Хорошо, мама, – ответила Митчелл и принялась расставлять тарелки на столе, одну за другой. Она была сосредоточена, но под глазами залегли тени; ночь она провела без сна вместе с матерью.

Полина, стоящая у плиты, грустно улыбнулась.

В кухню, не виданный до сих пор Филиппом вошёл Ричард., принеся ещё один стул. Он поставил его около стола, подмигнул Бекки, и пожал свободную руку Стоддард, по – мужски. Маленькая Ребекка при этом почему – то ревностно всем тельцем прижалась к мужчине, а ручки сцепил на его шее в «замок». Стоддард чувствовал её сердцебиение. С ним никогда не случалось подобного. Риччи между тем принёс и разложил столовые приборы, выставил на середину стола чайничек с чаем. Митчелл помогла ему расставить чашки.

Всё было готово. Полина прихваткой вытащила из духовки пирог и поставила в центре стола:

– Филипп, садитесь, пожалуйста, и вы, ребята, тоже!

Стоддард, усаживая Бекки, которую всё ещё держал на руках, на ближайший к себе стул, краем глаза заметил, что дети уселись тоже. Сам он устроился на свободном стуле рядом с Эбигаэль. Полина сняла с плиты овсяную кашу, у стола разложила её на тарелки.

Стоддард отметил, что выглядела она иначе, чем даже вчера. Словно за одну ночь с хозяйкой гостиницы случилась метаморфоза, и она стала чуть уверенней, чуть твёрже, чуть счастливее.

Полине не осталось свободного места, но она взяла Ребекку на колени со словами:

– Милая, иди – ка сюда!

Чай был разлит по чашкам, все приступили к еде, потом за чаем и пирогом много разговаривали, но Филипп быстро забыл, о чём. Он чувствовал только ни с чем иным не сравнимую тихую радость утра, которая вместе с солнцем, словно легла на стены дома.

Мужчине всё чудилось, будто за одним столом собралась любящая семья, хотя родством были связаны между собой только четверо обитателей дома.

29

Стоддард отправил для сестры телеграмму, сухо извещавшую, что в столице он пробудет намного дольше, чем рассчитывал, уезжая. В ответ на неё пришёл гневный ответ Китти – длинное обличительное письмо на адрес Полины Николлс. Женщина обнаружила его утром на коврике у двери, поразилась толщине конверта и сразу передала в руки постояльца, который немало огорчился содержанию написанного.

Однако, изменить что – либо Филипп Стоддард был не в силах: он поступил так, как от него никто не требовал, но отказаться от задуманного не смел. И укрепился в своей правоте после разговора со своей хозяйкой, который надолго врезался в его память.

Он спустился в гостиную, оставив письмо сестры и горечь от его прочтения в своём номере, но прихватив с собою утреннюю газету, чтобы вернуть Полине. Она в это время увлечённо занималась цветами: когда мужчина вошёл в комнату, она стояла с небольшой лейкой в руке, поливая фикус. Стоддарда она даже не заметила. Он стоял минуту в нерешительности, потом кашлянул негромко, но Николлс, испуганно вздрогнув, испуганно оглянулась на звук.

Она секунду – другую смотрела на него непонимающе, словно не узнавая, потом произнесла приветливо:

– Это Вы, Филипп! – увидев в его руках газету, улыбнулась и добавила: – Не думала, что Вы любите читать газеты!

– Почему? – удивленно спросил Стоддард, делая ей навстречу несколько шагов.

Полина легко пожала плечами:

– Вы производите впечатление человека, которого мало интересует реальность!

Стоддард улыбнулся этому замечанию смущенно, положил газетный сверток на столик перед Полиной.

– Спасибо, – она опрыскивала теперь какие – то длинные листья. – Миссис Эбигаэль всё утро требовала газету, но я так и не смогла её найти. Теперь отнесу в её комнату.

– Надеюсь, ещё не поздно! – извиняющимся тоном проговорил Филипп.

– Нет – нет, – заверила Полина, – она относится ко всем неудобствам очень понимающе…

– К Вам она тоже относится с пониманием, Полина? – пытливо оборвал Стоддард.

Она задумалась на мгновение, но после сказала:

– Иногда и этого достаточно! Правда же?

Во взгляде её, обращённом к нему, мужчина заметил мягкий блеск, он проникал в самую глубину сердца.

– Право же, это сложный вопрос, – только и пробормотал Стоддард.

Полина минуту всё так же вкрадчиво смотрела на Филиппа, потом отвела глаза, отступила от мужчины на шаг:

– По – моему, куда легче!

В голосе её прозвучало неожиданное раздражение, подавить которое Николлс не захотела. Она взяла в руки газету и направилась к выходу.

– Я что – то не то сказал, Полина? – растерянно спросил мужчина.

Она остановилась в нескольких шагах от двери, обернулась на звук его голоса. Увидев в глазах немолодого уже мужчины обескураженность, вздохнула и ответила, вмиг устыдившись своего резкого высказывания:

– Нет…

Голос её прозвучал тихо, и она добавила громче:

– Нет, вовсе нет! Просто я не считаю, что понимать человека достаточно! Ему ведь нужно большее…

30

Стоддард задумался над словами Полины.

Он так и не нашёл ответа на её вопрос, и был очень огорчён этим. Ему казалось, что от его ответа зависела сама дальнейшая жизнь Полины, её семьи, а он так и не подобрал верные слова. Мужчина чувствовал, что с каждым часом понимает Полину всё меньше, всё, что она говорила ставило его в тупик. Он чувствовал себя неопытным юнцом в её присутствии и стыдился этого ощущения.

Метания мужчины женщина не замечала. Моральная сторона любого вопроса трогала её, но времени для философских рассуждений Николлс себе не давала. Всегда она жалела время на чувственную сторону своей натуры и, может быть, именно поэтому Стоддарду, в глубине души которого ещё жил романтик, было так трудно говорить с нею.

Однако, неприступной и холодной Филипп Стоддард её не считал, отдавая себе отчёт в том, что жизнь её складывалась тяжело, требовала сосредоточения на реальности, хотела быстрых и правильных поступков. И Николлс только училась жить этой жизнью.

Стоддард видел спрятанную, словно ненужную ей женственность, и успел привязаться к ней, а в добром нраве и обаянии Полины нашёл утешение. Рядом с ней тайная, но навязчивая его боль, боль одиночества и тоски, утихала. Ему всё чудилось, вот – вот она откроется ему, как красивая шкатулка с секретом. Он ждал, терпеливо затаив дыхание, волшебного её изменения.

И в один из дней…

Когда обитатели гостиницы заснули, она наполнилась мирной тишиной. Она казалась такой плотной, что стала словно бы осязаемой, видимой глазу. Филипп неплотно затворил дверь номера, м мало – помалу тишина эта просочилась из коридора, заполнив комнату будто до самого потолка. Стоддард под её гипнозом сомкнул веки, заснул крепко и быстро.

Проснулся Филипп, впрочем, очень резко, не сразу сообразив отчего. Он дернулся на постели, как от неожиданного толчка, и ему показалось, что спал он каких – нибудь несколько часов. И ничто не говорило об обратном; по – прежнему всё было укрыто ночной тьмой. Открыв глаза Филипп увидел тёмный потолок, полосу света из коридора. Оттуда же слышался страшный крик: кто – то громко кричал, наверное, во сне. Стоддард вскочил, с кровати его словно подбросило. Набросив небрежно халат, выскочив за дверь.

Несколько секунд было пусто, мужчина пытался безуспешно определить источник нескончаемого крика, но не находил его. Ещё несколько долгих, как будто растянувшихся на много лет мгновений, он стоял, замерев, у стены, затем распахнулась дверь в комнату Полины. Ещё долю секунды спустя в коридор, встревоженная, бледная, словно после обморока, с лампой в правой руке выбежала Полина. Босоногая и простоволосая, в сорочке и наспех запахнутом халате, она чуть не бегом скользнула мимо Филиппа. Он услышал:

– Боже мой, снова!

Филипп Стоддард, правда, ничего не понял, даже когда из своих комнат, еле переставляя после прерванного сна ноги вышли Эбигаэль и Ричард. Юноша был также обеспокоен, как и его тетка, и так же быстро прошёл в комнату кузин, как и она, застыв, однако, в нерешительности на пороге. Истошный крик затих только через минуту.

Когда снова слало тихо, но вместе с тем очень страшно, Стоддард смог отвести взгляд от приковавших его к полу мутноватых глаз миссис Эбигаэль и с опаской последовал за Риччи. Из комнаты девочек теперь слышались только рыдания и тихий ласковый голос, принадлежащий Полине.

Филипп Стоддард остановился в дверном проёме, подобно Ричарду.

Его взору открылась тёмная комната. Единственный источник света, лампа, принесённая Полиной, так скудно освещала пространство, что глазам удалось различить сначала только силуэт женщины. Плечи её дрожали. Потом из тьмы лампа выхватила лицо Полины и Митчелл, сжавшуюся на руках матери и ею разбуженную.

Девочка стонала, не до конца очнувшись после кошмара, рыданиям было тесно в её груди, и они вырывались хрипящими, ни на что не похожими звуками, по щекам Митчелл лились слёзы. Глаза девочки были зажмурены, будто она боялась видеть окружающее пространство, мать крепко держала её в своих руках, обнимая, покачивала в объятиях, старалась успокоить со словами:

– Доченька, всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо! Я с тобой! Ничего не бойся, всё прошло!

Посреди рыданий и бесконечных всхлипов Митчелл прошептала:

– Мамочка, прости…

Её голос тут же утонул в новом потоке слёз, Полина прижала девочку к своей груди ещё сильнее, горячо прижалась губами ко лбу дочери и так сидела долго, неотрывно глядя на свет лампы. Глаза её влажно блестели, но заплакать она не смела, а только теснее прижимала к себе Митчелл, словно желая стать с нею одним целым. Плечи её всё так же подрагивали от сдерживаемых едва – едва рыданий.

В своей кроватке завозилась удивительно крепко спящая до сих пор маленькая Бекки.

– Ричард, забери отсюда Бекки, уложи в моей комнате…

Голос Полины угас, будто она боялась, что он изменит ей, если она попытается что – то ещё сказать, но потом:

– Принеси из кухни воды для Митчелл… Пожалуйста…

С этими словами она снова поцеловала дочь в холодный от пота лоб.

– Хорошо, тётя! —отозвался Ричард, прошёл к кроватке Ребекки. Даже не проснувшуюся толком девочку он легко взял на руки и пошёл к двери. Поравнявшись со Стоддардом, услышал от него:

– Позаботься о девочке, воды я принесу!

Ричард Николлс коротко кивнул, пошёл по коридору в сторону спальни Полины. Стоддард же, бросив взгляд на мать и дочь, разделивших поровну неизвестное ему несчастье, отправился за водой.

В коридоре миссис Эбигаэль он уже не увидел.

31

Вернувшись обратно со стаканом воды, мужчина увидел всё так же сидящих на постели Митчелл Полину и её старшую дочь, они всё так же держали друг друга в надежных объятиях. Митчелл всхлипывала изредка, но Николлс будто боялась даже немного отстраниться от девочки. Стоддард прошёл в комнату, не замеченной ими, остановился около Полины, протянул ей стакан. Женщина не сразу опомнилась, не ожидая, что явится именно он, ведь он просила об этом племянника.

Но мама Митчелл приняла у мужчины воду, и сказала чуть слышным шёпотом:

– Выпей, родная!

Митчелл приняла напиток, руки её сильно дрожали, но Полина Николлс помогала дочери держать сосуд. Девочка сделала несколько несмелых глотков.

– Умница… Хорошо, – снова прошептала Полина, отдала стакан обратно.

И опять над ними нависла прерванная было тишина. Полина подняла на художника глаза. Стоддарду показалось, сердце его заледенело, в душе настала холодная зима, такое страдание в них отражалось. Слёз больше не было; видно, она дала им волю, когда все ушли. Но было в этом взгляде нечто, тревожнее и ужаснее пролитых слёз: мука, вечная, непреходящая, иссушающая, отнимающая силы, будто Николлс день ото дня горела одним и тем же незатухающим пламенем.

В глубине её взгляда Филипп увидел плескавшуюся боль, она была неусыпна, неустанна. Но – нема. Не находящая выхода, она светилась в нём, мраморной бледностью ложилась на лицо. Дрожью в теле и пульсацией вен давала о себе знать.

– Спасибо…

– Ох, Полина… – вздохнул Стоддард, не отводя глаз от лица женщины.

Это было единственное, что он смог выговорить, он был бы рад никогда больше ничего этого не видеть.

32

Стоддарду не удалось заснуть той ночью, он много думал.

Ему представлялось, что Полина через несколько комнат отсюда ещё убаюкивает дочь, снова шепчет что – нибудь ласковое, гладит по волосам. Ему виделось, она сидит скованная, веки её то и дело смежаются, она дремлет, когда думает, что всё хорошо. Утомлённый её разум не в силах ясно работать, она измотана, но стоит Митчелл чуть пошевелиться, Полина уже воркует над ней, отгоняя собственный страх и тревогу.

Филипп мысленно возвращался к разговору в гостиной, который тогда показался ему странным, мучил вопросами, ответа на которые у него не было. Мужчину удивила неожиданная несдержанность Полины, совсем ей несвойственная.

Он, наконец, осознал, что неверно её понял. Она не могла быть понятной ему, будучи не похожей ни на одну из женщин, каких он когда – либо встречал. Полина не хотела жалости к себе, но сердце Филиппа отзывалось ею. Она может плыть, но почему же тонет?

Полина была из тех женщин, которые не требуя ничего, получают многое, или всё. Отважная борьба с обстоятельствами вознаграждалась такой бескорыстной и нежной любовью к ней, что борьба эта стоила свет.

Так в борьбе за жизнь Николлс давно сражалась с самой жизнью.

Больше ничего Филипп в этой женщине не разобрал…

Утром Филипп Стоддард рано спустился в кухню, но застал Полину за чашкой кофе. Оказалось, она так и не уснула. Ночные бдения отразились на её красивом лице – в нём не было ни кровинки, под глазами обозначились тени, губы искусаны в кровь. Она вежливо кивнула на приветствие Филипп, но была явно не в силах что – нибудь ему ответить. Он сел напротив неё, жестом остановил, когда Николлс попыталась налить ему кофе.

– Я сам… – он едва заметно улыбнулся.

Полина устроилась на стуле удобнее. Стоддард же внимательно на неё взглянул.

– Смогли Вы заснуть? – спустя время поборов явный стыд, женщина нарушила молчание.

– Нет, – просто ответил Филипп, глотнув кофе. —А Вы, Полина?

– Нет, – произнесла она. Оба помолчали.

Стоддард хотел что – нибудь ей сказать, но слова ободрения никогда не шли у него с языка, и утешать он почти не умел. Вместо этого он спросил:

– Как Митчелл?

Полина медлила с ответом, обвела взглядом кухню, ища нужную фразу:

– Заснула под утро с трудом, очень устала! Выпью кофе, поднимусь – посмотрю, как она там!

Филипп Стоддард согласно кивнул.

– Могу я спросить Вас?…

– Конечно… Филипп! О чём? – теперь она была само внимание и сосредоточенность.

Стоддард сделал ещё глоток кофе, чтобы промочить разом пересохшее горло.

– Что такое было ночью?

– Это… – Полина поёжилась, как от озноба. – Часто по ночам с Митчелл это происходит, ничего не могу сделать…

– Но что это? – снова спросил Филипп Стоддард.

– Последствия аварии. Два года назад мои муж и дочь разбились на машине, Дэвида не стало, а Митчелл, – голос Николлс задрожал, она всхлипнула: – Митчелл выжила…

Женщина внезапно вскочила на ноги и отошла к окну. Когда она заговорила несколько минут спустя, Стоддард не мог видеть её лицо.

– Митчелл выжила… конечно… – говорила она будто самой себе, – но…

Мужчина был уверен, сейчас слёзы катятся по её щекам, однако, виду она не подавала:

– С того времени она сама не своя, не может спать ночами, а если спит, то просыпается от кошмаров, кричит, плачет! Просит у всех прощения, потому, что осталась жива… Порой даже мне нелегко её успокоить в такие моменты!

– Вы показывали её врачам?

– Да, – коротко ответила Полина, по – прежнему не желая обернуться. – Все настаивают, что пройдёт со временем, пичкают успокоительным, но дальше никто не продвинулся, и сколько должно пройти этого времени – никто не знает! А мой ребёнок…, Впрочем, Вы видели всё, Филипп! Возможно, зря Вы остались!

– Что Вы имеете ввиду? – непонимающе спросил Стоддард.

Она резко развернулась к нему лицом.

– Покоя Вы здесь не найдёте, Филипп! – просто и искренне сказала хозяйка гостиницы. – И всё, что могу сделать для Вас, извиниться за причинённые неудобства и посоветовать быстрее уехать! Ничего больше, простите…

Она снова присела на стул против Филиппа Стоддарда. В глазах её он чётко прочёл теперь тревожное ожидание того, что сейчас же он соберёт свои вещи, а ещё, пожалуй, просьбу покинуть её дом. Она противоречива, мелькнула в голове Стоддарда мысль.

– Не собираюсь я уезжать, не вздумайте даже думать об этом!

С удовольствием он отметил, что при этих его словах женщина немного успокоилась, посмотрела в его лицо храбро.

– Спасибо!

Филипп ничего не сказал в ответ, считая, что не сказал и не сделал ничего особенного.

– Смогу я поговорить с Митчелл? Я бы хотел прогуляться с ней, сегодня! Вы разрешите?

– Да, – просьба мужчины показалась необычной, даже странной, но сказать «Да!» оказалось легко и приятно. – Думаю, и Митчелл будет не против! А что Вы хотите ей сказать?

– Позвольте это до времени останется моим секретом! – задорно сверкнул глазами Стоддард.