Текст книги "Утраченные сокровища. Знаменитые исчезнувшие артефакты"

В 1930-х годах некая Марга Бодтс дала интервью для французской прессы, в котором объявила, что она является дочерью Романова Николая Александровича – великой княжной Ольгой. Тогда женщину арестовали, обвинили в мошенничестве и осудили, после чего она должна была немедленно покинуть страну. Но в 1939 году, уже в Северной Италии, Марга вновь стала настаивать на своем «царственном» происхождении.

Марга-Ольга рассказала прессе, что своим спасением обязана решению русской императрицы Александры Федоровны, ее матери. По ее словам, еще в начале июля в церкви, расположенной около дома Ипатьева, к ней подошла крестьянка приблизительно ее возраста и предложила обменяться молитвенниками. Ольга отдала свой, а в молитвеннике неизвестной девушки нашла записку, написанную почерком матери. Там было указание немедленно идти в ризницу, где, как выяснилось, уже ждала крестьянка. Девушка предложила Ольге поменяться платьями и даже обувью. Из церкви Ольга вышла в скромной крестьянской одежонке, снаружи ее уже ожидали трое монархически настроенных офицеров. Они объяснили Ольге, что императрица, предчувствуя неминуемую беду, желает помочь своим детям, заранее организовывая каждому побег. Бежать всей семьей было невозможно. Александра Федоровна связалась с офицерами и приказала увезти Ольгу. Крестьянка по своей воле решила поменяться местами с царевной. Царица щедро вознаградила семью девочки, принявшей смерть в ночь с 16 на 17 июля 1918 года вместо княгини. Ольгу вывезли во Владивосток, а оттуда морем через Китай в Гамбург.

Марга Бодтс знала много семейных историй, была хорошо образована и внешне имела сходство с Романовыми. Это полностью убедило принца Фридриха Саксен-Альтенбургского в том, что Марга Бодтс на самом деле является представительницей семьи Романовых, и он представил ее ко двору принца Ольденбургского, крестника Фридриха-Вильгельма II. В 1949 году бывший кайзер назначил ей ежемесячную выплату в размере 80 000 золотых рублей. Платил ей пенсию и принц Ольденбургский. В ее судьбе принимал участие и папский двор.

В 1957 году Ольга встретилась со своим двоюродным братом, представителем прусского королевского дома принцем Сигизмундом, племянником кайзера. Сигизмунд не сомневался в том, что Ольга – его настоящая кузина. В 1974 году он дал интервью журналистам в своем доме в Коста-Рике, в ходе которого категорично заявил: «Мы говорили о многих вещах, неизвестных никому постороннему, потому что этим событиям свидетелями были только я и она».

Марга-Ольга поселилась на вилле у озера Комо в Италии, где вела уединенный образ жизни. Она так никогда и не вышла замуж, у нее не было близких друзей. Прожив всю жизнь затворницей, княжна умерла в 1976 году. На ее могиле выбита надпись: «В память об Ольге Николаевне, 1895–1976, старшей дочери российского императора Николая II».

В 1923 году Мишель Анше прибыла в Париж, по ее словам, из Сибири. Французская публика всерьез заинтересовалась этой молодой женщиной, так как внешне она была копия княжны Татьяны. Мишель поселилась в одной из гостиниц и жила там вплоть до своей внезапной смерти.

Мишель Анше вела светскую жизнь и планировала встретиться с вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Именно ей женщина собиралась предъявить «неопровержимые доказательства» своего происхождения. Мишель до встречи с императрицей Марией ни одной газете не соглашалась давать интервью, рассказывать, как ей удалось бежать. Но встреча так и не состоялась.

В начале января 1926 года Мишель Анше нашли в ее гостиничном номере. Убийство не было раскрыто. Так как подробности убийства полицией не разглашались, пошли слухи, что до «выжившей Татьяны» добрались большевики. Многие считали, что княжну убили из-за предполагаемых романовских вкладов в зарубежные банки.

После ее смерти в номере были найдены книги на французском и русском языках. Паспорт на имя Мишель Анше был фальшивым, настоящих документов не было. На одной из найденных книг была дарственная надпись на русском языке «Милой сестре от Анастасии».

Аверис Яковелли никогда не претендовала на родство с царской семьей. Это была тихая, спокойная женщина, с глазами, полными отчаяния. 23 января 1919 года, появившись в одной из польских деревень, она обратила на себя внимание тем, что все ее тело было покрыто шрамами. Ранения явно были серьезными. Внешне девушка была очень похожа на княжну Марию, фотографии которой можно было увидеть в газетах. Она наотрез отказывалась рассказывать о своем прошлом, и сельчане предположили, что перед ними спасшаяся от расстрела в Екатеринбурге великая княжна.

Об этом сразу узнала вся деревня, и, спасаясь от сплетен, Яковелли перебралась еще дальше, в самую глубь Польши. Но там в ней «опознали» великую княжну Марию.

Аверис не поддерживала слухов о своем происхождении и жила очень скромно. В 1921 году она вышла замуж за польского солдата Карлка Дьяногого и родила мальчика. Внешнее сходство Аверис с княжной Марией еще не повод утверждать, что она дочь Романовых, а вот рождение сына может быть подтверждением этого. Маленький Коля – так она назвала ребенка – был болен гемофилией, а это говорило о многом. Такая болезнь передается по наследству и лечению не поддается. Когда сын умер, Аверис чуть не сошла с ума. Соседи вспоминали, как она, вся в слезах, постоянно повторяла: «Погибла вся семья, все до единого». Это было воспринято как запоздалое признание в «царственном происхождении».

В 1965 году Аверис овдовела. Спустя год она снова вышла замуж – за коммерсанта Джованни Ричча. Они уехали в Швейцарию, где купили хороший дом. Муж был гораздо моложе ее, но их семейная жизнь сложилась просто замечательно, правда, детей у них не было. Мария никогда не спекулировала своим именем. Похоронив единственного сына, названного в честь своего отца, она продолжала жить, не забывая о своих родных.

Умерла она в возрасте 80-ти лет. Несмотря на то, что до конца жизни она отказывалась назвать свое настоящее имя, на ее могиле выбита надпись «Мария Романова, 1899–1979».

Единственный, кому дочь Николая Романова открыла тайну своего происхождения, был ее второй муж. Джованни сохранил дневник Аверис и отдал его на графологическую экспертизу. Почерк Аверис оказался идентичным почерку Марии. Одна из записей в нем гласила:

«Еще статья об Анне Андерсон. Не вижу в этом ничего, кроме попытки нажиться, спекулируя на имени Романовых. Половина десятого, я устала! Доброй ночи, Николай. Доброй ночи, Карлк. Доброй ночи, мама, доброй ночи папа, доброй ночи, ОТА, доброй ночи, A». Сокращения ОТА – это Ольга, Татьяна и Анастасия. В обычном сокращении четырех сестринских имен отсутствует М – то есть Марией была сама писавшая.

Джованни Ричча не стал восстанавливать имя своей покойной жены, он просто хотел убедиться, что был женат на женщине царских кровей.

В 1920 году в одной из неврологических клиник Берлина проходила курс лечения молодая женщина. В лечебницу она попала после неудачной попытки самоубийства. Кроме нервного срыва у пациентки на теле было множество следов ранений. В области груди и живота были зафиксированы многочисленные шрамы от рваных ран. Шрамы были и на голове – за правым ухом и на лбу. На стопе правой ноги было сквозное ранение. О себе женщина ничего не могла рассказать. Доктора решили, что больная страдает амнезией и записали ее в документах под именем Унбекант, что в переводе с немецкого означает «неизвестная».

Через месяц под этим именем ее перевели в психиатрическую клинику в городе Дальдорфе, где она продолжала лечиться в течение двух лет с диагнозом «душевное заболевание депрессивного характера». Фройляйн Унбекант никто не навещал. За два года лечения настоящее имя пациентки выяснить не удалось.

Однажды в больничную палату кто-то принес свежую газету «Берлинер иллюстрирте», в которой на первой полосе была размещена фотография дочерей Николая II. Соседка по палате сразу же заметила поразительное сходство «фройляйн Унбекант» с Анастасией Романовой и поспешила ей об этом сообщить. Реакция девушки была странной – она явно перепугалась, скомкала газету и в слезах попросила никому не рассказывать о ее сходстве с княжной.

В 1922 году Унбекант вышла из больницы и поселилась в доме баронессы Марии фон Кляйст, с которой познакомилась в клинике. Слухи о ее происхождении стали распространяться в обществе. Теперь она не отрицала своего родства с Романовыми. Унбекант объяснила Марии фон Кляйст, что приехала в Германию для того, чтобы встретиться с сестрой императрицы Александры. Но родственники не захотели ее признать, и вследствие этого она решилась на самоубийство. После этой неудачной попытки лишить себя жизни ее надолго поместили в больницу. Дом баронессы фон Кляйст стали посещать русские эмигранты, желавшие познакомиться с Анной, – так ее называли в доме Марии фон Кляйст.

Некоторые сразу признавали в ней дочь императора, другие были убеждены, что перед ними мошенница. Познакомиться с «княжной» решила и ее предполагаемая бабушка – мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Но, прежде чем выезжать из Дании, где на тот момент она проживала, императрица откомандировала на встречу с «внучкой» своего камердинера Волкова. Прослуживший много лет в царской семье, Волков хорошо знал всех ее членов. При встрече «Анастасия» не узнала своего старого знакомого и не ответила ни на один из вопросов, специально подготовленных для установления ее личности. Хотя это можно было объяснить тем, что после душевных потрясений и физических травм, в результате которых была повреждена голова, девушка многое могла не помнить. С Анной-Анастасией общались и другие представители рода Романовых, но к единому мнению относительно ее принадлежности к царской семье они так и не пришли.

Анна-Анастасия помнила многие случаи из детства, о которых мало кто мог знать, называла интимные прозвища членов семьи, вспоминала никому не известные моменты из жизни в Тобольске и Екатеринбурге. Ее подробный рассказ о постановке спектаклей членами царской семьи в Тобольске через тридцать лет нашел подтверждение в мемуарах учителя царских детей Гиббса. Большинство родственников считали девушку самозванкой, и только правнучка Николая II Ксения Георгиевна и великий князь Андрей Владимирович верили в правдивость ее слов.

Анна Андерсон решила обратиться в суд с иском о признании прав наследования оставшегося имущества царского двора. Процесс начался в 1938 году и продолжался около тридцати лет. Свидетелями Анны в суде были правнучка Николая II Ксения Георгиевна, великий князь Андрей Владимирович и сын личного лейб-медика императорской семьи Глеб Боткин, который все детство провел с княжнами и утверждал, что Анна на самом деле является Анастасией Романовой. Кроме того, в процессе участвовало восемь свидетелей, сообщивших о том, что лично видели в сентябре 1918 года на железнодорожной станции, расположенной на северо-западе от Перми, спасшуюся девушку, внешне очень похожую на дочь Николая II Анастасию.

Этими свидетелями были Максим Григорьев, Татьяна Сытникова, ее сын Федор Сытников, Иван Куклин и Марина Куклина, Василий Рябов, Устина Варанкина и доктор Павел Уткин, врач, который осматривал пострадавшую. Все свидетели опознали девушку как Анастасию, когда им показали фотографии великой княжны следователи Белой армии. Врач Уткин заявил, что травмированная девушка, которую он осматривал в штабе ЧК в Перми, сказала ему: «Я – дочь правителя, Анастасия».

Процесс был длительный. В 1964–1967 годах венский портной Генрих Клейбенцетль свидетельствовал о том, что он видел раненую Анастасию вскоре после расстрела в Екатеринбурге 17 июля 1918 года. За ней ухаживала его домовладелица, Анна Баудин, в доме, находившемся напротив дома Ипатьева. «Нижняя часть ее тела была залита кровью, ее глаза были закрыты, и она была бела, как полотно» – так описал девушку Генрих Клейбенцетль. «Мы обмыли ее подбородок, фрау Аннушка и я, затем она застонала. Кости, должно быть, были сломаны… Потом она открыла глаза на минуту».

Клейбенцетль был уверен, что раненая девушка находилась в доме три дня, после чего тот же красноармеец, который принес ее для оказания помощи к Анне Баудин, забрал Анастасию. О дальнейшей судьбе княжны венский портной больше ничего не знал.

Во время пребывания Анастасии у Баудин красноармейцы по всему городу разыскивали пропавшую княжну, но дом Анны не обыскивали, так как хорошо знали хозяйку. Нужно отметить, что Генрих Клейбенцетль запомнил слова, сказанные одним из красноармейцев. «Они сказали примерно вот что: Анастасия исчезла, но она наверняка не здесь». Это подтверждает то, что Анастасия не погибла.

Но доводы были и у стороны, не верившей в «воскрешение» Анастасии. Главным аргументом этих свидетелей было незнание ответчицей русского языка, в то время как княжна Анастасия свободно говорила и писала на родном языке. В ответ на это была предоставлена справка из дальдорфской психиатрической лечебницы с диагнозом кататимная амнезия, при которой больной забывает только определенные лица и события, связанные с сильными переживаниями.

Противники Анны отмечали грубость самозванки, вспоминая, что Анастасия отличалась природной добротой и озорством. Но на этот аргумент странно было бы обращать внимание. Как можно сравнивать характер ни в чем не нуждающегося ребенка из венценосной семьи и характер девушки, пережившей «расстрельную ночь», ужасы бегства и долгое лечение в психбольнице?

Аргументы защиты основывались на фактах, подкрепленных экспертизами. У Анастасии и Анны были идентичны цвет волос и глаз, размер стопы. Согласно медицинским документам, у обеих было крайне редкое врожденное заболевание стоп. Один из ортопедов, проводивших экспертизу, заметил: «Проще найти двух девушек одного возраста с одинаковыми отпечатками пальцев, чем с признаками врожденного hallux valgus». По словам судебного следователя Томашевского, шрамы, зафиксированные в берлинской больнице у «фройляйн Унбекант», совпадали с травмами, нанесенными Анастасии при расстреле в полуподвале дома Ипатьева. Кроме того, у княжны Анастасии с детства был шрам на лбу, в связи с этим у нее всегда, в отличие от сестер, была прическа с челкой. У Анны также на лбу был давний шрам.

Весомые доводы защиты уже практически убедили оппонентов, но произошел непредвиденный случай. Не желая того, Анна-Анастасия нажила себе серьезного врага в лице немецкого принца. Виною этому оказался рассказ «Анастасии» о приезде ее дяди, немецкого принца Эрнста Гессенского, в Россию в 1916 году. Эрнст Гессенский намеревался склонить Николая II к сепаратному миру с Германией, однако во время судебного процесса это было государственной тайной, о чем Анна не знала. Непонятно, откуда ребенок мог знать цель визита Эрнста Гессенского, но факт остается фактом. Принц, чтобы государственная тайна не была открыта, начал обвинять Андерсон в клевете, но она стояла на своем и, как выяснилось впоследствии, была права. Принцу Гессенскому не оставалось ничего другого, как объявить Анну самозванкой. Именно по его просьбе Анной Андерсон занялись судебные эксперты.

Первой экспертизой стал графологический анализ. Сотрудница Института графологии, доктор Люси Вайцзеккер, изучив образцы почерка Анны и сравнив их со строчками, написанными Анастасией еще при жизни Николая II, пришла к выводу, что оба текста написаны одним человеком. Нужно сказать, что позже, в 1960 году, Гамбургским судом была назначена повторная графологическая экспертиза. Графолог Минна Беккер занималась изучением выданных ей образцов около четырех лет, сравнивая все сохранившиеся образцы почерка юной княжны Анастасии с текстами на русском, немецком и французском языках. Ее вердикт был таков: «Я никогда не видела такое количество тождественных признаков в двух текстах, написанных разными людьми».

Беккер разбила доводы тех, кто акцентировал внимание на незнании Анной русского языка. Дело в том, что для анализа ей были выданы два текста, написанных рукой Анны Андерсон, – на русском и на немецком. В своем докладе, говоря о русских текстах Андерсон, доктор Беккер отметила: «Такое впечатление, будто она вновь попала в знакомую среду».

Но суд не признавал Андерсон княжной. Последним аргументом было несоответствие формы правой ушной раковины Анны и Анастасии Романовой, на что указывала экспертиза, проведенная в 20-е годы. Форма уха индивидуальна, как и отпечатки пальцев. С этим никто не спорил. А зря. В 1976 году судебный эксперт из ФРГ доктор Мориц Фуртмайер заявил об ошибке проведенного анализа по идентификации ушных раковин Анны и Анастасии. Фуртмайер обнаружил, что, сравнивая ушные раковины, эксперты рассматривали фотографию, сделанную с перевернутого негатива. Из-за этой ошибки правое ухо Анастасии Романовой сравнивали с левым ухом «фройляйн Унбекант». Сравнив фотографии правых ушей, немецкий эксперт нашел совпадение в семнадцати анатомических позициях. Для признания идентификации в западногерманском суде достаточно совпадения пяти позиций. Но ошибка была исправлена слишком поздно. Суд оставил в силе свой вердикт.

В 1961 году было вынесено решение: Анна Андерсон не имеет никакого отношения к Анастасии Романовой. Данную позицию поддержал и высший апелляционный суд в Сенате. Аргументы истицы не сочли убедительными. Однако убедительные аргументы, указывающие на то, что Андерсон не Анастасия, также не были предоставлены.

Позже Андерсон уехала в США и занималась тем, что писала книгу «Я – Анастасия». В книге было больше эмоций, чем фактов, но читатели приняли ее с восторгом. В 1968 году Андерсон вышла замуж за профессора Джона Мэнахэна. Вместе с мужем она жила в штате Виргиния до конца своих дней. После смерти свое тело Анна Андерсон завещала кремировать, что и было сделано 12 февраля 1984 года.

Когда в 2007 году были найдены тела младших членов царской семьи, Андерсон уже была мертва – тайна ее принадлежности к роду Романовых так и осталась нераскрытой.

Сразу после расстрела царской семьи, как грибы после дождя, стали появляться «спасшиеся чудом» цесаревичи. Около восьмидесяти молодых мужчин объявляли себя Алексеем Романовым. Алексей Пуцято, Василий Филатов, Николай Чеботарев, Эйно Таммет, Филипп Семенов – самые популярные из двойников. Их дети до сих пор пытаются отстаивать принадлежность своих отцов к царскому роду и требуют возвращения себе «законной» фамилии. Правда, никто из двойников детей Николая II не был так известен, как Анна Андерсон (Анастасия), и не добился такой материальной поддержки, как Марга Бодтс (Мария). Однако судьба «выжившего Алексея» в интерпретации историка Сергея Желенкова кажется просто фантастической.

Желенков провел расследование, на основании которого опубликовал в журнале «Президент» статью. Относиться к содержанию статьи можно по-разному. С одной стороны, версия Желенкова похожа на рассказ в жанре альтернативной литературы. Но если сопоставить все приведенные им факты и логически поразмышлять, то все может быть…

Историки опровергают все умозаключения Сергея Желенкова и называют его лжецом, но можно ли говорить о правдивости истории в целом? Откройте учебники истории, изданные, предположим, в 60-х или даже в 80-х годах прошлого столетия, и сравните факты, изложенные в них, с теми, которые приводят авторы учебников 2000-го года издания.

Итак, Желенков убежден, что семье Романовых (в полном составе) удалось выжить. Секретный туннель в доме Ипатьева, проложенный еще в 1905 году, выходил к зданию ближайшей фабрики. В 1977 году во время сноса дома Ипатьевых строители на самом деле обнаружили не указанный в планах здания подземный ход. Побег семьи организовала группа офицеров царского Генерального штаба. Большевикам не было выгодно, чтобы народ считал, что члены царской семьи живы, но в будущем они намеревались использовать Николая и его материальные активы в политических целях. В окрестностях Сухуми была построена дача, где проходили встречи Сталина с Николаем. Император бывал и в Москве. Царица Александра жила в Украине. Дочери императора также все были живы. А цесаревич, по версии Желенкова, не просто был жив, но даже сделал карьеру. Романов Алексей Николаевич стал красноармейцем Алексеем… Косыгиным.

Во всех источниках биография Косыгина начинается с пятнадцатилетнего возраста. Ни каким он был ребенком, ни как и где обучался грамоте, неизвестно. А история жизни цесаревича завершается в его четырнадцать. Странное совпадение.

Во время войны Косыгин организовывал эвакуацию промышленных предприятий Ленинграда и занимался прокладкой «Дороги жизни». Операция прошла успешно. Желенков приписывает этот факт тому, что юный цесаревич много раз ходил по Ладоге на царской яхте «Штандарт» и хорошо знал окрестности озера. Этот факт не кажется особенно убедительным для подтверждения личности, но Желенков приводит его как довод.

Все знали о болезни цесаревича, но как Алексей Николаевич, если он на самом деле был царским сыном, мог пройти войну, будучи неизлечимо болен? Надо сказать, что точные медицинские данные о заболевании мальчика нигде не были зафиксированы. Болезнь наследника скрывали от народа. Но если документов, подтверждающих диагноз «гемофилия», нет, может быть, и не было этой болезни? Как, чем и от чего лечил его Распутин, на самом деле неизвестно, а слухи ходили разные. По одним сведениям, перед расстрелом Алексей был так плох, что отец нес его на руках, по другим – Алексей настолько оправился, что вместе с отцом пилил дрова и играл с сестрами в подвижные игры. В любом случае, для лечения «царской» болезни уже в те времена использовались препараты факторов свертывания крови. Царский сын – не крестьянский мальчонка, для него-то любые лекарства отыскали бы. При правильном лечении с гемофилией можно прожить столько же, сколько живут и здоровые люди.

Интересно складывалась и карьера Алексея Николаевича Косыгина. После войны, когда каждого второго отправляли в лагеря, карьера Косыгина не просто растет, а растет как на дрожжах. Мастер текстильной фабрики «Октябрь» через два года становится ее директором, а спустя еще два года – главой исполкома Ленинградского Совета. Уже через год Косыгин занимает должность народного комиссара текстильной промышленности СССР. Такой карьерный взлет Желенков объясняет не только талантами спасшегося Романова, но и протекцией самого Иосифа Сталина. По воспоминаниям очевидцев, Сталин очень хорошо относился к Алексею, полушутливо называл его «царевичем». Косыгин никогда не участвовал в партийной борьбе и сохранил свои позиции при Хрущеве и Брежневе. Он единственный из всего политбюро позволил себе не поддержать ввод советского воинского контингента в Афганистан. Его голос не стал решающим, но сам факт…

Пост главы правительства Косыгин занимал на протяжении долгих шестнадцати лет. И что еще удивительно, очень часто на переговоры с иностранными руководителями ездил именно он, даже в тех случаях, когда решались вопросы, не входящие в его компетенцию. Быть может, это потому, что руководители некоторых иностранных держав предпочитали встречаться с особами, принадлежащими к царской семье?

Версию о том, что Председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин действительно мог быть наследником престола, поддерживают и западные историки Том Мангольд и Энтони Саммерс. Они считают, что немецкий император Вильгельм II мог каким-то образом (не исключено, что решающую роль сыграла значительная сумма) договориться с революционерами и вывезти в Германию Александру Федоровну с дочерьми. Женщины семьи Романовых на трон претендовать не могли, а значит, угрозы для Москвы не представляли. Император Николай и цесаревич Алексей остались у большевиков в качестве заложников. Ленин понимал, что у Николая не будет выбора и он откроет доступ к семейным и государственным вкладам, хранящимся в банках Европы и США. Молодой советской республике необходимо было развиваться. Мангольд и Саммерс не исключают возможности того, что взамен Николай потребовал от Сталина обеспечить безопасность своего сына, и Иосиф Виссарионович, пообещав заботиться о цесаревиче, сдержал слово.