Текст книги "Генрих VIII. Жизнь королевского двора"

16
«Плеяда выдающихся мужей»

В мае 1512 года Уильям Блаунт, лорд Маунтжой1, дальний родственник короля, сменил графа Ормонда в должности лорда-камергера королевы Екатерины. Блаунт отличался от людей своего круга тем, что славился как ученый-гуманист – не только в Англии, но и за ее пределами. Его блестящие способности проявились уже в детстве, и сэр Джеймс Блаунт, его дядя и опекун, отправил племянника учиться в Париж, где одним из наставников юного Уильяма стал Эразм Роттердамский. Учитель с учеником подружились, и когда в 1499 году Маунтжоя вызвали обратно в Англию для заключения брака с юной наследницей Элизабет Сей, он пригласил Эразма погостить в своем гринвичском доме.

Блаунт обладал многими качествами: богатый дворянин; воин, сражавшийся за Генриха VII во время Корнского восстания (1497); наконец, просвещенный человек. Скромный, отличавшийся возвышенным образом мыслей, он не тратил времени на азартные игры или пустое времяпрепровождение. Эразм был очень высокого мнения об учености Блаунта, называл его изящным латинистом²; вероятно, по этой причине Генрих VII в 1499 году пригласил Блаунта преподавать науки для принца Генриха. Есть все основания полагать, что Блаунт, с его могучим интеллектом, долгое время оказывал серьезное влияние на своего ученика. Именно он в 1499 году привез Эразма и Томаса Мора в гости к детям короля во дворец Элтем. В 1505 году Маунтжой уже был тайным советником. Благодаря дружбе с Эразмом он вошел в круг гуманистов, включавший также Томаса Мора, Томаса Линакра, Уильяма Гросина и Джона Колета.

Возвышение Маунтжоя отражало интерес короля и королевы к образованию в целом и к учению гуманистов в частности. Многолетняя безупречная служба и преданность членов его семьи короне давали ему преимущества перед другими претендентами; точно так же он был верен Екатерине, пока она была королевой. Маунтжой женился на одной из ее испанских придворных дам, Инес де Венегас, которая стала второй из его четырех жен.

Генрих VIII поощрял назначение таких людей на высокие должности. В эпоху Ренессанса правителю надлежало окружать себя учеными людьми, которые одним своим присутствием привлекали внимание к эрудиции короля и, таким образом, добавляли блеска его славе. Дед Генриха VIII, Эдуард IV, «с большой любовью поощрял мудрых и образованных людей»³, а его отец, Генрих VII, «сам был не чужд учености»⁴ и не сторонился гуманизма. И все-таки глубже всего на интеллектуальное развитие Генриха VIII, вероятно, повлияла его бабка Маргарет Бофорт, одной из первых начавшая покровительствовать «Новому учению», как тогда называли гуманизм.

Эпоха Возрождения, как свидетельствует ее название, стала временем возрождения, или открытия, классических трудов Древней Греции и Рима. Те, кто занимался их изучением и разрабатывал на этой основе философские доктрины, получили известность как гуманисты (от слова «humanitas», тогда означавшего «культура»). Начало гуманизму положил в XIV веке флорентиец Петрарка, и вскоре Италия вновь стала центром европейской цивилизации. В Англию, находившуюся на окраине Европы, свежие веяния проникали не сразу, но одной из первых примет Ренессанса был именно рост влияния гуманистической мысли, ставший заметным к концу XV столетия. До того времени образование и ученость в значительной мере оставались в руках Церкви, но с распространением книгопечатания и грамотности, а также с развитием капитализма миряне начали интересоваться науками и задаваться вопросами об окружающем мире.

Увлечение Античностью, естественно, привело к активному изучению древних языков. Латынь, служившая общим языком для Европы, в Средние века подверглась существенным искажениям, а греческий мало кто знал. Ученые-гуманисты стремились возродить их былое величие, чтобы лучше понимать классических авторов и, конечно, Писание в его оригинальном виде. Именно Эразм внес наибольший вклад в возрождение латинского языка и много способствовал восстановлению интереса к греческому. Со своими друзьями, к примеру с Томасом Мором, он вел переписку на классической латыни.

Генрих VIII пытался овладеть греческим, но, вероятно, был вынужден отложить его из-за текущих дел. Тем не менее он изучил этот язык в достаточной мере, чтобы сделать замечание епископу Танстоллу, который в своем толковании святого Иоанна Златоуста «вложил неверный смысл в его слова»⁵. Король горячо выступал в защиту греческих наук. Узнав в 1521 году о существовании в Оксфорде Общества троянцев, которые поносили не только греческий язык, считая его нечестивым, но и самого Эразма, Генрих пригласил одного из его членов прочесть перед ним проповедь в Абингдоне. Слушая этого человека, который разражался с кафедры громкими тирадами, Генрих и его секретарь Ричард Пейс многозначительно улыбались друг другу. По окончании проповеди король попросил Томаса Мора устроить диспут с проповедником. Доводы последнего были быстро опровергнуты, и он, упав на колени, стал умолять короля о прощении, говоря, что слова были подсказаны ему духом. «Однако это был не дух Христа, но дух глупости», – укоризненно произнес Генрих. После этого горе-проповедника вынудили признаться в том, что он не читал ни одного из произведений Эразма, и король резко упрекнул его: «Лучше бы у вас достало глупости порицать то, что вы прочли». Это побудило беднягу вспомнить, что он все-таки читал «Похвалу глупости», а Пейс сухо заметил: «Это сильно меняет дело, ваше величество». Генрих распорядился, чтобы этот вития никогда больше не читал проповедей перед ним⁶.

Гуманизм существовал бок о бок – не всегда мирно – со средневековой схоластикой, представители которой считали Писание, творения святого Фомы Аквинского и Отцов Церкви вершинами мудрости, сопротивляясь любым попыткам переосмыслить их. Многие ранние гуманисты, не говоря уже о самом Генрихе VIII, тоже были схоластами, однако схоластика уже угасала, уступая место критическому разбору. На заре Реформации Новое учение все больше отождествлялось с антиклерикализмом и церковными реформами. Неудивительно, что гуманисты разделились в своих симпатиях.

В Англии особую роль в распространении Нового учения сыграли пять человек: Дезидерий Эразм, Томас Мор, Джон Колет, Уильям Гросин и Томас Линакр. Не все они блистали при дворе, но каждый был признанным ученым-гуманистом, известным во многих странах. Влияние, которое они оказывали на двор и на всю общественную жизнь, невозможно переоценить.

Ранние гуманисты выступали за общество платоновского образца: светская элита – даже короли – должна получать первоклассное образование, чтобы обладать эрудицией и красноречием, необходимыми для служения обществу. Описание совершенного придворного в «Утопии» Томаса Мора (1516) вполне соответствует образу идеального джентльмена эпохи Тюдоров. Вдохновленные Цицероном, гуманисты также настаивали на введении в школах и университетах более широкой и свободной учебной программы, с большим упором на классику и естественные науки. По их мнению, каждый человек был обязан полностью раскрыть все свои дарования, полученные от Бога, как интеллектуальные, так и физические; гуманисты также призывали к прекращению войн и к тому, чтобы богатые принимали во внимание нужды бедных. Но прежде всего они хотели, чтобы люди шире смотрели на мир и не так пессимистично относились к человеческой природе. В общем, их можно считать провозвестниками идеи общего блага.

Всех английских гуманистов связывали дружеские отношения, они были членами одного кружка и с гордостью причисляли к нему голландца Эразма. Тот, в свою очередь, заявлял, что им «нет равных в Италии»⁷: это можно считать высокой похвалой, учитывая, что гуманизм зародился на Апеннинах.

Дезидерий Эразм был одним из величайших умов своего времени. Внебрачный сын монаха, он появился на свет около 1466 года в Роттердаме, провел несчастную юность в монастыре (его освободили от обетов только в 1517 году), затем посвятил жизнь науке. Эразм стал блестящим литератором и страстным поборником истины. При этом, сознавая собственную значимость, он ожидал, что ему предоставят средства, необходимые для продолжения ученых занятий в удобной обстановке, и бóльшую часть своей жизни искал богатых покровителей. Великий ученый не всегда был приятным собеседником: остроумный и эрудированный, он иногда смущал своих визави чрезмерно откровенными высказываниями и часто жаловался на многочисленные недуги. Враги яростно критиковали его, обвиняя в заносчивости за то, что он осмелился заново перевести Евангелия на латынь.

Эразм был высокого мнения об Англии, ее короле, которого назвал «универсальным гением», и королеве, с которой вел регулярную переписку, однако так и не добился их покровительства. В 1499–1517 годах он семь раз посещал Англию, иногда по приглашению Томаса Мора. Во время этих визитов он привлек к себе внимание архиепископа Уорхэма и епископа Фишера, благодаря которым смог прочесть лекции в Кембридже, а также кардинала Уолси, назначившего ему содержание. Короля же, вероятно, насторожила антипапская направленность «Похвалы глупости» (1511), и он мало что сделал для ученого, хотя превозносил до небес его произведения. В 1521 году Эразм поселился в Базеле, где продолжил сочинять различные труды, заниматься науками и переписываться со своими многочисленными друзьями и поклонниками. Его величайшими достижениями стали переводы Нового Завета и работ святого Иеронима. Эразм скончался в 1536 году.

Томас Мор, самый известный из английских гуманистов, родился в Лондоне около 1478 года в семье судьи. Когда Джон Мор, его отец, обнаружил, что Tомас занимается в Оксфорде греческим языком, он немедленно забрал его оттуда и отправил в Линкольнс-Инн изучать правоведение⁸. Позже Томас раздумывал над тем, чтобы принять сан, но решил, что не может отказаться ни от радостей плоти, ни от карьеры правоведа, которая оказалась крайне успешной. В 1502 году, когда Мора вызвали в Бар, он уже славился как один из лучших знатоков классической древности и великолепно владел латынью и греческим. В 1504 году он стал членом парламента, а в 1510-м – помощником шерифа лондонского Сити.

В 1505 году Томас Мор женился на Джейн Колт, которая родила ему четверых детей – Маргарет, Джона, Элизабет и Сесилию – и скончалась в 1511 году, будучи всего лишь двадцати трех лет от роду. Вскоре Мор вступил в новый брак, чтобы его малолетние отпрыски не оставались без матери. Выбор пал на Элис Миддлтон – вдову, которая была «стара, тупа и груба»⁹ и уж точно не имела никакого отношения к наукам. Однако, несмотря на свои недостатки, эта женщина оказалась прекрасной хозяйкой, и Мор со временем полюбил ее. В 1512 году он взял под опеку малолетнюю наследницу Анну Крезакр, которая воспитывалась в его доме и получала образование вместе с его детьми. В 1529 году Анна вышла замуж за Джона, сына Мора. Мор также принял в семью некую Маргарет Гиггс, которая позже стала известна благодаря своим познаниям в греческом языке. В 1526 году она стала женой своего учителя доктора Джона Клемента, который тоже жил у Мора и позднее возглавил Королевскую коллегию врачей.

Дом Мора в Баклерсбери, в лондонском Сити, вскоре приобрел славу не только места встреч ученых-гуманистов, но и уголка семейного счастья. По словам Эразма, дом «дышал счастьем»; все в нем держалось на твердых христианских принципах, и он напоминал Платоновскую академию¹⁰. Дети Мора, даже дочери, получили классическое образование; их обучали латыни, греческому, логике, философии, теологии, математике и астрономии. Отец обменивался с ними письмами на латыни и находил время для забав и веселья. В доме держали несколько диких животных-питомцев, имелся также вольер для птиц.

Мор обладал сложным характером. Ричард Пейс называл его «смеющимся философом». Спокойный, добрый, остроумный и мудрый, он обладал непоколебимой верой, отказывался идти на компромисс со своими принципами и чем-то напоминал аскета, хотя был не лишен чувственности. Ревнитель благочестия, он носил на теле власяницу, с презрением отказывался от красивой одежды и золотых украшений. Джон Колет, духовный наставник Мора, называл его «единственным гением Англии». Мор умел дружить, был по-настоящему очарователен и изысканно вежлив, но в возбужденном состоянии мог говорить резко и язвительно, а кроме того, очень любил использовать грязные слова, понося еретиков и всех, кого не одобрял. «К его замечательному остроумию, – писал Эдвард Холл, – всегда примешивались язвительность и насмешливость».

Мор остался в народной памяти не только как мученик, но и как талантливый писатель. Первый успех пришел к нему в 1511 году, когда вышел его перевод жизнеописания итальянского гуманиста Пико делла Мирандолы. Вскоре последовали и другие работы, тоже получившие признание.

Джон Колет – богач, сын лорда-мэра Лондона – учился в Оксфорде, где позже читал лекции, так же как во Франции и в Италии; в 1498 году его рукоположили в священники. Высокий, красивый, склонный к строгости в одежде и образе жизни, но обладавший веселым нравом, он был великим ученым, страстным любителем истины и сторонником обращения к изначальным библейским текстам. «Когда Колет говорит, – писал Эразм, – я будто слушаю Платона»¹¹. В 1505 году Колета сделали настоятелем собора Святого Павла в Лондоне, а четыре года спустя он основал школу Святого Павла. Первым ее директором стал Уильям Лили, опытный лингвист, введший преподавание греческого языка и в соавторстве с Эразмом написавший учебник латыни, который лег в основу пособия, позже разрешенного Генрихом VIII для использования в грамматических школах¹². Король очень уважал как Лили, так и Колета.

Уильям Гросин – священник, получивший образование в Винчестере и Оксфорде, – в 1488 году, когда ему было сорок лет, уехал в Италию и благодаря редкому в то время знанию греческого языка смог принять участие в переводе трудов Аристотеля. По возвращении на родину в 1491 году он преподавал греческий язык в Оксфорде, но предпочел получить бенефиций[43]43
   Бенефиций – доходная должность, предоставляемая священникам за заслуги и оплачиваемая из церковной кассы.


[Закрыть] при церкви Святого Лаврентия в еврейском квартале Лондона. Гросин умер в 1519 году.

Доктор Томас Линакр в 1509 году стал одним из личных врачей Генриха VIII, с жалованьем в размере 50 (15 000) фунтов стерлингов в год. Он тоже окончил Оксфорд, выучил греческий, потом уехал в Падую изучать медицину. Опыт, приобретенный в Италии, обеспечил ему место в авангарде английского гуманистического движения; Эразм называл Линакра «самым глубоким и проницательным мыслителем из всех, кого я встречал»¹³. Линакр перевел на латынь несколько древнегреческих медицинских трудов, принадлежащих перу Галена и Гиппократа, преподавал греческий в Оксфорде, некоторое время был врачом Генриха VII и наставником принца Артура. Линакр получил известность как лучший врач страны, у него лечились Уолси, Уорхэм, Фокс, Мор, Эразм и Колет.

Генрих VIII стремился снискать всемирную славу покровителя ученых не только из-за престижа: он искренне наслаждался вдохновляющим обществом образованных людей и стремился привлечь их к своему двору. Действительно, согласно Эразму, король предпочитал «плеяду выдающихся мужей» компании «молодых людей, утопающих в роскоши, женщин или знатных господ в золотых цепях»¹⁴. Примеру короля следовали остальные, и в результате к 1520-м годам двор стал напоминать академию, где предавались интеллектуальным занятиям. В 1519 году Эразм писал о Генрихе, что тот «открыто выставляет себя покровителем словесности. Королевский двор изобилует учеными, их там больше, чем в любом университете», и добавлял, что это «настоящий музей знаний»¹⁵. По мнению Томаса Мора, благодаря культивированию Генрихом всех «свободных искусств» двор стал напоминать «храм муз»¹⁶.

Хотя король соглашался не со всеми сторонами Нового учения – пацифистом он определенно не был, – своих детей он воспитывал согласно гуманистическим принципам. К счастью, большинство ученых, которым он покровительствовал, не успели увидеть, как он ведет разорительные войны, расточая ресурсы, которые мог бы пустить на образование и улучшение благосостояния своих подданных.

Многие из тех, кто служил Генриху VIII, были гуманистами. Историк Полидор Вергилий, друг Эразма, родом из итальянского города Урбино, приехал в Англию около 1500 года в качестве папского сборщика податей и остался, так как ему предоставили английское гражданство. Генрих VII попросил его написать историю Англии. Этот великий труд занял тридцать три года. «Anglia Historia» была опубликована в 1534 году в Базеле, с посвящением Генриху VIII. Ученый продемонстрировал систематический, рациональный и критический подход к изложению исторических событий, не страдая ни легковерием, ни морализмом, к которым в прошлом имели склонность авторы исторических сочинений, преимущественно монастырских хроник. Как и ожидалось, его работа вызвала споры: некоторых возмутило утверждение Вергилия о том, что легенды о короле Артуре отчасти вымышлены. Труд Вергилия отличался предвзятостью – высочайшие покровители ученого представали в выгодном свете, – но тем не менее он установил новые стандарты в исторической науке, его читали, ему подражали¹⁷.

Катберт Танстолл, епископ Дарема, проведший шесть лет в Падуанском университете, тоже был гуманистом и входил в круг Мора. В 1522 году он посвятил Мору свой трактат по математике «De Arte Supputendi» – «Об искусстве предполагать». В 1513 году король назначил другого гуманиста, Андреа Аммонио из Лукки, друга Эразма, своим латинским секретарем; именно Аммонио в 1516–1517 годах помог Эразму освободиться от монашеских обетов. Родственник Аммонио и его коллега-гуманист Питер Вэннес служил секретарем сначала у Уолси, а затем у Генриха VIII. Выдающимся ученым-гуманистом был и Ричард Пейс, еще один королевский секретарь, а Брайан Тьюк, казначей службы Покоев при Генрихе, состоял в переписке с Эразмом. Король возвышал этих людей, чье образование и мировоззрение давало им возможность служить монарху лучше, чем это делали многие дворяне с длинной родословной.

Благодаря трудам Эразма и других гуманистов, покровительству Маргарет Бофорт, Джона Фишера, а позднее и Томаса Уолси, в 1525 году основавшего колледж Кардинала в Оксфорде, Новое учение проникло в университеты Оксфорда и Кембриджа. К сожалению, покровительство Генриха VIII ученым в основном ограничивалось двором; он не проявлял особого интереса к университетам, пока в начале 1530-х годов не решил заручиться их поддержкой в деле об аннулировании брака с Екатериной, и только в последние годы правления занялся созданием новых учебных заведений.

Екатерина Арагонская, напротив, уделяла много внимания образованию. Ей тоже нравилось находиться в обществе ученых, которые стекались ко двору, она извлекала пользу от общения с ними, однако не пренебрегала и университетами. В 1518 году королева посетила Мертон-колледж в Оксфорде, где студенты встретили ее, «выказывая столько радости и любви, словно она была самой Юноной или Минервой»¹⁸. Екатерина выделяла средства на приглашение лекторов в Оксфорд и Кембридж и выплату им жалованья, поддержала основанный Маргарет Бофорт Колледж Святого Иоанна в Кембридже; по примеру Маргарет помогала деньгами обедневшим студентам и проявляла интерес к колледжу Уолси в Оксфорде.

Екатерина училась у гуманиста Петра Мартира и была «редкостным и прекрасным защитником»¹⁹ Нового учения. Ей посвящались многие труды, и Эразм придерживался мнения – не оглашая его во всеуслышание, – что ученостью Екатерина превосходила своего супруга²⁰.

Распространение знаний, грамотности и образования в эпоху Ренессанса происходило благодаря гуманизму и, конечно, облегчилось после изобретения книгопечатания. С 1476 года, когда Уильям Кекстон установил первый печатный станок в Вестминстере, книги и брошюры стали выходить в свет с ошеломляющей скоростью. После смерти Кекстона в 1491 году станок перешел к его главному помощнику, эльзасцу Винкину де Ворде, протеже Маргарет Бофорт. Ворде перевез пресс на Флит-стрит и до своей смерти в 1535 году успел издать множество важных книг, получив звание королевского печатника. Одним из его преемников – это касалось и звания, и станка – был знаменитый Томас Бертелет.

Так как книги стоили дорого и были доступны лишь немногим богачам, их содержание изначально отражало интересы высших классов, которые сперва восприняли Новое учение в штыки. Чаще всего издавали труды на религиозные темы и истории о рыцарях. «Во времена наших праотцев на нашем языке читали мало, не считая книг о рыцарстве», – вспоминал великий ученый Роджер Эшем в 1570 году. Наиболее популярной из них была «Смерть Артура» сэра Томаса Мэлори (написанная около 1479 года и опубликованная в 1485-м), и Эшем мог только сожалеть о том обстоятельстве, что «главная ее прелесть состоит в описании жестоких убийств и откровенной непристойности»²¹. Знатные люди любили также средневековые романы, руководства по этикету и охоте, но больше всего им приходились по вкусу исторические труды, такие как «Новые хроники Англии и Франции» Роберта Фабиана (1516).

Полидор Вергилий внедрил новый подход к написанию исторических сочинений и вдохновил своим примером целое поколение авторов. Правда, морализаторство прошлых времен не было забыто. Когда Томас Мор работал над своей «Историей Ричарда Третьего» (ок. 1514), он ожидал от читателей, что те извлекут из его труда важный политический урок; во многих других отношениях это была первая биография в современном смысле слова²².

В отличие от Мора, правовед Эдвард Холл – не гуманист, но современник и очевидец описываемых событий – создал прекрасную по языку, но традиционную по форме хронику правления Генриха VIII, с яркими описаниями живых картин и важных государственных церемоний. Будучи бесценным источником сведений о том времени, она отличается некритичностью и льстивостью²³.

Распространение учения гуманистов вскоре привело к изменению взглядов на жизнь и публикации более сложных произведений; некоторые содержали сомнительные идеи или даже были еретическими. Попытки регулировать книгопечатание не всегда приводили к успеху: запрещенные книги тайком ввозили в Англию из-за границы. Печатное слово оказывало сильнейшее воздействие на людей, побуждало к изучению прогрессивных идей, знакомило с новыми идеологиями, но все это нередко было сопряжено с опасностью.

Традиционные рукописные книги с иллюстрациями по-прежнему ценились и зачастую стоили очень дорого. Как правило, первые экземпляры печатных книг снабжали сделанными от руки иллюстрациями, чтобы они напоминали манускрипты. В 1525 году Генрих VIII нанял на службу «иллюстратора книг» по имени Ричард Джеймс²⁴.

В раннетюдоровский период было создано мало выдающихся литературных произведений. Эра Чосера давно миновала, хотя его сочинения, впервые напечатанные в 1532 году с предисловием казначея королевских Покоев Брайана Тьюка²⁵, оставались невероятно популярными. До появления пьес Шекспира оставалось еще несколько десятилетий. Лучшими образцами прозы по большей части были переводы старых литературных трудов. Генрих VIII убедил Джона Буршье, лорда Бернерса, доблестного наместника Кале, заняться переводом хроник Жана Фруассара (осуществленным в 1523–1525 годах) в надежде, что «его достойные подданные» вдохновятся славными воинскими подвигами предков и станут подражать им²⁶. Бернерс также перевел любовный роман «Юон Бордоский» (ок. 1534) по заказу леди Элизабет Кэрью и «Золотую книгу Марка Аврелия» Антонио де Гевары (1535), которую называли «зерцалом для принцев»²⁷. Во время вторжения во Францию (1513) Генрих VIII также заказал ему английский перевод биографии своего любимого героя, Генриха V, написанной в 1437–1438 годах на латыни гуманистом из Феррары Тито Ливио да Форли²⁸.

Генрих VIII потратил целое состояние на иллюстрированные рукописи и печатные книги; многие привозились из Франции и Италии. Часть своей коллекции он унаследовал от отца и Маргарет Бофорт, оставившей ему «Хроники» Фруассара. В книжном собрании короля имелось много экземпляров Библии, труды Аристотеля, Цицерона и Фукидида, богословские сочинения – творения Отцов Церкви и авторитетных схоластов, включая Фому Аквинского, Альберта Великого, святого Бонавентуры, Иоанна Солсберийского и Пьера Абеляра²⁹. Попадались и обычные романы, и рыцарские истории, и научные трактаты.

Начало Королевской библиотеке положил в первые годы XIII века Иоанн Безземельный. Тогда книги путешествовали с монархом. В конце XV века, после того как сменявшие друг друга правители, включая Эдуарда IV и Генриха VII, добавили к этому собранию немало новых томов, библиотеку стали размещать в особых комнатах королевских дворцов.

При Генрихе VIII королевское собрание значительно расширилось. В Ричмонде, Гринвиче, Хэмптон-корте и Уайтхолле имелись библиотеки, за которыми следили хранители дворцов; при каждой состоял свой библиотекарь. Первым на эту должность в правление Генриха VIII был назначен фламандский ученый Жиль д’Эв. В библиотеках стояли столы и кафедры с приделанными внизу полками для хранения книг; пристенные стеллажи вошли в моду только в конце века. Королевский переплетчик делал переплеты из бархата, красного и черного, и кожи³⁰, после чего тома нумеровали и расставляли в алфавитном порядке³¹. Некоторые книги и рукописи из коллекции Генриха VIII сохранились до наших дней. Отдельные экземпляры хранятся в Британской библиотеке; около сотни дубликатов были подарены после смерти Генриха оксфордскому Тринити-колледжу, причем часть их была первоначально приобретена в монастырских библиотеках. Остатки книжного собрания Генриха VIII, вероятно, стали ядром нынешней Королевской библиотеки в Виндзоре.