Текст книги "Генрих VIII. Жизнь королевского двора"

Сам же Генрих считал себя образцом добродетели, и многие полагают, что он действительно был им в сравнении с другими правителями, такими как Эдуард IV и Франциск I. Разгадка состоит в том, что Генрих отличался чрезвычайной скрытностью и, пускаясь в любовные похождения, проявлял гораздо большую осмотрительность, чем другие короли. У каждого из царственных супругов имелись свои апартаменты, и Генрих посещал ложе королевы только по собственной инициативе, что заметно облегчало поддержание тайных связей. Несмотря на утверждение Поула, некоторые любовные истории Генриха, как мы увидим, продолжались годами. Есть сведения, что он селил своих любовниц в Гринвичском замке, известном прежде как Крепость герцога Хамфри[38]38
   Имеется в виду герцог Глостер, младший брат короля Генриха V.


[Закрыть], который в 1526 году подновили по его приказу и переименовали в Майефлор – «Болотный цветок»⁵⁵.

Генрих никогда не был грубым в своих речах и не любил скабрезных шуток. Однажды, путешествуя по воде в Гринвичский замок, дабы навестить «прекрасную даму, которую он любил и поселил в башне посреди парка» (кто это такая, мы не знаем), король, «будучи склонен к веселью», предложил сэру Эндрю Флэммоку завершить стих для него. Генрих начал:

 
Внутри этой башни
Живет милашка,
По ком мое сердце вздыхает…
 

На что Флэммок, чуждый возвышенных чувств, ответил:

 
В час, что назначен,
Она ссыт, не иначе,
И газы громко пускает.
 

Генрих был так оскорблен, что выпалил: «Пошел вон, негодяй!» – и прогнал этого человека с глаз долой⁵⁶. В 1542 году сэр Уильям Пэджет решил принести извинения королю за то, что ему пришлось сообщить о «неприличном» заявлении Франциска I: дескать, тот скорее «сделает свою дочь шлюхой в борделе», чем встретится с императором в бою⁵⁷.

Эта глубокая щепетильность проявлялась и в других ситуациях. Генрих, который аннулировал три своих брака, гневно осуждал сестру Маргариту, когда та развелась со своим супругом, чтобы выйти замуж за другого мужчину. Он был суров с проститутками, которые следовали за его армией, и неумолимо уничтожил публичные дома, которые веками уродовали саутуаркский берег Темзы.

Порой Генрих открыто демонстрировал свое отношение к женщинам, которых любил, но никогда не ставил их в неловкое положение. Кое-кто отмечал, что он не был вдохновенным или романтичным любовником, однако письма Генриха к Анне Болейн, которые будут процитированы ниже, доказывают его способность испытывать глубокую страсть и проникновенные чувства. То, что Анна не подпускала его к себе по меньшей мере шесть лет, вовсе не говорит о недостатке пыла у Генриха: как настоящий рыцарь и джентльмен, он не мог прибегать к насилию.

Король признал только одного своего внебрачного ребенка, хотя, по слухам, их было гораздо больше. Вероятно, дело в том, что он был удачлив или осторожен, хотя некоторые авторы объясняют отсутствие у Генриха многочисленного побочного потомства его низкой способностью к оплодотворению, оставляя без внимания тот факт, что первые две жены регулярно беременели от него. Кроме того, высказывалось предположение, что Генрих, расторгший два брака как кровосмесительные и, следовательно, незаконные⁵⁸, был жертвой эдипова комплекса. На самом же деле его заявления в обоих случаях были вполне обоснованными, и нам слишком мало известно о его отношениях с матерью, чтобы делать подобные выводы.

Один из рассказов о короле выглядит явно апокрифичным. Уильям Растелл, племянник сэра Томаса Мора, и изгнанник-иезуит Николас Сандер, который в 1585 году создал трактат в католическом духе, осуждавший Генриха и его вторую жену Анну Болейн, утверждали, будто Анна – плод раннего романа короля с ее матерью Элизабет Говард. Об этом, безусловно, говорили при дворе, и в 1535 году член парламента сэр Джордж Трокмортон прямо обвинил Генриха в «шашнях» как с матерью Анны, так и с ее сестрой Марией.

«С матерью – никогда», – заявил Генрих. «И с сестрой – никогда», – солгал Кромвель⁵⁹, готовый поддержать короля и, должно быть, прекрасно знавший, что у того был роман с Марией Болейн (о чем подробнее рассказывается ниже). Однако в момент зачатия Анны Генриху, вероятно, не исполнилось еще и десяти лет, так что он не мог быть ее отцом. Тем не менее не стоит забывать, что нет дыма без огня. Хотя Генрих отрицал связь с леди Болейн, нельзя исключать, что она имела место, когда он был подростком.

14
«Скорее божественные, чем человеческие»

В июле 1510 года, совершая ежегодный объезд страны, Генрих сделал первую остановку в замке Виндзор. Одна из старейших королевских резиденций, построенная Вильгельмом Завоевателем около 1070 года, в XII веке была превращена в мощную крепость Генрихом II. Королевские покои Плантагенетов, расположенные вокруг трех внутренних дворов в Верхнем оборонительном поясе (на месте современных государственных апартаментов), все еще использовались, хотя Эдуард III расширил и модернизировал их в XIV веке, создав впечатляющий холл Святого Георгия (тогда длина его была наполовину меньше, чем сейчас) с крутой деревянной крышей и личной часовней в одном конце. Эдуард IV реконструировал королевские покои, добавив, в частности, Большую сторожевую палату. При Генрихе VII возвели башню с роскошными помещениями, эркерными окнами и плоскими кессонными потолками, которые украшали четырехлистники и розы. На первом этаже этой башни, сильно перестроенной, сейчас находится Королевская библиотека. В комнате, примыкавшей к спальне короля, висела картина, изображавшая осаду Родоса мальтийскими рыцарями в 1480 и 1522 годах1. В расположенных рядом покоях королевы имелась комната, потолок которой был украшен маленькими зеркальцами2. Снаружи были сад – о нем мы знаем очень мало – и виноградник.

В то время Виндзор был, по сути, средневековым замком, а не тюдоровским дворцом. Из-за этого Генрих пользовался им реже, чем более современными резиденциями, и приезжал туда только в теплые месяцы, когда охотился в Главном парке и Виндзорском лесу. Из крупных работ, проведенных там по его инициативе, заслуживает упоминания только перестройка главных ворот в 1510–1511 годах; на них поместили герб Генриха и гранат, эмблему Екатерины Арагонской. Кроме того, по желанию короля был сооружен теннисный корт – вероятно, тот, что располагался у подножия Круглой башни: его можно видеть на изображениях замка, cделанных в XVII веке³.

Эдуард IV в 1475 году начал возводить церковь Святого Георгия. Строительство продолжилось при Генрихе VII, который переделал прилегающую к ней часовню Девы Марии, и завершилось при Генрихе VIII, в 1528 году. Это сооружение – один из лучших в Англии образцов позднего перпендикулярного стиля. Храм славится великолепными каменными сводами и потрясающими витражными окнами, на одном из которых изображены 75 фигур – святые, рыцари и короли. На хорах стоят чудесные скамьи для рыцарей ордена Подвязки. В церкви похоронены герои войн Алой и Белой розы – Генрих VI и Эдуард IV. Генрих VIII велел соорудить над поминальной часовней Эдуарда IV богато украшенную резьбой молельню с деревянным эркерным окном, из которого королева Екатерина могла наблюдать за службами и церемониями ордена Подвязки; ее эмблема – гранат – вплетена в резной узор.

Находясь в Виндзоре, король расточал свою энергию, «ежедневно занимаясь охотой, пением, танцами, борьбой, метанием железной палки, игрой на блокфлейте, флейте [и] вёрджинеле, а также сочинением песен и написанием баллад; еще он составил две прекрасные мессы, каждая в пяти частях, которые часто исполняли в его часовне, а после этого в разных других местах»⁴.

Как все Тюдоры, Генрих страстно любил музыку, которая в то время уже стала неотъемлемым атрибутом королевского величия. Музыка присутствовала в его жизни постоянно: везде, куда он направлялся публичным или частным образом, на важных государственных церемониях, во время прибытия и отъезда и особенно за трапезой играли менестрели, пел хор, звучали фанфары. Умение исполнять и сочинять музыку считалось важным для придворных, многие из которых были хорошими композиторами, музыкантами и певцами. Приятный голос мог стать решающим достоинством претендента на службу в Личные покои. Многие аристократы содержали собственные оркестры; музыканты размещались на галерее для менестрелей, над трапезной.

Иностранцы с восторгом отзывались о музыке, которую слышали при английском дворе, о красивых голосах хористов и виртуозной игре исполнителей: по их словам, английский двор в этом смысле выгодно отличался от французского, где главный певец не мог читать ноты, даже когда бывал трезв.

Бóльшая часть музыкальных произведений создавалась по благословению Церкви, и именно в XVI веке английская духовная музыка, благодаря нескольким одаренным композиторам, находившимся под покровительством короля, достигла новых высот, став величественной и выразительной. Многие произведения имели форму мотетов – хоровых пьес в нескольких частях, которые исполнялись на латыни и были предтечами гимна.

Развивалась и светская музыка, популярность которой росла. Камерная музыка зародилась именно при Тюдорах, но записанных нотами произведений, созданных до того, как в правление Елизаветы появился мадригал, сохранилось мало. В начале века английские композиторы по-прежнему подражали Джону Данстейблу (ум. 1453) с его торжественным стилем. Однако на развитие музыкального искусства воздействовали факторы, эффект которых сложно оценить: интерес Генриха к музыке и его щедрое покровительство иностранным музыкантам, таким как семья итальянцев Бассано⁵ и лютнист Филип ван Вильдер. Это вело к тому, что ситуация менялась – росло влияние новых музыкальных форм, зарождавшихся во Фландрии, Франции и в Италии. При Генрихе VIII английская музыка перешла от формального средневекового стиля к более сочному и разнообразному. В начале эпохи Тюдоров музыка по большей части была полифонической. Однако традиционные баллады оставались очень популярными, их сочинял сам Генрих, не одобрявший, однако, использования таких произведений в целях политической пропаганды.

Музыка начала XVI столетия была не такой сложной, как в последующие века. От того периода сохранилось всего несколько инструментов, а листы с текстами музыкальных произведений имеют мало пометок, позволяющих судить о мелодии, поэтому современным музыкантам приходится «переосмысливать» каждый фрагмент для исполнения тогдашней музыки на реконструированных инструментах; иногда это сопряжено с разгадыванием загадок. Музыкальные инструменты не подвергались тонкой настройке, и современный звукоряд сформировался только к концу XVI столетия. При Генрихе VIII, в 1530 году, печатник Уинкин де Ворде издал первый в Англии сборник музыкальных произведений – светских хоровых песен с партиями для нескольких голосов⁶.

Духовная музыка при дворе была заповедной территорией хорошо обученного, первоклассного хора Королевской капеллы, который ежедневно исполнял мессы и регулярно пел для короля, особенно когда тот хотел произвести впечатление на гостей. Первое известное выступление хора для Генриха состоялось в 1510 году в Уайтхолле (Вестминстер)⁷. В 1515 году король пригласил Джустиниана присутствовать на мессе в королевской церкви. Потрясенный итальянец писал, что она была «великолепно спета хористами его величества, чьи голоса воистину скорее божественные, чем человеческие. Они не читали нараспев, а пели как ангелы, что же до контрбасов, не думаю, что где-нибудь в мире есть равные им»⁸.

В хоре числилось около дюжины мальчиков-хористов, которых подыскивали сам король и Уильям Корниш, руководитель капеллы. Начиная с правления Ричарда III способных детей забирали из школ при соборах и церковных хоров: ожидалось, что они посвятят свою жизнь совершенствованию голоса и научатся играть хотя бы на одном инструменте. Ребенок, которого Генрих купил в 1516 году у какого-то незнакомца за 40 (12 000) фунтов стерлингов, вполне вероятно, был выбран за свои музыкальные способности⁹.

Хористы жили вместе с руководителем капеллы, обязанным обучать их пению григорианских хоралов в унисон, а также гармонии. При хоре не было постоянного органиста, и «дети» часто пели без аккомпанемента. В капелле состояли и взрослые хористы – постоянные джентльмены хора, мужчины, которые не утратили голос при его ломке в подростковом возрасте; они по очереди играли на органе. Мальчикам, которые больше не могли петь по причине изменения голоса, находили другие должности и места в университете. От каждого члена Королевской капеллы, вероятно, требовали участия в придворных развлечениях или сочинении музыки. Бóльшую часть произведений, которые исполняла капелла, писали ее участники, особенно Роберт Фейрфакс и Уильям Корниш, а позднее – великий Томас Таллис.

Хор Королевской капеллы и хористы Уолси по-дружески соперничали друг с другом. Король – а может, и Корниш – однажды устроил состязание между ними, после которого Генрих заявил, что певцы Уолси «держались более уверенно». Тот счел себя обязанным ответить государю, что «юный Робин» – мальчик с «самым изящным дискантом»¹⁰.

Король содержал двадцать пять профессиональных светских музыкантов и певцов¹¹, платя им хорошее жалованье. Среди них были иностранцы, которых он уговорил приехать в Англию: благодаря своему мастерству они задали музыкальные стандарты для двора. Кроме того, король держал на службе традиционных менестрелей во главе с Хью Вудхаузом, начальником королевских менестрелей. Не менее восемнадцати из них приехали из Фландрии, Германии, Франции или Италии; они получали по 4 шиллинга (5 фунтов стерлингов) в день¹². Один, Роберт Рейнольдс, был уэльсцем; еще об одном, Гансе Нагеле, известно, что он шпионил в пользу короля Франции¹³. Все королевские музыканты числились служителями Покоев, но лишь несколько самых привилегированных, составлявших «Королевскую музыку»¹⁴, имели доступ в личные покои Генриха, где развлекали его в часы досуга. Остальные работали только в приемном зале.

На рисунке, приписываемом Гансу Гольбейну, изображены пятеро королевских музыкантов на балконе: один дует в трубу, другой играет на сакбуте¹⁵, остальные – на блокфлейтах¹⁶. На еще одной иллюстрации того времени – из Псалтири Генриха, датированной примерно 1540 годом¹⁷, – запечатлена группа музыкантов, играющих на дудке, тамбурине, трубе, арфе и дульцимере[39]39
   Дульцимер – струнный инструмент наподобие цимбал.


[Закрыть]. Такие ансамбли называли консортами (староанглийское слово для «концерта»), они состояли из 4–6 музыкантов. В полный консорт входили инструменты из одной группы, например виолы, в «дробленый» – из разных¹⁸, и именно «дробленый» предпочитали слушать во время придворных развлечений на воздухе.

Из примерно шестидесяти королевских музыкантов и менестрелей, получавших жалованье согласно платежной ведомости, шестнадцать были трубачами¹⁹; в 1509 году некий мистер Питер числился начальником трубачей. Филип ван Вильдер, Дзуан Пьеро из Венеции и одаренный Патрек были главными лютнистами короля, «Слепец Мор» – его арфистом, а Джеймс Хилл – одним из любимых певцов; Генрих держал его при себе почти до самого конца правления.

Филипа ван Вильдера можно считать одним из самых известных музыкантов того времени. Отдавая должное мастерству этого замечательного лютниста, король назначил его джентльменом Личных покоев и платил ему больше, чем любому другому придворному исполнителю. Ван Вильдер не только играл на лютне, но и писал песни, следил за состоянием музыкальных инструментов Генриха, отвечал за других музыкантов, служивших в Покоях, собрал группу «поющих мужчин и детей» и при этом находил время для того, чтобы учить музыке королевских детей²⁰.

Многие музыканты стремились попасть ко двору, но везло не всем. Печальная история произошла с венецианцем Дзуаном да Лезе, который умело играл на клавицимбалах, инструменте типа дульцимера. Он не сомневался, что король Англии пожелает воспользоваться его услугами и вознаградит соответствующим образом, а потому в 1525 году приобрел лучший инструмент, какой можно было купить за деньги, и отправился в Англию, где получил возможность сыграть для короля. Однако Генрих лишь поблагодарил его и отослал прочь, дав небольшой кошель с деньгами. Придя в отчаяние, да Лезе покончил с собой²¹.

Ни один другой английский монарх не выказывал такой склонности к музыке, как Генрих VIII. Он действительно обладал музыкальными способностями, «чисто» (то есть хорошо)²² пел тенором. Современники отмечали высоту его голоса: в 1540 году о Марии, дочери Генриха, сказали, что «у нее более мужской голос для женщины, чем у ее отца – для мужчины»²³. В эпоху, когда большинство людей исполняли музыку по слуху, Генрих «пел по книге, глядя в нее»²⁴. Однажды он заплатил 20 (6000) фунтов стерлингов Роберту Фейрфаксу за книгу «песен с пометками», то есть музыкальных произведений, записанных при помощи нотации²⁵.

Окруженный музыкантами-любителями из числа аристократов, король нередко проводил досуг, музицируя в своих личных покоях. Но, судя по всему, на публике никто из них не выступал – «джентльмен, поющий перед всеми, роняет свое достоинство»²⁶. Наибольшей популярностью пользовались композиции короля и хоралы, сочиненные Фейрфаксом, особенно «Узрите семя государя». Похоже, вокальную музыку исполняли охотнее и чаще, чем инструментальную, и певцы обычно выступали группами, а не сольно²⁷. В Британской библиотеке хранится рукопись состоящего из двух частей двойного канона, написанного в 1516 году в честь Генриха VIII²⁸. Одна из любимых придворных песен – «Владыка мой государь» – прославляла удаль короля на турнирах. Известно, что Генрих любил исполнять дуэтом с сэром Питером Кэрью «песни свободного человека»: «Как лежал я на бережку», «Как гулял я по лесу по дикому»²⁹.

Король был «хорошим музыкантом»³⁰ и, по словам Себастьяна Джустиниана, играл «почти на всех инструментах», особенно искусно – «на лютне и вёрджинеле»³¹, но, кроме того, на регале (разновидность переносного органа), блокфлейте и корнете³². На иллюстрации в Псалтири Генриха он изображен с арфой³³.

В игре на музыкальных инструментах король упражнялся «день и ночь»³⁴. За его обширной коллекцией следил хранитель королевских инструментов. В 1515 году секретарю Джустиниана Никколо Сагудино показывали комнату, «где находились несколько органов, вёрджинелов, флейт и других инструментов»³⁵.

На момент смерти Генриха его коллекция включала 5 волынок, 19 виол, 20 регалов, 14 вёрджинелов, 2 клавикорда, 26 лютней, 65 флейт, 7 лир³⁶, 15 шомов³⁷, 10 сакбутов и 154 блокфлейты³⁸. Некоторые были украшены драгоценными металлами и камнями, большинство хранилось в чехлах и футлярах из кожи или бархата.

Генриха очень занимал процесс изготовления музыкальных инструментов, и он охотно знакомился с новинками. В 1542 году король послал в Вену за парой барабанов в турецком стиле, на которых можно было играть, сидя на лошади, а позже приобрел «вёрджинел, который приводится в действие с помощью колеса, и на нем не нужно играть»³⁹. Предположительно, этот инструмент работал по принципу шарманки, имея внутри валик со штифтами.

Король также был «прекрасным» композитором⁴⁰. Тридцать три его сочинения, включая тринадцать инструментальных пьес и двадцать трех– или четырехчастных народных песен, таких как «Досуг в честной компании», «Растет зелен остролист», «Увы, чего не сделать для любви?» и «Куда излить душевну муку?», вошли в так называемую Рукопись Генриха VIII; напротив каждой из них стоит приписка (сделанная не Генрихом, а, вероятно, одним из его джентльменов): «Король, H. VIII»⁴¹. В свое время рукопись хранилась у сэра Генри Гилдфорда, ревизора Придворного хозяйства. Все эти произведения созданы в средневековой манере и, возможно, относятся к ранним годам правления Генриха. Подробное исследование показало, что некоторые из них, в том числе популярная фламандская мелодия «Taunder Naken», являются переложениями сочинений других композиторов. Единого мнения относительно их достоинств нет, современные слушатели настроены более критически, чем придворные Генриха. Тем не менее в то время песням Генриха аплодировали и они приобрели широкую известность. В 1521 году доктор Джон Лонгленд, лорд – главный податель милостыни, взял песню «Досуг в честной компании» темой для проповеди.

Королевские «добрые мессы», о которых упоминает Эдвард Холл, к сожалению, утрачены. Единственное сохранившееся произведение Генриха в духовном жанре – трехчастный мотет «Quam pulchra es» («Как ты прекрасна»). Ранее считалось, что король является также автором мотета «О Бог, создатель всех вещей», но его почти наверняка сочинил либо Уильям Манди, джентльмен капеллы королевы Елизаветы, либо Джон Шеперд, органист оксфордского Колледжа Магдалины. Генриху не принадлежат и «Зеленые рукава»: эта песня относится, вероятно, к елизаветинскому времени, и в ее основе лежит итальянский стиль композиции, который пришел в Англию уже после смерти короля⁴².

Из Виндзора Генрих отправился в Уокинг, «где состоялись и поединки, и турниры»⁴³. Генрих VII получил построенный в XV веке дворец Уокинг от Маргарет Бофорт в 1503 году и потратил 1400 (420 000) фунтов стерлингов на то, чтобы превратить его в роскошную королевскую резиденцию, которую его сын частично переделал и расширил в 1515–1516 годах. Помещения располагались вокруг внутреннего двора. В здании имелись галерея с крытой аркадой под ней – обе выходили на реку Уэй, – домовая церковь, гейтхаус, просторные королевские покои с эркерными окнами, главный холл, созданный в 1508 году и остекленный королевским стекольщиком Бернардом Флауэром в 1511 году. Около дворца были разбиты сады, собственный и фруктовый, а прилегавший парк служил охотничьим угодьем. В 1537 году появилась дорожка для игры в шары⁴⁴.

«Остальная часть тура по стране прошла в выездах на охоту, в том числе соколиную, и стрельбе»⁴⁵. Король заехал в Гемпшир и Вайн, поместье сэра Уильяма Сэндиса, рядом с Бейзингстоуком. Сэр Уильям, в то время сорокалетний, известный и верный королю придворный, был женат на племяннице сэра Реджинальда Брея, твердо поддерживавшего Генриха VII еще до его восшествия на престол. Король любил охотиться вместе с Сэндисом, который также исполнял должность смотрителя королевского охотничьего дома в Истхэмпстеде, в двенадцати милях от Вайна. Хозяин поместья явно пользовался симпатией Генриха – впоследствии тот нанес ему еще два визита.

Из Вайна король поехал на юг, в Саутгемптон, а потом, уже в сентябре, – на восток, посетив августинский монастырь XII века в Саутвике, где совершил приношение в храме Богоматери. Это было первое из паломничеств Генриха к святыням, таким как гробница Томаса Бекета в Кентербери, церковь Богоматери Уолсингемской, церковь Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве, церковь Бригитты Сионской, чудотворный черный крест в аббатстве Уолтем и даже место упокоения неканонизированного Генриха VI в Виндзоре. В Книге платежей Генриха VIII записаны огромные суммы, пожертвованные королем этим и другим святым местам⁴⁶.

На протяжении более чем половины своего правления Генрих оставался верным сыном Римско-католической церкви. Его набожность была общеизвестной, а благие дела – бессчетными: ежегодно от имени короля раздавали милостыню на 156 (46 800) фунтов стерлингов. Генриху доставляли большую радость зримые образы его религии, обряды и церковные службы. Самшитовые четки Генриха с резными бусинами, на одной из которых изображен его герб, хранятся в Чатсуорте[40]40
   Чатсуорт – бывшая резиденция герцогов Девоншира, сейчас – музейный комплекс.


[Закрыть].

Как и все монархи от Эдуарда II до королевы Анны, Генрих VIII «лечил прикосновением королевскую напасть», то есть золотуху. Кроме того, каждую Страстную пятницу вступали в действие силы, дарованные свыше королю, помазаннику Божьему на земле: он благословлял сделанные из монет «кольца от судорог» и оставлял их в церкви, после чего обереги раздавали тем, кто страдал от судорог, эпилепсии, паралича, ревматизма и хотел облегчить родовые муки; люди надеялись, что благословение монарха принесет исцеление или снимет боль. В ту же пятницу «его милость король полз к Кресту от дверей церкви, и священник служил мессу, преклонив колени перед его милостью, стоявшим на коленях»⁴⁷. Слуги умягчали королю путь, подкладывая подушки⁴⁸.

Накануне Страстной пятницы, в Чистый четверг, король принимал участие в омовении ног беднякам – церемонии, восходившей к Темным векам: насколько известно, впервые ее провел король Иоанн в 1210 году. Подражая Христу на Тайной вечере, Генрих – запасшийся полотенцем, тазом и букетиком душистых цветов для защиты от инфекции, в просторном белом фартуке, – становился на колени, чтобы омыть, вытереть, осенить крестом и поцеловать ноги бедняков, число которых равнялось числу лет его жизни; чтобы королевский нос не испытал неприятных ощущений, эти ноги предварительно оттирал от грязи йомен Прачечной. Затем король одаривал бедняков хлебом, рыбой, вином и одеждой, а также раздавал красные и белые кошельки с деньгами. На церемонии присутствовали лорд-камергер, джентльмены Королевской капеллы и йомены стражи. Королю часто помогал кардинал Уолси. Само название церемонии на английском, «Maundy», происходит от латинского «mandatum»: это слово обозначает наказ любить друг друга, который Христос дал своим ученикам. Королевы – жены Генриха – также раздавали дары и совершали благие дела в Чистый четверг⁴⁹.

Обладая чуткой совестью и желая быть примером добродетели, Генрих усердно заботился о благополучии своей души. Он был «очень религиозен и ежедневно слушал три мессы, когда охотился, а в другие дни иногда и пять», и, кроме того, обычно присоединялся к королеве на вечерне и повечерии⁵⁰. Эти службы проводили домашние священники в личной молельне короля. Только в воскресенье, день причастия, и по праздникам монарх присутствовал на мессах в королевской церкви⁵¹; если же он посещал там ежедневные богослужения, то обычно работал, сидя на своей личной скамье⁵². Еще во времена Генриха III эту скамью установили на галерее, нависавшей над церковью, лицом к алтарю: туда попадали по винтовой лестнице в конце галереи или по коридору из соседней «праздничной» молельни – Генрих пользовался ими, если хотел спуститься и участвовать в богослужении⁵³. В Черной книге ордена Подвязки (1534) есть иллюстрация, изображающая короля в его молельне: он стоит перед алтарем, преклонив колени, на мягкой молитвенной скамье, под синим с золотом балдахином⁵⁴.

Генрих строго придерживался церковного вероучения, яростно выступал против ереси и без колебаний сжигал тех, кто, по его мнению, подрывал устои Церкви своими пагубными взглядами. Тем не менее он любил богословские споры. Эразм, посвятивший свой латинский перевод Нового Завета Генриху и Екатерине⁵⁵, сообщал, что король «всякий раз, когда освобождается от своих политических занятий (и, вероятно, от охоты. – Примеч. автора), читает или дискутирует замечательно вежливо и невозмутимо», никогда не поступаясь своим королевским достоинством⁵⁶. Однако время от времени создавалось впечатление, будто Генрих считает себя более сведущим в богословии и толковании Писания, чем его епископы. Действительно, он был для них более чем достойным партнером по диспутам, так как «превосходил всех королей своими познаниями не только в теологии, но и в философии»⁵⁷. Генрих был прекрасно знаком с трудами Отцов Церкви и другими благочестивыми сочинениями, мог цитировать тексты наизусть; его пространные заметки на полях книг и сейчас можно увидеть на экземплярах, сохранившихся до наших дней.

Богослужения при дворе проводила Королевская домашняя церковь. Это было целое учреждение, имевшее в штате 26 священников и клерков, 20 джентльменов, клерка молельни (отвечавшего за приготовления к службам, проводимым в личной молельне короля)⁵⁸, сержанта Ризницы, проповедника, чтеца из Апостола, двух йоменов церкви, 13 менестрелей, стражника, 12 хористов и их наставника⁵⁹. Впервые эта служба появилась в XII веке как Домашняя церковь короля, или Придворная церковь, для обеспечения духовного благополучия монарха. С 1312 года ею руководил старший священник, который отчитывался перед самим архиепископом Кентерберийским. Королевская домашняя церковь проводила ежедневные богослужения для всего двора в королевских церквях и часовнях, а когда монарх объезжал страну или перебирался во второстепенную резиденцию, он брал с собой кое-кого из ее служителей. Содержание Королевской домашней церкви обходилось Генриху в 2000 (6 миллионов) фунтов стерлингов ежегодно.

При богослужениях, естественно, использовалась латынь, и единственной дозволенной версией Библии являлась латинская Вульгата. Имелось множество праздников в честь святых, которые отмечались с разной степенью торжественности. Церковь признавала семь таинств: крещение, конфирмацию (миропомазание), брак, рукоположение, покаяние, евхаристию и соборование. Епископы носили роскошные облачения, включая митры с драгоценными камнями – такую можно видеть, например, на гольбейновском портрете архиепископа Уорхэма, – и жили по-королевски.

Дело осложняется тем, что было несколько церквей и часовен, называвшихся «королевскими»: в Тауэре, Вестминстере, Элтеме, Гринвиче, Хэмптон-корте, Уайтхолле и Сент-Джеймсском дворце. Каждая придворная церковь отличалась богатым убранством: великолепные витражи, стенные росписи, статуи Богородицы и святых. Алтарная преграда с большим резным изображением распятого Христа отделяла неф от алтаря, куда разрешалось входить только духовенству. На алтаре, покрытом расшитой по переднему краю пеленой, стояли Распятие и, возможно, священные реликвии в украшенных драгоценными камнями раках; над ними висел ларец, называемый «pyx», – дарохранительница, в которой находилась гостия. В большинстве королевских церквей имелись великолепные органы. Король проявлял к ним большой интерес. В 1514 году он нанял на службу органного мастера Уильяма Льюиса⁶⁰, а позже выделил ему помещение для мастерской во дворце Брайдуэлл⁶¹. Вероятно, именно Льюис в 1538 году изготовил орган для королевской церкви в Хэмптон-корте⁶².