Текст книги "Генрих VIII. Жизнь королевского двора"

17
«Художники короля»

В 1511 году Джон Браун, позже основавший в Лондоне Холл художников и декораторов, стал первым, кого назначили на новую должность – служителя-художника короля с жалованьем в 20 (6000) фунтов стерлингов. Брауна нанимали не для написания картин, а для выполнения декоративных работ в королевских дворцах, на кораблях и барках и, кроме того, для изготовления реквизита и декораций, необходимых Службе празднеств. Известно также, что он расписывал флаги, знамена, сюрко (накидки), конские попоны и, возможно, рисовал буквицы на важных документах. Бóльшая часть его работ связана с геральдикой, и в своем завещании он ссылается на три книги гербов и эмблем, которыми пользовался для справок1. У короля тоже имелись подобные книги с образцами геральдических знаков, которые он хранил в своих кабинетах в Хэмптон-корте и Уайтхолле2.

До 1544 года служители-художники Генриха были англичанами, все они входили в лондонскую Гильдию художников и декораторов: Генрих VIII основал ее, чтобы живописцы, скульпторы и ремесленники по мере необходимости помогали его служителям-художникам. Король был требовательным заказчиком и хотел, чтобы работы выполнялись в кратчайшие сроки. Помимо Джона Брауна, он «держал на жалованье и других миниатюристов»³, хотя их имена упоминаются редко. Искусство создания миниатюр называлось «limning», а позже слово «limner» стало использоваться для обозначения художника-миниатюриста.

Английское искусство того времени было по большей части декоративным, кроме портретов на дубовых досках, которые писали в довольно грубой манере странствующие художники; многое ныне утрачено, а то, что сохранилось, подвергалось нещадной реставрации. Национальной школы живописи не существовало, имена английских мастеров того времени почти неизвестны. При дворе вдохновлялись искусством Бургундии, но в правление Генриха VIII все более отчетливым становилось влияние итальянского и французского Возрождения. Лучшие из работавших в Англии художников и мастеров-ремесленников в большинстве своем были иностранцами, приглашенными Генрихом VIII и Уолси для воспроизведения художественных новшеств, появившихся на континенте. Король отправлял за границу своих доверенных людей для поиска и найма самых талантливых живописцев, которым предлагали заманчивые гонорары, краткосрочные или долгосрочные контракты и престижную работу на английского монарха. Как уже говорилось, местные мастера возмущались приглашением иностранцев, поэтому были введены строгие правила, регулировавшие деятельность последних. Но для короля делались исключения.

Эдуард IV и Генрих VII создали королевские мастерские, где трудились нанятые ими художники и ремесленники. Генрих VIII расширил эти заведения, хотя о том, как они функционировали, известно очень мало. В Ричмонде одна такая мастерская создавала книжные миниатюры, ею управлял королевский библиотекарь Жиль д’Эв⁴. Позже при дворе были основаны две ремесленные школы: итальянских скульпторов и фламандских стекольщиков. Среди последних был голландец Галион Хоне (или Хун), который в 1517 году сменил Бернарда Флауэра в должности королевского стекольщика и работал в новой королевской мастерской, устроенной в Саутуарке. Хоне создал витражи для многих королевских дворцов и Савойской часовни, а затем продолжил начатую Флауэром работу над великолепными окнами церкви Королевского колледжа в Кембридже, художественное оформление которых по своему замыслу относится к эпохе Высокого Возрождения.

Генрих VIII был одним из главных покровителей искусства в истории Англии и тратил на эти цели огромные суммы. Бóльшая часть их шла на украшение дворцов и создание недолговечных предметов, предназначенных для возвеличивания королевского образа; многое из этого утрачено и известно нам только по письменным источникам. Тем не менее нет никаких сомнений в том, что Генрих проявлял большой интерес к художественным достижениям и стремился выглядеть европейцем в своих вкусах. Первым покровительствовать искусству начал Уолси, но Генрих не желал допускать, чтобы его превзошли хоть в чем-нибудь, и вскоре обеспечил себе первенство в этой области.

В Италии возрождению классического искусства и архитектуры способствовали многочисленные руины и прочие артефакты, но в Англии от минувших эпох осталось не так много. Итальянское художественное влияние обычно проникало в Англию через торговцев-англичан, посещавших Италию, итальянских мастеров, работавших во Фландрии и Франции, и книги, привозимые из Италии. Но повальное увлечение всем «античным» охватило страну лишь в 1516 году, и эта мода начала подрывать заимствованные из Бургундии художественные идеалы, господствовавшие ранее. Конечно, искусство эпохи Возрождения было известно при дворе и до того: Генрих VII сделал урбинского герцога Гвидобальдо да Монтефельтро кавалером ордена Подвязки и в благодарность за это получил картину Рафаэля «Святой Георгий и дракон»⁵; около 1500 года итальянский скульптор Гвидо Маццоне изваял бюст улыбающегося молодого человека – вероятно, герцога Йоркского, будущего Генриха VIII. Но эти образцы ренессансного искусства не получили в Англии широкой известности.

Первым великим итальянским мастером, которого нанял Генрих VIII, стал флорентийский скульптор Пьетро Торриджано, человек настроения с богатым прошлым: он учился вместе с Микеланджело во флорентийской мастерской Доменико Гирландайо, поссорился с ним и, как известно, сломал ему нос. Позже он работал на Борджиа в Риме и участвовал в Итальянских войнах как наемник. Возможно, Генрих пригласил его в Англию в 1511 году по предложению Уолси, чтобы спроектировать и построить гробницу Генриха VII и Елизаветы Йоркской: ей предстояло стать центральным элементом великолепной часовни Генриха VII в Вестминстерском аббатстве, выполненной в перпендикулярном стиле. Торриджано работал над гробницей между 1512 и 1518 годом. Он хотел, чтобы ему помогал Бенвенуто Челлини, но тот не пожелал связываться с этим вспыльчивым человеком и жить среди «таких зверей, как англичане»⁶. В результате Торриджано сам создал первый в Англии шедевр скульптуры эпохи Возрождения. Реалистичные бронзовые скульптуры – лица короля и королевы, вероятно, взяты с посмертных масок – покоятся на классическом мраморном саркофаге с гербами Англии, которые поддерживают пухлые путти, по краям. Итальянец также завершил работу над гробницей Маргарет Бофорт, на которой была высечена составленная Эразмом эпитафия. Мраморное изваяние этой выдающейся женщины создано на основе рисунков, сделанных по памяти Мейнардом Фламандцем, и поражает своей суровостью. Художественное оформление этих двух гробниц задало новый стиль для английских погребальных памятников.

Торриджано также создал расписные терракотовые бюсты Генриха VII и Генриха VIII, которые последний выставил в своем уайтхолльском кабинете⁷, и бюст епископа Фишера⁸. В 1516 году Торриджано изваял флорентийское по стилю настенное изображение для гробницы хранителя свитков Джона Йонга в часовне Свитков на Чансери-лейн. Возможно, он является автором медальона со скульптурным портретом сэра Томаса Ловелла, казначея двора, который сейчас находится в Вестминстерском аббатстве. В 1517 году Торриджано начал работу над мраморным алтарем с терракотовыми ангелами, который должен был стоять перед могилой Генриха VII, но не успел довести ее до конца. После смерти Торриджано алтарь завершил Бенедетто ди Ровеццано, однако его разрушили в 1644 году, во время гражданской войны; сейчас на этом месте находится копия 1930-х годов.

Другим итальянцем, которого пригласили в Англию в начале правления Генриха, был Винченцо Вольпе (или Вульпе), уроженец Неаполя; он прибыл ко двору не позднее 1512 года и оставался на королевской службе до 1532-го. Генрих поручил ему рисовать геральдические знаки на своих кораблях и барках, а позже – нарисовать карты городов Рай и Гастингс. Вольпе также начертил план Дуврской гавани, который жители Дувра подарили королю⁹.

Бóльшую часть из всех написанных в Англии к тому времени картин составляли портреты. В правление Генриха VIII портретная живопись получила заметное развитие и стала очень модной. Именно тогда начал формироваться типичный английский стиль, хотя произошло это благодаря художникам-иностранцам, таким как Ганс Гольбейн. Но еще до его приезда (1526) в Англии работали несколько известных портретистов.

Портреты на досках называли «tables» («доски» или «панели»), а написанные на холсте именовали «stained cloths» («расцвеченная ткань»). Многие из них, созданные в начале XIV столетия и сохранившиеся до сего дня, несут следы бургундского влияния. Портреты писали на заказ, но они приносили небольшие деньги: до приезда Гольбейна их считали менее значительными работами, чем гобелены. Однако в коллекции короля имелось немало портретов, в которых видели не столько произведения искусства, сколько отражение славного прошлого династии. До изобретения фотографии портретные изображения служили также целям дипломатии, их часто использовали во время переговоров о браках или вручали в залог добрых отношений между правителями.

Генрих VIII хранил у себя портреты нескольких королей, в частности Генриха V, Генриха VI, Эдуарда IV и Ричарда III. Все они были созданы в так называемой мастерской отброшенных теней примерно в 1518–1535 годах¹⁰. Портрет Ричарда III переписали вскоре после его завершения, чтобы король выглядел злым и порочным, в соответствии с его репутацией. У Генриха также был прижизненный портрет его бабушки Элизабет Вудвилл, датируемый примерно 1471–1480 годами, и серия изображений иностранных правителей, в том числе Людовика XII, Фердинанда и Изабеллы, а также троих детей Кристиана II Датского.

Тех, кто изображен на портретах времен Тюдоров, часто опознают по геральдическим эмблемам, гербам и надписям. Костюм, украшения и знаки отличия подчеркивали положение и богатство, а символы, во многом неясные для нас, были призваны передавать менее явные послания. Портреты в полный рост были редкостью, в большинстве случаев изображались только голова и плечи с руками, лежащими на планке, изображенной внизу картины. Некоторые портреты имели прямоугольную форму, другие были скруглены сверху. Некоторые изображения существовали в нескольких вариантах, которые могли разниться по своему качеству: Генрих VII велел изготовить копии королевских портретов для всех главных дворцов, а верноподданные могли помещать такие копии у себя дома.

Портреты Генриха VIII вставляли в красивые рамы: одни были «из черного эбена, отделанного серебром», другие – из окрашенного в черный цвет и позолоченного дерева, третьи – из ореха¹¹. Чтобы картины не выгорали, их закрывали яркими занавесками, шелковыми и сарканетовыми; в Хэмптон-корте они были желто-зелеными¹².

Одним из первых портретистов, заручившихся покровительством Генриха VIII, стал Ян Раф (или Раве), глава Гильдии художников Брюгге, больше известный под латинским именем Йоханнес Корвус. Он работал в Англии примерно с 1518 года до своей кончины в 1544 году. Самая знаменитая из дошедших до нас работ Корвуса – портрет епископа Фокса (ок. 1518), сейчас хранящийся в оксфордском колледже Тела Христова. Портрет сестры Генриха Марии Тюдор (ок. 1529) из замка Садели, похожий на него по манере исполнения, тоже может принадлежать кисти Корвуса¹³, так же как изображение Екатерины Арагонской из Национальной портретной галереи¹⁴. У Корвуса нашлись подражатели, а потому не всегда можно с уверенностью сказать, какие из приписываемых ему работ действительно созданы им.

Ренессансная портретная медаль впервые появилась в Англии при Генрихе VIII. Одной из первых стала та, на которой король изображен в профиль, с прямыми волосами и бородой; на голове его – берет. Эту медаль изготовил немецкий мастер Ганс Шварц¹⁵, вероятно, в 1520-е годы.

Сохранилось сравнительно мало изображений Генриха VIII, созданных до 1525 года. На портрете, находящемся в Виндзоре, запечатлен Генрих в юношеском возрасте (ранее считалось, что это его брат Артур). Из трех известных нам ранних портретов Генриха, которые написаны после его восшествия на престол, один, датированный примерно 1509 годом, хранится в собрании Бергера (Денвер), другой – в коллекции Фэрхейвена в аббатстве Англси, местонахождение третьего неизвестно. Поясной портрет из Национальной портретной галереи работы неизвестного фламандского художника (ок. 1520) является первым изображением Генриха с бородой. Есть сведения, что голландский художник Лукас Корнелис де Кох приехал в Англию со своей большой семьей в 1521 году, чтобы писать короля, но где сейчас находится эта картина, сказать невозможно¹⁶.

Мы кое-что знаем о коллекции картин Генриха VIII, так как в 1542 и 1547 годах составлялись ее описи. В 1547 году в галерее Хэмптон-корта висело 20 картин, в Уайтхолле имелось 169. Среди них было много портретов, а также одиночных полотен и триптихов на религиозные сюжеты – к примеру, «доска [изображающая] Богоматерь со святой Елизаветой»¹⁷. Генрих первым из английских королей стал коллекционером произведений искусства в современном понимании этого слова, хотя его цель неизменно состояла в том, чтобы использовать их для увеличения собственной славы. Король сознавал ценность собранных им работ: это подтверждается тем обстоятельством, что часть их помещалась в галерее, ключ от которой был только у него. Оставшиеся от него картины, которые король, безусловно, ценил за превосходное исполнение, составляют основу сегодняшней Королевской коллекции. Генриха с полным правом можно считать ее истинным основателем.

18
«Безобразные пёсьи норы»

В начале 1513 года Генрих VIII и его союзники по Священной лиге собрались идти войной на Францию. В марте 1512 года папа Юлий лишил Людовика XII титула «христианнейшего короля» и отдал французское королевство Генриху, которому оставалось только завоевать его. Кампания – ее ведение доверили маркизу Дорсету – началась в июне, завершившись бесславным провалом и смертью сэра Томаса Найвета. После этого король вознамерился сам стать во главе войска, посланного против французов. Его мечтой было отвоевать земли, некогда принадлежавшие Генриху V и потерянные в 1453 году, после унизительного для Англии завершения Столетней войны. От империи Плантагенетов остался только Кале с прилегающей территорией (Пэйлом), и Генрих надеялся снискать себе славу, одержав еще одну победу наподобие азенкурской. Молодые мужчины из его Покоев живо поддерживали это предприятие, вдохновленные, как и государь, идеалами рыцарской доблести, которые превозносились в ярких живых картинах на военные темы, ставившихся при дворе.

Когда дело дошло до подготовки к войне, Уолси продемонстрировал свои таланты, взяв на себя множество задач, которые выполнял умело и с хорошим настроением. Иностранные наблюдатели с изумлением отмечали, сколько всего проделывал Уолси: этой работой можно было бы занять «все магистраты, конторы и суды Венеции»¹.

Уолси к тому моменту уже проявил свои способности и в других сферах. Он охотно проводил в жизнь политику короля, работал, пока Генрих развлекался, решал многие вопросы повседневного управления. Он льстил и рассыпал похвалы, чтобы снискать милость короля, бросался исполнять любой его каприз. Уолси понимал, что Генрих хочет видеть Англию ведущей европейской державой наряду с Францией и Испанией, и был готов сделать все от него зависящее, чтобы желание короля сбылось. Он знал, что для повышения престижа и укрепления власти Генриха необходимо использовать могущество Церкви, а также силу закона. Вряд ли у какого-нибудь еще короля был приближенный, готовый столько сделать ради него.

Рост влияния Уолси тревожил многих. Аристократы считали его выскочкой, порицали за высокомерие и слишком роскошный образ жизни, а джентльменов Личных покоев возмущало его влияние на короля. Между тем сам Генрих все больше полагался на Уолси и считал его ценным советником, у которого есть лишь одно желание – верно служить ему. Другие же видели, как он самолюбив и безжалостен, как сильно рвется занять возможно более высокое положение. Несомненно, однако, что Уолси был «из всего Совета самым ревностным, готовым исполнить любую волю короля и [доставить ему любое] удовольствие». Понимая, что Генрих молод и ему скучно заниматься делами управления, Уолси охотно взял их на себя, «дабы снять с короля столь тяжелую и утомительную ношу»². К тому же Уолси разделял разнообразные светские увлечения короля, интересовался строительством, искусством, музыкой и науками, любил пиры. Это создавало прочную основу для дружбы.

Ричард Фокс продвигал Уолси, чтобы противодействовать своему сопернику Суррею, но в 1513 году новый фаворит затмил самого Фокса. Это не слишком обеспокоило епископа: он был нездоров, не симпатизировал воинственным устремлениям короля и ждал ухода на покой, чтобы посвящать свое время заботам о духовных нуждах своего диоцеза, которыми до того сильно пренебрегал. Поэтому Фокс поощрял возвышение Уолси и время от времени наставлял его³.

Друзья короля из числа гуманистов не одобряли его тягу к войне. В Страстную пятницу 1513 года Джон Колет, читая проповедь в Гринвиче, где был и Генрих, призвал своих слушателей, склонных затевать войны, следовать примеру Князя Мира, а не героев древности, таких как Юлий Цезарь или Александр Великий. Дурной мир, говорил Колет, лучше доброй ссоры. Проповедь вызвала возмущение, некоторые епископы обвинили Колета в предательстве Священной лиги.

Король, испугавшись, что его военачальники поддадутся влиянию Колета, посетил декана[44]44
   Декан – титул старшего после епископа духовного лица в Католической и Англиканской церквях.


[Закрыть] в соседнем монастыре Черных братьев, где тот жил, и, велев его слугам удалиться, поговорил с ним наедине. «Я пришел, чтобы облегчить свою совесть, а не отвлекать вас от ваших ученых занятий», – сказал он. Что произошло после этого, в точности не известно, однако Колет будто бы убедился, что король стоит за правое дело, и тот вышел от него, сияя улыбкой. Приказав подать вина, он поднял кубок за Колета со словами: «Пусть каждый выбирает себе врача. Этот – мой!»⁴

Прежде чем отправиться во Францию, Генрих позаботился о безопасности своего королевства. Ходили слухи, будто Людовик XII намеревался признать королем Англии заключенного в Тауэр самозванца Эдмунда де ла Поля, графа Саффолка, сторонника Йорков. Четвертого мая Саффолка обезглавили по приказу Генриха. Та же участь ждала бы и его младшего брата Ричарда, если бы молодой смутьян, называвший себя «Белой Розой», не жил изгнанником во Франции, где Генрих не мог дотянуться до него.

Бывшее герцогское имение Саффолка – поместье Юэлм в Оксфордшире – находилось в руках короля с 1504 года. Усадебный дом построил в 1430-е годы Уильям де ла Поль, первый герцог Саффолк, а к 1518 году Генрих превратил его во дворец с половинами короля и королевы⁵. Время от времени король приезжал в Юэлм, но с 1525 по 1535 год его арендовал Чарльз Брэндон.

Генрих не проявлял необоснованной жестокости в отношении своих родственников Йорков и, если те оставались верны ему, часто был добр и щедр к ним. Его кузина Маргарет Кларенс, вдова сэра Ричарда Поула, «дама добродетельная и достойная»⁶, была приближенной королевы. В 1513 году Генрих сделал Маргарет графиней Солсбери – предки ее матери были графами Солсбери – и вернул ей наследственные земли. Новой загородной резиденцией графини стал замок Уорблингтон в Гемпшире⁷. Сохранив в неприкосновенности его средневековый облик, она вела там благочестивую жизнь, предаваясь ученым занятиям и чтя традиции. Ее старший сын Генрих одновременно с матерью был возведен в пэры, став лордом Монтегю. Дочь Урсула вышла замуж за лорда Генри Стаффорда, наследника Бекингемов. Младшему сыну Реджинальду, тогда тринадцатилетнему, графиня прочила церковную карьеру, и король вновь проявил милость к ней, дав деньги на обучение Реджинальда в картезианском монастыре Шина и университетах Оксфорда и Падуи. Генрих также даровал ему церковные бенефиции, чтобы он мог жить в соответствии со своим положением.

Наведя порядок в своем доме, король отправился из Гринвича в Дувр вместе с королевой, которая оставалась в Англии исполнять обязанности регентши, и свитой, куда входили герцог Бекингем, еще двадцать пэров, епископ Фокс, Уолси, герольды, музыканты, трубачи, Роберт Фейрфакс и хор Королевской капеллы, шестьсот лучников из числа йоменов стражи, все в зелено-белых ливреях, и триста слуг Придворного хозяйства. Король также взял с собой парадную кровать, несколько доспехов, множество ярких шатров и павильонов. Тридцатого июня Генрих со своей огромной армией отплыл во Францию.

Королева вернулась в Гринвич с сильно уменьшившимся двором. Рядом был архиепископ Уорхэм, готовый давать мудрые советы, сама же Екатерина была «ужасно занята изготовлением штандартов, знамен и эмблем», как отмечала в письме Уолси, а также регентскими обязанностями. Среди всех этих хлопот королева успевала позаботиться о том, чтобы ее супруга обеспечивали чистым нательным бельем.

Двадцать четвертого июля Генрих и его союзник император Максимилиан I осадили город Теруан. Шестнадцатого августа французы были разгромлены в Битве шпор, названной так за поспешность, с которой противники англичан бежали с поля сражения, и Теруан пал.

Чарльз Брэндон исполнял должность маршала королевской армии, вел в бой авангард, будучи вторым по старшинству военачальником, выказал храбрость и заслужил большой почет. Генри Гилдфорд показал себя достойным знаменосцем короля. Единственной тяжелой потерей стал сэр Эдвард Говард: поклявшись отомстить за гибель своего друга Найвета, он попал в плен и был заколот во время атаки на французский флот у Бреста, к великой скорби короля и Брэндона. Уильям Фицуильям, отличившийся в качестве командующего морскими силами, был ранен в том же сражении. В награду Генрих сделал его вице-адмиралом Англии (1514).

После победы при Теруане король и его придворные три дня гостили в Лилле у дочери Максимилиана Маргариты Савойской, регентши Нидерландов. Бургундские аристократы поспешили представиться Генриху, с удовольствием отмечая, что он «весел, красив, умен, умеет хорошо говорить и пользуется популярностью»⁸. Предполагалось, что король будет отдыхать, но он поразил всех своей энергией, выйдя биться на турнире перед эрцгерцогиней и ее юным племянником принцем Карлом Кастильским. На выбранной для этого площадке наскоро соорудили заграждения из грубых досок. Король не раз сшибался на скаку с Брэндоном, а также с Гийомом де Гиленом, защищавшим честь императора, и сломал множество копий под громогласные крики зрителей. Миланский посол изумлялся жизненной силе Генриха: «После всех этих усилий он был свежее прежнего. Не знаю, как ему удается выдерживать это»⁹. На следующий день поединки проходили под крышей – в огромном зале с черным мраморным полом; на коней надели войлочные башмаки, чтобы подковы не оставляли на нем отметин¹⁰.

Кроме того, Генрих превзошел самого себя в стрельбе из лука. Вечером он играл для эрцгерцогини на разных музыкальных инструментах; потом, ближе к концу, «великолепно танцевал во французском стиле» с Маргаритой и ее дамами, а в какой-то момент так разгорячился, что был вынужден сбросить с себя дублет и туфли. На следующее утро он поднялся рано, «необыкновенно веселый»¹¹.

Некоторое смущение произвели попытки Генриха устроить брак вдовой эрцгерцогини с Чарльзом Брэндоном, который, конечно, питал надежды на него, несмотря на обручение с Элизабет Грей, и на одном банкете игриво обменялся кольцами с Маргаритой. Та восприняла этот жест как шутку, хотя король горячо рекомендовал ей Брэндона в качестве супруга. Узнав об этом, Максимилиан нисколько не обрадовался, и Маргарите пришлось убеждать его, что слухи о ее так называемом браке – «гнусная ложь». Тем не менее они не утихали, и Генрих позже счел нужным написать Максимилиану, чтобы извиниться за произведенное им смятение, а также велел своим послам положить конец всем пересудам¹².

Сам Генрих флиртовал с одной фламандской дамой, Этьенн де ла Баум, которую встретил в Лилле. Судя по ее письму королю, относящемуся к более позднему времени, они вместе шутили и смеялись. Генрих называл ее своим пажом, и пошли толки о том, будто она одевается соответствующим образом, являясь на свидания с ним. Генрих, разумеется, говорил ей «много приятного о браке и прочих вещах», а также пообещал дать десять тысяч крон, когда она найдет себе супруга. Вскоре после этого отец Этьенн выдал ее замуж, и она обратилась к королю с просьбой о приданом. Нет никаких свидетельств того, что Генрих выплатил обещанную сумму¹³. В 1513 году венецианский посол сообщал, что король «из любви к даме» «облачил себя и своих придворных в траур»¹⁴. У нас нет никаких сведений о том, что в 1513 году король имел другую любовницу, и это утверждение, вероятно, относится к сложному спектаклю, который Генрих разыграл либо во время любовной игры с Этьенн, либо после получения известия о ее замужестве.

Воспользовавшись отсутствием короля, Яков IV Шотландский, союзник Людовика, пересек границу и вторгся в Англию с севера, но был разгромлен силами под предводительством семидесятилетнего графа Суррея в сражении при Флодден-Муре (9 сентября 1513 года) и погиб вместе с цветом шотландской знати. Проявив воинственность, достойную ее матери Изабеллы Католической, королева произнесла вдохновенную речь в Бекингеме перед английским войском, готовившимся отправиться на север. После битвы тело Якова привезли на юг, и Екатерина хотела отправить его Генриху во Францию в качестве трофея. Но, как писала она супругу, «сердца наших англичан не потерпели бы этого», поэтому королева послала ему кусок окровавленной накидки Якова¹⁵.

Победа при Флоддене была значительнее всех успехов Генриха во Франции, где он продолжал играть в героя-завоевателя. Двадцать первого сентября король взял город Турне, после чего возвел в рыцари Уильяма Комптона, Эдварда Невилла, Уильяма Фицуильяма и еще двести человек, которые отличились во время кампании. После этого король три недели отмечал свою победу, устраивая турниры и пиры.

Тем временем Екатерина, вновь беременная, отправилась к святилищу Богоматери Уолсингемской, как и обещала королю – возблагодарить Пресвятую Деву за победу при Флоддене и помолиться о даровании сына¹⁶. Однако ребенок родился раньше срока и не выжил¹⁷.

Осенью кампания завершилась, и 22 октября король с триумфом вернулся в Англию, хотя на самом деле добился очень немногого. Потратив около миллиона (300 миллионов) фунтов стерлингов, он получил два малозначительных города, которые кое-кто из его неблагодарных подданных назвал «безобразными пёсьими норами». Более того, Генриху вообще ни к чему было отправляться на войну, так как Людовик XII примирился с новым папой Львом X еще до его выступления в поход. Тем не менее Генрих, у которого была своя политическая повестка, чувствовал, что обеспечил себе неплохой задел, и надеялся в следующем году покорить Францию при помощи союзников – Фердинанда и Максимилиана.

Король поспешил в Ричмонд, где его ждала Екатерина; ему не терпелось положить к ее ногам ключи от захваченных городов¹⁸. Позже он поручил художникам, имена которых нам неизвестны, написать большие полотна с изображением своих побед во Франции. Эти картины, созданные в 1540–1545 годах, и сейчас находятся в Королевской коллекции. На них изображены встреча Генриха с Максимилианом (на заднем плане можно видеть осады Теруана и Турне) и Битва шпор.

По средневековому обычаю, для выполнения проигравшим государством условий мирного договора брали заложников из числа знати. Правила рыцарской чести требовали обращаться с ними как с почетными гостями. Главным пленником Генриха стал герцог де Лонгвиль, которого вместе с шестью слугами комфортно поселили в Тауэре. Король очень подружился со своим пленником и часто приглашал его ко двору, к тому же он оказался чрезвычайно щедрым «тюремщиком» и предложил уплатить половину выкупа за Лонгвиля¹⁹.

Вскоре по прибытии в Англию короля с заложниками королева принимала их всех в Хейверинге, Эссекс. Устроили пир, представление масок и танцы; Генрих раздавал подарки «кому хотел»²⁰.

Королевский дворец в Хейверинг-атте-Боуэр, построенный Эдуардом Исповедником в XI веке, всегда пользовался любовью английских монархов. Приют (bower), давший название дворцу, представлял собой сад, разбитый королем Эдуардом на близлежащем холме, откуда открывался захватывающий дух вид на долину Темзы. Хотя Генрих не предпринимал там никаких работ, он любил посещать этот дворец – огромный, ветхий, старомодный, – потому что его окружал обширный олений парк. В миле от Хейверинг-атте-Боуэр, на территории парка, стоял дворец меньшего размера под названием Пирго. Со времен Элеоноры Кастильской (ум. 1290) он являлся вдовьей долей королев Англии, то есть частью имущества, которое записывали на жену на случай смерти супруга. Им поочередно владели Екатерина Арагонская, Анна Болейн и Джейн Сеймур, однако следующим женам Генриха дворец Пирго уже не передавали. Екатерина пригласила французских заложников именно туда²¹.

Во время пребывания во Франции и Нидерландах Генрих VIII и его придворные лично соприкоснулись с утонченной культурой франко-фламандского Ренессанса, которая произвела на них сильное впечатление. Поэтому прекращение вражды положило начало повальному увлечению английского двора всем французским; оно продолжалось почти до конца правления Генриха. Тон задавал сам король, рабски подражая французскому монарху и его придворным в этикете, моде, еде, искусстве, архитектуре, турнирах и развлечениях. Французский язык, лишь недавно запрещенный при дворе, вновь стал модным средством общения для верхушки общества. Длительное культурное доминирование Бургундии, продолжавшееся семьдесят лет, наконец подошло к концу.