Текст книги "Путь к сердцу"

– Это всего лишь лягушка, вы можете перестать ломать мне плечи, – как можно вежливее попросила я, хотя у самой от боли уже чуть слезы на глазах не выступали.

– Лягушка? Ты уверена? Это было что-то гадкое и холодное. Противное такое, – пробормотала она, тоже направив фонарь на то место, откуда она сбежала со скоростью света.

– Ирина Викторовна, вы видели хоть раз лягушек? Они мокрые и иногда даже липкие. Но весьма милые, – сказала я, выдохнув, когда почувствовала, как ее хватка слабеет.

– Да? Эм… Просто в темноте непонятно было, лягушка это или крокодил, – смущенно пробормотала она, чуть отходя от меня.

– Крокодил? Серьезно? – я выгнула бровь и уставилась на нее.

– Или змея! Почему нет? Что, тут не водятся змеи?

– Водятся, – кивнула я, – но, как правило, в лесу или на скалах. Или в поле. Там, где живут люди, они появляются редко. Тем более, в каждом доме есть кошки. А они известные борцы со змеями.

– А… Ну ладно. Тогда… Тогда пойдем, – сказала она, кивая вперед.

– Пойдете первая? – усмехнувшись, спросила я.

– Нет, давай, пожалуй, ты. И посмотри, пожалуйста, чтобы там лягушки и прочие животные не помешали нам попасть домой, – пробормотала она, слегка подталкивая меня.

– Конечно. А то мало ли, крокодил из кустов вылезет, – захихикала я и направилась к лестнице.

– Очень смешно. Уверена, уже к завтраку Марат будет об этом знать, – язвительно заметила женщина.

– Вполне вероятно, – продолжала смеяться я, чувствуя себя подростком. Мне очень нравилось дразнить ее, и такое наше общение меня воодушевляло. Она мне нравится. Определенно, нравится.

29

Мы с Маратом собирались пойти обратно домой после катания на лошади, как хозяин кобылки окликнул меня. Я подошла к нему, улыбаясь, мальчик неотступно следовал за мной. Он, вообще, всю эту неделю, что мы были в деревне, ходил за мной, как хвост. Виктория Павловна даже пару раз делала ему замечание, что он слишком навязчив. Но меня это не смущало. Мне действительно нравилась его компания. Его и его матери. С Ириной Викторовной мы почти каждый вечер проводили на берегу у костра, разговаривая и делясь историями из жизни. Я понимала, что определенно что-то чувствую к ней. Только что именно – было все еще загадкой.

– Мариш, у тебя у бабушки сейчас два кобеля? – спросил сосед, почесывая лысеющий затылок.

– Ага, – кивнула я.

– Спартак и Рекс, – встрял Марат.

– У меня Юся ощенилась полтора месяца назад. Ты же знаешь, я ни щенков, ни котят никогда не мог… ну, того, – покачал головой мужчина. – Может, она возьмет одного? Всех раздал, ей-Богу, один остался. Кобелек. Красивый, с белым пятнышком. У меня самого три собаки, ну куда мне четвертую?

– Эм… Семен Семенович, я бы с удовольствием, но… Не думаю, что она согласится. Она не раз говорила, что больше ей живности не надо, – извиняющимся тоном сказала я, четко помня бабушкино заявление, что больше никаких собак и кошек ей в доме не надо.

– Жаль… – грустно опустил голову пенсионер. – Ну, ты спроси все равно. Мало ли. Ладно?

– Хорошо, – кивнула я, – пойдем, Марат, – обратилась я к мальчику.

– А… А можно посмотреть? – неожиданно спросил он, подняв глаза на мужчину.

– Кого? Щенка-то?

– Ага, – закивал Марат.

– Да, вон, в сарае. Пойдем, – мужчина приобнял мальчика за плечи, и они направились в сторону сарая. А у меня появилось странное предчувствие.

* * *

– Ты уверен, что им понравится эта идея? – спросила я, глядя, как Марат бережно прижимает к себе небольшого пухлого щенка. Он был полностью черный, только на груди и кончике хвоста были белые пятнышки. Самая обычная дворняга. И, скорее всего, вырастет он некрупным, может, чуть ниже колена.

– Не уверен, – честно признался Марат, – но я просто не мог поступить иначе. Ты посмотри, какие у него глаза, – мальчик приподнял щенка и заглянул в черные невинные глазки.

– Ладно, надеюсь, нам не придется нести его обратно. Или, что еще хуже, не придется забирать его мне, – пробормотала я, предчувствуя долгий разговор с женщинами.

Я давно не ощущала себя школьницей. Очень давно. Но сегодня был именно такой день. Пока Виктория Павловна и Ирина Викторовна отчитывали Марата за то, что нельзя тащить в дом животное, не посоветовавшись с другими жильцами, моя бабушка читала мне лекцию, что мне пора бы повзрослеть. И что я, как взрослая, должна была объяснить Марату, что такие действия, как притащить невесть откуда щенка – неблагоразумны.

Через полчаса, когда женщины остыли, а мы с Маратом сидели во дворе на диване с щенком у ног, он толкнул меня плечом и сказал:

– Тебе тоже досталось?

– Ага. Немного. Сразу вспомнила, как мне было тринадцать. Я приперла двух котят, – усмехнулась я.

– Извини, что так вышло. Я должен был взять ответственность на себя, – серьезно проговорил мальчик, глядя мне в глаза.

– Марат, я была с тобой заодно, – улыбнулась я, – вот мы оба и «получили». Все нормально. Так… щенка-то можно оставить?

– Я, честно говоря, так и не понял, – пробормотал мальчик. – Они столько говорили об ответственности и всем таком, что сам вопрос, останется собака или нет, так и не был решен.

В этот момент к нам подошла Ирина Викторовна. Мы, как по команде, опустили головы. Даже щенок перестал валяться пузом вверх, а сел на пятую точку.

– Ну, и как мы его назовем? – спросила она, улыбаясь. Мы подняли глаза на женщину, и я тоже не смогла сдержать улыбку.

– Мы его оставим? Правда? – глаза Марата светились от счастья. – Я буду все делать сам. Марина мне все расскажет. Правда, мам. Гулять, кормить, дрессировать. Я обещаю, – он соскочил с дивана и обнял ее.

– Хорошо-хорошо, – она обняла его в ответ и поцеловала в макушку. – Только пока пусть он поживет там, где жил, а когда мы соберемся домой, мы заберем его, ладно? Ты можешь к нему ходить каждый день. Просто не хочу доставлять неудобства, ты же понимаешь.

– Конечно, мам, – кивнул Марат, улыбаясь.

К нам подошла Виктория Павловна.

– Теперь у меня двое детей, – усмехнулась она, наклоняясь к щенку. Тот лизнул ее руку и тявкнул. «Маленький паршивец, уже знает, как понравиться женщинам», – подумала я, когда услышала вздохи и стоны умиления.

Марат оторвался от Ирины Викторовны и повернулся ко мне:

– А как мы назовем его?

– Ну… Я не знаю… Почему бы тебе самому не придумать? – улыбнулась я.

– Ты мне помогла его добыть, значит, у тебя есть право выбрать имя, – улыбнулся Марат и поднял щенка на руки.

– Эм… Тузик? Бобик? Как еще собак называют, – пробормотала я.

– Ладно, возможно, идея спросить у Марины была не так хороша, – прокомментировал Марат.

– Эй, я пытаюсь, – я легонько стукнула его по руке под смех женщин. – О, я придумала!

– Ну? – Марат с сомнением посмотрел на меня.

– Рейден. М? Классно же?

– Хм, – протянул мальчик и посмотрел на щенка. – Как тебе? Будешь Рейденом?

Щенок повернул круглую смешную голову и лизнул Марата в лицо.

– Думаю, ему понравилось, – засмеялся мальчик. – Мне тоже. Рейден. Я им играл. Хороший боец.

– О чем вы говорите? – вмешалась, наконец, Ирина Викторовна.

– Это герой игры. «Мортал Комбат», – пояснила я.

– Определенно, Рейден, – сказал Марат и поставил щенка на траву. Тот не устоял на все еще неуклюжих лапах и приземлился на задницу.

– Ты сам отнесешь его? Или с тобой сходить? – спросила Ирина Викторовна.

– Думаю, лучше нам пойти вместе, – ответил Марат, – чтобы Семен Семенович понял, что мы его действительно заберем, когда поедем в город.

– Хорошо, – кивнула Ирина Викторовна и потрепала Марата по голове.

– Спасибо, мам, – он снова обнял ее обеими руками.

Я смотрела на эту милую сцену, и мне почему-то стало грустно. Боже. Неужели я завидую мальчику, что в его жизни есть Ирина Викторовна? В моей она тоже есть. Да, как друг, но есть же. Неожиданная мысль о том, что я хочу быть частью этой семьи, слегка ошеломила меня. Ладно, может, и не слегка. Но я поняла, что эти фантазии никогда не осуществятся. Если Ирина Викторовна и решится когда-нибудь впустить в свою жизнь кого-то еще, вряд ли это будет тридцатилетняя компьютерщица, у которой нет особого опыта в делах семейных. Это не просто отношения между женщинами. Тут настоящая семья. Ответственность, воспитание, ребенок. А теперь, кажется, еще и собака. Все, что остается мне – это смотреть и надеяться, что когда она встретит кого-то, этот кто-то будет достоин ее и Марата. А я просто буду рядом. Как друг.

После объятий с матерью Марат кинулся и ко мне. Я была удивлена, но смогла обнять его в ответ. У меня не было таких близких людей, для которых объятие было обычным способом проявить чувства. И периодически это вводило меня в ступор. Но я поняла, что все больше к этому привыкаю.

Я наблюдала, как мальчик с матерью направились в сторону дома Семена Семеновича, держась за руки. Ее тоненькая фигура казалась еще меньше рядом с сыном. Несмотря на свой возраст, Марат становился все больше похожим на настоящего сильного мужчину. Свежий воздух явно играл в этом роль. За неделю он прибавил минимум пару-тройку кило. А Ирина Викторовна… Она просто расцвела. Черты ее лица с каждым днем расслаблялись, уходила привычная напряженность. Мне нравилось просто смотреть на нее. Летние медовые глаза успокаивали меня, дарили ощущение комфорта.

Вот и сейчас я провожала ее взглядом, а на моих губах играла расслабленная легкая улыбка.

– Кажется, у тебя появился фанат, – сказала Виктория Павловна с улыбкой, присаживаясь рядом со мной на диван и вырывая меня из размышлений.

– Фанат? – переспросила я, отметив, что женщина явно проследила направление моего взгляда.

– Марат от тебя в полном восторге, – пояснила она. – Либо он ходит за тобой следом, либо болтает о тебе без умолку.

– А… Но вы… – тут меня посетила мысль. – Вы же не думаете, что он… Что мы… Что он что-то… – я пыталась подобрать более корректную формулировку тому, о чем я подумала.

– Влюблен в тебя? – захохотала женщина. – Нет, конечно, нет. Ты для него лучший друг. Когда люди испытывают те чувства, о которых говоришь ты, они смотрят по-другому, – ее голос стал тише и серьезнее.

– Да? И как же они тогда смотрят?

– Ну… Каждый по-разному, конечно, но… Примерно, как ты.

– Чт… О чем вы? – нахмурилась я, не понимая, куда нас заведет этот разговор.

– Марина, мне скоро шестьдесят, ради всего святого. Неужели ты думаешь, что я настолько глупа? – она положила руку мне на предплечье и слегка сжала его. – То, как ты смотришь на нее, сложно скрыть.

– Я… Я не понимаю, о чем вы, – пробормотала я, краснея. Ну, вот. Кажется, и закончилась наша дружба. Они соберут вещи и уедут. И все потому, что я, как настоящая идиотка, пялюсь на бедную женщину так, что даже няня все замечает. Прекрасно, Марина, просто великолепно.

– А мне кажется, понимаешь. И я понимаю. Моя дочь тоже не просто так не выходит замуж, – сказала она, как бы между делом.

– При чем тут ваша дочь?

– Думаю, она так же, как ты, смотрит на какую-нибудь женщину, – спокойно ответила Виктория Павловна.

Отлично. Не очернила, не отбелила. И что, черт побери, это значит?

– Ваша дочь…

– Да. Тоже любит женщин, – не дала договорить мне Виктория Павловна. – Я сразу это поняла с тобой. Славка очень похожа на тебя. Вряд ли это было простым совпадением. А когда я увидела, как ты смотришь на Ирину, то лишь убедилась в этом, – пожала она плечами. – Жаль только, что моя дочь до сих пор думает, что я ничего не знаю и, кажется, не собирается мне ни о чем рассказывать.

– А как вы… Как вы узнали про вашу дочь? – лучше поговорить об этом, чем о том, как я смотрю на Ирину Викторовну.

– Серьезно? – женщина подняла бровь. – За все время, что она жила со мной, ни одного мальчика в радиусе двадцати метров. Зато когда я однажды пришла пораньше домой, в ее комнате сидела взъерошенная девушка, а моя дочь, красная, как рак, в майке наизнанку, бормотала что-то про дополнительные занятия, – усмехнулась женщина.

– О, – протянула я. – И как вы… Как вы отнеслись?

– Ты спрашиваешь, была ли я в ужасе, поняв, что моя дочь – лесби?

Я молча кивнула.

– Не скажу, что я прыгала от радости, – честно призналась женщина. – Но она моя дочь. Она такая же умница и «язва», что была всегда. Независимо от того, кто спит в ее постели.

– Это хорошие слова. Мой отец сказал примерно то же, – улыбнулась я.

– Это правда. Мир не стоит на месте. Люди, которые любят людей одного с ними пола, были всегда. Просто сейчас все относятся к этому… проще, что ли.

– Наверное… – тихо сказала я. – Но, в любом случае, я не хочу никому причинить вред. Так что не переживайте насчет Ирины Викторовны. Я не собираюсь ничего делать. Она мне очень нравится, я очень ее уважаю, но я… все понимаю. Вам не о чем волноваться, – наконец, сказала я слова, которые должна была сказать.

– Конечно. Всему свое время, девочка. Всему свое время, – задумчиво ответила Виктория Павловна и, сжав мою руку еще раз, поднялась с дивана. – Пойду, прилягу. Вечером мы с твоей бабушкой собираемся приготовить мясное рагу, так что проследи, чтобы Марат не перебил аппетит сладким или чем-нибудь еще, – улыбнулась она.

– Хорошо, – кивнула я и проводила взглядом женщину, которая на самом деле видит и понимает больше, чем, кажется, даже я сама.

30

Три дня подряд, после нашего разговора с Викторией Павловной, перед сном я прокручивала в голове ее слова. И свои тоже. Я призналась женщине в своей симпатии к матери ее подопечного. Причем сделала это практически в то же время, когда призналась в этом и самой себе. Да, мне нравилась Ирина Викторовна. Нравилась, как женщина. Она вызывала у меня достаточно эмоций, чтобы четко это осознавать. Но легче мне от этого не становилось. Я понимала, что любая связь между нами, кроме как дружественная, невозможна. И мне было грустно от этого. Мне было даже немного стыдно за свои чувства, особенно в те моменты, когда женщина по-настоящему мне открывалась, доверяла какие-то свои сокровенные мысли и тайны, а я думала только о том, как же она красива, и как я хочу ее поцеловать. Бога ради, мне тридцать лет, а я веду себя, как подросток. С этим определенно нужно было что-то делать. Потому что я видела, что Ирина Викторовна искренне тянется ко мне, как и я к ней. Только тянулись мы с разными мыслями и желаниями.

Моя бабушка всегда любила надо мной подшучивать. А при моих друзьях – особенно. Поэтому я уже привыкла к тому, что за обедом или ужином бабушка рассказывала обо мне смешные истории, которые безумно нравились нашим гостям, и которые заставляли меня краснеть.

И существовал лишь один человек, который знал этих историй гораздо больше. Мой папа. И по счастливому стечению обстоятельств, за четыре дня до нашего отъезда в город, он решил присоединиться к нашей веселой компании.

Отец всегда умел произвести впечатление, поэтому уже через час после знакомства с гостями, он покорил сердце Виктории Павловны, Ирины Викторовны, а Марат слушал его рассказы о рыбалке, как змея заклинателя – затаив дыхание и с широко открытыми глазами.

– Почему ты приехал один? – спросила я, когда основные темы неотложных разговоров были уже озвучены.

– Танюшка осталась у родителей, сказала, что не хочет никому мешать, – ответил папа и тут же пояснил, – Татьяна – это моя жена. Кстати, – он повернул голову ко мне, – она связала тебе свитер на день рождения. Ты же просила себе свитер с оленями. Он в машине. Будешь зимой щеголять.

– О, круто, – улыбнулась я, в надежде, что фраза про день рождения не будет никем замечена. Но я ошиблась.

– На день рождения? Когда у тебя день рождения? – нахмурила брови Ирина Викторовна.

Я только открыла рот, чтобы попытаться уйти от этой темы, но папа решил ответить за меня.

– Три недели назад был. Вы разве не знали? – удивленно спросил он, отпивая чай из огромной чашки.

– Нет, мы не знали.

Я мысленно «поблагодарила» папу, и когда подняла взгляд, поняла, что на меня смотрят три пары глаз. Недовольно смотрят. Я вздохнула и попыталась объясниться:

– Да это не такое уж и событие. Я даже не отмечала. Мы с моим другом просто посидели перед телевизором с пиццей и пивом. Вот и все.

– Да-да, – подтвердил папа. – Она никогда не любила эти празднества, все такое. Но тридцать лет могла бы и отметить.

– Тридцать? Юбилей? И ты даже не сказала? – в голосе Ирины Викторовны слышалось явное возмущение.

– Ну, я… Я просто…

– Нет, Марина, у вас не получится оправдаться, – подвела итог Виктория Павловна.

– С ума сойти. Даже не намекнула! С нас подарок, – отрезала Ирина Викторовна.

– Да ладно, почти месяц прошел, – попыталась успокоить женщин я.

– Даже мне не сказала, – покачал головой Марат.

– О, парень, ты должен помогать мне, а не наоборот, – ответила я.

– Он правильно сказал. Марина, нельзя скрывать свой день рождения. Это… неправильно. Я думала, мы друзья.

– Ирина Викторовна, поверьте, мы друзья, а я, правда, не люблю поздравления, подарки и все вот это. Я не умею слушать пожелания, быть в центре внимания. Для меня это обычный день, – пожала я плечами. – Дело не в вас, правда. Я никому не сообщаю об этом, не собираю друзей. Уже очень давно.

– Ладно, мы тебе верим, Марина, но подарок все равно с нас, – сказала Виктория Павловна и строго добавила, увидев, как я открыла рот, – и не нужно со мной спорить, девочка.

– Договорились, – покорно вздохнула я и почувствовала, как Марат, хихикая, ткнул меня в плечо.

Вечером того же дня мы с папой и Маратом жарили шашлыки возле бани, а женщины накрывали на стол в беседке за домом. Была теплая погода, и мы решили, что будет отличной идеей поужинать под открытым небом. Папа рассказал Марату, как правильно мариновать мясо, чтобы оно было особенно вкусным, а я показывала, как нанизывать куски на шампура, чередуя с овощами, чтобы ничего не подгорело, а мясо осталось сочным. Когда мальчик убежал, чтобы отнести первую партию готовых шашлыков в беседку, папа толкнул меня в бок и подмигнул:

– Я смотрю, у тебя появился младший брат.

– Типа того, – ухмыльнулась я. – Знаешь, у нас столько общего, что я даже подумала, будь у меня сын, я бы хотела, чтобы он был похож на Марата.

– О, ты говоришь о детях? – папа сделал удивленные глаза. – Кажется, я что-то пропустил.

– Очень смешно, юноша, – строгим голосом ответила я, сдерживая улыбку.

– Я скучал по тебе, – отец положил руку мне на плечо. – Надеюсь, с появлением этих друзей, ты сможешь приезжать к нам чаще. Таня тоже по тебе соскучилась. Она тебя любит, ты же знаешь.

– Знаю, – кивнула я.

На самом деле, я была очень рада, когда у отца появилась «подруга». А когда он, краснея, как первоклассник, сообщил мне, что хочет жениться, я была просто в восторге. Татьяна была хорошей женщиной – она работала в школе и искренне любила папу и бабушку. Большего мне и не было нужно.

– Я заметил, вы тесно дружите с Ириной? – осторожно начал папа, а я уже догадалась, к чему он ведет.

– Да, мы хорошо общаемся. И нет, – я предупреждающе подняла руку, – это просто общение.

– Но ты бы хотела…

– Папа, – оборвала я его, – я очень рада, что ты у меня понимающий, что ты принимаешь мои взгляды и все такое, но… Давай мы не будем с тобой говорить о женщинах, – сказала я, чувствуя, как начинают розоветь мои щеки.

– Между прочим, я в них кое-что да понимаю, – обиженно пробурчал отец, переворачивая мясо.

– В ком?

– В женщинах.

– О, я не сомневаюсь. Но нет той женщины, о которой нам стоит вести беседы «отец-дочь». Серьезно. Мы с ней просто друзья.

– Ага, – неопределенно хмыкнул папа. Я собралась было ответить ему что-то еще, но в этот момент к нам вернулся Марат с пустой тарелкой.

– Женщины требуют еды и нас, – улыбнулся он, ставя блюдо на небольшой пень рядом с мангалом.

– Еще минут десять и все будет готово, – ответил папа. – Ребята, как вы смотрите на то, чтобы помочь мне завтра? Нужно положить новый лист рубероида на крышу бани и сбить пару ящиков для рассады. Бабушка мне уже второй месяц об этом твердит, а у меня все руки не доходят.

– Я «за», – ответила я. Для меня это было привычное дело. Я любила работать молотком с детства.

– Я тоже! – сказал Марат. – Если вы научите меня, – добавил он, опустив глаза.

Папа вопросительно посмотрел на меня, и я ответила:

– Дитя города. Но он схватывает все на лету. Уже умеет управлять лодкой, рыбачить и разводить костер.

– О, тогда тебе понравится завтрашний день, – многообещающе сказал папа. – А послезавтра я хочу оправиться на рыбалку рано утром. Вся крупная рыба плавает до рассвета. Хочешь присоединиться?

– Да-а, – завороженно ответил Марат, явно уже представляя их маленькое приключение.

– Надо вставать в пять утра, – усмехнулась я. – Ты уверен?

– Абсолютно, – с готовностью ответил мальчик. – А ты не поедешь?

– Нет, спасибо, – поморщилась я, – я в отпуске и я отдыхаю. Такие ранние подъемы не для меня.

– А раньше она с легкостью соскакивала и в четыре утра, – тихо, но так, чтобы я услышала, сказал папа Марату, – наверное, стареет.

– Эй! Я все слышу! – грозно сказала я, пытаясь сдержать смех, глядя на смеющихся Марата и отца.