Текст книги "Путь к сердцу"

31

Марат сидел на крыше бани уже третий час и прибивал рейками постеленный пласт рубероида. Папа показал ему, как правильно это делать, и после небольшой тренировки у мальчика стало неплохо получаться. Отец его похвалил и сказал, что Марат напоминает ему меня. Я также быстро училась строительному делу и была папе хорошим помощником.

Я была на земле и сбивала из досок длинный ящик для рассады. Бабушка не использовала готовые пластиковые «клумбочки», которые продавались в любом садовом магазине. Она считала, что только в деревянных кадушках ее семена хорошо прорастут.

Погода начала портиться, и хотя было тепло и сухо, небо было покрыто тучами. Я к вечеру или утру ожидала дождь.

Мы о чем-то переговаривались с Маратом, когда я поняла, что за нами кто-то наблюдает. Решив, что это вернулся отец, который в это время расчищал тропинки между грядками, я, не поднимая головы, весело проговорила:

– Я чувствую себя рабом. Не удивлюсь, если вечером ты попросишь обмахивать тебя веером и делать тебе массаж.

– О, веер необязательно, но от массажа я бы не отказалась, – услышала я смеющийся голос женщины, которая уже не первую неделю занимала все мои мысли.

– Ой, – пробормотала я, поднимая взгляд на нее и моментально краснея. – Я думала, это папа.

– Нет, твой отец сидит на скамейке с лопатой и травит байки Виктории Павловне, – все также смеясь, ответила Ирина Викторовна.

– Ну, конечно, – проворчала я. – Сначала он говорит, что мы можем ему помочь, а потом мы одни делаем всю работу.

– А что вы делаете? – с интересом спросила женщина.

– Я мастерю ящик, а Марат, – я показала на крышу, с которой в этот момент свесил голову мальчик, – прибивает рейками лист толи.

– Толи? – нахмурилась Ирина.

– Ну, толь, рубероид. Такое кровельное покрытие со смолой, чтобы крыша не протекала, – пояснила я.

– На самом деле, – подал голос Марат, – я уже все сделал. Просто тут растет очень вкусная ягода – чернуха, – улыбнулся Марат и показал нам язык, который был черного цвета.

– Вообще-то, она называется черемуха, – поправила его я.

– А, точно. Ну, тогда она, – улыбнулся он и сорвал еще несколько ягод с дерева, растущего за баней. – Мам, хочешь попробовать? – спросил он, закидывая в рот ягоды и выплевывая косточки.

– Нет, спасибо, – покачала головой женщина.

– Может, хотите постучать молотком? – пошутила я, продолжая сбивать доски гвоздями.

– Я бы хотела попробовать, – к моему удивлению, отозвалась Ирина Викторовна.

Я посмотрела на нее и несколько раз моргнула.

– Вы… Вы серьезно? – переспросила я с недоверием в голосе.

– Ну да. Я никогда этого не делала. Вдруг, у меня талант, и я пойму, что всю жизнь занимаюсь не тем, – засмеялась она.

– Хорошо, – протянула я, выпрямляясь. – Давайте проверим.

– Ты думаешь, это хорошая идея? – с сомнением спросил Марат, наблюдая за нами сверху.

– Да что может случиться? – возмутилась Ирина Викторовна. – Марина будет рядом, она покажет, как надо, все будет в порядке.

– Я просто вспоминаю, как ты в последний раз сама пыталась вкрутить лампочку… – сказал Марат и многозначительно посмотрел на мать.

– Это другой случай, – покраснела Ирина Викторовна. – Все будет хорошо. Я уверена.

– А что было с лампочкой? – не удержалась я. Они меня заинтриговали.

– Да это анекдот просто, – захохотал Марат, и только он открыл рот, чтобы поведать мне эту историю, как Ирина Викторовна наставила на него указательный палец и сказала:

– Даже не думай. Молчи.

– Прости, Марина, – пожал он плечами, все также смеясь.

– Серьезно? Вы мне не расскажете? – возмущенно спросила я.

– Иначе мне придется тебя убить, – твердо сказала женщина. – Давай, показывай, что делать.

Я вздохнула, но перестала допытываться. Но когда-нибудь я все равно узнаю, что там было с этой чертовой лампочкой.

Я объяснила женщине, как держать молоток и гвозди. И как забивать гвоздь в нужное место. Показала пару раз на примере. Ирина Викторовна с готовностью кивнула, решительно взяла молоток, гвоздь, и поставила его острый конец на доску, аккуратно придерживая двумя пальцами. Один удар, второй. Я видела, как металл начал входить в дерево. Я же стояла и держала доски вместе, чтобы ей было удобнее.

– У вас отлично получается, – похвалила я ее. Женщина улыбнулась с детским восторгом в глазах, а я чуть не растаяла прямо на месте. И это была главная ошибка. Я ослабила хватку, и когда Ирина Викторовна, воодушевленная моей похвалой, занесла молоток для следующего удара, она явно не рассчитала силу. Удар был намного сильнее необходимого, к тому же она не попала по гвоздю. Тонкая доска треснула, вторая, что держалась на одном гвозде, «отошла», и когда она прогнулась, молоток соскользнул. Доска прижала мне палец, и последнее, что я помнила в тот момент, это как от жуткой боли перед моими глазами замелькали красные точки.

* * *

Невзирая на мои слова, отец отвез меня в больницу в соседний поселок рабочего типа. Вернулись мы втроем – я, отец и гипс на безымянном пальце левой руки.

– Марина, прости меня, пожалуйста, я не хотела. Это случайность, я даже не думала, что такое может произойти.

– Все нормально, Ирина Викторовна, это обычная травма. Когда у кого-то в руках молоток, вполне вероятно, что кому-то может прилететь им. Папа сам себе не раз отшибал пальцы, – пыталась я успокоить женщину, которая волновалась даже больше положенного.

– Я сломала тебе руку! – не отступала она.

– Палец, – поправила я ее. – И перелом легкий. Через месяц буду, как новенькая.

– Боже, мне так стыдно, – пробормотала женщина, прикрывая глаза рукой.

– Кто-нибудь, объясните ей, что крошечный перелом пальца не делает из человека инвалида, – простонала я, когда мы все вместе ужинали этим вечером.

– Ты подожди, она еще предложит тебе кресло-каталку, – хихикнул Марат.

– Ничего смешного, Марат, – строго сказала Ирина Викторовна. – Я сломала человеку руку!

– Палец, – снова поправила я. – И давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Папа понял, что еще немного, и я сама отрежу этот палец, чтобы про него уже забыли, поэтому он тут же перевел тему, начав рассказывать какую-то очередную веселую историю.

– Извини меня, – Ирина Викторовна снова наклонилась ко мне.

– Так, ладно. Давайте я скажу, а вы услышите, – вздохнула я. – Вы ни в чем не виноваты. Это случайность. И я вас не виню. Но если вы будете продолжать извиняться, я сломаю себе еще и ногу, чтобы вы забыли о пальце, идет?

Она смотрела на меня пару секунд, потом хихикнула и кивнула:

– Идет.

32

Я лежала на чердаке с книгой и бокалом домашнего вина, которым нас угостил Семен Семенович. Честно говоря, пила вино я потому, что оно помогало успокоить боль. Палец ныл, а мне из-за этого было сложно сосредоточиться на книге.

Как я и ожидала, к вечеру пошел дождь, поэтому, когда все поужинали и каждый занимался своими делами, готовясь ко сну, я полезла на чердак. Это было моим любимым местом в такую погоду.

Марат и папа уже ушли спать, так как их ждал ранний подъем на рыбалку. Бабушка, Виктория Павловна и Ирина Викторовна тоже собирались ложиться, а я решила насладиться дождливой погодой и хорошей книгой. И вином.

Я как раз закончила читать первый рассказ о золотоискателях Джека Лондона, когда услышала тихий стук в небольшую дверь. Я перевела взгляд с книги на вход и увидела, как, тихо скрипнув, дверца отворилась. В открывшемся проеме появилась светловолосая голова Ирины Викторовны, и я улыбнулась. Боже, эту женщину я рада видеть всегда.

– Привет, – тихо сказала она и подняла бутылку вина, что держала в руке. – К тебе можно?

Я проглотила слова, что она может приходить куда и когда угодно, хоть ко мне в душ, и ответила:

– Конечно, вы же пришли с дарами, как я могу отказать?

Она хихикнула и забралась на чердак, прикрыв дверь.

– Твоя бабушка сказала, что в такую погоду тебя наверняка можно найти здесь, – сказала женщина, осматриваясь. – Тут… здорово. Атмосферно, я бы сказала.

Я лежала на небольшом матрасе, за головой на полу стояла настольная лампа, свет от которой падал на книгу. На полочках под сводом крыши на обеих сторонах стояли еще несколько книг, а также зажженные свечи. Обстановка была, мягко говоря, романтичной.

– Да, я всегда любила читать тут. Особенно во время дождя. Тут тепло, из-за трубы, – я показала на проходящую в середине чердака трубу, что была сзади меня. – А звук тарабанящих капель успокаивает.

– Это точно, – согласилась женщина. – Будешь вино? – спросила она, увидев мой почти пустой бокал.

– Да, немного, – я подняла бокал и наблюдала, как Ирина Викторовна, опустившись на колени, налила нам темно-красный напиток.

– Оно такое вкусное. Но такое «пьяное», – пробормотала она, отставляя бутылку.

– Да, Семен Семенович знает толк в вине, – усмехнулась я. – Поэтому я стараюсь быть очень осторожной с ним. Пара лишних глотков, и наутро может быть стыдно.

– Надеюсь, до такого не дойдет, – хихикнула Ирина и улеглась на бок рядом со мной, согнув одну руку в локте, придерживая ею голову.

– Марат уже спит? – спросила я, прочистив горло. Такая близость женщины немного сбивала меня с толку, но я мужественно пыталась собраться.

– Да, он уснул почти мгновенно. Сказал, что привезет кучу рыбы, – улыбнулась она.

– Вполне вероятно. Утренние рыбалки часто бывают успешными, – пробормотала я, чуть отодвигаясь. Она, конечно, не делает ничего двусмысленного, но я буду чувствовать себя спокойнее на некоторой дистанции.

– Он в таком восторге, – протянула Ирина Викторовна, смотря на огонек свечи. – Только немного расстроился, что ты не поедешь с ними.

– Да. Утренняя рыбалка означает ранний подъем и много комаров. Пожалуй, я смогу без этого обойтись, – усмехнулась я.

– Он невероятно к тебе привязался. Даже удивительно, – пробормотала женщина, а я не была уверена, что она разговаривает со мной. Слова прозвучали так, будто она просто рассуждала вслух.

– Вы… Вас это беспокоит? – поинтересовалась я, наблюдая, как меняется ее цвет глаз от янтарного оттенка до более темного.

– Что? – спросила она, будто очнувшись. – Нет, нисколько. Напротив, я рада, что у него появился друг. Ему не так просто с ровесниками. Я не слышала, чтобы он о ком-то столько говорил. А теперь он постоянно твердит: «Марина то, Марина это»… Он хочет уметь то же, что и ты. Знать то же, что и ты. Боже, если бы у тебя была татуировка, я не сомневаюсь, что он бы подошел и спросил, можно ли ему сделать такую же, – засмеялась женщина.

– Нет, можете не переживать, ничего такого, – улыбнулась я.

– Это хорошо, – сказала она и легла на спину, уставившись в потолок. – Тут волшебно.

– Да, – ответила я, приняв такую же позу.

Мы молча лежали почти полчаса. И это была комфортная тишина. Мы наслаждались гудением дров в трубе и барабанящим по крыше дождем. Я чувствовала запах ее геля для душа и шампуня. И снова убедилась, что она у меня ассоциируется с летом. Легкий, приятный аромат цветов, травы, какого-то летнего луга. Я даже не могла описать этот запах, лишь понимала, что это самый приятный аромат, который я когда-либо чувствовала. И пока мы лежали, наслаждаясь этим уединением, мне хотелось остановить это мгновение, настолько я комфортно себя чувствовала. Мне хотелось взять ее за руку или почувствовать тяжесть ее головы на своем плече. Хотелось какого-то, пусть даже самого невинного тактильного контакта. И когда я это поняла, стало ясно, что с вином на сегодня пора заканчивать.

Я чуть приподнялась и поняла, что у меня слегка кружится голова. Спасибо, Семен Семенович, удружил. Ирина Викторовна тоже привстала и посмотрела на мою загипсованную руку. Потом поставила бокал около лампы и, не заметив шнур, опрокинула ее. Лампа, повалившись на бок, глухо разбилась. Мы остались в темноте, которая лишь слегка освещалась свечами, стоящими выше.

– Ой, – пробормотала Ирина Викторовна, а я готова была рассмеяться. Давно она ничего не роняла.

– Все нормально. Завтра вкручу новую, – успокоила я ее.

Ирина Викторовна кивнула и снова посмотрела на мою руку.

– Болит? – тихо спросила она.

– Кто? А, да нет, – покачала я головой. – Нормально. Ноет немного, но это пройдет.

Она протянула свою руку и коснулась моей кисти. Пальцем провела по гипсу, убирая ниточку, торчащую из него. Я затаила дыхание, когда она положила руку на гипс и оставила ее там.

– Извини, – слегка улыбнулась она, глядя на меня.

Мне было не ясно, извиняется она за гипс, за лампу или за то, что прикасается ко мне. Да мне это и не было важно. Я смотрела в ее глаза и понимала, что я нахожусь в миллиметре от того, чтобы совершить очень, очень большую глупость.

То ли «пьяное» вино, то ли романтичная обстановка подействовали на меня, но я несмело протянула здоровую руку, чтобы убрать прядь волос с лица женщины, лежащей напротив, за ухо. Она не шелохнулась, лишь смотрела также в мои глаза. Я понимала и отдавала себе отчет, что моя рука находится на ее щеке гораздо дольше, чем того требуют обстоятельства. Но я просто не могла ее убрать. Было ощущение, что рука стала свинцовой, и больше она мне не подчиняется. Видимо, все остальное тоже перестало мне подчиняться, потому что последнее, что я помню очень отчетливо, что я перевела взгляд на ее губы. А потом произошло все так, будто я не участвовала в происходящем, а просто наблюдала за этим со стороны.

Ладонь смелее коснулась ее щеки, скорее, нежно, чем настойчиво. Большой палец осторожно погладил скулу, а сама я медленно двинулась ей навстречу.

Когда я ощутила своими губами ее губы, у меня было ощущение, что где-то внутри меня разбились миллионы осколков, разлетевшись, а потом собрались вновь. Поцелуй был настолько нежным и осторожным, почти детским, что мне казалось, что это сон. Будто любое резкое или неловкое движение может разрушить все это.

Самое удивительное, что она мне, казалось, отвечала. Неуверенно, еле ощутимо, но отвечала. Ее губы также касались моих, как и мои – ее. И я готова была отдать все, что у меня было, чтобы этот момент длился как можно дольше.

33

Но, как я и сказала, любое неловкое движение способно разрушить такие волшебные моменты. Мы услышали, как внизу дома что-то звякнуло, и тут же обе открыли глаза, оторвавшись, и уставившись друг на друга.

Я смотрела в ее глаза и не могла вымолвить ни слова. В горло словно залили раскаленный свинец. Я ощущала, как горит мое лицо, и понимала, что это вовсе не из-за жара от трубы. Я тщетно, тщетно пыталась заставить себя сказать хоть что-нибудь. Хотя бы какую-нибудь глупость, лишь бы прервать эту неловкую тишину. Но Ирина Викторовна опередила меня. Она моргнула, потом пару раз кашлянула и, быстро вставая, пробормотала:

– Э-э-э… Мне… Я пойду. Наверное, последний бокал был лишним. Извини.

Сказав это, она ретировалась с чердака в мгновение ока, оставив меня все в том же недоумении.

Я перекатилась на спину и закрыла глаза рукой. Как можно быть такой идиоткой, Марина?

Я нашла в себе силы вылезти из своего «убежища» только через час. Прокравшись к себе в комнату, я легла на кровать, даже не раздеваясь. Я пролежала без сна несколько часов, забывшись какой-то дремотой лишь к утру. Проснулась я от звука закрывающейся двери и поняла, что Марат с папой отправились на рыбалку.

Я лежала и думала о том, что скоро встанет весь дом, а мне придется при свете дня столкнуться нос к носу с Ириной Викторовной и смотреть ей в глаза. Эта мысль привела меня в состояние настоящей паники, поэтому я, даже особо не раздумывая, поднялась с кровати и вышла в «предбанник». Схватив сапоги, отцовскую куртку и бейсболку, а также вытащив из хозяйственного ящика нож и пакет, я вышла на улицу, оставив предварительно на столе записку для бабушки. Иначе, зная ее, уже через час, как она обнаружит, что меня нет в доме, на мои поиски будет поднята вся деревня и близлежащие поселки.

Все вокруг было мокрым – дождь лил всю ночь и закончился только пару часов назад. Небо было затянуто облаками, но ненастная погода миновала. Вполне вероятно, что к обеду даже выглянет солнце. Я вглядывалась в густой туман, что расходился над рекой, и пыталась глубоко дышать, набирая полную грудь влажного воздуха. Я так старательно дышала, что почувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Взглянув на небо, я еще раз вздохнула и зашагала вверх по тропинке, по направлению к дороге. Самое лучшее, что я смогла придумать в это утро, чтобы избежать скорой встречи с женщиной, которую я имела глупость вчера поцеловать, – это отправиться за грибами.

Я плохой грибник. А если совсем начистоту – я чертовски ужасный грибник. Я нахожу самые редкие виды поганок, но пропускаю хорошие грибы. Поэтому толку от меня в этом деле – никакого. Но отец всегда брал меня с собой за компанию, потому что бродить по лесу и искать грибы мне нравилось. И неважно, что находила я мухоморы и другие ядовитые штуки. Главное ведь не победа. Поэтому и в этот раз я решила просто морально отдохнуть, чтобы настроиться на разговор с Ириной Викторовной и, собственно, придумать, что же ей сказать.

Часам к одиннадцати стало невыносимо жарко в сапогах и куртке. К тому же, сапоги натерли мне ноги. Я вспотела и ощущала себя каким-то каторжанином. Ветки несколько раз попадали мне по лицу, когда я пробиралась сквозь кусты и заросли. Но на этом мои приключения не окончились. Когда я, как взмыленная лошадь, выбралась на небольшой луг, где обычно соседи пасли своих коров, я прошла вперед в поисках ручейка, который, как я помнила, здесь протекал. Обнаружив его, я стянула с себя куртку и, засунув складной нож в карман штанов, опустилась на колени, чтобы умыться. Проточная вода была благодатно прохладной. Я вымыла руки и ополоснула лицо. А также протерла шею. Стало намного лучше. Я решила, что пора бы мне уже вернуться домой. Марат с папой наверняка уже приехали, народу в доме много, я вполне смогу до вечера скрываться от Ирины Викторовны. А там как-нибудь разберемся.

Я поднялась с колен и чуть оступилась в резиновых сапогах на мокрых крупных камнях. Когда я снова ровно встала, то мой взгляд упал на траву с другой стороны ручья. Я практически физически ощутила, как расширились мои зрачки. Прямо в нескольких метрах от меня в травке спокойненько себе лежала… змея. У меня не было большого опыта общения со змеями, но я видела пару раз, как папа разделывался с ними с помощью лопаты. Да и бабушка тоже. Но у меня был только небольшой карманный нож. Поэтому, лучшее, что я придумала, это спасаться бегством. Я даже не успела подумать про куртку и про пакет с несколькими странного вида грибами, как мои ноги уже несли меня в направлении дома. Спустя несколько минут, когда я начала уже запыхаться, я подумала о том, что, наверняка, я смогла «оторваться» от змеи. И как только эта мысль пришла мне в голову, я потеряла равновесие, поскользнувшись на чем-то желеобразном.

Я носом уткнулась в траву и уже через минуту радовалась, что не упала тридцатью сантиметрами ниже. Потому что подо мной лежала свежая, сочная… коровья «мина». На другой такой же я и поскользнулась. Этот день становился все лучше и лучше.

* * *

Все ближе подходя к дому, на крыльце которого сидела и моя семья, и наши гости, я видела, как недоумение на их лицах становилось все более отчетливым. Что, в общем-то, неудивительно. Я в грязных сапогах, без куртки, вся в коровьем дерьме, с поцарапанным лицом, возвращаюсь из леса. Чудная, однако, картина. Еще и разит от меня за километр.

Подойдя к крыльцу, я подняла руку в предупреждающем жесте и проговорила:

– Я ходила за грибами, на меня почти напала змея, я потеряла куртку, когда спасалась от нее, и потом упала в коровье дерьмо. Грибов нет, так как пакет с ними остался с курткой около этой бешеной змеи. Вопросы есть? Вопросов нет. Я в душ.

Сказав это, я решительно направилась в дом, сняв сапоги прямо у порога. Когда за моей спиной закрывалась дверь, я слышала громкий заливистый смех всех сразу.

34

Стоит ли говорить, что за обедом я услышала целый глоссарий разнообразных шуток и подколов. Только ленивый не упомянул о моем эффектном появлении этим утром. Поэтому, как только я закончила трапезу, то тут же ушла к себе в комнату, сославшись на усталость.

Я лежала на кровати, устроив на животе загипсованную руку, и бесцельно уставившись на один и тот же абзац в течение уже получаса. Я раздумывала о том, что нам все же придется поговорить с Ириной Викторовной. Меня удивило то, что она выглядела довольно спокойной, будто вчера не произошло никакой из ряда вон выходящей ситуации. Она улыбалась, смеялась, и даже вроде бы не избегала встречаться со мной взглядом. Это только запутывало меня еще больше. Я предполагала, что она будет злиться, избегать меня, ну, или, на крайний случай, будет чувствовать себя смущенной и несколько скомпрометированной. Но нет. Судя по ее виду, она была вполне в ладу с собой.

Мои размышления прервал стук в дверь. Через пару секунд она отворилась, и в комнату заглянул Марат.

– Привет. Я зайду? – спросил он, наполовину уже протиснувшись.

– Конечно, парень. Заходи, – я отложила книгу и погладила ноющую руку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, усаживаясь на стул, стоящий рядом с кроватью и исполняющий роль шкафа – на нем висели мои вещи.

– Слегка униженной и оскорбленной, но в целом, неплохо.

– Да уж, – усмехнулся мальчик, – могла бы и меня позвать на такие приключения.

– Извини, ты покорял речные дали.

– Тоже верно. Может, пройдемся? Пока сухо на улице. Мама с Викторией Павловной и твоей бабушкой увлечены поеданием подсолнухов и историями твоего папы. А мне скучно.

– Давай. Давай пройдемся, – кивнула я, вставая с кровати. Все равно я не могу сосредоточиться на чтении, так какой смысл просто пялиться в книгу?

Мы вышли из дома, и пошли в сторону небольшого холма. Трава там была все еще мокрой, так как ее никто не косил, и она доходила высотой почти до колен. Мы прошли к самому обрыву и, постелив на землю куртку, уселись на нее.

– Мне будет недоставать этого места, – грустно сказал Марат, срывая длинную травинку.

– Не хочется уезжать? – ухмыльнулась я. Я знала, что парнишка будет в восторге от этого места. С самого начала знала.

– Не-а, – покачал он головой. – Тут хорошо. Спокойно. И маме тут нравится. Я ее сто лет такой отдохнувшей не видел.

При упоминании об Ирине Викторовне я невольно закашлялась. Да уж, отдохнула, так отдохнула.

– Если захотите, можно сюда и зимой приезжать. Тут очень красиво в это время. Вокруг снег, все белое-белое.

– Правда? – глаза мальчика загорелись. – Я бы очень хотел.

– Ну, все возможно, – слегка улыбнулась я.

Да, возможно. Если по приезду домой твоя мама не пошлет меня ко всем чертям за выходку прошлой ночью.

– Кстати, у меня в конце октября день рождения. И я тебя приглашаю, – неожиданно сказал Марат. – Придешь?

– Э-э-э… – протянула я. – Ну… Я… Наверное…

– Мы дома обычно отмечаем. Ко мне пара друзей приходит, ну и Виктория Павловна с мамой, конечно. В этом году я хочу, чтобы ко мне ты тоже пришла. Ты мой друг.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Я приду.

Марат открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но мы услышали какой-то шорох за спиной и оба обернулись. К нам шла Ирина Викторовна. Я тяжело сглотнула и снова повернулась к обрыву.

– Секретничаете? – она подошла к Марату и, улыбаясь, положила руку ему на макушку.

– У нас серьезные мужские разговоры. Мы не секретничаем, – сказал Марат, выпрямившись. Да, парень уже явно считает себя настоящим мужиком после двух недель жизни в «диких условиях». Ну, относительно диких, конечно.

– Марина – девушка, как у вас могут быть мужские разговоры? – усмехнулась Ирина Викторовна.

– Ну, ты поняла, мам, – протянул Марат, расстроившись, что его утверждение так быстро разбили в пух и прах.

– Ага. Могу я тоже поговорить с Мариной? А ты пока можешь помочь Виктории Павловне. Она, кажется, тебя зачем-то искала, – женщина потрепала мальчика по голове и, наклонившись, поцеловала его в лоб.

– Конечно, – кивнул Марат и быстро соскочил на ноги.

Я молча смотрела на простирающийся передо мной пейзаж. Я изучила каждое деревце, каждый камушек и кустик, лишь бы не думать о том, что мне скажет Ирина Викторовна. Но, усевшись рядом со мной, она, казалось, не торопилась с разговором. Наконец, не выдержав, я вздохнула и выпалила:

– Простите меня!

Боковым зрением я заметила, как она повернулась ко мне. Но ничего не ответила. Тогда я решила продолжить:

– Я не должна была вчера… Ну… Ну, вы поняли. Просто… Наверное, вино, плюс таблетки обезболивающие… Вот. И что-то на меня нашло. Извините.

– Тебе не кажется, что после вчерашнего ты вполне можешь перейти на «ты»? Мы, вроде бы, давно договорились, – улыбнулась она.

– Ничего не могу с собой поделать. Привычка субординации. Но я постараюсь, – пробормотала я.

– Хорошо. И ты тоже извини меня, – тихо сказала она.

– Извинить вас? В смысле, тебя? За что? Вы… Ты ничего не сделала.

– Ну, я там вообще-то тоже была. И тоже участвовала. Это вино нужно запретить на законодательном уровне, – усмехнулась Ирина Викторовна.

– Это точно. И все-таки я прошу прощения. Мне кажется, я воспользовалась ситуацией и просто… В общем, извини. Этого больше не повторится.

– Воспользовалась ситуацией? – она весело подняла бровь. – Звучит так, будто нечто подобное уже не раз случалось в твоей жизни, – она по-приятельски толкнула меня плечом.

Я в ответ пожала плечами, не став комментировать ее фразу. Ну, я же человек. И в моей жизни случались разные ситуации.

– Ты… Ты серьезно? У тебя уже… В смысле, ты… Я имею в виду… – она была растеряна, и я видела, как сдвинулись к переносице ее брови.

– Да, – просто сказала я, прервав ее бормотание.

Если уж и Виктория Павловна в курсе моей ориентации, что уж продолжать утаивать все от самой Ирины Викторовны. Рано или поздно этот разговор все равно бы состоялся. Мы с ней говорили о разном, но никогда – о личной жизни. И когда-нибудь речь об этом все равно бы зашла.

– Ты имеешь в виду, с мужчиной? – по ее интонации было сложно понять, она это спрашивает или утверждает.

– М-м-м… нет.

– С женщиной? – казалось, я слышала, как ее челюсть упала в траву.

– Ну, если не с мужчиной, то вариантов остается не так много, не так ли? – попыталась пошутить я.

– С ума сойти… – пробормотала она, переводя взгляд на бескрайние просторы лесов, что были внизу оврага.

– Ну, если ты негативно к этому относишься или тебе неприятно…

– Нет-нет, – оборвала она меня, отрицательно качая головой и помахав руками для убедительности. – Я не в том смысле. Просто… Просто я не ожидала. Ну, я, честно говоря, даже не задумывалась об этом, – призналась она.

– Серьезно? Я вроде бы не образец женственности и не «Мисс Настоящая леди».

– Да, но это же ни о чем не говорит. У нас на работе есть пара человек, которые выглядят, как ты. Из менеджеров одна и оператор. Но, насколько я знаю, они с кем-то встречаются, у них кольца. Хотя я не помню, замужем они или это типа кольца на помолвку. Сейчас же модно, – пробормотала она. – И это не значит, что они встречаются с… женщинами. Я даже и подумать не могла. Не то, чтобы я против, просто…

– Это рыженькая и блондинка миниатюрная? – я припомнила двух девушек, которых сразу определила за «своих», когда встретила их в столовой.

– Да-да, они самые. Арина, кажется, и… Оля, вроде бы.

– Ага. Наверное. Ну, вообще-то, они тоже, – сказала я, усаживаясь по-турецки.

– Что «тоже»? – не поняла Ирина Викторовна.

– Ну… Как я.

– Ты шутишь? – она смотрела на меня с недоверием.

– И, больше скажу, мне кажется, они вместе.

– Боже. Куда я вообще смотрю? – пробормотала Ирина Викторовна.

– Ты просто сосредоточена на других вещах, – пожала я плечами. – В любом случае, это неважно. Если для тебя это действительно не имеет значения.

– Нет. В смысле, да. В смысле, не имеет.

– Хорошо. Тогда мы просто будем дружить, – подвела я итог.

– Да. Я была бы рада. Марат к тебе очень привязался.

– Да, – грустно улыбнулась я. Я рада была, что мы с Маратом подружились. Но если бы и она ко мне привязалась – это было бы двойное удовольствие. – Я к нему тоже.

– И… я. Имею в виду, что ты тоже очень много для меня значишь, – добавила Ирина Викторовна, ковыряя ногтем свои джинсы. Она подняла взгляд и, обаятельно улыбаясь, добавила, – значит, друзья?

– Конечно, – кивнула я, изо всех сил стараясь искренне улыбаться.

Куда ты влипла, Марина, куда ты влипла?