Текст книги "Богатые наследуют. Книга 1"

– Садись, – скомандовал более высокий. – И не волнуйся. Мы просто отвезем тебя к тому, кто хочет с тобой поговорить – вот и все.

Ему завязали глаза. Казалось, машина целую вечность кружила по неизвестной местности, пока, наконец, не замедлила ход и остановилась. Энтони повели под руки по каменным ступенькам два его похитителя, и только когда он услышал тихий, но властный голос какого-то третьего мужчины, с его глаз сняли повязку.

Он увидел, что находится в комнате такого размера, который он раньше даже не мог себе вообразить. Вся его квартира могла бы поместиться в одном только углу этого зала. Стены были обиты панелями от пола до потолка, бледные мягкие ковры устилали сверкающий отполированный пол. Вокруг стояли диваны и стулья, обтянутые узорчатым шелком, букетики сладко пахнущих цветов стояли на маленьких столиках. В огромном камине потрескивал огонь. Небольшого роста, смуглый человек, в возрасте, сидел на стуле с высокой спинкой у огня и разглядывал Энтони, когда тот, раскрыв рот, смотрел на прекрасные картины, украшавшие стены.

– Тебе нравится, не так ли? – спросил его тот, кто был, очевидно, хозяином всего этого. Голос его слегка дрожал. – Та, что слева – Гирландайо. Обнаженная, которой ты восхищаешься – это Тициан. Другая, тоже слева, – Веронезе… А на противоположной стене – мои любимые Каналетто.

Он стряхнул пепел сигареты в серебряную пепельницу.

– Все это украдено. Конечно, не мной – армией фюрера. Но если я отдам их, они осядут в запасниках какого-нибудь музея. Мне кажется, что их больше ценят здесь.

Энтони смотрел на него в изумлении.

– А что вам нужно от меня? – выдавил он наконец из себя. – Почему я здесь?

– Я наблюдал за тобой какое-то время, Карральдо. Ты – очень предприимчивый молодой человек. Я понял это, хотя ты можешь произвести и другое впечатление на незнающего человека – ведь тебе только четырнадцать?

Энтони посмотрел на него со злостью – какое значение мог иметь для этого человека его возраст?.. Если только, конечно, он не был полицейским? Но нет, чепуха, он явно не полицейский… он был богат, он имел власть. Неожиданно Энтони понял, кто перед ним… Он слышал, как часто упоминалось это имя – всегда почтительными, благоговейными голосами, дрожащими от страха. Ноги Энтони подкосились, и он оперся о спинку стула трясущимися руками. Но скоро гнев одержал верх над страхом.

– Вы хотите наложить лапу на мой бизнес, – начал он отрывисто и резко. – Вот почему я здесь, ведь правда? Так вот послушайте… Я работал как вол, чтобы добиться того, что имею, синьор, и чтоб я сдох, если позволю вам пощипать меня… можете делать со мной, что угодно – бить… даже убить… Но я никогда не сдамся, никогда!

Его лицо было багровым от ярости, но хозяин безмятежно улыбался.

– Успокойся, Карральдо, – тихо проговорил он, закуривая еще сигарету. – Мы здесь, чтобы обсуждать дела, как подобает джентльменам. Твой бизнес приносит тебе маленький хорошенький доход – и я знаю точно, сколько. Конечно, мы легко бы могли тебя задавить, если б хотели – ты знаешь, как делаются такие вещи. Но боюсь, что ты слишком мелок и тривиален, чтобы мы забивали себе голову твоей особой.

Он пожал плечами и стряхнул пепел с сигареты. Энтони смотрел на него широко раскрытыми глазами, его гнев исчез. Он успокоился. Он понял, что ему сказали, но он по-прежнему не понимал, зачем он здесь.

– Сядь тут, напротив меня, Карральдо, – сказал хозяин, указывая на стул. – Я не сомневаюсь, что ты слышал кое-что обо мне… и о моих методах.

Энтони кивнул.

– Тогда все, что я могу сказать, – это только то, что ты не должен верить всему, что слышал прежде. Но я тоже кое-что узнал о тебе. Много. Ты здесь, Карральдо, потому что мне нужны молодые люди, подобные тебе. Ох, здесь много – более, чем достаточно – ослов и безмозглых идиотов, годных только на более… грязную, скотскую… работу, и они были бы рады ухватиться за то, что я хочу предложить тебе. Но мне не хватает мозгов, Карральдо, молодых людей, которые могут соображать, а не только бегать, которые могут принимать решения, могут здраво и неординарно мыслить. Думаю, что при соответствующем обучении, у тебя откроются эти способности. Ты одинок в этом мире, и я тоже – никаких семейных уз или привязанностей. У меня нет сыновей, Энтони Карральдо, – продолжал он, потушив недокуренную сигарету. – И я ищу наследника для моей… империи.

Его брови стального серого цвета приподнялись на высоком лбу, когда он прямо посмотрел в глаза юноше.

– Ну что, мальчик? Что ты на это скажешь? Энтони нервно покачнулся на стуле.

– Я ничего не знаю о вашем бизнесе, – пробормотал он. – Я едва ли знаю, что нужно делать… Я никогда не ходил в школу… Я ничего не понимаю в живописи – те имена, которые вы мне назвали, ничего мне не говорят. Я никогда раньше не бывал в комнате, даже отдаленно похожей на вашу. Я жил на улицах с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Какая вам польза от такого, как я? Вам нужен образованный человек, тот, кто знает, как себя вести. Мне нечего предложить вам или вашему делу.

– Это уж моя забота, Карральдо. Я нанял многих выпускников университетов – советников, адвокатов. Всего этого у меня предостаточно. Я пристально следил за тобой, Карральдо. Я знаю тебя. Ты молод, тебя можно научить, дать тебе образование… Но ни в одной школе ты бы не научился тому, чему научился на улицах своего квартала. Однажды для моего дела потребуешься ты, Энтони Карральдо. И награда будет большой – больше, чем ты можешь даже мечтать.

Энтони в замешательстве ершил свои густые темные волосы. Ему предложили весь мир на блюдечке… но он знал, что это бизнес мужчин. Он знал об этом человеке, о том, что он был вершиной пирамиды криминальной организации, которая опутала всю Италию и была самой мощной в стране. Это был опасный, страшный человек, но то, что он предложил, было неодолимо заманчиво… богатство… положение… власть. Но что он потребует взамен?

– Я никогда не убью человека из-за денег. За деньги, – сказал Энтони, презрительно откидываясь на стуле.

– Мой дорогой Карральдо, никто и не просит тебя убивать кого-либо. Никогда не попросит, – произнес хозяин с понимающей улыбкой. – Ты забыл, что это будешь ты отдавать распоряжения. Командовать.

Энтони кивнул в знак согласия. Он понял.

– Что теперь будет со мной? Хозяин улыбнулся.

– Ты принял мудрое решение. Будем надеяться, что у тебя никогда не будет повода сожалеть об этом. Ты поселишься здесь прямо сейчас – комната для тебя уже приготовлена. Завтра утром приедет преподаватель из Англии. Вот и начнется твое образование.

– Но моя квартира, мои вещи…

– Тебе не нужно ничего из прошлого. Твою квартиру продадут, а деньги поместят на твой новый банковский счет. Ты не заработаешь ничего, пока твое обучение не закончится и я буду им удовлетворен.

Энтони смотрел на него с сомнением – он заключал сделку с дьяволом. А что если у него ничего не выйдет? Он содрогнулся при мысли, что будет тогда. Но давление этой дьявольской силы было слишком мощным…

– Еще одна вещь, прежде чем ты уйдешь в свою комнату, – голос хозяина был леденящим, он закурил новую сигарету. – Ты – молодой мальчик, тебе едва четырнадцать, но уже ходит много разговоров о твоей сексуальной удали и наклонностях. С этого момента и далее ты будешь держать в узде свои нужды. Мне не нужны скандалы в моей Семье, – отвернувшись, он взял книгу и открыл ее на странице, заложенной тонкой серебряной закладкой. – Теперь можешь идти, – сказал он холодно.

Энтони знал, что продал себя в некий вид странного рабства, но он обнаружил, что ему легко учиться. Он проглатывал книги, которые давал ему учитель, изматывая его тем, что отказывался уходить, когда преподаватель давал понять, что урок окончен. Математика давалась ему без труда – ведь он изучал ее на практике с тех пор, как ему исполнилось шесть. Но теперь мир расширился для него географически, и прошлое стало реальностью благодаря блестящему преподавателю истории. И магия написанного слова, музыки и живописи открыла для Энтони неведомые до того грани наслаждения. Когда он не был занят на уроках, он проводил время в библиотеке хозяина, с восторгом беря в руки и прочитывая одну редкую книгу за другой. Бережно доставая их с полок, Энтони благоговейно думал об их возрасте, любовался хрупкими рукописными страницами. Он касался мягких кожаных обложек чуткими пальцами, представляя себе человека, так давно создавшего эту книгу – на века. Он рассматривал картины мастеров живописи, которые были развешены повсюду в доме, старался узнать побольше об особенностях и технике письма каждого художника, и вскоре у него сложилось собственное мнение о тех, кого он особенно полюбил.

Одетый в превосходные серые брюки и голубую рубашку, с однотонным темно-голубым галстуком и в блейзере с золотыми пуговицами, Карральдо обедал с тем человеком. Хотя, конечно, он обращался к нему по имени; но про себя Энтони всегда называл его «тот человек» – словно подсознательно не хотел знать, кто он. Хозяин всегда задавал Карральдо вопросы, касавшиеся его занятий, и довольно кивал, когда Энтони отвечал быстро и умно. Он решил, что Карральдо не хватает физической активности и что ему следует также брать уроки тенниса, плавания и фехтования. Энтони особенно нравилось фехтование. Надев белую форму и маску, размахивая рапирой, он чувствовал себя кем-то вроде Дугласа Фэрбэнкса из одного из тех старых фильмов, которые хозяин с удовольствием смотрел несколько раз в неделю в собственном маленьком кинотеатре на нижнем этаже.

Энтони удивлялся, как легко он вошел в мир роскоши, где все вещи делаются для тебя и за тебя. Особняк и прилегающая к нему территория всегда содержались в образцовом порядке молчаливой армией слуг и садовников; его одежда была всегда выстирана, вычищена и выглажена; завтрак приносился в комнату для занятий, где он уже находился с шести утра – и ленч тоже. Обедал он всегда с тем человеком. Стол был неизменно прекрасно сервирован ливрейным лакеем в белых перчатках; обязательно было превосходное вино, чьи достоинства подробно разбирались хозяином, дабы просветить Карральдо и в этой области. Конечно, все это очень дорого стоило. Прекрасные сады были окружены высоким забором и охранялись вооруженной охраной со злыми черными собаками. У ворот на территории особняка тоже была охрана, и еще у каждой двери в дом. Безопасность также обеспечивалась охранной сигнализацией и – при необходимости – лучами прожекторов. В этом особняке «тот человек» жил словно узник вот уже полвека. Но, конечно, к нему постоянно приходили различные люди – некоторые из них выглядели официально или по-деловому, другие – зловеще. Появлялся и скромный люд из близлежащих кварталов. Хозяин встречался с ними со всеми.

Конечно, это была слишком уединенная жизнь для молодого человека, хотя Энтони и был привычен к одиночеству. Но она была роскошной и интересной, и Карральдо даже хотел, чтобы так было всегда. Все было на своих местах. Кроме одной вещи. Секс. Вернее, отсутствие его. Уличная жизнь Неаполя исключала возможность того, чтобы это могло оставаться частным фактом. Первую подобную сценку Энтони наблюдал из темного дверного проема в возрасте шести лет. Некоторые из мальчишек предлагали себя взрослым мужчинам за деньги, другие, казалось, часто имели приключения подобного рода – они описывали их потом в мельчайших подробностях и с большим преувеличением. Энтони слушал их разговоры о том, что они ощущают при этом… какая это хорошая штука, и он испытывал беспокойство в своем собственном теле. Когда ему исполнилось тринадцать, он выглядел на все семнадцать. Однажды он пошел на квартиру, в которой, как он слышал, умирал старик, надеясь попасть туда первым, убедиться собственными глазами и предложить им похоронные услуги какого-нибудь из своих клиентов. Дверь открыла молодая женщина – года так двадцать три или четыре – в полном расцвете и широкобедрая. Ее вьющиеся темные волосы падали на плечи. Она уставилась на него подозрительно, запахивая свой дешевый шелковый халат на груди. С большим усилием Энтони отвел взгляд от ее форм и начал объяснять, что прослышал, что она будет нуждаться в похоронных услугах.

– О, да! Он умирает. Слава Богу! – воскликнула она. Потом, все еще пристально глядя на него, она добавила, – вам лучше зайти внутрь, чтобы мы могли обсудить эти дела.

Она села рядом с Энтони на обшарпанный бархатный диван. Он мог видеть лежащего в кровати человека, его серо-белое лицо было повернуто в их сторону. Оно было старым и сморщенным, но глаза были живыми и беспокойными. Он смотрел на них.

– Я не знаю, каким чудом он еще коптит небо, – бросила она, глядя равнодушно через комнату. – Доктор сказал, что он должен был помереть еще неделю назад.

Он старый – пришел его день… пора ему отправиться к создателю и уступить место более молодому мужчине.

Она посмотрела на него с какой-то мыслью в глазах, потом пошла на кухню и принесла открытую бутылку красного вина.

– Сколько лет вашему отцу? – спросил вежливо Энтони.

– Моему отцу? – воскликнула она с издевательским смешком. – Но это – не мой отец! Это – мой муж!

Наполнив оба бокала, она протянула один из них Карральдо. Когда она наклонилась вперед, ее халат распахнулся на груди, и Энтони спешно заглотнул свое вино, с отчаянием сжимая колени, чувствуя нарастающее желание. Ее груди были как две тяжелые груши, а ее оливковая кожа выглядела гладкой и нежной.

– Давайте выпьем еще вина, – предложила она, снова наполняя бокалы. – И скажите мне, зачем вы здесь.

Ее пухлая рука оказалась у него на бедре, когда она придвинулась поближе, глядя ему в глаза и не делая никаких попыток запахнуться. Осушив свой бокал, она хрипло заговорила.

– Вы имеете понятие о том, что такое заниматься любовью со стариком? Залезать в его постель? Боже, – неожиданно застонала она, каким-то гнусным взглядом посмотрев на полуоткрытую дверь, а затем – на Энтони. Он содрогнулся. Потом она неожиданно пробежала руками по телу Карральдо. Он положил руку ей на грудь, и она задрожала.

– О-о-х! – взвизгнула она. Ее халат упал с плеч, когда она опрокинулась на диван, таща Энтони на себя. Машинально он спрятал лицо у нее на груди, и тут он словно стал другим человеком. Он почувствовал себя сильным, могущественным, властным, словно обладал каждой женщиной в мире. Женщина застонала опять от наслаждения, когда увидела его напрягшуюся плоть. Когда он вошел в нее, Энтони показалось, что он услышал слабый звук из соседней комнаты. Повернув голову, он увидел, что глаза лежащего прикованы к ним.

– Еще, – хрипела она, – сильней, сильней… давай! Делай мне больно!.. Он буквально сверлил ее, убыстряя ритм, ее ногти царапали его спину. Хотя это и был его первый раз, он дошел до последней точки только тогда, когда она заорала, чтобы он перестал.

Энтони быстро поправил одежду. Все еще совершенно обнаженная, она прошлась через комнату в спальню и посмотрела на лежавшего.

– Прекрасно. Вот еще одна польза. Это сделало свое дело, – сказала она ровным холодным голосом. – Старый ублюдок умер.

Ее жуткий повизгивающий смех преследовал Энтони, когда он выскочил из комнаты, помчался по ступенькам и вырвался на улицу.

После того, как он узнал, что это такое, было довольно просто найти то, что нужно – это продавалось на каждом углу улицы. Или, как в первый раз, появлялась случайная возможность. Внезапно ему стало казаться, что весь мир вращается вокруг секса. Это полностью затянуло его, и вскоре он обнаружил вечеринки, где секс был названием игры. И он открыл, что ему нравились две девушки или даже три… ему нравилась грубость этой затеи… он хотел, чтобы они стонали от боли так же, как и от наслаждения, умоляли его о пощаде… он хотел безусловной власти над ними. Он был их хозяином, они были его рабынями.

А теперь, на вилле, от него ждали, что он будет целомудренным и направит все свои мысли на учебу. Странно, но через какое-то время он стал наслаждаться самодисциплиной. Он чувствовал себя подобно новообращенному монаху и просто перенес всю свою энергию на упорные занятия плаванием и фехтованием.

Не было никакого сомнения, что «тот человек» привязался к Карральдо. Он был у него в милости. Когда Энтони пожаловался на сильные боли в желудке, тот встревоженно пригласил врача, и когда был поставлен диагноз – аппендицит, он лично сопровождал Энтони в больницу в большом черном «мерседесе», за рулем которого сидел шофер. Машину сопровождал эскорт полиции и выли сирены. Он не покидал больницу в течение всей операции, оставив груду сигаретных окурков в пепельнице особо комфортабельной комнаты для посетителей. Когда Энтони везли на каталке из операционной, «тот» сначала удостоверился на все сто, что Карральдо не был больше в опасности, и только потом уехал. Он вернулся позднее с немыслимо огромными корзинками фруктов и цветов, и кипой книг, которые он специально выбрал для больного – те, которые, по его мнению, могли порадовать Энтони.

После этого, он стал больше времени проводить с Карральдо в течение дня, и постепенно начал вводить его в курс своего «дела», объясняя его структуру и специфические сферы влияния. К тому времени, когда Энтони официально исполнился двадцать один год – как всегда, он требовал, чтобы ему прибавляли четыре года – он знал все секреты хозяина, а также то, что «тот» прочит его в свои наследники.

Два месяца спустя с хозяином случился первый удар. Это было не очень серьезно, но он оказался прикованным к инвалидному креслу. Неожиданно он стал казаться хрупким и уязвимым, и Энтони понял, что сам привязался к нему. Он заботливо ухаживал за ним. Этот человек вытащил его из грязи и превратил в цивилизованное существо; он дал ему образование, он направлял его, пока он не стал воспитанным и знающим человеком. Но когда Энтони молил Бога, чтобы «тот» не умер, это было не только потому, что хозяин заботился об Энтони, но и оттого, что Карральдо не хотелось взваливать на свои плечи статус «того» как главы «дела».

Однажды вечером они тихо сидели и читали после обеда, Энтони закрыл книгу и пожелал доброй ночи своему боссу. Он почувствовал, что устал, и хотел пораньше лечь спать.

– Не уходи пока, сынок, – сказал «тот» тонким дрожащим голосом.

– Конечно, нет, сэр, – Энтони опять опустился в кресло рядом с ним. – Я что-нибудь могу для вас сделать? Может быть, что-нибудь принести? Вам чего-нибудь хочется?

– Там есть один документ, – он указал головой на круглый мраморный стол около окна. – Принеси мне его, хорошо?

Энтони принес.

– Теперь прочти его, – спокойно сказал «тот человек». – И скажи, что ты думаешь по этому поводу.

Энтони прочел документ об официальном усыновлении. Тот человек хотел, чтобы Карральдо стал его законным сыном. Он уставился на бумагу, не имея сил встретиться взглядом с встревоженными глазами хозяина. Энтони часто представлял себе, что если ему станет невмоготу такая жизнь, или его призовут к тому, чтобы принять участие в делах «Семьи», то он найдет выход. Он покинет этот дом, покинет Италию, начнет новую жизнь. Но если он подпишет этот документ, он станет законным сыном «того человека». И тогда спасения не будет.

– Другого пути нет, ты же понимаешь, – сказал тот. – Если бы ты был моим родным сыном…

Он выбросил вперед руку, указывая на комнату, картины, произведения искусства.

– Все это было бы твоим, – он устало вздохнул. – Но много других, которые ждут, как акулы добычи, чтобы сожрать все это, когда меня не станет. Мы не можем допустить, чтобы это случилось, Энтони, ведь мы это можем? Это в наших силах? Моя коллекция… так много сокровищ… сколько красоты… для них это только выгодный дорогостоящий товар. Но я знаю, что ты будешь любить все это, как я люблю. Ты действительно мой сын.

Энтони подписал документ дрожащей рукой, тронутый незамутненной радостью, которую увидел в глазах «того», когда передавал ему бумагу.

– Я как-то говорил, что надеюсь на то, что тебе не придется сожалеть, если ты согласишься разделить мое общество, – произнес «тот человек» тихо. – А теперь я могу сказать это с уверенностью.

Еще через два месяца с ним случился второй, уже сильный удар. Он умер в считанные минуты. И Энтони очутился в роли владельца и наследника всего того, что осталось после хозяина. И новым главой «Семьи».

Похороны были устроены с подобающей помпой, на них присутствовали только Энтони и «высшие чины» империи хозяина, а также дюжина молчаливых, одетых в черное, с мрачными глазами мужчин, которых он совершенно не знал. После церемонии они вежливо предложили ему обсудить кое-какие вопросы, связанные с бизнесом. Скрывая нервозность, Энтони слушал, как они излагали ему свои соображения о роли, которую ему теперь придется играть. Из-за своей неопытности, как они мягко выразились, ему будет трудно управлять таким сложным делом. Поэтому они предложили ему помощь – взять под свой контроль определенные «ситуации»… лучше будет, однако, если он просто предоставит все им… тогда не будет никаких проблем, никаких конфликтов… Конечно, они уважают волю покойного, говорили они, но ведь и картины и произведения искусства никогда по-настоящему не принадлежали его бывшему хозяину. Их нужно теперь пустить в дело.

Энтони смотрел на них с презрением. Они сделали большую ошибку, принимая его за дурака; он кипел от ярости – не за себя, а за умершего. Они просто хотят растащить по кирпичикам его дело – по куску на брата, а ошметки – ему. Он откинулся в кресле, позволив им говорить, что им вздумается, пока в комнате не повисла тишина. Они смотрели на него выжидательно – каков будет его ответ.

Какая ирония! – думал он. Они предлагали ему то, что, как он полагал, ему всегда хотелось. Но теперь он знал, что не может принять это – вовсе не потому, что мечтал стать «крестным отцом» Семьи, но оттого, что не хочет предать человека, который превратил его из неотесанного невежественного уличного бродяги в цивилизованного, знающего человека, в того, кто должен занять достойное место среди интеллектуальных вассалов его бывшего босса. Энтони знал, что эти криминальные бароны вовсе не заботились о продолжении дела своего соверена, и настал час для Энтони оправдать доверие и надежды, которые возлагал на него «тот человек», сделав его своим наследником.

Стараясь говорить низким ровным голосом, он поблагодарил их за предложенную помощь, но сказал, что не нуждается в ней и что не может быть и речи о дележе его наследства. Прежде чем они могли что-либо ответить, он добавил:

– Я думаю, вы помните, джентльмены, что меня специально учили и готовили к тому, чтобы взять дело в свои руки – и хорошо учили. Моя Семья лояльна и будет делать то, что я велю. Думаю, вы вскоре убедитесь, что все обстоит так же, как и тогда, когда был жив мой отец.

Это был первый раз, когда Энтони назвал «того человека» отцом. К горлу его подкатил комок, и он от всей души хотел, чтобы можно было повернуть время вспять и он мог произнести это слово, когда «тот человек» был еще жив.

– Что же касается картин и произведений искусства, – продолжал он, – то они – личная коллекция отца. И это была его воля, особо оговоренная, что коллекция должна сохраниться в неприкосновенности. И я обещал ему, что это будет исполнено в точности.

Все они обнимали Энтони, поднимая бокалы вина за его успех, но он знал, что они не успокоятся и не примут так просто его отказ. И он также знал, что не станет узником особняка, подобно «тому человеку». Он лучше умрет. Покойный был старым человеком, он уже прожил свою жизнь, когда капкан захлопнулся, но Энтони был еще молод. Он собирался выполнить обещание, данное своему бывшему боссу, но он будет жить своей жизнью, без охраны и оружия. Он понимал, что ему придется бороться за свою свободу. И он должен доказать, что имеет право на уважение со стороны членов его Семьи.

Неделей позже он ехал в большом черном «мерседесе» седане «того человека» по дороге, вьющейся вдоль побережья, когда заметил в боковое зеркало, что его преследует грузовик, везущий ящики с овощами. Дорога была узкой, сбегавшей вниз по массивной скале к морю. Грузовик быстро приближался, намеренно пытаясь прижать его к самому краю шоссе. Не было никаких сомнений в том, что кто бы ни сидел за рулем, он собирался убить его. Инстинктивно Карральдо нажал на газ. Грузовик ударил его в бок, но мощный автомобиль Энтони рванулся вперед, его колеса завизжали, когда Энтони резко вывернул руль. Но он не потерял управление. Грузовик неожиданно остановился, и, Энтони, дав задний ход, быстро покатил туда, откуда только что вырвался. Изо всех сил, опять нажав на газ, он ударил грузовик, который, сломав оградительный барьер, полетел, кувыркаясь, вниз по скале. Энтони поставил машину на ручной тормоз и откинулся в изнеможении на сиденье. Несколько минут он сидел неподвижно, пот струился по его лицу, все тело дрожало. Потом, вытерев пот со лба носовым платком, он, преодолевая слабость, вылез из машины и заглянул в пропасть. Изумрудное море пенилось прибоем у подножия суровых охристо-коричневых скал, почти лишенных растительности – лишь несколько деревьев цеплялось корнями за их поверхность. Теперь он знал, что не потерял быстроту реакции старого уличного бандита – ударить первым, пока не прикончили тебя. И в будущем все его отношение к жизни основывалось на этом.

Потом, на следующей неделе, случился пожар на вилле. И только благодаря тому, что Энтони не мог уснуть в ту ночь и отправился вниз в библиотеку на поиски чего-нибудь спиртного или книжки, которую можно почитать перед сном, ему удалось спасти здание… и свою жизнь. Он вырвал у огня Тициана и Веронезе, но среди его важных потерь были Гирландайо и любимые «тем» Каналетто. Хотя Энтони и не был виноват в случившемся, его не покидало горькое чувство, что он предал умершего.

Затем однажды вечером он отправился один в театр, отдав распоряжение, чтобы за ним прислали машину после окончания спектакля. Неожиданно он почувствовал, что не сможет больше вынести ни единой одинокой ночи на вилле. Ему нужна жизнь… женщины… секс. Отослав машину домой, он растворился среди толпы в одном из кварталов в поисках определенных удовольствий. Когда он возвратился в особняк через два дня, – бледный, с темными кругами под глазами, он узнал, что его машину нашли на обочине одной из дорог, изрешеченную пулями. Водитель был мертв. Энтони понял, что ему объявили войну. Но он знал, кто его враги. Или он – или они. Вместе им нет места на этой земле.

Инстинкт выживания, проснувшийся в нем еще в детстве среди развалин покалеченного войной Неаполя, придал ему сил, когда он собрал своих подчиненных и выработал план действий. Хладнокровно и до мельчайших деталей. Через несколько месяцев все те, кто присутствовал на похоронах «того человека», нашли свою смерть. И после этого никто уже не осмеливался сомневаться в праве Карральдо быть наследником империи. С кривой улыбкой он припомнил ту ночь, когда он впервые увидел «того человека» и сказал ему презрительно, что никогда не убьет человека из-за денег.

– Никто никогда не попросит тебя об этом, – отметил тот с понимающей улыбкой. – Это будешь ты отдавать приказы.

И Энтони знал, что если потребуется, он опять отдаст эти приказания. Но теперь он завоевал себе свободу.

К тому времени он уже так глубоко увяз в «деле», что не было пути назад. Он был верховным администратором, но Энтони ненавидел то, что ему приходилось делать. Мысль об огромном количестве денег, постоянно возраставших, к тому же на различных банковских счетах во многих странах мира, никогда не давала ему и подобия удовлетворения, какое давал когда-то вид маленькой пачки банкнот, спрятанных под половицами его собственной первой скромной квартирки. Он искал убежища в двух своих сильных привязанностях – музыке и искусстве. Он часто ходил в оперу; с головой окунался в походы по галереям, в поездки на различные выставки-продажи. Он чувствовал что-то вроде подобия счастья, когда держал в руках только что купленную картину. Однажды, когда он был на аукционе Сотби'с, Энтони разговорился с аристократического вида стариком, и за бокалом вина он рассказал Карральдо о том, что у него до сих пор дом полон картин, хотя ему и пришлось продать некоторые полотна старых мастеров много лет тому назад. Видя, что Карральдо хорошо разбирается в искусстве, он пригласил его провести уик-энд в своем загородном доме, чтобы новый знакомый мог своими глазами взглянуть на его сокровища.

Было множество больших ярких пятен на стенах – на тех местах, где когда-то висели эти проданные картины, но пока они бродили по бесконечным коридорам и холодным тихим комнатам, молчание которых тревожило только эхо, Карральдо заметил несколько полотен большой художественной ценности. Он предложил лорду Бестону хорошую цену за них, на что тот быстро согласился.

Они сидели потом в библиотеке и попивали виски, чтобы отметить сделку и погреть кости после прогулки по холодному дому, когда Энтони заметил пару маленьких пейзажей, полураскрытых в темном углу комнаты.

Они терялись среди перегруженной вещами обстановки кабинета, но он мгновенно узнал в них редких Каналетто, написанных, в тот период, когда художник был в Лондоне. Он сразу же сказал лорду Бестону, что картины, несомненно, подлинные и очень ценные, а затем предложил ему сумму, на десять процентов превышавшую ту, которая может быть поставлена на аукционе. Энтони знал, что очень скоро смог бы продать их еще на тридцать процентов дороже предложенной цены. Посоветовав лорду переговорить с другими покупателями, прежде чем продать картины ему, Карральдо однако был уверен, что он их получит.

Энтони вернулся в Лондон. На следующий день лорд Бестон привез пейзажи в отель, где остановился Карральдо. Энтони ощущал дрожь восхищения, держа в руках свою первую выдающуюся находку. Он не только частично искупил свою невольную вину перед «тем человеком», его верой в своего приемного сына, но и нашел свое истинное место в жизни.

Милан был богатым индустриальным городом, но он не считался международным центром искусств. Именно по этой причине Карральдо решил открыть свою галерею здесь. Он будет первым. Он купил особняк на престижной, элегантной улице и заново переоформил интерьер, принимая во внимание то, что его дом должен стать ультрасовременной художественной галереей. Она была разделена на две независимые части: одна – для размещения картин мастеров прошлого, а другая – для произведений новых молодых художников, которых он открывал и которые предоставляли ему свои работы. Как правило, он становился их спонсором. Карральдо хорошо знал свое дело, и с его опытным знающим взглядом и инстинктивным чувством прекрасного, он вскоре привлек внимание коллекционеров, которые стали пользоваться его услугами – они просили его отыскивать работы именно тех художников, которыми они интересовались. Галерея Карральдо процветала, и через год он открыл вторую в Париже. Не прошло и двух лет, как имя Карральдо стало упоминаться наравне с именами самых маститых международных авторитетов в области искусства в Нью-Йорке, Лондоне, Париже…